Текст книги "Корсары Балтики"

– Да сколько можно воду в ступке толочь? – возмутился еще один гоблин. – Наша ватага или погибнет, или станет шайкой солдат удачи, третьего не дано. Воевать против своих – пошло и неумно. А за службу, между прочим, мы можем попросить с полки пирожок.

– Например? – спросила Дрель.

– Хочешь быть колхозницей – проси земли, – стал загибать пальцы гоблин. —Золото… А главное – безопасность и уважение к нашему чудачеству! Признание нашего права быть не совсем такими, как остальные на Руси.

– Поймите меня правильно, – Дрель хлюпнула носом. – Пока еще не поздно изменить свою судьбу, сделать какой-то неожиданный шаг. А когда мы попадем в Ивангород, останется только одна колея.

– Так никто никого за рога в стойло не тянет, – заметил Бледный Король. – Вы все гурьбой повалили на эту чертову посудину. Казалось бы – вопрос исчерпан. Так нет же…

– Как ты видишь наши перспективы? Ангмарский назгул покачал головой, посмотрев на

Дрель весьма неодобрительно.

– Весьма туманно я их вижу, признаться.

– И все же, – не унималась эльфийка. – Получается, что ты выбился в командиры…

Назгул запротестовал было, но поднявшийся хор одобрительных голосов возвестил, что с разгульной туристической демократией в ватаге покончено.

– Как знаете, – ухмыльнулся он. – Ужо я нако-мандую…

Он вытащил из кармана зажигалку и принялся в задумчивости чиркать. Газ давно кончился, но ощущение в руке этой чудо-машинки из будущего вселяло какую-то странную уверенность – все обойдется, наваждение кончится, средневековая дикость истает, как дым.

– Карстен Роде и его приятель Берналь суть единственные русские моряки в здешних водах. Их социальный статус, пожалуй, похож на статус первых советских космонавтов.

– Эк хватил, – усмехнулся Килька.

– Не перебивай, гноме, – назгул раздраженно уставился на зажигалку, чертыхнулся и вышвырнул ее за борт. – Пока сами русские не освоили морское дело, со всех, кто принадлежит к кодле датчанина, опричники и прочие пылинки будут сдувать.

– Очень может быть, – подумала вслух Дрель. – Выходит, нам крупно повезло?

– А ты не заметила? – переспросил назгул. – Не случись Карстену заплыть в Неву – раскатали бы нас свены Шлиппенбаха.

– С этим я не спорю, – эльфийка, вспоминая жестокую драку на северном берегу, еще раз хлюпнула носом. – Думаешь, именно на службе русскому пирату датского происхождения мы и получим «пирожки с полочки?»

– Пирожков не обещаю, – откликнулся Бледный Король. – А вот безопасность от излишне ретивых служителей царских гарантирую. Датчанин сам подбирает себе команду, имеет на то разрешение с самого верха. Если его курирует сам князь Басманов – едва ли не первое лицо опричнины, то делайте выводы, господа гномы, эльфы и гоблины.

– Ты много с ним разговаривал в последнее время, – сказал Килька. – Объясни народу – есть у него постоянная база? Планирует ли увеличить эскадру? Часто ли придется уходить на охоту за врагами России?

– Первое время, – сказал ангмарец, – датчанин бороздил море на свой страх и риск. Россия только-только вышла к Нарове, и все висело на волоске. Но уже построена ивангородская крепость, войска стоят на границе Ливонии и только ждут приказа на вторжение. Датчанин думает, что в этих условиях Басманов разрешит ему открыто гнездовать в Ивангороде.

– Можно ли это понимать таким образом, – оживилась подружка Дрели, – что пиратам царя-батюшки выделят какой-то клочок земли возле новой гавани, откуда он начнет свои набеги на пиратов?

– Наконец-то доходит, – устало возвел очи горе назгул. – Так оно и есть. Будут терема, выделенные под банду датчанина, кормежка и денежное содержание, какой-то хитрый статус для жителей этой «военно-морской базы»… Мы сможем оставить женщин и прочих слабых духом и телом на берегу, а в набеги ходить чуть ли не вахтенным методом. Это ли не самое лучшее, о чем только можно мечтать в нынешней России?

– А по-моему, – с сомнением выпятил губу один из ирландцев, – «шатуны» все же лучше устроились. И от фронта далеко, и от больших городов. Война со свенами на Неве кончилась, так что будут они тихо и спокойно жить, горя не ведая.

– Мы – не «шатуны», – отрезал Бледный Король. – Они народ православный, степенный. А покажи тебя, ирландец, при полном параде обывателю – быть бунту, погрому и смертоубийству.

– Сам, что ли, далеко ушел, – проворчал Шон. – Попробуй, надень свою корону с рогами и пройдись по улице, шелестя черным плащом с намалеванными рунами, черепами и костями.

– И я о том же, – повысил голос ангмарец. – С команды датского пирата что взять? Они басурмане и есть. Только «свои». Полезные для России басурмане. Мы затеряемся среди его людей, как иголка в стоге сена. При любом другом раскладе – быть беде. Есть такие, кто хочет быть сожженным на костре? Или насильно постриженным в монахи после процедуры изгнания бесов?

– Да нет таких, – после молчания сказала за всех Дрель. – Прав ты, ангмарец, на все сто прав.

– Так о чем говорим-то?

– Мозговой штурм, – хохотнул Шон. – Пытаемся найти консенсус.

– Кстати, – назгул поднялся и придал себе вид насквозь официальный и начальственный. – Раз уж выбрали меня в командиры, слушайте указ относительно «консенсуса». Следите за лексиконом – часть из слов, которыми вы швыряетесь направо и налево, звучат для жителя средневековья как имена каббалистических демонов. Все эти «инфляции», «синхрофа-затроны» и прочее…

– Будем стараться, ваше призрачное величество, – дурашливо отдала честь Дрель, прикрыла ладошкой рот и громким шепотом произнесла «неоколониализм», заученным движением дернув веревочку хлопушки.

Раздался негромкий хлопок, Шон закашлялся от едкого дыма, а назгул зло уставился на эльфийку, вытряхивая из волос конфетти.

– Вот об этом я и хотел сказать, – с трудом загнав желчь обратно в печень произнес он буднично. – Мы не на прогулке для эльфов-недоумков. Следующая подобная выходка может стоить кому-то из нас жизни.

– Да я так, по привычке, – то ли сделала вид, что раскаивается, то ли продолжая валять дурочку, сказала Дрель.

– Всякого рода мини-юбки и джинсы для девиц отменяются, – наставительно и с нажимом продолжил назгул. – Недовольные могут выбрасываться за борт прямо здесь.

– Между прочим, – мрачно произнесла одна из подружек Дрели, поглаживая плотно обтянутую вельветом коленку, – нижнее белье в эту эпоху тоже не изобрели.

– На этом настаивать не буду, – устало буркнул ангмарец. – Но в случае, так сказать, плотного контакта с местным населением – придется заранее снять.

– А вот это изволь оставить действительно на наше усмотрение, – взвилась Дрель. – Так мы сейчас неизвестно до чего договоримся.

– Проехали, – стукнул по дощатому борту лоймы Шон. – Уважаемый представитель мордорской нежити хотел сказать: в Ивангороде и других русских городах необходимо маскироваться под местное население. Плееров, если у кого остались, в ушах не носить, в кабаках жетонами от метро не расплачиваться, в шортах на приемы к князьям не шастать.

– Ладно, девочки, – сказала подружкам Дрель. – Мы в море отыграемся. В море-то можно в джинсе ходить, назгул?

– Ну что с вами сделаешь, – улыбнулся ангмарец. – Придется разрешить.

– А у датчанина на наш счет нет никаких… э-э… подозрений и сомнений? – спросил Шон.

– Карстен Роде – мужик угрюмый и странноватый, – рассуждал назгул, прохаживаясь между рюкзаками. – Как мне показалось, он принял нас за какой-то спецотряд, который работал в глубоком тылу противника, или что-то в этом роде. Дружок его – этот испанский монах-мракобес, о чем-то своем думает, на нас поглядывая, но молчит. Датчанин русских знает мало и ближе узнать не стремиться. Но он отнесся к нам более адекватно, чем те же новгородцы из Ореховца. А люди ему нужны. Опричники ему своих не дают – видимо, с кадрами морскими есть проблема. Мы согласились сразу, торговаться не стали…

– Просто в ценах ничего не смыслили на тот момент, и не смыслим, – буркнул Шон. – Уверен – продешевили.

– Не важно. Пока не важно. Договор кровью мы с датчанином не подписывали.

– Значит, – подытожил ирландец, – он готов представить нас в Ивангороде как свою дружину, вп —бранную на второй корабль?

– Думаю, так и есть.

– А теперь, – зевнула Дрель, – может, поспим чуток?

– Вот ведь чумовая баба, – выругался вахтенный. – Довольна хоть делом рук своих? У всех языки заплетаются, и глаза красные.

– Зато поговорили, – эльфийка еще раз зевнула, едва не вывихнув челюсть. – Появилась вера в светлое будущее.

Вахтенный от досады хватил кулаком по мачте, но вслух ничего не сказал.

– Последний вопрос, господа эльфы, гномы и гоблины, – сказал Бледный Король, устраивая себе место для ночлега. – Как посудину-то нашу назовем? Карстен сказал – команда сама должна, он тут ни при чем.

– А его когг как величают? – спросил Шон.

– «Адмирал Дориа», в честь какого-то испанского флотоводца, мне монах пояснил.

– Предлагаю назвать в честь главного агента русской разведки в американском тылу, вернее, в честь самого эффективного диверсанта, – предложила Дрель. – Я имею ввиду Федора Крюггера.

– А почему это персонаж фильма ужасов «Кошмар на улице вязов» – русский диверсант? – спросил ирландец.

– Ты что, не видел, как он одевается – типичный шестидесятник из нашей питерской котельни. Вязаный свитер, пижонская шляпка. А шуточки его? Чисто советский юмор.

– Допустим, – подумав, улыбнулся ирландец.

– Что-то родное в нем есть. Но при чем тут кинематограф и средневековая Россия?

– Предлагаешь лойму «Ослябей» назвать, или «Путятой»?

– Зачем же обязательно посконно-домотканное название? – заспорил Шон. – Есть же традиция российского флота называть эсминцы «Гремящий», «Стремительный». «Резвый»…

Дрель фыркнула:

– Лойма-эсминец «Офигительный»! Нужно еще покрасить ее в белый цвет, и чтобы название при солнечном свете золотом играло! Нет уж – линкор «Федор Крюггер», и точка.

– Голосуем, – борясь с зевотой, пробормотал Бледный Король. – Кто за?

Неожиданно для самой Дрели взметнулся лес рук. Один только руководитель ирландского клуба ворчал и сыпал кельтскими названиями, но его уже не слушали.

– Филька, – обратилась Дрель к прикорнувшему на носу гному, – ты, говорят, резчик по дереву был?

– Почему был? – встрепенулся Филька. – Живой пока что.

– Сможешь изваять на носу перчатку с бритвами?

– Можно, – загорелся гном. – Обломки свен-ских мечей имеются, перчатку сошью, да паклей набью. Будет вам носовая скульптура.

– Чистые дети, – проворчал, засыпая, ангмарец.

– Все бы вам хиханьки, все бы вам хаханьки…

Глава 15
РОЖЕ И СОГЛЯДАТАЙ

Ты жалкий трус, Грейс! – кричал рыцарь Роже вне себя от ярости. Шпион выслушивал его крики довольно давно и теперь, когда молодой комтур брал слишком визгливые ноты, морщился, как от сильной зубной боли.

– Если я начну гнаться за «Спрутом» в открытом море, – в десятый раз принялся он растолковывать рыцарю, – де Сото потопит меня ко всем морским чертям! У него – настоящий боевой когг, отчаянная команда и новые пушки, у меня же – мирная купеческая посудина.

– Я велю дать тебе двадцать кнехтов и пятерых арбалетчиков, – успокаиваясь, пообещал рыцарь. – Нет, я даже дам два мушкетона.

– Этого мало для столкновения с Лисом Морей, – покачал головой шпион. – Я отказываюсь выполнять подобные приказы.

– Да кто ты такой, раб, – Роже схватил шпиона за грудки и подтянул к себе, бешено вращая глазами.

– Отпустите меня, благородный рыцарь, – печально попросил Грейс. – Моя лойма состоит для особых поручений на службе у фрау Гретхен. Вы станете ссориться с Фемгерихтом?

Роже опамятовал и отшвырнул от себя шпиона, словно кучу тряпья. Поправив одежду и потирая ушибленный бок, соглядатай попытался успокоить комтура:

– Да и стоит ли так горячиться? Испанец оказался очень хитрым, но все же обычным глупцом, не отдающим себя отчета в том, с кем связывается. Фема покарает его с неизбежностью прихода весенней грозы.

– В этом году весной над замком не было гроз, – заметил рыцарь.

– Природа изменчива и хаотична, – изрек убежденно шпион. – А кару Фемы не сможет отсрочить или отменить никто на небесах и на земле. Так было всегда, в точности так же будет и в этот раз, помяните мое слово.

– Мне хочется лично вырвать кишки у этого подлого наглеца с лживой и надменной ухмылкой, – сжал кулаки Роже. – Позор на мою голову, как он нас провел! Как слепых щенков!

– Что с благородным рыцарем, любителем соколиной охоты?

– Он мертв, – уронил Роже. – Лицо обезображено, сокол пропал. Испанец – чистый дьявол!

– Но и это не спасет его от гнева нашего братства, – пожал плечами шпион.

– Я могу чем-то помочь в поимке предателя? – спросил Роже, постепенно свыкаясь с мыслью о том, что не он станет прямой причиной гибели де Сото.

– Можете, – шпион странно улыбнулся. – Мне нужен какой-нибудь предмет, к которому прикасался испанец… его волос, а лучше – слюна.

Роже с омерзением отдернулся от Чернильного Греса.

– Где я возьму его слюну?

– Может быть, – продолжал шпион, – он отметил посещением одну из тех комнат в замке, где проживают особы… служащие для утех господ рыцарей?

– Откуда вам известно… Впрочем, без разницы. Нет, он не был в угловой башне.

– Жаль, – заметил Грейс, – частичка семени…

– Уволь меня, негодяй, от грязных подробностей своей службы, – проорал шпиону в лицо рыцарь.

– И все же, – неумолимо бубнил Чернильный Грейс, – если вы хотите покарать испанца, причем наиболее неотвратимым и страшным образом – то должны мне помочь.

– Клянусь, – провозгласил рыцарь, выхватывая меч, – я сделаю все, что в моих силах, и даже больше, чтобы уничтожить этого человека!

К изумлению шпиона, по ходу опрометчивой клятвы рыцарь развернул меч клинком вниз, и последние слова прокричал прямо в импровизированный крест, образованный перекрестьем и рукоятью.

– В таком случае, – заметил шпион, и Роже при этом заметил, что его левая щека подергивается, словно при тике, – испанец будет наказан.

– Понадобятся средства? – спросил Роже.

– Вряд ли, – отмахнулся шпион, что-то лихорадочно соображая. – Но предметы, которых касался де Сото, понадобятся наверняка.

В следующий час по замку пронесся настоящий вихрь.

Роже лично избил повара, который поторопился, убирая посуду из пиршественной залы. Вместо того чтобы, по своему обыкновению, свалить ее в углу поварской, несчастный в порыве необъяснимого энтузиазма дал вылизать блюда собакам, да еще и протер передником.

Однако кубок, из которого дегустировал вина замкового погреба испанец, к счастью для всех, закатился под стол и остался нетронутым.

Потом был найден обрывок ремешка, крепившего накладной рукав дублета – он сиротливо висел прямо на нелепо торчащем из дощатой стены галереи сучке.

Следом в коллекцию Грейса попала порожняя фляжка из под шотландского тодди, найденная на месте злосчастной соколиной охоты, а так же льняная тряпица, которой чистоплотный южанин вытер лицо.

– Достаточно, – заметил шпион. – Слюны и семени все равно не достать, сапоги также остались на нем.

– И что мы будем со всем этим делать? – спросил Роже.

– Мы направимся в одно место, – прошептал с таинственным видом Грейс, – известное только людям, дружным с Фемой. Там вы все и поймете.

– Какие-то сомнительные методы, – проворчал рыцарь. – Вернее было бы погнаться за испанцем и дать бой.

– Потеряв при этом лойму и множество людей, – покачал головой упрямый шпион. – Поверьте, рыцарь Роже, вам еще покажется, что наказание де Сото слишком сурово.

– Даже если ад разверзнется и поглотит его корабль, – прошипел рыцарь, – мне не покажется, что наказание этого негодяя искупило его вину.

– Прежде чем мы отправимся в путь, – сказал шпион, – я хочу просить вас об одной услуге.

– Все, что угодно, – безразлично сказал расстроенный Роже, с ненавистью глядя в сторону моря.

– В Ганзе все же должны узнать мои невеселые вести. Вы отказали мне третьего дня…

– Сейчас я дам вам гонца, – вздохнул Роже. – Хотя не вижу никакой необходимости. Четыре загнанных и павших лошади, измученный зад всадника да истертое седло – вот и весь результат.

– Прошу вас предоставить фрау Гретхен самой оценивать важность донесений, – кротким тоном произнес Грейс.

– Надолго это нас задержит?

– Ничуть, – Чернильный Грейс потер свои тонкие ладошки одну о другую. – Вы закончите трапезу, а я – инструктаж гонца. Вот и все.

Роже, бормоча проклятья в адрес всех южан, побрел в пиршественную залу.

Глава 16
ДОРОГА К СЛАДКОЙ МЕСТИ

Поедем вдвоем, – сказал Грейс. – Не советую брать даже пажа. – А я и не собирался, – хмуро заметил Роже, пристегивая к седлу копье. – Округа у нас безопасная, даже скучно иногда бывает.

– Сегодня вы узнаете кое-что о своей округе, – усмехнулся шпион, но как-то не очень весело.

Они рысью вынеслись по гулко стучавшему под копытами подъемному мосту в поле, и перешли в галоп.

– А ты неплохо держишься на коне, – крикнул Роже, – для водного купца и городского наушника.

– Благодарю, – мрачно откликнулся Грейс. – Такие скачки – печальная необходимость моей службы. Кабы знать, какой скотиной окажется испанец, я бы лучше помчался в Ганзу на лошади.

«Судя по всему, – удивленно посмотрел на шпиона Роже, – он говорит искренне. Это надо же так любить свое дело, чтобы помышлять о многих днях пути верхом, будучи не диким татарином, а германцем?»

Дикая скачка закончилась, когда стали попадаться вспаханные местными жителями поля. Теперь уставшие кони рысили бок о бок. Всадники могли бы вести беседу, но рыцарь замкнулся в себе.

Грейс знал, в чем дело. Роже за время постройки умудрился сжиться со своим кораблем, сродниться с ним и переживал раны в его бортах, словно собственные.

Ясеневые доски, что доставили ему из далекой Норвегии, ганзейские умельцы скрепляли не гвоздями да скобами, а еловыми корешками да сосновыми сучками. Настильная верхняя палуба, сотворенная из дуба, должна была выдержать вес и силу отдачи от новых пушек, что достались испанцу. Каждый сучок, каждый локоть парусины Роже знал не хуже, чем сбрую своего рыцарского коня.

Когда он увидел, как ядра разворотили корабельный бок, – едва не остановилось сердце заболевшего морем ливонца.

Заметив, как сильно переживает комтур, Чернильный Грейс поинтересовался:

– Велики ли разрушения от ядер?

– Мастера говорят, они отдалят спуск на воду дней на десять.

Шпион поджал губы. По его мнению, аккурат дней через десять флот Аивонию уже ничто не спасет: что толку в очищенных от витальеров морских коммуникациях, если некому станет торговать? Московиты готовы к броску, словно свернувшаяся кольцами змея, и ждут лишь приказа из своей золотоглавой столицы.

– Вся надежда теперь на поляков да литовцев, – пробормотал шпион.

– Что? О чем ты?

– Говорят, – заметил шпион, – что вожди литвинов и ляхов претендуют на ливонскую землю.

– Этим дикарям только и дано небесами, – презрительно оттопырил губу Роже, – что подъедать крошки с рыцарского стола. Слыханное ли дело – ляхи претендуют на орденские земли!

Тут он почти закричал:

– А все это оттого, что римскую курию покусала бешенная лисица! Почему они стали крестить варваров, отобрав это право у рыцарей? Мы бы привели их к покорности, сбили бы спесь…

«А как же Грюнвальд», – подумал шпион, а вслух сказал лишь:

– Потому что орден, в минуты помутнения разума у его вождей, примкнул к бунту против Рима князей-лютеран.

– Не тебе судить о столь великих делах, – тяжело насупился рыцарь. – Орден всегда прав!

– Только правда эта привела к тому, что православная Русь стоит на его границах, а католические ляхи да литвины ждут сильного вождя, чтобы навалиться с другой стороны.

– Никогда не договориться им о совместных действиях, – усмехнулся Роже. – Ляхи травят лжехристиан русского обряда, словно диких зверей. Они лютуют едва ли не больше, чем самые ретивые из крестоносцев прошлого.

– Разумеется, – поддакнул Чернильный Грейс, – славянам не договориться. Но речь идет о самом дальнейшем существовании здешних земель – отойдут ли они под руку Москвы, или решатся открыть объятия новому польскому королю.

– Крамольны речи твои, – покачал головой рыцарь. – Только близость к Феме спасает твой длинный и лживый язык от раскаленных клещей.

– Близость к Феме спасает не одного меня, – пробормотал шпион. – Немало комтурий сидит без своих вождей, погрязнув в пирах и забавляясь турнирами, в то время, как прозорливые рыцари скачут в свите Стефана Батория по полям и весям необъятной страны ляхов и литвинов.

– Этот трансильванский выскочка? Интересно, чем он прельщает германских рыцарей? Наверняка – разнузданными попойками и податливостью своих привезенных из Валахии фрейлин. Вырождается порода крестоносцев! Где вы, паладины прошлого, защитники Аивонии?..

Некоторое время кони шли шагом, ибо низко растущие ветки норовили спешить всадников не самым приятным образом, и они вынуждены были поминутно пригибаться.

– В чем-то ты прав, – признался неожиданно Роже. – В нынешних обстоятельствах союз с ляхами и иными католиками дал бы нам многое. Но как потом вырваться из крепких объятий славянских? Москва требует денег, товаров, выхода к морю. Противно, но не смертельно опасно. А ляхи требуют огромных территорий, с населением и замками, городами и полями, лесами и реками.

«А молодой комтур не так-то прост, – подумал шпион, – не зря фрау Гретхен включила его в часть своих планов».

– Ляхи такие же дикие варвары, как и московиты, – сказал он. – Случись война – они говорили бы от имени ордена с Иваном Московским на равных.

– Вот она, горькая правда этих страшных времен, – криво улыбнулся Роже. – Благородные крестоносцы должны сидеть на дереве и смотреть, как у его корней дерутся два славянских кабана.

– Именно так, – подтвердил шпион. – Никогда не поздно поддержать слабейшего из кабанов, а дождавшись, когда они изуродуют друг друга – добить.

– Тактика трусов, – сквозь зубы выплюнул Роже.

– Тактика мудрецов, – парировал шпион.

– Рыцари Ливонии должны превратиться в подобие де Сото, – рассуждал Роже. – Забыть о правилах благородного боя, о чести и обо всем остальном, составляющем суть и природу рыцарского сословия…

– Иначе можно потерять саму Ливонию.

Роже не стал утверждать, что объединенные дружины комтурий под руководством магистра сотрут в порошок любую рать московитов. Он замкнулся в себе и потемнел лицом.

Спустя какое-то время рыцарь вдруг обратился к Грейсу:

– Скажи мне, шпион… Фема, вездесущая Фема, которой в Ливонии боятся даже несмышленые младенцы и тупоголовые сервы; всезнающая и всеведаю-щая Фема, имеющая уши в каждой комтурий и каждой деревне, – она тоже так думает?

– Как, милостивый государь?

– Считает ли Фемгерихт, – с трудом произнес Роже, борясь с обуревающими его чувствами, – что нам следует проглотить свою гордость и упасть в объятия варварских племен, создающих свою смехотворную державу, дабы уцелеть в водовороте грядущего?

– Но я всего лишь…

– Не скромничай, Грейс, ты слишком близок к одной известной особе, которая, доведись ей, может сместить и нынешнего магистра. Ответь… Впрочем – молчи, закрой свою волчью пасть, и молчи.

Изумленный этими переменами в речи, Чернильный Грейс действительно замолчал, а Роже, воскликнув дважды: «Горе тебе, погибшая слава рыцарства!», бросил поводья и пустил коня вскачь.

Шпион, довольно сносно державшийся в седле, все же не был отчаянным любителем бешеной скачки по лесу, и трусил Дальше в надежде, что обезумевший Роже воротится к тропинке, а не свернет себе шею в чаще.

Вскоре Роже появился слева от тропы, рыся наперерез Грейсу. Атласная кожа взмыленного коня тяжело опадала на крутых боках, сам же всадник выглядел справившимся с душевным порывом. На щеке его красовалась алая полоса – отметина от ветки, хлестнувшей по лицу.

– Прошу простить меня за минутную вспышку, – высокомерно сказал рыцарь. – Далеко ли нам еще? Мне кажется, что еще немного, и мы окажемся на берегах Дуная, где-нибудь под Веной…

– Осталось совсем немного, – усмехнулся шпион, озирая одному ему приметные вешки. – И могу сказать – нас уже ждут.

Роже растерянно оглянулся, но вокруг стояла первобытная тишина сырого леса, только огромных размеров филин, подслеповато моргнув, сорвался с ветки и, тяжело размахивая крыльями, скрылся в густой чаще.

– Надо было взять дедов меч, – заметил он, когда конь едва не поскользнулся на голом волчьем черепе, из глазницы которого недовольно высунулась гадючья морда. – В рукоять его еще в Святой Земле вделали мощи пустынника. Места поистине ведьмовские, уютно почувствует себя здесь один только вер-вольф.

– Все верно, – заметил Грейс, выбирая дорогу между поваленным деревом, заросшим зелеными мочалами мха, и покрытым слизью камнем. – Люди остерегаются сюда заходить. А ведь некогда тут было целое поселение.

– Да полно, – Роже вертел головой, стараясь не признаваться себе, что его начинает бить мелкая дрожь. – Эти леса стоят здесь, пожалуй, с сотворения мира.

– На самом же деле, – указал рукой шпион на частично проглоченные торфяным болотом развалины, усыпанные поганками, – тут совсем недавно, пять-шесть десятилетий назад, стояла богатая и знаменитая своими кузнецами деревня.

– Что же стало с ее жителями? – спросил Роже.

– Частично разбежались, частично погибли. – Шпион вздрогнул, когда со дна торфяника с громким хлюпанием всплыли гроздья зловонных пузырей. – Лес поглотил деревню с неимоверной скоростью, вместе с дорогой, тропинками и строениями. Потом подступило болото…

– Разве такое возможно, – подивился рыцарь, – чтобы люди, не из-за нашествия врагов или мора, а просто так покинули насиженный угол.

– Бывает, – криво усмехнулся Грейс. – Если вдруг поссориться с лесом и его обитателями.

– А как вышла та ссора?

– Разные ходят легенды, – нехотя ответил шпион, спрыгивая с коня. – Дальше пойдем пешком.

Роже, поспешая следом, настаивал:

– И все же, расскажи мне, Чернильный, что значит «поссориться с лесом»?

– На местном наречии этот лес именуется… – шпион отчего-то шепотом произнес название с обилием шипящих, типично ляхское, – что в переводе значит «Прах из-под копыт».

– Диковинное название.

– Однако поляки и литвины верили, что он возник здесь одновременно с приходом самых первых крестоносцев… будто бы из-под копыт их лошадей летели то ли зерна, то ли какая-то особенная земля, оплодотворившая пустошь. Рыцари-тевтонцы обожали посещать этот край, похожий на Арденнский лес, что к западу от Рейна, или на чащобы Баварии. Здесь водились вепри, которые могли клыками за два удара подрыть сосну в человеческий обхват, невероятное количество птиц, каких не сыщешь в славянских землях, а буйные головы утверждали, будто на полянах можно встретить единорога.

– Ну – это уже явное преувеличение, – развеселился Роже. – Для встречи с единорогом нужна девственница, а зная нравы первых крестоносцев…

– Я тоже думаю, – согласился шпион, обходя корягу, похожую на скрюченного моровым поветрием великана, – что единорогов тут не было. Но лес явно отличался от всех других на востоке Европы. Славяне его сторонились, но так вечно продолжаться не могло. Девственность чащи сохранялась вплоть до Грюнва-льдской битвы. Потом ляхи осмелели. И вот появились вырубки, застучали топоры и зазвенели пилы, на реках появились лодки. Словом, образовался в самой сокровенной части поселок.

– Весьма банальная история, – зевнул Роже. – Она длинна и скучна, как французская баллада. Что случиться раньше – я умру от болотных испарений, кончится повествование о славянских руинах, или мы придем на место?

– Первому не суждено случиться, – послышался скрипучий голос, да такой жуткий, что рыцарь едва не подпрыгнул на месте и выхватил кинжал из ножен, затравленно озираясь.

– Второе же и третье случилось одновременно. Из-за очередной коряги появилась старуха, одетая в невероятно грязные лохмотья. Возле ног ее крутилась собака, похожая на охотничью литвинскую породу, но с волчьим прямым хвостом и характерными желтыми глазами, внимательно и неотрывно уставившимися на кинжал, пляшущий в руке Роже.

– Отзови пса, – тихо произнес рыцарь. – Он мне не нравится.

Женщина положила скрюченные пальцы на голову собаки, та подняла морду, лизнула ладонь и потрусила по тропинке вглубь болота.

Роже спрятал кинжал.

– Вы пришли на место, – заметила старуха, с видом хлебосольного хозяина обводя рукой болотину. – А история Чернильного Грейса подошла к концу.

– Странный конец у этой басни, – усмехнулся рыцарь, успевший придти в себя после неожиданного появления старухи. – А что же деревня?

– А деревня нашла в лесу девочку-сиротку, – прокаркала старуха. – Приютил ее мельник. Она выросла, стала подолгу пропадать в чаще, беседовала с деревьями и туманами, с волками и совами. А с людьми не говорила, хоть и не была немая. В один прекрасный день мельник, заставший ее на поляне в окружении волков, попытался придушить девчонку.

– И тогда пришел лес, – с явным трепетом в голосе сказал шпион. – Корни деревьев подрыли забор, змеи вползли в амбары и клети, дикие свиньи вспахали клыками поля, а медведица перебила хребты коровам и тяглым лошадям. Аюди бежали, но многие из них так и не вышли из чащи, отбившись от испуганной толпы.

– Что же случилось с неразговорчивой особой? – спросил Роже.

– А она все так же живет на той самой мельнице, – заметила старуха. – Пойдемте со мной, люди из большого мира.

Пожав плечами, Роже зашагал вслед за старухой. Грейс семенил следом, явно робея.

Неверная тропа, прыгая по кочкам, подныривая под согбенные деревья и стелясь над промоинами, вывела их к могучей некогда мельнице, ныне являющей собой жалкую развалюху, нависшую над торфяником. Роже, поманив пальцем шпиона, шепнул ему:

– Грюнвальд был давно, не так ли? Мыслимое ли дело…

– Человеку не уразуметь сего, – откликнулась старуха, входя внутрь, словно у нее на спине имелась лишняя пара ушей.

Внутри также царило запустение, плесень и сырость. В углу, ковыряя клювом разбухшую доску, стояла болотная выпь, одним глазом следящая за пришельцами. Возле могучего сундука важно вычесывала блох собака, как две капли воды похожая на волчару, встретившего Роже и его спутника возле коряги. Рыкнув для порядка, зверь вернулся к своему вдумчивому занятию.

– Кыш, окаянные, – проворчала старуха, наподдав башмаком пса и махнув рукой в сторону птицы. – Не видите – гости у меня?

Выпь, обиженно покрутив шеей, убрела наружу, пес же только переместился поближе к выходу, но уходить не собирался.

– И что же надо от бедной Брунгильды друзьям негодницы Гретхен? – спросила старуха, грузно усаживаясь на сундук.

Роже, оглядев ее сморщенное, словно лист пергамента, лицо, волосатые бородавки на щеках и заячью губу, чертыхнулся про себя и уставился на осклизлые стены.

Заговорил Грейс:

– Есть человек, – сказал он, раскладывая прямо на полу свою ношу, – который должен умереть лютой смертью.