Текст книги "Путь. Том 1"

– Они что – все такие? – с горечью спросил он, поравнявшись.

– Какие – такие? – переспросил Дэйкен.

– Бесчеловечные, – помедлив, подобрал слово Дэриэн. – Они действительно собирались… надругаться над нами?

– Да.

– Почему?!

– У них мало женщин. На всех не хватает. Мы с тобой им приглянулись… В противном случае нас сразу бы убили.

– За что?!

– Они не любят чужаков.

– «Не любят?» – гневно передразнил Дэрэк. – Я не люблю Эске, что вечно суёт свой клюв куда не следует! Но это не значит, что я захочу избавиться от него подобным образом!

– Ты принц Саора, – сухо ответил Джэд. – Саор живёт по своим законам, Мариник – по своим.

– Люди не должны убивать людей!

– Изложи свою точку зрения тем, с кем встретишься здесь в следующий раз. Пока они не убедят тебя в обратном, отправив к звёздам.

– И мы просто оставим всё, как есть?

– А ты предлагаешь ввязаться в их войны и насадить свои порядки?

Дэрэк убыстрил шаг, стараясь взглянуть в лицо Дэйкена:

– Нет, но…

– Что «но»? – повернулся к нему Джэд. – Договаривай!

– Я не понимаю, почему ты так снисходителен к этим мерзавцам! Хорошо, нам они не страшны. Но, окажись на нашем месте простые путники – что эти звери сделают с ними?!

Синеглазый открыл было рот, но в последний момент сдержался. Некоторое время он шёл молча, затем ответил:

– Я и сам когда-то думал так же. Впервые попав на Мариник, прямо взбесился. С Тором переругался, кляня Законы, не позволяющие вмешиваться в дела иных миров.

– А потом смирился?

– Нет. Понял, что мы не имеем права… Чтобы изменить Мариник, мало обладать силой и желанием. Необходимо любить его – так же глубоко и искренне, как любим Саор мы. Эта любовь позволит среди всех недостатков выделить и сохранить то, что делает этот мир неповторимым и должно остаться нетронутым. Что-либо исправлять должны не пришельцы, не чужаки, не гости. Только они сами. Это их жизнь и их путь, и они должны пройти его самостоятельно, без помощи извне. Может, кому-то и мы кажемся бесчеловечными – с нашими Ритуалами, Поединками, изгнаниями… Но ты не хотел бы, чтобы кто-то – пусть в десятки раз лучше, могущественнее, справедливее нас! – явившись откуда-то из безвестной дали, стал бы распоряжаться у нас в Саоре?!

Дэриэн вздохнул:

– Не хотел бы… Всё так. Ты прав, Синеглазый. Только смириться с этой правотой трудно! Двадцать лет я воспринимал мир как данность. Ты первый показал мне, что наша жизнь, наше будущее, всё, что нас окружает, зависит от нас самих.

– Ты сам себе это доказал. Весьма наглядно.

– А теперь мне сложно отделить то, за что я в ответе, от того, что меня вроде не касается. Как различить это, Синеглазый? Где проходит грань между тем, что дозволено и не дозволено – не принцу Саора, не Правителю – каждому из нас? Наши Законы не говорят нам об этом прямо. Они нас ограничивают, они многое нам запрещают, но они ничего за нас не решают. Они словно заставляют нас снова и снова выбирать между желанием помочь и долгом не навредить и выбор с каждым разом всё тяжелее, потому что выбираем мы уже не для себя.

– Я каждый раз задаю себе этот вопрос, Дэрэк. И не нахожу ответа. Иногда, слепо соблюдая Закон, мы предаём себя. Или того, кто нам дорог. А нарушив его, мы повторим путь Мариника. Знаешь, этот мир не всегда был таким. Четыре столетия назад он был очень похож на Саор – суровый и честный, подчинённый Одигер, как мы магии, но не страдающий от этого.

– Так что же случилось?!

– Самое страшное, что ничего особенного. Один правитель совершил маленькую подлость. Другой повторил – с большим размахом, и весь Мариник вступил на путь взаимных оскорблений и обид. А где распри – там и войны. В битвах же можно забыть обо всём – о чести, великодушии, сострадании… обо всём, кроме желания выжить и властвовать. И мир, подобный Саору, превратился в жестокий хаос. Мариник – это то, чем может стать Саор, если однажды один из нас захочет истолковать Закон в своих интересах… Поэтому я должен…

Он замолчал, но Дэрэк уже понял, что мог бы добавить, но не стал произносить вслух король Саора. Это невысказанное и было тем, ради чего они сейчас шли по странному жёлтому миру.

Поддаться на уговоры – пустяк, особенно учитывая пыл и страсть, с которыми тебя упрашивают. При этом, как верно заметил Сорк, Законы не нарушаются. И можно вроде бы забыть этот досадный эпизод в истории Саора…

Но если однажды кто-то другой в иной ситуации и по иному поводу, припомнив случившееся, захочет всё повторить – ещё не переступая, а слегка потеснив Закон? Следующий же, несомненно, уже смело перейдёт грань допустимого, ссылаясь на необходимость и чрезвычайные обстоятельства. Вот он, путь Мариника. Да, но…

Но!!!

Юноша сначала похолодел, затем его бросило в жар. Он снова слышал голос, звонкий и злой, всерьёз пообещавший пожертвовать самым святым в Саоре ради него, Дэрэка, ради того чувства, что непостижимым образом связало их. И только сейчас спустя полгода он до конца понял, что значили те слова для Джэда, и ахнул, как когда-то Гэсса. Как мог пусть даже в гневе сказать такое человек, что так ясно понимает и тогда, безусловно, понимал все последствия подобного поступка?! Не просто человек – король, Правитель, ученик Тора?! И чем он, Дэр, сын Дэфка, лучше Диарены?!

– Скажи мне, – замирая, произнёс он. – Если бы Гэсса продолжала упорствовать… Ты решился бы на это, Синеглазый?! Зная, что спасёшь мне жизнь, но нарушишь Закон? Или те слова вырвались в запальчивости, и ничто, по-твоему, не заслуживает того, чтобы рисковать будущим нашего мира?

Джэд посмотрел ему прямо в глаза:

– А как думаешь ты?

Дэриэн смутился – от пристального, пронзительного, пронизывающего взгляда, от звука дрогнувшего голоса, от того, как странно блеснули глаза короля.

– Я… не знаю… – пробормотал он.

– Вот и я – не знаю! – отрезал Джэд и вдруг попросил чуть ли не с мольбой: – Пожалуйста, Дэрэк! Никогда больше не спрашивай меня об этом! Что бы я ни ответил и что бы ни думал и считал правильным, всё это окажется бесполезным, если когда-нибудь мне всё-таки придётся выбрать между моим долгом и моим сердцем… Во мне живут два разных человека, один из которых готов принести в жертву всё ради долга Правителя, а второму легче стать преступником, нежели предать… – Он запнулся, посмотрел на Дэрэка с непонятной тоской: – Я не знаю, клянусь Тором! Не знаю, кто из них и в какой миг одержит победу в этой постоянной борьбе. Не знаю даже того, кто из них имеет больше прав на существование. Единственное, что я могу тебе сказать, – тогда, споря с принцессой… я не лгал ни себе, ни ей!

Дэриэн обнял его – сначала осторожно, опасаясь, что тот отстраниться, затем, не встречая сопротивления, притянул так сильно, как смог:

– Да. В этом ты весь, мой Синеглазый… Две сущности в одном. Джэд и Дэйкен. И если один испытывает то же, что и я, – страсть, боль, сомнения, то другой давно осознал, что при всей своей власти никогда ни для кого не должен делать исключения… что бы при этом ни испытывал первый.

– Я же не виноват, что я такой… – тихо откликнулся Джэд.

– Мой Синеглазый, прости меня! Ты самый дорогой и родной мне человек. Меньше всего я хотел причинить тебе боль. Я всегда говорю прежде чем думаю.

– Дэрэк… у меня нет никого ближе тебя. Поэтому постарайся всё-таки думать перед тем как что-нибудь сказать! Если ты кого-то допускаешь в своё сердце, он может ранить тебя больнее, чем остальные.

– Потому ты и был столько лет одинок? Чтобы никто не понял, насколько ты уязвим? Никто не повлиял на твой долг короля?

– Да.

– Джэд… Почему я? Нет, не подумай… Я счастлив, я горжусь! Почему ты выбрал меня?!

Дэйкен улыбнулся и взъерошил пепельные пряди:

– Это ты меня выбрал! Когда доверился, пошёл со мной, терпел мои насмешки, принял таким, как есть, закрыл собой, начал защищать – меня! Никому и в голову это не приходило! Заявить королю, что он должен отчитываться в своих действиях – потому, что впервые кого-то волнует его жизнь не только как правителя Саора!

– Джэд…

– Я никогда и никому не был нужен сам по себе. Король и маг. Власть и сила. Ты знаешь, что ты был единственный, спросивший меня, люблю ли я цветы?.. Никого не интересовало, что я люблю. Даже Тора.

– Ты с виду такой неприступный. Невозмутимый, бесстрастный. Чувства прячешь, боль скрываешь. Даже Эльги считала, что ты не умеешь любить. Куда это годится? Как можно рассмотреть тебя под бронёй твоей холодности, отстранённости, иронии? Ты всего на три года старше меня, но, когда я тебя встретил, мне казалось, что ты прожил века.

– Но ты же разглядел!

– Потому, что ты открылся – тогда, под вегеком… После этого я всегда видел тебя под любой защитой… Мой Синеглазый. Ты не сердишься, когда я тебя так называю?

– Нет. Мне это нравится. Один раз меня так назвал Тор – перед тем, как ушёл. Только у него в конце было многоточие. Недосказанность. А ты произносишь так, что сразу понятно: я твой – и точка.

Теперь засмеялся и Дэриэн:

– Ты тоже называешь меня «мой Дэрэк». Только за глаза. Не красней, я знаю. Дейзи с Эльгер секретничали, я услышал. Мне было бы приятно, если б ты говорил это в лицо. Тем более что это правда.

– Мой Дэрэк…

– А что ты сказал этому наглецу? Такое, что он взбесился?

Джэд покраснел:

– Перевёл на их язык несколько выражений Земли. Только не спрашивай каких! Они не совсем приличные… вернее, совсем неприличные! В Саоре даже слов таких не существует.

Дэриэн прищурился:

– Ты меня пугаешь… своей разносторонностью.

– Слушай, мы отвлеклись. И почти пришли. Видишь впереди просвет? Там деревня, в которой стоит дружина Кеба. И люди, которых нужно расспросить о Мэйлин. Вот тебе задача: как сделать это и избежать лишних неприятностей?

– Сделаться невидимыми?

– Невидимка не может разговаривать с людьми. К тому же нам ни в коем случае нельзя показывать, что мы владеем магией. Я забыл тебя предупредить: колдунов здесь ненавидят даже больше, чем чужаков. У меня есть идея…

* * *

Кжан вытер пот и с гордостью оглядел свою работу.

Шатёр удался на славу – прочный, просторный, как раз для Скили и их будущих детей. Кеб сказал: до следующего Прохождения ещё три и две трети года, так что, вполне возможно, у них успеет родиться не один ребёнок. И шкуры он выделал не кое-как, а на совесть, и жерди не просто очистил от коры, но и любовно покрыл узором из колец и чёрточек. А пол не только выровнял, но и настелил плотно пригнанными досками. Надолго бы сохранился, подумал Кжан с грустью, да разве с собой в повозку его возьмёшь?

Его сосед справа ещё возился, обрубая сучья. На срезах выступала густая рыжая смола, терпкий смоляной запах витал над деревней. В воздухе стоял стук множества топоров: возводились шатры, чинились повозки, вбивались частоколы.

От шатра Кеба – огромного, полсотни человек руками не обхватят! – доносилась грубая брань. «Опять что-то не поделили, – поморщился Кжан. – Только и знают, что таскаться по чужим шатрам за девками да грызться между собой из-за доли добычи. Нет бы прочистить как следует лес, а то любительницы одиноких прогулок вроде Нуки рискуют нарваться на передовые отряды Хорза. Постарел воевода, раскис – вот и порядка в дружине не стало. Третий день стоят, а лес до сих пор не проверен. Девчонка бегает где попало, смотреть за ней некому».

Осиротела она в это Прохождение. Агзи, её мать, а его, Кжана, сестра, сплоховала, не поспела за всеми – и Одигер забрало её себе. Да по правде, странная она была, Агзи, такие долго не живут. Ещё до рождения Кжана она с родителями жила возле Пещер – и не иначе бегала туда тайком. Там и набралась всякой дури. Когда родителей убили, Агзи словно головой повредилась, такой и осталась. Хорошо Осеш пожалел бедняжку, взял не рабыней, а женой. Добрый был парень, дочь очень любил. Год уж, как зарубили его. Жаль Нуки. Будь она помладше – взял бы себе в дом. Но пятнадцать – самая пора девичьего расцвета, а Кжану не нужны грязные сплетни и домыслы. И Скили вряд ли понравится, что в доме живёт девушка одних с ней лет. Вот Снав заглядывается на девочку – чем не муж? Второй человек в дружине и не прочь стать преемником старика. Кебу без года сорок, пора и честь знать. Снав молодой, напористый. Люди его уважают и боятся, всего понемногу. Добычи нахапал столько – в пяти возах не умещается. Плохо лишь то, что Кжану он совсем не нравится: может, потому, что он и к Скили в своё время приставал? Снав не упустит случая приволокнуться за девчонками.

Из-за соседнего шатра показалась девушка. Загорелая, гладкая, атласная кожа блестела на солнце. Золотистые, как и у Кжана, волосы подчёркивали янтарный цвет глаз, вызывающе сощуренных, дерзких.

Кжан укоризненно покачал головой:

– Зря ты не носишь с собой нож, Нуки. Смотри, нарвёшься на парней Хорза – и красота не спасёт. Повезёт ещё, если станешь рабыней у какого-нибудь молодчика!

– По-твоему, быть женой этой скотины Снава – доля завиднее? – дёрнула плечом девушка. – Вон он, лёгок на помине! Выступает! Наверняка, со своим сватовством! И его дружок Отис тут как тут. Странно, где же остальные подпевалы? Выражай им свою признательность, дядя, а я для этого слишком презираю падаль!

Она развернулась, собираясь уйти, но Кжан удержал её своей неуклюжей лапищей лесоруба:

– Слушай, девочка… Отец твой погиб. Агзи больше нет. Я только что женился. Мне придётся заботиться о семье. Ты не сможешь жить одна… тем более со своими идеями. Люди у нас недолюбливают тех, кто от них отличается. А Снав к тебе неравнодушен. Он метит на место Кеба. Своей жене он простит любую блажь, коли она будет так красива, как ты. Остальные же не посмеют задевать жену воеводы.

Нуки упрямо стиснула губы.

Дружинники приближались. Отис наклонил голову в знак приветствия, Снав надменно выпятил крупный подбородок. Кжан низко поклонился в ответ. Нуки презрительно отвернулась. Кжан напрягся, ожидая гнева, но, вопреки обыкновению, дерзость девушки прошла незамеченной. Через минуту всё разъяснилось: дружинников что-то заботило.

– Эй, ты! – грубо бросил Снав. – Деревенщина! Собери всех, да поживее!

– Всех? – переспросил Кжан растерянно.

– Что, оглох? Всех, тебе говорят, – стариков, женщин, детей! Поторапливайся!

Тот покорно поспешил к ближайшему шатру. Нуки шагнула было в сторону, как властный окрик Снава настиг её:

– А ты это куда?!

Она взглянула на него с нескрываемым отвращением:

– Нас здесь почти сотня человек, не считая твоих головорезов. Один дядя будет собирать их до вечера!

Отис глянул на своего командира с некоторой долей сочувствия. Тот вместо ожидаемой вспышки ярости лишь повелительно махнул рукой:

– Тогда ступай! Живо!

Через каких-нибудь четверть часа люди деревни толпились на небольшой площади перед шатром Кеба, недоуменно переглядывались, шептались украдкой, искоса поглядывая на Снава, расхаживающего надменно и нетерпеливо.

Вышел и сам воевода – всклокоченный, недовольный – и первым делом напустился на виновника сборища:

– С каких это пор ты самостоятельно командуешь здесь, мерзавец?! Прежде, чем распоряжаться, не мешало бы спросить у меня позволения! Ты у меня в подчинении, забыл? Или ты уже считаешь иначе?!

Снав склонился перед ним чуть ли не пополам, но не дрогнул под напором начальственного гнева:

– Выслушай меня, Кеб, и ты поймёшь, почему я так распорядился.

Нуки вдруг показалось, что в глубоком поклоне Снав прячет усмешку.

Воевода несколько смягчился:

– Говори!

– Только что в лесу мы столкнулись с двумя колдунами…

Поднявшийся шум заглушил его слова. Истерично заголосили женщины, испуганно захныкали дети. Кеб прикрикнул, осаживая народ, и с беспокойством повернулся к Снаву:

– С чего ты решил, что это были колдуны?

– Они возникли из воздуха на наших глазах, – спокойно ответил Снав. – Мы следили за ними, пока этот олух, – он кивнул на Отиса, – не свалился, словно куль, им под ноги и всё испортил.

Дружинники загоготали, Отис насупился.

– Тогда я приказал убить их, – продолжил Снав, – но у нас не получилось.

– Что?! – с рёвом подскочил на месте Кеб. – Вы оставили их в живых? Эту мразь, порождение Одигер? И ты ещё собрал здесь всю деревню, чтобы сообщить о своём позоре?!

– Они превратили в пыль наши мечи после чего опутали чарами по рукам и ногам, так, что мы не могли пошевелиться – лишь смотрели, как они уходят.

Ужас на обезображенном шрамами лице Кеба мешался с яростью:

– Переройте весь лес, найдите их и прикончите! Возьми с собой сколько хочешь людей, но к вечеру принесите мне головы и сердца этих тварей! А где твои Тирж, Кжет и Розк? Почему с тобой только Отис?

– Они ждут в условленном месте. Но ты не дослушал, Кеб. Пока мы выслеживали колдунов мы слышали их разговоры. Они искали ведьму по имени Мэй. Поэтому я и собрал здесь всех без твоего ведома, чтобы не терять времени. Кто слышал об этом отродье из их проклятого племени, пусть проводит нас к ней или покажет дорогу. Мы разделаемся со всеми тварями разом!

– Ну? – грозным взглядом обвёл толпу Кеб. – Кто из вас знает о ведьме по имени Мэй – выкладывай!

Кжан смутно припомнил: да, он уже слышал это имя. Агзи рассказывала – шёпотом, с оглядкой – вдруг кто услышит?! – что колдунья помогала матери. Он подался вперёд, но Нуки повисла у него на руке, горячо зашептав в самое ухо:

– Во имя четвёртого солнца, молчи, дядя! Разве ты не понимаешь? Они убьют её! Так ты заплатишь за доброе отношение к твоей семье?

Кжан мрачно дёрнулся, высвободился, но своего девушка добилась: он промолчал.

Другой голос за его спиной с вызовом произнёс:

– Мэй вы не найдёте. Я слыхал, ведьма сдохла перед этим Прохождением. Вот дом её стоит, и там кто-то до сих пор живёт. Только вряд ли вы туда попадёте! Вокруг него стена, что не пробить ни мечом, ни тараном. Что таран – Одигер ей нипочём, хоть ни глазом её не разглядеть, ни рукой не пощупать.

– Кто это говорит? – повернулся в ту сторону Снав.

– Я! – грубо растолкав всех, к нему вразвалку подошёл рыжеволосый детина с непомерно толстой шеей. – Напомнить, кто я такой? Или ты забыл наш уговор, Снав?

– Что ещё за уговор? – нахмурился Кеб, угрожающе подступив к Снаву. – О чём это ты сговариваешься без моего ведома?! Можете проваливать! – проорал он остальным.

Все, кроме избранной горстки дружинников, поспешили поскорее разойтись, предчувствуя неладное. Кжан взял за руки жену и племянницу, собираясь увести. Пусть разбираются без них.

– Нуки! – рявкнул рыжий. – Поди сюда!

Девушка крепко стиснула руку Кжана.

– Иди, – шепнула ей Скили, – хуже будет. Вон Кеб как смотрит! Мы подождём здесь, если что – кричи.

Нуки нарочито медленно вернулась и гордо вскинула голову:

– Чего тебе, Лудс?

– Вот наш уговор! – ткнул в неё грязным пальцем рыжий. – Короткая у тебя память, Снав! Вчера мы условились, что девчонка достанется сильнейшему, а сегодня ты морочишь мне голову дохлой ведьмой? Струсил?

– Кажется, я никому не давала повода делить меня, словно рабыню! – вспыхнула девушка. – Ни тебе, Лудс, ни тебе, Снав!

Последний мельком глянул на неё и с усмешкой повернулся к верзиле:

– Слышал, рыжая образина? Не всех наш уговор устраивает!

– Брось! – скривился Лудс. – С каких это пор ты потакаешь бабским капризам? Пусть себе кочевряжится, цену набивает! Решим наш спор, как полагается мужчинам! Или ты и впрямь испугался, гордость нашей дружины?

– Но-но! – прикрикнул на него Кеб и набросился на Снава:

– Что ты позволяешь поносить тебя какому-то деревенскому дурню! Или одна-единственная неудача лишила тебя уверенности? Задай ему трёпку, чтоб навсегда зарёкся задирать моих людей!

Снав коротко кивнул Кебу, переглянулся с Отисом и встал напротив Лудса:

– Раз воевода позволяет, ты своё получишь. Давно собирался тебя проучить, земляное ты рыло! Но с условием.

– Это с каким же? – подозрительно уставился на него рыжий.

Дружинник прищурился:

– После ты покажешь мне дорогу к дому ведьмы.

Лудс ухмыльнулся:

– А если я тебя убью – кому мне её показывать?

– Вот ему, – Снав кивнул на Отиса, – он уплатит мой долг этим тварям.

– Договорились! – рыжий выхватил меч и приготовился к бою.

– Кеб! – в отчаянии крикнула Нуки. – Неужели ты допустишь, чтобы свободную женщину твоего рода разыгрывали, словно рабыню, взятую в плен?!

– Умолкни! – шикнул на неё воевода. – Ты должна гордиться, что за тебя бьётся мой лучший дружинник! Начинайте! – приказал он.

Лудс первый ринулся в атаку. Снав легко уклонился, и здоровяк пролетел мимо. Следующий бросок рыжего оказался ещё неудачнее: одним ударом ребра ладони Снав выбил меч из руки противника и тот, блеснув на солнце, отлетел далеко в сторону. Воевода одобрительно крякнул. Лудс выхватил тяжеленный кривой нож, но не прошло и минуты, как нож отправился вслед за мечом.

По присутствующим прошёл дружный вздох удивления и восхищения. Нуки же с ужасом отметила, что сам Снав до сих пор не сделал ни единого выпада – он просто оборонялся. Правда, с горечью подумала девушка, если так пойдёт, вскоре Лудс станет безоружной лёгкой мишенью для искусного воина.

Она не сочувствовала ни одному из дерущихся, в равной степени презирая их обоих, и тем не менее испытывала беспокойство. Нечто в происходящем казалось ей странным, неправильным и поневоле удерживало внимание.

– Что ты возишься, Снав! – гаркнул воевода, – Прикончи его, наконец!

– Ну уж нет, – усмехнулся дружинник, – кто тогда укажет мне дорогу?

Краем уха Нуки уловила приглушённый смешок и, переведя взгляд, поразилась выражению лица Отиса. Обычно тупое, сонное и вялое, оно стало по-мальчишечьи озорным и нетерпеливым.

– Не тяни время, – одними губами передал Отис своему командиру.

Тот, словно выполняя его пожелание, неуловимым приёмом сбил рыжего с ног. Лудс грохнулся на спину, точно подрубленный ствол дерева, и беспомощно замер, раскинув руки. Всё это очень походило на какую-то игру – особенно когда Нуки поняла, что Снав впервые обнажил меч – чтобы приставить его к груди поверженного, спросив:

– Достаточно?

Со страхом, не веря, что ему и впрямь даруют жизнь, даже не покалечив, Лудс выдохнул «да» и с трудом поднялся, отряхиваясь и затравленно озираясь.

Дружинники, довольно гудя, окружили победителя. Сам воевода уважительно склонил голову, спросив:

– Это в стычках с Озиком ты выучился новым приёмам, Снав? Обязательно покажи мне их, когда натешишься с девчонкой.

Нуки оцепенела. Внутренне сжавшись, она смотрела, как, отпустив пару грубых шуток, уходит Кеб, как подробно расспрашивают побеждённого Снав и Отис и, едва удовлетворив их любопытство, скрывается Лудс, а дружинники, проводив его хохотом и бранью, разбредаются кто куда. Когда же перед шатром воеводы не осталось никого, кроме неё и тех двоих, что были ей противны, она первый раз в жизни пожалела, что при ней нет ножа. Один точный удар – и она избежала бы участи хуже смерти – стать женой этого самоуверенного нахала и бабника.

Между тем, позабыв о её существовании, дружинники быстро направились в сторону, указанную Лудсом. Когда они поравнялись с ней, она выпалила, глядя прямо в ненавистное лицо:

– Я всё равно не стану твоей! Уж лучше заколю себя или уйду в Одигер!

– Прекрасно, – спокойно ответил Снав, – а просто уйти из селения и поискать тех, кто ближе тебе по духу, не хочешь?

Нуки в немом изумлении уставилась на него. Хриплый голос, несомненно, принадлежал Снаву, его гортанный выговор. Но слова (а главное – тон) не могли, никак не могли принадлежать распущенному юнцу, домогавшемуся её чуть ли не с прошлого Прохождения.

Не вступая в дальнейшие разговоры, дружинники оставили Нуки наедине с её потрясением. Девушка растерянно огляделась. Из-за шатра воеводы выглядывали встревоженные и напуганные Кжан и Скили. Нуки с секунду колебалась, затем мотнула головой и подбежала к ним. На миг обняла дядю, поцеловала тётю – свою ровесницу, выпалила быстро:

– Скили, Кжан, я ухожу. Здесь мне всё равно не жить! Сделайте так, чтобы меня не искали. Скажите, что меня звери растерзали или люди Хорза уволокли, – неважно, что придумаете, лишь бы за мной не было погони.

– Куда ты? – ужаснулась Скили.

– В Пещеры.

– Сумасшедшая! – ахнул Кжан. – Тебя убьют по дороге!

– Нет, – улыбнулась девушка. – Кажется, я нашла себе хороших провожатых. Прощайте.

Она повернулась и бросилась со всех ног вслед за дружинниками, несмотря на раздающиеся сзади предостережения и мольбы. Но настигла их она далеко за пределами деревни, хотя они вроде шли не спеша, переговариваясь между собой.

– … сражаться, – донёсся до Нуки голос Отиса, – но знаешь, эта девочка заставила меня признать, что Мариник вовсе не безнадёжен.

– Она здесь, – ответил ему Снав.

– Кто?

– Та девочка. Позади, шагах в десяти.

– Ты уверен?

– Остановись и убедишься.

Отчаянно волнуясь, Нуки приблизилась к ним и заговорила, не поднимая головы:

– Я знаю, что вы не те, за кого себя выдаёте. И мне безразлично, что вы сделали с настоящими Снавом и Отисом. Таких мерзавцев, как они, искать будешь – не найдёшь! Надеюсь, они получили по заслугам! Но нужно быть совсем глупым, чтобы принять вас за них. Отис, например, никогда не улыбается, только рожи корчит. А Снав забил бы Лудса до смерти, не заботясь о какой-то там дороге. И ещё – он обожает оружие. Ценит его дороже женщин, до которых большой охотник. Тот, кто хочет, чтобы его приняли за Снава, не должен держать меч так, словно это ядовитая гадина, которой ему противно касаться.

Высказав всё это, она окончательно смутилась.

Отис, вернее, тот, кто принял его облик, рассмеялся:

– Всё-таки мы себя выдали, Синеглазый! Хорошо, что не все в этой деревушке оказались столь наблюдательны. Снимай заклятие, притворяться больше не перед кем.

Девушка зачарованно следила, как исчезает плотная, неуклюжая фигура Отиса, его вислые усы и торчащая дыбом бородёнка, а взамен появляется привлекательный, высокий, худощавый паренёк, красиво и странно одетый. Симпатичное, светлое, юное лицо, обрамлённое волнами серебристых волос, яркие тёмно-зелёные глаза – и вот ему-то как раз подходит открытая мальчишеская улыбка, так не вязавшаяся с обликом недалёкого дружинника.

– Привет! – сказал он, и даже голос его необычайно понравился девушке – звонкий, певучий. – Наверно, нам стоит познакомиться. Я – Дэрэк, а это – Джэд, мой брат. Мы из тех, кого вы называете колдунами, но бояться нас не нужно. Никому мы не желаем и не причиним вреда. Даже головорезам из дружины, облик которых мы на время позаимствовали, хоть они и напрашивались на основательные неприятности.

– А меня зовут Нуки, – девушка перевела взгляд с Дэрэка на того, кого он назвал Джэдом, – и обомлела.

Он тоже был юн, вот только с трудом верилось, что он действительно являлся братом своего спутника. Красота его и завораживала, и пугала – гордая, непостижимая, совершенная красота, до того не виданная девушкой. Гибкая, грациозная, стройная фигура, чёткие, идеально правильные черты лица, чёрные, словно мгла Одигер, волосы, смуглая, бронзовая кожа – и глаза…

– Синеглазый… – выдохнула Нуки.

Дэрэк рассмеялся. Девушка залилась румянцем.

– Можно и так, – улыбнулся Джэд. – Рад знакомству, Нуки.

Какой звучный, уверенный и в то же время проникновенный голос…

– Чем мы можем тебе помочь? – серьёзно спросил Дэрэк.

– Вы идёте к дому Мэй. Я пойду с вами. В деревне мне оставаться опасно. Снав не успокоится, пока не затащит меня в свой шатёр… Вы не знаете, какой это извращенец!

– Почему же? – Дэрэк поёжился. – Нашей короткой встречи было достаточно, чтобы мы имели представление о его пристрастиях.

– Я давно бы сбежала, да одной мне далеко не уйти. Здесь повсюду рыщут солдаты Хорза. Не так страшно, что убьют, как если жить оставят. – Она до синевы сжала кулаки. – Обидно убежать от одного мерзавца, чтобы угодить в рабыни к другому!

– Тебя родители искать будут, – покачал головой юноша.

– Не будут. Я сирота. Есть у меня дядя, но он недавно женился на хорошей девушке, ему не до меня. К тому же я его предупредила.

– Но ты не знаешь, с какой целью мы ищем дом Мэй, – медленно произнёс Джэд, – и ни ты, ни мы сами не имеем ни малейшего представления о том, кого там застанем.

– Мне нужен не дом! Там совсем рядом подземелье – Пещеры. Мама бегала туда тайком, когда жила неподалёку. Она и рассказала мне – там собираются такие, как я. Те, кому надоело вечно воевать и убегать от Одигер. Любой может прийти и попросить приюта – места хватит на всех. Я хочу уйти в Пещеры.

Синеглазый окинул её внимательным взглядом:

– Ты не боишься, Нуки? Совсем одна…

– Боюсь, – потупилась девушка. – Только в деревне я совсем чужая. Может, в Пещерах я встречу похожих на меня. Но даже если я не встречу там людей, обратно я не вернусь. Лучше уйти в Одигер, чем стать рабыней!

Джэд обменялся с братом быстрым взглядом и произнёс твёрдо:

– Мы проводим тебя, Нуки.

– Как долго добираться до Пещер? – спросил Дэрэк.

– Дней сорок, если идти очень быстро и останавливаться лишь на ночь, – с готовностью ответила девушка. – Это близко.

– Близко, – повторил за ней юноша и невесело засмеялся.

Нуки посмотрела на него в недоумении, не представляя, что его насмешило.

– Боюсь, мы по-разному оцениваем расстояния, – улыбнулся Синеглазый, – но это поправимо. Дорога до Пещер тебе хорошо известна?

Она обрадованно кивнула.

Тут же в воздухе перед ней возникло объёмное цветное изображение, похожее на жёлтое ворсистое одеяло с кругами и линиями посередине. Присмотревшись, девушка поняла, что ворс – это лес, на который смотрят сверху, словно с высоченного дерева, а круги и линии – шатры и частоколы её деревни.

Нуки тихонько ахнула.

– Мы сейчас вот здесь, – Джэд указал место, и изображение послушно передвинулось за его рукой. – Можешь показать, где Пещеры?

Девушка в растерянности помотала головой:

– Нет… я так не умею. Лес всегда меняется с каждым Прохождением его не запомнишь. Мы определяем дорогу по солнцам их положению на небе.

Изображение исчезло.

– Дэйкен, что теперь? – в голосе Дэрэка промелькнуло разочарование. – Прогулка в полтора месяца?

– Дэрэк, какой ты нетерпеливый! Нуки, можешь представить, как расположены солнца рядом с Пещерами? Ничего не говори, просто думай.

Девушка зажмурилась.

Неправильный четырёхугольник с одной длинной и тремя короткими сторонами прямо над верхушками крон…

– Отлично! – услышала она.

Открыв глаза, вместо свежих и ярких красок первых дней после Прохождения она увидела старый, густой и тёмный лес, пропахший плесенью и грибами. Огромные толстенные стволы пестрели лишайниками. С шорохом срывались и падали вниз созревшие семена, зарываясь в сырую землю. В застоявшемся воздухе – сладковатый запах гнили.

А в небе красовались солнца, образующие неправильный четырёхугольник.

– Не может быть! – воскликнула Нуки, повернувшись к своим невероятным спутникам.

Они что, за руки держатся? Зачем?..