Текст книги "Секреты профессионалов трейдинга. Методы, используемые профессионалами для успешной игры на финансовых рынках"

Психология торговой площадки

В 2001 году вопрос о завершении фондового праздника был уже неактуальным. Пузырь по «хай-текам» с треском лопнул еще в 2000-м, последствия падения рынка начали сказываться на бизнесе, интерес к трейдингу также сильно пострадал. Я уже приводил слова моего друга Аарона Рейнгласса, любящего повторять, что похмелье бывает не от вина, а потому, что человек прекращает пить. Можно сказать, в 2001 году торговые площадки быстро протрезвели. Впрочем, отрезвление пришло и к трейдерам.

Психология бычьего рынка отличается от психологии рынка, переживающего падение цены. При подъеме рынок воодушевлен и насыщен парами оптимизма, замешанного на алчности и предвкушении грядущих материальных благ. Аппетит к риску на медвежьем рынке теряется, все подавлены, охвачены страхом и унынием. В 2001 году случились две важные вещи. Одна из них привела к изменению психологии рынка на локальном уровне, другая – в масштабе всей страны. Оба события заслуживают того, чтобы о них были написаны книги, я лишь вкратце остановлюсь на них и расскажу о том, как они затронули дух рынка и изменили судьбы многих из нас.

Коллективное сознание рынка довольно хрупко и ему легко можно навредить. В феврале 2001 года мой исполняющий брокер на площадке индекса S amp;P 500 и близкий друг Бобби Голт (Bobby Gault) ждал приезда своей семьи в доме, который построил на острове Бивер, который находится между Верхним полуостровом и побережьем озера Мичиган. Он поехал туда первым, чтобы привести в порядок закрытый на суровую мичиганскую зиму дом. Утром того дня я услышал по радио об исчезновении чартерного самолета, взлетевшего из чикагского аэропорта Мидуэй. Самолет направлялся на остров Бивер, и я подумал о том, знакомы ли Голты с семьей, находившейся на борту самолета.

В то утро мы должны были обсудить с нашим финансовым директором Эдом Арана (Ed Arana) открытые позиции и уровень риска по ним. Перед встречей мне позвонил с площадки Боб Новак (Bob Nowak), вместе со своим партнером Стивом Бауэром (Steve Bauer) ведавший исполнением ордеров на площадке. «Проблема с семьей Боба!». После нескольких секунд молчания я спросил: «Они были в том самолете, что летел на Бивер?». Новак ответил утвердительно. Я онемел. Голт был талантливым брокером, но дело не в этом. Мы дружили семьями, я был многим обязан ему на личном уровне.

Меня всего трясло, я ходил из угла в угол, не находя себе места. Я сделал несколько звонков, попытавшись выяснить, можно ли послать самолет к острову или помочь поискам каким-то иным образом. Потом Голт рассказал, что видел, как самолет подлетал к небольшой взлетно-посадочной полосе острова и догадался, что что-то не так. Попытавшись зайти на посадку, самолет развернулся и начал удаляться. Голт подумал, что сильный ветер заставил пилотов принять решение о посадке в лучше оборудованном аэропорту Шарлево в 30 милях от острова. Он ошибся. Самолет, успев отлететь на несколько миль от аэропорта, упал в лес. Оба пилота погибли. Бобби участвовал в поисках тел пассажиров. В 2 часа ночи береговая охрана приостановила поисковую работу из-за плохой видимости. Они сказали Голту, что шансы на то, что его близкие живы, невелики.

Мы в Чикаго думали только о Голте. Погода стояла ужасная, все полеты в направлении Шарлево были отменены. Новость повергла торговую площадку в шок. Бобби Голт был отличным трейдером и одним из самых красивых парней на СМЕ. Его знали все. Со своей женой Миртой он познакомился здесь, когда она несколько лет назад работала на площадке евродолларового фьючерса. Новость о катастрофе на неделю изменила психологию рынка. Волатильность снизилась, головы трейдеров были заняты другим.

Конкуренция внутри биржевых фьючерсных сообществ очень высока, тем не менее, трейдеры в какой-то мере являются одной большой семьей. Если трейдер теряет ребенка или супругу, вся площадка приходит ему на помощь, всеми возможными способами стараясь приглушить горечь утраты. В этот раз мы впервые столкнулись с трагедией потери целой семьи. Даже самые агрессивные трейдеры отреагировали на ситуацию.

Мучимый ощущением бессилия, я из офиса компании пытался дозвониться до Голта и предложить помощь. Этот человек был мне очень близок. В течение десяти лет мы каждый день обедали вместе, обсуждая все наши проблемы, отношения в семье и работу. Мне было известно, что Мирта и дети были для него важнее всего на свете.

Узнав о моем состоянии, в кабинет зашел Эд Арана. Он тоже был знаком с Голтом; будучи отцом трех детей, он хорошо понимал возможные последствия для биржи. Эд предложил лететь на остров, но из-за непогоды все аэропорты на севере штата были закрыты. Я считал, что мы во что бы то ни стало должны добраться до Бобби. Вся площадка была озабочена происходящим. В тот день объемы сильно упали, событие изменило настрой участников рынка.

Итак, сообщество приступило к действиям. Кенни Джонсон (Kenny Johnson), локал и один из крупнейших провайдеров ликвидности на площадке индекса S amp;P 500, на пару с другом владел частным самолетом, воспользовавшись которым мы могли попасть на место событий. Мы уже собирались ехать в аэропорт Мидуэй, когда пришло известие об одном выжившем в крушении… потом нашли еще одного. В конце концов, мы узнали о том, что Мирта и все трое детей живы, к несчастью, пилоты оказались не столь удачливыми.

В течение этих нескольких часов большинство людей на СМЕ испытали те же эмоции, что и я: ужас от новости о гибели целой семьи и радостное возбуждение при известии о том, что они выжили и находятся вместе с Бобби. За всю жизнь мне больше не приходилось испытывать подобных перепадов эмоционального состояния. В последующие дни все средства массовой информации пестрили сообщениями о чудесном спасении семьи Голта. Больше всего мне запомнился визит Голта с женой и детьми на торговую площадку. Охваченный единым порывом, фондовый квадрант СМЕ устроил им овацию. Бобби стоял на своем рабочем месте, подняв младшего Алекса над головой. Толпа рукоплескала. Самые прожженые трейдеры, от которых меньше всего можно было ожидать внешних проявлений сентиментальности, заливались слезами. Мне никогда не позабыть этого!

Паника и страх

Начинающие трейдеры мало что понимают в психологии торговли. Исследование духа рынка – довольно сложное занятие, требующее и мозгов, и опыта, но для того, чтобы разобраться с проявлениями и последствиями, отнюдь не обязательно быть экспертом. Первым уроком в процессе ознакомления с поведением рынка должно стать осознание зависимости рынка от базовых эмоций. Понимание путей и способов мышления инвестиционного сообщества – отдельная сфера познания, но столь же важно и изучение поведения рынка. Эпизод с семьей Голта служит примером того, как подобного рода события изменяют психологический настрой рынка. В данном случае речь шла о нескольких часах неопределенности и эмоциональной подавленности, но что если целой нации приходится переживать подобные потрясения? Поведению отдельных лиц в свете рыночной психологии посвящено множество научных трудов, но те, кто действительно понимает природу рынка, знают, что ее главной характеристикой следует считать живость и динамичность.

Настроение рынка может меняться как вследствие растянувшихся на целые месяцы вялотекущих процессов, так и после какого-нибудь одного шокового потрясения. Рынок может в мгновение ока превратить скучную и низковолатильную торговую сессию в действо, исполненное бешеной страсти и ценовых скачков. Люди на полу работают лишь 10 процентов времени, проводя остальные 90 процентов в ожидании шквала активности. Но «ветераны» ни на секунду не теряют концентрации и находятся в постоянной готовности к действию.

Можно утверждать, будто двигающие рынок события выполняют роль катализаторов и их нельзя считать истинными «виновниками» происходящего. Но главная задача трейдера – извлекать из рынка прибыль, а не пытаться быть умнее его! Как категорично бы это ни звучало, но трейдинг – занятие не для альтруистов по натуре. Быть хорошим трейдером значит видеть рынок с двух точек зрения: от вашего внимания не должны ускользать управляющие внутридневными движениями небольшие волны эмоций, но нельзя также упускать из виду и цунами чувств, накрывающие все инвестиционное сообщество. К числу скромных эмоциональных событий можно отнести падение компании Энрон (Enron) и уменьшение капитализации рынка на пару-тройку миллиардов долларов.

Побочные эффекты куда как значимее. Принятие Закона Сарбейнза-Оксли (Sarbanes-Oxley Act – принятый в 2002 году закон, ужесточающий требования к финансовой отчетности; фактически привел к созданию нового режима регулирования финансовой деятельности; закон применяется ко всем компаниям, ценные бумаги которых зарегистрированы Комиссией по ценным бумагам и биржам США (Securities and Exchange Commission, SEC). – Примеч. пер.) поможет избежать деловому сообществу многомиллионных потерь, но вместе с тем по определению способствует утеканию из страны инвестиций. Это достаточно сложный вопрос, и он будет оставаться предметом дискуссий еще долгое время. Так или иначе, но время от времени происходит нечто, изменяющее ситуацию на рынке. Как это было 11 сентября 2001 года.

9/11

Об этом будут писать еще многие годы. Но вместо того, чтобы тратить время на анализ причин трагедии, я расскажу вам о моем мире в те трудные дни. Много чего случилось тогда за кулисами СМЕ такого, что прямо или косвенно повлияло на рынок и пронизывающий его психологический настрой. Событие 11 сентября я называю «убийством Кеннеди наших дней». Любой скажет вам, где именно он находился в то самое утро.

Если в истории и было отдельно взятое событие, возвестившее миру о конце бычьего рынка, то это – террористическая атака 11 сентября и ее последствия. Ее можно рассматривать в качестве учебного примера изменения за один день коллективного сознания рынка. Никогда еще никакие происшествия не становились причиной столь масштабных разрушений и тотального смятения на рынке. Понимание эмоционального воздействия 11 сентября важно для нас и сегодня, поскольку еще несколько лет торговля на рынке протекала в условиях, во многом определенных этим событием.

Для меня то утро начиналось обычно – рано поутру я отправился на площадку СМЕ, чтобы подготовиться для интервью каналам Си-Эн-Би-Си и Блумберг, после чего пошел в офис. В 9 часов я должен был появиться на экране и рассказать об экономических индикаторах, которые должны были выйти в тот день. Когда я смотрел канал Си-Эн-Би-Си, Марк Хейнс (Marc Hains) что-то сказал о самолете, врезавшегося в башню Всемирного Торгового Центра (World Trade Center, WTC). Моей первой реакцией было позвонить Дэнни и Винни. Они сидели в офисе компании Номура, во Всемирном Финансовом Центре (World Financial Center). Это прямо через дорогу от ВТЦ. Я поинтересовался, что они видят и в безопасности ли? Они ответили, что с ними все в порядке, и что в здание напротив врезался какой-то полицейский вертолет. С точки, в которой они находились, ничего особенного увидеть нельзя было.

По пути на верхний этаж биржи я столкнулся с моим старым другом Питером Ястроу (Peter Yastrow), недавно начавшим брокерствовать для частных трейдеров компании Кантор Фицджеральд (Cantor Fitzgerald). Он и его коллеги по деску были очень взволнованы. Нью-йоркский офис компании Кантор Фицджеральд располагался на последнем этаже башни Торгового Центра. Происходило что-то страшное, клерки уходили с площадки, утирая слезы с лица. Оказалось, трейдеры и брокеры в Нью-Йорке, поняв, что им не выбраться, попросили чикагских коллег обзвонить их дома и попрощаться за них с близкими. Представьте себе разговор по телефону с людьми, которые умирают, а вы не можете им помочь.

Сессия на фондовом рынке еще не начиналась, но рынок электронных фьючерсов валился. Мы смотрели кадры прямой трансляции из Нью-Йорка, когда еще один самолет влетел во вторую башню. В этот момент масштаб события достиг глобального уровня. Люди ощутили панику. Брокеры начали кричать, что в воздухе есть еще самолеты и СМЕ может быть их целью. Я призвал всех к спокойствию, но сказал, что все желающие могут покинуть биржу. Всю свою команду я отослал домой, сообщив всем, с кем работал, что буду информировать их обо всем происходящем.

Меня вызвали в расположенный рядом с площадкой на индекс S amp;P 500 центр контроля для того, чтобы обсудить с нью-йоркскими рынками положение и выяснить, будут ли они сегодня открываться. Во время телеконференции крик Марка Хейнса заставил нас оторваться от мониторов и обернуться в сторону телевизора. Падала первая башня. Тут же было решено не открывать фондовую биржу в Нью-Йорке и немедленно прекратить фьючерсные торги на СМЕ. Я позвонил Винни и Дэнни в Нью-Йорк. Они ушли из своего офиса после того, как второй самолет врезался в башню. Позже они рассказали мне, что видели, как он пролетал над рекой. К этому моменту уже была в разгаре эвакуация Всемирного Финансового Центра, да и всего Манхэттена.

Все покидали зал СМЕ, но я полагал, что должен продолжать находиться в здании. Помимо членства в совете директоров биржи я был также членом правления компании Коммерцбанк Фьючерс. Наша американская штаб-квартира находилась на несколько этажей выше офиса Винни и Дэнни в Нью-Йорке. Мне было известно, что весь персонал эвакуировался и находится в 25 милях от эпицентра трагедии – в Нью-Джерси. Я знал, что Франкфурт будет интересоваться тем, как биржа справляется с катастрофой.

Величайший момент в истории фьючерсной индустрии

Я поднялся в кабинет Скотта Гордона, который был тогда председателем, и спросил, могу ли быть чем-нибудь полезен. Оказалось, что СМЕ отреагировала немедленно, разработав за считанные часы план перевода нью-йоркских товарных фьючерсов в систему Глобекс – электронную платформу нашей биржи. Последующие часы стали примером чистейшего сотрудничества высочайшего качества. Никогда прежде соперничающие биржи не приходили на помощь друг другу! Нью-йоркские биржи столкнулись с двумя серьезными проблемами: во-первых, было физически сложно перемещаться в районе нижнего Манхэттена; во-вторых, предполагались большие трудности с ликвидностью контрактов. Крупнейшие институциональные клиенты рынков капитала в большинстве своем базировались в районе Нью-Йорка.

Последующее можно по праву считать одним из наиболее ярких и достойных моментов истории CME и всей фьючерсной индустрии. Когда спасатели еще искали выживших в кровавой бойне под обломками рухнувших зданий, клиринговая палата СМЕ и технологический отдел, возглавляемые Фапиндером Джиллом (Phupinder Gill) и Джимом Краузе (Jim Krause), буквально за ночь создали систему. Она позволяла New York Mercantile Exchange (Нью-Йоркская товарная биржа, далее NYMEX. – Примеч. пер.) и New York Board of Trade (Нью-Йоркская торговая палата, далее NYBOT. – Примеч. пер.) включить свои продукты в наш листинг и клиринговать их на СМЕ. Беспрецедентный пример сотрудничества бирж! До этого взаимоотношения между различными фьючерсными биржами имели характер вражды, которая нередко разделяет членов одной и той же семьи, биржи были «братоненавистниками». Еще никогда одна биржа не предлагала другой воспользоваться своей инфраструктурой. Не скрою, было приятно наблюдать, как бывшие конкуренты протягивали друг другу руку помощи. И хотя нью-йоркские биржи решили отклонить предложение СМЕ, оно все же высветило ее способность в случае необходимости меньше чем за сутки реплицировать рынок целиком. Это сложная задача, для многих совершенно непосильная. Этот момент запомнится и впоследствии сыграет свою роль при акционировании СМЕ.

Кооперация имела место не только в случае с различными торговыми площадками, но и на более низком уровне – собственно клиринговых операций. В Нью-Йорке комиссионные торговцы фьючерсами предлагали свои бэк-офисы к услугам тех, чья инфраструктура была разрушена. Хорошим примером сотрудничества такого рода может служить помощь, оказанная компании Карр Фьючерс (Carr Futures), подразделению французского банка Индо-Суэц (Indo-Suez Bank), в воссоздании бэк-офиса и поддержании клиентских позиций. Катастрофа объединила всю индустрию. Психология рынка претерпела существенные изменения, но какие? Фондовый рынок оставался закрытым в течение нескольких дней, а когда торги возобновились, стало ясно, что на бирже поселились страх и неуверенность.

Официальные лица Нью-Йорка довольно скоро объявили о своем намерении вновь открыть фондовую биржу. Почти во всех компаниях существовал предопределенный план действий на случай чрезвычайной ситуации, включающий в себя процедуры резервного копирования и подготовку резервной инфраструктуры. Такие фирмы достаточно оперативно переехали в запасные офисы, восстановив контроль над трейдингом, его функциональность и систему выставления заказов. Сообщество трейдеров приветствовало открытие биржи и неожиданно скромный уровень волатильности. Несмотря на то что рынок был обречен на низкое открытие, начало работы протекало в условиях какой-то сдерживаемой, чуть ли не подавляемой, активности. Мало кому известно, что крупнейших операторов попросили не вести себя чересчур агрессивно. Иными словами, к серьезным игрокам, включая все сообщество индексных арбитражеров, обратились с просьбой привнести в трейдинг патриотическое начало. Я знаю и другие случаи, выносившие на поверхность хищнические инстинкты трейдеров. Так, многие воспользовались катастрофой космического челнока «Челленджер», открыв короткие позиции – национальная катастрофа принесла им быстрые деньги. Но на этот раз все было по-другому. Ни до, ни после мне уже не приходилось наблюдать столь драматических перемен в коллективной психологии вследствие одного-единственного события!

Мое общение со средствами массовой информации протекало в новом ключе. Я привык рассуждать перед телекамерой о направлении движении рынка, но до этого журналисты никогда не интересовались моим мнением относительно социальных проблем и не просили комментировать текущие события политической жизни. Теперь же все интервью по Блумберг ТВ и СиЭнБиСи заканчивались вопросом о том, как себя чувствуют трейдеры, и что они думают. Я начинал словами о том, что «все наши мысли и молитвы направлены на наших нью-йоркских товарищей», но этого было недостаточно. Мы пытались продолжать жить как прежде, хорошо понимая тщетность усилий. Все уже не как прежде, далеко не как прежде. На установленных в зале биржи огромных телемониторах спасатели продолжали разбирать обломки манхэттенских башен, мы наблюдали за их работой, и в то же самое время старались сконцентрироваться на рынке.

Накал эмоций не спадал, и я знал, что к каждому телевыступлению должен подходить со всей ответственностью и говорить соответствующие ситуации вещи. Гнев порой захлестывал меня, в этом смысле я ничем не отличался от других. В этих башнях погибли мои знакомые, и меня порой подмывало сказать миру, что эти террористы – настоящие животные. Мне было трудно избавиться от мысли о том, что здесь речь шла о том же самом исламском фанатизме, который менее столетия назад руками турок убил миллионы армян (в том числе 30 членов моей семьи) и других христиан. То же самое зло, с которым пришлось столкнуться моим предкам в оттоманской империи, постучалось теперь в мою дверь здесь, в Америке. В то же время я понимал, будучи публичным лицом и представителем СМЕ на телевидении, что мне следует вести себя по возможности профессионально, не давая воли чувствам, не забывая о том, что речь идет о национальной безопасности. Я был в определенной степени ответственен за состояние чувств телезрителей.

В продолжение моих выступлений я не раз подчеркивал, что безмерно горд за моих коллег-трейдеров и за все финансовое сообщество, устоявшее перед соблазном сделать быстрые деньги на катастрофе. На самом деле участники финансовых рынков не считали, что ведут себя как-то особенно. Они не являются ни докторами, ни медсестрами, ни социальными служащими, вместе с тем линия поведения, избранная всей нашей индустрией в трагические дни сентября 2001-го, позволяет мне с чувством гордости ощущать собственную причастность к сообществу трейдеров.

Чувства движут рынком

События, связанные с историями Бейба, семьи Голт и с 11-ым сентября, обнаруживают разноуровневое воздействие на психологию рынка. В случае с Бейбом под косвенным ударом оказалась небольшая группа трейдеров, что привело к кратковременному понижению уровня ликвидности. Эпизод с семьей Голта привел к смятению в рядах сообщества трейдеров и к резкому снижению внутридневной волатильности.

Террористическая атака 11 сентября показала беспрецедентную готовность финансового сообщества к консолидации в экстремальных условиях тотальной угрозы. Каждая из этих историй по-своему помогает пониманию зависимости психологии рынка от базовых эмоций.

Именно базовые эмоции мотивируют нашу повседневную активность, и их необходимо изучать каждому, у кого имеется претензия на великое трейдерское будущее. Является ли событие краткосрочным или оно растянуто во времени – обязательная задача каждого трейдера разобраться в том, какие именно эмоции породит оно в душах участников процесса торговли. В отличие от обстоятельств, от которых зависит степень действенности постулатов теории случайного движения, основные человеческие страсти остаются неизменными. Когда несколько веков назад в Голландии до безумных уровней взлетели цены на луковицы тюльпанов, в основе этого движения лежали те же самые чувства, что раздули пузырь «хай-теков» во второй половине 90-х.

Многие инвесторы основывают свои решения на понимании духа рынка. Некоторые из них не очень изощрены в техническом анализе, зато прекрасно разбираются в социологии рынка. Их целью является выявление повторяющихся, цикличных моделей человеческих эмоций. И восторг, и страх двигаются волнообразно. Каждому трейдеру решать, какую волну пропустить, а на какой попытаться прокатиться, – в этом нас можно сравнить с серферами. Растущему рынку соответствуют позитивные чувства, создающие всеобщую атмосферу счастья и благосостояния. Но какими высокими ни будут пики бычьего рынка, при обвале низы окажутся еще глубже. Падение акций на рынке NASDAQ, последовавшее за 11 сентября, в течение года трансформировало эйфорию в страх. На смену приятному чувству наслаждения богатством пришла глобальная война с террором и с идеологией ненависти. Страх прочно угнездился в сознании трейдера и продолжает оставаться в нем и по сей день.

Часто приходится слышать о встроенной в цену «военной надбавке» (“war premium”). Это особенно относится к рынкам сырой нефти и золота. «Военная надбавка», в сущности, является не чем иным, как мерилом психологического состояния рынка. Компьютерные программы при калькуляции цены учитывают эмоциональный аспект трейдинга и выдают «на-гора» формулы и модели, описывающие ценовую нестабильность. Такое «эмоциональное ценообразование» создает две проблемы. Во-первых, задействованная при этом технология учета человеческих эмоций программируется человеком, что накладывает на нее определенные ограничения. Технология учитывает только те эмоции, которые понятны ее создателю. Во-вторых, сама по себе технология не всесильна, эффект ее действия лимитирован, поэтому человеческий фактор является необходимой составляющей любого анализа эмоций.

Еще одной причиной, по которой необходимо изучать и понимать психологию рынка, является то, что это дает трейдерам лучшее понимание собственной индивидуальности. Трейдерам и инвесторам легче изыскивать возможности торговли, если у них есть понимание психологических факторов, двигающих цену. Пойманный в эмоциональный капкан трейдер уже не может сохранять объективность при анализе рынка. Для того чтобы оставаться дисциплинированным и успешным, надо уметь отстраняться от окружающего шума. Другими словами, надо фокусировать внимание на подвернувшейся возможности, а не на событии как таковом. Не существует никаких пределов постижения природы энергии, приводящей в движение рынки.

Важно понимать роль, которую играет эта энергия в каждой нашей сделке. Любая ваша сделка сопровождается определенным «количеством» эмоций страха и алчности, а также их соотношением. Хотите стать хорошим трейдером – научитесь искусству сохранения баланса между этими двумя крайностями чувств. Когда я начал торговать, Бинг как-то сказал мне: «Всегда надо чуть бояться рынка, но никогда не терять к нему уважения». Он пытался научить меня свыкнуться со страхом, при этом не забывая о том, что рынок любого может вынести вперед ногами. Никогда не теряйте чувства уважения к рынку и никогда не попадайте в ловушку жадности!