Текст книги "Ведьма с Лайм-стрит"

Любовь фокусника

Гудини стал посещать профессиональных медиумов как раз тогда, когда выступал на «выставках диковинок». На спиритических сеансах, куда он приходил со скорбящей матерью, он пытался вступить в контакт с духом Меера Шамуэля, некогда верившего в общение с мертвыми. Гудини заложил в ломбарде часы покойного отца, чтобы оплатить работу медиумов, но сообщения, полученные ими из «загробного мира» оказались пустыми сентиментальными банальностями. Он слышал какую-то чушь, изрекаемую медиумом, а вовсе не слова Меера Шамуэля. Разочаровывающие результаты, не говоря уже о встречах Гудини с самозваными медиумами в бродячих цирках, убедили его в том, что настоящих медиумов не существует. Он многое повидал на своем веку, но ни одно «чудо» не осталось для него необъяснимым.

Все это случилось за двадцать лет до кошмарной войны, после которой почтенные британцы Лодж и Дойл горячо убеждали публику в научности спиритуалистического движения. Когда Гудини был молод, спиритические сеансы порицались обществом не меньше, чем внебрачные любовные связи. Медиумы часто рекламировали свои услуги в газете «Нью-Йорк Геральд», и Гудини подозревал, что их деятельность является прикрытием для проституции, мошенничества с якобы «изменившей» женой, при котором «муж» вымогает деньги, чтобы избежать скандала, и других афер. Но как раз в то время, когда Гудини утратил веру в спиритизм, он повстречал особенную девушку, которая относилась к спиритуализму иначе. Она готова была поверить в любую сказку о ведьмах.

Бесс Ранер, восемнадцатилетняя девушка из Бруклина, была по происхождению немкой. С Гудини ее познакомил в одном мюзик-холле его брат, Дэш Гудини, партнер Гарри по фокусам. Хотя Гарри был всего на год старше нее, он считал, что должен защитить ее от своего грубоватого окружения, в том числе от здоровяка Дэша, на фоне которого Бесс казалась совсем крохотной: она весила всего сорок один килограмм, да еще и одевалась как ребенок. В голосе Бесс слышался обворожительный акцент, а огромные голубые глаза смотрели на мир столь наивно, что казалось, будто она тут же потеряется без присмотра взрослых. Она работала белошвейкой в мастерской и пела в группе «Флорал систерс». Правда, учитывая, что ее группа в основном выступала в пивных на улице Бауэри, вся ее невинность, вероятно, была напускной. Однажды она в шутку заявила, что продала свою невинность за апельсин – большего нищий Гудини ей предложить не мог. Как бы то ни было, его ухаживания не были долгими: уже через пару недель они обменялись клятвами и втайне сыграли свадьбу в Вест-Брайтоне.

У них были веские причины скрывать свои отношения. Родители Бесс были католиками, и ее мать пришла в ужас, узнав, что дочь вышла замуж не просто за еврея, но еще и за безвестного фокусника. Сесилия Вайс же, напротив, приняла невестку-гойку с распростертыми объятиями, сказав, что отныне считает ее своей дочерью. И все же для Бесс было непросто расстаться с матерью и десятью братьями и сестрами. Она плохо знала своего супруга, и традиции семьи Вайс были для нее чуждыми. К тому же роль миссис Гудини налагала определенные обязательства – ей предстояло помогать мужу в карьере фокусника.

Гудини хотел научить Бесс изображать медиума, но для этого предстояло развеять ее страх перед черной магией. Однажды вечером он попросил ее написать имя, которое она никогда ему не говорила. Бесс написала на листе имя своего покойного отца, а потом сожгла бумагу над газовым светильником, который Гудини зажег. Следуя его указаниям, она вручила ему пепел. Гарри растер пепел по своему предплечью, и имя отца – Гебхард – проступило на его коже, будто написанное кровью. Бесс завопила от ужаса и бросилась из квартиры.

– Глупая девочка, это всего лишь фокус, – урезонивал ее Гудини, перехватив на лестнице и успокоив.

Через некоторое время он обучил ее тайнам ясновидения и престидижитации, показал, как входить в транс и предсказывать судьбу. Гарри хотел, чтобы Бесс заняла место Дэша в их представлениях и они могли выступать со спиритическими номерами, невероятно популярными в ту «эпоху водевиля». «Профессор Гудини» получал от добровольца из публики монету – и Бесс называла написанную на ней дату чеканки. Он брал визитную карточку у одного из зрителей – Бесс оглашала имя и адрес на ней. «Удивительное и таинственное представление профессора и мадам Гудини поражает воображение всех, кому посчастливилось лицезреть их изумительные номера», – писали в газетах.

Поскольку Бесс была подвижнее Дэша, Гудини усовершенствовал свой трюк «Метафорфозы». Но все равно им не хватало популярности. Три года спустя супружеская пара выступала в цирке братьев Уэлш в Пенсильвании: Гудини досталась не только роль фокусника, но и Дикаря с Борнео – чудовища в клетке, ползавшего по полу в кандалах, пока зрители бросали ему «на съедение» сигары и сигареты, а конферансье помахивал рядом с клеткой куском сырого мяса, словно поддразнивая Дикаря. С другими цирковыми группами или отдельно они выступали в округах Новой Шотландии на востоке Канады, на выставках диковинок в городах от Нью-Йорка до Чикаго и в мюзик-холлах в сердце Дикси. Супружеская пара включила в свой репертуар комедийные номера и попробовала свои силы в бурлеске и мелодраме. Но ничто, казалось, не привлекало внимания газетчиков и импресарио водевилей.

Бесс впала в уныние, к тому же ее физическое состояние ухудшилось. Когда даже приглашения на выставки диковинок начали иссякать, Гудини в поисках работы хотя бы ассистентом написал двум великим фокусникам конца девятнадцатого века – Александру Германну и Гарри Келлару. Но им он оказался не нужен. Гарри обращался в четыре главные нью-йоркские газеты, предлагая продать секреты всех своих драгоценных трюков всего за двадцать долларов. Но покупателей не нашлось. Он поместил объявление о продаже оборудования, которое использовал в своих выступлениях. Но заказов не было. Он открыл школу фокусов. За исключением одного пожилого чикагского бизнесмена, учеников не нашлось.

Отчаяние привело его в бродячий цирк лекаря-шарлатана доктора Хилла – подобные бродячие цирки считались наименее престижными из всех забав такого рода. Гудини едва хватило денег на билет на поезд в Канзас, где они присоединились к доктору Хиллу и выступали на сцене бродячего цирка, иногда давая представления в мюзик-холлах провинциальных городков. В перерывах между выступлениями фокусник продавал косметические изделия и «чудесные» эликсиры. Великий Гудини стал бродягой и аферистом. Но его многогранный талант не зачах в цирке доктора Хилла, однажды предложившего кое-что интересное. Хилл – с длинными ниспадающими на плечи волосами, наделенный даром красноречия – напоминал странствующего пророка. Он хотел изменить программу воскресных выступлений, найти что-то, что поможет стрясти чертовы деньги со зрителей побогаче. Хилл спросил, может ли Гудини провести спиритический сеанс. Уверенно улыбнувшись, фокусник ответил, что призовет духов мертвых в любом округе.

Пута спиритуалиста

«ВЕЛИКИЙ ГУДИНИ ПРОВЕДЕТ СПИРИТИЧЕСКИЙ СЕАНС У ВСЕХ НА ГЛАЗАХ В ВОСКРЕСЕНЬЕ ВЕЧЕРОМ» – такая надпись красовалась на плакатах в 1897 году, когда Гудини гастролировал по прериям. Его представление с духами мертвых базировалось на трюке братьев Дейвенпорт – легендарных фокусников, на чьих выступлениях Гарри бывал еще ребенком и видел, как они заставляют музыкальные инструменты играть, хотя к струнам и клавишам никто не прикасается. В трюке Гудини добровольцы из зрительного зала связывали его в закрытом помещении, где на столе лежали гитара, рожок и тамбурин. Гарри якобы никак не мог освободиться, чтобы дотянуться до этих инструментов, но, когда свет в комнате приглушали, фокусник начинал бормотать, призывая в помощники духов. Дверь комнаты распахивалась, и зрители видели Гудини – но не играющим на инструментах, а впустившим в себя духа!

В те дни спиритизм и эстрадные фокусы часто шли рука об руку. Перед спиритическим сеансом было принято связывать или сковывать цепями медиума, чтобы сделать его выступление более правдоподобным. Без пут можно было бы набросить белые одеяния и надеть восковую маску, чтобы сымитировать появление призрака, или приподнять ногой стол для спиритических сеансов, или поднести к губам трубу, чтобы изобразить «загробные» голоса. Медиумы стали первыми иллюзионистами, умевшими высвобождаться из веревок и цепей. В журнале «В мире науки» опубликовали разоблачительную статью под названием «ПУТА СПИРИТУАЛИСТА», в которой говорилось, как именно освобождаются эти кудесники – отнюдь не при помощи каких-то оккультных сил. Там подробно описывалось, как умелые медиумы сбрасывают веревки, наручники, цепи и ошейники, пользуясь поддельными звеньями цепей, спрятанными ключами и ослабленными узлами веревки.

Гудини использовал именно эти методы, зато его спиритические представления позволили зарабатывать на жизнь. Иногда он делал вид, что погружает Бесс в транс, и призывал публику задавать вопросы о духах. Но чаще именно он, знаменитый Ясновидец, вступал в контакт с миром иным. Гудини считал себя медиумом-детективом. Перед выступлением в небольшом городке он отправлялся на местное кладбище и записывал имена, выбитые на надгробиях, чтобы потом использовать эти данные на своих сеансах. Иногда он подкупал кого-нибудь в городке, чтобы его провели среди могил и рассказали об историях семей и трагических событиях. Он изыскивал способы просмотреть истории болезней в местных больницах и часто сиживал в столовых пансионов, чтобы собрать сплетни, которые могли пригодиться на сеансе. Итак, когда приезжал Гудини, мертвые не безмолвствовали.

При этом иллюзионист понимал, что, даже когда он проводит сеанс, полагаясь только на собственную смекалку, без мошенничества и предварительного расследования, которое помогло бы ему, его выступления все равно казались публике убедительными. «Что бы я ни говорил, кто-то в зрительном зале оказывался уверен, что это послание духа, обращенное ему лично… Когда я заметил, с какой серьезностью воспринимают мои слова, и узнал, что меня считают выдающимся медиумом, превосходящим многих иных, я осознал, что игра зашла слишком далеко». Медиумов арестовывали за то, чем занимался он, – за мошенничество. Также Гудини понял: хоть спиритические сеансы приносят легкие деньги, это пустая трата таланта. Он хотел стать знаменитым иллюзионистом, а не очередным аферистом, наживающимся на человеческой наивности.

Решение нашлось отнюдь не в мире ином. Вскоре после того как Гудини оставил свои занятия некромантией, он повстречал импресарио, изменившего его жизнь. Гарри вернулся к выступлениям на выставках диковинок, на этот раз в Миннеаполисе, когда после шоу к ним с Бесс подошел какой-то венгр, дымящий кубинской сигарой, и пригласил их на кофе. Он призвал Гудини забросить мелкие трюки – мол, все это банально. Но у Гарри было два трюка («Метаморфозы» и его номер с наручниками), которые не мог повторить никто. Незнакомец предложил Гудини работу, если Гарри согласится изменить программу выступления. Этим венгром оказался Мартин Бек, владелец театра «Орфей», одной из наиболее крупных сетей цирков и водевилей в стране.

Высказав свое предложение Гарри, Бек откинулся на спинку стула и улыбнулся. Он прочил Гарри великое будущее.

Вскоре после этой встречи Гудини раздал своих любимых голубей и морских свинок – больше он не станет доставать их из цилиндра. От карточных фокусов он так и не отказался, но продал оборудование для фокусов и забросил трюки с телепатией и призраками. Гудини были уверены – больше их поезд не заедет на станцию Астрал.

Впервые новый трюк Гарри продемонстрировал в отделении полиции в Сент-Луисе, где собрались полицейские и репортеры.

Великого Гудини раздели догола, рот заклеили лейкопластырем, чтобы он не мог спрятать там ключи или отмычки. Начальник полиции и его помощники надели на Гарри наручники и ошейник, а затем скрепили наручники и ошейник двумя замками, заведя Гарри руки за голову. Иллюзионист рассмеялся, предлагая им принести больше цепей. Тогда ему заковали ноги в кандалы… и оставили на две минуты. Он змеей выскользнул из всех пут.

Ошеломленной публике Гудини сказал, что изучал замки всю свою жизнь и знал о них больше, чем кто-либо на свете. Он поклялся, что в его способностях не было ничего сверхъестественного: он просто очень силен.

– Вы только потрогайте эти мышцы! – предложил он.

«Точно сталь», – писал репортер «Сент-Луис Пост-Диспетч». Газетчики сравнивали Гудини со знаменитым прусским силачом, выступавшим под псевдонимом Евгений Сандов, восхваляя Гудини и Сандова как образец мужественности. Не скупились они и на комплименты в адрес миссис Гудини – за ее ловкость в трюке «Метаморфозы», ее «нежный звонкий голос» и «огромные мечтательные голубые глаза». Впрочем, в большинстве знаменитых трюков Гудини, связанных с освобождением, Бесс не участвовала. Гудини заявил, что прыгнет в наручниках и кандалах с моста Идс в полноводную Миссисипи. После того как ему это удалось, он повторил трюк, прыгнув в Мерси в Англии, Рейн в Германии, Сену во Франции и многие реки Америки.

За следующие двадцать лет Король наручников сумел освободиться практически от любого заточения. Его запирали в вагоне, в котором особо опасных преступников везли в Сибирь, помещали в огромный молочный бидон, погребали подо льдом в Голландии. Его приковывали к вращающемуся крылу ветряной мельницы, к шасси автомобиля, к дулу заряженной пушки. Его помещали в мешок для почты, перетянутый кожаными ремнями с «правительственными» замками. Его привязывали к балке недостроенного небоскреба на уровне двадцатого этажа. На него надели смирительную рубашку, прочно закрепили булавками и сбросили в Нью-Йоркскую бухту – и он всплыл, триумфально улыбаясь.

В марте тысяча девятьсот шестого Гудини раздели догола, надели по две пары наручников и кандалов и усадили в камеру бостонской тюрьмы на Сомерсет-стрит – тюрьмы, из которой еще никому не удавалось сбежать. Он вышел оттуда через шестнадцать минут. Мало того, что он выбрался из своей камеры, он еще и вскрыл замки всех камер в своем блоке. Каким-то образом ему удалось миновать две двери с железными решетками, запертые сложнейшими замками. Он проник в помещение на первом этаже, где хранилась его одежда, и никем не замеченный прошел мимо охранников, воспользовавшись одним из трех выходов из тюрьмы. В тюремном дворе журналисты и сотрудники тюрьмы прошли по его следам, оставшимся на снегу, и уткнулись в стену, где следы обрывались.

Эти трюки заставили многих подозревать, что Гудини способен покидать наше измерение. Ходили слухи, что он может распадаться на молекулы, переноситься в астральный план, а через мгновение собираться в другом месте, освободившись из заточения. На самом же деле фокусы давались ему упорным физическим трудом и ему пришлось выдержать немало испытаний. Но как медиумам часто нужно уединение, чтобы приступить к выступлению, так и Королю наручников требовалось помещение на сцене, где он мог укрыться, освобождаясь от пут. Кроме того, он часто приходил на выступления других иллюзионистов, подражавших ему, и бросал конкурентам вызов – смогут ли они выбраться из таких же кандалов, наручников и веревок, что и он. Гудини часто вспоминал, как в Германии, в одном берлинском театре, один такой подражатель не справился с задачей, и Гарри вытащил его за шиворот в центр сцены, прямо под свет софитов, и потребовал у все еще скованного фокусника признать поражение – или Гудини его не освободит. Самозванец разревелся, как выпоротый ребенок. Так Гудини расправлялся с конкурентами.

Невероятный скачок

Во время долгого восхождения Гудини на пик славы Америка менялась. Даже в провинциальных городках, где он выступал, уже было электричество. Автомобили заполонили дороги, мюзик-холлы сменились кинотеатрами. Великий Гудини стал не только иллюзионистом, но и героем экрана. Прошло два десятилетия с тех пор, как он выступал в бродячем цирке лекаря-шарлатана, и с тех пор, как он решил держаться подальше от всего, связанного со спиритизмом. Он прославился своими потрясающими трюками, которые, как он говорил журналистам, основывались исключительно на законах физики.

Но, невзирая на всю свою популярность, Гудини хотел добиться чего-то большего, чем слава, связанная с кинематографом и варьете. В отличие от чемпиона мира в супертяжелом весе Джека Демпси, которого многие называли трусом за уклонение от службы в армии, Гарри после начала войны попытался пойти на фронт. Он не прошел в добровольцы по возрасту, но никто не осуждал его за это. С характерным для него рвением Гудини нашел другие способы поддержать соотечественников в этой войне. Он учил моряков выбираться из затонувшего судна в случае, если корабль подобьют торпеды кайзера. Он приходил в армейские казармы и выступал перед солдатами. Он устраивал множество благотворительных представлений и продал «облигаций свободы» – ценных бумаг для финансирования военных расходов – на сумму в миллион долларов. Он пожертвовал собственные деньги на строительство отделения больницы для раненых солдат, назвав это отделение в честь своей на то время уже покойной матери. Таким образом, иллюзионист сыграл свою роль в войне за демократию. Тем не менее его беспокоило то, что он наблюдал за представлением, так сказать, из зрительного зала, в то время как более молодые мужчины непосредственно участвовали в сражениях.

Не сумев доказать свое мужество в окопах под огнем, Гудини в конце 1919 года воспользовался возможностью показать всем, на что он способен под водой. На съемках очередного фильма в Калифорнии на острове Санта-Каталина Гарри участвовал в настоящей жизненной драме, разыгрывавшейся на море. Небольшое судно потерпело крушение и рисковало вот-вот затонуть или налететь на скалы мыса Шугарлоаф. Услышав крики команды, Гудини быстро обвязался веревкой, схватил спасательный круг и прыгнул в бурные волны. Отгораживаясь от волн выставленным спасательным кругом, он ловкими мощными гребками быстро продвигался к утопающим – а те, будто по команде режиссера этой драмы, махали руками и звали на помощь. На берегу, перед гостиницей Св. Катерины, собралась толпа и зеваки ликовали при виде того, как звезда экрана пытается спасти потерпевших.

Но все пошло не по сценарию мелодрам. Гудини выбился из сил, налетел на скалы и от удара чуть не потерял сознание. Вытаскивать его пришлось глубоководным водолазам. Моторному катеру понадобилось почти сорок пять минут, чтобы преодолеть штормовые волны и добраться до пострадавших. И все же Гудини задумывался: смог бы он провернуть этот трюк, когда был моложе?

Хотя в 1920 году Гудини исполнилось сорок шесть лет, люди восхищались его силой, столь необычной во времена, когда, по словам Генри Луиса Менкена, среднестатистический мужчина «скорее походил на зайца, чем на льва». В прошлом году умер Теодор Рузвельт, а с ним канула в небытие и исполненная вызовов судьбы жизнь, которую прославлял этот политик. «Американцы становятся мягкотелыми», – говорил Ф. Скотт Фицджеральд. Тем не менее Гудини все еще служил воплощением упрямого духа гетто. Иллюзионист следовал своему кодексу чести, он вел аскетичный образ жизни, опасаясь, что если утратит хватку, то дни его будут сочтены. Он спал всего четыре часа в сутки, жил в тихом домике в Верхнем Вест-Сайде в Манхэттене, ограничивал себя в еде. У него не было детей, которые отвлекали бы его. Жена помогала тренироваться. Все усилия были направлены на совершенствование навыков мастера побега.

Гудини проделал долгий путь и не собирался мириться с приближением старости. Пышные волосы подернулись сединой и поредели, кожа стала дряблой, но серовато-голубые глаза не утратили былой пронзительности. Даже на позднем этапе карьеры амбиции Гарри были беспредельны. Он планировал встретить 1920-е годы прыжком в наручниках с небоскреба Вулворт на Манхэттене – самого высокого на то время здания США. Предполагалось, что он каким-то образом снимет в падении наручники, откроет парашют и приземлится на Бродвее в зоне, специально подготовленной для его прыжка. Друг Гудини, Орсон Мунн, представлял себе, насколько зрелищным получился бы трюк. Владелец журнала «В мире науки», арендовавший офис компании в Вулворте, часто поднимался с гостями на лифте на пятьдесят восьмой этаж небоскреба на смотровую площадку. Он утверждал, что открывающаяся панорама поражает воображение куда сильнее, чем вид с колеса обозрения в парке аттракционов на Кони-Айленд. Невзирая на послевоенный кризис, Мунн предрекал наступление десятилетия прогресса. Во многом благодаря клиенту своего отца, Томасу Эдисону, чьи изобретения компания Мунна помогла запатентовать, кинематограф процветал, фонограф был чуть ли не в каждом доме, а будущее сулило новые чудеса, о которых так часто писали в его журнале.

Но вскоре Гудини встретился с Мунном в «Ратскеллере», дорогом ресторане в полуподвальном помещении Вулворта, и сообщил, что этот «невероятный скачок», к сожалению, не удастся осуществить, поскольку его сочли слишком опасным и город не дал разрешения. Но Гудини заверил Мунна, что 1920 год станет годом чудес. Гарри планировал издание своей книги «Иллюзионисты и их методы»[14]14
  «The Miracle Mongers and their Methods», на русский язык книга не переводилась.


[Закрыть], выходил его новый фильм, а главное, он собирался на гастроли в свою любимую европейскую страну. Его турне было отменено в связи с началом войны, и теперь Гудини намеревался провести в Великобритании около полугода, наверстывая упущенное. Также он во время своего пребывания там хотел проверить потрясающее заявление, с которым выступили сэр Оливер Лодж и сэр Артур Конан Дойл: мол, им удалось связаться со своими погибшими сыновьями, пребывавшими в загробном мире. Итак, как раз в то время, когда сэр Оливер прибыл в США из Англии, Гудини проделал тот же путь в обратном направлении.