Текст книги "Звезда Авроры"

Кэл приподнимает серебряную бровь:

– Ты ставишь себя в неловкое положение, Ноль.

– Засунь ты это неловкое положение себе в задницу, Эльф!

– Послушайте, я не буду притворяться, будто понимаю, что тут происходит, – говорит О'Мэлли. – Но что-то происходит. Я вижу события до того, как они случаются. Я вижу…

– А ты видишь какой-нибудь способ, как нам выбраться отсюда живыми, госпожа визионерка? – спрашиваю я ее. – Ты видишь, чтобы кто-нибудь из нас вошел и вышел из кабинета Кассельдона Бьянки, не попавшись?

Она стискивает зубы. Смотрит на схему на стене.

– Нет, – отвечает тихо.

– Почему-то я совсем не удивлена.

– Кэт! – говорит Тайлер. – Прекрати это.

– Может быть, она права, Тайлер.

Все взгляды оборачиваются к Скарлетт. Она смотрит на брата, голос ее негромок, интонация сочувственная, как бывает только когда сообщают плохие вести.

Тайлер делает глубокий вдох, смотрит на сестру.

– Да, Скар?

– Я только хочу сказать, что мы забрели в самые дебри. И перед тем, как двигаться дальше, стоит, может быть, остановиться и спросить себя, куда ведет эта дорога.

– Ко всем чертям из Легиона – в этом я уверена, – говорю я. – Позорное разжалование. Возможно, тюрьма. Ты делал эту карьеру с тринадцати лет, Тайлер. И ты так психуешь из-за пропущенного Набора, что готов ее спустить в утилизатор?

– Не в Наборе дело, – огрызается Тай. – Ты же слышала, что сказал нам Адамс. Вы должны выдержать. Верь мне.

– Но почему? – спрашиваю я. – Что в ней такого, из-за чего ты хочешь верить?

– Не знаю. – Тай пожимает плечами, глядя на О'Мэлли. – Но хочу. Это и есть вера.

Я скрежещу зубами. Подавляю желание дать ему по морде. Заорать ему в лицо. Смотрю на Скарлетт – она лишь качает головой. Лицо Финиана – маска, но ясно, что он достаточно безбашенный и готов пойти на эту авантюру. Зила на меня смотрит так, будто классифицирует жука. Кэл молчит, его холодные фиалковые глаза слегка прищурены. Я в меньшинстве перед подавляющим противником.

– Ну и черт с ним со всем!

Я плюю, хватаю куртку и иду к двери.

– Куда ты? – спрашивает Скар.

– Выпить мне нужно, черт возьми.

– Я вас не отпускал, легионер Брэннок, – предупреждает Тай.

– Так отдай меня под трибунал! – огрызаюсь я.

Да, хлопать дверью – это ребячество. Я знаю, что веду себя как девочка в истерике, которая злится, что не по ее вышло. Я знаю, что это у меня в костях. До самых кончиков крыльев.

Но хлопаю дверью так, что петли дрожат.

• • • • •

– Еще одну.

Бармен приподнимает три своих брови, хоботок его дрожит.

– Вы уверены? – спрашивает он. – Вы уже шесть выпили.

– А у вас очень хорошо получается изображать мою маму, – говорю я недобро, постукивая пальцем по краю стакана.

Бармен пожимает плечами, наливает мне еще и отворачивается к другим посетителям.

Здесь шумно, неоновый свет и дым – заведение расположено в самом дешевом районе Мирового Корабля. Оркестр играет громко и резко, пол грязный до липкости. В таком месте оказываешься в три часа ночи, когда хочешь подраться или потрахаться. Еще не знаю пока, к чему я больше склоняюсь.

Тайлер.

Я залпом опрокидываю стакан дешевого этанола, дергаюсь от химического ожога в горле. Пытаюсь понять, с чего я так злюсь. Действительно потому, что он к этой чуши относится серьезно? Или из-за того, для кого он это делает?

Верь мне, Тайлер.

Верить Тайлер умеет, и адмирал Адамс это знает. Они каждую субботу вместе ходили в часовню. Можно было бы подумать, что религия не выживет в век межзвездных полетов. Понятие веры не могло не умереть, когда люди стали достигать звезд. Но когда открыли первый, потом десятый, потом еще сотни разумных видов, нельзя было не обратить внимания, что все они двуногие. Углеродной формы. С кислородным дыханием. Шансы на это были слишком малы, чтобы быть правдоподобными. Такие вещи случайно не происходят.

И вуаля! – получите Объединенную Веру.

Я касаюсь метки Творца на воротнике. Идеальный круг, выгравированный в серебре. Хотела бы я верить, как верит Тайлер. Потому что я так не могу. И не буду. Хоть мы с ним и друзья с тех пор, как я в детском саду разбила стул об его голову, хоть я и готова пройти с ним до конца Млечного Пути, но он никогда не верил в меня – в нас – так, как верит в нее.

– О'Мэлли, – говорю я, снова кивая бармену.

Он готов уже налить, но мой стакан накрывает рука в перчатке.

– ПОЗВОЛЬТЕ НАМ.

Я поворачиваюсь, гадая, не появился ли наконец тот, с кем сегодня потрахаться. И мышцы у меня напрягаются, когда я понимаю, что все совсем наоборот.

Он одет в угольно-серое с головы до пят. Лицо его спрятано за зеркальной маской, продолговатой и овальной. Я только вижу свое тусклое отражение в ее поверхности. И глаза у меня лезут на лоб от неожиданности.

Твою ж мать, ГРУ.

Я поднимаюсь со стула – другая рука в перчатке ложится мне на плечо. Значит, еще один агент у меня за спиной, доходит до меня. Сидя спиной к двери в столь шумном баре, так напившись, я даже не заметила, как они подобрались ко мне.

Неаккуратно.

У меня нет шансов. Но моя рука все равно смыкается на стакане перед замахом. Если падешь – пади в бою.

– ПОЖАЛУЙСТА, ВОЗДЕРЖИТЕСЬ ОТ НЕНУЖНОГО НАСИЛИЯ, ЛЕГИОНЕР БРЭННОК, – говорит первый агент бесполым и гулким голосом. – МЫ ТОЛЬКО ХОТИМ С ВАМИ ГОВОРИТЬ.

– Все у вас в порядке? – спрашивает бармен, снова подняв три своих брови.

Я смотрю на ГРУшников.

У них под куртками бугрятся пистолеты, до дверей далеко. Прикидываю свои шансы под гремящую в ушах музыку, шум алкоголя в крови.

И медленно сажусь обратно.

– Все в норме, – говорю я.

– ЕЩЕ СТАКАНЧИК? – спрашивает ГРУшник.

– Если вы угощаете.

– ЛАРАССИАНСКИЙ СЕМПТАР, – говорит агент. – ТРИ, ПОЖАЛУЙСТА.

Бармен слушается, наливает три коктейля в три чистых стакана. Первый оперативник садится от меня справа, второй остается сзади, глядя на меня в зеркало над баром.

Как только Трехглазый отходит обслуживать других клиентов, первый агент лезет в карман своего серого костюма. Медленно и осторожно достав унигласс, кладет его передо мной на стойку. Над устройством возникает маленькая голографическая проекция третьего ГРУшника – того жуткого типа в белом, что перебил всех на станции «Саган». Судя по приборам у него за спиной, он стоит на мостике терранского штурмовика.

– ДОБРЫЙ ВЕЧЕР, ЛЕГИОНЕР БРЭННОК, – говорит фигура безжизненным голосом. – НАС ДРУГ ДРУГУ НЕ ПРЕДСТАВИЛИ, МОЖЕТЕ НАЗЫВАТЬ МЕНЯ ПРИНЦЕПС.

– Очень приятно.

Я подношу к губам стакан и медленно его запрокидываю. Ощущаю вкус дыма, немного сахара и замечаю нотки чистого адреналина на языке.

Другие два стакана стоят перед оперативниками.

Нетронутые.

– ВЫ ДАЛЕКО УЕХАЛИ ОТ ДОМА, ЛЕГИОНЕР БРЭННОК, – говорит голограмма.

– Нет дома лучше черноты, – отвечаю я старой поговоркой Асов.

– СТЕНЫ КАМЕР В ЛУННОЙ ИСПРАВИТЕЛЬНОЙ КОЛОНИИ НЕ Черные, – говорит Принцепс. – ОНИ СЕРЫЕ. НЕБА ТАМ НЕТ, ЗВЕЗД НЕТ. ОДНА ЛИШЬ СЕРОСТЬ. БЕСКОНЕЧНАЯ.

– Пугаешь, ГРУшник? – Я твердой рукой протягиваю стакан бармену. – Потому что я уже вся дрожу.

– Я ЗНАЮ, ЧТО ЭТО НЕЛЕГКО ПОНЯТЬ, – говорит Принцепс, пока бармен наливает. – НО ИЗ ЭТОЙ СИТУАЦИИ ЕСТЬ ВЫХОД. ДЛЯ ВАС И ДЛЯ ВАШЕГО ЭКИПАЖА.

– ВЫ НАМ НЕ НУЖНЫ, – говорит тот, что сзади, мне в ухо, и от электронного голоса у меня мурашки бегут по коже. – НАМ НУЖНА ТОЛЬКО АВРОРА О'МЭЛЛИ.

– ОСТАЛЬНОЙ ЭКИПАЖ 312 БУДЕТ ОСВОБОЖДЕН, КАК ТОЛЬКО ОНА ОКАЖЕТСЯ В НАШИХ РУКАХ, – кивает Принцепс. – ВЫ ВЕРНЕТЕСЬ В АКАДЕМИЮ, К СВОЕЙ КАРЬЕРЕ, СВОИМ ДРУЗЬЯМ, СВОЕЙ ЖИЗНИ. НЕ СТОИТ ВСЕ, ДЛЯ ЧЕГО ВЫ РАБОТАЛИ, ПУСКАТЬ НА ВЕТЕР, ЛЕГИОНЕР БРЭННОК.

Я моргаю. Тяжело. Трясу головой.

– Простите, Принц, вы не могли бы повторить? А то я вас не слышу из-за тяжести болта, который я на ваши слова положила. – Я допиваю стакан, медленно встаю. – Спасибо за угощение.

Оперативник сзади хватает меня за руку перчаткой. Его хватка идеальна: достаточно жестко, чтобы было больно, и достаточно мягко, чтобы дать понять, что может быть куда хуже.

– ДЕВЧОНКА, КОТОРУЮ ВЫ ПРЯЧЕТЕ, – ВРАГ НАРОДА ТЕРРЫ. СЕЙЧАС ВСЯ АРМИЯ ОБОРОНЫ ТЕРРЫ В СОСТОЯНИИ БОЕВОЙ ГОТОВНОСТИ И ЛОВИТ ЕЕ. И ОНА БУДЕТ ПОЙМАНА. – Голос агента вкрадчив и опасен. – С ВАШЕЙ ПОМОЩЬЮ ИЛИ БЕЗ НЕЕ.

– Ага, и поэтому вы шляетесь по притонам в этот безбожно поздний час ночи? – фыркаю я, показывая на унигласс, лежащий на барной стойке. – Этот хмырь даже не в том секторе, что и все мы сейчас.

– «БЕЛЛЕРОФОНТ» НАПРАВЛЯЕТСЯ К ВАМ ПРЯМО СЕЙЧАС, ПОКА МЫ БЕСЕДУЕМ, ЛЕГИОНЕР БРЭННОК, – говорит Принцепс. – ВАМ ОТ НАС НЕ СКРЫТЬСЯ. НО ВТОРЖЕНИЕ АОТ НА МИРОВОЙ КОРАБЛЬ ВЫЗОВЕТ НЕНУЖНЫЕ ПОТЕРИ. МЫ НАДЕЕМСЯ РАЗРЕШИТЬ ЭТО НЕДОРАЗУМЕНИЕ БЕЗ ПРИМЕНЕНИЯ СИЛЫ. АВРОРА О'МЭЛЛИ И БЕЗ ТОГО УБИЛА ДОСТАТОЧНО НАШИХ АГЕНТОВ.

При этих словах я прищуриваюсь.

– ВЫ НЕ ЗНАЛИ? – спрашивает Принцепс. – ОНА УБИЛА ДВУХ ОПЕРАТИВНИКОВ НА «БЕЛЛЕРОФОНТЕ». РАЗДАВИЛА ИХ СИЛОЙ МЫСЛИ, КАК БУМАЖНЫЕ СТАКАНЧИКИ.

Он исчезает с экрана, сменяется изображением комнаты, похожей на допросную. Два угольно-серых костюма. Кровь и внутренности размазаны по полу и на три метра вверх по стенам.

У меня сводит судорогой живот.

– Творец… – выдыхаю я.

– ЭТО СДЕЛАЛА ДЕВУШКА, КОТОРУЮ ВЫ ПРЯЧЕТЕ. ОНА НЕ ТА, КЕМ КАЖЕТСЯ, ЛЕГИОНЕР БРЭННОК. ОНА ОПАСНА. ДЛЯ ВАС. ДЛЯ ТЕХ, КТО ВАМ ДОРОГ.

Я мотаю головой.

– Это не мне решать. Ас поддерживает своего Альфу. Всегда. – Гляжу на агента у меня за спиной, на свое отражение в его безликой маске. – Всегда.

– ВАША ВЕРНОСТЬ ТАЙЛЕРУ ДЖОНСУ ПОХВАЛЬНА, – говорит Принцепс. – НО ВЫ ЖЕ НАВЕРНЯКА ЗАДУМЫВАЛИСЬ О ЕГО ПОСЛЕДНИХ РЕШЕНИЯХ? ОНИ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ПРИНАДЛЕЖАТ ЕМУ?

– АВРОРА О'МЭЛЛИ МОЖЕТ РАЗДАВИТЬ ЧЕЛОВЕКА СИЛОЙ МЫСЛИ, – говорит второй оперативник. – ВЫ НЕ ДУМАЛИ О ТОМ, ЧТО ОНА МОЖЕТ СДЕЛАТЬ С МЫСЛЯМИ ДРУГИХ ЛЮДЕЙ?

– Вы хотите сказать, что она… управляет нами? – спрашиваю я в упор. – И он тоже под ее контролем?

– МЫ ХОТИМ СКАЗАТЬ, ЧТО ВАША МАТЬ БЫЛА ВЕРНЫМ СОЛДАТОМ АОТ ДО САМОЙ СВОЕЙ СМЕРТИ, – говорит Принцепс. – И МЫ НАДЕЕМСЯ, ЧТО ЕЕ ДОЧЬ ЭТУ ВЕРНОСТЬ С НЕЙ РАЗДЕЛЯЕТ.

Оперативник ГРУ отпускает мою руку.

Я смотрю на дверь. На отражение моего лица в его маске. Усталая. Вымотанная. Испуганная до чертиков.

Я смотрю на экран унигласса этого ГРУшника. Вспоминаю, как осиновым листом трясся «Лонгбоу», когда мы пытались изменить курс. Как Скарлетт отлетела к стенке одним движением руки О'Мэлли. Как Тайлер все ближе и ближе подводит нас к краю.

Как наутро лежала с ним на смятых простынях, ежась, когда он пальцами водил по моим татуировкам.

И этого все равно было мало.

– МЫ МОЖЕМ ПРЕДЛОЖИТЬ ГАРАНТИИ. ПИСЬМЕННЫЕ. ВАМ И ВАШЕМУ ЭКИПАЖУ.

Прикусываю губу. Стискиваю зубы. И сажусь снова на табурет, гляжу в безликое лицо ГРУшника и протягиваю стакан бармену:

– Еще один.

19. Зила

Нам ни за что не войти и не выйти из кабинета Кассельдона Бьянки, не попавшись.

20. Аври

– Как ты могла подумать, что это мой размер! – бурчит у меня за спиной Кэт, одергивая на себе комбинезон. – Нормальная девушка отсюда вывалится, Скар.

– Я тебе предлагала свой лифчик, – отвечает Скар.

– Я думала, это сарказм.

Скарлетт сочувственно улыбается Кэт:

– Ну, самую малость.

Мы стоим в длинной извилистой очереди на грандиозный гала-вечер Кассельдона Бьянки – Тай и я, за нами Кэт и Скарлетт, одетые в самые причудливые наряды, которые нам смогли достать дипломатия Скарлетт и связи Дариэля. Скарлетт и Тай выглядят, как всегда, безупречно, но Кэт не могла бы выглядеть в официальной одежде более неловко, будь она даже сплетена из ядовитого плюща. Мы медленно приближаемся к швейцарам-пришельцам, которые проверят наши приглашения.

И все мы нервничаем.

– Да все нормально будет с вами, девушки, – говорит Скарлетт, поправляя маску. – Оно так и должно сидеть. Вид у вас потрясный. Как и у меня. Ух ты, мне очень нравится это платье.

Я слышу голос Фина, кристально ясный в крохотном наушнике, но слегка неровный.

– Яйца Творца, Скарлетт… Не хочу сказать, что у тебя здесь нет благодарной публики, но если ты собиралась демонстрировать такое зрелище, могла бы и предупредить? Дариэль только что опрокинул на меня кружку горячего кафа и что-то, кажется, замкнул в моем костюме.

– Просто делаю все возможное для поднятия боевого духа, – мурлычет Скарлетт, как всегда, собой довольная.

– Вообще-то, в обычной ситуации я бы не стал жаловаться, – добавляет Фин.

– Я тебе обеспечу повод для жалоб, – говорит почти про себя Кэт.

Мы уже почти в начале очереди и теперь лучше видим эту пару пришельцев на входе. Оба совершенно идентичны. У них кожистая коричневая шкура и маленькая голова, похожая на бинокль – здоровенные глаза на все лицо. Шея несколько тонковата, руки длинные, тощие. У меня на глазах один из них склоняется над своей серебристой кафедрой и вытягивает сучкообразный палец, которым медленно водит по приглашению чрезвычайно высокой розовокожей дамы.

– Они очень внимательно изучают приглашения, – говорю я вполголоса, и Тайлер наклоняет ко мне голову, чтобы глянуть.

– Уверенней, – говорит он на выдохе. – Дыши медленно. Чувствуй себя здесь своей.

У меня под ложечкой медленно что-то плюхает. Я не своя здесь. И не только здесь, но и нигде в галактике. Мне полагалось жить два века назад. Усталость и страх ощущаются так, будто натягивают нити, связывающие меня с семьей, и эти нити стали опасно тонкими, готовыми лопнуть и оставить меня в беспросветном одиночестве.

И я не знаю, что тут дальше будет.

Дариэль клялся, что приглашения не хуже настоящих – это не совсем то, что настоящие, конечно, но Фин вроде бы ему верит. Наш бетрасканец с очень кислой миной просил об услуге, и я понимаю, что где-то в сложной системе семейных обязательств он взял на себя очень серьезный долг. И с тех пор говорит несколько более многословно и дерзко. Нервы пытается скрыть, я думаю.

Я медленно изучаю их, шестерых молодых солдат, держащих в руках мою жизнь. Но даже если бы я их увидела всего пять минут назад, все равно заметила бы тлеющую досаду Кэт. Я стою рука об руку с Таем, а она за нами, рука об руку со Скарлетт, и я чувствую, как ее глаза прожигают во мне две дыры между лопатками. Кожа у меня неприятно дергается.

Наряд, который так ее достает, – совершенно невероятно скроенный комбинезон. Тот самый, который был на ней в моем видении, – темно-синий, без бретелек и, вопреки ее протестам, сшитый так, чтобы удержать все на своих местах. Она – точнее, Скарлетт – его дополнила серебристыми сапогами, похожими на зеркала, которые разбили на миллион осколков и склеили в мозаику. Маска у нее на лице из того же материала.

На ней толстый блестящий золотой пояс, других украшений нет – татуировки у нее прекрасные и очень хорошо смотрятся. Вырез на спине комбинезона достаточно глубокий, чтобы виден был ястреб, нарисованный поперек лопаток, в пару к фениксу на горле. Бледная кожа, темные глаза, еще более темные волосы – весь ее вид внушает страх. Вот такого человека хотела бы я иметь на своей стороне. Если бы могла быть уверена, что Кэт на ней.

Она смотрит на меня так, что я не могу об этом не задуматься.

Платье Скарлетт идеально дополняет наряд ее Аса. Оно темно-бирюзовое в пол – и снова то самое, что было на ней в моем сне наяву, хотя она его принесла, даже не зная этого моего описания. У меня дрожь прошла по спине, когда я его увидела.

Откуда она знала, какой наряд нужно купить?

Ее вечернее платье без бретелек (которое, не сомневаюсь, сейчас явило незабываемое зрелище Фину и Дариэлю) несет в себе тот же мотив разбитого зеркала с сапог Кэт: оно украшено тысячей серебряных бисерин, рассеянных по темным юбкам, словно первые звезды по ночному небу. Примерно триста пуговиц спускаются от середины спины до пола. У нас с Зилой (обладательниц самых маленьких пальцев) полчаса ушло на их застегивание. Маска подчеркивает большие синие глаза серебристыми бликами.

Обе они так изящны, так ярки, когда больше не скрыты под форменными комбинезонами Академии. Я знаю, что мне полагается нервничать, но чувствую себя чуть ярче рядом с ними.

Мое платье – самая шикарная вещь, которую мне довелось носить. Я бы себе такое выбрала на выпускной, будь он у меня.

Интересно, что Кэлли на свой надела.

Приталенный лиф, красно-золотой, вышитый затейливым шелковым узором. С рукавами-крылышками и прямым воротником, застегнутым на крючок у шеи. Верхняя половина похожа на ципао, что у меня дома было, но юбки до колен – тысяча пышных слоев красного тюля. Как я его надела, захотелось сразу покружиться в нем, будто балерина, но Скарлетт очень внимательно посмотрела на меня.

– Я не была уверена, что шелк подойдет, – сказала она.

Я поглядела вниз, разгладив ткань рукой.

– Он идеален.

Но она продолжала смотреть и долго еще перед тем, как заговорить, колебалась – очень для нее нехарактерно.

– Ты говорила, твой отец… то есть я понимаю, что оно не совсем китайское, но…

И тут до меня дошло, что это она искала мне что-то, напоминающее о доме. У меня вдруг перехватило дыхание и пропали все слова.

– Оно… – я секунду помолчала, – оно и правда чудесное, Скарлетт, спасибо. Я думаю, папе бы очень понравилось. Для него важно было сохранять нашу культуру.

Казалось, будто кто-то другой говорит, упоминая моего отца в прошедшем времени. Я слышала, как осторожно звучит мой голос: чуточку более жизнерадостно, чем нужно, – просто показать ей, как я стараюсь.

Сохранять культуру в нашей семье для него и правда было важно. В детстве я могла немного отсрочить укладывание спать, если просила прочесть еще одно народное сказание из большой старомодной книжки. Когда отец бросил маму, я от злости ему сказала, что все эти вечерние чтения были для него в чем-то важнее, чем родная кровь. Он бы не стал тратить лишнее время на меня. Другое дело – на традиции, ибо нет ничего важнее.

Хотя, быть может, он тоже искал повод еще немножко вместе побыть.

Скарлетт стала приводить в порядок мои волосы, тщательно черня белую полосу и приклеивая мне на щеку миниатюрную камеру, замаскированную под мушку. Момент был интимный, но прикосновение ощущалось как вполне корректное. Утешительное.

– Мы с Таем понимаем, – сказала она негромко. – Мы знаем, каково это – потерять отца. И Кэт с Зилой тоже. Если тебе нужно будет об этом поговорить, я к твоим услугам.

Может быть, все дело просто в том, что она – Лик, дипломат нашей команды, умеющая быть на одном уровне с каждым. Но я так не думаю… точнее, предпочитаю верить, что это не так. Я предпочитаю верить в искренность этого момента.

Когда мы нарядные вышли из спальни, Фин зааплодировал. Зила мне кивнула и сказала:

– Достойно.

Кэл даже на меня не взглянул.

Я, в отличие от всех остальных, действительно разыскиваемый беглец, и потому бал-маскарад – единственная для меня возможность сейчас показаться на публике. Маска закрывает всю верхнюю половину моего лица, оставляя на виду только губы и подбородок. Ее цветные стекла скрывают, что у меня разные глаза, и сделана она из загадочного красного бархата. Вид как у шпионки из какой-нибудь очень старой игры. А я, честно говоря, чувствую себя отчасти оторвой.

Последний в нашем квартете – Тай, который на свой наряд жаловался почти столько же, сколько Кэт. Мне было интересно посмотреть, остался ли фрак фраком за прошедшие двести лет, и ответ оказался «в чем-то да». Костюм скроен так, будто сейчас лопнет, но благодаря идеальной посадке создается впечатление, словно он стоит целое состояние. Или, по крайней мере, стал стоить, когда Скарлетт внесла несколько изменений.

На ногах у Тая большие черные мощные сапоги, пара черных штанов в обтяжку (именно их облегание заставило его присоединиться к Кэт с воплями «вы издеваетесь»), с черными пряжками вокруг левого бедра, будто намек на кобуру, и большими серебристыми молниями поперек правого. Черная рубашка и верх фрака тоже в обтяжку, а маска – полоса черной материи поперек глаз. Близнец Джонс № 2 выглядит так же изумительно, как и его сестра.

– Эй, Беглянка! – тянет Фин по групповому каналу, когда мы становимся вторыми в очереди к пришельцам на дверях. – Я тут читаю про значение красного цвета в китайской культуре, и…

– Погоди, ты что, читать умеешь? – перебиваю я.

– Теперь и ты ударилась в сарказм, чтобы скрыть свои чувства ко мне? Это что же, все женщины этого экипажа будут в меня влюбляться?

– Отставить, – бросает вполголоса Тай. – Мы уже почти подошли.

Пара перед нами проходит через большие двустворчатые двери и вливается в кипящую цветную массу. Я вздыхаю с облегчением: наверняка Фин хотел напомнить, что красный – традиционный цвет свадебного платья.

Кэт точно за мной, мы с Таем идем под руку. Даже без оружия она вполне могла бы, наверное, оторвать мне голову и сыграть ею в баскетбол. Понятия не имею, знает ли Тай о ее чувствах к нему, но если я всего за пару дней это заметила…

Инопланетянин протягивает длинный палец к приглашению Тая. Гибкая поверхность пластика становится под его прикосновением синей, потом снова выцветает до кремовой. Я заставляю себя дышать медленно, потом до меня доходит, что моя рука так крепко переплетена с рукой Тая, что ему приходится отклоняться в сторону, чтобы компенсировать разницу в нашем весе. Я выпускаю его, покраснев, и отвлекаюсь на ближайшие секунды.

Инопланетянин машет нам проходить и поворачивается проверить приглашения Скарлетт и Кэт.

Мы с Таем входим в арку, где другой инопланетянин – на этот раз крупный бетрасканец в белой керамической маске и в черных контактных линзах – указывает на инструкции прохождения осмотра. Мы оба останавливаемся на линии и поднимаем руки. Сеть красных лучей начинает с головы, спускается вниз по телу, может быть, сканирует лица или ищет оружие – не знаю.

Фин снова наседает нам на уши, пока мы ждем девушек, проходящих то же сканирование.

– Запомните: чтобы перехватить сигнал, мне потребуется столько времени, сколько вы мне позволите. Идеально было бы завести разговор с господином Бьянки.

– И не быть съеденными, – тихо говорит Тай, поворачивая голову ко мне, будто шепчет на ухо какие-то нежности.

– Чем быстрее он коснется ключа, – добавляет Фин, – тем быстрее я смогу начать работать. И помните: мне нужно, чтобы кто-нибудь из вас был от него в метре, когда изменится код.

Голос его спокоен, но я видела его лицо, когда мы разрабатывали этот план в тесной квартирке Дариэля.

Он даже не уверен, что у него получится.

Мне полагается быть в ужасе, но, когда Скарлетт и Кэт проходят контроль, я чувствую, что… что почему-то ужаса нет. Есть какое-то непонятное умиротворение, как бывало когда-то перед экзаменами по ориентированию или соревнованиями по легкой атлетике. Я нервничаю, но уже на пути к своей цели.

Я уже не та девушка, которая летела к Октавии и переживала, найдет ли она кого-нибудь из сверстников, с кем можно будет встречаться, и хватит ли у нее квалификации обучаться по специальности «Исследование и картография» у Патрис.

Я не та девушка, что оплакивала потерю своей социальной жизни, входя в криомодуль, или втискивала плюшевую белку в контейнер для личных вещей.

Я стала другой. И пусть не знаю, какой именно, менее истинным этот факт не становится. Я его чувствую все сильнее с каждым часом, с каждым днем.

Но и у моей прежней личности здесь тоже есть роль. Я училась ремеслу картографа-исследователя, потому что хотела все видеть, и в последнее время наверняка научилась ему неплохо. Когда мои родители готовились к экспедиции на Октавию, я по два-три раза за год меняла школу. Я умею войти в комнату, где нет ни одного знакомого лица.

И я это сделаю сейчас с таким видом, будто всегда здесь жила.

Скарлетт и Кэт подходят к нам, Скарлетт внешне безмятежна, Кэт хмурится, и мы все четверо в первый раз смотрим на бальный зал.

И там ничего похожего на то, что мне случалось видеть или даже воображать.

Потому что он находится под водой.

Это огромное круглое помещение, похожее на пещеру, и мы автоматически подаемся вправо вдоль изгиба стены, беря направление.

Сами стены из стекла, и я, изучая свое отражение, понимаю, что смотрю в аквариум, который тянется так глубоко, насколько хватает глаз. Он вначале яркий, переливающийся аквамарин, дальше темнеет до бархатной синевы, переходит в темно-фиолетовый, когда я вскидываю голову, чтобы проследить это изменение.

Я не вижу, где он переходит в крышу, и бесконечный полуночный купол пестрит робкими огоньками, которые…

Кошкин хвост, купол над нашими головами – галактика! Звездные кластеры и туманности медленно кружат по его краям, грациозно движутся по своим предопределенным траекториям, скользят по кругу и меняются местами, как старомодные танцоры. Миллионы лет проносятся у меня перед глазами в космическом балете.

Зеркальные сапоги Кэт и серебряные бисерины на платье Скарлетт сверкают в бескрайнем переливающемся голубом свете, а зубы Тая вспыхивают белым, когда он улыбается. Народу здесь не меньше тысячи, а терран я вижу лишь несколько десятков.

Я под водой. На космической станции.

Зал – гремящий калейдоскоп ярких красок, блестящих на свету. В живой, дышащей толпе представлены всевозможные фигуры. Все движется под музыку – низкие, гулкие басы вибрациями отдаются прямо в позвоночнике.

Я слышу разговоры и смех, они накатывают волнами, когда взметаются руки по всему залу, отмечая изменения ритма.

Это место похоже на подпольный клуб, межгалактическую волшебную страну для взрослых с опасными подводными течениями, где все лица и тайны скрыты за масками. И когда я улыбаюсь почти во весь рот, остатки неуверенности спадают с меня шелухой.

То, что мне нужно, – здесь. И я чувствую, как оно зовет меня из темноты.

Ну-ка, господин Бьянки…

Выходите… Где же вы?

СПОСОБЫ ВЕСЕЛО ПРОВЕСТИ ВРЕМЯ

► ВЕЧЕРИНКИ

► ЗНАМЕНИТЫЕ В ИСТОРИИ ВЕЧЕРИНКИ

Третья величайшая вечеринка всех времен состоялась в системе Ротен по случаю свадьбы Великого Джулесли. Приглашено было 437 000 гостей с двадцати семи планет и всего один из трех известных исполнителей Запрещенного Танца Баса. В результате Великий Джулесли обвенчался с семьюдесятью тремя супругами и (предположительно) очень утомился.

Вторая величайшая вечеринка проходила на Терре в тысяча шестьсот девяносто четвертом году, ее устраивал адмирал флота Эдвард Рассел. Этот человеческий герой смешал 250 галлонов бренди, 125 галлонов вина, 634 килограмма сахара, 20 галлонов сока лайма и 3 килограмма мускатного ореха в неимоверном коктейльном фонтане. В буквальном смысле. Каноэ, управляемые барменами, из-за исходящих паров работали пятнадцатиминутными сменами, и пять тысяч гостей выпили весь фонтан за восемь дней. Адмирал Рассел, я всего лишь скромный унигласс, но все же примите мое почтение.

Однако самой знаменитой вечеринкой в истории стала та, что устроил народ Киит на Лейбовице VII. Ошибочная интерпретация древнего пророчества привела к тому, что весь народ поверил в близость конца света и веселился соответственно. Сохранившиеся записи наводят на мысль, что к раннему исполнению пророчества привело прискорбное решение устроить танцевальный марафон и использовать самый крупный на планете реактор антиматерии.