Текст книги "Ребекка"

– Ну и что из того? – проговорила миссис Дэнверс с неожиданным жаром. – Почему бы ей не поразвлечься? Любовная игра и была для нее игрой, не больше. Она сама мне говорила. Это забавляло ее, потешало, уж кому и знать, как не мне! Она смеялась над вами, как и над всеми остальными. Я помню, как она приходила и буквально каталась по постели от смеха; все вы ей были смешны, все до единого!

В этом внезапном потоке слов было что-то ужасное, ужасное и неожиданное. Все во мне восставало против них, хотя я знала это и раньше. Максим побледнел как полотно. Фейвел тупо глядел на нее, словно не понимая, о чем она говорит. Полковник Джулиан щипал усы. Несколько минут все молчали. Слышался только неумолчный шум дождя. И тут миссис Дэнверс зарыдала. Так же, как в то утро в спальне Ребекки. Я не могла глядеть на нее. Я отвернулась. Никто ничего не сказал. В комнате раздавались лишь два звука – шум дождя и рыдания миссис Дэнверс. Мне хотелось завизжать. Хотелось выбежать из комнаты и визжать без передышки.

Никто не тронулся с места, не подошел к ней, не помог. Она продолжала рыдать. Наконец – казалось, прошла целая вечность – миссис Дэнверс попыталась овладеть собой. Постепенно рыдания замолкли. Она стояла совершенно недвижно, лишь подергивалось лицо да пальцы крепко вцепились в черное платье. Наконец она совсем стихла. И тут заговорил полковник Джулиан, негромко и неторопливо:

– Миссис Дэнверс, вам не приходило в голову, по какой причине, пусть самой маловероятной, миссис де Уинтер могла лишить себя жизни?

Миссис Дэнверс конвульсивно сглотнула, покачала головой.

– Нет, – ответила она, все еще не выпуская платье. – Нет.

– Видите, – быстро сказал Фейвел. – Не могла она наложить на себя руки. Дэнни знает это не хуже меня. Я вам уже говорил.

– Помолчите-ка, – приказал полковник Джулиан. – Дайте миссис Дэнверс время подумать. Мы все согласны с тем, что, на первый взгляд, эта мысль кажется абсурдной, что об этом просто не может быть речи. Я не оспариваю достоверность вашей записки. Она не вызывает сомнений. Миссис де Уинтер написала эту записку в те часы, которые она провела тогда в Лондоне. Было нечто, чем она хотела поделиться с вами. Возможно, если бы мы знали, что это такое, мы получили бы ответ на наш вопрос, раскрыли эту страшную тайну. Дайте миссис Дэнверс прочитать записку. Может быть, ей удастся пролить на нее какой-то свет.

Фейвел пожал плечами. Пошарил рукой в кармане и, вытащив письмо, бросил его к ногам миссис Дэнверс. Та наклонилась и подняла его. Мы глядели, как она читает записку, шевеля губами. Она прочитала ее дважды. Затем покачала головой.

– Бесполезно, – сказала она. – Я не знаю, что Ребекка имела в виду. Если бы это было что-нибудь важное, она сперва рассказала бы мне, а уж потом мистеру Джеку.

– Вы не видели ее той ночью?

– Нет, меня не было в доме. Я провела полдня и вечер в Керрите. Никогда не прощу себе этого. Никогда, до моего смертного часа.

– Значит, вы не знаете, что было у нее на уме, миссис Дэнверс, и не можете предложить никакой разгадки? Слова «я должна что-то тебе рассказать» ничего вам не говорят?

– Нет, – ответила она. – Нет, сэр, совершенно ничего.

– Кому-нибудь известно, как она провела тот день в Лондоне?

Никто не ответил. Максим покачал головой. Фейвел негромко выругался.

– Послушайте, она оставила записку у меня на квартире в три часа дня, – произнес он. – Швейцар видел ее. От меня она, верно, поехала прямиком сюда и гнала машину как сумасшедшая.

– С двенадцати до половины второго миссис де Уинтер была в парикмахерском салоне, – сказала миссис Дэнверс. – Я помню это, потому что в начале недели звонила отсюда в Лондон и записывала ее на эти часы. Точно помню. От двенадцати до половины второго. После салона она всегда ела в своем клубе, чтобы не вынимать бигуди из волос. Скорее всего, так было и в тот день.

– Скажем, на ланч ей понадобилось полчаса; что она делала с двух до трех? Мы должны это выяснить, – произнес полковник Джулиан.

– О господи, да кому это надо знать – что она делала?! – вскричал Фейвел. – Мы знаем, чего она не делала: она не накладывала на себя рук – вот единственное, черт подери, что имеет значение.

– У меня в комнате ее записная книжка-календарь, куда она заносила все назначенные встречи, – медленно сказала миссис Дэнверс. – Я храню ее личные вещи. Мистер де Уинтер ни разу не попросил отдать их ему. Вполне возможно, что она отметила свидание, которое должно было состояться в тот день. Ребекка была очень пунктуальной. Она обычно все записывала в этот календарь, а потом отмечала состоявшиеся встречи крестиком. Если вы думаете, что это может помочь, я пойду принесу его.

– Ну как, де Уинтер? – спросил полковник Джулиан. – Что вы на это скажете? Вы не возражаете против того, чтобы мы просмотрели эти записи?

– Конечно нет, – ответил Максим. – С чего бы мне возражать?

И снова я поймала быстрый, испытующий взгляд, брошенный на него полковником Джулианом. На этот раз Фрэнк тоже его заметил. Я увидела, что и он поглядел на Максима. А затем на меня. На этот раз я поднялась и пошла к окну. Мне показалось, что дождь идет на убыль, его ярость исчерпала себя. Шум воды стал спокойнее, тише. Небо посерело, наступил вечер. Напоенные влагой лужайки казались совсем черными, у окутанных пеленой дождя деревьев был нахохлившийся вид. Я слышала, как наверху горничная задергивает на ночь занавеси и закрывает те окна, что не были закрыты раньше. Привычные дела в привычное время – неизбежная рутина дня. Занавеси задернуты, грязная обувь забрана, полотенце положено на стул в ванной комнате, кран для ванны открыт. Постели расстелены, домашние туфли поставлены под кровать. А мы молча сидим в библиотеке, зная в глубине души, что здесь сейчас ведется судебное разбирательство, где для Максима решается вопрос: жизнь или смерть.

Я обернулась, услышав, как мягко закрылась дверь. Это была миссис Дэнверс. Она вернулась и принесла карманный календарь.

– Я была права, – тихо сказала она. – Ребекка отметила здесь все деловые встречи, как я вам и говорила. Вот они… Это день, когда она умерла.

Миссис Дэнверс открыла небольшую книжечку в красной кожаной обложке и передала полковнику Джулиану. Он снова вынул из футляра очки и стал просматривать страницу. Пауза длилась невыносимо долго. Эти минуты, когда он глядел на страницу календаря, а мы стояли вокруг в ожидании, показались мне почему-то страшнее всего в тот вечер.

Я вонзила ногти в ладони. Я не могла глядеть на Максима. Я боялась, что полковнику слышно, как тяжело и взволнованно бьется у меня в груди сердце.

– Ага! – сказал он, держа палец на середине страницы.

Сейчас что-то произойдет, подумала я, что-то ужасное.

– Да, – произнес он, – да, так и есть. Прическа – в двенадцать, как говорила миссис Дэнверс. И крестик у строки. Значит, это было выполнено. Ланч в клубе. Крестик. А это что такое? «Бейкер. Два часа». Кто такой Бейкер?

Он поглядел на Максима. Максим покачал головой. Затем на миссис Дэнверс.

– Бейкер? – повторила миссис Дэнверс. – У нее не было знакомых с таким именем. Я никогда раньше не слышала его.

– Однако оно здесь, написано черным по белому, – сказал полковник Джулиан, протягивая ей календарь. – Можете посмотреть собственными глазами. Бейкер. И большой крест рядом, начертанный с такой силой, словно она хотела сломать карандаш. Судя по всему, она встретилась с этим Бейкером, кто бы он ни был.

Миссис Дэнверс пристально глядела на имя, написанное в календаре, и на большой черный крест рядом с ним.

– Бейкер, – произнесла она, – Бейкер…

– Я полагаю, что, если бы мы узнали, кто этот Бейкер, мы бы докопались до сути дела, – заметил полковник Джулиан. – Миссис де Уинтер не могла попасть в руки ростовщиков, нет?

Миссис Дэнверс презрительно взглянула на него.

– Миссис де Уинтер?

– Может быть, шантаж? – предположил полковник Джулиан, взглянув на Фейвела.

Миссис Дэнверс покачала головой.

– Бейкер… – повторила она. – Бейкер…

– У нее не было врага, кого-нибудь, кто угрожал бы ей, кого она боялась?

– Боялась? – переспросила миссис Дэнверс. – Миссис де Уинтер не боялась ничего и никого. Ее тревожило лишь одно – мысль о старости, о болезни, о смерти в своей постели. Сколько раз она говорила мне: «Дэнни, когда настанет мой час, я хочу умереть быстро, угаснуть, как пламя свечи». Только это и утешало меня после ее кончины. Говорят, тонуть не больно. Это верно?

Она испытующе посмотрела на полковника Джулиана. Он не ответил и нерешительно подергал себя за усы. Я увидела, как он опять взглянул на Максима.

– Какого дьявола мы занимаемся всей этой ерундой? – произнес Фейвел, выступая вперед. – Мы и так отвлеклись от дела. На кой черт нам нужен этот тип, Бейкер? При чем тут он? Возможно, это какой-нибудь торговец чулками или кремом для лица, будь он неладен! Если бы это была важная птица, Дэнни знала бы о нем. У Ребекки не было от Дэнни секретов.

Я не отрывала взгляда от миссис Дэнверс. Она держала календарь в руках и переворачивала страницу за страницей. Внезапно она вскрикнула.

– Нашла! – сказала она. – Здесь, сзади, среди телефонных номеров. Бейкер. И рядом номер: ноль-четыре-восемь-восемь. Только не указан коммутатор района.

– Ай да Дэнни! – воскликнул Фейвел. – В таком почтенном возрасте стать настоящим сыщиком. Жаль только, что ты опоздала на год. Двенадцать месяцев назад в этом еще, возможно, был бы какой-нибудь прок.

– Верно, это его номер, – сказал полковник Джулиан. – Ноль-четыре-восемь-восемь, и рядом имя – Бейкер. Почему она не записала коммутатор?

– Давайте обзвоним все лондонские районы, – насмешливо произнес Фейвел. – Правда, у нас уйдет на это вся ночь, но мы не будем ничего иметь против. Макс не станет возражать, если ему пришлют счет хоть на сто фунтов, да, Макс? Макс старается выиграть время, и я делал бы то же на его месте.

– Возле номера стоит какой-то значок, но кто знает, что он означает, – сказал полковник Джулиан. – Взгляните-ка, миссис Дэнверс. Может, это буква «М»?

Миссис Дэнверс снова взяла в руки календарь.

– Пожалуй, – проговорила она неуверенно. – Это не похоже на ее обычное «м», но, возможно, она нацарапала его в спешке. Да, это может быть «М».

– «Мэйфер – ноль – четыре – восемьдесят восемь», – произнес Фейвел. – Вот это талант! Вот это голова!

– Что ж, – сказал Максим, закуривая первую за вечер сигарету, – это стоит проверить. Фрэнк, позвоните, пожалуйста, в Лондон и попросите соединить вас с «Мэйфер – ноль – четыреста восемьдесят восемь».

Сосущая боль под сердцем становилась все сильнее. Я стояла неподвижно, опустив руки. Максим не глядел на меня.

– Идите же, Фрэнк, – сказал он. – Чего вы ждете?

Фрэнк вышел в комнатку за библиотекой. Мы слышали, как он вызывает коммутатор. Через минуту он вернулся.

– Они позвонят, – негромко произнес он.

Полковник Джулиан сцепил руки за спиной и принялся мерить шагами комнату. Все молчали. Минут через пять раздался резкий настойчивый звонок, раздражающе-монотонный, как все междугородные звонки. Фрэнк взял трубку.

– Это «Мэйфер – ноль – четыреста восемьдесят восемь»? – спросил он. – Не можете ли вы мне сказать, не живет ли здесь человек по имени Бейкер? А, понятно. Простите. Да, видимо, я не туда попал. Большое спасибо.

Легкий щелчок. Фрэнк повесил трубку. Затем вернулся в комнату.

– Это номер некой леди Истли, проживающей на Гровенор-стрит. Они никогда не слышали ни о каком Бейкере.

Фейвел громко захохотал.

– Вздор на вздор помножь, чепухой подложь, и выйдет ералаш, – изрек он. – Что же вы, продолжайте, наш Детектив Номер Один. Какой там следующий номер в твоем списке?

– Попробуйте «Музей», – сказала миссис Дэнверс.

Фрэнк посмотрел на Максима.

– Давайте, – сказал Максим.

Комедия повторилась с начала до конца. Полковник Джулиан снова зашагал по комнате. Прошло пять минут. Опять раздался долгий телефонный звонок, и Фрэнк пошел на него ответить. Он оставил дверь открытой, и я видела, как он наклоняется над столиком с телефоном, поближе к аппарату.

– Алло! Это «Музей – ноль – четыреста восемьдесят восемь»? Не можете ли вы мне сказать, не проживает ли здесь человек по имени Бейкер? Да? Простите, с кем я говорю? С ночным швейцаром? Да, да, понимаю. Не конторы. Да, конечно. Вы не могли бы дать мне адрес? Да, это весьма важно. – Фрэнк замолчал, крикнул нам через плечо: – Кажется, мы нашли его!

О боже, пусть это будет неправдой! Не дай нам найти его. Пожалуйста, Боже, пусть Бейкера вообще не будет на свете. Я знала, кто этот Бейкер. Знала с самого начала. Я смотрела через дверной проем на Фрэнка, видела, как он вдруг наклонился вперед, потянулся за карандашом, пододвинул к себе листок бумаги.

– Алло! Да, я здесь. Повторите, пожалуйста, по буквам. Спасибо. Большое спасибо. Спокойной ночи.

Фрэнк вернулся в библиотеку, держа в руке листок. Так любящий Максима, Фрэнк не знал, что этот листок бумаги был единственной уликой, стоящей всех остальных, о которых упоминалось в этот кошмарный вечер, и что подойди он к Максиму сзади и вонзи кинжал ему в спину, он не смог бы вернее его погубить.

– Я говорил с ночным швейцаром. Это где-то в Блумсбери, – сказал Фрэнк. – Там вообще никто не живет. В дневное время все помещения используются в качестве врачебных кабинетов. По-видимому, Бейкер перестал практиковать и уехал из Лондона полгода назад. Но мы с легкостью можем его найти. Швейцар сообщил мне адрес. Я записал его на этом листке.

Глава XXV

И вот тут Максим взглянул на меня. Впервые за весь вечер. В его глазах я прочитала прощальный привет. Казалось, он перегнулся через поручни на борту корабля, а я стою внизу, на причале. Кругом нас чужие люди, они будут касаться его плеч и моих, но мы их не заметим. Мы не будем перекрикиваться и звать друг друга, ведь на таком расстоянии ветер унесет голоса. Но до той самой секунды, как корабль отойдет от стенки, я буду видеть его глаза, а он будет видеть мои. Фейвел, миссис Дэнверс, полковник Джулиан, Фрэнк с листком бумаги в руке – все они были забыты. Этот миг был наш – священная, нерушимая, крохотная частица времени, приостановившегося между двумя секундами. Затем Максим отвернулся и протянул руку к Фрэнку.

– Молодец, – сказал он. – Какой там адрес?

– Где-то возле Барнита, к северу от Лондона, – сказал Фрэнк, отдавая ему бумажку. – Но там нет телефона. Позвонить ему нельзя.

– Вы неплохо поработали, Кроли, – сказал полковник Джулиан. – И вы, миссис Дэнверс. Может быть, теперь вы сможете нам что-нибудь объяснить?

Миссис Дэнверс покачала головой:

– Миссис де Уинтер никогда не обращалась к врачам. Как все сильные люди, она их презирала. Лишь однажды у нас здесь был доктор Филлипс из Керрита, в тот раз, что она растянула связки на запястье. Я ни разу не слышала, чтобы она говорила об этом докторе Бейкере, она не упоминала его имени при мне.

– Говорю вам, этот тип – косметолог, – сказал Фейвел. – Да и какая разница, кто он? Если бы во всем этом что-нибудь крылось, уж Дэнни бы знала. Говорю вам, это какой-то ловкач, который придумал новый способ высветлять волосы и выбеливать кожу; возможно, Ребекка узнала его адрес в то самое утро от своего парикмахера и пошла к нему из чистого любопытства.

– Нет, – возразил Фрэнк, – я думаю, вы ошибаетесь. Бейкер не шарлатан. Ночной швейцар сказал мне, что он был весьма известным специалистом по женским болезням.

– Хм, – произнес полковник Джулиан, дергая себя за усы, – видно, что-то у нее все же было не в порядке. Странно, что она никому не обмолвилась об этом ни словом, даже вам, миссис Дэнверс.

– Она была такая худющая, – сказал Фейвел. – Я говорил ей об этом, но она только смеялась. Ее это, мол, устраивает. Сидела на голодной диете, как все женщины, так я думаю. Возможно, пошла к этому Бейкеру за новым рационом.

– Как, по-вашему, это возможно, миссис Дэнверс? – спросил полковник Джулиан.

Миссис Дэнверс медленно покачала головой. Сообщение Фрэнка, по-видимому, совершенно ошеломило ее, привело в полное замешательство.

– Ничего не могу понять, – прошептала она. – Я не знаю, что все это значит. Бейкер? Доктор Бейкер? Почему она ничего мне не сказала? Почему утаила от меня? Она говорила мне все.

– Быть может, миссис де Уинтер не хотела вас волновать, – предположил полковник Джулиан. – Я не сомневаюсь, что, назначив с ним встречу и повидав его, она собиралась все вам рассказать, когда вернется.

– А записка мистеру Джеку? – вдруг произнесла миссис Дэнверс. – Помните: «Мне нужно что-то тебе рассказать. Я должна тебя видеть». Ему она тоже хотела рассказать об этом?…

– Верно, – медленно проговорил Фейвел. – Мы совсем забыли о записке.

Он снова вытащил ее из кармана и прочитал вслух:

– «Мне нужно что-то рассказать тебе. Я должна увидеть тебя как можно скорее. Ребекка».

– Да, все ясно как божий день, – произнес полковник Джулиан, оборачиваясь к Максиму. – Готов поспорить на тысячу фунтов, что она собиралась рассказать Фейвелу о результате своей встречи с этим доктором Бейкером.

– Да, должен сознаться, вы оказались правы, – согласился Фейвел. – Видно, этот Бейкер и записка из одной оперы. Но какого черта ей понадобилось с ним встречаться? Что такое еще с ней стряслось?

Правда глядела им в лицо, а они ее не замечали. Стояли, недоуменно таращась друг на друга, и не понимали ничего. Я не осмеливалась поднять глаза. Не осмеливалась шевельнуться, чтобы не выдать как-нибудь того, что мне известно. Максим молчал. Он вернулся к окну и смотрел в темный, притихший, недвижный сад. Дождь наконец перестал, но с листьев и с желоба над окном все еще падали отдельные капли.

– Это нетрудно выяснить, – заметил Фрэнк. – У нас есть теперешний адрес доктора Бейкера. Я могу написать ему и спросить, не помнит ли он миссис де Уинтер, которая консультировалась у него в прошлом году.

– Не думаю, чтобы он вам ответил, – заметил полковник Джулиан. – У врачей очень строгая профессиональная этика. Пациенты могут рассчитывать на абсолютную тайну. Единственный способ что-нибудь у него узнать – это поехать туда де Уинтеру частным образом и объяснить ему, какие сложились обстоятельства. Что вы на это скажете, де Уинтер?

Максим обернулся от окна.

– Я готов сделать все, что вы сочтете нужным предложить, – сказал он.

– Все, лишь бы выиграть время, да? – воскликнул Фейвел. – За одни сутки чего не сделаешь! Уедешь в поезде, отплывешь на пароходе, улетишь на самолете, да?

Я увидела, как миссис Дэнверс резко перевела взгляд с Фейвела на Максима, и только тут сообразила, что она ничего не знает об обвинении Фейвела. Теперь она начала наконец догадываться. Это было ясно по выражению ее лица. На нем отразилось сомнение, затем смешанное с ненавистью удивление и в конце концов уверенность. Снова, в который раз, ее костлявые длинные пальцы вцепились конвульсивно в платье; она облизнула сухие губы, продолжая пристально смотреть на Максима. Больше она не отвела от него глаз. Поздно, думала я, она ничего не может нам сделать, вред уже причинен. Непоправимый вред. Не важно, что она скажет, не важно, что сделает. Вред уже причинен. Сильнее навредить она не сможет. Максим не замечал ее взгляда, а если замечал, не показывал виду. Он разговаривал с полковником Джулианом.

– Как вы смотрите на следующий план? – спросил он. – Рано утром я еду через Лондон прямо по этому адресу в Барнит. Я могу послать Бейкеру телеграмму, чтобы он меня ожидал.

– Ну, один он не поедет, – сказал Фейвел с коротким смешком. – Я имею право настаивать на этом. Отправьте его туда с инспектором Уэлшем, тогда я не буду возражать.

Ах, если бы только миссис Дэнверс хоть на секунду отвела от Максима глаза! Теперь уже и Фрэнк заметил ее взгляд. Он пристально смотрел на нее, удивленный, встревоженный. Я увидела, как он взглянул на бумажку, где был записан адрес доктора Бейкера. Затем тоже посмотрел на Максима. Я полагаю, именно тогда в его сознание впервые проникла смутная догадка, потому что он вдруг страшно побледнел и положил бумажку на стол.

– Не думаю, что есть какая-нибудь необходимость привлекать к этому делу инспектора Уэлша… пока, – заметил полковник Джулиан.

Голос его звучал иначе, чем раньше, жестче. Мне не понравилось, как он сказал слово «пока». Почему он вообще его употребил? Мне это не нравилось.

– Если я поеду с де Уинтером и буду с ним все время и привезу его обратно – это вас удовлетворит? – спросил он.

Фейвел поглядел на Максима, затем на полковника Джулиана. По его мерзкой физиономии было видно, что он что-то взвешивает в уме, в светло-голубых глазах поблескивало торжество.

– Ладно, – произнес он медленно, – пожалуй, да. Но береженого Бог бережет. Вы не против, если я тоже с вами поеду?

– Нет, – ответил полковник Джулиан. – К сожалению, я полагаю, вы действительно имеете право на это. Но если вы поедете с нами, я имею право настаивать на том, чтобы вы были трезвы.

– Можете не волноваться, – сказал Фейвел, и его губы расползлись в ухмылке. – Я буду трезв. Трезв, как тот судья, что через три месяца прочитает Максу смертный приговор. Я думаю, что в конечном итоге этот доктор Бейкер окажется свидетелем в мою пользу.

Он посмотрел по очереди на каждого из нас и стал смеяться. Я полагаю, он тоже наконец понял, что означал этот визит к врачу.

– Ну, – сказал он, – так в котором часу мы выезжаем завтра утром?

Полковник Джулиан посмотрел на Максима:

– Когда вы будете готовы?

– В любое время, какое вы назовете.

– В девять?

– В девять.

– Кто гарантирует, что он не смоется ночью? – спросил Фейвел. – Ему только и надо, что дойти до гаража и сесть в машину.

– Вам достаточно моего слова? – осведомился Максим, оборачиваясь к полковнику Джулиану.

И в первый раз полковник заколебался. Я увидела, что он взглянул на Фрэнка. Максим вспыхнул. На лбу забилась жилка.

– Миссис Дэнверс, – медленно произнес он, – вас не затруднит, когда мы с миссис де Уинтер ляжем сегодня спать, подняться к нашей спальне и запереть дверь снаружи? А в семь утра нас разбудить?

– Хорошо, сэр, – сказала миссис Дэнверс.

Она по-прежнему не сводила с него глаз, пальцы ее по-прежнему теребили черное платье.

– Ну и прекрасно, – резко сказал полковник Джулиан. – Я думаю, нам больше нечего обсуждать. Буду здесь завтра ровно в девять утра. У вас найдется для меня место в машине, де Уинтер?

– Да, – ответил Максим.

– А Фейвел поедет следом в своей?

– Повисну на хвосте, приятель, на самом хвосте.

Полковник Джулиан подошел ко мне и взял в свои мою руку.

– Спокойной ночи, – сказал он. – Вы знаете, как я вам сочувствую во всей этой истории, нет нужды об этом говорить. Заставьте мужа лечь сегодня пораньше, если сможете. Нам предстоит долгий день.

Он задержал мою руку на несколько мгновений, затем отвернулся. Любопытно было, как он избегал смотреть мне в глаза, смотрел все время на подбородок. Фрэнк открыл дверь, и полковник вышел. Фейвел наклонился к столу и набил портсигар сигаретами из стоявшей там коробки.

– Меня, верно, не будут уговаривать остаться к обеду? – спросил он.

Никто не ответил. Он закурил сигарету, выпустил в воздух облако дыма.

– Что ж, значит, тихий вечерок в трактире на шоссе, – сказал он, – а буфетчица там косая. Веселенькая ночка у меня впереди. Не важно, буду мечтать о завтрашнем дне. Спокойной ночи, Дэнни, старушка! Не забудь покрепче запереть дверь в спальню.

Он подошел ко мне и протянул руку.

Я, как глупая девчонка, спрятала руки за спину. Он расхохотался и отвесил мне поклон.

– Ну, не безобразие ли это? – проговорил он. – Приходит гадкий дядя вроде меня и портит все удовольствие. Ничего, вам еще не то предстоит, когда до вас доберется желтая пресса, раскопает подробности вашей биографии и вы увидите в газетах заголовки через всю страницу: «От Монте-Карло до Мэндерли! Факты из жизни юной новобрачной, жены убийцы!» Надеюсь, вам больше повезет в следующий раз.

Он направился через всю комнату к двери, помахав Максиму рукой.

– Пока, старина, – сказал он. – Приятных снов. Постарайтесь использовать свою ночь за запертой дверью на полную катушку!

Он обернулся ко мне и захохотал, затем вышел. Следом за ним миссис Дэнверс. Мы остались с Максимом одни. Он продолжал стоять у окна. Он не подошел ко мне. Из холла вбежал Джеспер. Весь вечер он просидел за порогом и теперь прыгал вокруг меня и кусал мне подол платья.

– Я поеду завтра с тобой, – сказала я Максиму. – Я поеду с тобой в машине в Лондон.

Он ответил не сразу. Он по-прежнему глядел в окно.

– Да, – согласился он безжизненным, тусклым голосом. – Да, мы не должны разлучаться.

В комнату вернулся Фрэнк. Остановился у входа, рука на двери.

– Они уехали, – сказал он. – И Фейвел, и полковник Джулиан. Я их проводил.

– Хорошо, Фрэнк, – произнес Максим.

– Могу я что-нибудь сделать? – спросил Фрэнк. – Хоть что-нибудь? Послать кому-нибудь телеграмму, что-нибудь организовать? Я готов пробыть на ногах всю ночь, лишь бы чем-нибудь помочь. Я, конечно, телеграфирую Бейкеру.

– Не беспокойтесь, – ответил Максим, – вам совершенно нечего делать… пока. Возможно, дел окажется очень много… послезавтра. Мы займемся всем этим, когда придет время. А сегодня мы хотим побыть вдвоем. Это вполне естественно, не так ли?

– Да, – сказал Фрэнк, – да, конечно.

Он подождал еще минуту – рука на двери.

– Спокойной ночи, – произнес он.

– Спокойной ночи, – сказал Максим.

Когда он ушел и закрыл за собой дверь, Максим подошел ко мне. Я протянула к нему руки, и он прильнул ко мне, как ребенок. Я обняла его и прижала к себе. Мы стояли так молча долгое время. Я обнимала и успокаивала его, словно он был Джеспер. Словно Джеспер где-то больно ушибся и пришел ко мне, чтобы я уняла его боль.

– Мы можем сидеть рядом, когда поедем завтра в Лондон.

– Да, – сказала я.

– Джулиан не станет возражать.

– Да, – сказала я.

– И завтрашнюю ночь мы тоже будем вместе, – продолжал он. – Сразу ничего не делают, кажется, должны пройти сутки.

– Да, – сказала я.

– Теперь не так все строго, разрешают свидания. И все тянется очень долго. Я, если смогу, постараюсь связаться с Хастингсом. Он лучше всех. Хастингс или Биркет. Хастингс знал еще моего отца.

– Да, – сказала я.

– Мне придется сказать ему правду. Иначе ему будет трудно. Не будет знать, что к чему.

– Да, – сказала я.

Отворилась дверь, и в комнату вошел Фрис. Я отстранилась от Максима, выпрямилась и принялась приглаживать волосы.

– Вы будете переодеваться, мадам, или подавать обед прямо сейчас?

– Нет, Фрис, мы не будем переодеваться сегодня. Подавайте, – сказала я.

– Очень хорошо, мадам.

Он оставил дверь открытой. Вошел Роберт и принялся задергивать шторы. Разложил по местам диванные подушки, пододвинул на место диван, собрал в стопки газеты и книги на столе. Вынес бокалы из-под виски с содовой и набитые окурками пепельницы. Это был обычный вечерний ритуал, я видела, как он это делает с первого дня жизни в Мэндерли, но сегодня все его движения приобрели особый смысл, точно воспоминание о них останется со мной навсегда и когда-нибудь я скажу: «Я много лет храню в памяти этот момент».

А потом появился Фрис и объявил, что кушать подано.

Я помню этот вечер во всех подробностях. Помню ледяное консоме в чашках, и филе палтуса, и горячую баранью ногу. Я помню сласти и фрукты, поданные потом.

В канделябрах были новые свечи, белые, стройные, они казались очень высокими. Занавеси здесь тоже задернули, чтобы отгородиться от серого и скучного вечернего света. Как странно было сидеть в столовой и не видеть зеленого газона лужаек! Казалось, что уже наступает осень.

Мы успели перейти в библиотеку и пили кофе, когда зазвонил телефон. На этот раз трубку сняла я. Послышался голос Беатрис.

– Это вы? – спросила она. – Я пытаюсь вам дозвониться весь вечер. Дважды было занято.

– Мне очень жаль, – сказала я, – мне очень жаль.

– Мы получили два часа назад вечерние газеты, – продолжала она, – и нас с Джайлсом страшно поразил вердикт. Что говорит Максим?

– Я думаю, вердикт всех нас поразил, – сказала я.

– Но, милочка, это абсолютная нелепость! С чего Ребекке вдруг кончать самоубийством? Это совершенно на нее не похоже. Видимо, при дознании что-то напутали.

– Не знаю.

– А что говорит Максим? Где он?

– У нас тут были люди, – сказала я. – Полковник Джулиан и другие. Максим очень устал. Мы едем завтра утром в Лондон.

– Это еще зачем?

– Что-то связанное с вердиктом. Мне трудно объяснить.

– Его надо аннулировать, это нелепо, просто нелепо. И так вредно для Максима – вся эта гласность. Это плохо на нем отразится.

– Да, – сказала я.

– Неужели полковник Джулиан ничего не может сделать? Он же полицейский судья. Зачем же тогда судьи? Старик Хорридж, верно, совсем спятил. Какой же они нашли мотив для самоубийства? Ничего более идиотского я не слышала за всю жизнь. Надо кому-нибудь прижать Тэбба. Откуда он знает, как появились эти дырки в яхте? Джайлс говорит, конечно же, это работа рифов.

– По-видимому, они считают, что нет.

– Если бы я могла тогда приехать! – воскликнула Беатрис. – Уж я заставила бы их предоставить мне слово. У меня такое впечатление, что никто даже не попытался ничего сделать. Максим очень расстроен?

– Он устал, – сказала я, – страшно устал.

– Я бы очень хотела приехать в Лондон и присоединиться к вам, но вряд ли это удастся. У Роджера, бедняжки, тридцать девять и четыре, а сиделка, которую нам прислали, форменная идиотка, он не желает ее видеть. Я просто не могу его оставить.

– Разумеется, – сказала я. – Даже и не пытайтесь.

– В какой части Лондона вы будете?

– Не знаю. Все довольно неопределенно.

– Скажите Максиму, пусть попытается что-нибудь сделать, чтобы изменить вердикт. Это так плохо для семьи. Я говорю всем нашим знакомым, такой вердикт – просто преступление. Ребекка никогда не наложила бы на себя руки. Она не из тех, кто кончает с собой. У меня есть большое желание самой написать коронеру.

– Поздно, – сказала я. – Оставьте все как есть, все равно толку не будет.

– Нелепость всей этой истории выводит меня из себя, – продолжала Беатрис. – Мы с Джайлсом думаем, что, если эти дырки не были пробиты рифами, их нарочно просверлил какой-нибудь бродяга. Может быть, коммунист. Их тут вокруг как собак нерезаных. Как раз подходящая вещь для коммуниста.

Из библиотеки донесся голос Максима:

– Ты не можешь от нее отделаться? Что, ради всего святого, она там толкует столько времени?

– Беатрис, – с отчаянием произнесла я, – я попытаюсь позвонить вам из города.

– Может быть, взять за бока Дика Годолфина? – спросила она. – Он ваш член парламента. Я с ним близко знакома, куда ближе, чем Максим. Они с Джайлсом вместе были в Оксфорде. Спросите у Максима, позвонить ли мне Дику, быть может, ему удастся отменить этот вердикт. Спросите у Максима, что он думает насчет того, не коммунисты ли это?