Текст книги "Жестокие люди"

25

Следующим утром у нашего дома опять появилась машина Осборна, как будто ничего не случилось. Потом Герберт открыл мне дверь и проводил к лифту. Все как обычно. Когда я стал перебирать фотографии, то немного отвлекся и успокоился, пока мне не попалась та, на которой были мы с Майей.

– Ну, как тебе?

Я повернулся в сторону двери и увидел там стоящего в проеме Осборна. Он прикрепил рога, копыта и фальшивую бороду.

– Рога вам очень идут. А вот копыта выглядят несколько претенциозно.

– Претенциозный сатир. Господи! Это облачение стоило мне тысячу баксов!

– Мистер Осборн, я не хочу, чтобы мы устраивали вечеринку. – Мама объявила мне сегодня за завтраком, что мне нельзя будет выходить из дома все лето. За исключением дня рождения и работы у Осборна.

– А твоя мать хочет. – Они, судя по всему, уже обсуждали это.

– А я нет.

– Финн, мне ли не знать, как это бывает. Все забудется куда быстрее, если мы просто сделаем вид, что ничего не случилось, и устроим вечеринку.

– А мама говорила, что вы будете на меня злиться. Это его удивило.

– Я сукин сын, а не лицемер. – Вдруг мне показалось, что все мои переживания только забавляют его. – Такое бывает. По крайней мере, со мной это бывало. И не раз.

Старый сатир снял рога и закурил сигару.

– Уж поверь мне. Через двадцать лет вы оба будете думать, что это было забавно. Впрочем, Майя, возможно, будет только притворяться, что так думает.

Я замотал головой. Осборн зажигал спичку за спичкой, чтобы закурить сигару.

– После пары неудачных браков за спиной вы будете до усрачки смеяться над тем, что произошло сейчас, когда столкнетесь нос к носу лет через двадцать. – Безнадежно влюбленный отрок шестнадцати лет предпочел бы услышать что-то другое. – Вы будете смеяться, флиртовать, а потом, если повезет, напьетесь и будете весело хихикать. Потом обнаружите, что лежите вдвоем в постели, и все это будет так странно и вместе с тем так знакомо… Вы будете радоваться тому, что потеряли что-то, чего у вас никогда не было, и будете притворяться, что вновь обрели это.

– Вы ошибаетесь.

Осборн наконец-то понял, что разговаривает сам с собой.

– Если бы ты, Финн, не разочаровал ее, она сама бы проделала это с тобой.

– Майя не такая, как вы или я.

– Да, она женщина, если ты это имеешь в виду. – Осборн смотрел на снимок, на котором его мать изображала статую Свободы.

– Она не боится доверять людям. – Вдруг мне захотелось уйти.

– Тогда ты оказал ей большую услугу.

– Да пошли вы со своей вечеринкой!…

Я с шумом захлопнул за собой дверь, но все-таки услышал, как он кричит мне вслед:

– Ты будешь очень страдать, мой мальчик, но мне нравится твоя манера выражаться.

Мне хотелось домой. Я не имею в виду желтый деревянный домик, в котором жили сейчас мы с мамой. И не чердак на Грейт-Джонс-стрит. За завтраком мама, после того как объявила о моем домашнем аресте, сказала, что сдала нашу квартирку за двойную цену какому-то человеку из Охотничьего клуба, чья дочь хотела учиться в Нью-Йорке на художника. Мама превратилась в человека того типа, который мы с ней всегда ненавидели. Она стала похожей на какого-то чиновника.

Когда я шел по грязной дороге, то, оглянувшись, заметил, что за мной едет одна из машин Осборна. Он, наверное, послал за мной вдогонку водителя. Тот дважды просигналил, чтобы я остановился, но я в ответ только махнул рукой, даже не остановившись. Когда он опять загудел, я заорал: «Оставьте меня в покое, мать вашу!» Машина обогнала меня и остановилась. В ней сидел и Брюс, и мистер Шиллер. Брат Майи стал вылезать из машины. У меня не было ни малейшего желания говорить с ним. «Оставьте меня в покое!»

Я выбежал на поле, понятия не имея, что делать дальше. Мне просто хотелось, чтобы меня никто не трогал. Брюс закричал, чтобы я остановился, а потом побежал за мной, но я не заметил этого, пока он не дотронулся до моей спины. Это было ужасное ощущение: ведь он толкнул меня сзади, и это было на том же самом поле, где меня так же толкнули, а потом, когда я упал на землю, изнасиловали. Это было настолько отвратительное воспоминание, что я завизжал, стал извиваться, лягать и толкать его:

– А ну-ка слезь с меня, черт бы тебя побрал!

– Не волнуйся так, Финн. – Он помог мне медленно встать на ноги. Как только я поднялся с земли, то в бешенстве занес руку, чтобы ударить его, но Брюс поймал меня за запястье. Просто удивительно, каким он был сильным. – Я же твой друг. Доктор Шиллер тоже стал вылезать из машины. Брюс закричал ему, что у нас все в порядке. Потом он, улыбаясь, взглянул на меня.

– Финн, я отпускаю твою руку. – Я извивался, стараясь вырваться из его тисков. – Если тебе хочется кого-то ударить, ударь меня. Но только один раз. – Я почувствовал, что веду себя глупо. И, как обычно, Брюс очень мягко дал мне это понять. Он зажмурил один глаз, словно в ожидании удара, который, как ему было прекрасно известно, не последует. В ту минуту мне казалось, что он единственный друг, который у меня остался.

– Брюс… То, что было у нас с Джилли, – это не совсем то, что ты думаешь.

– Не мне тебя судить.

– Я не хотел обидеть Майю, просто…

– Тебе следует сказать это ей, а не мне.

– Слишком поздно.

– Я знаю свою сестру. Если бы она видела, в каком ты сейчас состоянии, она дала бы тебе второй шанс.

– Но она не станет говорить со мной, она даже трубку не берет. Твоя мать сказала, чтобы я не смел звонить вам домой. – У меня не было выхода, и это доводило меня до отчаяния.

– Просто приходи к нам.

– Я не могу.

– Она целыми днями сидит в своей комнате и плачет.

Это меня обнадежило. И все-таки мне плохо верилось в то, что это разумная затея.

– Приходи сегодня вечером. Мы с мамой поедем в больницу, чтобы навестить папу. Потом будем ужинать в городе. Слуги уходят в девять вечера. Нас не будет в доме до полуночи. Я оставлю входную дверь открытой, и ты сможешь зайти в дом и поговорить с Майей.

– А что, если она скажет, что ненавидит меня?

Брюс на минуту задумался.

– Такое может случиться, конечно. Если она так скажет, тебе останется только повернуться и пойти домой. Во всяком случае, ты будешь знать, что сделал все, что мог.

– Даже не представляю…

Брюс понял, что я подумал о том, что случилось со мной, когда я в прошлый раз пытался незаметно проникнуть в их дом.

– Если ты боишься ходить один ночью, я могу заехать за тобой.

– Не нужно этого делать. – Мне не хотелось, чтобы Брюс понял, что я готов расплакаться от благодарности.

– Возьми с собой пистолет, который я тебе дал. На всякий случай.

Я, конечно, не собирался говорить ему, что спрятал его в дупло.

– А где находится спальня Майи, скажи, пожалуйста?

26

Вечером мама выказала мне свое отношение по полной программе. На ужин мне достались только холодные макароны в банке и консервный нож, который лежал у плиты. Мама же весело подпевала Барбре Стрейзанд, наслаждаясь ее замшелым альбомом «Забавная девчонка». Она не обращала На меня никакого внимания: сидела за столом в комнате, склонившись над столом, покрытым желтой скатертью. Перед ней лежал калькулятор, толстенный том под названием «Пособие для начинающих игроков на фондовом рынке» и кипа книжонок типа «Как разбогатеть за десять дней». В руке у нее был карандаш, и она кусала губы, быстро записывая цифры: было похоже на то, что она решила изобразить, как ее сынок выполняет задания по математике.

– Что ты делаешь?

– Я решила, что мне нужны деньги.

– Какая ты энергичная и предприимчивая!

– Хотя бы один из нас должен стать таким.

– Может, я долго запрягаю, да быстро еду?

– Будем надеяться.

Я поднялся в спальню и подождал, пока она не уляжется спать. Было уже пол-одиннадцатого, а она все еще сидела внизу. Больше я не мог ждать, поэтому взял ботинки в руки и осторожно спустился по лестнице на кухню, стараясь не наступать на те ступеньки, которые скрипели. Засвистел чайник – я замер, дожидаясь, пока она нальет себе чаю и вернется в столовую. Мама уселась в кресло, которое жалобно скрипнуло. Я на цыпочках прокрался в кухню, потом бесшумно открыл входную дверь и даже успел занести одну ногу прямо в ночную темноту.

– Куда это ты собрался?

– Мне нужно поговорить с Майей.

– Я же запретила тебе выходить из дома без моего разрешения. – Мама захлопнула дверь и закрыла ее на замок. – Позвони ей.

– Ее мать не разрешает мне говорить с ней.

Мама сурово вгляделась в мое лицо, а потом отворила дверь:

– Удачи тебе.

Я просто обалдел. Мама разрешила! Когда дверь за моей спиной захлопнулась, я решил, что был несправедлив к ней.

– Финн, не забудь сказать Майе, что завтра мы с ней должны проверить все еще раз.

Когда я выбежал на газон, залитый лунным светом, я крикнул ей в ответ:

– Знаешь, мама, я тоже энергичный и предприимчивый!

Я не стал бежать по дороге, потому что мне вовсе не хотелось налететь на машину Гейтса. Не исключено, что миссис Лэнгли попросила его проследить, чтобы я держался подальше от их дома. В лесу было довольно шумно. Ветер раскачивал верхушки деревьев, и сломанные ветки падали рядом со мной. Мне пришло в голову, что мой обидчик вполне может быть где-то рядом, приготовившись напасть на меня вновь. Но все мои мысли были заняты Майей, и поэтому мне некогда было думать о призраках. Мне нужно было ее видеть. Мне казалось, все так просто: если она меня простит, то я и сам смогу простить себя.

Огромный розовый особняк Лэнгли выглядел так безмятежно. Горело только одно окно на втором этаже. Я никогда раньше не был в спальне Майи. Представляю, как сейчас она лежит, растянувшись на кровати, и грустит: а все из-за того, что я так и не пришел к ней, чтобы извиниться и хоть как-то объяснить свое недостойное поведение. Понятия не имею, как бы мне это удалось, но я был готов рассказать ей все: как случилось, что мы приехали в Флейвалль, как меня изнасиловали, как Джилли забеременела и решила сделать аборт, – меня могло извинить лишь то, что мне пришлось многое пережить. Я так отчаялся, что теперь мне казалось, будто только полная откровенность может меня спасти.

Я вскарабкался на забор. Собаки, которые сидели в будках за амбаром, залаяли. Мне была нужна хорошая карма, поэтому я совершил доброе дело: помог тонущей жабе вылезти из бассейна. Входная дверь была открыта, как и обещал Брюс, а фойе заставлено мебелью, которую передвинули из библиотеки, где художник рисовал на стене портрет семьи Лэнгли. По моему плану я должен был проникнуть в эту комнату, а потом взобраться наверх по лестнице в спальню, которая находилась рядом с комнатой Майи. Но на двери библиотеки было написано: «Осторожно, окрашено. Убью того, кто пройдет по поду».

Я заглянул внутрь. Пол был окрашен таким образом, что напоминал старое лоскутное одеяло, и теперь блестел, заново покрытый свежим слоем полиуретановой краски. Настенная роспись была завершена. Миссис и мистер Лэнгли сидели в карете, Майя с Брюсом – верхом на лошадях, а Осборн прислонился к колесу «бентли», на переднем сиденье которого восседала свинья. В небе парил их личный самолет – из иллюминатора выглядывало крошечное личико миссис Осборн. На заднем плане был нарисован дом и все окружавшие его постройки. Там были карикатуры на всех, кто жил и работал у Осборна: художник изобразил садовников-японцев, шофера, дворецкого Герберта, Уолтера Пикла, стоявшего у загончика для свиней, отца Джилли. Он вместе со всей своей семьей (Джилли, ее мамой и братом, которого я никогда раньше не видел) выстроились по росту рядом с молочной фермой. В углу был наш маленький желтый дом. Может, я с ума сошел, а может, это запах краски так на меня подействовал, но мне померещилось, что мы с мамой тоже присутствовали на этой картине. Этот парень был и вправду хорошим художником: если это действительно были мы, то нас было трудно отличить от куста и поилки для птиц.

Я повернулся, чтобы пойти к другой лестнице, и опрокинул банку со скипидаром. Потом кое-как вытер лужу тряпкой и, стараясь не наследить, поднялся по лестнице. На полу лежали ковры, и поэтому я передвигался бесшумно. На втором этаже было большое сводчатое окно, выходящее на восток. Где-то далеко горели огни: там была другая жизнь. Настоящая. Я и забыл, что она так близко.

Я открыл дверь, а потом осторожно прикрыл ее за собой. Брюс сказал, что Майя будет дома одна, но мне не хотелось рисковать. Я находился во флигеле – самой старой части дома. В узком длинном коридоре было темно. Мне никогда не приходилось здесь бывать. Из дверного проема в конце коридора пробивался свет. Я подошел ближе и услышал, как кто-то всхлипывает. Мне хотелось закричать «Майя, это я, я здесь, рядом!», но было страшно, что она закроет дверь на ключ и прикажет мне убираться из своего дома. Для того чтобы сказать правду, мне нужно было смотреть ей в глаза. Когда я взялся за ручку двери, свет погас.

Дверь тихонько скрипнула. В комнате было темно. Она лежала на застеленной кровати, повернувшись ко мне спиной.

– Это я.

– Я знала, что ты придешь. – Она зарылась лицом в подушки, и голос был плохо слышен. Потом перевернулась на спину и потянулась, чтобы включить свет. Ее халат-кимоно распахнулся.

– Майя…

Она зажгла свет. На прикроватном столике стояла банка с лимонадом «Таб» и открытая склянка с каким-то лекарством.

– Миссис Лэнгли, простите…

Она смотрела прямо на меня широко раскрытыми глазами, явно одурманенная каким-то лекарством.

– Я по тебе скучала. – Язык у нее заплетался.

Она потянулась ко мне и взяла меня за руку, но я отпрянул и попятился к выходу. Ее ногти царапнули мне руку. Потом миссис Лэнгли попыталась встать с кровати, но споткнулась и упала. Белья на ней не было.

Теперь она лежала на полу, расставив ноги. Ее промежность странно выделялась на фоне загорелого тела. Казалось, эта женщина побывала в радиоактивной зоне.

– Не уходи. – Она меня не узнавала.

Я быстро сбежал по лестнице в холл, надеясь, что когда она проснется, то подумает, что ей просто приснился плохой сон. Вполне вероятно, что так и будет, учитывая ее состояние. Ничего, Брюс меня прикроет. Приду повидаться с Майей завтра утром. Время у меня еще есть.

Я распахнул дверь в конце коридора и замер, не веря своим глазам. Мебель в фойе горела. Языки пламени вздымались вверх по лестнице, шелковые китайские обои пузырились от жара. У потолка клубился дым. Картина катастрофы словно зачаровала меня. Огонь и удушающая гарь как бы ошеломили меня. Я сделал вдох. Дым наполнил легкие. Вслед за этим пришла паника. Кашляя, я с грохотом захлопнул дверь и понесся по коридору. За мной поползли клубы дыма.

Я не стал кричать «Пожар!», просто побежал. И вдруг из двери, пошатываясь, вышла миссис Лэнгли и крепко ухватилась за меня.

– Какого черта ты делаешь в моем доме? – В руке она, как обычно, сжимала свою банку. Наконец она поняла, кто я такой, но совершенно не осознавала, что я пытаюсь ей сказать и что по коридору стелется дым, из-за которого она сразу же закашлялась. – Вон отсюда! – заорала ока. Потом, почувствовав, как жарко стало в доме, Лэнгли перепугалась до смерти. Я оттолкнул ее в сторону. – Она не хочет тебя видеть! – вопила она мне вслед.

Я стал открывать двери и шкафы с бельем – нет, дело не в том, что я пытался спасти Майю. Мне нужно было найти выход. Миссис Лэнгли, пошатываясь, ковыляла за мной, кашляя и хрипло приговаривая «Оставь нас в покое». Я дошел до второй с конца коридора двери, и, когда открыл ее, эта стерва сильно толкнула меня сзади, так что я налетел на стул. Взглянув вверх, я увидел, как в комнату врываются клубы дыма. «Убирайся!» – продолжала орать ока, широко распахнув дверь, ведущую к черному входу. Огромный язык пламени поднялся вверх и коснулся ее – она отшатнулась назад и упала прямо на меня.

Я чувствовал запах горелых волос. Кимоно тоже воспламенилось. Оно обжигало мне руки. Дышать было нечем. Потолок представлял собой черный прямоугольник – там скапливался ядовитый дым, который постепенно спускался на нас. Я попытался опуститься на колени. Лэнгли просипела: «Помоги мне!» – и схватила меня за шею. Я хотел отпихнуть ее, но у меня не хватило сил, и поэтому я ударил ее и пополз к окну на четвереньках – тогда она вцепилась в мою ногу, а я лягнул ее со всей силы.

Я полз, прижимаясь ртом к самому полу, жадно дыша, словно в последний раз в жизни – по крайней мере, ощущения в тот момент были именно такими. Потом, собравшись с силами, поднялся на ноги. Глаза у меня слезились, я ничего не видел, но, ощупывая стену, добрался до окна и попытался открыть его. Тут из самого пекла показалась миссис Лэнгли. Ее волосы горели. Мы прижались спинами к окну, чтобы разбить его. Стекло зазвенело. Когда мы выпрыгнули, огонь, кажется, последовал за нами. Он не хотел нас отпускать. А миссис Лэнгли не хотела отпускать меня. В воздухе мы, кажется, даже перевернулись. Она по-прежнему держалась за меня. Мы упали на куст рододендронов, причем я приземлился прямо на нее. Раздался какой-то тошнотворный хруст. Не знаю, что это было: то ли ветки, то ли наши кости.

Лэнгли крепко сжимала мою шею – она практически душила меня, злобная ведьма. К нам подбежали Гейтс с Брюсом. Я слышал, как вдалеке завыли сирены. Когда они стащили меня с нее, она посмотрела мне в глаза и улыбнулась.

Я все еще кашлял от копоти, когда приехала «скорая помощь» и пожарная машина. Кто-то набросил мне на плечи одеяло. Огонь полностью поглотил дом. Из грузовичков выскакивали люди, живущие по соседству. Кусок крыши с грохотом обвалился, и искры вместе с кусками угля размером с брикеты, которыми топят печки, попадали прямо на нас. Гейтс стал кричать, чтобы все отошли подальше. Потом я услышал, как пожарный сказал: «Ее уже не спасти».

И вдруг я вспомнил, что я потерял, и зачем тайно проник в этот дом, и что надеялся здесь отыскать. Покачиваясь, я шагнул прямо в огонь, выкрикивая ее имя: «Ма-айя-я!» Брюс оттащил меня в сторону.

– Ее там нет.

– А где она?

– Мы не знаем, – ответил за него Гейтс. – Видимо, она уехала куда-то на машине.

27

Я сидел в той же палате, где меня осматривали, когда Майя привезла меня в эту больницу после того, как я попал в ее капкан. Было позднее утро. Леффлер обрабатывал мои ожоги какой-то мазью. Медсестра протянула ему бинт, и он сказал:

– Тебе повезло.

– Почему вы так говорите?

– У тебя не останется шрамов. Бедная миссис Лэнгли… Что ж, – обратился он к своей помощнице, – вы мне пока не нужны.

Зазвонил телефон. Это был Гейтс.

Когда врач повесил трубку, я спросил его:

– Они нашли Майю?

– Ее сестра Пейдж тоже не ночевала дома. Полагают, что они уехали куда-то вдвоем. – Леффлер начал накладывать бинты. Казалось, у меня на руках не повязки, а белые перчатки. Он действовал очень осторожно и мягко, несмотря на то что терпеть меня не мог.

– Я был несправедлив к тебе.

– Да нет, что вы.

– Ты поступил благородно, когда стал спасать миссис Лэнгли.

Я знал, что все так думают. Но мне-то было прекрасно известно, что я делал, а что нет. Мне – лишь бы спастись самому – не хватило смелости даже для того, чтобы заорать «Пожар!» Я знал, что Майя, возможно, находится в доме, но не предполагал, где именно. Я просто бежал. Что касается миссис Лэнгли, которая якобы спаслась только благодаря мне… Я отталкивал ее, ударил кулаком, лягнул ногой – и все для того, чтобы самому избежать смерти в огне. Могу себе представить, что все подумают, когда она расскажет им о произошедшем на самом деле. Я посмотрел на носки своих ботинок и промямлил:

– Я ничего такого не сделал.

– Почему ты так говоришь? Хочешь выглядеть крутым? Наконец-то ты поступил как достойный человек, а ведешь себя как… – Леффлера взбесило то, что я, по его мнению, решил проявить ложную скромность.

В дверь постучали.

– Я занят, – огрызнулся врач.

Тем не менее дверь открылась. Это были Брюс и мистер Осборн. Они оба внимательно смотрели на меня.

– Мама рассказала мне о том, что ты сделал, – бесстрастно проговорил Брюс.

Мне показалось, что сейчас он меня ударит. Наклонив голову, я ждал, когда на нее обрушится топор.

– Мне очень жаль. – Слезы потекли у меня из глаз. Я начал всхлипывать. Самое удивительное, что я действительно обрадовался тому, что сейчас меня выведут на чистую воду. – Когда я увидел огонь, то просто не знал, что мне делать.

– Так что же произошло на самом деле? – Леффлер с самого начала знал, что героя из меня не выйдет.

– Этот мальчик… – Мускулы лица Брюса напряглись. Ему было трудно говорить. Он весь дрожал. Осборн положил ему руку на плечо, чтобы успокоить, и посмотрел на пол. Я стремительно терял расположение окружающих меня людей и готовился уже к самому худшему, как вдруг мой бывший друг, прочистив горло, продолжил: – Только благодаря тому, что этот мальчик не думал о собственной безопасности, моя мать осталась жива.

Я не верил своим ушам. Леффлер с трудом скрывал свое разочарование.

– Вы говорили с ней?

– Только Брюс. – Осборн, чуть не плача, воззрился на меня. – Когда я подъехал, она уже спала – ей дали снотворное.

Леффлер неохотно протянул мне таблетки и бумажный стаканчик с водой. Потом собрался вручить мне упаковку с болеутоляющими, но передумал:

– Я отдам их твоей матери, она проследит за тем, чтобы ты принимал их по назначению. На этикетке все написано. – Он хотел показать Осборну, что не доверяет мне.

– А миссис Лэнгли рассказала, как начался пожар?

– Она помнит только, что Финн разбудил ее и помог спуститься в холл. Когда она надышалась дыма, то потеряла сознание. Он поднял ее и подтащил к окну. Мама запаниковала, но он заставил ее выпрыгнуть вместе с ним.

Ничего не понимаю. Зачем ей понадобилось делать из меня героя? Брюс обнял меня, прошептав:

– Мы никогда не забудем, что ты сделал для нашей семьи.

Осборн же улыбнулся и потрепал меня по щеке дрожащей рукой, ласково возразив:

– А он и так член нашей семьи, черт побери!

От этого мне стало еще хуже. Мне хотелось сказать правду. Хоть кому-нибудь.

– А Майя здесь?

– Нет, она еще не приехала. – Осборн пытался говорить так, будто в этом не было ничего особенного.

Брюсу удавалось изображать спокойствие еще лучше:

– Видимо, Пейдж уговорила ее съездить в Нью-Йорк. – Вообще-то у нее отобрали права за вождение в нетрезвом виде. – Я уже позвонил во все бары, где они любят бывать.

Я и понятия не имел, что Пейдж и Майя часто посещали нью-йоркские заведения. Теперь, ко всему прочему, мне придется воображать, как студенты клеят ее, спаивая ее ледяными «Лонг-Айлендами». Ненавижу! Пейдж говорила, что сосед ее брата, которого выперли из Принстона, по Майе с ума сходил. Я ведь переспал с Джилли, чтобы утешиться, – так почему бы и Майе не сделать то же самое?

– Я вернусь к дому и буду ждать ее там, – объявил Брюс. – Она с ума сойдет, когда увидит все это.

Потом я услышал, как мама идет по коридору. Что ж, все только начинается.