Текст книги "Виндера. Однажды будет ветер"

Глава 9
Кривословные беседы

Металлическая Собирашка все еще рыскала по округе, светя фонариком Клима. Кажется, ей только сейчас пришло в голову, что свет можно носить на себе. Хотя на площади было много фонарей, она их не трогала, то ли боялась сломать и лишиться ночного зрения, то ли по какой-то другой причине.

Рина сидела в углу под матрацем, едва дыша. Она боялась, что Собирашка начнет громить все на своем пути, пытаясь найти ее, но чудище так долго возилось с Климом, что, похоже, забыло о Рине. Оно погрохотало рядом еще немного и поволокло свою жестяную тушу на соседнюю улицу.

– Дедушка Натан, – сказала Рина сквозь слезы, выбравшись из убежища. – Что мне теперь делать? Как достать оттуда Клима? Как его спасти?

На бледной странице дневника, освещенного луной, проявились буквы, заставившие все в Рине заледенеть:

«Сейчас это невозможно».

– Но я не могу его здесь бросить, дедушка Натан, пожалуйста! Придумайте что-нибудь! Вспомните! Он же столько для меня сделал! Он мой лучший друг! Он постоянно ради меня рисковал! Я не могу оставить его вот так! Я должна как-то ему помочь!

«Рина… если хочешь… ему помочь… будь добра… соберись… для начала… Единственный способ вытащить его оттуда – запустить Ветродуй… Тогда Собирашки снова станут людьми. Вернется ли при этом разум к кудесникам, никто не знает, но захваченные ими вещи с душами внутри точно освободятся».

– Но как я могу оставить Клима в таком состоянии? – не унималась Рина. – Он же весь изломанный! Ему страшно! Я должна хотя бы объяснить ему, что происходит!

«Ты не сможешь… – возразил Натан. – Он уже спит… из-за магии кудесника, которая… подавила его сознание… Ему не страшно и не больно…»

– Это сейчас ему не больно! А если он проснется искалеченным из-за того, что велосипед сломан?!

А если он, когда очнется, упадет с высоты на железки? Все эти вещи наверняка развалятся и придавят его или пронзят стальными пиками!

«На кону жизнь всех людей королевства… – напомнил дневник. – Мы не можем впустую тратить время на бесполезные попытки… спасти кого-то одного».

– Но я должна хотя бы попытаться! – воскликнула Рина.

«Если так хочешь… умереть ради него… советую поспешить. Выбор нового Странника требует времени, а времени у нас нет», – припечатал дневник и захлопнулся.

– Предатель!

Рина размашисто шлепнула ладонью по серой обложке и заревела в голос. Она прекрасно понимала, что, несмотря на громкие слова, сделать ничего не сможет, и от этого ее ненависть к себе была настолько сильной, что Рина невольно переложила часть ее на Натана и в эту минуту хотела оставить его здесь, посреди развалин, чтобы он понял, каково сейчас Климу.

Она рыдала до судорожных всхлипов, когда вдруг ощутила сквозняк. Серебристый ветер пробыл рядом с Риной всего секунду и тут же метнулся прочь, а ей на колени опустился бумажный дельтаплан. Рина развернула его грязными дрожащими руками и прочла:

«Дорогая Катрина!

Вам не нужно идти в столицу! Мы уже нашли подсказку в «Пирогах на ножках» своими силами. Вы наверняка прочтете это письмо, когда будете недалеко от нашего городка. Очень просим навестить нас, чтобы обсудить детали следующего задания. На это уйдет день пути от Дитромея, но ваш визит сильно сэкономит нам время в будущем.

Самый краткий маршрут от столицы до нашего городка пролегает через лес. Там легко заплутать, поэтому София (Проводница, которая принесла это послание) проводит вас, если, конечно, вы не потеряли свисток. Зверья в лесу предостаточно, будьте осторожны.

На середине пути есть заброшенная обсерватория, где можно заночевать. Если София застанет вас в столице, то не останется с вами, чтобы не привлекать внимание кудесников. Она будет ждать возле большого дорожного указателя со стороны западного тракта.

С пожеланием попутного ветра, ученые из Научного городка».

Рина скомкала листок и швырнула его в стену. Она была в такой ярости, что не находила слов. Что значит, они нашли подсказку без нее? Как такое вообще возможно? И зачем тогда нужна Странница? К чему была эта бесполезная жертва Клима?

– Почему вы мне сразу не сказали? – тихонько завыла она, прижимая колени к груди. – Почему вы не успели нас предупредить? Это все вы виноваты! Это вы!

Рина ненавидела Натана, нерасторопную Проводницу и ученых, которые нашли подсказку за нее, ненавидела принца Аскара, но больше всего – свою трусливую беспомощность.

Она еще долго сидела бы неподвижно в темноте, слишком опустошенная и обессиленная, чтобы двигаться, но в свете фонаря, пробившегося сквозь дыру в стене, блеснуло стекло дедушкиных часов, и Рина в страхе прикрыла их рукавом.

«Я должна вынести их отсюда, – подумала она. – Если я тут погибну, они тоже обречены. Собирашки точно их подберут и могут разорвать на части».

Это мгновенно отрезвило Рину. Она вытерла слезы, достала карту и попыталась понять, где находится. Судя по всему, рядом была Печатная площадь, и Рина сидела в одной из переплетных возле главной типографии.

Натан зашелестел страницами, но читать его сейчас было невыносимо.

– Мне не нужны ваши советы, – огрызнулась Рина, все-таки швырнув дневник в сумку. – Сначала выберусь отсюда и составлю план. Нельзя все делать на горячую голову. Если ученые смогли сами найти подсказку, они явно знают больше нашего и наверняка помогут мне освободить Клима. Не думаю, что это ловушка. Письмо принесла София, а она много раз меня выручала.

Натан ничего не попытался сказать, и его молчание было принято за согласие.

«Иначе он бы меня отговаривал», – подумала Рина.

Открывать дневник она не хотела даже под страхом смерти. Так велика была ее обида на Натана.

«Почему он так грубо себя повел? Разве он не мудрый двухсотлетний старец? Неужели ему ума не хватило ответить мне деликатно, утешить и все объяснить? Я ему что, просто вещь? Перестала слушаться – можно выбросить?»

Без надежного Клима мир вокруг резко изменился. Рине казалось, что на обратном пути она умрет от страха в первом же закоулке. Но то ли ответственность за семью, а то ли злость помогла ей оставаться хладнокровной, несмотря на шорохи и грохот, доносившиеся из темноты.

– Нельзя выбегать на свет, – твердила она себе.

Прятаться здорово помогали тучи, нависшие над городом, и даже мороси Рина была благодарна, хотя вымокла до нитки, потому что не стала надевать дождевик – шуршащая ткань мешала понимать, что происходит вокруг.

Металлическая Собирашка, похоже, распугала всю мелочь на окраине города, и Рине повезло ни на кого больше не наткнуться. Выбравшись из Дитромея, она первым делом направилась к холму, где оставила корзину, и взяла с собой немного еды, а потом отыскала Софию в том месте, которое было указано в письме.

В темноте ветер походил на серебристый дым или туман, и Рина боялась потерять его из виду. Тяжелые мысли придавливали к земле, так что она как могла прогоняла их. Нужно было просто идти. Идти как можно быстрее.

«Ученые найдут способ ему помочь, – твердила она про себя. – А пока он просто поспит. Он ничего не чувствует. Ему не больно».

Трава на полях вымахала здоровенная – лопухи были выше человеческого роста. Наверное, здесь часто шли дожди. Местами почва хлюпала от сырости, но ботинки попались хорошие и не промокали.

Когда серый рассвет плавно перетек в серое утро и дождь закончился, Рина продралась сквозь заросли мокрой чилиги, порвав в паре мест дождевик, и оказалась на опушке смешанного леса, где пахло сырой землей и торфом.

– София, подождите! – попросила она и, зажав уши на всякий случай, изо всех сил дунула в свисток.

Звук получился тонкий, как комариный писк, и очень неприятный. Все птицы, сидевшие на ближайших к Рине деревьях, тут же вспорхнули и улетели. Что-то зашумело в кустах впереди, затрещали ветки, и Рина успела заметить красно-коричневую холку зверя, прежде чем тот скрылся в зарослях дикой малины.

«Кабан?» – испуганно подумала она, а вслух сказала:

– Жаль, что эта штука комаров не отпугивает, – и прихлопнула одного прямо на своей щеке.

Лес был очень древний и очень влажный. Деревья здесь до сих пор не пожелтели, и все вокруг оставалось зеленым, покрытым мхом, грибами, папоротником и молодой порослью. В некоторых местах под ногами чвакало настоящее болото, и Рине пришлось подобрать палку, чтобы продавливать ею кочки, проверяя, можно ли на них наступить. Метод оказался ненадежным, и уже вскоре она попрощалась с сухостью ботинок. Очередная кочка с хлюпаньем ухнула вниз, левая нога провалилась в воду по щиколотку. Ботинок тут же наполнился зловонной жижей, а пока Рина вытаскивала из нее ногу, затопила и правый.

– Вот же гадство! – выругалась она. – Гадкое болото! Мерзкие кочки и лес этот проклятый! Почему я должна продираться через топь? Не было дороги получше, что ли? Тоже мне составители маршрута! Вроде ученые, а ума, как у дятлов, клюющих бетон!

К Проводнице у Рины тоже накопилось много претензий, но остаться в глухих дебрях без ориентира было страшно, поэтому Софии она ничего не предъявляла.

Так, все время свистя, отмахиваясь веткой от комаров и избегая болотистых мест, Рина пробиралась по лесу весь день. К вечеру она смертельно устала и готова была упасть прямо на мокрую землю и уснуть.

– София, мы вообще успеем добраться до обсерватории до темноты? Я уже все… Я больше не могу идти.

«Близко, – вывела Проводница на мягком мху, склонив его ворсинки в противоположную сторону, отчего они стали темнее. – Держись».

Рина с трудом оттолкнулась от ствола и продолжила путь. Впереди ее ждал крутой склон, подниматься по которому было тем еще испытанием. Росистая трава скользила под ногами, да еще всюду, как нарочно, встречались муравейники со здоровенными, шустрыми муравьями, а мошки лезли в лицо, норовя залепить глаза.

Но за подъем появилась награда. София вывела Рину на свободное от деревьев пространство, и та увидела впереди постройки из кирпича, такого же серого и невзрачного, как небо над головой.

– Мы точно в правильном месте? – с тревогой спросила она, переступая через то, что осталось от металлических ворот, и оглядывая заросший высокой травой двор.

Построек вокруг было много: несколько прямоугольных зданий в два этажа, необычные будки, приподнятые над землей, что-то вроде сарайчиков для хранения инвентаря. Пройдя мимо них, Рина увидела купола обсерваторий – большой, средний и малый – похожие на гигантские грибы-дождевики.

– В какой именно мне идти? – спросила она Софию, но той уже не было рядом.

«Наверное, отправилась доложить ученым, что довела меня до ночлега», – подумала Рина.

– Ученые написали, что это место заброшено, но лучше я не буду рисковать, – сказала она часам. – Думаю, вон там, в двухэтажках, жили астрономы. Эти штуки на бетонных столбах я не знаю, что такое. А в круглых точно стоят телескопы. Я лучше туда пойду. Там даже если есть люди, их мало.

«Хороший выбор», – согласился папа.

«Моя бедная девочка», – волновалась мама.

«Что-то мне боязно», – переживал Альберт.

Раздвигая руками в перчатках заросли сочной колючки, Рина решительно направилась к самому маленькому из трех «грибов», и это был первый раз за день, когда ей повезло: на двери висел замок, означавший, что внутри никого нет. Он сильно проржавел, и Рине не составило труда сорвать его обычной веткой вместо лома.

– Отлично, – выдохнула она и осторожно открыла скрипучую дверь, которая была гораздо крепче замка.

Внутри обсерватории стояло гигантское нечто, оснащенное проводами, стеклами и разновеликими колесами, как у телеги. По трубам наверху Рина поняла, что это телескоп, но поняла уже после того, как перестала паниковать. Уходящий под купол астрономический прибор напомнил ей Собирашку, а колеса – Клима, застрявшего в ней. Рина всю дорогу так старательно не вспоминала об этом, что вид телескопа будто ударил ее под дых, и она упала в траву, отшатнувшись от порога. Упала и заревела, прижав колени к груди. С неба шел дождь, и теплые капли на щеках мешались с холодными, некоторые падали на дождевик и стекали по нему на землю.

– Я такая дура, – всхлипнула Рина. – Если бы я не испугалась эту дурацкую куклу, Клим все еще был бы со мной… Дура! Идиотка!

Она ударила себя кулаком по лбу, но это не помогло избавиться от чувства вины. Герои в книгах никогда не бросали друзей. Они рисковали собой ради них, и Клим поступил точно так же, а Рина не смогла. Не смогла отвлечь на себя Собирашку, чтобы та его отпустила. Не смогла ничего придумать. Не попыталась проследить за ней. Вообще ничего не сделала.

«Ты больше не имеешь права бояться, Это твое наказание», – сказала она себе и, дрожа, вошла в темную обитель металлического циклопа.

Не считая его, в обсерватории было почти пусто. С потолка на стену переходили блестящие конструкции, похожие на перевернутые мосты, между которыми натянули полосу черной ткани. Она была словно неподвижная река из мира вверх тормашками. К основанию телескопа крепилась пара жестких кресел с колесами, вдоль стен стояли выстроенные в ряд шкафы с ветхими книгами. На стене висели странные часы с кучей стрелок, кругов и цифр, по которым Рина, как ни старалась, не смогла определить время, хотя они вроде работали. Все кругом было покрыто толстым слоем пыли и пахло полынью, но, принюхавшись, Рина поняла, что это пахнут ее перчатки, которыми она хваталась за кусты, пока взбиралась по склону.

– Надо разжечь костер, пока совсем не стемнело, – обратилась она к часам. – Я вся мокрая, как только перестану двигаться, сразу замерзну. Но тут купол закрыт. Дыму выходить некуда. Пап, ты случайно не знаешь, как эта штука открывается?

Папа, увы, не знал, хотя астрономы у него в друзьях были.

Рина осмотрела телескоп и попыталась подергать рычаги, но ничего не вышло. До верхних колес она не дотягивалась, а те, что крепились к креслам, двигали сами кресла.

– Это должно делаться как-то легко, – пробормотала она, внимательно оглядывая обсерваторию, и наконец заметила в нише между двумя шкафами вентиль, покрутив который, открыла наверху смотровую щель.

Для розжига пригодился журнал по астрономии, который было не так жалко, как книги, а еще Рина сняла пару дверок со шкафов и несколько пустых полок. На бетонном полу разводить костер оказалось удобно, но даже с помощью искродела заставить большие доски гореть было тяжело. Тем более, что дождь усилился, и часть капель попадала внутрь через смотровую щель. Но зато, когда дерево заполыхало, сразу стало тепло, и Рина высушила вещи прямо на себе, поворачиваясь к огню то спиной, то лицом. Обувь она сняла и выжала мокрые стельки, а сама села в неудобное кресло и долго смотрела на огонь, забыв о том, что собиралась нагрести золы из-под досок и испечь на углях картошку. – Кажется, я начинаю понимать Клима, – сказала она. – Я бы многое отдала, чтобы завтра проснуться дома и просто жить дальше своей скучной жизнью. Читать книги. Сдавать эти дурацкие экзамены каждую зиму. Я даже не понимала, как сильно это люблю… Может, и нет ничего плохого в том, чтобы быть никем?

Рина еще немного посмотрела на огонь и задремала под дождевиком, но вскоре проснулась от холода. Пришлось снова запалить костер, а в оставшихся углях испечь картошку и кукурузу.

Под утро София вернулась, но снаружи стоял такой густой туман, что ее почти не было видно, поэтому она старалась двигаться поближе к Рине.

До научного городка они добирались целый день, гораздо дольше, чем обещали ученые. Изо рта шел пар, но Рина не мерзла и подозревала, что дело в температуре. На это указывали плохой аппетит и слабость, из-за которой приходилось часто делать перерывы.

Только к вечеру густой лес постепенно стал редеть, и София вывела Рину к железным воротам с аркой наверху и надписью «Научный городок».

Постройки здесь выглядели гораздо лучше, чем в обсерватории. Трава была пострижена, кусты обрезаны, тропинки подметены. Откуда-то пахло дымом и, пройдя за ворота, Рина поняла, что это дымят в железных бочках листья. Видно, их хотели сжечь, но из-за сырости они просто тлели.

В глубине двора, за огненно-красными кленами, стояло трехэтажное здание из тех, что папа называл каменными коробками. Оно не было украшено ни лепниной, ни эркерами, ни портиками, но зато в его окнах горел свет – не тот тусклый теплый свет, который дарят канделябры, камины или масляные фонари, а яркий электрический. Такой привычный – символ нормального мира – он исходил от ламп, которые свисали с потолка на толстых проводах, не приглушенные ни абажурами, ни хрусталем. Рина хорошо видела их сквозь окна с чистыми стеклами.

– Ну что же ты стоишь там на холоде, – то ли спросил, то ли констатировал громкий мужской голос. – Скорее заходи внутрь, по нашим прогнозам, скоро зарядит ливень.

Рина испугалась до коликов в животе. И не из-за того, что с ней вдруг заговорили, а из-за того, как прозвучал этот голос. Он ужасно коверкал фразы, ставил ударения невпопад и выдавал вопросительные и восклицательные интонации там, где им было не место. Некоторые слова выпрыгивали из предложений, как крикливые дельфины из воды, но это, без сомнения, был голос мужчины.

– Откуда вы со мной говорите? – спросила Рина, озираясь по сторонам.

– Посмотри наверх, – ответили ей.

Рина подняла голову и увидела на высоте второго этажа нечто похожее на громкоговоритель.

– Вы живой человек?

– Пока еще все мы живы, – заверили ее. – Но я сомневаюсь насчет того, что ты имела в виду под этим вопросом.

– Я имею в виду, вы такие же люди, как я? – с надеждой спросила Рина. – Из плоти и крови? В обычных телах?

– Увы, не могу тебя этим порадовать. Но мы к этому стремимся. Заходи. Мы тебе все объясним и покажем.

От усталости и жара у Рины почти не было сил бояться, так что она безропотно побрела ко входу. Входную дверь пришлось открывать самой, и это далось не без усилий из-за тугих пружин. В фойе стояла такая резкая вонь, что Рина закашлялась и испугалась, что вдохнула ядовитый газ. Но это была просто приторная смесь запахов солярки, лекарств, плесени, чего-то кислого и чего-то тухлого. Спасаясь от нее, Рина зажала нос ладонью. От ладони пахло дымом и печеной картошкой, это было куда приятнее.

Фойе, в отличие от ухоженного двора, напоминало свалку, какие часто образуются в сараях кудесников. Повсюду валялись провода, деревянные ящики, ломы, лопаты, странные агрегаты, поршни, колеса, разбитые колбы, сосуды с бурым, как высохшая кровь, налетом на стенках. И, словно трон посреди этого мусорного царства, груду хлама венчал расколотый унитаз.

– Просим прощения за беспорядок, – раздался голос из динамика на потолке. – Мы обычно используем фойе вместо кладовой, потому что большинство производственных помещений переоборудованы под мастерские и лаборатории, а постоянно держать вещи в сарае и приносить их оттуда неудобно.

– А это, по-вашему, удобно? – почти возмутилась Рина, осторожно идя по узкой, кое-как расчищенной среди завалов тропинке, полной битых стекол и гвоздей.

Прямо перед ней отодвигались поломанные табуретки и шкафы, забитые всякой всячиной, отскакивали в сторону корзины с угольными брикетами и прозрачными минералами вроде горного хрусталя. – Фойе мы почти не используем, и гости бывают здесь крайне редко, – пояснил ученый. – Прихожая в наше время – самая бесполезная часть дома, потому что никто не выходит и никто не приходит. В остальных помещениях довольно прилично. Чистое пространство – залог ясного ума.

– А как вы со мной разговариваете? И откуда у вас электричество?

– Обижаешь, Рина. Как это у светил науки может не быть электричества? В подвале стоит автономный источник питания. Раньше он работал на солярке, но она почти закончилась, и нам пришлось установить трудовые смены. Теперь все сотрудники по очереди заняты тем, что запускают генератор. Мне в первое время казалось просто пыткой проводить по два дня в этой адской машине, но со временем во всем начинаешь видеть пользу. Как показывает практика, если сделать монотонную работу фоном для мыслей, может прийти уйма занимательных идей. Чем скучнее дело, тем изобретательнее ум.

Фойе выходило в широкий, прямо-таки стерильный коридор. Он напоминал о больнице, где Рина лежала целую неделю после отравления, но здесь не было ни деревьев в кадках, ни скамеек, ни урн. Только мраморный потолок с тремя крупными лампочками в ряд и голые стены с рядами дверей.

– Куда мне теперь идти? – спросила Рина, оглядевшись. – И вы не ответили на мой первый вопрос.

– Ты уже близка к объяснению, – заверили ее. – Вторая дверь направо.

– Лекционный архив, – прочитала Рина надпись на табличке и осторожно вошла.

Комната была совсем без окон, белая и длинная, как упавший холодильник, и почти вся она от стены до стены и от пола до потолка была занята гигантским механизмом из магнитофонных кассет, встроенных в сложную систему колесиков, блестящих приборов и клавиатур от печатных машинок. Все они переплетались между собой проводами, напоминая стальную паучью сеть.

– Что это такое? – спросила Рина.

– Изобретенный нами способ общения, – ответил голос. – Видишь ли, очень неудобно было пользоваться записками. Это замедляло передачу информации, и к тому же возникала куча недопониманий, а слаженная коллективная работа для нас очень важна.

– А вас тут много?

– Увы, всего четверо. Неудачники сдались и предпочли уснуть, но мы и без них прекрасно справляемся.

– А кто сейчас со мной говорит? Сразу вы все?

– О нет. Сейчас говорю я, профессор Илоний. Изобретатель этой машины. Я назвал ее Синтезатор речи. Я быстрее всех умею с ней работать, и это моя основная миссия здесь, поэтому мне поручили тебя встретить и все объяснить на первых порах, но мои коллеги Олав и Криста скоро присоединятся. С Аглаей вы не познакомитесь – она будет занята генератором в ближайшие сутки.

– Вы используете кассетные записи? – догадалась Рина. – У вас разные голоса, и я слышу звук клавиш. Получается, вы сначала их печатаете на клавиатуре, а потом машина озвучивает?

– А ты наблюдательна! – похвалил ее профессор. – Мы используем нарезки, отдельные предложения, слова и даже звуки для создания необходимых фраз. Для этого мы задействовали местный архив с лекциями. Ну, знаешь, в нем хранились записи выступлений и докладов, доказательства теорий, стандартные объявления, фиксирование экспериментов. Все это мы превратили в своеобразный звуковой алфавит, и на его основе я создал систему, которая позволяет быстро переводить печатный текст в звук. Поначалу между словами оставалось много пауз, но теперь заминка крохотная, не правда ли?

– Я ее даже не замечаю, – призналась Рина. – Кажется, что вы просто говорите обстоятельно. И вы так быстро набираете текст! Наверное, колибри и то реже машет крылышками.

– Рад, что ты оценила мое творение, – сказал Илоний. – Кстати, возможно, ты уже слышала его, когда была в столице. У короля есть аналогичный агрегат. Мы замучились передавать придворным ученым наши схемы и наработки и объяснять их, но оно того стоило.

– Я не дошла до дворца, так что не слышала, – призналась Рина.

– Для этого не нужно идти во дворец – в Дитромее работает радио и транслируется через громкоговорители. Король использует записи собственных выступлений перед народом и каждый день подбадривает жителей столицы и всех тех, у кого есть приемники. Рассказывает им последние новости о наших достижениях и о том, как продвигается работа по поиску подсказок. Это дарит людям надежду и не дает им уснуть. Уснувшие дома – колоссальная проблема, но, к счастью, мое изобретение помогает поддерживать жизнь в большей части Дитромея.

– Вы большой молодец, – неловко сказала Рина, потому что профессор прямо-таки напрашивался на похвалу.

– Я не молодец, – поправил ее Илоний. – Молодец – это пятилетний малыш, который доел всю кашу из своей чашки, а я – гений.

Рина ощутила укол раздражения, но промолчала. Изобретение, и правда, было чудесное, но она не могла восхищаться им в полной мере после целого дня пути. Ей хотелось отдохнуть, высушить вещи, выпить чего-то теплого и поспать, а в первую очередь – выяснить, можно ли помочь Климу.

Илоний словно не замечал, что она устала, промокла и продрогла, и продолжал нахваливать свою говорильную машину.

– Извините, – прервала его Рина. – Я плохо себя чувствую. Мне кажется, я простыла. У вас тут есть место, где можно отдохнуть?

– Да, конечно, проходи в Круглый зал. Центральная дверь в конце коридора. Там тебя ждет затопленный камин и еда. Сейчас найдем жаропонижающее.

К удивлению Рины, Круглый зал оказался совсем не круглым, а прямоугольным, вытянутым в длину. Круглым в нем был только купол на потолке и концентрическая мозаика прямо под ним, словно след от купола отпечатался на полу.

Это место куда больше напоминало обсерваторию, чем сама обсерватория, потому что здесь преобладали темно-синие тона, а потолок усеивали золотые созвездия. Такие же узоры украшали колонны и стены, отчего вся комната казалась частью ночного неба. Вместо люстры к центру купола была подвешена позолоченная сфера в виде планеты, окруженной золотыми обручами, на которых сверкали лампочки. Обручи крутились вокруг планеты с разной скоростью, и сама планета тоже медленно вращалась. Напротив двери стоял затопленный камин, а над ним висела старинная карта Хайзе с мириадами пометок, нитей, узелков, надписей и условных обозначений. Перед камином расположился огромный круглый стол темного дерева, блестящий из-за толстого слоя лака. На нем одиноко стояли две вскрытые консервные банки, жестяная тарелка и ложка.

Рина осторожно подошла к ним и увидела в банках сардины и красную фасоль.

– Я, конечно, извиняюсь, – сказала она. – Но насколько это съедобно после двухсот лет хранения?

– Абсолютно съедобно, – заверили ее. – Все консервы мы держали в морозильнике и разморозили прямо перед твоим приходом.

Рина недоверчиво понюхала содержимое банок. Пахло вполне аппетитно. Она обмакнула кольцо короля сначала в фасоль, а потом в сардины, обсосала его и взялась за вилку.

– Приятно, что ты следуешь протоколу Странников, – похвалил ее Илоний. – Это тоже было нашей идеей – попросить короля отдать Виндерам его определитель ядов. Тебя уже пытались отравить?

– Нет, – пробубнила Рина, жуя. – Зато убить – многократно.

Сардины были пересоленые, но пресная фасоль хорошо справлялась с ролью гарнира, и к тому же у Рины осталась печеная картошка. Получился почти королевский ужин.

«Это хорошо, что у меня есть аппетит, – подумала она, отхлебывая из бокала что-то горячее со странным запахом, но, по словам Илония, весьма целебное. – Значит, я еще не совсем заболела. Надо будет попросить у них еды в дорогу и консервный нож».

Когда Рина выходила из Дитромея, она была уверена, что, добравшись до ученых, первым делом начнет расспрашивать их о том, как можно помочь Климу, но теперь сознательно оттягивала этот момент. Ей было страшно узнать правду. Что, если Климу нельзя помочь? Что, если он и правда очнется весь изломанный? Но, проглотив очередную ложку фасоли, Рина все-таки собралась с духом и сказала, тщательно подбирая слова.

– Послушайте, у меня к вам есть важный вопрос и, мне кажется, только вы знаете ответ на него.

– И что это за вопрос? – уточнил Илоний.

– Моего друга, Клима, схватила Собирашка и прикрепила к себе с помощью магии. Вы знаете, как можно его освободить? И еще – когда он освободится от проклятья, будет ли он целым? Он превратился в велосипед, и его так сильно покорежило… Я очень боюсь, что из-за этого его человеческое тело тоже пострадает.

– Освободить его, увы, пока нельзя, – почти без заминки сказал профессор. – Если он попал в плен к Собирашке, то уже стал ее частью, теперь разъединить их получится только после разрушения проклятья. Даже если отцепить велосипед силой, кудесник снова его притянет, потому что они связаны на магическом уровне, а сам Клим выбраться не сумеет: магия Собирашек сильна, и обычные живые вещи не могут ей противостоять. Боюсь, твой друг вынужденно уснул, потому что кудесник подавил его сознание.

– Ясно, – помрачнела Рина, вспомнив кукольную многоножку, которая собиралась снова и снова, несмотря на все попытки Клима ее разломать. – А что насчет второго вопроса?

– Будем надеяться, что он проснется целым и невредимым, – сказал Илоний. – Но гарантировать ничего не могу. Это правда, что наши тела внутри вещей не стареют, но, говоря откровенно, мы не знаем точно, влияют ли на них внешние повреждения.

Проклятье принца Аскара очень мудреное. Прежде чем заняться им, он выкрал или уничтожил все книги по теме колдовства в закрытом королевском архиве. До того момента, как он спутался с отщепенцами, у них были жалкие крупицы знаний об этой разновидности магии, которые передавались из поколения в поколение. Но принц Аскар выдал им все тайны, и вот почему они сумели создать это чудовищное проклятие. А у нас теперь нет возможности понять, как работает Ветродуй. К тому же система постоянно дает сбои, выходящие за рамки правил. Например, по какой-то причине некоторые из уснувших Странников… Впрочем, это не важно.

– Еще как важно! – воскликнула Рина. – Говорите!

– Ну хорошо. Несколько Странников, отыскав кнопку, предпочли снова уснуть в ожидании освобождения и вернулись в дома. Но когда следующие Виндеры попытались спросить у них совета, то уже не смогли их пробудить. И дома этих Странников оказались разрушены так же, как рушатся мертвые дома. Мы до сих пор не понимаем, погибли они или нет. При этом те Странники, которые не уснули, снова став домами, остались живы. И все Виндеры, чье появление нам удалось проконтролировать, появились из домов и вещей, которые сохранились хорошо. Вот почему я не могу тебе сказать, что произойдет, когда человек пробудится из сломанного предмета.

– Проконтролировать? – ошарашенно повторила Рина. – Но как вы могли проконтролировать появление Странников? Нас же выбирает сама судьба.

Послышался звук, отдаленно похожий на смех. – Упс, кажется, я проболтался. Не стоило этого делать, но что уж теперь. Судьба не выбирает Странников, Рина. Это уже давно делаем мы, ученые. Именно мы руководим Проводниками и отправляем их проверять наиболее вероятные места расположения подсказок, узнаем новости, информируем короля и Виндеров, просчитываем маршруты поездов. Словом, мы – мозг этой операции. Очень жаль, что не вышло предупредить тебя заранее насчет столицы. У нас был на руках всего один проверенный Проводник, и мы не хотели рисковать, отправляя к тебе обычный ветер. Решили, что безопаснее будет передать письмо с Софией, которой ты уже доверяешь, но она задержалась в Дитромее. Наверное, ей пришлось скрываться от Собирашек, чтобы не привлечь их к тебе, и это ее замедлило.