Текст книги "Стихотворения и поэмы"

Раздвиженье зрачка
Поэма

1

 
– Не надоело вам жить вдалеке,
Люди и вещи? – Придвиньтесь поближе,
И пусть вас душа голодная слижет,
Как чёрную баржу – туман на реке.
 
 
Зрачок, разрастаясь во тьме эпохальной,
Метанья, кончины и страсти вбирай!
У Бога на острие пера –
Шарик синий, значок музыкальный:
 
 
Над нотной бумагою Млечных Путей
Повисла Земля, как чернильная капля,
Зрачком отражая скрещённые сабли
Комет проносящихся, судеб, смертей.
 
 
И Ангелы нас оставляют одних,
Крича, разлетаясь в растущем всё шире
Зрачке псалмопевца – чернеющем мире,
Над озером встреч и прощаний ночных…
 

2

 
…Тьмой оглушённый сосновый сонм,
Звёзды над озером, в озере – месяц,
Жизнь холодела, над водами свесясь
Оторопелым бессонным лицом.
 
 
Так вкруг меня этой ночью сошлись
Прошлого невозвратимые звёзды,
Сосны отчаянья, смолкшие грозно,
Тонущая, беззащитная высь…
 
 
Страха и свежести летний очаг.
Трое прохожих, исполненных боли…
С ними, расчерченную судьбою,
Ночь проводил я в случайных речах.
 
 
Так, появляясь один за другим
На перекрёстке моих сновидений,
Трое исчезли… Огромные тени
Бросил рассвет, и рассеялся дым…
 

3

 
…Пока я забвенье из озера пил,
Металась Луна, как преступная совесть.
Вдруг некто окликнул меня. Это был
Полночный матрос, опоздавший на поезд.
 
 
– Эй, кто там у берега – тень?! Человек?!
– Такой же, как ты, – я ему отвечаю.
– Ну, если ты тень, подымайся наверх –
Тут звёзды и термос остывшего чаю…
 
 
А впрочем, я был человеком сперва… –
Я слушал его, поднимаясь по склону,
И пепельной масти ночная трава,
Ложась под фонарь, становилась зелёной.
 
 
– В Египте служил на торговых судах…
Там денег – не счесть, мы играли по крупной.
Все блага вселенной нам были доступны,
Но пахло пустыней в плодовых садах.
 
 
Ночные дома, ювелирные лавки,
Меж бурей и пристанью – в пляске кружись!
Но всё тосковал по весенней по травке:
Вернулся – и пропил никчемную жизнь…
 
 
И вечно со мной этот сон, что приснился
И в древнюю, страшную впутал игру.
Причина одна: не дорос я до Сфинкса,
А после него – всё так мелко вокруг…
От озера веяло Александрией,
Всей пряностью порта в последний приезд.
И мы о судьбе и о снах говорили.
Но вдруг, среди речи, он встал – и исчез…
 

4

 
…Озеро вздрогнуло. Кто-то ещё
Вышел – взъерошен и ростом низок:
Дикий, прикрытый рваным плащом
Сельской глуши шекспировский призрак.
 
 
– Эй, ты куда? – Да пусти ты, к воде!
– Грязно у берега. Хочешь напиться?
– Просто… Не встретил… Добрых людей.
Просто… Не встретил. Хочу утопиться.
 
 
– Как так – не встретил? В жизни? Нигде?
– В жизни встречал. Но сегодня – подлый
Выдался день. Не нашлось… Людей.
Я не напился. Никто не подал…
………………………..
 
 
…Ты представляешь? Она бежит
Вниз по откосу… Я оглянулся…
Боже! Там… Скрежет. И – нет… Души.
Целый состав об неё… Споткнулся.
 
 
Ты представляешь? Застыл… Весь мир!
Целый состав нашей жизни. Целый…
Встал – и рассудок мне надломил.
Год пролежал я в больнице. Весь белый,
 
 
Вышел оттуда… И – нет… Души.
И не узнаешь – сама ли… Случайно…
Люди пройдут – подбросят гроши…
…Месяц надменно играл лучами,
 
 
Воды печально чертили круг…
– А ночевать удаётся где-то?
– Просим у Бога бабьего лета… –
Не досказав, исчезает вдруг…
 

5

 
…Облако в озеро спать улеглось,
Дремлют стволы. Только душам не спится.
Стук по камням – это в сердце стучится
Мальчик-суворовец, третий мой гость.
 
 
Месяца свет в наговорной ночи,
Жутко близ озера – сонного глаза.
Скорбь от простого, как травы, рассказа
Ветви качает. Мы долго молчим.
 
 
…Двор, коридоры, и детского дома
Запах – карболка. Чужбина. Карбид…
Пахнет полынью. Светлеет. Знобит.
Речи тепло, и плеча, и ладони.
 
 
– Девочка. Вместе росли. Вечер вальса…
Нынче приехал… Дверь открывается –
И оказалось, что я – ни при чём…
Лес уплывает, звезда забывается,
Голову мне опустив на плечо.
 
 
Чтобы успеть, покуда темно,
Мы в слюдяные, лунные воды
Входим. Дыханье спирает у входа.
Холод небес. И песчаное дно.
 
 
Сосны со свода загадочно смотрят,
Как погружаемся, тихо плывём
Мимо созвездий расплывшихся, мокрых
С мальчиком – или с Луною – вдвоём…
 
 
Так, появляясь один за другим
На перекрёстке моих сновидений,
Трое исчезли… Огромные тени
Бросил рассвет, и рассеялся дым.
 

6

 
…Озеро, круглый зрачок тоски,
Робкие речи и кроны вместивший,
Вместе со мной созревай и расти.
Тихо в ночи, но под утро – тише:
 
 
Век бесприютный убийственно тих
С каждым рассветом. Но он не нарушит
Шелеста рощи. Лишь горе, как стих,
Льётся, в зрачке отражаются души.
 
 
Властно расти, не давай ни одной
Ни потеряться, ни заблудиться!..
…Взгляд облекает озёрной волной
Ветер страны безутешной, родной,
Судеб, смертей и рассветов единство.
 

1981

Из книги «Оклик»
1984–1986

Поэт

 
Поэт наследует от Бога
Всевластность и покой,
Как небо замкнуто глубоко –
Неначатой строкой.
 
 
Судьба столетья золотая,
Задумана едва,
Придёт, обличье обретая
Через его слова.
 
 
Но храм достроится – он снимет
Невидимый венец,
И поруганье в храме примет,
И славу, и конец.
 

1984

«Бездна беспамятна. Сговора нет с ней…»

 
Бездна беспамятна. Сговора нет с ней.
Только растёт, победить её силясь,
Дом деревянный – твой замок бессмертный,
Древний твой храм, где родился и вырос.
 
 
Вот что торжественней всякой кантаты,
Вот что славней гениальных полотен:
Липовый запах и холмик покатый,
Где ты мальчишкой лежал, беззаботен.
 
 
Прежде – привычны, а после – священны
Сумрачный день и наряд затрапезный,
Вилы, тележка, просохшее сено –
Память спасённая, мост через бездну.
 
 
Нет, ни в мышленье высоком, ни в действе –
Глаз не раскрыть, не избыть отчужденья:
Душу спасают Случайности Детства,
Бога приводят к порогу рожденья.
 

1984

«Ночь…»

 
Ночь
Сама в себе тонет,
О спасенье крича,
Ночь
Сама к себе голову клонит,
Не нащупав чужого плеча,
Ночь
Средь поля душистого
Расточается в каплях дождя,
За пределы души своей
Путь не найдя…
 

1984

«Как катилась, подкатилась…»

 
Как катилась, подкатилась
Хмурым небом туча –
Ходит туча, взором жгуча,
Голосом гремуча.
 
 
С громом падала из тучи
Книга в чисто поле,
А в той книге – всех живущих
Роковая доля.
 
 
Всех людей на свете участь –
В той небесной книге:
Кому – белые ковриги,
А кому – вериги.
 
 
Как я глянул в то писанье –
Мысли закружились,
Все слова запели сами
И в стихи сложились.
 
 
Те стихи я помню точно,
Помню свято, строго,
Да ложится мрак полночный
На мою дорогу.
 
 
Вот я с книгою живою,
Речь моя певуча,
Да стоит над головою –
Не отходит туча.
 

1984

«По деревьям, впервые цветущим…»

 
По деревьям, впервые цветущим,
По впервые открывшимся векам –
Первый дождь по столицам и пущам,
Первый ливень в безумии неком!
 
 
Нам открыты глубины и дали,
Ульи света и духов селенья, –
Вечно медля, мы не опоздали
На медовое празднество ливня!
 
 
О планетах, в чьих огненных вазах –
Эволюций гирлянда живая,
О зеркальных блистающих связях,
О потоках любви забывая, –
 
 
Так ли жить, если дождь нам напомнил
Леденящими память стихами
О вселенной – как ливень огромной,
О Внезапности и Задыханье?..
 

1984

«Ты мой Бог, Ты мой Бог от начала…»

 
Ты мой Бог, Ты мой Бог от начала,
Где дыханье – над бездной и тьмой,
Где звезда, излучаясь, качала
Мой зародыш и замысел мой.
 
 
Тропки света во тьме расходились,
Мрак покорно мерцал, как руда,
Наше солнце ещё не родилось…
Где же был я, мой Боже, тогда?
 
 
Ты пространство творил голубое,
Я ж, намечен в его глубине,
Был в Тебе, значит – был я Тобою,
Ты с тех пор и поныне – во мне.
 
 
Как текли времена величаво!
Как струились миры от Лица!..
Ты мой Бог, Ты мой Бог от начала,
Нам с Тобою не будет конца!
 

1984

Водород

 
Светилась туча грозно,
На волоске вися:
Мы встретились так поздно,
Что было всё и вся
 
 
Придумано не нами
И пущено в полёт
В аллее, где динамик
Раздавленно поёт.
 
 
Как будто над чащобой,
Над снами, временами,
Спрессованная злобой,
Накопленной не нами,
 
 
Рокочущая сила,
Разъятая вода
Висела и грозила
Нам казнью без суда…
 

1984

Рим

 
Когда б ни жил, – ты жил в эпоху Рима,
И был великий Рим тобою узнан
На жизненном пути коротком, узком,
На поприще Судьбы необозримом.
 
 
Был Рим кольцом, венцом твоей недоли,
Горчил питьё и приобщался к спорам,
И наяву вступал ты в Капитолий
И в снах тревожных выходил на Форум.
 
 
Родился ты – и Рим навстречу вышел,
И ваша связь до самой смерти крепла, –
Ты видел ли его, о нём ли слышал,
Иль до тебя дошёл он горсткой пепла…
 

1984

Сузы

 
Пристань флейт, цветник Ирана,
Град корицы и шафрана,
Всех пернатых ты затмил
Красотою, лебедь дикий!
И в садах твоих – гвоздика,
А в гербе твоём – жасмин.
 
 
Град алоэ и корицы,
Виночерпий круглолицый,
Сладкий ладана дымок!
Блеск янтарный копий братских,
На воротах азиатских –
Перед эллином замок!
 
 
Мы идём священным Градом,
Мы поём и дышим нардом,
Для веселья рождены!
Неприступными камнями
Ассирийцы и армяне
От врагов ограждены!
 
 
Пусть вовек не встречу день я
Твоего, мой град, паденья,
Зеленеющий листок!
Добрый Бог! Да сгинет осень,
Что под ноги грекам бросит
Засыхающий Восток!
 
 
Пусть веками длится лето,
О Ормузд благой, воспетый
Хором юношей в ночи!
Дай простор стадам и водам,
Тирской хной, мидийским мёдом
Град от страха излечи!..
 

1984

«Угрызенья совести – ранние и поздние…»

 
Угрызенья совести – ранние и поздние,
Ранние морозы, просветлённые поля.
Дружбы и влюблённости – ранние и розные,
Поздние раскаянья, зимняя земля.
 
 
В снегопад забывшийся, ты скажи хоть слово мне.
В юности несбывшейся – иней и туман,
Речи хладом скованы, ветви снегом сломаны,
Даль светла и праведна, а слова – обман.
 
 
Даль пуста и памятна, и верна, извечная,
А вблизи – мелькающий, кажущийся край,
Чьё молчанье зимнее, говорливость вешняя –
Только встречи-проводы белоснежных стай.
 
 
Угрызенья совести – ранние и поздние,
Где и сны осмысленны, и безмолвна явь.
Стань, душа, возницею в эти дни морозные,
И взмахни позёмкою, и ветрами правь.
 
 
Стань, душа, возницею и кати-вези меня
В зренье озарённое, в заморозков зной!
Дружбы и влюблённости – ранние и зимние,
Поздние раскаянья, терем ледяной…
 

1984

«Блеск золотистого Нила…»

 
Блеск золотистого Нила,
Жизнь моя вровень с волной.
Это давно уже было,
Это впервые со мной.
 
 
Там в просмолённой корзинке
Спит моя плоть в камышах,
С жёлтой змеёй в поединке
Крепнет поодаль душа.
 
 
Я одолел – и победно,
В тело вернувшись, кричу:
«Змей будет выкован медный,
Скипетр я получу –
 
 
И превращу его в змея!..»
Только мой голос так тих.
Сходит царевна, и с нею –
Дни наслаждений моих,
 
 
Годы незнанья, ученья,
Лица богов на стене,
Скрытое предназначенье,
Дрожь, холодок по спине…
 
 
Вдруг – золотое затишье,
И в меловой пустоте
Всё забываю и слышу:
«Он – из еврейских детей…»
 

1984

«Бесплодного холода лоно…»

 
Бесплодного холода лоно –
Зима, очертанье излома
Греха первородного,
Бесповоротного
Наклона
В гул и паденье…
 
 
…Со свечками бденье
Молящихся,
Ночи боящихся,
Взлетающий взор –
И мартовских зорь
В белых рубахах раденье!..
 

1985

«О лучшее вероученье…»

 
О лучшее вероученье –
Прозрачно-полных рек теченье!
Под журавлиным длит крылом
Волны торжественный псалом
Река – от скорби излеченье!
Река – с ней жизнь моя легка,
Я забываю, заплываю
В любви небывшие века,
Где уст услада даровая
Роскошно длящейся воды,
Где ты –
С душою своей на ты…
 

1985

«С усмешкой тонкой…»

 
С усмешкой тонкой
И безнадёжной –
Осень с котомкой
Пеньки таёжной
 
 
Свёрнуто-спутанных
Мокрых троп.
Слышишь? – Зовут меня:
Век-игрок,
 
 
До креста проигравшийся,
В безумье впадая, –
Зовёт…
 
 
Если наши все
В райские дали
Уйдут, –
Отвечать станет некому.
 
 
Я останусь тут –
Я буду эхом ему.
 

1985

«Плоды созрели – поздно ссориться…»

 
Плоды созрели – поздно ссориться,
И летний жар идёт на спад.
Нам завещавшие бессонницу
Давно и непробудно спят,
 
 
И лишь во сне ещё встречаются,
Где слух на цыпочки привстал:
Как лица, яблоки качаются,
И вечно тянется Тантал…
 

1985

«Был вязок липов цвет, и наполняло вены…»

 
Был вязок липов цвет, и наполняло вены
Броженье вешних вин.
В тот вечер молодой, извечный, незабвенный –
Кто другом был твоим?
 
 
И с кем ты говорил, блаженно-одинокий,
Вдыхая липов дух,
Когда закатный тракт тебе бросался в ноги,
Берёзами взмахнув?
 
 
Мельканье белых рук, по локоть обнажённых, –
Закат! Горим! Горим!..
И будущего тьма, твердеющая в кронах, –
Кто другом был твоим? –
 
 
Он выходил к тебе из бедного селенья
С заплечною сумой,
И близок был к тебе – Кладущий разделенье
Меж светом и меж тьмой!..
 

1985

Славянские сказки
Из цикла

[1] Ржаная корочка

 
Украинская сказка
Как пан помирал –
Пели да кадили,
И за это его в рай
Ангелы вводили.
 
 
Говорит ему Ключарь:
«Я кормить не буду –
В небе каждый получай,
Что принёс оттуда!»
 
 
Как пан в том раю
Люто голодает,
Он к ногам Ключарю
Слёзно припадает:
 
 
«У меня ж в дому добро –
Не видать и края…
Отпусти меня, Петро,
На денёк из рая!»
 
 
…Вдоль амбаров пан идёт –
Страсть как видеть рад их,
Грузит снедью семь подвод,
Семь кобыл крылатых.
 
 
Из всего того добра
Корку обронивши,
Пан её не подобрал, –
Корку поднял нищий…
 
 
…Шесть подвод стоят пустых
Посредине рая,
На седьмой, на дне, блестит
Корочка ржаная!..
 

1985

[2] Молитва рыбака

 
Болгарская сказка
Священник в лодочке плывёт –
Учёней всех на свете!
Рыбак танцует и поёт,
На солнце сушит сети:
 
 
«Ты меня не накажи,
Ты за всё прости меня!
Боже, Ты со мной дружи!
Боже, Ты люби меня!..»
 
 
– Что за слова ты произнёс?
Спросил священник строго. –
Иль ты не знаешь, как Христос
Учил молиться Богу?
 
 
Пешком ходил Он по волнам,
Ветрами в море правил,
И «Отче наш» – такую нам
Молитву Он оставил!..
 
 
…Священник в лодочке плывёт
Вдали от берегов,
Но кто-то вдруг его зовёт,
Он слышит шум шагов!
 
 
Бегом по плещущей волне
Спешит за ним рыбак:
– Ты повтори молитву мне, –
Не вспомню я никак!..
 
 
Глядит священник, чуть дыша,
Едва промолвить смог:
– Да ладно… Что уж… Хороша
И прежняя, браток!..
 
 
«Ты меня не накажи,
Ты за всё прости меня!
Боже, Ты со мной дружи!
Боже, Ты люби меня!..»
 

1985

Старик

 
В дощатом домишке, в светёлке – ночник негасимый.
Ночные раздумья, тревога осенней поры.
Боится старик задремать, он последние силы
Напряг – и противится тьме, и страшится уйти из игры…
 
 
Какая-то тварь не однажды уже подбиралась
В ночи, оттого и на кухне и в комнате – свет,
И свечи в запасе. Зачем так забывчива старость:
Чуть шорох – вновь Бога помянешь, а Бога-то –  нет…
 
 
Привидится – ждут его родичи, близко их души
Подходят, зовут, утешают… Нет – только не спать!
Там черви и мрак… Ничего, кроме глины и стужи…
Пройдёмся… Приляжем… Вот так. И тревога – на спад.
 
 
И снова басок, снисходительный и задушевный,
Ему разъясняет в тревожном и долгом бреду,
Что Бог был придуман попом для обмана деревни,
И свергли Его в одна тыща каком-то году…
 

1985

Жасмин

 
Как торопился, белый, как за ним
Лучи тревожные летели…
О Господи, отцвёл, отцвёл жасмин,
Прошли его недели!
 
 
Ещё у светлых душ, зелёных тел –
Каникулы, кануны,
Один жасмин нежданно облетел
Метелью средь июня!
 
 
Жасмин умолк: ни вязи, ни плода
Средь полногласья летнего обилья, –
О белого блистания беда!
О запаха бессилье!
 
 
И красоту его, и краткость с ним
Вы разделить не захотели, –
О Господи, отцвёл, отцвёл жасмин,
Вдали его недели!..
 

1985

Храм

 
Тот, Кто призвал меня – построить Храм,
Храм возвести, где сохранится Слово,
Где свод – округло-вечен, голос – прям,
Где аромат восточной притчи прян,
 
 
Храм, где раскаянье повергнет злого
На световые плиты яшмы,
Где добрый – пеньем пресекает спор,
Где умереть совсем не страшно –
Войти на равных в заалтарный хор, –
 
 
Тот, Кто призвал меня – построить Храм, –
Ужели сам, в пустотах, мог посметь я
Смысл отгранить, чтоб светом заиграл,
Отчистить Слово, возвратя в бессмертье? –
 
 
Тот, Кто призвал меня – построить Храм,
Святилище словесного Ковчега,
Чтоб ясновиденье вернуть телам,
А душам – бодрость после бега,
 
 
Чтоб, левой взяв отвес, а правой –  меч,
Двумя руками я Творца восславил,
Как мужеством – строитель Зоровавель,
 
 
Чтобы с одра болезни встала Речь,
Чтоб арфами и трубами охрана
Ещё пред жизнью, в детстве, утром рано –
 
 
Народ войти звала,
Чтоб воскресали пред вратами Храма
Слова, –
 
 
Он – Воскреситель, Исцелитель ран,
Тот, кто призвал меня, как древле Ездру,
В разрушенной стране построить Храм
Поэзии, –
 
 
Он Сам, на труд отверзший очи,
Да будет в помощь –
Вышний Зодчий!..
 

1985

Библия

 
Благое иго
И лёгкое бремя –
Вечная Книга,
Краткое время.
 
 
Не дочитаешь,
Кончатся сроки –
Льдинкой растаешь
На речке широкой.
 
 
Смысла свеченье,
Солнца круженье,
Свет невечерний –
Краткость блаженна.
 
 
Гость мой пречистый,
Смерть пресвятая,
Что ты стучишься?
Дай дочитаю…
 

1985

Закатный час

 
Срывая листья, глядя в лица,
День пробежал, недвижно мчась,
И вот настал – и кратко длится
Обманный час, закатный час.
 
 
У врат забвения, в тумане,
Мрачнел, робея и дичась,
Зелёный лес воспоминаний
В тревожный час, в закатный час.
 
 
В бессилье впавшие, в смятенье,
По почве тягостно влачась,
Продленья дня просили тени
В жестокий час, в закатный час.
 
 
И ветер тьмы тебя коснулся.
Но ты, бессмертию учась,
Не отступил, не содрогнулся
В закатный час, в закатный час!..
 

1985

Поэзия

 
От метанья, от тёмного знанья –
Заговор, укрывающий дланью
От чёрного глаза орлиного, –
Заговор:
Не отринь его!
 
 
В посте и в пустыне –
Поэзия
Из дикого мёда, акрид,
Мне – пища ангелов!
Весь я –
Милостью Твоей укрыт!..
 

1986

«Лес нарастал, густел…»

 
Лес нарастал, густел,
Вагон звенел, дрожал
От стихотворных тем,
От счастья мятежа,
От юности и лета…
 
 
И песенка, настигшая нас где-то
На полдороге в рай,
Была случайна и аляповата…
 
 
Но через много лет –
Ты каждый звук её вбирай,
Прерывисто дыши, почуяв след
Светлейшего, огромнейшего дня, –
 
 
И, хоть возврата нет,
Ты жди его возврата –
И вспоминай меня…
 

1986

«Холодно низкому облаку и синице…»

 
Холодно низкому облаку и синице,
Лёд одолел – и душа задохнулась реки,
Небо болит под иноческой власяницей,
Но наточи мне крыло, увлеки
 
 
На заливные луга
Ветра – с косою крыла оловянной!
Смилуйся: юность – темна и долга,
Старость – светла и мгновенна…
 

1986

«Ещё деревья не покрылись…»

 
Ещё деревья не покрылись
Младенческой листвой,
Я был один – мне только снились
Твои глаза и голос твой,
 
 
Но так сверкали пальцы клёна –
В алмазах сплошь,
Что я касался их влюблённо –
И понимал, что ты придёшь.
 
 
Ещё травинки не решились
На первый шаг,
Ещё томилась и страшилась
Твоя высокая душа,
 
 
Но речки Цны лебяжья шея
Врастала в предрассветный дым,
И я склонялся вместе с нею
Пред чудом будущим твоим.
 
 
Гром-избавитель не сорвался
Ещё с растаявших цепей,
Ему твой слух не открывался,
Тебе как равный он не пел,
 
 
Но небо дрогнуло – багровой
Тяжёлой головой,
И все, притихнув, ждали грома,
Как я – прихода твоего…
 

1986

«Ты, к лучу, словно к столбику…»

 
Ты, к лучу, словно к столбику,
Привязавший коня, –
Тёмно-белое облако,
Оглянись на меня!
 
 
Над бегущими градами
Ветер страхом прошит:
Ты скакал – и выглядывал
Тех, кто меньше спешит,
 
 
Кто, дорогой недолгою
Проходя Царство Здесь,
Улыбнётся вслед облаку
Меж губами небес…
 
 
Над спешащими весями
Властно двигался ты,
Чтобы молча невесть кому
Знак подать с высоты, –
 
 
Ведь, порывами сломленный,
Словно тополь зимой,
Разговора с Бессонными
Недостоин земной…
 
 
Объяснялись не знаками
Прежде братья твои –
С нами пели и плакали
И вступали в бои.
 
 
Но любое побоище
Увлекает нас вниз…
Подожди… На кого ещё? –
На меня оглянись.
 
 
Я из тех – зачарованных
И неспешных, увы,
Вкрадчив шаг вечеров моих,
Вечна поступь травы.
 
 
Я отверг не из гордости
Бег, погоню, почёт:
Ты же сам смертной скорости –
Облака предпочёл!..
 

1986

Алексей Кольцов

 
Серые в золоте, буро-червонные строки,
Колокольный чугун бубенцов:
Это, лесами друзей окружён, одинокий,
Едет Кольцов.
 
 
Серые в яблоках цокали слева от чащи,
Продлевался в их гривах закат.
В чаще Кольцов – и хозяин, и клён высочайший,
Бьюсь об заклад…
 
 
Но обручального солнца кольцо золотое
Скрывалось, катясь под уклон:
– В лес допусти, если в слове чего-нибудь стою,
Имя мне – Клён!..
 

1986

«Деревья – длинноногие слепцы…»

 
Деревья – длинноногие слепцы –
Ощупывают ночь движеньем чёрным.
Деревья – одинокие гребцы –
Во тьме сражаются со штормом.
 
 
И я молю их: «В шевеленье лет,
В дожде, томленье, гуле смутном –
Разведайте, где берег наш и свет,
И нам шепните ранним утром!»
 

1986

«О, разве поэзии – учат?..»

 
О, разве поэзии – учат?
Поэзия – учит всему,
Зовёт на Синайские кручи,
Ведёт в светородную тьму.
 
 
И всё же учил меня песням
Тот клён необъятный, под стать
Вечернему свету, и мне с ним
Хотелось до неба достать…
 

1986

Контролёр

 
Я вижу контролёра-старика:
Не миновать кому-то кары!
О, сколько видел он! Он путь, наверняка,
Прошёл – от Подмосковья до Сахары…
 
 
А я б уже успел объехать шар земной –
Вседневный обитатель электричек,
И сотни контролёров предо мной
Прошли – в своих регалиях, отличьях…
 
 
Когда бы я был стар и одинок,
То, не вдали от ангельского хора,
Уже предчувствуя блаженный срок,
Я выбрал бы себе занятье контролёра.
 
 
Смотрел бы всем в глаза – прощал иль штрафовал,
Смотрел бы – слушал сбивчивые речи:
Я б в этих взглядах сразу узнавал
Небывшие свои знакомства, встречи.
 
 
Совсем не шутка перейти порог,
И расставаться с жизнью не пристало,
Не пережив всего. И, как пророк,
Казня и милуя, я шёл бы вдоль состава.
 
 
И все бы мысли прежние слились
В одном сомнении великом:
Коль не вместишь как можно больше лиц,
То как предстанешь пред Единым Ликом?!
 

1986

«Тучи-плакальщицы оросили…»

 
Тучи-плакальщицы оросили
Донесённым от Нила дождём
Твои десять столетий, Россия,
Всех, кто в этих столетьях рождён.
 
 
Средь берёз твоих среброволосых,
Чья священная стража – дубы,
Я стою, опираясь на посох,
На египетском взлёте судьбы.
 

1986