Текст книги "Дерзкая невинность"

Глава 21

Макс удивлялся, что до сих пор не догнал Оливию и ее служанку. Он решил, что они, по-видимому, ехали и ночью, минуя постоялые дворы и почтовые станции, но где бы он ни спрашивал, никто не видел молодую светловолосую женщину и ее служанку.

Макс ругал себя за глупое решение ехать верхом. Несмотря на то что менять лошадей на почтовых станциях не представляло трудности, было просто физически невозможно оставаться в седле двадцать четыре часа в сутки – хотя он и пробовал. Время от времени ему все-таки требовался отдых.

На третий день ближе к вечеру Макс добрался до Прескота. Он зашел на постоялый двор и узнал, что почтовая карета прибыла час назад. Хозяин хотел предоставить ему самую лучшую комнату, но Макс, как только разузнал, где находится дом Харпера, сразу отправился туда. На душе у него было неспокойно.

Скоро он встретится с Оливией, убедится, что ей ничего не угрожает, и отвезет ее домой, как только она будет готова вернуться.

Дождь, который непрерывно лил в последние несколько дней, прекратился, воздух стал свежим и прохладным, а капли дождя на листьях деревьев сверкали, словно крошечные бриллианты.

Уже через несколько минут Макс увидел дом, небольшой коттедж, выкрашенный в белый цвет, с дверью в центре фасада, по бокам которой было по окну. Дорожка к дому, обрамленная кустами тиса, вела к входу. Макс заметил на ней какую-то женщину, поднимавшую что-то с земли.

Подъехав поближе, Макс нахмурился: в кустах тиса лежала женщина в белом, из-под шляпки которой выбились рыжеватые светлые волосы.

– О Боже. Оливия?

Он пустил лошадь вскачь, но в начале дорожки резко натянул поводья. Соскочив с лошади, Макс бросился к Оливии и к стоявшей рядом женщине, в которой он узнал служанку Стрэтфордов.

– Оливия! – крикнул он.

Она не откликнулась, но служанка смотрела на него испуганными глазами.

– Ах, сэр. Я так рада, что вы приехали. Мисс Донован… у нее лихорадка, и она упала в обморок и…

Макс опустился рядом с Оливией и поднял ее на руки.

– Почему ты не отвела ее в дом? – недовольным тоном спросил он.

– Я не могла. Я кричала и звала, но в доме никого нет, а дверь заперта. Мне только что удалось вытащить мисс Донован из кустов.

– Когда вы приехали?

– Не знаю, сэр. Наверно, уже добрых полчаса. Мы шли пешком из города…

Господи. Оливия на его руках была горячей – жар ощущался даже через одежду. Она была так бледна, что сквозь кожу были видны тонкие голубые жилки.

– Она шла в таком состоянии?

– Она не сказала мне, что больна.

Макс стиснул зубы. Он был в ярости, но не мог же он выместить свой гнев на служанке, поэтому просто встал и с Оливией на руках направился к дому.

– Кто-нибудь есть дома? – кричал он, барабаня в дверь.

В доме стояла мертвая тишина. Макс лихорадочно соображал: он может либо отвезти ее обратно в Прескотт, либо взломать дверь дома. Макс знал, что Харпер не будет сердиться – он наверняка захотел бы, чтобы его свояченица могла попасть в дом, особенно если она была в лихорадке. Если он отвезет Оливию в Прескот, то сможет привести к ней врача, но ей придется остановиться в одной из крошечных комнат постоялого двора, которая не будет такой удобной, как спальня в этом доме.

Макс обернулся к служанке:

– Мы войдем в дом. Если мы не сможем сделать это по-другому, я сломаю дверь.

– Да, сэр, – ответила служанка, заламывая руки.

Он, наверное, должен был бы оставить Оливию со служанкой, но все в нем протестовало против того, чтобы выпустить Оливию из рук, и он прижимал Оливию к себе все крепче. С ней на руках Макс обошел дом, приказывая служанке попытаться открыть какое-нибудь окно, но все они были заперты, как и все двери. Макс решил, что легче всего будет взломать дверь кладовой рядом с кухней.

Он с трудом высвободился из плаща и приказал служанке постелить его на клочке травы, уцелевшей от зимних морозов. Служанка расправила плащ, и он осторожно опустил на него Оливию.

Она выглядела такой беспомощной, такой слабой, такой больной, что у него защемило сердце.

Надо сосредоточиться. Ей нужна спальня. Ей нужен врач. Ей нужны постель, еда, чистое белье, теплые одеяла.

Секунду он смотрел на дверь, а потом ударил по ней ногой с такой силой, что разлетелись щепки вокруг засова.

Макс пронес Оливию через кладовку и кухню и оказался в столовой, отделенной от гостиной небольшим холлом и лестницей. Наверху было две спальни, из которых он выбрал более просторную, в ней была большая кровать, два удобных кресла и альков, служивший гардеробной.

Приказав служанке разжечь огонь в камине, Макс осторожно положил Оливию на кровать и сел рядом.

Положив ладонь на горячий лоб Оливии, он пробормотал:

– Дорогая? Ты можешь проснуться?

Оливия застонала, немного пошевелилась, но не пришла в сознание. За его спиной стояла служанка, ожидавшая распоряжений.

Макс не хотел оставлять Оливию, но не мог же он послать молодую женщину в незнакомый город, да еще и вечером.

– Мне нужно оставить на тебя твою хозяйку. Если она проснется, скажи ей, что я здесь и позабочусь о ней.

– Да, сэр.

– Не отходи от нее. Я поеду в Прескот за доктором и скоро вернусь.

Служанка кивнула.

Макс наклонился к Оливии и провел губами по мочке уха.

– Я скоро вернусь, любимая.

Схватив плащ, он сбежал вниз по лестнице, открыл входную дверь и увидел, что его лошадь бредет по дорожке. Бедное животное устало после долгого пути и нуждалось в отдыхе, но это придется отложить.

В Прескоте Макс первым делом заехал на постоялый двор, где по вечерам, как выяснилось, собирались пропустить рюмку-другую местные жители. Когда он вошел в таверну, все посетители повернули к нему головы.

– Мне нужен врач, – громко объявил Макс. – Кто-нибудь может помочь мне найти его?

Человек за стойкой оглядел присутствующих, но никто не откликнулся на вопрос Макса. Но тут к нему поспешил хозяин постоялого двора.

– Ваша светлость, – воскликнул он. Услышав титул Макса, посетители начали переглядываться. – Чем я могу вам помочь?

– Одна леди слегла с малярией…

– Малярией? – переспросил удивленно хозяин, будто никогда раньше не слышал этого слова. А может, действительно не слышал.

– Ей немедленно нужен врач, – добавил Макс.

Хозяин задумался.

– У нас есть доктор, сэр, но боюсь, что он уехал в Ливерпуль навестить свою семью…

– У вас всего один доктор?

– Да, сэр. Понимаете, Прескот не очень большой город.

– Мне нужен человек, с которым я мог бы послать сообщение в Ливерпуль. Самое позднее к полуночи мне нужен самый лучший доктор в Ливерпуле.

Все молчали до тех пор, пока Макс не достал из внутреннего кармана кошелек и начал высыпать монеты на стоявший рядом пустой стол. Краем глаза он увидел, что люди начали вставать и окружать его.

– Я могу сделать это, сэр, – услышал он рядом с собой голос и посмотрел на говорившего оценивающим взглядом. Это был крепыш с круглым лицом и честными глазами.

– Как вас зовут?

– Пиблс, сэр. Уот Пиблс.

– Очень хорошо, мистер Пиблс, – сказал Макс, указав на стул напротив себя. – Прошу садиться.

Пиблс сел. Макс тоже сел, хотя он предпочел бы помчаться обратно к Оливии. К ним подошла официантка, и Макс, заказав для Пиблса кружку эля, стал его инструктировать.

– Когда вы найдете врача, скажите ему, что леди страдает малярией и что он должен взять с собой… – Он надеялся, что правильно запомнил название лекарства. – Хинин.

– Хи-нин, – повторил Пиблс.

– Вы запомните?

– Да, сэр.

Макс поверил ему, но все же попросил перо и чернила и на всякий случай написал название на листке бумаги, приписав несколько слов для врача. Макс еще ни разу не воспользовался своим титулом, но знал, что это заставляет людей двигаться быстрее, чем обычно, и подписал письмо своим полным титулом.

Вручая Пиблсу письмо, он произнес:

– Передай врачу, что за ним послал герцог Уэйкфилд и что он щедро вознаградит его, если он вылечит леди.

– Да, сэр. Я передам, сэр.

– Хорошо.

Макс объяснил Пиблсу, где находится дом Харпера, заплатил ему большую часть денег, пообещав заплатить остаток по его возвращении до полуночи.

Макс и Пиблс вместе направились к конюшне. Макс хотел взглянуть на лошадь Пиблса, чтобы убедиться, что она выдержит ночную скачку.

– Это молодой жеребец, – уверил его Пиблс. – Сильный и резвый. Я вернулся в Прескот вчера вечером, поэтому у него был целый день отдыха.

Макс оглядел жеребца и решил, что он способен проделать путь гораздо быстрее, чем его измотанная лошадь.

Он поговорил с главным конюхом о поездке Пиблса, оставил отдыхать свою уставшую лошадь в конюшне и взял напрокат другую, чтобы вернуться в дом Харпера.

Было уже совсем темно, и хотя Макс захватил с собой фонарь, он передвигался медленнее, чем ему хотелось, тем более что после прошедших в последние месяцы зимних бурь дорога была ухабистой, но лошадь, будто чуя его беспокойство, скакала довольно резво.

Уже через несколько минут он прибыл домой. За домом была небольшая конюшня, где он оставил лошадь, расседлав ее, а сам бегом бросился в дом, перепрыгивая через две ступени.

В доме было темно, но под дверью спальни, где он оставил Оливию, была видна полоска света. Сделав глубокий вдох, он толкнул дверь.

Служанка, сидевшая в кресле возле кровати, вздрогнула от неожиданности.

– О, сэр, это вы!

Но он смотрел лишь на неподвижную фигуру Оливии.

– Она просыпалась? – тихо спросил Макс.

– Нет, сэр. Она крепко спит. У нее все еще жар, но она начала дрожать, будто от холода.

Оливия лежала на боку, подтянув колени к груди. Служанка сняла с нее верхнюю одежду, и сейчас на ней была только сорочка. В комнате было тепло, но голая рука Оливии была вся в мурашках.

Макс ничего не знал ни про болезни, ни про то, как их лечить. Кроме нескольких простуд, он никогда в жизни ничем не болел. Но, глядя на Оливию, Максу казалось, что она отчаянно хочет согреться.

– Сходи вниз и поищи кирпич, который можно было бы нагреть. И посмотри, какая в доме есть еда. Если есть бульон или что-то такое, что можно было бы разогреть и накормить ее, займись этим. Если ничего нет, принеси вина или бренди. – Только сейчас Макс сообразил, что ему следовало приказать, чтобы прислали еду из Прескота, а здесь у них нет кухарки, а служанка вряд ли умеет готовить.

– Да, сэр. – Взяв свечу, Кора направилась к двери.

– Спасибо, – сказал он ей вслед.

Макс подошел к Оливии. Дрожь заметно усилилась.

Он разделся и, оставшись в одних брюках, лег в постель и прижал Оливию к себе.

– Вот так, любимая. Сейчас я тебя согрею. – Она, по-видимому, немного расслабилась в его объятиях и пробормотала что-то невнятное. Макс отвел волосы с ее лица, чувствуя, какая у нее горячая и сухая кожа.

«Не умирай, Оливия. Пожалуйста, не умирай». Он зарылся лицом в ее волосы и закрыл глаза.

Макс ненавидел это чувство беспомощности, ужаса. Неужели она не проснется?

Где этот чертов доктор?

Должно пройти еще несколько часов, не менее. Остается лишь ждать… и надеяться, что ей не станет хуже.

Все тело Оливии болело, ее бросало то в жар, то в холод.

«Жарко», – решила она и попыталась сбросить ногами покрывавшее ее тяжелое одеяло и еще что-то твердое – кирпич? – что жгло ей ступни.

– Оливия? – Голос возле уха был успокаивающим… и мужским.

Не просыпаясь, Оливия попыталась улыбнуться.

– Макс, – пробормотала она. Одна мысль о нем вызывала у нее улыбку. Если он рядом, он о ней позаботится.

Оливия открыла глаза, вспоминая. Макса рядом не было, а она со своей служанкой находилась в Прескоте и шла по дорожке к дому, где жили ее сестра Джессика и леди Фенвик. Последнее, что Оливия помнила, было то, что у нее помутилось в голове и она поняла, что никто не придет ей на помощь.

А сейчас Оливия лежит в удобной кровати в теплой комнате. Она попыталась перевернуться.

– Осторожнее.

Это был голос Макса, она была в этом уверена. Повернуть голову было все равно, что повернуть тяжелый кусок гранита, но Оливия все же смогла это сделать.

Макс лежал рядом. Глубокие морщины залегли у него на лбу. Она с трудом подняла руку, чтобы разгладить эти морщины.

– Макс? – Собственный голос показался ей странным. – Это ты? Ты и вправду здесь?

– Да, я здесь.

– Как… как ты… Ты поехал за мной? – Оливия сглотнула и вздрогнула. Горло болело. Все болело.

– Я узнал, что ты уехала из Лондона. – Костяшками пальцев Макс погладил ее по щеке. – Я хотел убедиться, что с тобой все в порядке.

– Я рада, что ты приехал. – Потом Оливия вспомнила, где она. – А где Джессика и леди Фенвик?

– Я не знаю, любимая. Когда я приехал, здесь никого, кроме тебя и твоей служанки, не было.

– Как странно.

– Может быть, они вернулись в Суссекс?

– Возможно, – ответила Оливия, но что-то внутри ее протестовало, но она не могла вспомнить почему.

– Мы узнаем, куда они уехали, – успокоил ее Макс. – Как только ты поправишься.

– У меня высокая температура из-за малярии.

– Я знаю, дорогая.

Ее вдруг охватила паника, и Оливия схватила его руку, хотя малейшее движение стоило ей остатка сил.

– У меня нет хинина. Все, что у меня было, я подсыпала лорду Фенвику.

– Успокойся. Скоро приедет врач. Я попросил его привезти для тебя хинин.

Она расслабилась и улыбнулась:

– Спасибо.

Дверь открылась, и на пороге появилась Кора.

– Я нашла несколько яиц и приготовила яичный суп. А еще есть вино.

– Поешь супа? – спросил Макс у Оливии.

Когда у нее были приступы малярии, даже упоминание еды всегда вызывало у Оливии тошноту, но сейчас она храбро кивнула.

– Вот и хорошо.

Он помог ей сесть и прислониться к деревянному изголовью. Кора внесла поднос. Оливия взглянула на дымящееся желтое варево и постаралась утихомирить взбунтовавшийся желудок.

– Моя мама всегда готовит мне такой суп, когда я заболеваю.

– Спасибо, Кора.

Оливия взяла ложку, но рука дрожала и она расплескала суп до того, как поднесла ложку ко рту.

Макс забрал у нее ложку, зачерпнул немного супа, подул на него и начал кормить Оливию. Когда было съедено около трети, она покачала головой.

– Хватит? – спросил он.

– Да. Могу я лечь?

Макс уложил ее обратно в постель. Глаза сами собой закрывались, а потом наступило забытье.

– Доктор скоро приедет, Оливия. Отдыхай, – прошептал Макс, положив ей руку на лоб.

Пиблс приехал с врачом из Ливерпуля перед самой полночью. Макс расплатился с Пиблсом и отпустил его.

Как только он уехал, Макс поспешил в дом, чтобы поговорить с врачом, но навстречу ему попалась выходившая из кухни Кора.

– Сэр?

– В чем дело, Кора?

– Я не хотела говорить об этом в присутствии мисс Донован, но я обнаружила кое-что странное, когда готовила яичный суп.

– И что же?

– Впечатление, что леди Фенвик, мисс Джессика и все их слуги уехали без спешки, так как дом был заперт, постели заправлены, в комнатах чисто и убрано.

– Да? – нетерпеливо спросил Макс, ему хотелось поскорее вернуться к Оливии.

– На кухонном столе стоял кувшин с прокисшим молоком. – Кора нахмурилась и пожала плечами. – Это показалось мне очень странным. Если они планировали уехать, зачем оставлять на столе это молоко? Почему оно вообще оказалось на кухне? Здесь нет коров, так что непонятно, зачем они купили молоко, если собирались уехать?

– Они просто забыли о нем.

– Наверно. – Она робко улыбнулась. – Я уверена, что это ничего не значит, ваша светлость. Простите, что я отняла ваше время.

– Нет, ты правильно сделала. И рассказывай мне про все, что покажется тебе странным.

– Да, сэр.

Макс долго смотрел вслед Коре. Ему не хотелось думать о том, что бы это могло значить… Не хотелось даже допускать, что молодые женщины уехали из дома не по своей воле, а тот, кто похитил их, сделал так, что это выглядело как неспешный отъезд, и в суматохе забыл на столе в кухне молоко.

Нет. Макс не должен позволять своим мыслям работать в этом направлении. Не сейчас. Надо думать об Оливии. Он поспешил наверх и, открыв дверь спальни, услышал взволнованный голос Оливии.

– Что случилось? – спросил он.

Оливия была бледна, как полотно. На лице выделялся лишь яркий румянец на щеках и страх в голубых глазах.

– У него нет хинина.

– Что? Я же просил в своей записке привезти хинин.

– Простите меня, ваша светлость, но хинин редкий и дорогостоящий препарат. К тому же в Ливерпуле малярия редкое заболевание. Боюсь, что за хинином вам придется послать кого-нибудь в Лондон.

Макс стиснул зубы.

– Понятно. Мисс Донован, вы извините, если мы оставили вас на минуту?

– Да, – ответила она, закрывая глаза. Казалось, что ей было больно держать их открытыми. Он сойдет с ума, если не найдет средства облегчить ее страдания.

Они вышли за дверь.

– Какие еще есть средства против малярии? – спросил Макс у врача.

– Ничего лучше хинина нет, сэр.

– Не может быть, чтобы ничего не было.

– Я могу лечить ее так, как лечил бы человека с высокой температурой. Или… – Врач сдвинул кустистые брови. – Есть еще одно средство, считающееся действенным при малярии.

– Какое?

– Мышьяк.

– Мышьяк? Разве это не яд?

– Он может стать ядом, но не в обычных медицинских дозах.

Макс взглянул на врача скептически – ему не понравилось слово «обычно».

– В таком случае лучшим выходом будет снижение температуры при помощи старых испытанных методов. Я уже пустил ей кровь и сделал прохладную ванну. И если это не поможет в течение двух-трех дней, нам придется использовать мышьяк.

– Я предпочел бы послать за хинином в Лондон.

– Вы, конечно, можете попытаться. Но отсюда до Лондона и обратно не менее четырех дней. У нее очень высокая температура, и я сомневаюсь, что она сможет продержаться без лечения так долго. – Заметив, как изменилось лицо Макса, врач поспешил добавить: – Но попытаться привезти хинин все же стоит.

Макс схватил врача за плечи, ему очень хотелось вытрясти из него мозги – но ему были нужны эти мозги, чтобы помочь Оливии. Поэтому он просто стиснул его плечи.

– Идите к ней и делайте все, чтобы помочь, в то время как я пошлю за хинином. За эти четыре дня вы либо ее вылечите, либо поддержите ее в стабильном состоянии.

Врач смотрел на Макса с явным испугом.

– Да, ваша светлость. Я сделаю все возможное. Я обещаю.

Макс отпустил его.

– Хорошо. – Большего он требовать не мог.

Но тогда почему он чувствовал, что этого недостаточно?

Глава 22

Ближе к рассвету Максу удалось снова нанять Пиблса, на сей раз для более дальней и, соответственно, более оплачиваемой поездки в Лондон за хинином. Утром Пиблс должен был отправиться туда почтовой каретой.

Макс вернулся в дом, разделся и устроился рядом с Оливией. На улице было холодно, даже морозно, так что Оливия, видимо, ощутила прохладу его тела и проснулась.

– Макс?

– Прости, что разбудил тебя. Спи.

– Мне становится хуже. Все болит. Я не могу даже думать.

– Что я могу сделать для тебя?

– Обними меня, – пробормотала Оливия. – Ты такой прохладный. А я такая горячая…

– Я буду обнимать тебя столько, сколько нужно.

– Не позволяй доктору возвращаться.

– Что? – удивился Макс.

– Он… – Оливия умолкла.

Он приподнялся на локте и осторожно потряс ее.

– Оливия, проснись. Мне надо знать, почему тебе не нравится доктор Грабб.

– Аа? – Ее веки дрогнули, но она не пошевелилась. Макс заметил, что со временем она все меньше и меньше двигается – лихорадка отнимает у нее все силы.

– Что не так с доктором, Оливия? – допытывался Макс. Ему было необходимо знать это. – Почему ты не хочешь, чтобы он тебе помог?

– Я хочу.

– Но?

– У него нет моего лекарства.

– Я знаю, скоро оно у тебя будет.

– Мне помогает только хинин.

Еще никогда в жизни Макс так не ненавидел это чувство тотальной беспомощности.

– Мне не нравятся пиявки. Мне не нравится, когда мне становится холодно.

– Но он говорит, что это поможет снизить температуру.

– Только… хинин…

– Если кровопускание не поможет, он даст тебе мышьяк. Он помогает при лечении малярии.

Ее веки снова задрожали, но она ничего не ответила.

Макс смотрел на нее, стараясь дышать ровно, чтобы успокоиться. Она была такая красивая, словно фарфоровая кукла.

Но когда он закрыл глаза, то увидел ее совсем другой. Оливия смеялась, когда они гуляли вместе, ее голубые глаза сияли, нежный румянец выступал на щеках. Он хотел, чтобы все это вернулось.

– Оливия, – прошептал Макс. – Ты должна поправиться. Пожалуйста.

Она не пошевелилась. Он крепче прижал ее к себе, чувствуя, что она вся горит. Но сон вскоре сморил и его.

Был уже день, когда его разбудил стук в дверь. Макс повернулся, чтобы проверить Оливию: ее дыхание было прерывистым, кожа приобрела голубоватый оттенок, которого вчера не было. Он притронулся к ее щеке – она была горячей.

– Ваша светлость? – за дверью была Кора. – Приехал доктор.

– Да, да. Проводи его.

Он говорил громко, но Оливия не реагировала. Макс уже встал и застегивал камзол, когда вошел доктор.

– Доброе утро, ваша светлость.

Доктор, казалось, намеренно игнорировал тот очевидный факт, что Макс провел ночь в постели Оливии. И хотя доктор знал, что Макс не воспользовался бы ею в ее состоянии, но спать с такой леди, как Оливия, при любых обстоятельствах являлось бы не только пищей для сплетен, но могло погубить ее репутацию.

Максу пришлось положиться на такт доктора. А что ему еще оставалось? Он вспомнил, что ему сказала Оливия перед тем, как уснула.

– Больше никаких пиявок и холодных ванн. Они ей не помогают. Наоборот, становится хуже. У нее сильный жар.

Доктор явно удивился, но кивнул.

– Я уже думал о мышьяке. Поскольку леди такая хрупкая, я пропишу шестую часть таблетки, растворенную в сладкой воде, три раза в день. Если она справится, мы увеличим дозу. – Грабб ободряюще улыбнулся Максу. – Не теряйте надежды, ваша светлость. Я уверен, что мышьяк совершит чудеса.

Но чуда не произошло. После двух дней приема мышьяка у Оливии начался бред. Она не могла есть, температура поднялась еще выше, а круги под глазами стали пугающе черными.

Доктору пришлось признаться, что тело Оливии не справляется с мышьяком, и отказаться от этого метода. Все что осталось, заявил он, это молиться, чтобы хинин прибыл вовремя, но особой надежды на это не было.

Макс был готов задушить бесполезного доктора своими руками.

Он ходил по комнате, словно разъяренный тигр по клетке, когда вошла служанка с тазом в руках.

– А это для чего?

– Я хотела обтереть хозяйку.

Макс остановился.

– Я сам это сделаю.

– Да, сэр.

Кора поставила таз на стол около кровати.

– Я добавила в воду немного лаванды и календулы для смягчения кожи.

Сделав книксен, Кора вышла.

Макс намочил полотенце в теплой воде.

– Надеюсь, что ей будет приятно, – пробормотал он, вспомнив, какая у Оливии чувствительная кожа. Макс начал очень осторожно водить влажным полотенцем по ее телу.

Сначала она лежала неподвижно, будто тряпичная кукла. Потом ее веки дрогнули, и она открыла глаза.

– Что… что ты делаешь, Макс?

Как же он был счастлив, услышав после стольких дней ее голос!

– Я будто купаю тебя в ванне.

– Как в Стрэтфорде.

Он улыбнулся, вспомнив, как он купал ее в спальне в Стрэтфорде. Как же это было давно!

– Приятно…

– Этого я и добивался.

Оливия взглянула на него вдруг прояснившимся взором.

– Макс, почему мы так давно не получали известий от моих сестер? Я беспокоюсь.

Он тоже беспокоился. Макс писал в Стрэтфорд-Хаус, но ответа не получил. Неизвестно, поехали ли молодые женщины в Суссекс или куда-то еще? А может, Боже упаси, Фенвик узнал, где они, и послал за ними своих людей?

– Я уверен, что с ними все в порядке, – постарался успокоить ее Макс. – Я послал письма и думаю, на днях придет ответ.

– Я надеюсь.

Оливия лежала тихо, пока Макс водил полотенцем по ее ноге.

– Макс?

– Хм?

– Это лекарство, которое он мне давал, не помогает. Мне становится хуже.

Она посмотрела на него. В ее взгляде был страх, но глаза были ясными.

– Я этого не допущу, Оливия. Скоро привезут хинин. Еще пару дней и…

– Я не выдержу, Макс. Я чувствую, как темнота поглощает меня. Я борюсь, но это так легко, так приятно – проваливаться в нее.

– Нет!

– Я не хочу покидать тебя.

– Ты не можешь меня покинуть. Ты нужна мне, Оливия.

– Может быть, мне поможет лосьон.

– Лосьон?

– В моем… багаже. Я оставила его на постоялом дворе в Прескоте.

– Твоя служанка попросила прислать твой багаж. Он здесь.

– В моей маленькой сумочке, в стеклянном флаконе есть лосьон. Это снадобье называется хинная кора, оно изготовлено из коры какого-то перуанского дерева. Его подарила мне одна женщина, которая тоже болела малярией… Она сказала, что лосьон смягчает кожу, ставшую болезненно сухой после лихорадки, и он улучшает самочувствие.

Макс тут же встал и подошел к туалетному столику, куда Кора выложила косметику Оливии, розовая бутылочка была видна издалека. Макс схватил ее и отнес Оливии.

– Скажи мне, что делать.

Она покачала головой, и ее глаза закрылись.

– Я так устала, Макс. Я хочу спать.

– Оливия, – резко окликнул ее Макс, – что я должен делать с этим лосьоном?

– Разотри его… по всему телу… – пробормотала она.

Внезапно глаза Оливии закатились.

– У нее всего лишь обморок, – пробормотал Макс. Все же он потрогал пульс у нее на шее: он был сбившимся и быстрым. Но он был.

Макс открыл флакон и понюхал – запах был неплохой. Затем он опустил в жидкость указательный палец и растер ее между пальцами. Лосьон был густой и немного маслянистый.

Макс поднял руку Оливии, намазал лосьон на бледную сухую кожу и начал втирать его, пока он не впитался. Потом он стал методично втирать лосьон в другую руку, в грудь, живот, ноги, ступни и даже между пальцами ног.

Ему показалось, что Оливия выглядит по-другому, а лицо уже не такое изжелта-бледное. На дне флакона оставалось еще немного лосьона, и он, осторожно перевернув Оливию, натер им ее спину.

Его взгляд упал на часы, и Макс увидел, что уже почти полночь. Он сел в кресло рядом с кроватью, наблюдая, как Оливия борется за каждый вдох.

– Я люблю ее, – сказал он вслух. Он не знал, как жить дальше, если он ее потеряет.

Оливия проснулась, почувствовав себя немного лучше, только глотать было трудно – горло пересохло.

– Пить, – слабо прошептала она.

Сразу же рука подхватила ее за шею, поднимая достаточно для того, чтобы поднести к ее губам стакан с водой.

Вода была прохладной, и уже после первого глотка стало легче.

– Спасибо, Макс, – пробормотала она, когда он снова опустил ее на подушку.

– Как ты поняла, что это я?

Его низкий голос дарил ей такое же наслаждение, как и прикосновения. Оливия улыбнулась. Просто… он был рядом. И ей казалось, что был всегда. Интересно, сколько прошло времени с тех пор, как она приехала в Прескот и заболела? Оливия понятия не имела.

Пока у нее не было сил говорить, но скоро она ему все расскажет, А пока она улыбнулась и прошептала:

– Я просто знала.

Как только у нее появятся силы, Оливия скажет ему, что сожалеет, что попросила оставить ее одну. Тот Макс, который заключил пари с Фенвиком, был другим человеком, не знавшим, какая Оливия на самом деле.

Она всегда знала, что ее болезнь отпугнет от нее всех поклонников. Оливия думала, что ни один мужчина не захочет ее, узнав, как она больна.

А Макс все еще здесь. Он знал про нее все, спал рядом с ней в самые страшные для нее минуты, и все равно он был рядом.

В прикосновениях Макса чувствовалась какая-то врожденная мужская грубоватость, и ей это нравилось. Ей нравилось, как он прижимал ее к себе, когда ей было плохо. Каким успокаивающим было его ровное дыхание, когда Оливия приходила в сознание во время приступов лихорадки.

– У тебя упала температура, – сказал он, и его глаза сияли.

– Нет. Но мне стало лучше.

– Это из-за перуанской хинной коры?

– Хинной коры?

– Ты попросила меня вчера натереть тебя этим лосьоном – и я натер тебя всю с головы до ног.

Оливия тихо засмеялась:

– Неужели? Я не помню.

– Ты была без сознания.

– Не знаю, может, это и от лосьона. – А может быть, это просто был Макс. Его нежная забота заставила отступить малярию.

Он заключил ее в объятия.

– В таком случае ты всегда должна носить этот лосьон с собой, и в достаточном количестве.

Оливия положила ему голову на плечо.

– Спасибо.

– Тебе действительно лучше? – Сколько надежды было в его голосе.

– Да. Я знаю по опыту, когда температура начинает падать. Сейчас ее больше нет.

– Слава Господу. – Макс поцеловал ее в лоб.

– Макс?

– Да?

– Я была ужасной, да? То есть когда была больна? Я знаю, что я бываю не совсем в сознании. Мои сестры говорят, что я что-то бормочу, ворочаюсь, и все такое. А однажды я накричала на них и швырнула горячий суп в Джессику.

– Могу поспорить, что именно Джессика заботилась о тебе, когда ты снова заболела, несмотря на этот инцидент с горячим супом.

– Да.

– Она любит тебя без всяких условий.

Наступила короткая пауза, а потом Оливия, поколебавшись, нерешительно спросила:

– А ты?

Макс немного отстранился, чтобы заглянуть ей в лицо.

– Я тоже тебя люблю, Оливия. Я думал, что я тебя теряю… – Он покачал головой, его глаза потемнели. – И я еще никогда не чувствовал себя таким потерянным. Ты нужна мне, ты стала частью меня, и мне невыносимо думать, что я могу тебя лишиться.

– Прости меня.

– Простить? За что?

– За то, что просила оставить меня в покое.

– Я понял, что тебе нужно время. Но если ты думала, что сможешь так легко от меня отделаться… Как видишь, не получилось.

Где-то в глубине души Оливия это знала.

– Мне очень жаль, что я заболела и тебе пришлось ухаживать за мной.

Макс обнял ее.

– Но я хочу заботиться о тебе.

– Почему? – спросила она и нахмурилась.

– Потому что я люблю тебя. А когда любишь, делаешь все, что в твоих силах, для этого человека, хочешь, чтобы он был счастлив.

– Как бы я хотела заботиться о тебе и сделать тебя счастливым.

– Ты уже осчастливила, Оливия, ведь ты только что призналась мне в любви.

Оливия вздохнула, чувствуя себя счастливой, довольной и… почти здоровой.

– Ах, Макс, я думаю, ты правильно понял.

Спустя несколько дней Оливия начала принимать хинин, запас которого прибыл из Лондона. Они наняли слуг, чтобы было кому следить за домом, и человека, который починил сломанную дверь. Оливия начала понемногу гулять, хотя была еще очень слабой.

– Знаешь, – рассказала она Максу, – когда я жила с матерью и сестрами в Антигуа, они в течение целого месяца после очередного приступа болезни не выпускали меня на весь день гулять, потому что мать была уверена, что свежий воздух вызывает новый приступ.

– А ты уверена, что это не так?

– Уверена. – Она встала на цыпочки и поцеловала Макса в щеку, нисколько не заботясь о том, что их увидит кто-нибудь из слуг. После ее болезни смысла скрывать не было. – Обещаю.

– Хорошо. Но в случае чего, у тебя, слава Богу, есть хинин.

– Да. Скажи, это эгоизм с моей стороны, что я наслаждаюсь твоей чрезмерной заботой? – задумчиво спросила Оливия.

– Вовсе нет. У каждого человека должен быть кто-то, кто о нем заботится. И этим надо наслаждаться.

Она прикусила губу и, взглянув на Макса из-под полуопущенных ресниц, спросила: