Текст книги "Ведьма с Лайм-стрит"
Автор книги: Дэвид Джаэр
Жанр: Ужасы и Мистика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 33 (всего у книги 36 страниц)
Мрачный Хэллоуин
Во время сеанса на Лайм-стрит в тот Хэллоуин Уолтер ознаменовал свое появление печальным свистом, а затем рассказал, что переход Гудини в мир иной будет нелегок, поскольку иллюзионист «до сих пор не понимает, что произошло, и противится мысли о собственной смерти». Ничуть не радуясь кончине своего противника, Уолтер намекнул, что еще встретится с ним: «Я не уверен, но мне кажется, что мне предстоит как-то повлиять на прибытие Гудини в мир астрала».
Доктор Крэндон отметил, что Уолтер в прошлом году не раз предрекал смерть Гудини, говоря: «Передавайте Гудини привет и скажите ему, что мы с ним скоро встретимся». Участники сеанса хотели знать, имел ли Уолтер отношение к трагедии.
«Послушайте, не нужно впадать в суеверия», – предупредил их призрак. По его словам, духи «никак не могут повлиять на смерть человека, мы просто иногда видим будущее лучше, чем вы». Чтобы доказать это, Уолтер предсказал, что ждет в будущем исследование паранормальных явлений: мол, эта отрасль науки «развивалась бы куда быстрее, если бы Гудини остался жив и привлекал к ней общественное внимание».
И хотя Уолтер больше не выказывал враждебности к былому противнику, поклонники Марджери считали, что справедливость восторжествовала. «Что ж, Уолтер добрался до Гудини, и я надеюсь, Гудини рад этому. Уж теперь-то он сможет поговорить со своей мамочкой, “этой святой женщиной”», – писал Робин Тилльярд. В письме доктору Крэндону биолог предполагал, что Уайтхед убил Гудини, будучи одержим духом Уолтера. В Бостоне Иосиф Девиков в разговоре с доктором Крэндоном сказал, что доволен, ведь этот «предатель истинного иудаизма» отошел в мир иной. «Око за око», – добавил он.
Марджери же не позволяла себе подобных высказываний. Похоже, она была искренне огорчена смертью Гудини. В заявлении прессе она похвалила иллюзиониста за мужество, решительность и силу и сказала, что была рада принимать его в своем доме, хотя «в другие времена между нами было определенное разногласие».
Для Марджери Гудини был человеком действия, выгодно отличавшимся от старых зануд и неопытных аспирантов. «Он четыре раза присутствовал на наших сеансах, – вспоминала она, – и его поведение было куда лучше, чем у некоторых представителей высоких академических кругов». Неожиданно для многих журналистов Марджери назвала его смерть «огромной потерей» для парапсихологии, поскольку, что бы Гудини ни делал, он подогревал интерес людей к медиумизму. И все же журналисты хотели услышать об их противостоянии. Но когда кто-то спросил, «желала» ли она смерти Гудини, Марджери отказалась давать комментарий и окончила интервью.
Гудини вернется?
Смерть великого Гудини была, «безусловно, предрешена в мире ином», считал сэр Артур Конан Дойл. Но если и так, полиция не могла расследовать астральное проклятие. А вот доктор А. А. Робак, первый гарвардский психолог, начавший изучать способности Марджери, подумывал, не спиритуалисты ли подстроили «устранение своего самого заклятого врага». Никто так и не узнал, действовал ли Уайтхед под влиянием порыва или злого умысла, когда напал на Гудини. Полицейского расследования толком и не было. И неизвестно, слышал ли этот студент какие-то голоса, перед тем как напасть на Короля наручников. Но сэр Артур точно знал, что сам услышал от духа незадолго до трагедии. «Гудини обречен, обречен, обречен», – предупреждал Фенес. И на следующий день Уайтхед нанес те роковые удары.
За некоторое время до этого сэр Артур сказал доктору Крэндону, что «вскоре Гудини ждет расплата». Невзирая на все эти предсказания, сэр Артур был в ужасе от трагической смерти Гудини. «Его смерть глубоко потрясла меня и остается для меня тайной, – сказал он прессе. – Он вел здоровый образ жизни, не курил и был одним из самых чистоплотных людей, кого я знаю, поэтому мне трудно понять, как смерть могла забрать его в таком нестаром еще возрасте. Мы были хорошими друзьями. Он делился со мной многими тайнами, кроме разве что секретов своих трюков. Как ему удавались его фокусы, я не знаю. Мы сходились во всех взглядах на жизнь, за исключением спиритуализма».
На самом деле они довольно давно уже не были друзьями – на Лайм-стрит Гудини и Дойл вели настоящую войну. Когда духи предупредили сэра Артура о приближающейся трагедии, он даже не попытался связаться с Гудини, «ведь он только посмеялся бы над моими словами и надо мной самим», – писал он Бесс Гудини.
Пытаясь разгадать тайну смерти Гудини, сэр Артур возобновил общение с его вдовой. И Бесс, тронутая искренней скорбью сэра Артура, попыталась примирить его и своего мужа, пусть и после смерти. Гарри, как сказала она Дойлу, всегда восхищался им и «был бы счастливейшим человеком в мире, если бы ему только удалось прийти с вами к единому мнению о спиритизме».
Сэр Артур верил ей. Но, впрочем, он всегда считал Гудини кем-то вроде падшего героя. Его крестовый поход «был нападением на все, что для нас дорого, – писал Дойл Бесс, – но за всей этой суетой я видел другого человека – любящего супруга, доброго друга и чистую душу. Я никогда не встречал никого, кто производил бы столь противоречивое впечатление».
Сэр Артур надеялся, что после смерти Гудини попросит у него прощения за свое упрямство – как Кингсли принес извинения за свой скептицизм в отношении спиритуализма. Сразу после похорон – его хоронили в том же гробу, в котором опускали на дно бассейна в отеле «Шелтон», – сэр Артур попытался связаться с его духом.
Хотела воссоединиться с Гудини и Бесс. После его смерти она впала в глубокую депрессию и пыталась избавиться от отчаяния при помощи спиритических сеансов и алкоголя. Когда на душе становилось совсем плохо, она молилась о разговоре с мужем, сказала она сэру Артуру. И однажды в такой момент ее молитвы, казалось, были услышаны – послышался громкий хруст и без какой-либо видимой причины в комнате треснуло зеркало. Бесс восприняла это как весточку. На смертном одре он поклялся, что попытается вернуться к ней, и Дойл уверял ее, что они еще услышат его голос. Но так и не получив ответа от Гудини, Бесс смирилась и перешла к более традиционному способу общения с мертвыми. «Когда я в следующий раз отправлюсь на могилу любимого, я оставлю ему цветок от вас», – писала она сэру Артуру.
За доброту сэра Артура Бесс хотела подарить ему несколько ценных книг из огромной коллекции Гудини, посвященной спиритуализму, но Дойл отказался от подарка. Он как раз работал над длинной статьей, которую собирался посвятить неудачным попыткам Гудини разоблачить Марджери, но теперь статья во многом превратилась в панегирик: сэр Артур описывал Гудини как «прекрасного», «щедрого», «самого отважного человека своего поколения». Дойл не хотел, чтобы миру показалось, будто он изменил свою точку зрения о Гудини из-за того, что Бесс вручила ему какие-то подарки. Тогда вдова Гудини настояла на том, чтобы сэр Артур принял другой дар – по ее словам, Гарри сам собирался преподнести эту вещь, на которой значилось: «Не продавать ни за какую цену». Это был альбом зарисовок одного малоизвестного викторианского художника.
Дар
На одном из рисунков Чарльза Дойла изображена ночная охота: луна отражается в водах болота, гончие преследуют рысь с лицом демона, а за всем этим со стороны наблюдает ангел (ведь Чарльз был истово верующим католиком и привносил в свои картины не только ад, но и рай) – и крылатая рысь отшатывается от его света. Белый конь, на котором восседает ангел, встает на дыбы. Сэр Артур верил, что его отец был медиумом и запечатлевал свои оккультные видения на холсте. К сожалению, как и большинство людей, наделенных даром, Чарльз Дойл страдал от такого порока, как алкоголизм. Юный Артур замечал тремор отца всякий раз, когда тот держал в руках кисть или чистил рыбу, пойманную на ужин. Когда Артур вырос и стал врачом, он видел пациентов с таким же заболеванием и думал о delirium tremens[89]89
Острый алкогольный бред, белая горячка (лат.).
[Закрыть] – основном проявлении разрушения души.
Даже внешний вид Чарльза Дойла казался странным, и не столько из-за худобы и вызванной алкоголизмом изможденности, сколько из-за поведения: он явно был не от мира сего. «Мыслями он всегда витал в облаках, – вспоминал сэр Артур, – и нисколько не ценил мир реальный». В альбоме, который прислала Бесс, был автопортрет Чарльза: там он был изображен крошечным человечком, зажатым в когтях огромного ворона, беспомощным пред ликом всех чудовищ его воображения.
Макабр и магия были основной темой картин Чарльза Дойла. Он рисовал призраков и фей. Когда Чарльз исчез, его собутыльники опасались, что обедневший художник, продававший свои холсты за бутылку вина, нырнул в омут тьмы и не смог оттуда выбраться. Ходили слухи, что его посадили в тюрьму за какое-то ужасное преступление или что он живьем провалился в преисподнюю, которую так часто изображал на своих холстах.
На самом же деле Чарльз стал живым скелетом в шкафу семейства Дойлов. В обществе, где главное значение имела репутация предков, сэр Артур никому так и не открыл правду об исчезновении Чарльза – что отца поместили в психиатрическую лечебницу, когда он сам был совсем маленьким. Отвернувшись от Чарльза, сэр Артур отрекся и от мистицизма. Он стал агностиком, врачом и создателем Шерлока Холмса, символа дедуктивного мышления. Но вскоре после того, как Чарльз умер в одиночестве в больнице, сэр Артур убил Холмса и вступил в Общество психических исследований. В каком-то смысле как отца, так и сына манил мир незримого.
В альбоме, доставшемся сэру Артуру, было много классических образцов творчества его отца – гигантские птицы уносят прочь беспомощных людей, крылатые сирены заманивают несчастных неведомо куда… Одна картина имела для сэра Артура особое значение: мертвые солдаты лежат на поле боя, и свет их душ устремляется к небесам. Отложив альбом, сэр Артур взглянул на подернутые туманом холмы Суссекса. Он не сомневался, что дух Гудини позаботился о том, чтобы картины отца попали к нему. Сэр Артур мысленно поблагодарил старого друга. И пусть сейчас только кто-то осмелился бы доказывать, что дух Гудини не услышал его.
Часть IX. Тень сновиденья
Мина… ох, она была сердцеедкой. Естественная блондинка с невероятно красивыми голубыми глазами, я больше таких в жизни не видел. Чарующий дивный голос, иначе и не скажешь. Но я знаю, что перед смертью ей пришлось нелегко и вся ее красота зачахла, а смех больше не был таким звонким. Это была настоящая трагедия.
Уильям Линдси Гресхам – записано со слов одного знакомого Марджери
Гарри Гудини и Марджери, Лайм-стрит, июль 1924 года
Последний танец
Проявления сверхъестественного на спиритическом сеансе могут показаться детским развлечением – но только не в том случае, когда они подлинны.
Доктор Ле Рой Крэндон
«Выведать у Марджери ее тайны не проще, чем добиться прямого ответа от Лиги наций», – писали в «Лайф». Даже теперь в газетах ее называли «надеждой, что пребудет вовеки». Не прошло и пары недель после смерти Гудини, когда Крэндоны отправились в лекционный тур по Америке, чтобы убедить простых людей в своей правоте. Доктор выступал в Буффало, Цинциннати, Чикаго, Денвере, в городах тихоокеанского побережья, и всюду ему удавалось донести до слушателей свою точку зрения. Апогеем его тура, как писал один христианский священник, стала лекция «перед лучшей аудиторией в Виннипеге». Во время их визита в Канаду способности Марджери были признаны «неоспоримо подлинными» доктором Т. Г. Гамильтоном – самым уважаемым канадским исследователем паранормальных явлений. И все же этот тур, проходивший вдали от научных центров и не привлекший особого внимания журналистов, напоминал провинциальные сражения – пусть и победоносные, но бессмысленные, ведь Мекка паранормальных исследований уже была сожжена дотла.
Вернувшись в Бостон, Крэндоны стали едва ли не отверженными в высшем обществе. В 1927 году доктору Крэндону из-за его увлечения оккультизмом отказали в праве публиковать статьи в «Бостонском медицинском журнале хирургии». В том же году Генри Маккомас выпустил статью с результатами изучения способностей Марджери, проведенного по заказу Американского общества психических исследований. К ужасу его нанимателей, в статье говорилось, что ее «медиумизм – хорошо продуманное и зрелищное представление, но оно не представляет серьезного интереса для вашего Общества». И, словно этого было недостаточно, протеже Макдугалла – доктор Джозеф Райн, на то время уже считавшийся одним из наиболее выдающихся исследователей паранормальных явлений в Америке, – назвал медиумизм Марджери «гнусным и наглым надувательством». Райн по образованию был ботаником, но решил, что исследования паранормального позволят ему лучше постигнуть тайны жизни, чем изучение растений. Поэтому он, полный надежд, отправился на Лайм-стрит, но, по его словам, увидел там только разнузданность и обман. Бывший лейтенант флота и национальный чемпион по стрельбе, Райн, похоже, поставил перед собой цель уничтожить Марджери и после первого же сеанса обвинил медиума в том, что она «целовала и обнимала» исследователей. «Очевидно, личная привлекательность является колоссальным преимуществом для любого медиума, особенно мошенника, – говорил Райн. – Как паук, она заманивает невинных мушек в свои сети».
После этого его заявления опять поднялась шумиха в прессе. «Я поцеловала женщину, а не кого-то из мужчин» – эти слова Марджери были вынесены в заголовок передовицы. «Мой муж присутствует на всех сеансах, и было бы опрометчиво целовать кого-то в его присутствии, не так ли?» Ее обычные защитники сразу же бросились ей на помощь. Сэр Артур опубликовал в одной бостонской газете гневную статью под названием: «ДЖ. Б. РАЙН – ГНУСНЫЙ НЕГОДЯЙ!» Но самые рьяные критики Марджери – Принс и Райн – продолжали донимать ее. И дело было не только в распространяемых ими сплетнях об интрижках Роя с медсестрами в больнице или попытках Марджери соблазнить всех своих исследователей. Принс продолжал распускать куда более опасные слухи – о том, что кости пропавших английских мальчиков «зарыты в подвале дома на Лайм-стрит».
И хотя Гудини умер, скандал вокруг Марджери не улегся. «Мы на войне», – объявил доктор. Еще никогда он не испытывал такой ненависти к своим врагам. «Он мерзкий подонок, испорченный до мозга костей», – говорил о Рое Гудсон Хоагленд. Но едва ли кто-то мог сказать что-то подобное о характере Марджери. Уолтер Принс с теплом вспоминал, как она однажды зашла к нему в гости и принесла в подарок домашние пончики и контрабандное виски – предложение мира этому любившему выпить бывшему пастору. И Джеймс Гислоп – вероятно, единственный противник Крэндонов в Американском обществе психических исследований – говорил, что, «если бы сегодня мне вздумалось зайти в гости к Марджери, она приняла бы меня с тем же радушием, что и всегда».
До самой смерти медиума дверь ее дома оставалась открытой для любых ученых из этой организации, хотя многие противники Крэндонов считали, что «репутация этого дома запятнана». Во время поездки по Новой Англии один гарвардский профессор сказал Робину Тилльярду, что дом десять по Лайм-стрит был «определенно дурным местом, и мое доброе имя будет опорочено, если когда-нибудь я переступлю этот порог». По его словам, в этот дом не войдет ни один приличный человек, ведь Марджери – что-то вроде окутанной аурой мистицизма проститутки в духе Марии Магдалины. Невзирая на то что Крэндоны стали париями в бостонском обществе, в Бикон-Хилл являлись разные охотники на привидений, и вернувшийся для очередного исследования Эрик Дингуолл едва не умер там. Из-за проблем со щитовидной железой у него случился сердечный приступ, и два врача в больнице, куда Дингуолла отвезли на скорой, полагали, что пациент не выживет. Но им занялся доктор Крэндон и успешно снял симптомы. После этого он отвез Дингуолла обратно на Лайм-стрит, и Марджери ухаживала за больным все время до его выздоровления. «Я уверен, что Дингуолл больше никогда не станет распространять дурные слухи о Крэндонах», – писал один исследователь.
Но слава Марджери, яркой звездой сиявшая на небосклоне Американского общества психических исследований, к концу десятилетия с закатом эры джаза постепенно угасала. Как и следовало ожидать, Крэндоны попытались возродить научный интерес к ее способностям там, где этот интерес зародился изначально. В декабре 1929 года, в последний месяц последнего года десятилетия, они отправились в Англию, где шесть лет назад Дингуолл и Дойл провозгласили о появлении нового экстрасенса. Теперь ее называли «медиумом в короткой юбке». На этот раз Крэндонов ждало нелегкое плавание на «Мавритании» и осада репортерами в порту после их прибытия – никакой возможности отдохнуть. На следующий день Марджери согласилась провести сеанс для сэра Оливера Лоджа в его доме в поместье Нормантон, всего в паре минут езды на автомобиле от Стоунхенджа. На сеансе в комнате Лоджа собрались Рой, сэр Оливер, его дочь, секретарь и шофер. По такому случаю Марджери надела черные шелковые панталоны и красное бархатное платье-кимоно без рукавов. Проявления ее способностей были уже привычными: столик перевернулся, корзинка взлетела, и, когда сэр Оливер забросил в нее пару предметов, Уолтер сразу же определил, что это такое. Затем в комнате материализовался слепок с отпечатками пальцев – по словам Уолтера, они принадлежали покойному сыну сэра Оливера, Раймонду. Роя попросили выйти из комнаты, но телекинетические эффекты не прекратились.
– Вы просто чудо, Уолтер! – воскликнул сэр Оливер. – Я уже давно не видел, чтобы предметы вот так двигались по комнате, хотя мне приходилось наблюдать подобные феномены.
После долгого ужина сэр Оливер, все еще крепкий старик в его семьдесят восемь лет, предложил потанцевать. Танцы продолжались несколько часов. Особенно сэру Оливеру нравилась популярная песенка Рут Эттинг «На все пуговицы». Десять лет назад, во время единственной поездки Лоджа в США, он привел к взлету интереса к спиритическим сеансам по всей Америке и привлек внимание Роя к спиритуализму. Сэр Оливер все еще оставался самым уважаемым исследователем паранормального в мире. И Марджери подарила ему последний танец эпохи.
1930: Мятежный дух
Спиритуализм, как оказалось, интересовал пострадавших от утраты близких, но не от банкротства. К 1930 году, после биржевого краха Уолл-стрит, общественный интерес к вопросам бессмертия угас. В этом году Уильям Макдугалл и Джозеф Райн основали лабораторию парапсихологии в Дьюкском университете, и исследования паранормальных явлений больше не велись на спиритических сеансах. После случая с Марджери Райн не верил ни в какие проявления духов или призраков. Времена интереса к физическим проявлениям медиумизма подходили к концу – в этом Райн был уверен. Парапсихология – собственно, этот термин и был введен в научный оборот Макдугаллом и Райном – теперь должна была изучать измеримые ментальные феномены. Примеру Райна последовало большинство ученых, занимавшихся подобными исследованиями.
В 1930 году скончался апостол спиритуалистического возрождения. Во время прогулки среди цветущих роз в саду сэр Артур Конан Дойл схватился за сердце и упал. После этого он почти не вставал с кровати и сказал семье, что не хочет умирать так. В последние его дни Джин и дети усаживали сэра Артура в плетеное кресло, чтобы он мог полюбоваться любимыми суссекскими пейзажами. В этом кресле он и умер седьмого июля в окружении семьи.
– Ты прекрасна, – сказал он Джин. Это были его последние слова.
Поскольку Дойл верил, что день смерти – это на самом деле день рождения, его похороны, как он и завещал, не были исполнены скорби. Церемония прошла в саду в Уиндлсхеме в атмосфере, скорее предполагавшей прощание перед долгим путешествием, чем погребение праха. Почти никто не надел черное: мужчины были в светлых костюмах, женщины – в летних платьицах. Мало кто плакал. Церемонию проводил спиритуалистский священник. Джин поднесла к губам красную розу и бросила ее на гроб. Несколько дней спустя тысячи людей собрались в Лондоне в Альберт-холле на мемориальную службу. Друзья и почетные гости возносили хвалу сэру Артуру, а Джин сидела на сцене концертного зала – и рядом стояло пустое кресло.
– Он здесь! – крикнул один из присутствовавших на службе медиумов.
Многие обстоятельства, способствовавшие началу «великой охоты на привидений» – соревнования, вдохновителем которого выступил сэр Артур, – были характерны только для двадцатых годов. К 1930 году повальное увлечение состязаниями сошло на нет. Конкурс «Мисс Америка» отменили после биржевого краха 1929 года. Танцевальные марафоны больше не пользовались популярностью. Доска «уиджа» и спиритические сеансы вышли из моды: людей беспокоило не столько бессмертие души, сколько непосредственное выживание.
Даже звезды эры джаза отошли на второй план. Джек Демпси не только потерял миллионы, заработанные на поединках, но и лишился сил, чтобы вернуть их. В августе после громкого скандала сестра Эйми пережила нервный срыв, и почти год после этого знаменитая евангелистка не проронила ни слова. Бейб Рут, хоть и не прекратил бейсбольную карьеру, вынужден был отказаться от позиции аутфилдера и стать питчером – ему не хватало скорости, чтобы играть во внешнем поле.
В 1930 году выпал из обоймы и Малкольм Берд. Когда однажды вечером он привел на Лайм-стрит «аморальную женщину», как выразилась Марджери, Крэндоны отказали ему от дома. Он разозлился и принялся оскорблять их, перечисляя их собственные сексуальные похождения. Но проблема была вовсе не в этом. Берд готовил новую статью о способностях Марджери для журнала Американского общества психических исследований, и на этот раз она была не вполне позитивной. Много лет Берд готовился к возможной размолвке с Крэндонами. Он сохранил открытый чек, выписанный Марджери, чтобы использовать этот документ как доказательство попытки подкупа. Он записал, как обнаружил нитку, тянущуюся к весам, которые якобы двигал Уолтер. Он заполучил подписанные отчеты Китинга и Каррингтона, в которых говорилось о люминесцентной краске на носках чулок Марджери. И хотя Берд все еще считал миссис Крэндон настоящим медиумом, он предполагал, что иногда она прибегала к мошенничеству, когда на нее оказывали давление перед сеансом. Недавно он выступил перед руководством Американского общества психических исследований и проинформировал, что перед последним сеансом, на котором присутствовал Гудини, «она попросила меня поговорить с ней наедине и попыталась уговорить меня самому нажать на кнопку звонка или проимитировать другие проявления силы Уолтера, если у нее ничего не получится».
Для Американского общества психических исследований его слова казались богохульством. Считалось, что большинство физических медиумов мошенничают, когда у них возникают проблемы с проявлением способностей, но Берд всегда убеждал всех, что Марджери не такая. Даже теперь в своей статье он приуменьшал значение приведенных им доказательств – только часть феноменов «имели естественное объяснение», уверял он.
«Что ж, если он признает призрака наполовину, то с тем же успехом мог бы признать и целого», – ответил Уолтер Принс. Но в Американском обществе к этому отнеслись не столь легкомысленно. Они запретили Берду публиковать статью. Они распустили слухи о том, что «частые поездки в Бостон были поводом вступить в тайные интимные отношения».
А затем, в декабре, они его уволили.
Если бы не Малкольм Берд, прославивший имя Марджери, ее бы не существовало как медиума. Как дознаватель Американского общества психических исследований, он выступал с лекциями о ее медиумизме в двух сотнях залов – от Чикаго до Сорбонны. Но движущей силой Общества были такие спиритуалисты, как Марк Ричардсон, Иосиф Девиков и Уильям Баттон, – и они не потерпели обвинений в адрес Марджери. Общество считало своей целью дальнейшее развитие способностей медиума, и хотя Берд всегда выступал в ее защиту, он так и не принял спиритуализм. Почувствовав, что со временем Марджери все чаще прибегает к мошенничеству, он хотел защитить свою репутацию. Теперь же разъяренный Берд переметнулся на другую сторону и попытался опубликовать свою статью в Бостонском обществе Уолтера Принса. Но, к его изумлению, Принс отказался. Новая политика Британского общества психических исследований состояла в том, чтобы просто игнорировать Марджери.
Берд тихо ушел со сцены, и его дальнейшая жизнь неизвестна. Два года спустя Принс навестил его, но ушел, так и не выяснив, как живется давнему знакомому. «Странным образом мне так и не удалось составить хоть малейшее представление о том, чем же Берд сейчас занимается», – отметил он. Секретарша Принса Элеанор Хоффман подозревала, что он стал бутлегером. Сыграв важную роль в охоте на призраков, он исчез, когда силы спиритуализма угасли.
В этом стишке, записанном Марджери методом автоматического письма и якобы придуманном Уолтером, речь идет о профессорах и ученых, заинтересовавшихся изучением медиумизма, но потом отвернувшихся от его сестры. Уолтер предрекал, что все остальное в их жизни будет казаться им чересчур приземленным и они никогда больше не будут счастливы.
Наверное, ни один человек, вовлеченный в исследования паранормальных явлений и сыгравший в них значимую роль, не покинул эту научную сферу столь внезапно, как Малкольм Берд. Но его репутация была запятнана, и он больше никогда не возвращался к прежним занятиям, академическим изысканиям и журналистике, хотя и добился успеха на этом поприще. Во многих аспектах Берд удалился как от материального, так и от астрального мира. Он жил за счет доходов от поместья сводной сестры. Если до конца жизни он чем-то еще и занимался, то внимания к себе не привлекал. Его жена, Кэтрин Берд, бросила его, детей у них не было. В 1964 году он умер в больнице Кингс-Каунти через десять дней после автомобильной аварии: его сбила машина, когда он переходил дорогу в Бруклине.
Я так устал, я так давно устал
И рай искать, и ад найти пытаться.
Сто раз уже я ложь перечитал,
Что написал для вас, чтоб достучаться.
Уолтер, ну пожалуйста, вернись.
Хоть на один сеанс на этот вечер
Из мира духов снова появись!
Без Уолтера научный интерес к экстрасенсорным явлениям угас, и разгадать извечную тайну жизни предстояло уже новым поколениям, думал Берд. Изучение спиритических сеансов устарело, как и понятие эфира. И все же, считали все они, существовала какая-то связь между сознанием и духом. Платон когда-то утверждал, что все вещное и все наши мысли являются лишь отражением высшего вечного мира. Но его ученик, Аристотель, опроверг это положение, утверждая, что существует только материальный мир, познаваемый органами чувств. И кто знает, кто прав – учитель или ученик? Разрешить этот спор было не проще, чем навсегда снять вопрос спиритуализма. Берд вспоминал, как во время плавания в Америку на «Олимпике» сэр Артур сказал ему, что, как только физика, изучающая материальный мир, зайдет в своем развитии слишком далеко, за ее взлетом последует возрождение идей о существовании сверхъестественных сил.
Нечто похожее ему говорил и Хиуорд Каррингтон. Последний из великих охотников на привидений, Каррингтон всегда выглядел так, будто вот-вот умрет от какого-то смертельного заболевания, но Берд полагал, что он проживет вечно на своей вегетарианской диете и экзотических соках[93]93
Каррингтон умер в 1958 году, за шесть лет до смерти Берда. (Примеч. авт.)
[Закрыть].
Он слышал, что Каррингтон переехал в Лос-Анджелес, где публика была куда восприимчивее к его убеждениям о пользе йоги, необычной пищи и вере в экстрасенсорные способности. Берд же, напротив, считал, что медиумизм с его материализацией фальшивой эктоплазмы в темных комнатах не мог противостоять пристальному взору нового поколения, предпочитавшего полагаться на зрение, а не на слух. Но кто бы ни утверждал, что на сеансах царит тихая и торжественная атмосфера, никогда не бывал в доме Марджери, проявлявшей медиумические способности под музыку саксофона и ударных. После одного сеанса, выйдя из транса, Марджери улыбнулась Берду, будто спрашивая: «Ну, правда же, это настоящее волшебство?»
Первая мировая война была ужасна. Вторая, за которой Берд следил издалека и до конца которой Марджери не дожила, не вызвала у людей стремления познать мир иной или увидеть проявления призраков в нашем мире. И если современники Берда ставили своей целью доказательства вечной жизни, то новое поколение физиков, о которых писал журнал «В мире науки», создавало оружие, способное уничтожить всю разумную жизнь на земле. Сэр Оливер был прав, предсказывая, какие невероятные изменения принесет в наш мир постижение силы, сокрытой в атомах, но Берд подозревал, что Лодж ошибался в отношении Страны лета.
Марджери же не могла уйти от мира духов, как это сделал Берд, или, как волшебник Просперо из «Бури» Шекспира, отречься от своих способностей. Она часто оказывалась на грани срыва, но затем выздоравливала и приступала к новым исследованиям. В 1930-е годы знаменитости все еще появлялись в доме Марджери – в особенности люди из Европы, где ее репутация не так пострадала, как в Америке. В начале десятилетия один друг сэра Оливера Лоджа – «выдающийся литератор» – приехал в гости к Крэндонам. В его присутствии Марджери вела себя так странно, что он решил прервать визит, но, к сожалению, его влияние на экстрасенса не прекратилось. На сеансе после его отъезда Марджери «одержал» злобный дух женщины по имени Лила-Ли. Она утверждала, что была любовницей их недавнего гостя. Этот писатель разбил ей сердце, и она покончила с собой, бросившись под колеса автобуса. Участники сеанса с ужасом слушали пророчества Лила-Ли о том, что миссис Крэндон ждет такая же судьба. Без предупреждения, пока доктор Ричардсон и доктор Крэндон пытались усмирить мятежного духа, Марджери вскочила и выбежала из комнаты. Участники последовали за ней, но она была быстрее. Промчавшись по коридору, она по лестнице выбралась на крышу дома. Не обращая внимания на отчаянные попытки миссис Ричардсон уговорить ее спуститься, Марджери стояла на краю крыши и смотрела на землю четырьмя этажами ниже. А потом закрыла глаза, точно прислушиваясь, когда же внутренний голос скажет ей прыгнуть.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.
