Текст книги "Дерзкая невинность"

– Макс! – пискнула она. Боже милостивый. Средь бела дня. Дверь не запирается. Ее сестры и джентльмены могут вернуться в любую минуту, хотя Оливия не ожидала их раньше вечера. Слуги могут войти – и войдут. – Тебе нельзя… кто-то может… О!

Она все еще держала у груди рукавицу, когда Макс подошел к ванне и присел у ее края.

– Позволь мне. – Он отнял у нее мочалку и начал ее намыливать.

– Может войти…

– Не беспокойся, – спокойно сказал Макс и, вытащив из воды ее ногу, принялся ее намыливать мочалкой.

О Господи. Когда тебя моет красивый полуобнаженный мужчина, это намного эротичнее, чем принимать ванну в одиночестве…

– Никто не войдет, – успокоил ее Макс. – Горничная убирает твою комнату днем, а у других слуг нет причины приходить в твою комнату, не так ли?

– Смитсон.

– А, загадочный Смитсон. – Макс внимательно посмотрел на нее, прекратив намыливать ее ногу. – Мой неизвестный соперник. Скажи мне, Оливия, он прикасается к тебе так же, как я?

Тон был шутливый, но что-то в выражении его лица говорило о том, что он не шутит.

– Макс. Неужели ты ревнуешь? Смитсон – это моя горничная.

– Ах, твоя горничная. Ты велела ей вернуться?

– Да, когда я ее позову.

– Что ж. Поскольку я сомневаюсь, что ты позовешь ее, пока я здесь, мы в безопасности. Но если ты сомневаешься, я забаррикадирую дверь креслом.

Оливия представила себе, как слуги берутся за ручку, собираясь открыть дверь. Если им удастся отодвинуть кресло, им хватит нескольких секунд, чтобы войти. Нескольких секунд, чтобы она смогла… Смогла что?

– Ты прав. Никто не войдет. Какое-то время.

– Не скоро, – уточнил он.

– Да, – согласилась Оливия и подняла другую ногу, прозрачно намекнув, что он должен ее мыть.

– Отлично.

Макс намылил мочалкой ногу круговыми движениями, а она, скрестив руки на груди и закрыв глаза, погрузилась в приятные ощущения, вызванные его нежными прикосновениями. Потом он отвел руки с ее груди, но Оливии уже было все равно. Интересно, будет ли он мыть и ее груди и что она будет при этом ощущать? – подумала Оливия.

Словно угадав ее мысли, Макс переместился на ее грудь. При этом он не просто проводил по ней мочалкой, а приподнимал ладонью каждую грудь и старательно обводил ее, да еще захватывал пальцами сосок.

– А теперь сядь, – приказал он, – и я вымою тебе голову.

Оливия не планировала мыть волосы, но не стала сопротивляться. Он намылил их, а потом начал энергично скрести и тереть. Под конец он ополоснул их из большого ковшика, тщательно промыв каждую прядь.

– Мне сразу захотелось спать, – пробормотала Оливия.

– У меня другие планы, – со смехом ответил Макс.

– Вот как?

– Да.

Он велел ей встать, облил ее чистой водой и завернул в большое полотенце.

– Спасибо тебе.

– Это я должен тебя благодарить.

– Но ведь это ты сделал всю работу.

– Но я также имел возможность рассмотреть твое прекрасное тело и восхититься тем, как на нем сверкают капли воды. – Макс отнес ее в постель. – Ничего более эротичного я в жизни не видел.

Оливия протянула к нему руки.

– Мы столько всего сделали за эти дни, что я и мечтать о таком не смела.

Макс лег рядом.

– Ты рада, что у тебя была такая возможность?

– Очень рада. – Она уже не могла представить свою жизнь без прикосновений Макса. Они были как невидимая печать, тавро. Она будет с Оливией всю жизнь.

Макс улыбнулся Оливии, но она заметила, что выражение лица изменилось. Пока она была в ванне, Оливия не сосредоточивала на нем свое внимание, она не особенно его разглядывала – ее глаза были полуприкрыты от удовольствии. Теперь это стало очевидным.

– Макс, что-то случилось?

Он кивнул, и у нее сжалось сердце.

– Что?

– Мне надо уехать. Я нужен в Лондоне.

Оливия похолодела.

– Нет.

– Мне жаль, дорогая. Но этого нельзя избежать.

– Случилось что-то ужасное?

Макс встал с кровати и достал из камзола сложенный вчетверо лист бумаги.

– Это письмо из Лондона. Оно прибыло как раз перед тем, как я пришел к тебе в спальню.

Он снова лег рядом и дал ей письмо. Приподнявшись на локте, Оливия развернула его. Оно было коротким.

«Хэсли!

Я умираю. К моему ужасу, мне сказали, что это может произойти очень скоро. Поскольку ты известный прожигатель жизни, которому перейдет титул после моего ухода, я требую, чтобы ты незамедлительно приехал ко мне в Лондон. Я должен проинструктировать тебя по многим вопросам.

Уэйкфилд».

– Ах, Макс, – прошептала Оливия, глядя на него полными слез глазами.

– Мой дядя никогда со мной не разговаривает. – Макс смотрел на письмо в явном недоумении. – Он никогда не присылает мне писем. – Макс сглотнул. – Как странно, что именно тогда, когда я впервые за несколько месяцев говорю о нем, я в первый раз за много лет получаю от него письмо.

Наконец Оливия спросила:

– Для тебя это неожиданность?

– Он всегда был очень здоровым человеком. Я полагал, что он будет жить вечно или по крайней мере очень долго. Я не удивился бы, если бы он пережил меня.

– Мне очень жаль, – пробормотала она.

Макс не отрывал взгляда от письма. Судя по наморщенному лбу и крепко сжатым губам, он был расстроен.

– Я должен ехать немедленно. Прямо сегодня.

– Конечно, должен.

Оливия вдруг почувствовала себя несчастной, она не хотела, чтобы он уезжал. Но это был чистейший эгоизм, ведь дядя Макса умирает. Скоро Макс станет герцогом. Это письмо может перевернуть всю его жизнь.

– Мне придется покинуть тебя.

Оливия кивнула, от слов Макса у нее встал ком в горле, и она не смогла выговорить ни слова.

Все кончено. Она знала, что это когда-нибудь кончится, и думала, что готова к этому. Но сейчас, когда он должен покинуть Стрэтфорд-Хаус, Оливия почувствовала, что ее сердце вот-вот разобьется на миллион осколков.

Макс очень ясно дал ей понять, что не намерен когда-либо жениться. Но даже если он изменит свое решение, он никогда не выберет такую, как Оливия. Многие полагали, что Серена вышла замуж за человека, занимавшего более высокое положение в обществе, – за графа. А Макс станет герцогом. У него появятся новые, скорее всего обременительные обязанности, не говоря уже о том, что от него будут ждать гораздо большего, чем сейчас.

Оливия – никто. Но она не будет его официальной любовницей, поэтому их отношения останутся простой скоротечной романтической связью. Мимолетной забавой в его в остальном возвышенном и деловом мире. Просто воспоминанием. Таким же, каким Макс останется для нее.

– Я не хочу, чтобы ты уезжал.

Макс привлек Оливию к себе и сжал в объятиях.

– Но ты должен. Я знаю, что ты должен.

– Да, я должен.

Он провел губами по ее рту: сначала нежно, потом более настойчиво. Когда она заметила, что Макс начинает расстегивать брюки, внутри ее все напряглось. Появилось непреодолимое желание, к которому Оливия уже начала привыкать.

Его пальцы скользнули по ее бедру, потом ниже. Он поднял ее ногу и, прежде чем она успела опомниться, оказался внутри ее.

Оливия вздрогнула, но Макс не остановился. Наоборот, он вошел так глубоко, что ей казалось, будто он дотронулся до самой ее души.

Она обхватила его за плечи и прижала к своему животу, в то время как Макс не останавливался ни на секунду. Он двигался резко и жестко, но Оливию это приводило в экстаз. Выгнув спину ему навстречу, она прошептала:

– Да, Макс. Еще. Еще. Прошу тебя.

Через несколько мгновений ее сотрясли спазмы. Они начались в самом низу живота и распространялись все выше. Волна экстаза охватила Оливию. Невероятный оргазм захлестнул все ее тело. Она почти перестала дышать, не могла произнести ни звука, целиком отдавшись этим ощущениям. Оливия не боялась упасть или потерять сознание: Макс крепко ее держит. Защищает. Любит.

Сознание возвращалось медленно, и Оливия глубоко вздохнула. Только тогда она поняла, что Макс отодвинулся.

Она взглянула на него, и ее глаза наполнились слезами.

Макс склонился над ней и смотрел на Оливию с нежностью.

– Ты?.. – спросила она.

– Да.

– Я не… Это было…

– Я знаю. Для меня тоже. Я чуть было не успел вовремя остановиться. – Потом на его лице появилось выражение обеспокоенности, и Макс нахмурился. – Ты дашь мне знать… если что-нибудь вдруг случится, дашь знать?

Оливия обняла его еще крепче.

– Конечно.

Они еще долго лежали, обнявшись, и молчали. На Оливию вдруг навалился сон, но она знала по опыту, как опасно засыпать в объятиях Макса. Оливия обычно расслаблялась, и кончалось тем, что Макс, воспользовавшись этим, снова относил ее в спальню.

Но сейчас уже день, и кто-нибудь может войти. Смитсон ожидает ее вызова. Кто-то может зайти, чтобы вымыть ванну.

Ну и что? Какое это имеет значение? Главное – Макс рядом и обнимает ее.

Оливия заснула.

А когда проснулась, спустя несколько часов, его уже не было. На подушке лежала записка.

«Мне было жалко тебя будить. Я буду очень по тебе скучать. Напишешь мне?

М.».

Глава 10

Лондон в январе был холодным, грязным и мрачным. Макс понимал, почему аристократия предпочитала сбегать из города в это время года. Деревня отличалась покоем и суровой красотой, чего был лишен Лондон.

К сожалению, у Макса не было другого выбора, кроме как остаться в Лондоне на всю зиму. Дядя умер две недели назад и оставил Максу бесконечное число всевозможных дел. Если бы Макс не чувствовал какую-никакую, но все же гордость за свой титул и необходимость соответствовать ему, он бросил бы все и помчался бы обратно в Суссекс к Оливии.

Но Макс не мог этого сделать. Хотя бы из чувства уважения к своим кузенам, которые могли бы стать герцогами Уэйкфилд и лучше бы соответствовали этому титулу, чем он. Макс не мог подвести их.

Так что он по мере сил старался выполнить свой долг. Его дядя до самого конца оставался холодным и желчным, но все же поступил так, как обещал, перед смертью посвятив Макса в свои личные дела. Несмотря на свою нелюбовь к этому человеку, Макс похоронил дядю с почестями, полагающимися тому по статусу герцога. Он надеялся, что старый герцог воссоединился со своей женой и детьми, забыв свою жестокую, печальную жизнь и свою горечь.

Макс управлял делами дяди, отвечал на официальную корреспонденцию, встречался с политическими лидерами и занимался недвижимостью, которая начала приходить в упадок в связи с болезнью дяди. Он зарылся в огромном количестве работы, связанной с получением титула, но не проходило дня, чтобы он не вспомнил об Оливии. Макс писал ей письма, а если среди кучи других, приходивших на его имя, он находил письмо от нее, Макс всегда открывал его первым.

Он скучал по ней. Им уже начинала овладевать мысль, которая постепенно принимала определенные очертания. Не сразу, но все же Макс начал отказываться от своего давнишнего убеждения никогда не жениться. Оливия доказала ему, что он не похож на своего отца и никогда не станет таким, как он. Когда он был с Оливией, у него никогда не возникали мысли о предательстве или насилии. Он был ей предан. И всегда будет.

А герцогу в конце концов нужна герцогиня.

Со временем у него выработался план. Макс продолжит ухаживать за ней, а когда наступит весна, он сделает ей официальное предложение. Макс надеялся, что ему удастся убедить ее семью и ей разрешат приехать в Лондон, пока весной он будет заседать в палате лордов. Макс будет вести себя прилично. Боже сохрани навлечь скандал на свою будущую жену.

Он человек терпеливый и будет ухаживать за ней, как положено. Макс признался самому себе, что он будет наслаждаться весной и летом, демонстрируя красоту, грацию и доброту Оливии всему Лондону.

Когда наступит лето, он повезет ее в какое-нибудь красивое место – какое, он пока не нашел, – и они будут с ней гулять. Макс представил себе, что их окружает прозрачный аромат летних цветов, а воздух вибрирует от тихого жужжания насекомых.

И вот там Макс встанет на одно колено и попросит ее стать его женой. Он часто представлял себе этот момент – возможно, даже слишком часто. Но мысли об Оливии, об Оливии как своей жене, стали единственно приятными в его новой полубезумной деловой жизни.

Вздохнув, Макс отложил перо. Приложив кончики пальцев к вискам, чтобы как-то унять боль, он взглянул на старые каминные часы дяди, теперь принадлежащие ему. Оказалось, что было уже довольно поздно, и он вспомнил, что давно ничего не ел. Когда дворецкий спросил его об обеде, Макс просто отослал его.

Но теперь желудок напоминал ему громко о том, что Макс зря отказался от обеда.

К счастью, лондонский особняк семнадцатого века, унаследованный Максом от дяди, находился совсем недалеко от клуба, к которому он принадлежал. Мысль о еде выгнала Макса на улицу в холодную январскую погоду.

Он быстро миновал заснеженную улицу и спустя несколько минут был в клубе. Отдав портье шляпу, перчатки и плащ, Макс быстро поднялся наверх в столовую, чтобы поужинать. Утолив голод, он направился в гостиную.

Налив себе бокал портвейна, Макс сел в мягкое кресло у камина.

– Ваша светлость, – услышал он чей-то невнятный голос.

Подняв глаза, Макс увидел того, кого меньше всего хотел видеть, – маркиза Фенвика.

Макс коротко кивнул:

– Фенвик.

Фенвик сел напротив и вздохнул. Макс пригляделся к нему и отметил, что тот был бледен и напряжен.

– Увы, – с горечью в голосе произнес Фенвик, – ты победил.

– Победил?

– Да, и притом вдвойне.

Макс понятия не имел, о чем говорил Фенвик. Он допил портвейн, поставил бокал на столик рядом и приготовился встать. Но следующие слова Фенвика заставили его застыть на месте.

– Ты не только получил титул герцога раньше меня, но тебе удалось затащить в постель Оливию Донован.

Макс стиснул челюсти. Пальцы непроизвольно сжались в кулаки, но он скрестил ноги, чтобы не вскочить и не придушить Фенвика. Вместо этого Макс сдержанно спросил:

– Как это пришло тебе в голову?

– Об этом писали все газеты. Старый герцог Уэйкфилд умер…

– Нет, не это, – отрезал Макс. – Ты прекрасно знаешь, что я не об этом.

Макс огляделся. Черт возьми, кругом были джентльмены и лакеи, притворявшиеся, будто заняты своими делами и не слышали ни слова, но это было не так. «Будь я проклят, – подумал Макс, – если имя Оливии Донован будет у всех на устах».

Фенвик хихикнул. Но как-то невесело.

– Конечно, знаю. Ты помнишь, ведь мы с тобой заключили пари, не так ли?

Макс заскрежетал зубами. С тех пор так много всего произошло, многое изменилось, и он совершенно забыл об этом дурацком пари.

– Но я не мог положиться лишь на слово моего оппонента, не так ли? – Фенвик пожал плечами. – Я кое-кого нанял, чтобы последить за тобой.

– В доме у Стрэтфорда? – Кулаки Макса сжимались и разжимались.

– Так точно. Теперь ты видишь, какой я честный человек. А с нашей мисс Донован ты пошел даже дальше, чем говорил. Ты ее соблазнил. И это было далеко не единожды.

Макса трясло от бешенства, никогда в жизни он не был так зол. Перед глазами поплыли красные пятна. Думать о том, что кто-то за ними следил, что кто-то вторгался в их отношения с Оливией, оскверняя то, что было между ними…

Он убьет Фенвика.

Макс вскочил с кресла, схватил его за галстук и ударил кулаком прямо в лицо. Голова Фенвика мотнулась назад, а Макс приготовился для второго удара.

– Ублюдок! – прорычал он.

Макс размахнулся, но кто-то схватил его за руку, однако Макса это не остановило. Он не был левшой, но давно научился пользоваться левой рукой как оружием. Макс развернулся, чтобы нанести хук левой, но перед тем, как его кулак достиг лица Фенвика, кто-то схватил его и за левую руку. Люди вокруг что-то кричали, но ему было все равно. Макс попытался вырваться, но безуспешно.

– Черт побери! – орал он, отбиваясь. – Отпустите меня!

– Успокойтесь!

Макс узнал голос. Это был капитан Лэнгли, гостивший вместе с ним в доме Стрэтфордов. Лэнгли приехал на зиму в Лондон, чтобы заняться делами своей судоходной компании.

Лэнгли будет его союзником, ведь он знаком с Оливией. Знает, какая она прелестная. Макс был уверен, что он встанет на ее защиту.

Рядом с Фенвиком появились два человека, по-видимому, его друзья. Они всеми силами старались показать всю серьезность их намерений, тем самым напугать Макса. Фенвик закрывал ладонью лицо, из носа текла тонкая струйка крови.

– Ты заплатишь за свои слова, – пригрозил ему Макс. – Никто не смеет так о ней говорить. Никто.

– Не понимаю, чем вызвана такая ничем не оправданная реакция, – злобно бросил Фенвик. – Вы выиграли титул, ваша светлость. Вы выиграли женщину.

– Мне наплевать на это пари.

– Их два. Разве ты не помнишь пари нашей юности, когда я уверял, что получу титул раньше тебя?

– Плевать я хотел на любое пари, которое я когда-либо заключал с тобой, – взревел Макс.

– Твой дядя умер, и ты много раз поимел в постели золовку твоего гостеприимного хозяина…

Макс попытался вырваться, чтобы снова напасть на Фенвика, заставить его заткнуться раз и навсегда, но его держало множество рук.

– Хватит, – проворчал Лэнгли, покраснев от гнева.

– Я должен был гулять по Лондону в одной рубашке целый день. Если ты помнишь, таковы были условия нашего первого пари много лет назад. А за второе я должен тебе тысячу гиней. – Фенвик переводил взгляд своих бесцветных глаз с Макса на Лэнгли и обратно.

– Мне наплевать на эту тысячу гиней, – взорвался Макс. И уж тем более ему было наплевать на то, в каком виде Фенвик собирался гулять по Лондону.

– Конечно, тебе наплевать, герцог, – издевательским тоном произнес Фенвик. – Теперь, когда ты стал герцогом Уэйкфилдом, это жалкие гроши. Но ты желаешь получить обе награды. Завтра мне придется гулять по Лондону в одной рубашке, хотя, смею заметить, к вечеру я превращусь в сосульку. А тысячу ты получишь… – он запнулся и оглядел собравшуюся вокруг него толпу, – очень скоро.

Никто не удивился. Уже давно ходили слухи, что Фенвик промотал свое собственное состояние, потратив его на женщин и карты, а отец давно урезал его содержание.

Последнее заявление Фенвика вызвало у его сторонников тихий ропот. Услышав его, Фенвик разгладил свой камзол. Макс наконец освободился, но момент был уже упущен. Хотя щека у Фенвика припухла, Макс надеялся, что синяк под его глазом не пройдет по крайней мере месяц. Так ему и надо.

– Разрешите откланяться. Доброй ночи, – попрощался Фенвик и, неловко поклонившись, ушел петляющей пьяной походкой.

Люди понемногу разошлись. Некоторые похлопали Макса по плечу, сочувствуя ему и осуждая неприличное поведение пьяного маркиза. Вскоре возле Макса остался один Лэнгли.

– Еще портвейна? – спросил он, останавливая лакея с подносом, на котором стояли полные бокалы.

– Пожалуйста.

Лэнгли взял два бокала и предложил Максу сесть.

– Мне кажется, что мы должны кое-что с вами обсудить.

Макс вздохнул. Как раз этого он меньше всего хотел: детали его отношений с Оливией Донован, ставшие достоянием общества.

– В чем дело, Лэнгли? – спросил он, устало опускаясь в кресло. Ему хотелось уйти из этого места и от этих людей. Было бы идеально, если бы он смог съездить в Суссекс к Оливии, но у него было слишком много неотложных дел.

– Что это было за пари между вами и Фенвиком относительно мисс Донован?

– Это была глупость, о которой я очень сожалею.

– В чем состояло пари?

Макс закрыл глаза.

– Я поспорил с Фенвиком, что она поддастся моим чарам скорее, чем его.

Господи, если бы только он мог все вернуть назад!

Открыв глаза, Макс увидел, что Лэнгли смотрит на него с такой холодностью, что если бы взглядом можно было убить, Макс уже лежал бы мертвым.

– Это было до того, как я с ней познакомился. До того, как я познакомился с сестрами Донован. Можете мне поверить, я забыл про это проклятое пари, как только я узнал их. Они необычны, Лэнгли. Особенно Оливия. Я никогда намеренно не причинил бы им зла.

– Похоже, вы потерпели неудачу, – холодно констатировал Лэнгли.

– Я очень об этом сожалею. Я готов убить Фенвика за это.

– Как вы собираетесь загладить свою вину, Уэйкфилд?

– Мои намерения относительно Оливии благородны, уверяю вас.

– Вот как? – Лэнгли глотками отпивал портвейн, глядя на Макса поверх края бокала. – Исходя из слов Фенвика, это отнюдь не так.

– Фенвик осел, – отрезал Макс.

– Это верно, – кивнул Лэнгли. – Так в чем же ваши благородные намерения?

Это был еще один секрет, который Макс предпочел бы оставить при себе. Как же он ненавидел Фенвика за то, что он сделал в клубе. Будут последствия, которые Макс не мог предвидеть. Они станут предметом сплетен, но каких именно? Его никогда не интересовали ни сплетни, ни скандалы, и Макс не знал, чего от этого ждать.

– Я намерен просить Стрэтфорда разрешить мне ухаживать за ней этой весной. А летом я хочу сделать ей предложение выйти за меня замуж.

– А вы в курсе, что у мисс Донован нет никаких связей? Ее семья не знатная и…

– Я ничего не знаю о ее семье, и мне все равно, знатная она или нет.

– Но это по меньшей мере недальновидно, Уэйкфилд. Вы забыли о своем новом статусе?

Макс фыркнул. Разве он может об этом забыть? Даже если бы смог, всегда поблизости найдется человек, который будет все время ему об этом напоминать.

– Нет, не забыл. И поверьте, я буду не первый герцог в английской истории, женившийся на простолюдинке.

Лэнгли вдруг улыбнулся, что с ним случалось крайне редко.

– Что ж, я доволен. Боюсь, если бы вы дали мне другой ответ, на рассвете между нами была бы дуэль.

– Значит, вы рады, что не пришлось прибегнуть к насилию?

– Не совсем. Я не могу поверить, что вы заключили такое пари с Фенвиком – уже тот факт, что вы решились на такое, заставляет сомневаться в вашей чести.

Макс не мог винить Лэнгли за такой вывод.

– Я буду наблюдать за вами, Уэйкфилд. И если к концу лета вы не сделаете предложение мисс Донован, вам придется держать ответ передо мной.

Почему этот человек так печется о сестрах Донован? – удивился Макс.

– Скажите мне, Лэнгли, какова истинная природа ваших отношений с Донованами?

– Вы, может, помните, что я когда-то был обручен с графиней, – улыбнулся Лэнгли.

– До меня доходили слухи, но сплетни такого рода никогда меня не интересовали. А что же тогда случилось?

– Она влюбилась в Стрэтфорда.

– И все же вы остались хорошими друзьями и с ним, и с графиней. Достаточно для того, чтобы вступиться за честь ее сестры.

Лэнгли снова улыбнулся:

– Это долгая и некрасивая история, Уэйкфилд. Если вы в конце концов женитесь на мисс Донован, может, когда-нибудь вы ее узнаете. А пока достаточно сказать… мы с графиней стали друзьями, как и со Стрэтфордом. Только это сейчас имеет значение.

Несмотря на улыбку, глаза Лэнгли оставались печальными, и Макс понял, что многое осталось недосказанным. Но ему не стоит вмешиваться. Макс отсалютовал Лэнгли бокалом.

– Не беспокойтесь, капитан Лэнгли, уже до конца следующего года я намерен сделать Оливию Донован своей женой.

Прошла неделя, а снедаемый ненавистью к Максу Фенвик никак не мог успокоиться.

Максвелл Бьюкенен стал герцогом. Превзошел его в статусе и титуле.

Что хуже – гораздо хуже, – он переиграл Фенвика в его собственной игре соблазнения. Он преуспел там, где Фенвик потерпел неудачу.

Он был так уверен, что у Макса ничего не получится с Оливией Донован, так же, как и у него. Но у него получилось. Этот негодяй соблазнил ее. Он прикасался к ней… снова и снова.

За одно это Фенвик мог бы убить Макса. За то, что тот прикасался к тому, что он считал своим с того самого момента, как он положил глаз на эту женщину.

Он всегда презирал Максвелла Бьюкенена за то, что он всегда, всю их жизнь, смотрел на него свысока, считая себя лучше Фенвика не только в умственном и физическом отношении, но и в моральном тоже.

Фенвик вспомнил, как тогда на балу в прошлом сезоне Макс презрительно поджимал губы, когда они обсуждали Оливию Донован, и как он спросил о Беатрис только для того, чтобы вызвать у него хоть какую-нибудь реакцию. Он тогда поблагодарил Макса за его беспокойство, хотя на самом деле Фенвику хотелось показать ему Беатрис и закричать: «Посмотри на эту толстуху! Разве я могу спать с ней, тем более не изменять?»

Беатрис была далеко, в Суссексе, иначе, как знать, может, он и вправду мог сказать такое.

Два года назад Беатрис была идеальной невестой. Она была из очень высокопоставленной семьи, и у нее было свое собственное огромное наследство. Беатрис была тихой и застенчивой, но держалась гордо. У нее были сильные бедра, что было залогом способности к деторождению. Два года назад она была первой красавицей лондонского сезона. Любой мужчина был бы счастлив взять ее в жены.

Фенвик обожал соревноваться, а кроме того, ему нравилось побеждать. Он сделал все от него зависящее, чтобы завоевать Беатрис, и ему это удалось. Их свадьба в окружении всех этих джентльменов, смотревших на него с завистью, была вершиной его успеха в жизни.

Только после женитьбы он понял, какая она на самом деле скучная. Беатрис была такой слабовольной, что его просто от нее тошнило.

Макс сам видел, во что превратилась несчастная жена Фенвика за два года. Теперь он должен понимать, почему Фенвик предпочитал жене куртизанок и других женщин. Нельзя винить мужчину за то, что он ищет удовлетворения на стороне при такой тупой дуре.

Тем не менее Макс по-прежнему смотрит на Фенвика свысока. Это бесило Фенвика, заставляло его желать свернуть Максу шею и стереть с его лица это выражение превосходства.

А теперь… еще и это.

Фенвик оглядел свой письменный стол. Газета лежала в самом центре полированной поверхности.

Ему были видны черные строчки статьи, означавшей его конец. Какой-то негодяй из клуба позволил этой истории просочиться в прессу.

В статье говорилось в завуалированной форме (имена не назывались), что в некоем мужском клубе в районе С. лорд Ф. предложил заключить пари лорду Х., недавно получившему титул герцога.

Вот так. Любой дурак в Лондоне поймет, кто скрывается за этими буквами.

В статье говорилось о старом пари, заключавшемся в том, кто из них первым получит титул герцога, а также об еще одном, при этом имя леди не упоминалось. Фенвику очень хотелось, чтобы это имя всплыло. Ему бы понравилось наблюдать, как эта семейка, а особенно Оливия, стала бы выкручиваться.

Увы, даже этого крохотного удовольствия он был лишен. Для него все было плохо. Далее мелким шрифтом было написано, что не только никто не видел лорда Ф. гуляющим по Лондону в одной рубашке, поскольку его враг все-таки стал герцогом раньше его, никто не мог себе вообразить, что он мог бы позволить себе такое неприличие даже ради спасения свой чести.

Читай: никто не верил, что он, Леонард Рис, маркиз Фенвик, человек чести.

Еще в статье упоминалось, что лорд Ф. не уплатил новоиспеченному герцогу свой долг за проигранное пари, связанное с юной леди. Более того, стало известно, что у лорда Ф. недостаточно средств, чтобы заплатить герцогу, так что скорее всего герцог никогда не увидит принадлежащих ему по праву денег.

Самое неприятное было то, что в статье превозносились добродетели герцога Х. По доброте сердечной он простил лорду Ф. его долг и проявил выдержку, не вызвав лорда Ф. на дуэль.

Фенвик покачал головой. Что за глупая статья. Тот, кто распространил эту историю, исказил факты, а кое о чем и умолчал. Например, о том, что Макс ударил его кулаком в лицо, и синяк под глазом все еще не прошел. Фенвик с того дня не выходил из дома, потому что был похож на страшилище из какого-нибудь детского кошмара.

Но когда синяк пройдет, он все равно не выйдет из дома. Зачем ему слышать перешептывания и смех у себя за спиной?

Фенвик звонком вызвал слугу.

– Немедленно собери мои вещи. Мы уезжаем через час.

Выбора у него не было. Он вернется в Суссекс к своей бесцветной жене и останется там, пока не выработает какой-либо разумный план.