Текст книги "Свидетели времени"

Глава 25

Первым не выдержал викарий. Он вскочил со словами:

– Монсеньор Хольстен, если вы попросите вашу экономку вызвать для нас кеб, я смогу доставить мисс Трент к ближайшему поезду…

Хольстен оборвал горячую речь викария:

– Но я жду, что инспектор Ратлидж нам объяснит…

Мэй Трент взяла себя в руки и неожиданно поддержала инспектора:

– Нет. Мы должны закончить это дело. – Она повернулась к Бриони и, поблагодарив ее за чай, добавила: – Я сама разолью.

Когда экономка вышла, она занялась чаем, ее лицо было скрыто от взглядов мужчин. Но руки, державшие чайник, заметно тряслись, лицо было страдальчески искажено.

Ратлидж с белым, как воротник его рубашки, лицом застыл на месте, в нем все еще бушевал вихрь эмоций.

Хэмиш предостерег: «Ты не имеешь права на глупости…»

Мисс Трент протянула чашку викарию, он взял ее и оглянулся растерянно, думая, куда поставить, при этом избегая смотреть на Ратлиджа.

Хольстен тоже взял чашку и поставил перед собой на письменный стол, неторопливо сдвинув в сторону бумаги, как будто давая всем время прийти в себя.

Мэй Трент подала чашку Ратлиджу со словами:

– Пейте сразу, пока горячий. Я положила туда много сахару.

Ратлидж взял чашку с видом лунатика. Казалось, он не знал, что с ней делать. Потом стал пить, и, хотя чай действительно был горячим, он этого не чувствовал. Скоро ему стало легче.

Мэй Трент предложила всем ломтики кекса и сэндвичи – с ветчиной, сыром и яйцами. Маленькие белые треугольники сэндвичей были такими тонкими, что хотелось проглотить их разом.

Но в чайном ритуале свой порядок, и каждый участник вынужден ему подчиняться и играть свою роль. И в конце концов напряжение стало постепенно спадать.

В комнату вслед за экономкой проскользнул Брюс, кот монсеньора Хольстена. Сейчас он вышел из-под стола и стал внимательно смотреть на сэндвич с ветчиной, который был в руке Симса. Викарий готов был предложить ему кусочек. Он вообще взял сэндвич из вежливости. Было такое впечатление, что он не знал, что с ним делать. Его желудок сводило судорогой. Он не хотел чаепития, он хотел поскорей все закончить.

Мисс Трент некоторое время пила чай, потом прервала затянувшееся молчание и начала рассказывать:

– Я не знаю, была Вирджиния Седжвик на корабле или нет. Я помню, как мы плыли, смутно припоминаю, как одевалась вечером к ужину, чтобы идти в ресторан. Но не помню, какое платье выбрала. Это был калейдоскоп лиц, хор из голосов множества людей. Я не могла бы вспомнить, кто погиб, а кто остался жив. Это так ужасно – утонуть. Я сама чуть не утонула, но кто-то втащил меня в лодку, как мешок тряпья, помню, как мне было плохо, я откашливалась, не могла говорить. В воде были люди… – Она вдруг судорожно вдохнула, как будто снова тонула и ей не хватало воздуха, и сказала поспешно: – Нет. Не хочу это вспоминать. – И замолчала, глядя на очаг, как будто нашла новый предмет для изучения.

Через некоторое время она продолжила, но голос ее уже был нетвердым:

– Отец Джеймс провел много времени около раненых на войне. Он говорил, что разговор отвлекает от боли и кошмаров. Но мои кошмары я успела похоронить глубоко в себе. И все же, после долгих тяжелых лет, я, наконец, смогла выбраться, стать для окружающих обычным человеком, и люди перестали смотреть на меня как на уцелевшую жертву «Титаника». Перед войной я собиралась выйти замуж и надеялась, что победит будущее, а прошлое не будет больше меня преследовать. Но так не получилось. Я не сказала Роджеру о том, что со мной случилось, мне казалось, если он не будет знать, я не увижу в его глазах напоминаний о том, что пережила. Но ему сказали. Один друг, который считал, что если Роджер узнает правду, то сможет мне помочь справиться с моими воспоминаниями. Я тогда решила разорвать помолвку, но сделать это после войны. Но Роджер не вернулся домой. Еще один груз вины лег на меня.

Она обвела взглядом троих мужчин.

– Я не знала, что у отца Джеймса свои ночные кошмары. И не смогла ему помочь. – В ее голосе проскользнули жалобные нотки, как у ребенка, который просит прощения. – Я не знала, как он нуждался в этом.

Ратлидж только сейчас вышел из состояния ступора и тяжело опустился на стул. Ему вдруг страстно захотелось, чтобы викарий и мисс Трент уехали на поезде и он смог один отправиться в Остерли или куда-то еще, но главное – в одиночестве. За исключением Хэмиша, который никогда его не оставит.

Викарий, в свою очередь, начал рассказ:

– Вирджиния Седжвик нуждалась в любви и поддержке. Я за ней наблюдал – меня иногда приглашали к Седжвикам после ее свадьбы с Артуром. Она верила, что муж ее любит, а в том, что любила его она, сомнений не было. Но он безумно увлекался гонками и жил в мире скорости и риска. Насколько я мог видеть. Не замечая ее отчаяния, он оставлял ее одну, в пустынной части Йоркшира, где всего несколько соседей и еще меньше друзей. Он думал, что она по примеру его матери удовлетворится тем, что станет вести дом, станет хорошей хозяйкой и будет достаточно умна, чтобы сглаживать трения между потомком торговцев и аристократами. Как делала его мать. Но этот брак не был удачен. Когда я узнал, что Вирджиния покинула мужа и сбежала в Америку, я был рад, что все кончилось. Я не мог видеть, как она страдает.

Ратлидж, обрадованный, что разговор принял нужное направление, спросил:

– Вы говорили о друзьях. Были среди них такие, кому она доверяла?

– Таких друзей у нее не было. – И, стараясь уточнить свой ответ, Симс добавил: – Она не могла найти общего языка с женщинами своего сословия, но была излишне дружна со слугами. А они пользовались этим. Вот почему она при любой малейшей возможности приезжала ко мне поговорить. Под любым предлогом. Я и отец Джеймс, мы были ее друзьями, она могла нам доверять. Священники не пользуются слабостями людей, как слуги. Ни при каких обстоятельствах.

Заинтригованный Ратлидж спросил:

– О чем она разговаривала с вами?

– О цветах. Музыке. Она любила музыку. Церковные службы для семейства Седжвик проводились в их владениях, там есть своя церковь. Но ей очень нравилась церковь Святой Троицы, она действительно очень красива. Вирджиния проводила в ней много времени, могла полировать скамьи или штопать занавеси. Один раз я застал ее на стремянке – в своем красивом платье она сметала паутину с витражей, не боясь испачкать перчатки. – Он помолчал. – Когда Седжвик переехал в Лондон, дом в Восточном Шермане закрыли, и ее отправили в Йоркшир.

Настала очередь монсеньора Хольстена.

– Отец Джеймс познакомился с ней в Лондоне, когда она только что приехала в Англию. Они работали вместе в каком-то благотворительном комитете. Он сказал, что она тогда была счастлива. Потом она пришла именно к нему, когда брак дал трещину. Вирджиния была глубоко верующая, и он пытался поддерживать в ней веру. И поэтому не мог поверить, что она могла бросить мужа и убежать тайком из Англии. Он всегда защищал ее и, мне кажется, надеялся, что она каким-то образом даст о себе знать.

– Я считал, что для нее так будет лучше, – сказал викарий. – Мы с отцом Джеймсом даже поссорились из-за этого. Отец Джеймс говорил, что разыщет ее, а я сказал, чтобы не надеялся на мою помощь.

Хэмиш ехидно заметил: «Ну конечно, сказалась разница в возрасте священников. Оба хотели играть роль рыцаря на белом коне, но каждый по-своему».

Ратлидж мысленно с ним согласился. Мужчинам свойственно защищать женщин, в этом их уязвимость. А в данном случае следовало спасти даму от дракона – и дракон, конечно, Артур Седжвик, который проявлял такое равнодушие к своей молодой красивой жене. Помочь ей сделать жизнь более терпимой. Священник или мирянин – не важно, какому мужчине не захотелось бы защитить Вирджинию Седжвик?

Монсеньор Хольстен отодвинул тарелку.

– Есть и практическая сторона дела. Насколько я знаю, у нее было приличное состояние, наследство оставила ей бабушка, которая удачно инвестировала в железные дороги. И кому досталось бы оно, если Вирджиния умрет или исчезнет? И еще вопрос: почему ее семья в Америке не подняла шум и тревогу, когда она пропала?

– Никто не мог предполагать, что корабль утонет, – ответил викарий.

– Отец Джеймс говорил мне в конце двенадцатого, что ее не было в списке пассажиров, – сказал монсеньор Хольстен, – но после расследования, а Седжвик ведь нанял специально для этого людей, они нашли ее. И это объясняет, почему отца Джеймса так интересовали воспоминания мисс Трент.

– А в чем проблема? – спросил Ратлидж.

– В том, что она была в списке тех, кто купил билет на «Титаник», но ее не было в списке пассажиров. Скорее всего, произошла какая-то путаница.

Мисс Трент вмешалась:

– Если бы я хотела скрыться и вопрос денег не стоял, я могла купить билет, но не сесть на этот корабль, а вместо этого сесть на другой и таким образом запутать следы. Или вообще никуда не плыть. Остаться в Англии. Может, Вирджиния Седжвик жива, здорова и находится в Англии.

Хэмиш предположил: «Или уже была мертва и поэтому не покидала Англию».

Ратлидж продолжил его мысль:

– В этом случае, умирая, Герберт Бейкер сказал отцу Джеймсу правду об их путешествии из Йоркшира в Кингс-Линн и о том, что произошло там по прибытии. И поэтому отцу Джеймсу было очень трудно молчать об этом. Вполне возможно, не так ли, что еще кто-то был очень заинтересован в том, чтобы правда никогда не всплыла.

Монсеньор Хольстен обдумал это предположение:

– Мне такое в голову не приходило. Но это объясняет, почему у меня появилась после его смерти тревога. Если вы не католик и не верите в святость исповеди, то можете решить, что отец Джеймс поделился с собратом по вере, а может быть, и с викарием о том, что он узнал от Бейкера…

Лицо у Симса стало совсем несчастным, когда он произнес:

– Есть и другая часть истории о Вирджинии Седжвик… Вирджиния Седжвик была сущим ребенком, – начал он свой рассказ, – милым и наивным. Артур Седжвик, встретив ее впервые в Ричмонде, не сразу понял это. Вирджиния рассказывала, что, когда их познакомили, она всегда находилась в окружении кузин, кузенов, братьев, сестер, у них почти не было возможности остаться наедине. А в компании она была застенчива, говорила тихо, но зато у нее был талант слушать. И еще один немаловажный факт – ее бабушка, беспокоясь о судьбе внучки, оставила ей приличное состояние. Богатая, красивая и… и… как это помягче сказать… инфантильная… Не совсем в себе…

Все посмотрели на викария, а Ратлидж вспомнил слова лорда Седжвика о своей невестке: «Красивая пустота… Больше ничего». Ратлидж тогда принял его слова как преувеличение – но, оказывается, это было правдой.

– Семья привезла ее в Англию, чтобы здесь сыграть свадьбу, – продолжал Симс, – свадьба была пышной, Артур ни о чем не догадывался, пока они не отправились в свадебное путешествие. Ее семья сделала так, чтобы до этого они не оставались наедине.

– Что вы имеете в виду? Не в себе? – спросила Мэй Трент.

– Вирджиния заболела в детстве какой-то редкой лихорадкой. Семья считает, что это было осложнение. Они клялись, что это не наследственность. Артур уже был женат, когда обнаружил, что его хорошенькая молодая жена, такая прелестная, такая трогательная, оказывается, не только слишком застенчива и проста. Ее умственные способности были ограничены.

– И ему не понравилось, что его провели, – сказал Ратлидж.

Симс согласился:

– Это объясняет, почему он все время проводил во Франции, увлекаясь гонками. Почему оставлял Вирджинию в Йоркшире, вдали от друзей и высшего лондонского общества. И если читать между строк, я понимаю, почему были так часты визиты в Йоркшир Эдвина, пока его брат гонял по Франции. Он хотел быть уверенным, что умственно отсталая невестка не свяжется с кем-то из слуг или конюхом и не произведет потом на свет ублюдка, такого же имбецильного, который унаследует фамильный титул!

Монсеньор Хольстен после уговоров согласился с ними вместе отправиться в Остерли, чтобы обо всем поговорить с инспектором Блевинсом.

Но сначала они горячо поспорили.

– Не вижу, какая там польза от меня, потому что все это пока домыслы, – сопротивлялся Хольстен. – Отец Джеймс мертв, Бейкер тоже и, насколько можно пока судить, миссис Седжвик мертва. Если только свидетельствовать, что Бейкер принимал участие, помогая ей сбежать. Но здесь нет преступления.

Ратлидж возразил:

– Вопрос не в том, чтобы убедить Блевинса. Это стратегия. Если появляются новые сомнительные обстоятельства, он будет вынужден возобновить дело.

– С чего вы начнете? – спросила Мэй Трент.

Обернувшись к викарию, Ратлидж спросил:

– Подумайте хорошенько. Герберт Бейкер длительное время был звонарем в вашей церкви. Вспомните, когда миссис Бейкер стала больна настолько, что ее могло спасти только санаторное лечние? Вы наверняка ее тогда посещали?

Симс устало протер глаза.

– Она была тяжело больна уже в ноябре одиннадцатого, и считалось, что она не переживет зиму. Но с санаторным лечением она прожила дольше.

– И к весне двенадцатого, когда исчезла миссис Седжвик, Бейкер уже видел, что санаторий может и дальше продлить жизнь его жене.

– Он не ждал чуда, она умирала.

– Да. Но она умерла бы уже в ноябре без санатория. А так еще прожила два года. И это было важно для мужа, который очень любил свою жену.

– Бейкер был очень честным и преданным слугой.

– Но как далеко простиралась его преданность? Если бы кто-то его уверил, что он действует в лучших интересах самой Вирджинии Седжвик, он закрыл бы глаза на сомнительные обстоятельства?

Симс горячо возразил:

– Он никогда не причинил бы ей вреда!

– А как насчет Артура Седжвика, он тоже?

Хольстен промолчал. И на этом их спор был закончен.

В машине было тесно, Хэмиш, зажатый между двух мужчин на заднем сиденье, находился не в лучшем настроении.

Ратлидж вел машину как автомат, уже не чувствуя усталости. Мэй Трент сидела рядом, опустив голову и глубоко задумавшись о чем-то своем. Один раз она повернулась к нему и спросила:

– Если Вирджиния Седжвик была… не в себе… Как она смогла обмануть Бейкера и, пока он искал ее в Кингс-Линне, уехала в Лондон, а потом смогла организовать отплытие на корабле в Америку?

Ответил ей Симс, нагнувшись вперед и держась рукой за спинку переднего сиденья:

– Это и беспокоило отца Джеймса. Вот почему он боялся, что она мертва. Тогда Артуру очень сочувствовали. Он мог снова жениться. У молодого богатого вдовца денег было столько, что он не знал, куда их девать, но не было детей, которым он мог завещать их. Но он однажды обжегся. И больше не хотел рисковать.

– И что вы думаете по этому поводу? – спросил Ратлидж.

Последовала продолжительная пауза.

– Я думаю, может быть, все организовал Эдвин Седжвик? Я ревновал. Мне хотелось, чтобы она пришла ко мне за помощью. Я хотел быть рыцарем-спасителем. Сидел у себя в доме и думал, что она оказалась умнее, чем я считал. И еще о том, что она предложила Эдвину взамен. Мне стыдно, что я так думал. Но это правда.

Монсеньор Хольстен сказал:

– Они никогда не давали объявления о ее смерти. Постарались не поднимать шумихи. Отец Джеймс написал ее семье в Америку. Они ответили, что она не вернулась домой. Семья согласилась с лордом Седжвиком нанять людей и отыскать ее следы, которые привели на «Титаник». Кажется, всех устраивало, если бы она утонула при катастрофе. Но отец Джеймс был уверен, что она не собиралась возвращаться домой, потому что родственники отослали бы ее обратно к мужу.

Хэмиш добавил: «Ее семья была рада сплавить ее первому подходящему и ничего не подозревающему молодому человеку».

В разговор вступила Мэй Трент:

– Я часто думаю о той ужасной ночи, когда мы тонули… – Она сильно волновалась. – Ведь об этом корабле до той ужасной ночи было много разговоров, все восхищались им, она могла знать это, ей могла понравиться идея плыть домой на таком знаменитом корабле. И поэтому она могла заранее спланировать побег.

Наверное, это перед смертью и рассказал Герберт Бейкер. Если он просто помог ей сесть на поезд в Лондон, то не терзался бы чувством вины перед смертью. Кто еще принимал участие? Если кто-то из Седжвиков, то который? Артур? Эдвин? Или сам лорд Седжвик?

Ратлидж вновь ощутил навалившуюся усталость.

Когда Бейкер послал за двумя священниками, кто-то испугался, что правда выплывет и прошлое вернется. К тому же этот кто-то знал, что священник серьезно и глубоко копает, хочет добраться до истины.

А это было сильным мотивом для убийства. Особенно если человек убивал и раньше.

Они подъехали к Остерли, низкий туман стелился над болотами, заполнял дорожные ямы и выбоины, висел над обочинами. Иногда в сыром тумане слышался пронзительный крик птицы.

Ратлидж остановился около поворота на ферму Рэндела. Он не мог проехать мимо и не проверить, поэтому, невзирая на слабые протесты утомленных пассажиров, прошел к дому и постучал в дверь.

В этот момент из-за угла показася сам фермер, который, изрыгая проклятия, двинулся к Ратлиджу.

Инспектор ждал.

Рэндел был весь в крови от многочисленных порезов и ссадин на лице и руках. Одна рука была прижата к боку.

– Кобыла вернулась домой сама. А эта стерва хотела меня убить! Мне повезло, что я смог идти. – Он кипел яростью, которую давно копил. Пнул угол дома, потом еще раз. – Я пойду к адвокату, хочу, чтобы мне заплатили за все!

– Уолш мертв, – сказал Ратлидж. – Ваша лошадь его убила.

– Молодец! Мне уже сказал констебль. Я встретил его по дороге от Западного Шермана. Так ему и надо, этому мерзавцу. И надеюсь, он попадет в ад, куда ему и дорога, этому…

Он хотел вставить крепкое словцо и вдруг увидел, что в машине сидит женщина.

– Так эта дрянь сама сюда явилась… – И он угрожающе двинулся к дороге, но Ратлидж в три прыжка догнал его и, схватив за плечо, повернул к себе.

– Нет. Это не она. В машине сидит и викарий.

Рэндел прищурился, вглядываясь в окно машины.

– Это вы, викарий? – позвал он.

– Да, привет, Том. Что с тобой случилось, старина?

– Я на дороге встретился с ненормальной дамочкой за рулем, вот что случилось. Она чуть не убила меня, и сделала это нарочно, поехала прямо на меня! Испугала жеребца, который меня сбросил, я его потом искал полчаса.

Он повернулся к Ратлиджу, разъяренный:

– Я не могу явиться в Остерли в таком виде! Скажите констеблю, пусть приедет сюда, вы мне это должны. Я заявлю и на эту стерву, и на полицию тоже! И утром пойду к адвокату.

– Вам надо повидать доктора Стивенсона.

– Я выживу. И можете сказать этому идиоту Блевинсу, что, если бы он лучше делал свою работу, у меня в стойле не было бы сейчас двух лошадей, не способных работать по крайней мере еще с неделю. А кто мне поможет ее делать, эту работу, спрашиваю я вас!

Он ушел, бормоча под нос крепкие ругательства. Фермер, конечно, был старый грубиян, но Ратлидж ему симпатизировал. Том Рэндел попал в ситуацию, которую не смог контролировать, а Присцилла Коннот оказалась безжалостной.

Ратлидж вернулся к машине. Надо бы позвать доктора Стивенсона к старику. Когда ярость и возбуждение утихнут, ему будет несладко. По крайней мере, уже хорошо, что Присцилла Коннот его не убила.

Ратлидж высадил викария у его дома. Симс взглянул наверх на темные окна и отвернулся. Кажется, он боялся входить. Потом, приняв решение, отпер дверь, а войдя, сразу закрылся изнутри.

Монсеньор Хольстен отказался провести ночь в доме священника у церкви Святой Анны.

– Там и при дневном свете страшно, а уж ночью, да еще когда туман клубится в церковном дворе и ползет с болот, я предпочитаю уютную гостиницу, – сухо ответил он на предложение.

И тогда Ратлидж доставил оставшихся пассажиров в гостиницу и передал в заботливые руки миссис Барнет. Она встретила их приветливо и предложила подогреть для них ужин.

Ратлидж, оставшись наконец один, направился ужинать в «Пеликан».

Бетси, барменша, сразу подошла к нему, когда он занял едва ли не последнее свободное место в битком набитом зале.

– У нас сегодня хорошая выручка, – сказала она, – все выспались за день после ночи поисков и теперь жаждут общения, хотят обменяться мнениями. – Она огляделась вокруг с довольным видом, потом, вспомнив причину, которая принесла ей прибыль, сделалась серьезной. – Говорят, тот человек мертв. И все же скажу вам – это для него был лучший способ уйти, хуже быть повешенным.

– А что рассказывают об Уолше? Они верят, что он убил отца Джеймса? – с любопытством спросил Ратлидж.

– Ну, так кто же еще мог сделать это! Он ведь сбежал, так? Инспектор Блевинс был здесь, ушел с полчаса назад. Он говорил с главным констеблем в Норидже. Там довольны работой нашей полиции, она сделала все, что в ее силах. Но суда теперь не будет.

Бетси взглянула на него в ожидании заказа.

Что ж. Смерть Уолша все расставила по местам – в любом случае правосудие свершилось. Может быть, так и лучше. Ратлидж заказал эль и отбивную. Бетси принесла корзинку с теплым хлебом, накрытую салфеткой, и масло.

Хэмиш подвел итог: «Тебе нечего возразить Блевинсу. Они все здесь рады, что все кончилось, и верят ему. Главное – никто из друзей и соседей не убил священника. Они отправятся по домам и лягут спокойно спать, не опасаясь, что их убьют в собственной постели».

От столика у окна раздался взрыв хохота. Все головы повернулись в ту сторону. И правда, настроение у всех приподнятое, люди испытывают громадное облегчение, но у некоторых не выдерживают нервы после пережитого, и часто такое настроение граничит с истерикой.

Хэмиш прав. Они рады, что никто из местных не совершил такого ужасного преступления. Но Ратлидж не мог поддаться общему настрою. Он размышлял: ну конечно. Люди хотят верить в правду, которая их устраивает. Особенно когда они чего-то боятся.

«Ты не отличаешься от других, легковерен, как и все они. Ты не можешь и не хочешь задать себе вопрос о вине твоей англичанки», – пробубнил Хэмиш.

– Я не забыл о Мэй Трент. Но если она убила отца Джеймса, то больше убийств не будет. Если это был один из Седжвиков, его ничто не остановит и со временем он убьет снова, потому что подозревает и Симса, и Хольстена, и даже Мэй Трент! И мой долг…

«А, твой долг, понимаю. Ты уже выполнил однажды свой долг во Франции – и поэтому я мертв».