Текст книги "Жестокие люди"

16

Прошло четыре дня. Я плескался в самой глубокой части бассейна Лэнгли, стараясь подслушать разговор Майи и ее матери. Они сидели под аркой из роз у бассейна. Судя по выражению лица и жестам Майи, ей не нравилось то, что ей говорили. Стоя на одной ноге, она расчесывала концы волос, закрыв ими свой шрам, а второй била о землю, словно непослушная лошадка. Потом резко повернулась и побежала к бассейну, не слушая кричавшую ей вслед миссис Лэнгли.

– Мне наплевать на то, что ты говоришь. В Ист-Хэмптон я не поеду, – выкрикнула Майя и нырнула в бассейн. Она коснулась дна у водостока и, оттолкнувшись, вынырнула на поверхность. Когда она подплыла ко мне, один из ярко-красных треугольников ее бикини соскользнул, обнажив грудь. «Ой!» – воскликнула Майя, но и не подумала его поправлять. Ее мать наблюдала за нами. Меня это очень смущало. Поэтому, когда Майя крепко обхватила меня руками и ногами и потянула под воду, я, стараясь удержать голову на поверхности, набрал полный рот воды. Потом миссис Лэнгли двинулась к бассейну. В руках у нее были садовые ножницы и банка с лимонадом. Тогда мы переместились на мелководье, так что я мог стоять на дне бассейна. Я давился кашлем, и мне хотелось, чтобы Майя слезла с меня, но боялся, что ее мать заметит мой эрегированный член. В последнее время это случалось чуть ли не ежеминутно.

Каждый день я узнавал о Майе что-то новое. Ее тело до сих пор оставалось для меня неисследованной территорией. Вот сейчас, например, когда я сжимал ее в объятиях, покуда ее мать попивала лимонад и смотрела на нас сверху, я увидел родимое пятно на левом плече. Формой оно напоминало Доминиканскую республику. И потом, когда она спросила, не голоден ли я, я заметил в ее зубах золотые пломбы.

– Мамуля, – так Майя всегда называла миссис Лэнгли, когда хотела к ней подлизаться, – можно Финн останется поужинать с нами?

– А может, он бы предпочел поужинать с нами в Ист-Хэмптоне?

– Сегодня? – буркнул я. В Флейвалле все возможно.

Миссис Лэнгли рассмеялась.

– В отличие от моего отца мы не настолько богаты, чтобы заводить собственный вертолет. Вообще-то я собиралась полететь туда завтра на самолете. Хочешь поехать с нами, Финн? Мы пробудем там неделю или две. Понежимся на пляже. Я могла бы позвонить твоей матери и…

– Нет, он хочет остаться здесь, со мной.

Честно говоря, я был в восторге от идеи поехать в Ист-Хэмптон. На пляже, который назывался «Голубые просторы», у них был дом. Они называли его коттеджем, но комнат в нем было столько, что он вполне мог бы сойти за гостиницу. Мне очень хотелось побывать в этом шикарном месте, с большим количеством воды и денег. Кроме того, последние три дня в Флейвалле стояла нестерпимая жара. Казалось, градусники и барометры зашкаливало – даже после наступления темноты. Майя посмотрела на меня и объяснила, что я должен сказать.

– Мне и здесь хорошо. – Но мне в голову пришла другая мысль: а не будет ли мне еще лучше в Ист-Хэмптоне? Все на свете относительно. Тут меня укусил овод, словно в наказание за неблагодарность.

– Давайте поедем, хоть отдохнем от этой жары. – Миссис Лэнгли не видела моей эрекции, но чувствовала, что я уже готов соблазниться. – Брюс так хочет поехать! Да и Финн тоже, он отказывается из вежливости.

– Финн никогда не врет. Если бы он хотел поехать, он бы так и сказал. Поезжай вместе с Брюсом. А я останусь здесь с Бирди. (Так звали их кухарку.)

– Вчетвером нам было бы веселее: мы могли бы играть в теннис в местном клубе…

– Финн не умеет играть в теннис.

– Он быстро научится.

Мне нравилось слушать, как они спорят, пока Майя не дала понять, что дело вовсе не во мне.

– Ты же понимаешь, что Финн здесь ни при чем. Я не хочу ехать в Ист-Хэмптон, потому что мне нужно видеть папу. – Теперь Майя ходила в больницу каждый день. – Он скоро выздоровеет. Ты же слышала, что сказал врач.

– Майя, твой отец был бы рад узнать, что нам весело.

– Ты говоришь так, будто он умер.

Миссис Лэнгли сделала глоток напитка.

– Неужели ты не понимаешь, что мне его тоже не хватает? Я любила его больше жизни. Когда с ним произошел этот несчастный случай, мне было так плохо, что я представляла… – Ее губы дрожали. Казалось, она разговаривает с ножницами. – Я до сих пор представляю, что он лежит со мной ночью в одной постели.

Майя обхватила руками доску из пенопласта. Она беспокойно переводила взгляд то на меня, то на свою маму, словно пытаясь понять, где же в этой вселенной найдется место для нее.

– Мама, я не хотела тебя расстраивать.

– А я тебя. – Миссис Лэнгли запрокинула голову подставив лицо солнцу, словно для того, чтобы ее слезы закатились обратно. – Что ж, во всяком случае. Финн теперь узнает, что миллионеры не такие холодные и бездушные люди, как о них принято думать.

Затем миссис Лэнгли встала и медленно пошла к дому, держа в руке свою банку. Я последовал за Майей, которая направилась к раздевалке. Она тоже плакала, а когда я обнял ее, то начала громко всхлипывать:

– Я знаю, что он выздоровеет. А ты в это веришь, скажи?

– Я утвердительно кивнул, несмотря на то что вовсе в это не верил. Я хотел ее утешить, успокоить, чтобы она перестала плакать. У меня было мало надежды на то, что удастся и то и другое, поэтому, чтобы отвлечь Майю от грустных мыслей, я стянул с нее верх купальника, а потом, когда ее трусики сползли до лодыжек, прошептал:

– Давай опять поедем на остров.

– Ты хотя бы иногда думаешь о чем-то еще? – Теперь она уже смеялась, слава богу.

– Это плохо?

– Нет, хорошо. От прыщиков помогает. – Она вытерла нос тыльной стороной руки. – А если бы мы не занимались любовью, я бы тебе нравилась меньше? – На такой вопрос довольно сложно ответить, особенно когда его задает голая девушка, чье лицо залито слезами.

– Тогда бы я не знал тебя так хорошо. – Здорово! Мне удалось ответить, не соврав.

– Было бы лучше, если бы мы познакомились не сейчас, а немного позже.

– Почему?

– Тогда мы смогли бы пожениться. Еще до того, как все изменится.

– А что должно измениться? – В моем голосе явственно слышался ужас.

– Все преображается.

– Это очень печально.

– А если бы все оставалось неизменным, было бы еще печальнее. – Тут Майя заметила, что ее слова меня очень расстроили. – Думаю, нам нужно сохранить что-то для того, чтобы когда мы станем старыми и противными, или если, например, меня сошлют в женский монастырь куда-нибудь в Южную Америку…

– Какой еще монастырь? Кого сошлют? – Ее слова напутали меня.

– Как ты не понимаешь! Если нас разлучат, то у нас по-прежнему останется нечто, благодаря чему мы снова будем вместе, даже если нам будет сто лет.

– Что, например?

– Что-то такое, чего мы будем ждать, надеяться…

– И все-таки?

– Может, нам не стоит этим заниматься.

– Но я думал, ты хочешь… Мы же практически… – Я скулил, словно разочарованный ребенок. Потому что в тот момент был именно им.

– Но это не значит, что больше нам нечем будет заняться. Есть масса интересных вещей. – Она зажмурилась, словно кошка, увидевшая блюдце с молоком, затем стащила мои плавки и опустилась на колени.

Для меня это был первый раз. Для нее, по всей видимости, тоже. Потом Майя сказала, что на вкус это напоминает мыло. Дорогое мыло.

Мы выкурили половину сигареты с марихуаной, потом повалились на большие зеленые подушки у бассейна, и Майя стала учить меня играть в триктрак. Мне удалось четыре раза подряд метнуть кости таким образом, что выпадали две шестерки. Тем не менее я проиграл. Дело в том, что я только учился, а слишком много везения – это не всегда хорошо.

В четыре часа к нам подошла Бирди и попросила Майю съездить в клуб и забрать оттуда Брюса. Чтобы развеселить меня, девушка предложила мне сесть за руль ее новой машины. Мы побежали к дому, а по пути в рот мне попала муха. Я пошутил насчет того, чем ей приходится питаться. Но вкус от нее во рту был очень странный. Майя стала искать ключи, а я хлебнул лимонада из банки, которую ее мама оставила на столе в кухне. Этот напиток больше напоминал водку, чем лимонад. Этого я не ожидал и поэтому выплюнул его прямо на пол.

– Да что с тобой? – спросила Майя.

– В этом лимонаде что-то было. – Миссис Лэнгли забрала у меня банку. – Букашка какая-то. – Я стал вытирать пол, и тогда она добавила: – Ты хорошо воспитан, мой мальчик.

В клубе было очень много людей, потому что в этот день проходил турнир по гольфу, в котором могли участвовать и приезжие. Брюс выигрывал его два года подряд. Парковка была так густо уставлена блестящими новыми «БМВ» и «мерседесами», что можно было подумать, будто здесь находятся представительства этих двух компаний. Еще там было полно грязных пикапов, явно побывавших в авариях: их глушители дребезжали, так как были наспех примотаны проволокой. Сзади стояли «плимуты» и «субару» с разноцветными дверцами и с ржавыми колесными дисками. Прислуга металась взад-вперед, накрывая столики к обеду. Я слышал, как женщины с сальными волосами кричали своим мужьям, чтобы они починили какие-то приборы и не забыли поставить запеканку в духовку. Это был другой Флейвалль, невидимые члены племени которого должны были удовлетворять в этом мире все прихоти моих новых друзей.

Горячий щебень жег мои босые ноги. Я совсем изнежился в праздной неге дней и вечеров, которые проводил в бассейне у дома Лэнгли. Мы с Майей, охая, прошлись по стоянке. Я заглядывал внутрь машин и видел на их задних сиденьях крошки крекеров и детские бутылочки со скисшим молоком. Еще там валялись склянки с какими-то косметическими средствами, пакеты с бигуди и щетки, которые кто-то распаковал, но почувствовал себя слишком уставшим, чтобы убрать их обратно, а тем более чтобы использовать по назначению. У меня со всеми этими людьми было гораздо больше общего, чем с Майей, и из-за этого я разнервничался и почувствовал себя виноватым. Я вспомнил, сколько часов мы провели с мамой, крася и шпаклюя ту вонючую дыру, в которую нам пришлось переехать из старой квартиры, после того как нам подняли арендную плату (как раз в тот день, когда мы закончили ее ремонтировать). Я чувствовал себя самозванцем. Вдруг кто-то резко просигналил за моей спиной. Зашуршали шины автомобиля, едущего по щебню. У меня пропала охота предаваться воспоминаниям. Это был Двейн. Он щелчком отбросил сигарету в мою сторону. Видимо, чтобы я понял, как мне повезло, что он меня не переехал. Джилли уселась чуть ли не на колени к нему. Она была одета в униформу – надо полагать, собиралась прислуживать и на этой вечеринке. Майя потянула меня за локоть. «Пошли отсюда быстрее» – было написано на ее лице. Пожалуй, это была неплохая идея, учитывая то, что последней моей фразой, адресованной ему, было: «Чтоб ты сдох». Если бы на Мне были кроссовки, я бы уже давно убежал, но босым по щебню далеко не убежишь. Я знал, что Двейн будет преследовать меня по всей стоянке.

– Привет, Джилли. Привет, Двейн. – Я пытался говорить спокойно, но вместо этого мой голос стал звучать выше чуть ли не на октаву.

– Почему ты со мной здороваешься?

Интересно, как понимать его вопрос, подумал я в панике. Может, на самом деле он желает сказать: «Я не богатый и хочу помочь тебе»? Все-таки я был ужасно мнительным.

– Ты друг моего друга.

– А ты хочешь быть моим другом?

Когда я смотрел на Двейна, то видел только уши Мак-Каллума.

– Конечно.

– Я собираюсь на озере порыбачить. Хочешь поехать со мной?

На заднем сиденье его машины лежали две удочки и переносной холодильник.

– Может, в другой раз?

– А почему не сейчас? У меня еще одна удочка есть. – Он говорил с улыбкой, и из-за этого мне было очень страшно.

– Мы уже договорились с Майей и Брюсом. Двейн посмотрел на Майю:

– А ты хочешь со мной дружить, Майя?

– Не-а. – Она сказала это таким тоном, что Джилли рассмеялась.

– Ладно, мне нужно работать. – Выбираясь из автомобиля, она прошептала мне: – Ты что, с ума сошел?

– Надеюсь, ты не на червяков ловишь. – Майя предпочитала мух. К тому же она была бесстрашной.

– Нет, на банки с пятновыводителем.

– С тебя станется.

– Что ж, раз ты хочешь, чтобы мы подружились. Финн, я, пожалуй, заеду как-нибудь к тебе, чтобы мы могли узнать друг друга получше… поболтать немного.

– Отлично. Буду ждать с нетерпением.

Майя посмотрела на меня.

– Это будет что-то вроде свидания. – Из-под колеса его машины выскочил камешек, который чуть не попал мне в лицо. Двейн рассмеялся.

– Зачем тебе было разговаривать с ним?

– Потому что мне казалось, что если я поговорю с этим ублюдком, то перестану его бояться. – Мы шли с ней, взявшись за руки, по краю поля для гольфа, и в эту минуту я не просто чувствовал себя в безопасности, но верил всей душой, что в этом мире мне вообще ничто не угрожает.

– Ну и как, помогло?

– Нет.

Майя рассмеялась:

– Не беспокойся, я знаю, какой ты смелый.

– Почему ты так думаешь?

– Потому что общаться с моей семьей гораздо страшнее, чем с каким-то Двейном.

Мы обнаружили Брюса у бара, под навесом у бассейна. Он стоял, повернувшись к нам спиной, и бил по мячу. А рядом было еще десять – пятнадцать игроков в гольф и пара теннисистов. Я узнал многих из них. Все они присутствовали на вечеринке в честь Дня рождения Майи. Иэн, Слим, Пейдж, Джакомо, Бупи – в основном это были подростки, но была там и парочка парней, которым явно было лет под тридцать, судя по уже образовавшемуся пивному животику. Видимо, они предпочитали развлекаться с «молодежью», как называла друзей Майи миссис Лэнгли. Некоторые из них были обыкновенными развратниками, как, например, Томми Фаулер, который каждой девчонке говорил одно и то же: «Зачем ты носишь лифчик? Еще в шестидесятые женщины решили, что тело должно чувствовать себя свободно». Это напоминало заезженную пластинку. При нашем приближении он опять затянул ту же песню, глядя прямо на грудь Пейдж. Другие, вроде лысого Джорджа, который был важной шишкой в одной крупной финансовой корпорации, только смотрели по сторонами и прислушивались к чужим разговорам, словно пытаясь понять, что они пропустили. Майя объяснила, что с ними общаются потому, что Томми снабжает всех антидепрессантами, а Джордж – первоклассной марихуаной.

Когда моя подружка увидела Брюса, она сказала:

– По-моему, его что-то взбесило.

Люди в толпе смеялись, но я услышал, как он спокойно сказал своим глубоким голосом: «У меня есть идея».

– Он не кажется взбешенным.

– Он всегда показывает карточные фокусы, когда начинает терять терпение.

Брюс действительно держал в руках колоду карт. Он развернул их веером и демонстрировал, как умеет управляться с картами одной рукой, словно заправский работник казино.

– Как так получилось, что ты не выиграл турнир? – спросила Майя.

– Мак-Каллум не допустил меня к соревнованиям, потому что я надел саронг.

Это был тот же самый кусок ткани, который был на нем на вечеринке по случаю дня рождения. Со смокингом он смотрелся лучше, чем с кроссовками для гольфа.

– Ненавижу эти дурацкие правила. Они специально ввели этот пункт, чтобы не допускать нас с Маркусом к соревнованиям.

Тот как раз вышел из туалета и сел на пустое кресло, стоящее рядом со Слимом. Брюс протянул колоду карт Були, дочери доктора Леффлера.

– Тащи карту. – Були вытащила одну и захихикала. – Мне не показывай. А теперь постарайся запомнить ее, хоть это и требует от тебя значительных умственных усилий. Потом положи ее обратно в колоду. – Она сделала все так, как он ей сказал.

Иэн взял с блюда последний орешек кешью и объявил:

– Маркус не имеет никакого отношения к тому, что тебя дисквалифицировали. В уставе клуба сказано… – Иэн открыл книгу. – «На все мероприятия, проводимые клубом, его члены и гости должны являться в соответствующей случаю одежде». Маркус, в отличие от тебя, не напяливал на себя саронг.

– А все потому, что он отдал его в химчистку.

Маркус и Слим решили, что это очень забавная шутка.

– Они нас испугались! – крикнул Маркус.

– И вы это знаете, сударь.

Просто удивительно, как легко Брюс заткнул рот Иэну. Джакомо снял колоду и перемешал карты, после чего брат Майи разложил их по кругу на столе рубашкой кверху, а потом взял одну из них.

– Були, ты какую карту загадала?

– Тройку червей.

Брюс перевернул ту карту, которую держал в руке. Естественно, это была тройка червей. Когда все начали аплодировать, Томми наклонился поближе к Майе и спросил:

– Слушай, зачем ты носишь лифчик?

– Я тебе скажу, только сначала купи нам пива.

К правилам продажи спиртных напитков в клубе относились с большим вниманием, если по счетам не платил мистер Осборн. Томми подписал чек и передал бумажку Майе, которая громко сказала:

– Видишь ли, Томми, я ношу лифчик по единственной причине: мне не нравятся, когда старые пошляки вроде тебя пялятся на мои сиськи.

Все, за исключением жены Томми, решили, что это просто уморительная шутка. Она, с бархатной лентой на голове, только что подошла к нам в поисках служанки-португалки (та как раз объясняла Джакомо на ломаном английском, что из-за лифчиков грудь обвисает).

Майя прошлась пальцами по внешней стороне левой руки – в семье Лэнгли этот тайный знак переводился как «пора сматываться». Мне же это все показалось очень интересным. Когда Брюс начинал выставляться, я мог наблюдать за тем, как эти люди ведут себя, когда им не нужно по-светски болтать или выглядеть крутыми.

Кто-то из толпы выкрикнул:

– Покажи еще хотя бы один фокус, Брюс!

Его не нужно было долго уговаривать.

– Что ж, напоследок я предскажу вам будущее, чтобы это грандиозное представление закончилось достойным финалом. – Брюс стал раздавать карты. Он был единственным из собравшихся, кто не пил пиво или еще какие-нибудь алкогольные напитки. – Теперь приложите карты, которые я вам дал, прямо к сердцу.

– Брюс, сколько же в тебе этого дерьма!

Было забавно наблюдать за Иэном, который был зачарован тем, что происходило. В то же самое время было видно, что его просто тошнит от происходящего.

– Отдай мне свою карту, Иэн, если ты боишься узнать свое будущее.

Но тот, вероятно, приходил в ярость от одной мысли о том, что ему придется отдать что-либо Брюсу. Поэтому он прижал карту к груди так же, как и все остальные.

Сначала Брюс решил погадать Пейдж. Он потянулся за картой (всего на секунду дольше, чем требовалось: его рука лежала у нее на груди), после чего медленно взял карту и приложил себе ко лбу, а потом прикрыл глаза и попросил сохранять молчание. Когда все затихли, он улыбнулся.

– Брюс, я надеюсь, это будет хорошее предсказание. – Пейдж нравилось находиться в центре внимания.

– Что ж, я уже сейчас вижу, что для меня это будет очень хорошо. Надеюсь, тебе это тоже понравится. Предсказываю: накануне Дня труда мы с Пейдж проведем ночь, полную наслаждений.

Все рассмеялись.

– Ну все, ты обещал.

Было ясно, что их союз – это вопрос времени. Со Слимом Брюс проделал то же самое. Приложив карту ко лбу, он заявил:

– Я не совсем уверен, но мне видится, что через двадцать лет наш друг будет или мертв, или знаменит. А если ему повезет, то и то и другое. – Но этот раз Маркус не засмеялся.

Следующим был сын Гейтса. Когда Брюс взял его карту и приложил себе ко лбу, его лицо сделалось серьезным. Он торжественно объявил:

– Маркус Гейтс, сенатор благословенного штата Нью-Джерси.

Все радостно заорали, кроме Иэна. Маркус встал и поклонился.

Пользуясь моментом, Брюс схватил карты Иэна, затем Джакомо, Томми Фоулера и еще двух человек, стоявших в толпе. Их имен я не запомнил. Он выровнял их, хлопнув по столу, а потом опять приложил их ко лбу.

– Ничего не понимаю! Не хочешь ли ты сказать, что всех нас ожидает одно и то же будущее? – протестующее воскликнул Джакомо, после того как крикнул «Чао!» португальской нянюшке и миссис Фоулер.

Брюс открыл один глаз.

– Вы все унаследуете деньги, которые лежат сейчас на одном банковском счету. – Все засмеялись. Я не понял, в чем заключается шутка. Майя шепотом объяснила мне, что они были двоюродными братьями. Брюс опять закрыл глаза и напустил на себя таинственный вид. – Вижу связь между прошлым и будущим… о да. – Он понюхал воздух. – Чую, что здесь не обошлось без колдовства. Ваш прапрадедушка добился успеха, занимаясь такими делами, за которые сейчас отправляют в тюрьму. Он заставлял детей работать в шахтах, а когда они вырастали и начинали бастовать, их просто расстреливали. И еще он спал с женой своего сына.

– Это не смешно! – Иэн рассердился не на шутку.

– Я знаю. В этом-то все и дело, – продолжил Брюс. – Все дело в проклятии.

– Какое еще проклятие? – удивленно спросил Джакомо.

– В наказание этому злодею у него рождались одни недоумки. Целых три поколения недоумков, причем со временем они становились все глупее и высокомернее.

– Да пошел ты, Брюс. – Иэн принялся поедать арахис.

– О каком проклятии он говорит?

– Трастовый фонд, созданный для того, чтобы управлять вашим наследством, будет терпеть огромные убытки из-за ошибок его руководства. Вам будет не хватать денег, чтобы подпитывать ваше чванство и чувство превосходства над другими людьми, которое развилось у вас, несмотря на стремительное обнищание и рекордно низкие оценки за учебу. – Все слушали молча. Брюс наслаждался вниманием. – Когда вам всем исполнится по сорок лет, вам придется на коленях ползать перед теми людьми, с которыми вы бы сейчас даже на один унитаз не сели.

– Да ты просто говнюк! – Иэн швырнул в Брюса блюдо с орехами.

Джордж, лысый биржевой маклер, положил свою карту на стол.

– Пойду отсюда, пока я на это способен.

Майя взяла меня за руку и потянула за собой.

– Нам пора, Брюс.

– Подожди, я же не предсказал будущее Финна. – Он выхватил мою карту, несмотря на то что я отрицательно мотал головой, и прижал ее ко лбу. – Вижу разные события – и хорошие, и плохие. Кое о чем тебе пока знать не нужно. Благодаря своему характеру и силе воли ты добьешься успеха в жизни. Одно можно сказать наверняка: мы будем друзьями, и эта дружба продлится очень долго. – Я с облегчением рассмеялся, а Брюс хлопнул меня по спине и сказал: – Держись ко мне поближе, парень, и ты узнаешь о том, о чем и не подозревал.

Он взвалил на плечи позвякивающие клюшки для гольфа, и мы втроем направились к машине. Майя заметила:

– Все-таки это было довольно жестоко.

– Зато честно. Они все неудачники.

– Но это не значит, что тебе нужно было об этом говорить. Иэну, конечно, должен был кто-то об этом сказать, но остальные этого не заслужили.

– Но я же всего лишь предсказатель, а не волшебник. Знаешь, мой дар накладывает на меня огромную ответственность.

– И саронг тебе одевать не следовало.

– Все равно в гольф играть не хотелось.