Текст книги "Ускользающая почва реальности"

Глава 4

– Ох и воняет же здесь. Кажется сейчас из меня пойдет назад утренний сэндвич с кофе, – Курт Уилкотт прислонил тряпичный носовой платок к лицу, вглядываясь в расчленные останки того, что еще недавно было Анджелой Пиппердейл.

– Видели когда-то такое, капитан? – спросил его местный полицейский.

– Видел и похуже, – ответил Курт, поднявшись с корточек и убрав носовой платок в карман. – Скоро тут будет наш судмедэксперт, но уже и так понятен почерк.

– Это не первое подобное преступление?

– Хотелось бы сказать, что первое, но нет… Я уже два года ищу этого психопата по всей стране…

Следователь по уголовным делам Курт Уилкотт пошел в сторону своего внедорожника, на котором он преследовал расчленителя, следуя за ним по пятам, оставаясь всегда на шаг позади. Среди своих коллег Курт слыл чудаком. Да, по сути, он им и был. Курт верил, что все в мире круглое, раз все планеты и звезды круглые. А если что-то не круглое, то только потому что оно из кожи вон лезет, чтобы круглым не быть. В его представлении круглым было все, даже его теща. Особенно, теща. Ведь она родила его самого любимого человека – его жену. Которая тоже была круглой в некоторых местах, причем самых для него приятных. Наверное, это и было связью с Создателем, который был непременно шаром. Не даром эти места помогают создать и вскормить новых людей. Он знал, что был чем-то похож на расчленителя, за которым гнался. Они оба искали Бога, но один из них выбрал резать людей, а второй искать тех, кто их режет. Один хотел найти душу, вселенную Богом в человека, а другой старался сохранить эту штуку там, куда ее решил поместить этот самый Бог. Откуда им было известно, что расчленитель ищет именно души? Он оставлял им подсказки. Где-то крест, где-то царапал слово «душа» на земле. Бывало, они находили ритуальные предметы, говорящие о том, что убийца читал литературу об отделении души от тела. К тому же, органы, как правило, были так аккуратно вырезаны и разложены рядом с телами, что были ясны исследовательские мотивы преступника. За два года Курт скопил немалое количество данных о расчленителе, но это никак не смогло вывести на его след.

Курт вернулся в свой кабинет, расположенный в Главном следственном управлении, и принялся разглядывать карту на стене, на которой были отмечены все убийства маньяка. Никакой логики в его передвижениях по стране не было, невозможно было предугадать какой населенный пункт окажется следующим по пути его кровавой экспедиции. Было ясно, что человек он был набожный, но мало ли таких набожных людей по всей Америке? Пожалуй, что большинство. И если вселить им мысль, что убийства людей будут угодны их богу, то, пожалуй, все самые набожные из них пойдут по тому же пути, что и этот наш славный малый. В этом смысле, Курт не видел большой разницы между своим маньяком и любым другим преданным приверженцем своей религии, который будет поддерживать убийства тех, кого убивать заповедал его бог, в его книжке, которую он держит у своей кровати и читает перед сном, а может даже в туалете, свято веря каждому ее слову. По сути, он верит каждому слову людей, которые написали эти книги, а расчленитель просто верит тому, что говорит ему его собственный мозг или голоса в голове, черт их разберет что у них там творится, у этих психов. Курт даже имел уважение к маньяку, ибо он делал то, во что верит, и верил самому себе, своему голосу (или голосам) в голове, а не голосам тех, кто писал книги много лет назад. «Лучше думать своей головой» – так рассуждал Курт – «Пусть тебя это приведет на электрический стул, зато ты делал то, во что верил и придумал это сам, а не кто-то за тебя». Да, Курт Уилкотт был тот еще чудак. Он не чувствовал ненависть или отвращение к маньяку. Он испытывал к нему лишь интерес и даже любил его, в какой-то степени. Как исследователь насекомых любит всех этих тараканов и бабочек, которых изучает. Наверное, он понимает, что они противные, но это его работа и он ее любит, а значит ему приходится любить и их. Маньяк сам выбрал свою «профессию» (ведь убивать людей – тяжкий труд и требует специальных навыков и талантов), а значит и сам выбрал всех этих жучков. Так же и Курт. В какой-то степени, расчленитель был его лучшим другом, ведь без него следователю было бы совершенно нечем заняться. И он бы либо скучал от безделия, либо расследовал какие-то скучные убийства на почве ненависти, наживы или бытовухи, то есть тоже пребывал в полной скуке. А так у Тома был свой Джерри и вряд ли этот кот желал навсегда разделаться с мышью, без которой прикрыли бы шоу, где он был главной звездой. Каждый раз, когда Том мог съесть Джерри – он останавливался. Ведь дальше было бы уже неинтересно. Курт никогда не позволял себе недобросовестности в своей работе, но его тайно радовала сложность в деле поимки этого злодея. Курт восхищался им и интересовался его жизнью, его личностью. Он был своего рода сталкер, охотящийся за девушкой, в которую влюблен, но никогда не выходящий из кустов. Только Курт не выходил из кустов не по своей воле, а по воле неординарной осторожности расчленителя. Так ли он был осторожен, убивая людей прямо у дороги? Или он был везунчик? Как говорится, «за пазухой у бога». Курт сам был христианин и помнил воскресные проповеди, в которых рассказывали порой о гуманности и любви Христа и Бога. А порой про чудовищно жестокие заветы и приказы этого самого Бога. Если читать только Ветхий завет, то мысль, что Бог ведет расчленителя и оберегает его, становится не такой и сумасшедшей. А может маньяк иудей? Нет, он оставлял кресты. Не чтобы запутать следы? Вряд ли он думал о следах, совершая свои сакральные таинства, почти что богослужения. Нет, он не иудей, он верит в Христа. Так, как сам понимает это своим больным рассудком. Впрочем, Курт не спешил приписывать болезнь рассудку именно расчленителя. Будучи чудаком, он не верил в единую истину или ложь. Он считал, что их либо нет, либо они для каждого свои, что тоже самое. И никто не смог бы сказать, оставаясь объективным, что рассудок подвержен болезни именно у маньяка, а не у всех нас, кто его осуждает. В конце концов, был такой общепризнанный сумасшедший, как Ной, который был так безумен, что затащил в свой огромный деревянный ящик всех животных на планете, даже пингвинов припер из Антарктиды, даже страусов поймал и привез из Австралии (наверное, Ной очень быстро бегал), даже вирусы чумы и сибирской язвы поселил на своем корабле, спасая их от потопа. Он говорил с голосом в голове, который считал Богом и этим оправдывал свое живодерство. Но потом случился потоп и все, кто над ним насмехались, утонули. А он спас свою семью и всех животных на планете. Почти всех. Кто-то явно не выжил, ведь вирусам чумы и сибирской язвы тоже надо было где-то жить. Курт думал, что Ной поселил их в динозавров. Единственные, кого Ной не спасал, были рыбы и прочие киты. Но их спасать было не надо, божественная кара не имела над ними никакой власти. С тех пор они так и живут в своих океанах, которые мы даже исследовать не можем хоть на 10%. А самых богатых и влиятельных людей называют «китами», ведь они даже Господу Богу не по зубам. То, что Бог карал планету с помощью воды было для Курта совершенно логичным, ведь, как Курт уже знал, Бог был шаром, который создал всю Вселенную по своему образу и подобию – шарообразной. Практически все шары, которые знал Курт, были наполнены водой или могли бы быть ею наполнены. Все эти резиновые шарики с водой, спелые и очень сочные помидоры и персики… В действительности, даже не шарообразные вещи, такие как, например, презерватив, становились шаром, стоит только наполнить их водой. Роса тоже шар. И пузыри в воде, хоть и наполнены воздухом, но как только они выходят из воды – они уже больше не шар. Наш Бог был явно шаром и явно богом воды. Вот он и карал так людей, а рыбы и киты были ему не по зубам, ведь они воды не боялись. Древние знали, что бог воды – Нептун или Посейдон, обладает оружием – трезубцем. Потом люди придумали Пресвятую Троицу и заменили ею трезубец, а бога воды своим земным богом, как африканцы заменяют еврея Иисуса на Иисуса с черным цветом кожи. Но Бог един, и он остался тем же самым шаром, наполненным водой. Просто сын его, пришедший на Землю, принял земную, привычную нам форму, хотя по воде он ходил отменно, чего уж сказать. Еще лучше он превращал ее в вино. А перед смертью сказал, что его плоть – это хлеб, а его кровь – это вино, которое он до этого делал из воды. Надо было быть полным Иудой Искариотом, чтобы не понять, что на самом деле он шар, состоящий из оболочки и наполненный водой. Для самых тупых, он исчез после смерти, то есть лопнул. Как мыльный пузырь. Раз и нет!

Глава 5

Курт вышел из своего кабинета за чашечкой поганого кофе. Коллеги, имеющие привычку посмеиваться над чудаковатым следователем, одновременно с этим уважая его профессиональные качества, отвлеклись от работы, провожая взглядом его фигуру, шествующую к кофейному автомату. Одет он был в деловой костюм, как и полагалось по форме, но на голове его всегда была неизменная ковбойская шляпа с крестом на ленточке. Вид этот был совершенно нелепый, ибо ковбойский стиль шляпы никак не сочетался с костюмом, но никто не мог ничего с этим поделать, он был слишком ценным сотрудником. Сам Курт делил свой образ на две части. Первая, то есть костюм, говорила о том, кто он есть сейчас. Вторая, то есть шляпа, напоминала ему о его детстве, проведенном на ранчо в Техасе. Некоторые так его и звали – капитан-ковбой. Такое прозвище ему нравилось больше, чем «чудак».

– Капитан-ковбой! – крикнул ему один из коллег. – Как дела на ранчо?

– Загоняю быка в загон, как обычно Стюарт, – отвечал Курт вежливо.

– А где же твоя плеть? – не унимался Стюарт.

– Оставил у кровати твоей мамаши, – отвечал Курт с улыбкой, за чем следовал довольный смех его коллег.

– Что-то ты уже два года за быком то гоняешься!

– Настоящему тореадору некуда спешить! – отмахивался Курт.

Налив чашечку паршивого кофе, он удалялся в свой кабинет и корпел над бумагами по делу о расчленителе. В конце рабочего дня он шел домой, где его встречала жена, звали ее Маргарет, накрывала на стол и интересовалась продвижениями по этому злосчастному делу. Маргарет была не пухла, но фигуриста. Она не верила в шары, воду и прочие измышления своего мужа. Она просто ходила в церковь вместе с ним по воскресеньям и слушала все то, что говорит проповедник за деревянной стойкой. Зачем она вкушает пресный хлеб и вино она понятия не имела, но называлось это действо – «причастие». К чему она становилась причастна она понятие не имела, но хлеб и вино ей нравились, хоть и стоили бы дешевле в супермаркете, чем сумма ее регулярных пожертвований на дело божье. Муж ее принимал причастие со всем осознанием дела, понимая, что есть пузыри с водой, от самого Создателя. Как-то он рассказал свою теорию местному священнику, в ответ на что тот посоветовал прочитать десять раз Деву Марию и больше жертвовать по воскресеньям. Курт выполнил оба распоряжения, но не почувствовал, что что-либо от этого изменилось. Однако, ему было крайне приятно сидеть каждое воскресенье и слушать проповеди, ведь все они были чистой воды… «вода». В них была сплошная «вода» и именно это говорило о том, что его религия истинна. Само выражение «чистой воды» уже говорит о том, что вода чиста и «чистая вода» означает правду. Выходя из церкви, он ощущал себя очищенным, обновленным, как при выходе из реки. Самой главной церемонией очищения в церкви было крещение – это когда тебя погружают в воду или льют ее тебе на лоб, чтобы ты принял своего Господа и Спасителя. Всякие «жажды» знаний и истины тоже имели к этому отношение. Ведь когда Иисус пошел в одиночный поход в пустыню, то именно там к нему стал приставать Сатана. Потому что воды там не было, а солнце в Израиле очень жаркое, так ему говорила его тетя Берта, которая проводила отпуск на Мертвом море. Это солнце так печет, что никакой воды не остается, земля трескается и даже целое море стало мертвым, настолько солнце там горячее. Может потому Бог и отправил Иисуса в те края, раз вода там в таком дефиците, что солнце становится сильнее нее. А потом мы стали засылать миссионеров в Африку, туда, где люди мрут от жажды и моются в моче коров. Конечно же, воду для местных миссионеры не привозили, но зато они привозили Библии, в которых тоже много «воды». Истина чистой воды освежала умы местных жителей и те, кто не умирал от жажды, крестились в воде, которую лили им на голову миссионеры, вместо рта (вероятно, потом ее можно было слизывать с щек), возможно, из-за этого и пошел обычай лить немного воды на лоб, вместо полного погружения в воду, как крестил Иоанн Креститель. Не всем же на нашем земном шаре так повезло, что у них есть столько воды! А истину нужно разнести всем. Крестившись, те, кто не умер от жажды, просветлялись и начинали вести войны с язычниками, у которых не было воды, даже пары капель, чтобы в ней покреститься. А еще убивали своих соплеменников за грехи, про которые они узнали от тех же миссионеров. Короче, наши люди принесли им много пользы и истины, от которой они прозрели.

Пообщавшись с безутешной Селестой Пиппердейл, матерью Анджелы, Курт узнал, что ее дочь всегда была примерной пай-девочкой, что, впрочем, не спасло ее от расчленения на окраине дороги посреди ночи и кукурузных полей. Следователь всегда вел себя корректно, соболезнуя утрате, но в душе у него не было жалости к этим людям, в ней был лишь азарт охотника, загоняющего свою жертву в угол. Тут он тоже был похож на расчленителя и знал это, а потому не осуждал его. Зачем осуждать, такая уж работа! У каждого свое дело. Кто-то режет, а кто-то ищет. Кто-то убивает, а кто-то расследует. Врач, достающий пивную бутылку из анального отверстия пациента, неизменно понятия не имеющего как она туда попала, не осуждает своего пациента, а просто делает свою работу. Так же и он, Курт, просто делает свое дело, пока его «пациент» делает свое. Ему еще требовалось поговорить с парнем Анджелы, автомехаником. Он знал, что ее парень не имеет к этому никакого отношения, но так требовали порядки. При любом убийстве подозревается тот, кто недавно засовывал в тебя свои детородные органы или ты засовывал свои в него. Странное правило, но почему-то люди так устроены. Наверное, это заключили эксперты на основе фрейдистской теории про соседство эроса и танатоса. Эросом называли желание засунуть то, чем ты писаешь, в другого человека, а танатосом желание засунуть в него нож или другое приспособление, чтобы никто другой уже никогда не засунул в него ничего, а сам он обмочился и обделался в штаны (или что там у него). Почему-то людям это все казалось очень похожим и одно часто приводило к другому. Встретившись с автомехаником Курт отметил, как женские слезы меняются на мужскую ярость. Парень Анджелы был тоже безутешен, но в нем это порождало агрессию от отчаяния и беспомощности, а не слезы и рыдания, как у женщин. Курту было трудно запомнить кто из них был кто и он тщательно записывал все имена и приметы в свой блокнот. Он в принципе плохо запоминал лица и имена людей, он видел скорее их личности, их души, образы, но не имена и лица. Этим он тоже был чудаковат. На работе все знали его имя и внешность, но он не знал почти никого по имени и помнил лица только тех, кого видел каждый день. Для них он придумывал прозвища – большой нос, дылда, грудастая блондинка, сморчок, грязные манжеты, крокодиловые туфли и т. д. Бывало, что кто-то из них постирает рубашку или наденет другую обувь и Крут уже не узнавал этих людей или узнавал их с трудом. Это мешало в его работе, но у него всегда был блокнот. Он всегда думал о том, что когда-то ему придется дать фоторобот преступника и он не сможет назвать даже очевидных вещей. Фасон одежды, была ли на нем куртка, цвет его глаз, длину волос… Курт страшился этого дня, но пока что такой необходимости не было. Он знал, что если поймает расчленителя один на один, то ему придется его схватить, иначе он не смог бы назвать его приметы для объявления в розыск. Иногда он силился запомнить чьи-то черты, но стоило человеку пропасть из поля зрения, проходила минута и лицо его стиралось. Порой, Курту казалось, что он живет в каком-то своем отдельном выдуманном мире, но потом он думал о том, что и маньяк живет в таком же и это помогает Курту его найти. Впрочем, все люди живут в своих выдуманных мирах, просто большинство из них об этом не знают. А может он потому и не может поймать расчленителя, что их миры различны и он не может выйти из своего и войти в его мир? Может люди сходятся как друзья или пары только те, чьи миры расположены так близко друг к другу, что они могут гулять туда-сюда и только эти люди могут стать спутниками жизни друг для друга? Курта пугало то, что в таком случае, мир расчленителя точно находится где-то поблизости от его.

Глава 6

Гарри Маклрой был скромным и застенчивым молодым человеком. Девушек у него было не много, ведь он продолжал тешить себя мыслью о той, единственной, что подарит ему любовь и возвысит над всем нашим пошлым бренным миром. Той, с кем они вознесутся вместе в небесную высь, на крыльях любви, в полном согласии и взаимопонимании друг с другом. Он любил читать и читал он много. В его представлении «та самая» будет романтической натурой, непременно начитанной и утонченной. Однажды, прогуливаясь по склону утеса, нависающего над морем, он увидел ее. Темные кудрявые длинные волосы, тонкая фигура – она сидела с книжкой под деревом, на утесе горы с видом на море. Сидела прямо перед обрывом, прислонившись спиной к стволу дерева, прикрывающего ее своими свисающими кронами от солнца и что-то читала. Девушка с книгой под деревом – уже оконченный романтический образ. Преисполненный романтики юноша может приписать этому образу абсолютно любые детали в своей голове – для него она уже явилась идеалом. Гарри считал, что искусство – единственное ради чего мы существуем на Земле. Большинство из нас оставляет после себя кричащие и испражняющиеся кусочки мяса, считая это своим наследием. Но никакой кусочек мяса не проживет так долго после нас, как великое произведение искусства. Считать целью своего существования размножение – означает низвергать себя до уровня обезьяны и других животных. Потомство – это все, что они могут после себя оставить. Но оставить после себя искусство может только человек. Это и есть новая эволюционная ступень в смысле жизни, ведь если мы имеем разум, то и потомство наше должно быть порождением его, а совсем не наших выделительных органов. Гарри оправдывал тех художников, кто разрушали свои жизни и тела опасными препаратами ради написания великих гениальных картин. Какую ценность имеет человеческая жизнь в сравнении с картиной? Как долго ты проживешь на этом свете? Выставят ли твой гниющий труп в Лувре или Британском музее? Что ж. И такая инсталляция в будущем будет возможна. Но все же…

Гарри ходил много раз к этому утесу и наблюдал за читающей девушкой день за днем. Он придумал ей сам ее жизнь, ее личность, он влюбился в нее до безумия. Ему было достаточно ее образа, остальное он мог придумать самостоятельно. Он засыпал с мыслями о девушке под деревом и просыпался с мечтами о ней. Он больше не видел своей жизни без нее. Никто другой ему был не нужен, только девушка под деревом с книгой в руках. Он даже не знал, что она читает, но представлял, что это великая классика, романтические книги 19 века, про любовь и трагедию… Да, без трагедии в любви нет никакого смысла, поэтому он и не спешил знакомиться с ней. Да еще из-за своей стеснительности. Однажды она заметила его и посмотрела ему в глаза издалека. Он смутился и сделал вид, что смотрит на море. День за днем она все чаще смотрела на него, а он все чаще смотрел в ответ. В один день она встала и подошла к нему, убрав книгу в рюкзак, как бы по пути домой.

– Тебе тоже нравится это место? – спросила его девушка.

– Да, очень, – ответил смущенный Гарри.

– Здесь прекрасный вид, – продолжила она.

– Не спорю, – ответил он.

– Я смотрю, ты часто здесь бываешь, – посмотрела на него девушка. – Меня зовут Изабелла, а тебя?

– Гарри, – ответил он и пожал протянутую ему руку. – А что ты читаешь?

– А, так. Учебник. Задали в колледже, – махнула она рукой и у Гарри опустилось все внутри, горечь подступила к горлу. Но девушка была все еще прекрасна.

– А что ты читаешь для удовольствия? – спросил он ее с надеждой.

– Не много. Бывает, детектив какой, – ответила она легко.

Гарри почувствовал себя дураком. Все последние недели он потратил впустую, рисуя себе счастливую совместную жизнь с его идеальной подругой. Значит все обман. Как и всегда.

– Я иду на автобус, тебе по пути? – продолжала весело Изабелла, не имеющая ни малейшего представления о том, что творилось внутри Гарри.

– Да, мне тоже туда, – машинально ответил он.

Они пошли к дороге, в сторону автобусной остановки, Изабелла весело что-то рассказывала робкому спутнику про свой колледж, а он шел и думал о том в какой лжи мы живем и сами же в этом виноваты, придумывая себе свой собственный мир.

На остановке они простояли минут десять, автобуса все не было, машин было мало. Внезапно из-за поворота вырулила большая машина со значком такси на крыше и приятного вида дядечка высунулся из окошка.

– Ребята! Хотите подброшу вас бесплатно до города? Мне все равно по пути! – крикнул им безобидного вида худощавый таксист.