Текст книги "Пять граммов бессмертия (сборник)"

Игнатьич подошел к желтой вогнутой двери, бесшумно открывшейся после нажатия кнопки, и ахнул. В большой круглой комнате, оборудованной стеллажами, были расставлены сокровища разных времен и народов, поднятых со дна пришельцами! Чего тут только не было! Куда там городскому музею Араньестада! Если бы Никита применил свой чудо-прибор золотоискатель, то увидел бы, как зажглись все четыре лампочки, а на дисплее загорелись разноцветные цифры весов, вряд ли уместившиеся на табло.

Обратная дорога для каждого члена экипажа подлодки «Новый наутилус» пролетела незаметно. Для Макса и Олега – в радостном ожидании берега. Ведь их экспедиция прошла на редкость удачно! Они нашли бесценные драгоценности на каком-то затонувшем судне, которое, по мнению капитана Адамова, само было занято поисками затонувших сокровищ. Иначе чем можно было объяснить их происхождение – разное по национальной принадлежности и возрасту.

Правда, ни Макс, ни Олег, если бы их расспросили об этом подробно, вряд ли смогли все вспомнить и рассказать в деталях. Видимо, сказалась сильная усталость и эмоциональное перенапряжение, связанные с долгим пребыванием в закрытом пространстве подлодки. У новичков такое случается!

Главное, они возвращались домой даже раньше намеченного срока и далеко не с пустыми руками!

Для отца и сына Адамовых, которые с грустью глядели на своих счастливых товарищей, не все было так радужно. Им предстоял разговор с Мариной. И они оба не знали, как сказать дорогому им человеку, что они больше никогда уже не увидятся.

Но это был их выбор! Это была их жизнь! Это было их дело и их предназначение!

Эпилог.

– Ну-ка, поворотись, сынку! – полковник юстиции хлопнул по спине Карнаухова. – А загорел-то как! Небось, с Нинкой на пляжах разных всю дорогу торчали, а?! Мне бы такие задания! Да ты садись, садись, а я пока почитаю, что ты там наваял! – шеф сел за стол и раскрыл отчет своего подчиненного. Он внимательно прочитал все и, немного подумав, произнес: – Ты сам-то веришь во все это? Или просто пожалел бывшего одноклассника, а? – он хитро посмотрел на зятя и, видя его изменившееся выражение лица, продолжил: – Ну, ну, не обижайся, я пошутил! Я тебе доверяю, но… – он сделал многозначительную паузу, – ТЕПЕРЬ это – уже не так важно. Я вчера получил ответ от наших коллег из Амстердама. И знаешь, что они написали? Погибли твои Адамовы – отец с сыном! Тамошние следаки на острове Аруба обнаружили недалеко от берега брошенную экскурсионную подлодку, которая по документам принадлежала Адамову-старшему! На ней, кроме их личных вещей, ничего не было. Судя по отсутствию подводного снаряжения, они оба отправились исследовать какое-то затонувшее судно и не вернулись. Водолазы обшарили все дно вокруг стоявшей на приколе субмарины, но никаких следов так и не обнаружили! Видимо, их отнесло течением. Да мало ли что могло произойти! Неизвестно, какие морские твари водятся в тех водах.

Вот так-то, зятек! Дело закрыто в виду гибели фигуранта. Ну, да ладно, судьба наказала Адамова по-своему. За свои поступки, даже и без злого умысла, отвечать все равно приходится! Если не перед законом, так перед Богом! Ты лучше расскажи, как там себя моя Нинка вела?..

– Петя, Никита! Ну-ка идите скорее сюда, сорванцы этакие. Папа с работы пришел! – кричала Марина двум близнецам четырех лет, возившимся на заднем дворе дома. – Мама, приведите их, пожалуйста, в дом, уже становится прохладно.

Она была на кухне, когда увидела подъехавшую машину мужа.

«Чего-то он рановато сегодня», – подумала Марина, вытирая мокрые руки о полотенце и выходя на крыльцо. Да он не один! Кто же это? Неужели?!

– Дядя Боря! Как я рада вас видеть! Какими судьбами. Ну, проходите, проходите в дом. Макс, ты почему меня не предупредил? – проговорила Марина с укоризной, но при этом счастливо улыбаясь.

– Это – сюрприз! Борис не велел! Он к нам погостить приехал, представляешь?! – Максим тоже был рад этой ее реакции на гостя – единственного близкого человека с Родины, после того, как Макс вызвал свою маму после рождения сыновей.

Борис Сергеевич тоже был рад этой встрече. Он только сейчас смог вырваться в отпуск, да еще один, без сопровождения Нины. Теперь он тоже папа! Нина, как кормящая мама, поехать не могла. Его дочь – отрада всей его жизни – отнимала много времени. Но именно она сотворила чудо со своей матерью – Нину теперь было не узнать! Карнаухов не мог и предположить, что его непутевая Нинка может так измениться!

Он, глядя на счастливое семейство Адамовых (Макс взял фамилию жены), тоже был счастлив! Может быть, солнце здесь такое, что даже потеря близких людей, не может омрачить радости жизни!

Карнаухов посмотрел на чистое, без единого облачка небо, прищурился от яркого солнца, светившего здесь как-то по-особенному ласково, и глубоко вздохнул, вбирая свежий морской воздух всей грудью.

«Господи, хорошо-то как!» – И его доброе усталое лицо расплылось в широкой улыбке.

Конец.

Пять граммов бессмертия

Задумавшись над вопросом о том, чем живое существо отличается от любого материального предмета, философы древности пришли к выводу, что существует некая эфемерная субстанция, жизненная сущность, «душа». Собственно, об этом говорится и в Библии: сотворив человека, Бог вдохнул в него жизнь, то есть вложил в него душу.

Глава 1

Голубой волнистый попугайчик Сеня ни с того ни с сего вдруг яростно застрекотал в своей круглой клетке, подвешенной над столом профессора Осипова. Викентий Сергеевич недовольно посмотрел на Сеню и укоризненно спросил того:

– И чем, осмелюсь вас спросить, уважаемый коллега, вы, собственно, недовольны? У нас, как говорит Сева, все на мази! Остался только последний штришок! Вы понимаете, коллега, что это означает? Переворот в мировой науке, только и всего! И мы с вами и нашим общим ассистентом Всеволодом Николаевичем Колмогоровым станем знаменитостями! Да-с!

Удивленный такой потрясающей новостью, попугайчик примолк, с интересом наблюдая за своим хозяином – известным ученым-биологом, руководителем лаборатории наследственных болезней Института биологических проблем РАМН. Ему, бедной птице, было даже невдомек, что на протяжении всей его не слишком долгой, с точки зрения человека, попугайской жизни профессор Осипов бился изо дня в день над одной единственной проблемой – продлением жизни больных с тяжелыми наследственными нарушениями. Но все десять долгих лет с тех пор, как профессор получил лабораторию и ставил опыты над собратьями Сени по лаборатории – белыми мышами и кроликами, результаты были неизменно отрицательными. Не знал Сеня и того, что идея продления жизни, занимавшая умы всего человечества во все века его существования, но так пока и не решенная, тревожила воображение и пытливый ум Викентия Сергеевича с момента его осознания себя и окружающего мира.

Но толчком ко всему послужило событие, произошедшее, когда он учился в школе: умер отец Викеши – Сергей Борисович, работавший обычным участковым врачом в городской поликлинике. Он страдал редким заболеванием, связанным с обменом веществ, передающимся по наследству в их семье. От этой болезни умерла и мать Сергея Борисовича, а сам он, страдавший этим недугом на протяжении последних лет, все мечтал, чтобы его единственный сын, любимый Викеша, решивший к тому времени пойти по стопам своего отца, разрешил, наконец, эту проблему, ставшую их семейным проклятием. С этого момента произошло и полное переосмысление тринадцатилетним юношей своих устремлений и желаний.

Его эфемерные мечтания о продлении человеческой жизни в общем плане сузились до вполне определенной проблемы: найти способ исцеления его рода. Вот тогда Викеша и поклялся себе во что бы то ни стало найти ключ к решению этой задачи.

С девятого класса биология для него стала предметом поклонения. Он точно знал, чего хотел. Вся его жизнь тогда представлялась в виде прямой дороги к заветной цели – созданию универсального лекарства: особого фермента, позволяющего лечить патологическую наследственность. Уже тогда в среде одноклассников он получил прозвище Профессор. А дал его, кстати, лучший друг и сосед по парте и подъезду Валерка Грошев.

Это был тот еще фрукт! Сколько Викеша себя помнил, Валерка всегда пытался его переплюнуть. И не потому, что ему это надо было по жизни, нет, просто Валерка не терпел быть вторым! А, находясь рядом с Викешей Осиповым, ему приходилось частенько довольствоваться статусом «вечно второго». Когда же ему удавалось в чем-то опередить своего дружка, Валерка был счастлив. Самое смешное, он вовсе и не стремился быть лидером в каком-нибудь мероприятии – будь то спортивные соревнования, олимпиада или даже драка с пацанами из соседнего класса! Главное, чтобы быть впереди Профессора, пусть даже десятым, если только Осипов будет одиннадцатым!

Викешу всегда смешила и удивляла эта его причуда, которая, впрочем, подвигала середнячка Грошева на определенные усилия, позволяя ему выбиваться из серой массы.

«Ну, что ж, если ему так хочется, а тем более двигает вперед – ради Бога! Да и мне не будет скучно!» – думал в такие минуты Профессор. И только один единственный раз в жизни Викеша пожалел, что не отшил в свое время навязчивую дружбу своего соседа. Зато этот единственный раз запомнился ему на всю жизнь, поскольку круто ее изменил.

А дело было в девочке Наденьке, соседке, поселившейся в их доме и пришедшей в один прекрасный день в их с Валеркой класс. Тогда, в двенадцатилетнем возрасте, когда мальчишки и не думают об амурах, а девочки заняты, как правило, обсуждением одноклассниц на предмет степени модности их шмоток, Викеша вдруг обратил внимание на эту необычную девчонку. В принципе, ничего особенного в ней не было – обыкновенное лицо со вздернутым носиком, светлые, коротко постриженные волосы, худенькая фигурка. Но глаза! Именно глаза Нади ошеломили его тогда. Синие-пресиние, словно вечернее небо в самый разгар лета.

Ее посадили на свободную парту прямо перед ними. Она обернулась тогда к Викеше и что-то спросила у него. Получив обстоятельный ответ, она в благодарность весело сверкнула своими необычайными глазами и поразила всегда спокойного Профессора в самое сердце. Возможно, она произвела впечатление и на его соседа, но Валерка на ее появление никак не отреагировал. А Викеша, по натуре и так довольно сдержанный, замкнулся в этой своей тайне на целых пять лет, страдая по красавице Наденьке, с каждым годом становящейся все краше. Или это только в его глазах она была красавицей?!

А Наденька, казалось, вовсе не замечала этих тайных воздыханий Профессора – серьезного, довольно рослого, молчаливого и не по годам интеллектуально развитого парня. Но это было не так! Она давно его приметила. Его и его друга Валерку. Они даже были похожи внешне – оба брюнеты, спортивные, широкоплечие, правда, Профессор носил очки. Но, если в Валерке она видела обычного парня, не хватавшего звезд с неба, но вместе с тем веселого и непредсказуемого, то Профессор был человеком целеустремленным, знающим, чего он хочет от жизни, но закрытым от окружающих, – как ей тогда думалось.

И каково же было ее удивление, когда во время выпускного вечера Профессор вдруг пригласил ее на танец, а затем с подкупающей простотой без обиняков взял и выложил ей все о своих к ней чувствах. Наденька была поражена! Довольно симпатичная, общительная и веселая девушка, участвующая во всех общественных мероприятиях, она не испытывала недостатка во внимании к ней со стороны не только одноклассников, но и других парней и даже мужчин, невольно ловя на себе их взгляды на улице. Но от Профессора она никак не ожидала услышать подобное признание. Не ожидала, но обрадовалась, поскольку тоже испытывала к нему симпатию.

Викеша сразу почувствовал, что Надя совсем не против их встреч, и поэтому поделился радостной новостью с Валеркой. Тот отреагировал несколько вяло, как показалось Викеше, которому и в голову не приходило, что Надя тоже очень нравилась его другу. Просто они об этом никогда не говорили.

Вот тогда-то Валерка и решил действовать. Он решил, что «вечно второй» должен, наконец, взять реванш, ведь призом в этой борьбе будет отнюдь не грамота или медаль!

…Когда Надя отказала Викеше в третий раз, он не выдержал и потребовал объяснений. Но она, как всегда мягко тронув его за плечо, попросила немного подождать. Мол, не время еще, надо окончить институт. Им ведь троим – Викеше, Валерке и Наде, студентам пятого курса мединститута, оставалось учиться совсем немного. И Профессор продолжал покорно ждать! А Валерка времени даром не терял!

Это только потом Викеша узнал случайно, что тот втайне от всех встретился с отцом Нади. В результате этого разговора Надин отец категорически запретил дочери встречаться с Викешей, тем более – выходить за него замуж. После окончания института, когда Профессор, оправдывая свое прозвище, уже начал заниматься наукой, а Надя вышла замуж за Валерку, Викеша как-то встретил на улице Надину мать, и она по простоте душевной рассказала, почему Надя выбрала не его. Оказалось, что Валерка привел убийственные доводы, касающиеся болезни, унесшей жизни членов семьи Осиповых. И этот факт родители привели Наде в качестве неоспоримого аргумента в пользу другого кандидата на ее руку и сердце.

Как бы там ни было, научный гений Викентия Осипова стал проявляться уже в первые годы его деятельности. Получив отставку от любимой девушки, он сначала заставлял себя работать на износ, чтобы усталостью заглушить душевную боль. Затем просто втянулся, увлекся, получая от процесса работы почти физическое наслаждение. А когда узнал от Надиной матери причину неудачи в личной жизни, окончательно убедился в своем жизненном предназначении. Если уж любимая женщина отказала ему, узнав о проблеме их семьи, что уж говорить о других женщинах, на которых, впрочем, Профессор вообще перестал обращать внимание. И только одна девушка, работавшая в секретариате НИИ, где Викеша занимался своей наукой, с пониманием отреагировала на прискорбные факты, касающиеся его генеалогического древа.

Они сидели в кафе после первого дня знакомства. Он уже был аспирантом и готовился к защите кандидатской по теме, которую вынашивал еще со школы, а она, будучи студенткой-вечерницей института управления, устроилась на должность делопроизводителя. Скорее от безысходности, чем от большой симпатии, он рассказал Леночке обо всем, включая и проблемы со здоровьем родственников, обосновывая этим обстоятельством свой выбор жизненного пути.

Лена тогда восприняла все как должное и высказала даже искреннюю уверенность в благополучном разрешении этой проблемы, которой Викентий собирался посвятить жизнь. Они стали встречаться. Викеша и не заметил, как оказался женатым человеком. А когда у него родилась дочь Катенька, и вовсе стал считать себя счастливым. Не омрачило тогда его существование даже назначение на одну из руководящих должностей в институте заклятого друга – Валерки Грошева. Впрочем, они особенно и не пересекались по работе – тот занимался исключительно хозяйственной деятельностью. Неприятным было только одно обстоятельство: его Лена находилась в непосредственном подчинении Грошева.

Ведь много лет назад, когда Викеша узнал, за кого выходит Наденька, это настолько выбило его из колеи, что он оборвал все отношения с бывшим другом и даже не пошел на их свадьбу, хотя приглашение получил. Он сослался на занятость. К тому же очень кстати наметилась командировка на международный симпозиум, на который он с удовольствием и полетел. С тех пор ни с ней, ни с Валеркой, ни с Надей Викентий не общался. Да и все остальные знакомые и приятели тоже как-то выпали из его жизни.

Профессор вздохнул и посмотрел на часы. Ого! Как быстро пролетело время. Рабочий день закончился, сотрудники лаборатории постепенно разошлись по домам, прощаясь с засидевшимся завлабом, который только рассеянно им кивал в ответ, и он остался совсем один.

Сегодня, как назло, Сева – его правая рука и незаменимый помощник, а по совместительству и потенциальный зять – отпросился с работы. У него были на это веские причины – сдавал на права! Профессор усмехнулся: Сева очень напоминал его самого в этом возрасте – сама целеустремленность и деловитость сверх всякой меры. Катя – наоборот, вся в мать – такая же бесшабашная и такая же добрая и отзывчивая.

Что бы он без нее делал, без своей Леночки? Она, и только она привела его, наконец, к победе! Если бы не Лена, которая не отходила ни на шаг от своего любимого Кеши, он бы зарос и одичал в своих лабораторных джунглях, среди непроходимого леса реторт, колб, пробирок и мензурок. За все время поистине сумасшедшей работы она буквально насильно впихивала в него еду и питье, заставляла спать, гулять и вообще – не отрываться от жизни.

Сравнение среды своего обитания с джунглями для Профессора было вовсе не случайным, ведь только такой опытный «абориген», как Профессор, мог без труда сориентироваться среди этого хаоса. К тому же, наличие в лаборатории большого количества подопытной живности – кроликов и мышей, а также престарелого Сени – его пернатого друга, как нельзя лучше ассоциировалось с таким определением.

Попугайчика подарили сослуживцы, когда десять лет назад Викентий Сергеевич получил лабораторию. И все это время Профессор под бдительным оком своего пернатого коллеги планомерно, день за днем проводил опыты, собирал по крупицам, оттачивал и скрупулезно компоновал составляющие фермента – зернышки, которые ему удавалось отшелушить от целой горы плевел отрицательного результата. Торопить Профессора с исследованиями никому бы не пришло в голову, он сам подгонял себя и других, насколько это было возможно, но, если бы Викентий Сергеевич поведал кому-нибудь еще об одной причине такой гонки, то несказанно удивил бы этим и наверняка прослыл старым чудаком. Дело в том, что век волнистых попугаев не так долог – не больше десяти лет, и Профессор дал себе слово, что найдет формулу еще при жизни Сени…

Ну, ничего, теперь, когда уже все получилось, пусть и теоретически, на бумаге, у него есть шанс продлить и собственную жизнь, и жизнь других людей. Ему нужно было поторопиться – симптомы проклятой болезни, скосившей его близких родственников, стали потихоньку проявляться и у него. По опыту своей семьи он знал, что в запасе у него не так уж много времени!

Ему осталось только смешать несколько ингредиентов, затем поместить состав на плиту, которую он включил заблаговременно (так они называли лабораторную плитку – специальное устройство для нагрева посуды с химикатами), и нагреть до определенной температуры.

«Черт, как же плохо без помощника!» – снова подумал Профессор с досадой, осторожно переливая горючую смесь в реторту, предназначенную для нагрева. Плюс ко всему не пришла и незаменимая лаборантка Зиночка, заболевшая так некстати…

В это время громко и пронзительно, как показалось порядком уставшему Профессору, зазвонил телефон.

«Проклятие, как это не вовремя!» – ругнулся про себя профессор, вздрогнув от неожиданности. Держа в правой руке реторту с драгоценным составом, левой он потянулся к трубке, лежащей на столе поодаль, и не заметил, как из наклоненной невзначай посудины прямиком на раскаленную плиту потекла тоненькая струйка прозрачной жидкости.

Мгновенная вспышка, оглушительный взрыв и жар, опаливший лицо!.. Мощная ударная волна отбросила Профессора и, уже падая с прижатой к уху трубкой, последнее, что он услышал, был взволнованный голос жены:

– Кеша, Кеша, что у тебя там стряс…

Глава 2

– Бедный ты мой, бедный! – проговорила Лена, заботливо поправляя одеяло на муже. Уже вторую неделю он лежал дома после больницы, куда попал сразу после взрыва в лаборатории.

Ее Кеша потерял почти все, над чем работал долгие годы. Пожар, начавшийся в лаборатории после взрыва, уничтожил плоды его десятилетнего труда. Сгорели все записи, материалы и результаты многолетних исследований. Все пошло прахом. Хорошо еще, сам Кеша чудом остался жив.

Когда прогремел взрыв, который услышала в трубке Лена, она все поняла и приняла все необходимые меры, вызвав охрану, пожарных и «Скорую помощь». Прибежавшие первыми охранники успели вытащить из огня Профессора, часть живности, включая попугая, и ворох каких-то бумаг из открытого сейфа. Но основная часть документов была безвозвратно утеряна. Выгорело поллаборатории прежде, чем пожар был потушен.

Кеша тоже немного обгорел: у него было опалено лицо, пострадали руки, но все-таки ему повезло, если так можно сказать про человека, побывавшего в самом эпицентре пожара. В момент взрыва он упал под дубовый стол, и именно этот факт спас ему жизнь Охранники сумели его вынести из задымленного помещения раньше, чем ядовитые продукты горения сделали свое черное дело. Задохнулись лишь кролики и часть мышей.

Кеша все время пребывал в забытьи. Периодически приходя в сознание, он открывал глаза, просил пить и снова отключался. Лена не отходила от него. Хуже всего было то, что его болезнь, словно почувствовав свободу, навалилась с удвоенной силой. Не помогали уже и лекарства, которые хоть как-то тормозили ее. Случай с пожаром спровоцировал новый толчок, и Кеша буквально угасал на глазах, что подтвердил и его лечащий врач Андрей Анатольевич, последние дни дежуривший возле постели больного вместе с Леной.

Вот и сегодня врач отвел Лену в сторонку и проговорил охрипшим от волнения и недосыпа голосом:

– Елена Дмитриевна, мужайтесь! Викентию Сергеевичу осталось совсем недолго. Возможно, несколько часов, и вы должны об этом знать. Я бы посоветовал пригласить всех родственников, чтобы они успели с ним попрощаться.

Этот врач был старым другом ее Кеши. Когда-то давно они, кажется, учились вместе в институте. И в последние годы он частенько наведывался к ним, пристально следя за самочувствием своего давнего товарища и подопечного.

Лена и сама понимала, что Кеша уходит. Поэтому она вняла совету Андрея Анатольевича и позвала дочь и Севу. Теперь они все собрались в комнате, где лежал больной глава семьи. Наступила гнетущая тишина, время от времени прерывающаяся хриплыми вздохами Викентия Сергеевича.

– Лена! – раздался вдруг слабый голос больного. – Лена, Сева здесь?

– Я здесь, Викентий Сергеевич! – наклонился к нему ассистент.

– Сева, слушай и не перебивай! Я хочу, чтобы ты женился на моей дочери и ни при каких обстоятельствах не оставлял нашу семью. Позаботься о них обеих.

И еще! – Он прикрыл глаза, переводя дыхание. – Я знаю, что все сгорело… Но я в тебя верю, как в ученого. Мы с тобой многое прошли вместе, я уверен, ты не отступишься и продолжишь… – он помолчал. – Сева! Я нашел эту формулу, понимаешь?! Нашел! Мне оставалось только получить состав лабораторным путем… Не успел… Я ее записал в мою тетрадь… но теперь ничего не помню… Ты мне обещаешь, что закончишь? Обещаешь?

– Да, да, конечно, обещаю! Обязательно, не волнуйтесь! Я и сам этого очень хочу! Сделаю все, что смогу!

– Надо больше, чем сможешь, Сева. Извини, я виноват… Мне следовало тебя дождаться. Не делать одному, но… я был, как одержимый… Прости меня… – Викентий Сергеевич снова устало прикрыл глаза и после продолжительного молчания позвал:

– Катя, дочка!

– Я здесь, папочка! – Катя, не скрывая слез, взяла отца за руку.

– Катюша, и ты, Лена – простите меня, если я вас чем-то когда-нибудь обидел. Я всегда хотел чего-то добиться в жизни и… не успел! Жаль. Я так хотел! Лена, ты для меня всегда была лучшей женщиной на свете и ею останешься даже там, – он попытался улыбнуться и показал глазами на потолок. – Не горюй, я читал, что и там жить можно. Жить и любить вас обеих! Катя, держись Севы. Он…

Викентий Сергеевич не договорил. Голова его упала на грудь.

– Он потерял сознание, вам надо уйти, – сказал доктор, подходя к Профессору, – если что, я позову вас.

После похорон Лена была сама не своя. На работу она ходила через силу. К тому же намечались кадровые перестановки. Директор института уходил на пенсию, и в НИИ наблюдались разброд и шатания. На место директора объявились сразу три кандидатуры: два его старых зама – они уже давно примеряли на себя директорское кресло, – и новый помощник директора по хозяйственной части Грошев, который хотя и не имел прямого отношения к науке, но научное звание у него было – в институт он пришел, будучи доктором наук. Ему и прочили директорское кресло представители наиболее осведомленной части институтского электората.

Так и произошло. Именно Грошев Валерий Петрович и возглавил НИИ. Правда, злые языки утверждали, что тут не обошлось без блата, ведь его тесть занимал определенный пост в министерстве. Эти же языки также намекали, что и научное звание, полученное им накануне его перевода из этого министерства, где он проработал под началом своего известного тестя, также было присвоено ему чуть ли не в кулуарах. Ведь никто никогда не видел ни одной научной публикации ученого с фамилией Грошев.

Новая метла с места и в карьер принялась выметать все старое и устоявшееся в научной среде института. Были закрыты сразу несколько перспективных и не очень направлений. Смещены со своих должностей многие руководители. Был вызван на ковер к директору и новый заведующий лабораторией Наследственных болезней – Колмогоров, которому еще не доводилось посещать столь высокие кабинеты.

– А, проходите, проходите, дорогой Всеволод э-э… Николаевич! – приветствовал директор завлаба, утвержденного на эту должность при прежнем директоре по просьбе самого Осипова, когда тот пришел в себя после взрыва в лаборатории. – Присаживайтесь, пожалуйста. Ну, как, завершили уже ремонт? – он с любопытством разглядывал молодого сотрудника и не мог не отметить, что за внешней скромностью невысокого блондина в аккуратном костюме угадывается твердость характера и внутренняя сила, выраженная в его взгляде, четкой походке, манере держаться. Несмотря на некоторую неловкость, которую испытывало подавляющее большинство людей, приходящих в этот кабинет, Колмогоров не выглядел растерянным, а его серые глаза смотрели открыто и дружелюбно.

– Да, спасибо за заботу, Валерий Петрович! Уже почти все восстановлено, слава Богу. Осталось только совсем немного – оборудование, колбонагреватели, новые лабораторные плитки, опять же, животных подопытных…

– Дорогой мой Всеволод Николаевич, все это замечательно, но больше всего меня интересуют записи профессора Осипова, его последние наработки. Я слышал, что его недавние опыты были очень обнадеживающими. Что вы на это скажете?

– Вы правы. Мы с профессором были на грани открытия лекарства. Не хватало последнего звена, и ингредиент был теоретически выведен буквально в последний день перед взрывом, но, к сожалению, Викентий Сергеевич не успел получить само лекарство – помешала проклятая случайность!

– Так, так, – забарабанил пальцами по столу Грошев, – случайность, значит! А где были вы сами, уважаемый господин Колмогоров? Почему вас с ним не было? Почему он вообще ставил опыты в одиночку, ведь по инструкции это не положено? Молчите? Я понимаю, что вы как бы и не причем! Вероятно, у вас есть какой-то оправдательный документ, подтверждающий правомочность вашего отсутствия на рабочем месте в момент, как вы изволили выразиться, несчастного случая? Опять молчите? Так что же, есть документ или нет?

– Валерий Петрович, вы же сами знаете, что у нас не принято было…

– Вот именно – было! Теперь такого не будет! Бывший директор сильно распустил вас и весь институт, где царили разгильдяйство, выдаваемое за демократичность, и расхлябанность, выдаваемая за доброжелательность! Никакой трудовой дисциплины – и вот результат! Погиб человек, испорчено народное имущество, которое, между прочим, стоит немалых денег, а самое главное – уничтожены результаты многолетних исследований! А кому отвечать, позвольте вас спросить, за все это безобразие? Я вам отвечу: мне – новому руководителю, сменившему быстренько ушедшего на пенсию старого маразматика! И… еще вам, дорогой мой новый завлаб!

– Мне? Почему мне? У меня ведь была уважительная причина отсутствия – я сдавал на права! Вот, пожалуйста! – Колмогоров вытащил из кармана водительское удостоверение и протянул его Грошеву.

Грошев взял его, брезгливо повертел в руках и пренебрежительно бросил на стол.

– Вы все-таки, уважаемый господин Колмогоров, не понимаете всей меры ответственности, свалившейся на ваши плечи, – Грошев встал из-за стола и стал расхаживать по кабинету, заложив руки за спину. – Поймите меня правильно. Мне надо принимать меры. Расследование все еще продолжается, и с меня требуют соответствующие меры по отношению к виновникам, пусть даже косвенным, этого происшествия. А у вас нет никакого официального подтверждения вашим словам. Следовательно, это – прогул, повлекший за собой необратимые последствия! У вашей лаборантки Козыревой, кстати, с этим все в порядке – налицо больничный лист! Такие вот дела! И было бы еще у вас оправдание в виде результатов эксперимента. Но и их нет! Так что не взыщите, дорогой мой Всеволод… э-э э… Николаевич, я вынужден принять адекватные этой ситуации меры. Короче, я бы вам посоветовал написать заявление по собственному желанию, от греха подальше. Поверьте, для вас – это самый лучший выход!

Директор сел на свое место, давая понять, что аудиенция закончена.

– Да, и не забудьте ваши права водительские. Они теперь вам очень пригодятся! – директор криво усмехнулся.

Сева забрал документ и вышел из кабинета, не произнеся ни слова. Это был крах! Все пропало! Как теперь он сможет выполнить обещание, данное перед смертью своему учителю и наставнику? Как плохо все складывается!

Что теперь он скажет Кате и Елене Дмитриевне?! Что теперь вообще ему делать???

Он пришел в лабораторию, ни на кого не глядя, сел за стол, уронив голову на руки, и глубоко задумался. Сотрудники, искренно любившие нового завлаба, понимали, что произошло нечто страшное, и подавленно молчали. Только лаборантка Зиночка Козырева подошла к нему и тихо спросила:

– Что-то случилось, Всеволод Николаевич?

Сева посмотрел на нее затуманенным от слез взглядом:

– Все кончено, Зиночка! Я в большом долгу перед Профессором.

Затем он встал, молча собрал свои вещи и быстро написал заявление об уходе, которое оставил на столе. Оглядев напоследок лабораторию с притихшими сотрудниками, в которой провел десять самых счастливых лет своей жизни, он остановил взгляд на попугае Сене – любимце Профессора. Притихший Сеня, словно понимая, что происходит, сидел, нахохлившись.

– Не волнуйся, мой друг, тебя я здесь не оставлю. Ничего, мы еще с тобой повоюем, я тебе это обещаю! – Сева прихватил клетку с попугаем, попрощался со всеми и вышел за дверь.