Текст книги "Один я здесь…"

К концу дня, когда часть работы была завершена, оба они смотрели на плоды совместного труда.

– Красота, – с наслаждением произнес Сергей.

Будка была не бог весть что, но однозначно крепче, чем предыдущая. Да и покрасивее. Сделали ее из досок, лежащих в погребе, а в качестве опоры использовали поленья. Сергей решил не обделять преданного пса и положил внутри подстилку из парочки шкур куницы. Зашедший впервые внутрь Борька начал обнюхивать каждый уголок и немного погодя лег, свернувшись калачиком, как бы одобряя новое жилище.

– Отлично поработали, – сказал Сергей и ударил Клауса по спине. – Без твоей помощи я бы в жизни не управился.

Клаус не разобрал все слова, что сказал русский, но зато увидел его довольный взгляд. На душе потеплело. Он чувствовал гордость за то, что стал частью их небольшой команды.

На следующее утро, когда Сергей вновь собрался уходить, Клаус уговаривал взять его с собой, мотивируя это тем, что ему надоело сидеть в хибаре. Старик сопротивлялся, наверняка думая, что он замыслил что-то неладное. Но Клаусу и впрямь надоело сидеть в хибаре и хотелось размять ноги. Чтобы доказать это старику, пришлось изрядно повозиться, уговаривая его.

– Но только если ты хоть шажочек сделаешь в сторону… – сказал Сергей, для наглядности поправив ружье за спиной.

Эти слова Клаус понял.

– Старик, твое ружье висит дома постоянно, и я мог бы уже давно взять его и пристрелить тебя, – устало подметил Клаус. – С чего бы мне это делать сейчас?

– Ни черта не понял, но сочту за то, что ты уразумел.

Вскоре Клаус узнал, какой именно охотой занимался Сергей и куда уходил каждый день. Старик показывал ему, как работают ловушки, рассказывал что-то на своем, даже несмотря на то, что тот ничегошеньки не понимал. Но Клаус не останавливал его, поскольку старик рассказывал это с такой живостью и любовью, что прерывать его не было никакого желания.

Все последующие дни они только и занимались тем, что проверяли ловушки на куницу и облагораживали хибарку, укрепляя ее в самых ненадёжных местах. Пришлось повозиться, поскольку большинство бревен стояло еще со времен царя гороха и кое-где успели подгнить. Работа кипела каждый день.

Клаус все никак не мог понять, почему получает такое удовольствие от работы бок о бок с Сергеем. Лишь некоторое время спустя он смог ответить себе на этот вопрос: было приятно узнавать от старика, как нужно укладывать бревна друг на дружку, возводя стенку, или, например, учиться от него премудростям охоты. Как-то раз Сергей заставил его построить так называемую кулёмку, деревянную ловушку для поимки куницы. Со слов старика, получилась она у него недурной. А когда на следующий день в эту самую кулёмку попалась добыча, Клаус был преисполнен гордости. Приятно осознавать, что сделанное своими руками пошло на пользу.

В лесу со стариком он чувствовал себя нужным. Да, в рядах люфтваффе он тоже был ценным кадром с куда более важными поручениями, чем ремонт хибары или расстановка ловушек для мелкого зверья в лесу. Но, выполняя очередной приказ, он всегда говорил себе: я должен, это мой долг и обязанность. Здесь же, находясь со стариком, ничего из перечисленного для него не существовало. Вместе с Сергеем он создавал нечто большее, и это нечто впервые в жизни помогло ему почувствовать себя живым, полноценным человеком.

По прошествии нескольких дней Клаус и вовсе позабыл, что он пленник. Да и старик обращался с ним давно не как с врагом, а скорее как с верным товарищем. Оскорбления в адрес Клауса никуда не делись, но теперь звучали они из уст старика совершенно несерьезно. Даже глухой был способен услышать в них шуточные нотки.

Две недели спустя они почти закончили ремонт хибарки. В этот день Клаус осознал, что совсем забыл о войне. Возможно, она закончилась и русские побеждены, как и предрекал фюрер. Немецкие солдаты уже захватили Москву и продвигаются дальше на восток, в глубь СССР.

Но все это были лишь догадки, построенные возле огромной стены, за которой скрывалась истина. Посмотреть, что за ней, без помощи Сергея он не мог.

Клаус не знал, что стена эта давно дала трещину и война медленно, но упорно протискивалась в прежде от нее скрытый и тихий лес и вскоре оказалась у самого порога охотничьей лачуги.

В тот день прошел месяц, как он оказался в этом лесу.

14

Ближе к концу осени солнце не задерживалось в зените надолго, предпочитая как можно скорее скрыться за горизонтом. Сергей это знал и, чтобы добраться в хибару засветло, проснулся на пару часов раньше и отправился с Борькой в путь. Клаус, так и не привыкший вставать спозаранку, даже не шевельнулся, когда он надевал тулуп. Будить немца не стал, уж очень хорошо тот спал.

Выйдя на улицу, он первым делом пробежался взглядом по хибарке, крышу которой они вместе с Клаусом укрепили до конца еще вчера. Осталось разобраться с прогнившими кое-где бревнышками, и его некогда уродливый полуразвалившийся домик будет смотреться хоть куда. Не крепость, но жить можно, а большего ему и не надо.

Оглянуться он не успел, как минуло две недели. Прав был тот, кто сказал, что за любимым занятием время идет быстрее и приятнее. Сергей обожал работать руками. Помимо охотничьего промысла, он никогда не чурался помочь односельчанам построить баньку или сарай, тем более если за это могли заплатить копеечку. Видит бог, он давно хотел разобраться с конурой Борьки и лачугой, построенной еще его отцом, но все рухнувшие на голову события заставили отложить это в дальний ящик. Теперь же, когда рядом был Клаус…

Сергей до последнего не хотел признавать в немце товарища, но тот стал для него даже большим. Странно это! Ведь, в сущности, он ничего не знает про него! Кто его родители? Какое было у него детство? Почему он стал пилотом? Он слепо привязался к немцу, и прежняя ненависть вспоминалась теперь как пережиток. Да и внешность паренька… До чего же похож на Максимку! Все чаще он подлавливал себя, что оговаривался и называл его именем сына. В такие мгновения он даже радовался, что Клаус ничегошеньки не понимает на русском, и, скорее всего, ухо его не улавливало оговорку, коих было немало за минувшие дни.

Охотник остановился и шикнул на Борьку, дав команду замереть. На снегу он увидел нечто, заставившее сердце уйти в пятки, и несколько секунд стоял столбом, убеждая себя, что увиденное не мерещится. Там был свежий след, а если быть точнее – отпечаток сапога, носок которого смотрел в направлении хибары. Оглядевшись, он обнаружил еще несколько десятков следов. Судя по расстоянию их друг от друга – шла эта группа медленно и была совсем рядом. Вероятно, Сергей каким-то чудом не заметил идущих, а они, в свою очередь, не обратили внимания на него.

Не теряя ни минуты, охотник побежал в сторону лачуги, думая только об одном: «Лишь бы не немцы, лишь бы не немцы…»

От хибары Сергей отошел недалеко и уже спустя десять минут был на месте. Там, на лестнице, ведущей на лабаз, он увидел Клауса, достающего мешок с крупой. Одет немец был в тоненький оборванный свитер – видать, надеялся быстренько сбегать туда-сюда. Завидев его, он замер с мешком в руке и, судя по взгляду, как будто понял, что кто-то идет.

– Быстро, сле…

Сергей не успел договорить. Неподалёку послышались приглушённые голоса, в которых он уловил родные слова. С души точно камень сбросили, но напряжение вернулось, когда он посмотрел на Клауса, по-прежнему стоя́щего на верхней ступеньке лестницы с мешком крупы. Сергей мигом сообразил, что немец не успеет слезть с почти трехметровой высоты и убежать в хибару, не оставшись при этом незамеченным. Да и идущие сюда, кем бы они ни были, наверняка захотят зайти в дом.

– Полезай внутрь! – громким шёпотом сказал ему Сергей и замахал руками.

Голоса приближались, был слышен скрип снега под сапогами. Еще и Борька, как назло, залаял, окончательно уничтожив и без того крохотный шанс, что незваные гости пройдут мимо, не заметив лачуги. Клаус растерянно смотрел то на Сергея, то в сторону чащи, откуда шли голоса.

– Внутрь, чтоб тебя!

Клаус вышел из ступора и залез в лабаз. Как только ноги немца скользнули внутрь, между деревьев показалось группа юнцов во главе со зрелым мужчиной, должно быть, командиром. Все они были одеты в ватники, на плечах висели трёхлинейки. Сергей сразу понял, что ребята эти были партизанами.

Вперед вышел командир, высокий мужик с черной как смоль бородой. По суровому, как будто высеченному в граните лицу и прищуренному взгляду можно было определить – он тут за главного. Чужак осмотрел охотничью хибарку и ее хозяина, а затем усталым голосом обратился к Сергею:

– Здорово, отец.

– И тебе не болеть, сынок, – ответил Сергей, пытаясь сдерживать тяжелое дыхание после бега. – Напугали вы меня. Я такого количества народу обычно до самого лета не вижу, а тут вы как черти из табакерки.

– Ты уж не серчай, отец, время сейчас такое, неспокойное, – командир подошел ближе, снял варежку, и они обменялись крепким рукопожатием.

– Потапов Дмитрий Алексеевич, – представился он. – Старший лейтенант.

– Сергей Ерофеевич.

– Рад знакомству!

Командир вновь осмотрелся, а затем указал на табуретку со столиком, где Сергей обычно разделывал дичь.

– Куницу берешь, стало быть? По пути кулёмок видели пару штук.

– Куницу, куницу. Вот как раз собирался идти кулёмки проверять, а тут вы пожаловали.

– Ясно. Ты прости еще раз, что планы подпортили.

– Да брось. Я даже рад встретить в этой глуши живую душу.

Дмитрий сделал отмашку подопечным, и те пошли осматриваться по сторонам.

– Ну что, Сергей Ерофеевич, внутрь пригласишь или как? С утра самого на ногах в холодине этой, пальцев не чую. Зима нынче раньше прежнего явиться решила, распоясалась! Войну, видать, услышала, вот и злится. Ну и бойцов, сколько влезет в твою лачугу, согреть бы не помешало. Мы ненадолго, погреем кости и дальше в дорогу. Да и поговорить есть о чем.

– О чем разговор! – ответил Сергей. – Я и чаем могу напоить, и кашицы сварить. Для вас, соколиков, ничегошеньки не жалко. А что касается лачуги моей – все влезут, еще и место останется.

– Спасибо тебе, Сергей Ерофеевич. А ну, бойцы… – развернулся командир к своим, – пошли внутрь.

– Только дайте мне минуты три, – вмешался в разговор охотник, – уберу там лишнего, чтоб места всем хватило. Чайник поставлю.

– Само собой, отец, самой собой. Только поторопись, сил уже нет мороз этот терпеть.

Не теряя ни секунды, Сергей зашел в хибару, перед этим бросив взгляд на лабаз. Про себя охотник взмолился о том, чтобы тот не наделал ненароком шуму. Более того, волновало Сергея и то, что немец был совсем без теплой одежды, а внутри лабаза была уличная стужа для лучшего сохранения продуктов. От партизан нужно было избавиться как можно скорее, иначе Клаус, того и гляди, отморозит себе все.

Зайдя внутрь, Сергей начал прятать все то, что хоть как-то могло сообщить партизанам о живущих тут двоих людях: чашки, одежда, собранная для Клауса, лежанка в углу. На все про все ушло не больше минуты и еще минута на полный осмотр помещения, чтобы окончательно убедиться в том, что он ничего не забыл.

Раздался стук.

– Отец, ты куда там запропастился? Помочь, может?

Вместо ответа Сергей открыл дверь и движением руки пригласил командира пройти внутрь.

– Сынки! – крикнул Сергей остальным партизанам. – Айда чайку пить!

15

Места и вправду хватило всем. Партизаны расположились поближе к буржуйке и вытянули озябшие руки. Командир сидел дальше всех, давая больше места подчинённым. По одному лишь этому крохотному жесту можно было судить, что он человек ответственный – своих ребят в обиду не даст, и они, в свою очередь, не подкачают. Однако Дмитрий оставил снаружи одного из бойцов караулить. Зачем именно, Сергею еще предстояло узнать.

Один из мальчишек-партизан осторожно снял с плеча сидор и медленно положил его возле стола. Аккуратность эта тут же бросилась в глаза наблюдательному охотнику.

– Не взорвемся мы тут с вами? – спросил Сергей.

Всех ребят, кроме командира, как током ударило. Дмитрий проследил взгляд охотника и, заметив замершего, как статуя, подопечного с сидором в руке, усмехнулся.

– Как понял-то? – спросил он.

– Да было дело. Меня штабс-капитан в свое время таким же грузом начинил. Ходил с ним, как со вспыльчивой девчонкой под ручку, все боялся, что взорвется ненароком…

По хибаре прокатился тихий смешок.

– Миколка! – крикнул партизан парню со взрывчаткой. – Познакомишь с девкой-то?

Снова хохотки, теперь посильнее.

– Отставить! – крикнул командир. – Устроили здесь балаган, – зорким взглядом он прошелся по ребятам, опустившим головы. – И вообще, девушку для начала надо бы старшему по званию представить, то бишь мне.

Не вытерпели партизаны и снова засмеялись. Да и Сергей, признаться, не сдержался и тоже улыбнулся, поглядывая на покрасневшего бойца, ставшего причиной всеобщего веселья.

– Ну, товарищ старший!.. – сказал он, но недоговорил.

– Да все, все, Гончар. Не убудет с тебя.

После того как все перестали смеяться, Дмитрий обратился к Сергею:

– Ты не переживай, отец. Не взорвется. А тебе, Миколка… – он посмотрел на все еще красного, как раскаленное железо, парня. – Выговор! За то, что своими наглядными движениями рассекречиваешь содержимое вещмешка. Запомни, что с такой ношей хоть и нужно быть осторожнее, но все же чуть более естественным. Враг у нас тоже не промах, бдителен. Усек?

– Да, товарищ старший лейтенант.

– То-то же!

– Ну что, ребятки, – обратился к партизанам Сергей. – Давайте кружки, чай пить будем.

Зазвенели кружки. Каждому Сергей наливал до самых краев, как и подобает гостеприимному хозяину. Чая, разумеется, хватило не всем, пришлось заваривать еще.

– Я давеча только взглянул на твою хибарку издали, – начал командир, разглядывая обстановку, – и сразу же подумал, что хорошо бы ее подлатать местами, а потом поглядел повнимательнее, а ты уже начал кое-где бревнышки менять.

– Да, есть такое. Мы уж две недели возимся, строим…

Сразу же Сергей осознал свою ошибку и понадеялся, что командир ее не заметит. Но тот, разумеется, был не промах и обратил внимание его осечку.

– Мы? – спросил он. – Я думал, ты тут один.

– Один, – немного погодя ответил охотник, стараясь сохранять спокойствие и попутно подыскивая в голове, как можно было бы оправдать это проклятое «мы». Ответ, к счастью, нашелся сразу. – Я про меня и Борьку говорю, – он кивнул в сторону входной двери, намекая на собачью будку. – Пес мой. Здесь в лесу от одиночества одуреешь так, что и с собакой заговоришь, лишь бы с ума не сойти.

Командир кивнул, ухмыльнулся. Ответ, кажется, его удовлетворил, и он более к этой теме не вернулся.

– Сами-то откуда будете? – спросил Сергей, отпивая чай.

– Беломорские мы, – ответил командир. – Сформировали нас несколько отрядов из колхозников, лесовиков и еще черт знает кого. Одних на север отправили, других – на запад. Мне вот этот молодняк дали и сюда перекинули…

Вскипятив уже третий чайник, Сергей разлил крепкий напиток по кружкам, а последнюю вручил Дмитрию.

– Грабим мы тебя, отец… – виновато произнес командир. – Чаю небось на неделю вперед у тебя испили.

– Типун тебя за язык! – отмахнулся Сергей. – Тоже мне потеря. Мне для вас, ребятишек, ни одного листика не жалко. Я вам даже в дорогу мешочек перловки дам, мне и так сполна.

– Хороший ты человек, Сергей Ерофеевич, добрый. Некоторые нас прогоняли. Говорят, мол, ежели немчура заметит, что одного из наших приютили, так всем несдобровать. Раз, и вздернут, – Дмитрий сделал глоток чаю, поморщился от горечи и продолжил: – А на Украине, в Киеве, слыхал, что фашистов так вообще как освободителей встречают. Орут, мол, «ура, конец босяцкой власти». Тьфу ты…

– Брешешь! Так и орут?

– Так и кажут, дядь, – подал голос тот самый, со взрывчаткой. Кожа у него была цветом как молоко, а глаза ярко-голубые. Под носом красовалась неаккуратная полоска пшеничных усов, а губы тонкие, как спички.

– Моя тітка писала мені звідти, а вона обманювати не буде.

– Гончар, был приказ хайло открыть? – строго спросил Дмитрий.

– Ні, товаришу старший лейтенант, – у парнишки загорелись щеки.

– Вот и держи его закрытым.

Парень виновато опустил взгляд и уставился на огонь.

– Ну, если говорят… – Сергей осмотрел всех присутствующих, пытаясь подыскать подходящие слова. – Бог им судья.

– Одумайся, отец, – вмешался другой партизан, более статный, с очками на переносице. Все его лицо было пропитано какой-то академией. – Нет никакого бога.

– Есипов! – командир не на шутку вспылил, да так, что привстал с места, расплескав немного чаю на пол. – Ты-то куда? Прояви уважение, не у себя в доме!

– Простите, товарищ старший лейтенант, – искренне ответил очкарик, сжавшись от испуга. – Дорога умотала, голова набекрень, да и холодрыга эта… Ляпнул, не подумав.

– Все хорошо, – охотник движением руки попросил командира сесть.

– Ты уж прости их, отец, – сказал Дмитрий, – молодые они еще, сами такими были – лишь бы ляпнуть, не подумав.

– Я не держу никакой обиды, – сказал Сергей и посмотрел на юношу в очках. – Бога, может, и нет, сынок… – парень поднял на него смущённой взгляд, – но, я уверен, точно есть некая невидимая сила, влияющая на судьбы любого разумного существа. Ее трудно вообразить, дать ей имя и в особенности понять, как она работает. Нам-то, людям, видеть и верить во что-то представляемое куда проще – вот мы и придумали бога по образу и подобию своему.

Говоря об этом, Сергей все вспоминал, как вот эта самая невидимая сила спасла его от самоубийства, когда над головой пролетел тот судьбоносный истребитель.

Никто спорить не стал. Остальное время все подчинённые Дмитрия сидели, согревались и тихо перешёптывались между собой.

– Такое дело, Сергей Ерофеевич… – начал серьезным тоном командир и привлек его внимание. – Тут неподалеку – дай не соврать – верст в десяти истребитель немецкий упал. Ты не замечал?

У Сергея затряслись поджилки, но он старался сохранять спокойствие.

– Прямо вот истребитель, в этой-то глуши? – он сделал вид, что сказанное его удивило. – Нет, не замечал, – и поспешил добавить: – Здесь пургач недавно день за днем был, а я тут сидел, не решался выходить. Видать, тогда и упал?

– А хрен его пойми, когда он упал, но могу точно сказать – недавно, может, с месяц назад, может, и раньше. Что за модель или как их там… но это не важно. Важно то, что, видать, серьезный там кто-то упал, – командир отставил кружку в сторону, вероятно, готовясь к долгому рассказу, что совершенно не устроило Сергея, поскольку Клаус все еще зяб в лабазе. Но делать было нечего, пришлось слушать командира и не перебивать, чтобы не вызвать подозрений.

– В общем, пару недель назад немчура в нашу округу пожаловала: ходят по людям, спрашивают что-то, одним словом, посмотришь на них и хочешь не хочешь, а на ум сразу приходит, что ищут они чего-то или кого-то. Мы сначала наблюдали, вмешиваться не решались, уж больно их много, фрицев. А потом… слушай, отец, есть у тебя закурить?

Сергей дал Дмитрию заранее свернутую для себя цигарку. Тот дрожащими руками ее поджег и продолжил:

– Сначала вежливые они были. Европа, мать их. Ходили разодетые, как на параде, и все расспрашивали местных о чем-то. Потом узнали мы от одного тамошнего парнишки, что интересуют их два немца-летчика и самолёт, мол, не видели ли они чего подобного. Местные вроде и рады помочь – что с них взять, простые люди – да вот только и сами слыхом не слыхивали ни о каких самолетах. Были среди них и эти, как бишь их… саамы. Так они вообще даже и не знают, что это за чудо такое – самолет. Но немцев это, видать, не убедило… – Дмитрий сделал затяжку, – поэтому в ход пошли угрозы: принялись они скот убивать, считай, единственное, чем сельские живут, и все упорно про самолет интересовались. Затем в ход пошел не скот… Людей начали к стенке ставить, некоторых вздёргивать на месте. А нам… – голос старлея поник. Еще с минуту он молчал, прежде чем продолжить: – Вооружены они хорошо, да и числом их в три раза более нашего. На вид немцы там матерые, опытные, с автоматами да гранатами, а у меня… пацаны совсем, молоко еще на губах не обсохло.

– Товарищ старший… – возразил партизан, да не договорил.

– Хвост, умолкни, – заткнул его товарищ, сидящий рядом.

И хорошо, что заткнул. Старший лейтенант весь побелел и словно в транс погрузился, уставившись в одну точку.

В хибаре повисла мертвенная тишина, даже мальчишки-партизаны перестали хлюпать носами.

– Не стал я рисковать, – ответил, наконец, командир и посмотрел на него. – Чего-нибудь покрепче чая не сыщется, отец?

Сергей покачал головой. Будь у него хотя бы остатки спиртного, запрятанные в закромах, он бы отдал их этому человеку, лишь бы легче на душе ему стало.

– Засада, – цыкнув, произнес Дмитрий и обратился к парню, что пытался ему возразить. – А ты, Хвост, когда старший по званию говорит, должен язык за зубами держать.

– Так я же… – сказал парнишка и заткнул рот, сообразив, что наступил на те же самые грабли.

– Вот я об этом и толкую, – отрезал командир и обратился ко всем: – Простых вещей понять не можете, но зато в бой вас срочно. Все вы, сопляки, никак не поймете, что войну выигрывает не тот, кто больше пуль отстреляет, а тот, у кого котелок варит! Это понятно?

– Да, товарищ старший лейтенант… – вяло пробубнили партизаны.

– Не слышу!

– Да, товарищ старший лейтенант!

– То-то же.

Некоторое время они сидели молча. У Сергея разрывалось сердце от этой истории, и всему виной было то, что к резне в соседней деревне частично и он имел отношение.

А тем временем Дмитрий продолжал рассказ:

– Все это произошло пару дней назад, и буквально сегодня ночью мы наткнулись на обломки того самого истребителя, что немцы ищут. Внутри там никого, стало быть, пилоты выжили и смотались, да вот только, видать, не дошли, раз немцы их ищут. Я сразу подумал, что померли и лежат где-нибудь под деревом оледенелые. Все вокруг обыскали, и ни черта. Либо удалось им, гадам, далеко слишком зайти, прежде чем сдохнуть, либо все же застряли они где-то… Подумал я, и решили лётчиков этих не искать, а местных спасать, прежде чем немцы туда сунутся с очередными допросами. Вот сейчас идем тут в деревушку небольшую и будем местных уговаривать уходить, – он докурил папироску и потушил ее в пепельнице. – Думается мне, что фрицы не остановятся, пока этих лётчиков не найдут. Всех кругом перебьют…

Сергея как ледяной водой облили.

– В деревушку на западе идете? – спросил он.

– Да, в нее самую. Ты оттуда?

Сергей кивнул. За все время рассказа он так и не хлебнул чая. Мысли в голове перемешались. Он чувствовал себя паршиво.

– Ну, раз такое дело, то пойдем с нами, Сергей Ерофеевич. Опасно здесь, немцы в любое мгновение могут объявиться. Да и местные охотнее согласятся уйти, ежели своего увидят. Мы вас всех спровадим до Закроек, а после пойдем в штаб наш, оттуда в Беломорск докладывать про немцев и пилотов. Там пускай и разбираются…

– А где они сейчас, немцы-то? – спросил Сергей.

– Да все в той деревне. Вот надеемся, что не явятся они раньше нас, иначе… сам понимаешь. Есть у нас сведения, что будут через пару суток в твоем родном поселке. Надеемся опередить их.

– Ясно, – тихо ответил Сергей, по-прежнему обдумывая постепенно зарождающийся план. – Пойти я не могу, есть у меня тут дела нерешенные. Но помочь вам постараюсь…

Сергей встал, достал из выдвижного ящичка книгу со стихами и вытащил оттуда ту самую злосчастную похоронку, согнутую треугольником.

– У нас в деревушке мужик есть, Василий Васильевич. Хороший мой товарищ, знает, что я на промысле сейчас, – Сергей вручил похоронку командиру. – Отдашь ему, скажешь, что от меня. Расскажите ему все, а он дальше сам все сделает, убедит местных уйти, его послушают, – и потом тихонько добавил: – Наверное.

Осторожно взяв в руки похоронку и даже не взглянув на нее, командир, должно быть, сразу же понял, что за судьба сложилась у старика.

– Спасибо, отец, – поблагодарил Дмитрий и аккуратно положил пожелтевшую бумагу в нагрудный карман, – но ты все же подумай хорошенько. Может, вообще к нам в отряд? Ты, я гляжу, мужик не промах, из ружья наверняка за годы наловчился стрелять. Нам стрелки хорошие не помешают, понатаскать эту шпану…

– Благодарю, конечно, но нет. Отвоевался я. Да и не за что мне воевать…

– А родина как же? – вновь нарушил приказ Хвост, но командир на этот раз не сделал ему замечание. Наверное, ему тоже стало интересно, что же ответит старик.

– Родина? – тихо повторил про себя охотник. – А что есть родина, сынок? Кусок грязной земли с песком, такой же, как и везде? Родина – это близкие и родные. Вот где они – там и родина. Я воевал за них, жизнь готов был отдать, а теперь у меня никого не осталось.

Все молчали, не решаясь возразить. Настала та самая минута тишины, когда каждый про себя обдумывал последние сказанные слова, соглашаясь с ними или же, наоборот, отрицая. Тишину эту Сергей решил нарушить, поскольку вспомнил, что снаружи в лабазе замерзает Клаус. Только вот теперь волнение насчет него поубавилось. Снова закралась в душе обида на все его племя.

Через двадцать минут партизаны собрались снаружи, пришло время уходить.

– Вот, держите, вам нужнее, – Сергей протянул Дмитрию пару мешков крупы и небольшой мешочек табаку. – Я еще табачку там немного отсыпал, а то мне много одному. Предупреждаю – он крепкий и пахучий, за триста верст пахнуть будет.

Губы командира поджались, чтобы вежливо отказаться, но все же он принял дар. Видать, с едой у отряда было совсем худо.

– Спасибо тебе, отец. Хороший ты человек, золотой человек.

Отряд выдвинулся, но Сергей задержал Дмитрия, дернув за рукав.

– Ты не вини себя ни в чем, старлей, – прошептал Сергей. – Все правильно ты сделал в той деревне.

Дмитрий ничего не ответил ему. Видно было по его лицу, что беседовать об этом у него не было никакого желания.

– Даст бог, еще свидимся, – только и ответил он.

Дмитрий отвернулся и собрался уходить, как Сергей вдруг вспомнил:

– Командир, еще кое-что. Тут волк в окрестностях ходит, кожа да кости, старый, как смерть, сразу признаешь, если увидишь. Ты предупреди ребят, чтобы не стреляли. Заглядывает он ко мне иногда, подкармливаю.

Ничего не сказав, Дмитрий лишь кивнул и ушел вслед за отрядом. А Сергей провожал их взглядом и все шептал про себя:

– Все будет хорошо, сынки. Все будет хорошо.

16

Клаус почти не чувствовал жар буржуйки, касающийся его пальцев. Тело дрожало как осиновый лист, и даже накинутый теплый тулуп вместе с прочей одеждой согревал совсем немного. После почти часа, проведенного в ледяном лабазе, он зарекся выходить на улицу в одном только свитере даже на полминуты.

Сергей подал ему кружку с горячим чаем и сел напротив.

– На вот.

Грустный, с поникшей головой, Сергей смотрел в угол хибары, раздумывая над чем-то. Он сильно сжимал большой палец левой руки, нервничал. Любопытство не давало Клаусу покоя, и он постарался поскорее выпить чай, дабы спросить, что за люди были здесь, хоть и догадывался, кто именно. Горячий напиток приятно согревал внутренности, и осязание мало-помалу возвращалось.

– Партизаны? – спросил Клаус, дабы начать разговор. Он знал, что слово это звучит одинаково как на русском, так и на немецком.

– Да, – тихо ответил Сергей.

Внутри Клауса все сжалось. Партизаны… Старик мог спокойно сдать его им, но не сделал этого.

– Меня искать? – спросил он на ломаном русском.

Сергей не ответил и даже не посмотрел на него. Хмуря брови и почесывая бороду, он по-прежнему размышлял.

Клаус хотел повторить вопрос, только открыл рот, но старик опередил его:

– Завтра выходим спозаранку, будь готов.

Слова эти Клаус понял.

– Куда? – пытался он говорить по-русски. – Ловушка? Идти на охота?

– Нет, – отрезал старик и замотал головой. – К твоим тебя поведу. Все, свободен ты.

Ничего из сказанного Клаус не понял, и старик, как будто уловив это, вдруг стал каким-то раздражительным.

– Ты! – охотник грубо тыкнул его в грудь. – Свободен! Назад в Германию, к своим. Ферштейн?

Клаусу понадобилось время, чтобы понять, о чем тот толкует.

– Но… Почему? Я не понимать.

– Тебе и не надо ничего понимать, ясно? – старик побледнел от злобы. – Пойдешь к своим, покажешься им во всей красе и катись к черту отсюда! Вы все валите к едрене фене с нашей земли! Будь ты проклят, будь вы…

Сергей согнулся, задыхаясь от кашля, который за минувшие две недели лишь усилился, и встал на колени. Когда подобное случалось, Клаус с замиранием сердца ожидал, что, как и его тётя, старик упадет и больше не поднимется. Вот так просто, раз – и его не станет. И что же тогда он будет делать? В такие минуты он снова ощущал себя беспомощным мальчишкой, отвергнутым всеми.

Он поспешил помочь старику, но тот отмахнулся от него. Все происходившее вызывало одно сплошное недоумение.

– Почему ты так поступаешь со мной? – на этот раз не выдержал и Клаус, повысив голос. – Что такого сказали тебе партизаны?!

Но старик был упрям. Даже когда ему удалось побороть очередной приступ, он не желал отвечать на вопросы, упорно делая вид, что не замечает его. Это стало последней каплей.

Не выдержав, Клаус набросился на старика, но тело его по-прежнему было столь слабым от проведённого часа в ледяном лабазе, что старику не составило никакого труда уложить его на лопатки, прижать коленом к полу и привязать путами к опорному столбу. Затем, не проронив ни слова, он вышел из хибары, по-прежнему не переставая кашлять.

Клаус был в бешенстве. Всеми силами он пытался освободиться от пут, но делал себе лишь хуже, тратя и без того последние драгоценные силы. Крики о помощи были бесполезными – старик либо ушел куда-то, либо сидел, напрочь не обращая внимания на его истерику.

– Ты такой же, как и он! – из последних сил кричал Клаус. – Тебе наплевать на меня так же, как и ему, старый ублюдок! Использовал меня точно так же, как и отец, когда ему нужны были деньги от тёти! Но тебе нужны были не деньги, а горе свое залатать, чтобы сыночка полегче оплакивать было! Ненавижу тебя, ненавижу!

Когда силы иссякли, он перестал бороться. Впервые за много лет он заплакал. Покинутый всеми. Его снова бросили, как ненужную собаку. Вертись, как хочешь, и никто и никогда тебе больше не поможет.

Никто и никогда.

Он чувствовал себя совсем как в тот день много лет назад, когда к нему и младшему брату в квартиру уже покойной тёти пришла строгая женщина в сопровождении двух мужчин в униформе. Вместе с Тоби они пытались сопротивляться, вырывались из рук пришедших незнакомцев, но что такое два маленьких мальчика против двух здоровенных лбов? Клаус прекрасно понимал это и тем не менее боролся, защищая своего плачущего братика. Теперь он был за него в ответе, и никто к нему не прикоснется, кроме него и… его папы. Отмахиваясь кухонным ножом от незнакомцев, Клаус то и дело поглядывал на входную дверь, где стояла та самая строгая тётка. Вот сейчас, еще секунда, и сюда ворвется папа! Он остановит этих двух громил, скажет, что просто задержался, крепко их обнимет и никогда больше не бросит. Теперь он сдержит обещание!