Текст книги "Один я здесь…"

– Эх, сейчас бы сюда мой пулемет, да как чесануть по ним… – мечтательно произнес Максим, вызвав у Андрея усмешку.

– Помереть захотелось? Ну, человек десять ты бы с такого расстояния, быть может, и положил. Остальные б уже спрятались и ответным огнем тебя бы прищучили.

– А пускай и прищучат, но хоть с собой заберу десяток этих гадов…

Вскоре все солдаты, получив приказ, расселись в грузовики и двинулись по тому самому мосту – единственному их пути к спасению.

– Видать, возвращаются к основному батальону. Это хорошо, хорошо, но много их тут все равно осталось, однако это может нам на руку сыграть. Короче, ждем, когда стемнеет. Ждать, почитай, целые сутки, но, увы, ничего не поделаешь. Идти сейчас – это как петлю на шее самому себе затянуть. Поэтому рисковать не будем. Подберемся к мосту поближе, подглядим какую-нибудь лазейку и, даст бог, проскользнем.

Максим не отрывал взгляда от деревни. Его терзала мысль, которую он осмелился произнести вслух:

– А местные как же?

Андрей, уже отползающий назад, замер.

– А что местные?

Максим растерянно смотрел то на поселок, то на капитана. Он не мог себе представить, что оставит всех этих людей, убегая от своего священного долга.

– Ты видел, сколько их? И сколько нас?

– Да, товарищ капитан, но…

– Ну вот и все. Ты хоть головой-то иногда думай, прежде чем глупые вопросы задавать, – Андрей прислонился к дереву и сдвинул козырёк на глаза. – Я пока вздремну, а ты наблюдай. Ежели что будет – сразу буди. Днем поменяемся. Ух, холодно же, зараза!

Максиму тошно было наблюдать, как немцы по-хозяйски разгуливают по поселку, издеваясь над местными. Ведь он шел на войну для того, чтобы предотвращать подобное. С каждым днем гитлеровцы продвигались все дальше в глубь его родины, захватывали такие мелкие поселки почти каждый день, и за оккупацию каждого Максим чувствовал собственную вину.

День этот обещал быть долгим, поскольку солнце только-только показалось из-за горизонта, извещая жителей о начале нового дня, который начался для них чуть раньше благодаря пришедшим немцам. Воды у него было мало, а еды и вовсе не было, поэтому он пил мелкими глотками и терпел голод, сворачивающий кишки.

Казалось, что ночи придётся ждать целую вечность.

4

Максим чувствовал дикую усталость, но уснуть от переполняющего возбуждения так и не удавалось, в отличие от капитана, который, прежде чем поменяться с ним местами, спал как убитый. Во рту застревала постоянная зевота, да такая, что аж челюсть хрустела. Он и не помнит, когда последний раз чувствовал себя настолько вымотанным. С отцом они часто долго пропадали на промысле, блуждая по лесу и выискивая новые места для расстановки кулёмок. Он помнил, как всегда по возвращении в хибару падал на лежанку, засыпая мертвым сном.

Но удалось хотя бы задремать. Он не видел снов, лишь сплошную черноту, длившуюся секунд пять, а после почувствовал, как все тело сильно затрясло.

– Максим… – голос раздался издалека. – Рядовой! – намного громче и ближе.

Максим проснулся и, протерев глаза, потянулся к винтовке, но капитан его остановил.

– Подъем, – шепнул он, – нам пора.

Небо было усыпано звездами, которых, как говорил его отец, во много раз больше, чем деревьев на всей планете земля. Дул ночной ветерок, до мурашек приятно ласкающий кожу. Как же хотелось остаться под сенью березы и еще немножко поспать. В нынешнем его положении – неимоверная роскошь.

Максим взял винтовку и подполз к Андрею, наблюдающему за посёлком.

– Выспался? – вяло спросил капитан.

– Да, – поспешно ответил Максим.

Андрей улыбнулся, отчетливо распознав ложь.

– Ну ничего, рядовой, в земле отоспимся…

Капитан передал ему бинокль.

– С полчаса назад солдаты ушли на отбой и разместились вон в том доме, – Максим разглядел довольно большой дом, в котором вполне могло расположиться человек тридцать. – Отняли у местных койки и перенесли все внутрь. Думал, спать будут, а нет, сволота…

– Пьют? – предположил Максим, расслышав из этой самой хижины, как немчура надрывала глотки.

– Пьют, сволочи, пьют. Праздник, видать, у них какой-то. Это, конечно, с одной стороны, хорошо, а с другой – плохо. Хорошо то, что пьяными черт качает, невнимательными они будут, и проскочить нам будет проще…

Капитан замолчал, задумался.

– А плохое? – спросил нетерпеливо Максим.

– Плохое, что не спят они, и вероятность попасться этим гадам, пускай и вдрабадан пьяным, куда больше. И это не говоря о часовых, не участвующих в банкете. Видишь их?

Максим насчитал как минимум десятерых дозорных: двое – возле главного входа предполагаемого штаба, еще двое ходили вокруг, а остальные шестеро лениво бродили по дворам, куря сигаретки, явно не ожидая наступления неприятеля.

– Посмотри на мост, – велел капитан, сворачивая папироску, после чего про себя недовольно прошептал: – Последняя, зараза…

Переведя бинокль в сторону моста, Максим к собственному удивлению обнаружил, что возле того не было никакой охраны.

– Так это что же, мост не сторожат?

– Ты продолжай смотреть, рядовой, продолжай.

И действительно, приглядевшись как следует, Максим заметил, что из-под моста появился караульный с винтовкой на плече. Походка у него была расхлябанная, неряшливая, что сразу выдавало в нем пьяного.

– Стало быть, не все караульные ответственно подходят к своему делу? – улыбнувшись, спросил Максим.

– Это все Бог нам дает возможность, Максимка, – затягиваясь самокруткой, просипел Андрей. – Чтобы мы с тобой выбрались отсюда и затем вернулись с остальными и выбросили их с нашей земли к чертовой матери. Не удивлюсь, если это еще не все чудеса, которые нас ждут впереди.

Слова про бога и чудеса Максим снова попытался пропустить мимо ушей.

– Вот что мы с тобой сейчас делаем: перво-наперво спускаемся с этого холма и идем вон к тому дому, а затем, как мышки, пытаемся проскользнуть через часовых и подбираемся к мосту. Через недобросовестного фрица у моста нам скрытно не пройти, поэтому…

– Прикончим гада?

– Окстись! Вырубим мы его. Убивать рискованно. Когда труп найдут, сразу на местных накинутся. А так хотя бы подумают, что напился он до бессознательного состояния. Хотя, признаться, глотку бы я ему перерезал с превеликим удовольствием.

– Понял, товарищ капитан.

– И запомни, рядовой, – голос командира стал серьезнее. – Делаешь все так, как я говорю. Уразумел?

Максим кивнул.

– Я хочу, чтобы ты это сказал вслух.

– Делаю все, как вы говорите.

– Вот и хорошо, – Андрей похлопал его по плечу. – Дай я докурю, и начнем. А то, кто знает, может, это последняя папироска на моем веку…

И вновь удивило хладнокровие капитана перед предстоящей вылазкой, которую он так просто мог посчитать своей последней, сообщив об этом, словно пошел на рынок за продуктами.

Когда цигарка была докурена, Андрей взял винтовку в руки и, глубоко вдохнув и выдохнув, произнес:

– Ну, с Богом.

Спуститься с холма оказалось той еще задачкой: из-за переполняющего волнения Максим не заметил камень под ногой и споткнулся, но, к счастью, смог удержать равновесие и продолжить спуск, представляя себе, как бы он опрометью полетел вниз, раньше времени закончив их только начавшуюся вылазку.

Следуя пригнувшись в густых зарослях, через минуту они оказались возле одной из хижин. Максим, как и было приказано, шел за капитаном след в след и неукоснительно делал все, что тот ему приказывал. Неподалеку, в одной из хижин, слышались пьяные песни – немчура горланила так, что голоса эхом разлетались на много вёрст.

Андрей выглянул из-за угла хибары, осмотрелся и подозвал Максима. По дороге, которую им предстояло пересечь, шел часовой, напевая себе что-то под нос. Когда он скрылся за домом, капитан жестом приказал следовать за ним. Максим почти не дышал, все думая про себя, что если он вздохнет хоть немножко, то часовой обязательно услышит.

Как только они достигли середины дороги, показался яркий свет фар. Сердце Максима ушло в пятки. Он застыл на месте с осознанием того, что ему пришел конец. Но капитан успел утащить его в сторону, и вскоре они наблюдали, как возле немецкого штаба остановился автомобиль, из которого поспешно вышел офицер с кожаным портфелем в обнимку. Максим не разбирался в званиях фрицев, но одного лишь взгляда на походку и выражение лица было достаточно, чтобы признать в нем важную шишку. Предположение лишь укрепилось, когда двое солдат, охранявших штаб, незамедлительно отсалютовали ему, и тот, вяло ответив, пожаловал внутрь.

– Что это там у нас… – с интересом прошептал Андрей, провожая взглядом фашистского офицера. – Давай за мной.

Все так же крадучись, оба они подошли к хижине-штабу, зайдя с противоположной стороны. Там чуть не столкнулись с немцем, делающим обход. К счастью, рядом оказался сарай, за которым удалось спрятаться и выждать, пока тот скроется.

– Куда мы идем? – шепотом спросил Максим, давно поняв, что они отклонились от основного пути.

Но Андрей ничего не ответил и, дождавшись, когда караульный скрылся за поворотом, подошел к стенам хижины и начал подглядывать в окна. С языка Максима так и норовило слететь громкое: «Что вы творите?!»

Подойдя к третьему по счету окну, Андрей замер и рукой подозвал к себе Максима, приставив указательный палец к губам, чтобы тот не шумел, – внутри был немец. В небольшой комнатке не было ничего, кроме письменного стола, освещаемого тусклым светом масляной лампы, и громоздкого шкафа, стоящего здесь, должно быть, со времен революции. За столом сидел тот самый офицер: он устало откинул голову назад, размял шею, а затем встал и нетерпеливо заходил из угла в угол, посматривая на входную дверь.

– Товарищ… – начал было Максим, но Андрей грубо заткнул ему рот ладонью.

В дверь постучались, и через секунду внутрь зашел еще один немец. Они поспешно отсалютовали друг другу, вошедший отчеканил что-то и сделал шаг в сторону, приглашая офицера пройти за ним.

Ровно в ту самую секунду, когда дверь за офицером закрылась, – Максим успел разглядеть за ней еще одного часового, несущего караул в коридоре, – капитан схватился за оконную ручку, чтобы открыть окно. Это вызвало у Максима приступ паники, и на этот раз он не стал ограничиваться одними только вопросами и грубо схватил Андрея за рукав.

– Да что вы творите?!

– Стой тут на стреме, – в голосе капитана ощущалось трепетное волнение. – Ежели чего – прячься, я тебя не сдам.

– Сдурели или что? – Максим не мог поверить в происходящее.

– Да, Максим, кажись, сдурел…

С этими словами он открыл окно и, несмотря на протесты подчиненного, проник внутрь и пригнулся, повадками напоминая воришку – в сущности, так оно и было. Максим осмотрелся по сторонам, заранее подыскал место, где бы он спрятался (долго думать не пришлось, решил укрыться все за тем же сарайчиком в паре метров), и наблюдал за капитаном, который времени даром не терял: оказавшись внутри комнаты, он сразу же стащил кожаный портфель. Осторожно, как ювелир, работающий с редким камнем, он расстегнул два ремешка, нажал на металлическую застёжку и бережно вынул оттуда документы. Наблюдая за происходящим, Максим все думал про себя, что в жизни бы не обратил внимания на этот кожаный портфель, в отличие от капитана.

Листая немецкие документы, бегло пробегая их глазами, Андрей то и дело посматривал на дверь, ожидая возвращения офицера в любое мгновение. Именно тогда Максим услышал, как в соседней комнате этот самый офицер с кем-то громко разговаривает по радиосвязи. Как же он жалел, что ни словечка не знает на этом чертовом языке! Так бы хоть, возможно, удалось выудить что-нибудь полезное.

Продолжая перебирать страницы, Андрей остановился на одной из них и замер, словно увидел карту сокровищ. Максима охватило невероятное любопытство: что же в этих документах было? Хотелось влезть туда же и посмотреть – настолько глаза Андрея блестели от увиденного. Мгновение спустя капитан нашел в себе силы оторвать взгляд от находки и тихо начать открывать выдвижные ящики. В его руках оказались лист бумаги и карандаш, с помощью которых он торопливо принялся перерисовывать увиденное.

Рядом послышалось тихое насвистывание – приближался караульный.

Максим как можно тише постучал в оконную раму, чтобы привлечь Андрея, но тот лихорадочно продолжал копировать то ли рисунок, то ли какие-то надписи, не обращая на него внимания. Когда караульный подошел совсем близко, Максиму пришлось спрятаться за сараем. Каждый волосок на теле встал дыбом от переполняющей тревоги. Никогда в жизни ему не было так страшно, как сейчас. Особенно этот страх усилился, когда немец был в паре шагов от окна, ставив безрассудную затею капитана под угрозу. Рукой Максим нащупал ржавый топорик, сообразив, что будет делать, когда немец увидит Андрея: он тихо подкрадётся и, прежде чем фриц сообщит о тревоге или, чего хуже, начнет стрелять, он ударит его топором по башке. Он успеет, точно успеет, надо только подкрасться как можно тише и…

А тем временем караульный был у окна, возле которого он, само собой, замер. Для Максима это стало сигналом. На цыпочках он подкрался к немцу, замахнулся топором, заранее воображая себе, какой именно звук издаст лезвие, прикоснувшись к черепу фашиста. Но услышать этот звук ему так и не удалось, поскольку немец снова засвистел свою мелодию и продолжил караул, даже не представляя, что жизнь его только что висела на волоске. Максим, провожая его взглядом, так и замер в позе средневекового воина, бросившегося с топором в атаку. Ему с трудом удалось избавиться от чувства онемения в теле и взглянуть в окно – внутри никого не было. Но вдруг прямо из-под подоконника выросла голова капитана. Максим чуть не закричал от испуга. Андрей кивнул ему, уверяя, что все в порядке (здесь ему хотелось как следует возразить), и продолжил срисовывать.

Поскольку теперь капитан был ближе, ему удалось разглядеть то, что именно вырисовывал карандаш в его руке. Это была карта, с линиями рек, фронта и названиями городов – все остальное он не мог разобрать из-за своего неумения правильно читать карты.

И вот случилось то, что должно было случиться, – офицер в соседней комнате замолчал, карандаш в руке капитана замер. Они обменялись настороженными взглядами, и Андрей, не медля, взял в руки портфель и начал осторожно класть бумаги на место. Аккурат в то мгновение, когда портфель вернулся на край стола, дверь в комнату открылась.

Максим, прежде чем спрятаться, успел заметить, как Андрей нырнул под громоздкий стол, накрытый скатертью. Возле сарая он наблюдал, как офицер все так же спешно подошел к столу, взялся за ручку портфеля, застыл на месте и пронзительно посмотрел прямо на него.

Сердце Максима оборвалось, и он полностью спрятался за сараем.

– Тут темно, он не мог меня заметить, не мог… – шептал он про себя.

Но ничего не произошло, не было криков, выстрелов – не было ничего. Почти минуту спустя Максим осмелился выглянуть из-за угла. Возле окна дежурил уже знакомый часовой. Тот отсалютовал офицеру. Старший по званию спросил у него что-то – Максим предположил, что он интересуется, не было ли здесь чего-нибудь странного, – но немец, покачав головой, доложил, мол, все в порядке (это он понял и без перевода), после чего продолжил патрулирование.

Максим не решался сразу подойти к окну, боясь, что офицер может быть все еще там. Он выждал еще минуту-другую и хотел было подойти ближе, как окно открылось и оттуда тихонечко вылез капитан, прикрыл за собой створку и на цыпочках направился в сторону Максима.

– Я знал, Максимка, я знал! – громким шёпотом произнес Андрей, завидев напарника. – Дал нам Бог возможность, дал!

– Мы оба чуть не попались! – Максим совершенно не разделял счастья командира. – Еще бы секунда, и хана нам обоим!

Лицо капитана переменилось, самодовольная улыбка медленно сползла.

– Понимаю, чуть не попались, но у нас тут война, рядовой. Здесь кто не рискует, тот не выигрывает. А вот с этим… – он достал из-за пазухи помятый лист бумаги, – мы этой гниде фашисткой такой разнос устроим, мало не покажется. Помяни мое слово! То, что я видел… Ох, друг мой, это ключ к победе. Осталось только нашим передать…

Слова капитана немного приободрили Максима. Воображение нарисовало, как они добираются до линии фронта, отдают маленький клочок бумаги, благодаря которому станут героями. Не об этом ли он мечтал, идя на войну?

За спиной они услышали, как захлопнулись дверцы автомобиля и заработал двигатель. Немецкий офицер уезжал.

– Так, а теперь тихо, как мышки, идем к мосту, – шепнул Андрей. – Придерживаемся изначального плана.

До моста было рукой подать. Им удалось проскользнуть мимо еще одного часового, идущего вдоль двора, и добраться до поля, где они спрятались возле пустой конюшни. Оттуда след в след Максим продолжал крадучись идти за капитаном, пока они не оказались возле забора одной из крайних хижин, где могли как следует разглядеть положение на мосту. Именно здесь их удача и закончилась.

Сначала они услышали, как мотор автомобиля заглох и отворилась дверца.

«Все, – подумал Максим, – хана! Видать, заметил что-то неладное в портфеле».

Вышедший из салона офицер встал напротив покачивающегося караульного, которого они с капитаном хотели вырубить, и громко принялся его отчитывать. Немецкое рявканье было слышно чуть ли не на весь посёлок – видать, настолько вывел офицера пьяный солдат при исполнении. Одними криками дело не закончилось, поскольку через несколько секунд Максим и Андрей наблюдали, как офицер пинками прогоняет пьянчугу, который от воплей старшего по званию, скорее всего, успел протрезветь.

– Вот ведь нюх у гада, как у собаки, – пробурчал Андрей, наблюдая за немцем. – Чудо, как он меня не учуял под столом.

Возле офицера появился другой солдат, отсалютовал ему и, выслушав упрёки в свой адрес, привел двоих крепких парней взамен старого хлипкого пьянчуги. Все это время офицер наблюдал, как производится замена, после чего, выкрикнув что-то напоследок солдату, громко хлопнул дверью и уехал.

– Все, приплыли… – огорчённо пробормотал Андрей и сплюнул. – Кабздец нашей затее. Этих двух здоровяков мы в жизни не повалим, если насмерть только. Чего же делать-то…

Максиму казалось, что они в совершенно безвыходном положении. Впереди – немцы, сзади тоже. Думать над очередным планом времени не было, и тогда он вспомнил совет отца, не раз его выручавший, когда он оказывался в похожем безвыходном положении. Совет этот звучал так: «Вдохни, выдохни и спокойно осмотрись по сторонам. Постарайся не думать, расслабься и просто наблюдай, подмечай важные детали, с помощью которых тебе удастся собрать ключ и найти выход. Паника, Максимка, только кашу в голове делает и отнимает драгоценные секунды, которые могут стоить тебе жизни».

Он так и сделал: глубоко вдохнул, выдохнул, на мгновение закрыл глаза и попытался сосредоточиться. Капитан в это время думал по-своему: его рука то и дело тянулась в карман за самокруткой, но каждый раз он нервно отдергивал руку, вспоминая, что еще полчаса назад выкурил последнюю.

А Максим продолжал думать и осматриваться, пока не увидел еле заметное сверкание из окна хижинки рядом с ними – внутри горела свеча. Его озарило.

– Может, к местным постучимся, товарищ капитан? Авось, помогут нам?

Андрей неохотно покачал головой.

– Не уверен. Сейчас время такое… Местные могут сделать все, чтобы немцев к себе расположить, как бы жутко это ни звучало. Их хата с краю, сам понимаешь: все сделают, чтобы себя и родных уберечь, и в какой-то степени я их понимаю. В общем, рисковое это дело.

– Вы же сами говорили, что кто не рискует, тот не выигрывает, – настаивал Максим.

Андрей довольно ухмыльнулся.

– Ах ты наблюдательный какой… – язвительно подметил капитан и после недолгого молчания произнес: – Ладно, выбор у нас невелик. Что ты предлагаешь?

Вместе слов Максим указал на окошко позади них, где по-прежнему блекло горел свет.

– Хорошо, твоя взяла, – согласился Андрей. – Зайдем тихонько с заднего двора, а то у главного засечь могут. И Максим…

– Да, товарищ капитан?

– Прекращай меня называть «товарищ капитан».

5

Они перелезли через забор и оказались на заднем дворе хижины, где Максим заметил разоренный курятник. Здесь же рядом был загон, где паслась одинокая корова, до которой немцы еще не успели дотянуться. Тихо она позвякивала колокольчиком, не спуская черных глаз с незваных гостей.

Они подошли к приоткрытой дверце. Между собой договорились, что стучаться и звать хозяев не будут – опасно, внутри могут оказаться немцы. Лучше будет, если они просто тихо зайдут, а там как пойдет.

Дверь предательски скрипнула, стоило ее открыть. Внутри было черным-черно, поэтому пришлось ступать на ощупь, вытянув руки вперед. Долго им, однако, идти не пришлось, поскольку из темноты рядом раздался мальчишеский голос:

– Нихт у нас ничего, нихт! Все уже забрали.

Оба они замерли, пытаясь понять, откуда говорят.

– Кто здесь? – спросил Андрей.

– А вы кто? Немцы? Пошто как ворье в дом залезли?

Максим понял, что голос идет из дальнего угла.

– Русские мы, русские, – ответил капитан.

– Врешь. Я всех русских в селе по голосу знаю, а вас впервые слышу.

– Это потому, что мы не отсюда, – с раздражением ответил Андрей.

– Партизаны, что ли? Точно не фрицы?

– Красноармейцы мы, – вмешался Максим.

– Опять врешь! Перебили всех красноармейцев, нет их здесь.

– Не всех, как видишь, – Максим сделал шаг вперед и постарался как можно искреннее произнести: – Помощь нам нужна.

Несколько секунд голос из темноты молчал. Раздумывал.

– Хорошо, стойте тут, я сейчас.

Послышался удаляющейся топот, и спустя минуту перед ним предстал черноволосый мальчуган лет десяти с керосиновой лампой. Одет он был в худую рубашонку с длинными рукавами и волосами под стать его глазам – черным, как ночное небо. Ручонки бронзовые от загара, что сразу выдавало в нем молодого работягу, целыми днями работающего под палящим солнцем.

– Ступайте за мной, – чуть ли не по-командирски произнёс мальчуган.

Они последовали по узкому коридору. Под ногами скрипели половицы, что сразу навеяло Максиму воспоминание о его собственной хижине в деревне, где доски скрипели точно так же. Пахло овсом и тестом для выпечки, но особенно среди всего этого выделялся запах древесины, из которой была построена почти вся мебель в доме, что Максим успел заметить в блеклом свете керосиновой лампы. Она, к слову, была выполнена искусно, сразу чувствовалась рука мастера: к примеру, на одном из буфетов красовались причудливые узоры, напоминающие язычки пламени.

Андрей слегка подтолкнул Максима локтем и шепнул ему на ухо:

– Про бумагу с картой ни словечка.

И вот дошли они до главной комнаты с печью. Там же, неподалёку все от той же печи, находился стол, накрытой скатертью, и, как только лампа осветила его, Максиму предстала голубоглазая девушка с русыми волосами. Он вспомнил, как помахал ей рукой, когда она доила корову, – картина эта до сих пор не выходила из его головы. Ее большие глаза испуганно и с любопытством пробежались по гостям. Заметив Максима, она ладошкой постаралась неумело скрыть улыбку, наверняка узнав его. Над головой девушки в углу была закреплена божница с иконами и помятым псалтырем, вырезанная не менее искусно, чем буфет в коридоре.

По левую руку от девушки на полу было разбросано множество одежды, на которой лежала пожилая женщина, должно быть, ее мать. Она, несмотря на безмолвные возражения дочери, попыталась подняться и сесть на краешек койки. Максиму не понадобилось много времени, чтобы понять, что перед ним то самое живое воплощение некрасовской женщины, которую можно встретить в каждом подобном посёлке: «Коня на скаку остановит, в горящую избу войдет!» Но все же витал вокруг нее ощутимый призрак тоски, отчетливо отражающийся в глазах.

– Гришка, положь лампу на стол, – шепотом сказала женщина и оглядела гостей. – Кто таковые? Почем пожаловали?

– Здравствуй, хозяюшка, – вежливо произнес Андрей и слегка поклонился.

– Хозяюшка, – как бы передразнивая, повторила про себя женщина. – Не хозяйка я тут больше. Немцы, видать, теперя хозяева. Все обнесли, паскуды: курей закололи, запасы на зиму отобрали, даже койку – и ту сперли! Лежу теперь на полу, как скотинка. И лыбятся, дармоеды, лыбятся, как полудурки, у людей отбирают последнее. Одно теперь упование на Жужку нашу осталось, – она кивнула в сторону, намекая на корову. – Да и ту, отвернуться не успеешь, быстрехонько заколют и не спросят, ироды.

Видно было, что женщина держала в себе долго эти слова и все хотела кому-нибудь высказаться. Глаза ее опухли, слезы подступали, но крепость характера не давала волю чувствам, и наспех она протерла лицо рукавом и крепко вздохнула.

– Вы, сынки, не осерчайте. Как явились немцы утром – все к едрене фене смели, сил больше нету. Мужики наши все на фронте, тут, окромя баб, детей да стариков, никого не осталось, некому отпор дать гадам, – она глубоко выдохнула и продолжила: – Откуда сами будете?

– Бой у нас тяжелый был неподалеку, вдвоём только и уцелели, – сказал капитан, заставив женщину ахнуть. – Прокрались к вам в поселок, хотели по-тихому по мосту пройти, да не вышло, немцев там полно, а реку очень нужно пересечь, чтобы к штабу вернуться. Подумали, может, знаете, как ее перейти можно помимо моста.

Хозяйка призадумалась.

– Ой, сынки, ой, не знаю. Нечо у нас окромя моста и нет на ту сторону. Обойти ежели только…

– Не надо обходить, – вмешался мальчик, обратив на себя внимание. – Вы и впрямь красноармейцы?

– Правда, малой, правда. Если б немцами были, жрали бы сейчас в одном из тех домов, где они горланят.

– И то верно, – согласился мальчик и протянул руку для рукопожатия. – Меня Петей звать.

– Почем ты гостей наших задерживаешь? – подала голос девушка. – Говори уже, чего хотел.

Но все же руку они ему пожали.

– Мне тятя сказал, чтобы я оберегал вас, дуреха, пока он с фронта не воротится. Вот я и проверяю…

– Сам дурень! – шикнула девушка на брата.

– А ну, замолкли оба! – сказала хозяйка, и дальше чуть тише: – Петруша, не ходи вокруг да около, русские они, видно же, как по-нашему лопочут.

Петя исподлобья поглядел на Максима с Андреем, крепко стиснув в кулачке указательный палец, а потом рассказал:

– Батька у нас по дереву мастер, че хошь сделает – хоть стул, хоть дом, хоть баню, ему тока инструмент дай. В сенях буфет видали? Евоных рук дело. Он всему посёлку утвари смастерил… – мальчик заметил, как на него шикнула мать, как бы намекая, чтобы тот поскорее перешел к сути. – Лето как пришло, так он подслушал, что с Сашкой Ивановым и Лёшкой Морозовым карася мы надумали половить. Предложил он нам плот построить, но при условии, что по хозяйству помогать буду тщательнее. Ну я и помогал, а он и построил… Плотик этот небольшой, но нас с пацанами держал и вас, думаю, удержит, – немного погодя, засунув стеснительно указательный палец в рот, он добавил: – Вы только это, не поломайте его.

Почти у самых окон послышался грохот проезжающего мимо конвоя грузовиков, свет фар которых один за другим проникал в комнатушку, заставив всех внутри пригнуться.

– Потуши от греха подальше! – наказала хозяйка дочери, и та выключила лампу.

Андрей выглянул на улицу, наблюдая за нескончаемым потоком грузовиков с вооружёнными солдатами. Все они огромной змеей двигались по мосту и исчезали в лесной чаще. Яркий белый свет озарил лицо девушки, и взгляд Максима замер на нем – уж очень она была хороша собой. Она, почувствовав на себе взгляд, тоже искоса посмотрела на него. И когда их взгляды встретились, вместо привычного смущения девушка приложила ладошку ко рту и тихо ахнула.

– Батюшки, у тебя же кровь! – сказала она, указывая на испачканную повязку на голове.

Андрей посмотрел на Максима.

– Чего же ты не перевязал перед вылазкой, как велено было?

– Видать, запамятовал…

– Пресвятая Богородица, – прошептала хозяйка и перекрестилась, наблюдая за грузовиками. – Демоны, едут и едут… Когда же это все закончится.

Дочка хозяйки в это время подошла к Максиму и попыталась разглядеть повязку.

– Да все хорошо, – нехотя отнекивался он.

За окном проехала последняя машина. Снова их окружила тишина, нарушаемая только стрекотанием сверчков и отдалённым пением немчуры.

– Ты, сынок, поменяй лучше повязку, – настаивала хозяйка, – а то мало ли чего, гадость какая попадет. Дочурка тебе моя поможет…

Максим взглянул на капитана в ожидании его согласия.

– Иди, но чтоб быстро, нам задерживаться нельзя, – сказал он и повернулся к мальчику. – А ты пока, Петя, расскажи, где плот этот. И еще, принеси мне карандаш. Записать надо кое-что, пока из головы не выветрилось…

Вместе с хозяйской дочкой Максим прошел в соседнюю комнатку. Ладонь похолодела от ее прикосновения, и по телу пробежала приятная дрожь.

– Немцы всему селу наказали, чтобы после девяти никакого света в домах не горело, – сказала девушка. – Вот нам и приходится бродить, как мышкам, с керосинкой или вот так, на ощупь. Там, в комнате, еще одна лампа есть, мы ее зажжем тихонечко, они не заметят.

В комнате она усадила Максима на стул, зажгла керосинку и из выдвижного ящика достала марлю. Все это время рядовой не сводил с нее глаз и про себя думал, до чего же она хорошенькая и заботливая. В голову даже пришла безумная идея: как только победят они в войне, он приедет в это село и женится на ней. Будут пляски, гулянки, пение – все, как и принято в глухих русских посёлках. И пускай он ничего не знает о ней – ни имени, ни фамилии, но зато сердце подсказывало, что нет и не будет в мире более прелестного создания.

Она села напротив него, по-прежнему неумело стараясь скрывать улыбку.

– Это вас в бою? – спросила она стеснительно.

– Да, – сказал Максим, не сводя с нее глаз. – Я бы вас только хотел попросить… Эм…

– Маша, – назвалась она.

– Маша, – как бы пробуя имя на вкус, повторил Максим. – Вы только не бойтесь того, что за повязкой…

– Не дёргайтесь, – не обращая внимания на предупреждение Максима, сказала она.

Спустя несколько секунд молчания и парочки осторожных движений окровавленная повязка оказалась на полу. Курносый носик Маши все же немного поморщился от увиденного, но движение это было столь быстрое и незаметное, что Максиму еле удалось его уловить.

– Сейчас пощиплет немного… – Маша капнула несколько капелек спирта на платочек и аккуратно принялась обрабатывать рану.

Максим стойко выносил неприятное пощипывание – уж очень не хотелось показаться слабаком перед Машей.

– А вы дело свое знаете. Вам бы на фронт, санитаркой.

– Когда у тебя есть маленький братец, который то колено раздерет, то головой ушибется, волей-неволей научишься. А на фронт… какой уж там фронт, покуда немцы тут. Да если бы и на фронт, то как же я семью оставлю? Маменька у меня больная, на ногах еле стоит, а как немцы пришли, так вообще встать не может. Уход ей нужен. Ну и Петька. Он говорит только, что за старшего по приказу тяти, а на деле это мне тятя наказал быть за старшую, когда на войну уходил.