Текст книги "Путь. Том 1"

– Тебе бы всё поиски! – фыркнула старшая из женщин. – Сходи лучше, почини мой ткацкий станок! Второй день прошу!

– Хорошо, хорошо, Теки, – проворчал Линз. – Займусь этим, как только покажу гостям Кежгери.

Он потянулся взять факел, но Джэд остановил его:

– Обойдёмся без этого.

Над ним вспыхнул огонёк, осветивший пещеру до самых дальних углов. Линз, а вместе с ним и остальные, ахнули:

– Что это?!

– Магия, – улыбнулся Синеглазый, – то, что вы называете колдовством. Скиж хорошо помнит эти штуки.

– Но как это происходит? – выдохнула Теки.

– Это сложно объяснить. Не потому, что я хочу что-либо утаить. Просто магию Саора не выразить словами. Это врождённый дар. Дети могут плохо ходить и говорить, но уже зажигают огоньки с наступлением сумерек, сила заложена в них с рождения.

– За редким исключением в виде меня, – вполголоса буркнул Дэрэк.

– Ты не маг? – расслышала его Геза.

– Увы, нет.

– А кто такой маг? – робко спросила Иза.

– Помолчи! – шикнула на неё Теки, но Дэйкен вмешался:

– А как ты сама думаешь?

– Это такой особенный… человек, который может делать всё, что захочет: жить вечно, не бояться Одигер, убивать врагов на расстоянии, насылать болезни и беды, обращать людей в разных мерзких тварей, дичь приманивать… да мало ли что! – она испуганно поджала губы.

Джэд не выдержал и от души расхохотался:

– Иза, во всём этом вздоре действительности соответствует только одно – мы и впрямь люди. Живём, правда, долго, порой несколько веков, но не бесконечно.

– Самые могущественные маги Саора, что повелевали Океаном и горами, отжили своё и ушли, уступив место следующим за ними, – подхватил Дэрэк. – Насылать болезни они, вероятно могли бы – трудность в том, что в нашем мире нет такого понятия, как «болезнь». Есть слово «исцеление», но оно применяется по отношению к душевным травмам, реже – нанесённым ранам, и не используется в том смысле, что подразумеваешь ты.

– Что ж касается бед, – Дэйкен перестал смеяться, – нарочно их вызывают только безумцы, а вот нечаянно – любой из нас. Порой маги переоценивают свои силы, и неконтролируемые заклятия вырываются из-под контроля, оборачиваясь бурями, землетрясениями, засухами, наводнениями и прочими напастями.

– Чтобы этого не происходило, такие, как Синеглазый, хранят наш мир, – жёстко докончил Дэриэн, – сдерживают самых горячих и необузданных, заставляют их соблюдать наши Законы, устраняют последствия промахов прочих. Самый сильный маг Саора все свои способности тратит на то, чтобы ограничивать остальных.

– Ух ты, – выдохнула Иза.

– То-то, что «ух ты», – усмехнулся Джэд, а ты говоришь: «всё, что захочет».

Он поднялся и потянул за собой Дэрэка:

– Пойдём, посмотрим на Кежгери.

– Тебя интересуют подземные озера? – шутливо спросил его Дэриэн.

– Этого я ещё не видел, – Дэйкен повернулся к Скижу:

– Помнишь озёра Старого Города? И то, как я чуть не утонул?

– Как это? – вскинул бровь принц.

– Он плавать не умел! – хохотнул Скиж.

Юноша уставился на Джэда:

– Ты же прекрасно плаваешь!

– Так здесь и научился! На Земле было негде, в Саоре – некогда и незачем. А этот дуралей заладил – легко, попробуй. Я и проверил!

– Прыгнул в озеро – и камнем на дно, – подтвердил Скиж, – еле откачали. Геза долго не могла решить, плакать ей или смеяться. Мне же тогда и от Леки влетело, и Синеглазый на меня разобиделся. А к вечеру плескался не хуже нас!

– Ирония моей жизни – рассмеялся Дэйкен – научиться плавать в безводном мире!

– Любопытно – задумчиво протянул Дэрэк – сколько всего необычного в твоём прошлом остаётся тайной для Саора?

– Наверно, много, – честно признался Синеглазый. – Драться, как ты знаешь, я выучился на Артреске. А урок учтивости мне преподал Шэньри, мир утончённой деликатности, где одним неосторожным словом можно нажить себе врага. В Саоре не знают, но именно там мне пришлось расплачиваться за вспыльчивый нрав и колючий язык. В моём прошлом полно такого, что я с удовольствием скрыл бы, но, к моему стыду, в моём положении это невозможно.

Дэриэн понял. Перед передачей власти или чувствуя свою кончину король Саора обязан запечатлеть всю свою жизнь в кристалле памяти – за исключением разве самого сокровенного, личного. Оттуда черпают свои знания Наставницы. Эдра уже показывала принцу записи Алхэна и Маржэна, и он поражался искренности и величию древних королей.

– Уверен, тебе не придётся стыдиться своего прошлого! – с жаром возразил Дэрэк.

– Если и не придётся, то вовсе не потому, что оно безупречно, – загадочно ответил Джэд, и юноша опять почувствовал в его голосе скрытую тоску.

«Странные у нас получаются сегодня разговоры, – невольно подумал Дэриэн. – Тогда, у Моста, потом, на спуске, и сейчас… С чего бы мы не начали, всё подводится к некой черте, за которую мы оба не желаем – или боимся? – переступить. Что мешает мне спросить: „тебя что-то мучит, мой Синеглазый?“ Я знаю, что он непременно мне ответит… возможно, меня пугает то, что я услышу?»

Коридор, по которому они шли, был широк и длинен, со множеством дверей, многие из которых были распахнуты во всю или наполовину. Свет огонька выхватывал обстановку: низкие деревянные кровати, устланные пушистыми шкурами, шкафы, табуреты, утварь. Замки и запоры отсутствовали – живущие здесь явно доверяли соседям.

Геза подалась вперёд и распахнула массивные двустворчатые двери из единого куска дерева, окованного железом. За ними скрывалась чуткая, живая тишина. У Дэрэка возникло ощущение, что там находится нечто огромное, тёплое, дышащее тяжело и размеренно. Огонёк над плечом Джэда мигнул и раздвоился, затем ещё и ещё, и вскоре целый их рой кружился над Кежгери. Свет отразился от поверхности воды, настолько прозрачной, что просматривались малейшие детали дна.

Нуки, никогда не видевшая воды в таком количестве, вскрикнула, торопливо присела и опустила в неё раскрытые ладони словно опасаясь, что она сейчас исчезнет. Дэриэн хотел улыбнуться, но, глядя, с каким благоговением смотрят на Кежгери обитатели Пещеры, сдержался. Вода давала жизнь во время Прохождения, шутить над этим было бы бестактностью.

Огоньки разлетались дальше освещая колышущуюся гладь озера своды с колоннами над ним и узкую полоску берега по бокам. Там, где колонны выходили из воды, их покрывали цветы, мясистые и крупные, белые лепестки их глянцевито блестели.

– Они искусственные? – спросил Гезу Дэрэк, указав на них рукой.

– Нет, – качнула та головой. – Это изир, наш первый друг. Он чистит воду. Мы принесли его из Старого Города, очень боясь, что случайный свет убьёт его. Солнца для него губительны.

– Леки подметила, что там, где растёт изир, вода чище и вкуснее, – вставил Скиж. – Эти цветы как память о Городе… и о ней.

Он помолчал, затем встряхнулся и потрепал Нуки по плечу:

– Ничего! Тут тоже неплохо, а через пару Прохождений станет ещё лучше. Вот доберёмся до древних рудников… Ты не пожалеешь, что присоединилась к нам, Нуки.

– Здесь хорошо, – откликнулась девушка, вставая и обнимая Гезу, но глядя на Джэда.

«Саор, Земля, Мариник, – с досадой подумал Дэриэн, – везде одно и то же. На него все смотрят – кто тайно, кто открыто, но все – с единственной целью… Надоело! Вот сейчас возьму и скажу…»

– Дэрэк, я тоже замёрз чего-то. Пошли к костру.

Юноша просиял и стиснул протянутую руку.

* * *

Устраиваясь на ночь в отведённой им комнате и уминая поудобнее ворох одеял на кровати, Дэриэн тихонько вздохнул:

– И всё-таки как это раздражает!

Синеглазый глянул на него весело и лукаво:

– Что именно?

Он лежал на спине, закинув руки за голову. Огонёк над ним освещал смягчившееся гордое лицо, чёртовщинку в глазах, озорной изгиб губ.

– То, что все они пялятся на тебя! Пожирают взглядами. Неужели ты не замечаешь?

Джэд рассмеялся:

– Дэрэк, ты преувеличиваешь. Я несъедобный! Жёсткий, костлявый и ядовитый. Так, пару раз взглянуть.

– Пару раз?! Геза весь вечер от тебя не отходила! А Нуки вообще дырку прожгла… всё Эльги расскажу!

– Моя королева мудрая девочка. На ерунду внимания не обращает… не то, что некоторые!

– Это не ерунда! – Дэрэк пнул в сердцах подушку. – Не представляю, как у неё хватает терпения выносить всё это!

– Эльги знает, что кроме неё мне не нужна ни одна женщина.

Юноша подозрительно уставился на него:

– Ты как-то странно это сказал. Так как будто это правда и неправда одновременно. Ну-ка, повтори!

Глаза Дэйкена странно блеснули, но он уверенно произнёс:

– Кроме Эльги, я не люблю и не полюблю никакую другую женщину.

Дэрэк сидел, повторяя про себя каждое слово, ища в чём подвох. Джэд смотрел на него с улыбкой, и принц готов был поклясться, что, ответив предельно честно, Синеглазый сказал ему не всё… или он сам не всё понял?

– Ненавижу, когда ты так делаешь! – выпалил Дэриэн, злясь на свою недогадливость.

– Делаю – что?

– Играешь словами.

– Дэрэк… с чего ты взял, что я… играю?

Вот теперь юноша точно уловил необычную интонацию. Он замер, не зная, как реагировать. В голосе Джэда прозвучала нежность. Робость. Тоска. Обречённость.

«Спроси! – шептал ему внутренний голос. – Почему ты в который раз упускаешь момент? Неужели ты так боишься ответа?» Дэрэк уже было решился – и вдруг понял, что не должен этого делать. Не потому, что его мог напугать ответ. Потому, что тот, кого он порывался спросить, отчаянно боялся услышать вопрос, на который ему придётся ответить.

И Дэриэн поступил так, как сотню раз делал сам Джэд, – перевёл всё в шутку, запустив в Дэйкена подушкой:

– Ну тебя! Синеглазое совершенство!

– О, спасибо! Я только хотел попросить! – Джэд поймал подушку, с удовольствием подпихнул под голову и удовлетворённо расслабился.

В его глазах читалось откровенное облегчение.

– Эй, верни!

– И не подумаю. У тебя и так три… Давай спать. Здесь рано встают, а нам придётся подняться ещё раньше, чтобы ускользнуть тайком. Иначе Скиж ни за что нас не отпустит.

Он отвернулся к стене и затих, огонёк над ним погас.

Дэрэк долго ворочался в темноте. Сон, как назло, не шёл. Тишина Пещер давила угнетала.

Хорошо, он не должен задавать «тот» вопрос. Но у него столько их накопилось!

– Синеглазый! – позвал он.

– У-у?

– Что нас ждёт?

– В каком смысле?

– Завтра, послезавтра… в будущем.

– Ранний подъём и дурное настроение.

– Я серьёзно. Мы найдём сына Мэйлин?

– Найдём.

– Он окажется хорошим королём?

– Дэрэк, я спать хочу.

– Что тебе стоит ответить? Просто «да» или «нет».

– Отсутствие подобных слов в ответе на твой вопрос.

– Тогда ответь на другой. Ты злишься на Зэльтэн?

– Нет.

– Но ты её не простил?

– Слушай, я правда очень хочу спать!

– Думаешь, я тебе поверю? Когда знаю, что ты способен обходиться без сна неделями? Мне бабушка недавно рассказала.

– О Лэнгиэх?

– Да. А что стало с Кенчи?

– Круг заставил его год прожить в том аду, что он создал. Потом простил. Сейчас он уединённо живёт на Одике. Лэнгиэх не одного меня лишил сна! Почему Соркен вспомнила именно о нём?

– Не она, а я – как пример твоей невероятной выносливости. Бабушка мне многое рассказывает. Да и без неё я постоянно слышу легенды о твоих подвигах.

– Выражения у тебя! Легенды, подвиги… Обычные события, говорить не о чем.

– Больше, чем о тебе, вспоминают только о Сархе. Кстати, вас часто сравнивают.

– Глупости, Дэрэк. Сарх был великий король. Мне до него далеко.

– Не скромничай, Синеглазый. Вы похожи – не характером, разумеется, а тем, что сделали для Саора.

Огонёк вновь вспыхнул, ярко осветив комнату. Джэд рывком приподнялся на локте:

– Сарх – величайший из наших королей! Я не иду с ним ни в какое сравнение! Он был добр, мягок, терпелив… не мне чета! Его воспитывал Тор!

– Он и тебя воспитывал.

– И бросил, – горько добавил Дэйкен. – А Сарха вёл до конца!

– Тем не менее он разочаровался в нём.

– С чего ты решил?!

– Он собирался сделать его своим преемником, но передумал.

– Кто это тебе сказал?

– Гэсса как-то обмолвилась.

Джэд пронзительно глянул на брата и тут же отвёл взгляд:

– А знаешь почему?

– Откуда?!

– Ты слышал о Нириэль?

– Если не ошибаюсь, это дочь Арима? Девушка, что бросилась в Океан, нечаянно уничтожив сады в Арли? Как это связано с Сархом и тем более с Тором? Ладно, Сарх в то время правил и утвердил приговор, вынесенный Кругом, но при чём здесь Хранитель?

– Значит, тебе неизвестна настоящая причина её поступка?

– Ты такие вопросы задаёшь! – возмутился Дэрэк. – На них даже Эдра не ответит!

– А она не знает Мало кто знал, что Сарх любил Нириэль, а та платила ему взаимностью. Они готовились пройти Обряд, и тут всё случилось. Сарх был королём, он следовал долгу, осудив любимую им девушку. Он не ожидал, что она воспримет это иначе и не захочет жить. Помешать ей он не успел, но в миг, когда она тонула, почувствовал это. Нет, при всём желании он не смог бы её спасти – в обыкновенном смысле. Но в его власти было вернуть её душу из тьмы, пока она не забралась слишком далеко. Это возможно, Дэрэк! Это сложная и опасная магия, и на ней запрет Хранителя, и всё же Сарх ей владел. В отчаянии он обратился с просьбой к Тору, но тот промолчал, и король не осмелился прибегнуть к Запретной магии. Тогда Хранитель спросил его почему?

Голос Джэда звучал гневно и страстно.

– Сарх с тоской ответил: зачем спрашивать о том, что сам же и запретил? Разве ученик вправе поступать вопреки воле учителя даже ради жизни любимой? На что Хранитель сказал: тот, кто, любя, спрашивает разрешения, или мало любит, или слишком боится учителя… в любом случае он навсегда останется лишь учеником.

Синеглазый помолчал, затем тихо докончил:

– Трудно понять, чего же Тор хочет от своего преемника. Мне он этого так и не сказал… просто ушёл.

– А ты не думал, что он поступил так, потому, что вы перестали быть учителем и учеником? Стали равными друг другу?

– Он хотел, чтобы я в это поверил, – усмехнулся Дэйкен, – но это не так. Может, силой мы и равны, но причина не в этом, Дэрэк.

– Так в чём же?

После паузы, такой долгой, что Дэриэн и не чаял уже услышать голос Джэда, тот произнёс:

– Может, это только моё заблуждение… Тор не совсем то, что о нём думают. Не божество и уж тем более не всемогущее. У него, как и у любого из нас, есть уязвимые места: одним из них стал я… Почему он вообще выбрал меня?! Может, устав искать, он взял первого попавшегося ребёнка… Не помню, когда я впервые услышал его голос и понял, что он мой друг. Он учил меня много лет – не только Законам и магии. Я обязан ему всем, чего достиг. Но ещё… он действительно был для меня большим, чем Наставник!

– Почему же он оставил тебя?

– Потому, что иначе не мог справиться с искушением.

– Не понимаю…

– Я сам не до конца понимаю. Но сложно дать иное объяснение его поступку. Тэнг счёл его жестокостью.

– Ты виделся с Тэнгом?

– Вчера, до рассвета. Тэнг мудр и проницателен, но он ошибается, решив, что Тор устал и нуждался в замене. Тогда бы он не передал мне Саор. Ведь он видит будущее…

– Что?! – вскочил Дэрэк. – Я правильно расслышал?

– Правильно.

– Ты – преемник Тора?!

– Забавно, правда?

– Я употребил бы иное слово – замечательно! Мой Синеглазый, ты Хранитель Саора! Уже полгода! Почему ты никому ничего не сказал?

– Наверно, боялся.

– Боялся? Джэд, если это шутка, то неудачная. Страх тебе неведом. Волнение, тревога, озабоченность – да. Но ты – воплощённое бесстрашие. И чего тут вообще пугаться?

– Дэрэк, очнись! Неужели ты не чувствуешь? Хранитель – лишь название, но Саор привык вкладывать в него слишком много. Одно это слово вызвало в тебе бурную радость, а ведь ничего не изменилось. Я всё тот же, прежний – как ты говорил? – две руки, две ноги… Спать вот хочу. Недавно ты в меня подушкой запустил – а теперь уставился с каким-то идиотским восторгом! Что дальше? На колени бухнешься? Руку поцелуешь?! Чёрт! Я и молчал поэтому! Чтобы ты не думал обо мне как думают о Торе – как о совершенно отличном от всех существе!

– Но ты и до того отличался от всех нас, – тихо заметил юноша.

– Не так сильно. А теперь я действительно стал иным… Не смотри на меня так, пожалуйста, иначе я не скажу никогда!

Принц поднялся, подошёл, сел рядом, обнял его:

– Мой Синеглазый… Говори. Нет ничего, что изменит моё отношение к тебе.

– Я… лучше покажу. Где-то здесь была… вот!

Он поднял с пола ягоду ириша, сухую, сморщенную и почерневшую.

– Смотри.

Крохотный твёрдый шарик на ладони мага вдруг начал увеличиваться, светлея и наливаясь соком. Скоро это была спелая, съедобная на вид ягода. Ещё через миг она показалась жёсткой и незрелой, потом стала уменьшаться в размерах и желтеть, а на торчащем сбоку хвостике появились шесть скрюченных завитков. На глазах они распрямились, принимая правильную форму и вытягиваясь, и вот на ладони Джэда лежал свежий, только что сорванный цветок. Его нежно-лимонные лепестки постепенно сжимались в бутон. Дэйкен резко сжал кулак – и разжал пальцы: его ладонь была пуста.

– Что это было? – спросил юноша. – Изменение формы?

– Нет, – тихо ответил Джэд, – это время.

– Время?..

Тут Дэрэк понял. Понял и похолодел:

– Ты получил власть над временем?!

– Это свойство Хранителя, – невесело откликнулся Дэйкен. – То, что я проделал с ягодой, я могу сделать с любым живым существом, с целым миром… Могу, но не имею права. За одним-единственным исключением. Пройдя через меня, потоки изменили меня самого. Моё время остановилось.

– То есть ты…

Джэд поднял на него отчаянный взгляд:

– Я стал практически бессмертен, Дэрэк…

Юноша простонал и сжал его сильнее:

– Я ненавижу Тора! Зачем он сделал это – с тобой?! Ведь пользоваться этим ты не сможешь, да? Тебе придётся смотреть, как стареют и умирают все, кто тебе дорог… Похоронить и оплакать Эльгер… Твоя сила – это проклятие!

– Да.

– А Эльги знает?

– Нет. Как представлю её лицо – слова застревают… Гэсса догадалась почти сразу, и бабушка тоже, вчера проговорилась… и Тэнг.

Они замолчали.

Дэйкен первый нарушил гнетущую тишину комнаты:

– Теперь тебе будет легче понять Тора. То, почему он держался вдали от Саора не желая привязываться к кому бы то ни было. Но одна мысль о том, чтобы покинуть мой мир и оберегать его издали, для меня непереносима! Я люблю Саор и не представляю себе жизни без него, без тех кто мне дорог и хотел бы быть с ними пока это возможно…

– Понять – не значит простить, – зло качнул головой Дэрэк. – Тора я не прощу никогда! Взвалить на человека такую обязанность и такое беспощадное знание! Неужели тебе никогда от этого не освободиться?

– Разве что с моей смертью.

– Так ты всё-таки…

– Если что-нибудь вынудит меня отдать всю свою силу разом, я умру, как любое живое существо. Ещё меня можно убить. Например, точным ударом в сердце.

– А что может лишить тебя всей силы?

– Очень мощная магия. Поединок с магом, равным мне или Тору. Или желание вернуть сразу несколько миров.

– Но ведь ты этого делать не собираешься?

– Нет, конечно…

Джэд зевнул:

– Я всё ещё хочу спать, Дэрэк.

– Спокойной ночи, мой Синеглазый.

Огонёк в очередной раз погас. Дэриэн сидел на краю кровати. Рядом с ним находился уже не просто маг или король. Всемогущий Хранитель Саора, обречённый на бессмертие, власть которого превышала всё, что мог себе вообразить юноша.

Но ведь это Джэд, его Джэд!

Он не изменился. Его легко обидеть. Его можно ранить, как тогда, в Артреске. Даже убить! Если бы тот меч прошёл чуть правее… И больно ему ничуть не меньше остальных.

Он бессмертен?

Это значит, что он будет с ним до конца его, принца, сравнительно короткой жизни. А потом Дэрэк подождёт его у звёзд… сколько придётся. Пока об этом не надо думать. Надо беречь его, чтобы с ним ничего не случилось. Главное – чтобы он жил. Хранил Саор.

А с остальным они как-нибудь справятся.

* * *

Гэсса медленно поднялась по ещё не успевшим остыть ступеням и прислушалась. Где-то в глубине дома журчал бойкий ручеёк не смолкающей ни на секунду речи. Принцесса улыбнулась, однако улыбка вышла вымученной, жалкой. Постучала.

Воркотня Соркен приблизилась, резная дверь распахнулась, и навстречу принцессе даже не выскочила – выпорхнула хозяйка дома. Неугомонная и хрупкая, всегда в движении, в заботах, хлопотах. Тёмное смуглое лицо не портили едва заметные морщинки в уголках тонких губ и глаз, изумрудных, ласковых и ярких. От Соркен веяло бодростью, свежестью, энергией. Жесты сухих рук были порывисты, легки: вот и сейчас, завидев принцессу, она радостно всплеснула ими:

– Гэсса, девочка, как хорошо! Проходи, милая, проходи!

Недавно Соркен отпраздновала своё сто сорокалетие: восемьдесят прожитых Гэссой лет в сравнении с этим выглядели, естественно, возрастом почти детским.

– Я на минутку, – поспешила предупредить принцесса, но та протестующе замахала руками:

– И слышать не хочу! И так давно тебя не видела, с самого Обряда. У тебя дел невпроворот, и мне скучать не приходится. Пора-то, поди, урожайная. Бирот, Бирот! – крикнула она. – Гэсса пришла!

Крепкий плотный мужчина высунул голову в дверной проём, пробурчав при этом «славно» или что-то в этом духе. Гэсса не обиделась и не удивилась. Муж Соркен был в той же мере молчалив и нелюдим, насколько общительная и говорливая попалась ему жена. Вместе они составили странную, но неразлучную пару, знаменитую на весь Саор.

Соркен тем временем успела затащить Гэссу в комнату, придвинуть ей стул, оправить и без того ровно расстеленную скатерть с вышитыми узорами и подложить в вазу на столе спелые плоды приолги и такеш. Смотреть, как она двигается – проворная, быстрая, лёгкая, – доставляло принцессе удовольствие, хоть немного приглушающее тупую, ноющую боль. Принцесса перевела взгляд на окно, на нежные побеги орха, обвившие ажурную раму, на вечерний сад за ним – сад цветущий, ухоженный, плод неусыпных забот Бирота. Тот, по-своему тепло поприветствовав Гэссу, вернулся к прерванному занятию: он сортировал семена в соседней, смежной комнате, куда свободно проникал голос Соркен, ведущей беседу с мужем. Разговор их был своеобразен, когда на сотни быстрых фраз ответом служил один-единственный вздох или смешок. Но за долгие годы Соркен приноровилась к нраву Бирота, определяя его настроение по скрипу кресла под ним или кряхтению не хуже чем если бы он разражался получасовыми тирадами.

Принцесса присела на краешек стула с высокой спинкой и в нерешительности глянула на хозяйку. Соркен сетовала на то, что спеш нынче оставляет желать лучшего, мелкий и зреет медленно, а ещё ветер сбивает и портит спелые плоды впору Барьеры ставить и она уже попросила дочку, но та ни в какую без разрешения Орикена, тот же второй день колеблется и чего-то выжидает…

– Принц он вроде неплохой, да уверенности в нём нет, – в который раз вздохнула Соркен. – Без короля или Круга ни на что не отваживается, даже на такую мелочь. Будь на его месте Лекст – в два счёта бы разобрался, даром что под конец из ума выжил. А Орикен – и неглуп, и рассудителен, и серьёзен не по годам, да всё тянет и тянет. Чего тянуть-то? Дочка, слава Хранителю, не один такой Барьер – десяток поставит, сдержит и снимет без труда. К тому же момент сейчас удачный – на день пути никого вокруг. Скарэх испокон веков – леса, сады и поля, а тут и вовсе обезлюдел.

– Разве Лигр оставил родовое Гнездо? – удивилась Гэсса, припомнив странноватого пожилого тонха, соседа Соркен, упрямо доживающего четвёртый век в непривычном для этих разумных одиночестве.

– Правнучка его, Адэя, сошлась с Тиргом из Хома, – пояснила Соркен, – первая кладка у них. Лигра, по обычаю, попросили присутствовать. Он и рад-радёшенек, шутка ли – праправнука дождался. Вот Гнездо и опустело. Принц же всё медлит с ответом, а ветер всё пуще бушует. Скорей бы мальчики вернулись, что ли. Чует моё сердце, без них не видать мне разрешения.

«Мальчики, – грустно улыбнулась Гэсса. – Для бабушки всё ещё мальчики, хоть и взрослые давно, и самостоятельные внуки. Не существует для неё ни великого короля, ни отважного принца – только её дорогие мальчики, ушедшие неизвестно куда».

– Великоваты они для мальчиков, – высказала она вслух.

– Ай, всё мальчишки, – покачала головой Соркен. – Начнут друг друга дразнить – точь-в-точь дети малые.

Взгляд её ясных глаз затуманился, стал рассеянным, отстранённым:

– Наказал меня Создатель, девочка. Красивая была, гордая, ох, какая гордая! Женихов мучила, вертела ими, как хотела. Многим жизнь поломала, капризами извела. Потом Бирота встретила, утихла, остепенилась. Мечтала иметь много детей, сыновей… Ан нет! Дочка – и то одна, поздняя, строптивая, с характером. Да и избаловали мы её. Королевой захотела быть – стала… ненадолго. Затем принцессой. Опять не судьба овдовела. Я надеялась хоть внучат понянчить – и тут не по-моему вышло. На младшенького глядела изредка, украдкой, словно что дурное делая. А старшего и вовсе не довелось повидать. Арген близко не подпускал, а после… как кто глаза отвёл, живого схоронили… – Соркен вздрогнула, встрепенулась: – Я всё болтаю, девочка, а ты ведь, как водится, по делу? Прости старуху, это я на радостях, что ты заглянула, есть с кем словечком переброситься. Сама довольна, а ты, небось, из вежливости терпишь?

– Нет, – выдохнула Гэсса, – я не по делу.

Она заёрзала на стуле, как-то сразу поникнув и растерявшись, затем собралась с духом и выпалила:

– Тошно мне, Соркен!

Та приблизилась и ласково провела сухой ладонью по волнистым, чёрным и блестящим волосам принцессы:

– Что с тобой, милая?

Ободрённая сочувствием, Гэсса заговорила, глядя прямо в глаза хозяйки:

– Места я себе не нахожу! Спать не могу, есть не могу Видеть никого не хочу! В Орже рвусь в Тери, дома мечусь из угла в угол, а в голове всё крутится, крутится: если что-нибудь случится, если только случится – это я, я одна буду виновата! Промолчи я, сдержись – может, всё обошлось бы. Всё язык мой, моё чувство долга, обострённая тяга к правде, к правильности!

Она вскочила со стула, нервно прошлась по комнате, сжимая пальцы:

– Соркен, если что-нибудь случится, я никогда, никогда себя не прощу, – тихо и страстно проговорила она, не поднимая глаз.

Та вздохнула, положила руки ей на плечи, мягко усаживая обратно на стул и садясь рядом:

– Гэсса, девочка моя… Полно себя изводить. Ты сама знаешь, что поступила правильно. Ты принцесса, ты не имела права молчать. Сердце же для того и дано, чтобы мучиться, и страдать, и тревожиться за тех, кто нам дорог, и желать оградить их от незаслуженных напастей. Я и Эльги это сказала, и Дэрэку… и дочке бы сказала, если бы та пришла.

– Дэрэк был у тебя?

– Оба заглянули накануне вечером, не сговариваясь, а вместе. Синеглазый, как всегда, на минуту, да и слова лишнего из него, точно из Бирота, не вытянешь. Дэрэк посидел подольше. Тоже, как и ты, покоя себе не находил, боль выплеснул. Не то что старший! Тот ни за что не покажет, тяжело ли ему, плохо ли, горько ли. Он, девочка, не за корону переживает, честь – вот что для него важно, и не столько собственная, сколько честь Саора, которую он, как считает, запятнал. Только зря он это. Нет его вины перед Саором, и позора на нём нет. Да пойди объясни ему это! Так посмотрит, что слова на лету застрянут, сразу Тора помянешь. Приучил его и думать, и мерить всё своими мерками, будь он неладен!

– Тор воспитал его так как сумел – выдохнула Гэсса.

– Так, как счёл нужным, – поправила её Соркен, – и нужным ему. Ну, может, Саору Да только… Помяни мои слова, девочка: ошибается Хранитель. Или в себе, или в нём. А скорее, и то, и то.

– Ты о чём? – испуганно спросила принцесса.

– А вот о чём: если Джэду придётся выбирать, он выберет самостоятельно, как сейчас. Без оглядки на Тора. Синеглазый – он не станет слепо слушаться учителя… он для этого слишком на него похож.

– У Саора должен быть Хранитель, – прошептала Гэсса. – Тор обязан был оставить преемника. И он его выбрал и подготовил.

– И жизнь ему искалечил! – сердито бросила в ответ Соркен. – Ты не думай, что я восстаю против Создателя, – добавила она, прочитав во взгляде принцессы всё растущее беспокойство, – нет, девочка. Не мне его судить, не мне его пытаться понять. Мне обидно, что именно моего внука он похитил, лишил ласки, детства, юности. Если б смог, лишил бы даже любви!

– Но не лишил!

– Потому, что не смог! И в этом его вина и ошибка, Гэсса. Ибо лучше совсем не быть человеком, чем быть им наполовину и чувствовать великую власть и великую боль.

– Но, может, так лучше для Саора? – робко вставила принцесса Тери. – Хранитель, умеющий любить?

– А ты, ты сама хотела бы оказаться в его положении?! – с жаром спросила Соркен. – Ты тоже умеешь любить, Гэсса!

– Не знаю… нет… да я и не справлюсь. Но Синеглазый – на своём месте. И это не заслуга и не вина Тора. Так сложилось, Соркен. Только это ничего не меняет. Я… Мы боимся потерять не Хранителя. Саор – он всё вынесет и переживёт. Но Эльгер, Дэрэк…

– Дэрэк… – эхом повторила Соркен.

Она пристально посмотрела на принцессу:

– Ты ведь знаешь, насколько Джэд не терпит, когда до него пытаются дотронуться?

– Знаю, – усмехнулась Гэсса. – Я как-то давно попыталась его приласкать.

– И?

– Магией получила. Такой силы, что сама не понимаю как жива осталась. Он тогда ещё плохо её контролировал.

– И у меня было дело. Так вот я тут стала замечать, а вчера убедилась.

Гэсса заинтригованно уставилась на неё.

– Дэрэк обнял его. Вроде как в шутку. Только нежность в его взгляде нешуточная отразилась. Я аж напряглась – ну, думаю, сейчас будет…

– И что?

– А Синеглазый прижался к нему Гэсса.

– Соркен, они же братья!

– Братья… Ты обращала внимание, как Дэрэк смотрит на него?

– Как?

– Он любуется им. Почище Эльгер. Эльги – та хоть недостатки сознаёт, а тут… Он своего Синеглазого безусловно принимает, целиком, с восторгом, не только совершенный облик, всё в нём признавая и заранее прощая… Но это ещё не всё. Я вчера увидела, как украдкой на него посмотрел Джэд. Я в юности много встречала таких взглядов… от которых сердце замирает и потом бьётся с новой силой. Будь один из них девушкой, это стало бы заметно всем.

– Соркен, ты ошибаешься! Они оба женаты, счастливы, у Дэрэка сын скоро будет! Синеглазый Эльги любит без памяти! То, о чём ты говоришь, невозможно! Они друзья, братья, близкие люди!

– Наверно, именно это они себе и внушают… Гэсса, ты почему за помощью к Дэрэку обратилась?

– Так Джэд его одного слушает… Ох!

– То-то. Не тебя, не меня, не Круг, не Тора… не даже Эльгер. А мальчика, что с него восхищённых глаз не сводит – слушает… Более того – слушается! Я считала, такое невозможно. Они разговаривают, Гэсса. С кем ещё Синеглазый разговаривает? Не о делах королевства, а просто так? С Тэнгом разве, и то редко. Дэрэк за полгода узнал его больше, чем мы все за девять лет. Говорит мне вчера тихонько: бабушка, не называй Джэда внучком, он и так переживает, что юный такой. Откуда он знает? Дэйкен виду никогда не покажет, что он там внутри себя переживает. Значит, сам сказал, понимаешь? Это как же он ему доверяет, получается!