Текст книги "Богословие Апостола Иоанна. Толкование Евангелия и Посланий"

Глава 18

(1) Сказав сие, Иисус вышел с учениками Своими за поток Кедрон, где был сад, в который вошёл Сам и ученики Его.

Поток Кедрон – небольшой ручей, протекающий по водоразделу между Иерусалимом и Масличной горой. На эту гору, где был сад (у евангелистов-синоптиков называемый Гефсиманским), и взошёл Иисус со Своими учениками.

(2) Знал же это место и Иуда, предатель Его, потому что Иисус часто собирался там с учениками Своими.

Конечно же, Своему возлюбленному Сыну, Бог Отец открыл всё, что предстоит Ему пройти и пережить. Весь земной путь Его был сплошным искушением и непрерывным испытанием на «прочность»; Он всегда стоял перед выбором: согрешить или не согрешить. Знал Иисус и череду предстоящих событий, когда, где и как Он будет пленён; но, безупречно послушный воле Отца, Он сознательно и добровольно идёт навстречу этим событиям. Как Бог не лишает личной воли всякого человека, так не лишал Он и Иисуса делать Свой выбор – исполнить волю Отца, или воспротивиться ей.

Иуда хорошо знал этот сад – излюбленное место Учителя – куда Господь наведывался с учениками, посещая Иерусалим, где уединялся для молитвы; предатель, теперь, несомненно, знал, что Иисус непременно придёт туда и на этот раз, после Тайной вечери.

(3) Итак Иуда, взяв отряд воинов и служителей от первосвященников и фарисеев, приходит туда с фонарями и светильниками и оружием.

Иуда продолжал своё мерзкое дело предателя, выбранное им самим и предопределённое Богом. И первосвященники, и фарисеи делали своё злое дело не по чьему-то наущению, но по зову своих завистливых и злых сердец. На этот раз за Иисусом в ночную тьму отправились не только служители от первосвященников и фарисеев, но и вооружённый отряд римских воинов, очевидно, выпрошенных у прокуратора первосвященниками. Воины нужны были для устрашения учеников и для придания аресту вида законной силы. Участие римских воинов свидетельствовало о том, что Иисуса пленили не как богохульника, а как разбойника, или как политического смутьяна.

(4) Иисус же, зная всё, что с Ним будет, вышел и сказал им: кого ищете?

Если прежде Иисус уходил и скрывался от преследователей, то теперь Он без страха и сомнений идёт навстречу своим врагам, ибо такова была благая воля Отца небесного. Он и прежде всё говорил и делал, движимый Духом Отца Своего (Словом); и теперь Он шёл уверенно, ибо душа Его была спокойна, утешенная благодатью Божией после горячей молитвы к Отцу (Мф. 26:39—44; Мк. 14:35—40; Лк. 22:41—44) и укреплённая посланным от Бога Ангелом (Лк. 22:43).

(5) Ему отвечали: Иисуса Назорея. Иисус говорит им: это Я. Стоял же с ними и Иуда, предатель Его.

Очевидно пришедшие не узнали Иисуса в лицо, так как ночного света было недостаточно в саду, но, как бы то ни было, Иисус, услышав Своё имя, не попытался скрыться от вооружённых воинов, что лишний раз свидетельствует о решимости Иисуса теперь идти до конца. Иуда, предатель, стоял рядом. Интересно было бы узнать, какие мысли и чувства владели им; а Господь духом знал, что и как ворочается в потаённых уголках мрачной души предателя.

(6) И когда сказал им: это Я, они отступили назад и пали на землю.

Нет сомнений, что отряд римских воинов и первосвященнических служек шли брать Иисуса не испытывая ни страха, ни угрызения совести, иначе бы они не пошли. Но когда Иисус сказал им: «Это Я», – то в них зародился страх, может быть даже не осознанный, но реальный страх, от чего они и отступили назад, и пали на землю. Этот страх в них поселил, несомненно, Сам Бог, ведь они собрались пленить не просто Человека, но Самого Бога, и поэтому дух, каждого из них, возмутился и устрашился. Бог может вселить в любое духовное существо не только страх, но и панический ужас. Падение пришедших перед Христом, это поклонение Владыке мира, пусть не осознанное, но вполне показательное. Так душа после смерти человека (и на Страшном суде) будет судима своим собственным духом, в котором будет действовать Бог.

(7—9) Опять спросил их: кого ищете? Они сказали: Иисуса Назорея. Иисус отвечал: Я сказал вам, что это Я; итак, если Меня ищете, оставьте их, пусть идут, да сбудется слово, реченное Им: из тех, которых Ты Мне дал, Я не погубил никого.

Забота Иисуса об учениках естественна и понятна даже с человеческой точки зрения, а ведь в Иисусе ещё и Бог действовал. Когда Бог действует даже в грешном, но кающемся человеке, то человек этот, движимый благодатью Св. Духа, готов даже за своих убийц отдать жизнь свою, ведь ценности для Бога и Его суд иного порядка, нежели ценности и суд человеческие. Тем более в безгрешной душе Иисуса Бог благодатно действовал в тот момент со всей полнотой и силой. Однако и здесь мы наблюдаем не Божественную, а чисто человеческую заботу Иисуса об учениках, ибо эта забота была перед Лицом Бога («…из тех, которых Ты Мне дал, Я не погубил никого»).

(10) Симон же Пётр, имея меч, извлёк его, и ударил первосвященнического раба, и отсёк ему правое ухо. Имя рабу было Малх.

Отважный и энергичный Пётр действовал решительно, не раздумывая. Этот факт был отмечен и евангелистом Матфеем (Мф. 26:51), правда, Матфей не сказал, кто именно из учеников Иисуса, извлёк меч, и кому именно отсёк ухо.

(11) Но Иисус сказал Петру: вложи меч в ножны; неужели Мне не пить чаши, которую дал Мне Отец?

Иисус остановил Петра, поясняя, что это сопротивление бесполезно, потому что предопределение Божие всё равно свершится, и Он готов испить горькую чашу страданий и смерти. Кроме того, было очевидно, что горячность Петра могла усугубить положение учеников, так как этот поступок мог быть расценен как сопротивление римским властям, и всех могли схватить уже как повстанцев против Рима.

(12—13) Тогда воины и тысяченачальник и служители Иудейские взяли Иисуса и связали Его, и отвели Его сперва к Анне, ибо он был тесть Каиафе, который был на тот год первосвященником.

Враги Иисуса так страстно жаждали пленить Его, что привлекли к этому акту с отрядом воинов не десятника, и не сотника, а тысяченачальника, чтобы жёстко и без промашки захватить Иисуса. Евангелисты синоптики говорят, что Иисуса сразу повели к первосвященнику Каиафе. Так ев. Матфей сообщает: «…к Каиафе первосвященнику, куда собрались книжники и старейшины» (Мф. 26:57); ев. Марк говорит: «И привели Иисуса к первосвященнику; и собрались к нему все первосвященники и старейшины и книжники» (Мк. 14:53); ев. Лука говорит кратко, что Его привели к первосвященнику (Лк. 22:54). Ев. Иоанн, будучи свидетелем этого события, уточняет, что Иисуса привели в дом Анны, – старейшего и самого авторитетного в Иудее первосвященника, где, как мы видим по сообщению евангелистов-синоптиков, собрались все первосвященники и старейшины и книжники, и, несомненно, Каиафа в их числе.

(14) Это был Каиафа, который подал совет Иудеям, что лучше одному человеку умереть за народ.

Вероятнее всего не Каиафа был самым ретивым инициатором преследований и ареста Иисуса, а старый и самый влиятельный Анна, поэтому Иисуса привели именно к нему. Но Каиафа, подстрекаемый Анной, был не менее деятелен по отношении к Иисусу. Как бы то ни было, но судьба Христа на земле была предрешена первосвященниками во главе с Каиафой, а Бог не препятствовал этому, ибо такова была благая и спасительная воля Творца.

Лопухин А. П. полагает, что допрос Иисуса осуществлял только Каиафа, но я думаю, что допрос начал Анна, как хозяин дома, а продолжил допрос Каиафа, судя по стиху 24.

(15) За Иисусом следовали Симон Пётр и другой ученик; ученик же сей был знаком первосвященнику и вошёл с Иисусом во двор первосвященнический.

Этим не названным по имени учеником, несомненно, был сам Иоанн, любимый ученик Иисуса, будущий Апостол и евангелист. Иоанн и Пётр, в отличие от других учеников, не убежали, а следовали за Своим Учителем. Иоанн бесстрашно вошёл за Иисусом в «логово» к «хищникам» жаждавшим крови Иисуса. Оправдывая своё бесстрашие, евангелист ссылается на знакомство с первосвященником, очевидно с Ананом, ибо двор был его. Но, как свидетельствует предание, отмеченное еп. Михаилом (Лузиным), Иоанн был знаком не с самим первосвященником, а с прислугой, в качестве рыбака, доставляющего рыбу в дом первосвященника. Может быть, благодаря этому знакомству с прислугой, а может быть даже и дружеским отношениям с ней, он и был знаком с первосвященником. Как бы то ни было, но Иоанн был вхож во двор Анны.

(16) А Пётр стоял вне за дверями. Потом другой ученик, который был знаком первосвященнику, вышел, и сказал придвернице, и ввёл Петра.

Здесь вновь подтверждается, что Ап. Иоанн был хорошо знаком с дворовыми, ибо придвернице (привратнице) оказалось достаточно одного слова Иоанна, чтобы во двор впустили Петра.

(17) Тут раба придверница говорит Петру: и ты не из учеников ли Этого Человека? Он сказал: нет.

Это обращение придверницы к Петру указывает на то, что она знала Иоанна как ученика Иисуса. Но Пётр, очевидно, несколько растерявшись среди незнакомых людей и застигнутый врасплох неожиданным вопросом, отрёкся от своего Учителя, а ведь час или два назад он клялся, что готов душу свою положить за Учителя. Что произошло в душе Петра, почему он отрёкся от Христа? А. П. Лопухин полагает, что Пётр не придал значения вопросу придверницы, но, думается, что это не так. Вероятнее всего растерянность и некоторая робость среди незнакомых людей были причиной первого отречения Петра. Если бы рядом с привратницей не было других людей, враждебно настроенных против Иисуса и готовых выслужиться перед своим господином, то, наверное, он бы не отрёкся.

(18) Между тем рабы и служители, разведя огонь, потому что было холодно, стояли и грелись. Пётр также стоял с ними и грелся.

Он стоял и грелся, в томлении духа ожидая решения тех, кто сумел захватить столь сильного Учителя и решать Его судьбу. Он стоял и грелся, но чувствовал себя здесь чужим и одиноким.

(19) Первосвященник же спросил Иисуса об учениках Его и об учении Его.

Как я отмечал в стихе 14, первосвященником, начавшим допрос Пленника, был сам хозяин дома Анна, а Каиафа в это время был в другой комнате тестя вместе с прочими первосвященниками. Очевидно, Анна спрашивал Иисуса в таком тоне и с таким выражением лица, которые свидетельствовали о тайной подоплёке вопроса: не есть ли в Его учение злоумышлений, и не являются ли Его ученики, такими же, как и Он, злоумышленниками?

Враги Иисуса давно определились в своём намерении и сговорились обвинить Его перед римскими властями, чтобы непременно убить. Если бы у них уже было определённое политическое или социальное обвинение, они не замедлили бы этим воспользоваться, но обвинение у них было одно, религиозное: «Он богохульник». Однако для Рима еврейский богохульник не является преступником, поэтому осуществлению намерения публично убить Иисуса препятствовали законы владычествующего в Иудее Рима. Вот Анна и решил вопросами прозондировать Иисуса относительно Его политических убеждений, чтобы ухватиться за любой, даже самый незначительный предлог к политическому обвинению перед римскими властями.

(20—21) Иисус отвечал ему: Я говорил явно миру; Я всегда учил в синагоге и в храме, где всегда Иудеи сходятся, и тайно не говорил ничего. Что спрашиваешь Меня? спроси слышавших, что Я говорил им; вот, они знают, что Я говорил.

Хитрый и опытный Анна вопросами с политической подоплёкой надеялся уловить в ответах Иисуса хотя бы тень беспокойства или неуверенности, чтобы ухватившись за эту ниточку сплести сеть коварных вопросов, но Иисус резонно заявил: «Я всегда учил в синагоге и в храме, <…> и тайно не говорил ничего». Таким образом, Иисус, указывая на множество свидетелей («Спроси слышавших, что Я говорил им»), которые подтвердят, что Он не заговорщик ни против римских властей, ни против земных царей, – обезоружил коварного дознавателя.

(22) Когда Он сказал это, один из служителей, стоявший близко, ударил Иисуса по щеке, сказав: так отвечаешь Ты первосвященнику?

Всякому нормальному человеку видно, что ничего оскорбительного для первосвященника Иисус не сказал, но независимый тон Иисуса показался обидным человеку, привыкшему рабски льстить вышестоящим особам облечённым властью. Кстати сказать, именно раболепие окружающих всегда льстит тщеславию власть имущих и укореняет их гордыню. Поэтому независимый тон в голосе свободной от угодничества души, как правило, рождает негодование и ненависть в гордых сердцах высокопоставленных лиц к тем, кто не раболепствует перед ними, а рабы лести оскорбляются духовной свободой таких людей из зависти.

(23) Иисус отвечал ему: если Я сказал худо, покажи, что худо; а если хорошо, что ты бьёшь Меня?

Как во все времена были откровенные и тайные служители сатаны, вроде первосвященников и фарисеев, ненавидевших Иисуса, так же были и льстецы этих служителей. Таким оказался служитель, ударивший Христа. Иисуса этот поступок не оставил равнодушным, Он справедливо и спокойно заметил: «Если Я сказал худо, покажи, что худо; а если хорошо, что ты бьёшь Меня?» Иисус, этим замечанием, как бы призывал присутствующих здесь, к справедливому суду и желал предостеречь их от необоснованной расправы.

(24) Анна послал Его связанного к первосвященнику Каиафе.

Обезоруженный вескими аргументами Иисуса Анна почёл за лучшее отправить Иисуса связанным, к Каиафе и другим первосвященникам, не потому что боялся упустить Его как опасного разбойника, намеревающегося сбежать, но чтобы унизить Его хотя бы этими путами на руках.

(25) Симон же Пётр стоял и грелся. Тут сказали ему: не из учеников ли Его и ты? Он отрёкся и сказал: нет.

Пётр стоял у костра в мучительном и тревожном ожидании, ведь он понимал, что этот арест Учителя есть начало тех событий, о которых предвещал Господь: «Сын Человеческий предан будет в руки человеческие, и убьют Его» (Мф. 17:22—23; Мк.9:31). И, вот, всё сбывается, ещё часа не прошло, как он слышал: «Вот, наступает час, и настал уже, что вы рассеетесь каждый в свою сторону и Меня оставите одного» (Ин. 16:32). Всё это, и гнетущее, сиротливое одиночество, подавляющие всякую надежду на освобождение Иисуса, – окончательно подломили решительность Петра. Он чувствовал себя оторванным, отчуждённым от любимого Учителя, одиноким вне окружения сотоварищей, поэтому, когда спросили его, не из учеников ли Иисуса и он, то Пётр вновь отрёкся, и сказал: нет.

(26—27) Один из рабов первосвященнических, родственник тому, которому Пётр отсёк ухо, говорит: не я ли видел тебя с Ним в саду? Пётр опять отрёкся; и тотчас запел петух.

Тут уже, в кругу враждебно настроенных людей, да ещё и вблизи огорчённого и явно озлобленного родственника того, которому Пётр отсёк ухо, он решительно испугался, и в третий раз отрёкся от Христа.

В Гефсиманском саду от страха разбежались, и Андрей, и Нафанаил, и другие ученики, – что никак нельзя назвать верностью своему Учителю. И оказалось, что не только Иуда, вор по натуре, но и самый преданный, самый решительный в своей горячности ученик Иисуса Пётр («камень», на котором Господь обещал воздвигнуть Свою Церковь), и тот, отрёкшись, предал своего Учителя. Но как разительно не схожи эти два предательства: Иуды и Петра. Об этом, полагаю, можно написать весьма интересный и поучительный психологический трактат.

Ап. Иоанн здесь не уточняет некоторых важных деталей по той причине, что они получили своё отражение в других Евангелиях, поэтому хочется здесь отметить лишь некоторые психологические особенности явления – «предательство». Третье отречение от Учителя одного из самых близких и самых верных учеников Христа, не случайно, но вполне естественно и закономерно. Струсив однажды, неизбежно предашь и в другой раз, даже самое святое. Отрекшись от истины однажды, походя, в следующий раз отречёшься от неё уже сознательно. Предательство портит душу и удаляет от Бога. Не раскаявшись, не обретёшь храбрости, но усугубишь удаление от Бога и помрачение души.

Отречение Петра от Христа является назидательным уроком для всех христиан. Нельзя быть самоуверенным! Без благодати Божией мы немощнейшие существа; даже такой адамант веры как Пётр (камень), и тот оказался посрамлённым в своей самонадеянности. Только уповая на милость и помощь Божию, и получая её, человек способен на какой-то подвиг. Примером тому может служить пророк Божий и Израильский царь Давид, который, находясь под постоянным покровительством Бога, стал самонадеян, от чего прельстился чужой женой (Вирсавией) и впал в великий грех убийства невинного и всей душой преданного ему человека – Урии Хеттеянина – мужа Вирсавии (2Цар. 11:2—27).

(28) От Каиафы повели Иисуса в преторию116116
  Претория – комната преторского судилища.


[Закрыть]. Было утро; и они не вошли в преторию, чтобы не оскверниться, но чтобы можно было есть пасху.

Этот стих, в его историческом и религиозном аспекте, скрупулёзно рассмотрен проф. А. П. Лопухиным, и мы отсылаем читателя к его комментариям, в которых имеются ссылки на других толкователей этого стиха117117
  Лопухин А. П. Толкование на Евангелие от Иоанна – с.479 – 481.


[Закрыть].

(29—30) Пилат вышел к ним и сказал: в чём вы обвиняете Человека Сего? Они сказали ему в ответ: если бы Он не был злодей, мы не предали бы Его тебе.

Первосвященники и старейшины синедриона, осудив Иисуса на смерть как богохульника (Мф. 26:65—66; Мк. 14:64; Лк. 22:67—71), отвели Его к Понтию Пилату – римскому правителю Иудеи, чтобы тот привёл в исполнение их приговор. Но Пилату они представили Его не как богохульника, ибо тому не было дела до их религиозных разногласий, а объявили Его злодеем. Но они не имели против Иисуса каких-либо улик как на разбойника или нарушителя общественных законов Рима, поэтому они просто лгали Пилату, говоря, что Он – злодей.

Иисуса, Который творил только добро и милость, объявить злодеем! Это ли не предел безумия?! Правда, для иудеев богохульник хуже злодея, но ведь они не объявляют, какое именно зло сотворил Иисус, а значит, они лгут, говоря, что Он злодей, совершая тем самым смертный грех лжесвидетельства. Однако решительно настроившись на убийство Иисуса, они не хотят, чтобы Пилат учинил разбирательство, и открылась несостоятельность их обвинений перед римским законом.

(31—32) Пилат сказал им: возьмите Его вы, и по закону вашему судите Его. Иудеи сказали ему: нам не позволено предавать смерти никого, – да сбудется слово Иисусово, которое сказал Он, давая разуметь, какою смертью Он умрёт.

Пилат, понимая лукавое коварство иудеев, и не желая идти у них на поводу и без законного разбирательства утверждать какой-либо приговор, тем более смертный, резонно им заявил: «Возьмите Его вы, и по закону вашему судите Его». Для иудеев это было бы проще всего, – приговорить и побить камнями, заведомо зная, что римские власти вряд ли будут доискиваться виновных. Да и по опыту им было известно, чем и как успокоить власть имущих римлян. Но они непременно хотели придать этому делу законную силу и всеобщую огласку, чтобы убедить соотечественников, что Иисус не есть Мессия, Которого ждут иудеи. Ненависть к Христу была посеяна в сердцах первосвященников сатаной, под власть которого они попали, как и Иуда – предатель Христа.

(33) Тогда Пилат опять вошёл в преторию, и призвал Иисуса, и сказал Ему: Ты Царь Иудейский?

У евангелистов Матфея, Марка и Иоанна не вполне понятно, почему Пилат сразу задаёт этот вопрос Иисусу, но Лука сообщает, что этому вопросу предшествовало обвинение первосвященников: «Мы нашли, что Он развращает народ наш и запрещает давать подать кесарю, называя Себя Христом Царём» (Лк. 23:2). Очевидно под этим же предлогом они вытребовали у прокуратора и отряд воинов, чтобы арестовать Иисуса, поэтому Пилат без особых прелюдий сразу задаёт этот вопрос.

(34) Иисус отвечал ему: от себя ли ты говоришь это, или другие сказали тебе о Мне?

Я думаю, что диалог Иисуса с Пилатом, описанный Ап. Иоанном, действительно состоялся, но не получил своего отражения у других евангелистов по той простой причине, что они не придавали особого значения деталям суда над Иисусом. Главное – результат, первосвященники осудили Его на смерть, и Иисус умрёт на кресте. Да и в претории, где состоялась краткая беседа Пилата с Иисусом, не было свидетелей, поэтому евангелисты домысливали суть беседы по событиям и словам, которые были публичными, при Лифостротоне.118118
  Лифостротон – каменный помост судилища.


[Закрыть]

Хочется отметить богословский аспект этого стиха. В вопросе, заданном Иисусом Пилату, обнаруживается Его незнание внутреннего состояния прокуратора, от себя ли он говорит, или услышал от кого-то. Этот случай, один из немногих (Мк. 5:30, 10:51, 9:21; Лк. 8:30 Ин. 5:6), указывает на то, что не всё Отец открывал Сыну, если хотел что-то утаить. Иисус так же признаётся и в незнании последнего дня при конце мира (Мк. 13:32; Мф. 24:36). Даже после Своего воскресения, при море Тивериадском, Он проявил незнание, спросив учеников, есть ли у них какая-нибудь пища (Ин. 21:5). Такое неведение свидетельствует о Его Человеческой Личности.

Святые, живущие на небе, нередко откликаются на призывы людей, живущих на земле, и, иногда, сами являются к ним. Но святые видят наш мир и слышат его не сами по себе, а посредством Бога, в Котором они находятся, и будучи ограниченными душой, видят, слышат и знают только то, что касается их непосредственно, и что открывает им Бог. Именно поэтому ни святые, ни Ангелы ни Сам Христос никогда не знали и до сих пор не знают ни дня, ни часа конца мира.

(35) Пилат отвечал: разве я Иудей? Твой народ и первосвященники предали Тебя мне; что Ты сделал?

Пилату было очевидно, что стоящий пред ним еврей, обвиняемый соплеменниками в претензиях на царскую власть, реально не мог покушаться на это, ибо Он не был похож на человека, имеющего какое-либо положение в еврейском народе; но и на безумца Он тоже не был похож. Отсюда Пилат заключил, что предъявляемое Ему обвинение, как ныне выражаются, – «липовое». Поэтому Пилат, чтобы внести ясность, за что же на самом деле Иисуса предали на его суд, спросил: «Что Ты сделал?».

(36) Иисус отвечал: Царство Моё не от мира сего; если бы от мира сего было Царство Моё, то служители Мои подвизались бы за Меня, чтобы Я не был предан Иудеям; но ныне Царство Моё не отсюда.

Иисус не отрицает, что Он Царь и у Него есть Царство, но опровергает обвинения, выдвинутые против Него, как претендующего на царствование в этом мире: «Царство Моё не от мира сего». Господь уверен, если бы в этом мире было Его царство, то христиане подвизались бы за Него. Его слова: «…но ныне Царство Моё не отсюда», – говорят о том, что пока ещё («ныне») нет на земле господства Его Царства – Церкви Христа и христианских государств.

(37) Пилат сказал Ему: итак Ты Царь? Иисус отвечал: ты говоришь, что Я Царь. Я на то родился и на то пришёл в мир, чтобы свидетельствовать о истине; всякий, кто от истины, слушает гласа Моего.

Судя по диалогу, Пилат не спросил, а утвердительно сказал: «Итак Ты царь». Иисус не отрицает Своего царского достоинства, но Он уже уточнил, почему Царство Его не от сего мира, поэтому Иисус хочет донести до сознания язычника, что Он из другого мира, – из мира, где царит Истина, и что Он родился и пришёл в этот мир, чтобы свидетельствовать об Этой Истине (о Боге).

По моему мнению слово «истина» следует писать не с прописной, а с заглавной буквы, ведь Иисус имел в виду под этим словом Самого Бога. Евреям давно было известно, что Бог именуется Истиной (Иер. 10:10) и что только Он истинен (Втор. 32:4; Мак. 2:10; Ин. 3:33, 7:18, 8:26).

Сказанные Иисусом слова: «Я на то родился и на то пришёл в мир», – принадлежат не Божественной ипостаси Слово, а человеческой Личности Христа. Не может быть, чтобы предвечно рождающаяся Божественная ипостась Слово только для того и родилось от другой Божественной ипостаси Отец, чтобы прийти в мир и свидетельствовать людям об истине.

(38) Пилат сказал Ему: что есть истина? И, сказав это, опять вышел к Иудеям и сказал им: я никакой вины не нахожу в Нём.

Пилату неведом был мир иного порядка, – мир Божественных истин, поэтому он и не понял Иисуса, переведя Его слова об истине в область существующего мира. А в этом мире (он по опыту знал), существуют только идеалы, коим приписывается понятие «истина», ибо всё в этом мире относительно и противоречиво, и неизменно в нём господствуют только лицемерие, ложь, предательство, алчность, продажность. О какой истине говорит Этот Человек? Хотелось бы ему знать, что есть истина, в этом мире? Однако в словах Иисуса о истине Пилат не обнаружил ничего, что можно было бы вменить Ему в вину, поэтому он объявил иудеям: «Я никакой вины не нахожу в Нём».

(39—40) Есть же у вас обычай, чтобы я одного отпускал вам на Пасху; хотите ли, отпущу вам Царя Иудейского? Тогда опять закричали все, говоря: не Его, но Варавву. Варавва же был разбойник.

Мы уже не раз обращали внимание читателя на то, что проблемы в понимании Евангелия, не относящиеся к богословию, прекрасно разъяснены проф. А. П. Лопухиным и другими экзегетами, поэтому мы рекомендуем обратиться к их толкованию этих стихов. Хочется лишь немного добавить к психологическому портрету Пилата. Будучи воспитанным в жестоком мире, духовно удалённом от Бога, он не был лишён сочувствия, во всяком случае, к Иисусу Христу в нём пробудилось это благостное чувство, и он всячески старался сохранить Ему жизнь, но оказался бессилен не столько перед настойчивостью рассвирепевших иудеев, сколько перед предопределением и волей Отца небесного.