Текст книги "Обман"

Глава 5

У молодого человека, который в то декабрьское утро вошел в сопровождении мистера Ноукса в библиотеку, были такие же светлые, словно у альбиноса, волосы, как и у его брата, однако если черты лица Адриана были воплощением силы, то черты Гарри, более тонкие и изящные, придавали ему какую-то ангельскую красоту. Однако характер у Гарри, в чем я очень скоро убедилась, был совсем не ангельский.

– Вы приехали один, лорд Гарри? – спросил мистер Ноукс, всем своим видом выражая неодобрение.

– Не будьте таким бараном, Ноукс, – резко бросил Гарри и тут же совсем другим тоном обратился ко мне:

– Должен сказать, что я представлял себе жену Адриана совсем иначе.

Я посмотрела ему в глаза. Ростом Гарри был ненамного выше меня, поэтому сделать это было гораздо легче, чем заглянуть в лицо его брату.

– Немедленно извинитесь перед мистером Ноуксом, – потребовала я.

Гарри изумленно воззрился на меня:

– Извиниться перед Ноуксом? За что?

– За то, что вы назвали его бараном.

Нижняя челюсть Гарри отвисла от удивления.

– Извинитесь, – повторила я.

Последовала пауза. Наконец Гарри закрыл рот и пробормотал:

– Извините, Ноукс. Я не хотел вас оскорбить, знаете ли.

Неприязненное выражение на лице старика после этих слов, однако, нисколько не изменилось.

– Вы останетесь обедать, мистер Гарри? – спросил он.

– Да, – ответил гость, бросив на меня еще один удивленный взгляд.

Услышав его ответ, мистер Ноукс еще больше нахмурился. Я же окинула взглядом бриджи и сапоги Гарри и поинтересовалась, куда он дел свою лошадь.

– Мне известно, что в лэмбурнских конюшнях много свободного места, так что я оставил ее там, – ответил он.

Я кивком одобрила его предусмотрительность.

– Мне как раз хотелось прокатиться верхом, но сначала я с удовольствием предложу вам чаю.

Серые глаза Гарри, гораздо более светлые, чем глаза его брата, скользнули вниз по моей фигуре.

– Я бы с большим удовольствием выпил мадеры.

Я знала, на что он смотрит. Чета Ноуксов тоже была шокирована, когда я впервые появилась перед ними в юбке с разрезом, которую я надевала для верховой езды. Ее в свое время придумал отец. Он же и подарил мне ее к четырнадцатилетию.

– Ты не можешь продолжать носить бриджи, – сказал он, протягивая мне юбку. – Но, черт меня побери, я не позволю, чтобы наездница с такой великолепной посадкой, как у тебя, испортила ее, садясь на лошадь боком.

Мне было настолько приятно услышать из его уст такую похвалу, что я даже не возражала против того, чтобы расстаться с бриджами.

Юбка с разрезом доходила до лодыжек, и я всегда надевала ее вместе с высокими сапогами, так что костюм выглядел весьма и весьма скромно, но тем не менее он не раз вызывал у людей изумление, если не сказать больше. Впрочем, как только я оказывалась в седле, все обычно переставали обращать на него внимание.

Я предложила Гарри расположиться в библиотеке.

– Гостиной я пользуюсь нечасто, поскольку там нет камина, – извинилась я перед гостем, и мы с ним уселись в стоящие у огня старые кресла, обитые синей тканью.

– Ничего страшного, – ответил он. – Во время моих визитов в Лэмбурн эта комната всегда была моей любимой.

– Мне она тоже нравится больше других, – призналась я, окидывая взглядом стены с полками, доверху заставленными книгами, большой полированный письменный стол, огромный глобус и два окна, из которых открывался вид на равнину.

Вошел мистер Ноукс, принесший мадеру для Гарри и чай для меня. Кроме того, он поставил перед нами тарелку замечательных оладьев с маслом, которые испекла миссис Ноукс. Я поблагодарила старого слугу, и мы с Гарри занялись едой.

– Итак, – сказал Гарри, расправляясь с оладьями, – расскажите мне, как вы с Адрианом поженились.

– А что он сам вам об этом рассказывал? – осторожно спросила я.

– Ничего. Я учусь в Оксфорде, и он как-то прислал мне письмо, в котором сообщил, что женился на племяннице Чарлвуда и собирается вновь отправиться в Париж под начало герцога Веллингтонского. С тех пор он в своих письмах ни разу о вас не упоминал.

Покусывая губу и разглядывая украшавшую камин небольшую бронзовую статуэтку собаки, я напряженно раздумывала о том, что я могу, а чего не должна рассказывать.

– Вы в самом деле поженились? – спросил он.

– Боюсь, что да, – мрачно ответила я.

– И вы действительно племянница Чарлвуда? – задал Гарри новый вопрос, причем в голосе его слышалось неподдельное изумление.

– Боюсь, что так оно и есть.

– Черт, – выругался Гарри и тут же добавил:

– Прошу прощения.

Я привыкла слышать, как мужчины ругаются, поэтому не обратила внимания на вырвавшееся у моего собеседника столь сильное восклицание.

– Ничего страшного, – сказала я, продолжая разглядывать бронзового пса, похожего на мастифа. Мне почему-то пришло в голову, что, возможно, именно так в свое время выглядели собаки, принадлежавшие королю Альфреду.

Гарри не забывал про оладьи и продолжал жевать, глядя на меня во все глаза. Потом он стряхнул с коленей крошки и спросил:

– Как это случилось?

Я перевела взгляд с бронзовой статуэтки на него и решила, что у меня нет причин для того, чтобы что-либо от него скрывать, поскольку рано или поздно он наверняка все узнает от брата.

– Ну Адриан и вляпался, – сказал Гарри, когда я закончила свой рассказ, и снова выругался. – Чарлвуду все это, наверное, доставило огромное удовольствие.

– Я очень много обо всем этом думала, – сказала я, – и мне действительно кажется, что лорд Чарлвуд все подстроил. В противном случае он не знал бы, где меня искать, а ему было точно известно, что я нахожусь на том постоялом дворе.

– Да, конечно, он все спланировал, – согласился Гарри, наливая себе еще один бокал мадеры. – Наверное, он договорился с кем-то, и этот «кто-то» повредил ось с расчетом, чтобы она сломалась в дороге.

– Но зачем ему это было нужно? – задала я вслух вопрос, который не давал мне покоя все последние восемь месяцев. – Что-то непохоже, чтобы Чарлвуд просто преследовал цель выдать свою племянницу за графа. Я видела, какое у него было лицо в ту ночь. На нем было какое-то удивительно мстительное выражение.

Ангельское лицо Гарри помрачнело.

– Да уж, он в самом деле отыгрался сполна.

– Но за что?

Гарри долго молча смотрел мне в глаза, а потом отставил в сторону бокал и сказал, понизив голос:

– Ладно, я вам расскажу. Но это семейная тайна.

Я наклонилась вперед и, чувствуя, как жар, идущий от камина, обжигает мне щеки, поклялась, что буду держать все услышанное в строгом секрете.

– Видите ли, в этой истории замешана моя сестра Каролина, – сказал мой собеседник, также наклоняясь ко мне.

Пламя осветило его волосы, и на какую-то секунду передо мной вдруг возник образ другого человека. Я встряхнула головой, избавляясь от наваждения, и вспомнила, что Адриан в самом деле как-то говорил мне, что у него есть сестра.

– Сейчас она замужем и, слава Богу, счастлива, – начал Гарри. – Живет она в Дорсете, у нее двое детей. Но десять лет назад, когда ей было шестнадцать, она сбежала с Чарлвудом.

– Что?! – воскликнула я в ужасе.

Гарри кивнул:

– Да, это правда. Она была несчастлива дома, то есть я хочу сказать, никто из нас не был дома счастлив. И вот Каролина убедила себя, что влюблена в Чарлвуда. Наши отцы никогда между собой не ладили, и я думаю, что моя сестра представляла себя этакой Джульеттой. Так или иначе, они с Чарлвудом отправились в Шотландию. Адриан, слава Богу, узнал об этом и пустился в погоню. Вскоре после полудня он догнал их и вернул Каролину домой прежде, чем отец узнал о случившемся.

– Десять лет назад? – переспросила я. – Но ведь десять лет назад Адриан, наверное, был еще ребенком!

– Ему тогда было семнадцать, и он приехал домой из Итона на летние каникулы. Он так разозлился на Чарлвуда, что вызвал его на дуэль. Это уже потом мне Каролина рассказала. Адриан захватил с собой две шпаги, и они с Чарлвудом устроили поединок прямо на дороге.

В голосе Гарри, когда он рассказывал мне эту историю, чувствовалось благоговение. Представив себе описанную картину, я вздрогнула. Каролине очень повезло, что в той дуэли победил Адриан, подумала я и тут же прямо сказала об этом своему собеседнику.

– Адриан всегда побеждает, – просто ответил тот, и в словах его явственно прозвучала непоколебимая уверенность в том, что его старший брат всемогущ.

Я откинулась на спинку кресла. В камине уютно шипел и потрескивал огонь. Поглаживая рукой выцветшую ткань подлокотника, я обдумывала только что услышанное. Десять лет назад моему дяде было двадцать два года. По всей вероятности, ему было неприятно сознавать, что над ним одержал верх семнадцатилетний юноша.

– Таким образом, – заговорила я после долгой паузы, – Адриан не позволил Чарлвуду жениться на Каролине, а Чарлвуд в отместку заставил Адриана вступить в брак с женщиной, на которой тот жениться вовсе не собирался.

Гарри откинулся назад и вытянул обутые в сапоги ноги.

– Выходит, что так, – согласился он. – Для Чарлвуда вы были все равно что манна небесная. Разумеется, он получил бы еще большее удовольствие, если бы вы были некрасивы, но в любом случае он сумел использовать вас для осуществления своего замысла. Вы расстроили свадьбу Адриана с леди Мэри Уэстон.

Отчего-то мне вдруг стало больно.

– Он любил леди Мэри?

Гарри пожал плечами:

– Насчет любви не знаю, но он определенно собирался на ней жениться.

– Но ведь они не были помолвлены.

– Просто Адриан еще не успел сделать ей предложение.

– Но она ведь могла ему и отказать.

Гарри бросил на меня такой взгляд, словно я сказала нечто чудовищное.

– Отказать Адриану?

– Я не считаю это невозможным, – с достоинством произнесла я.

Гарри даже не дал себе труда мне ответить – настолько глупым, по всей вероятности, показалось ему мое замечание.

В молчании мы прикончили остававшиеся на блюде оладьи. После этого я предложила Гарри вместе со мной прокатиться верхом. Он согласился, и мы, одевшись потеплее, покинули дом через боковой выход и пошли по посыпанной гравием дорожке, ведущей к конюшне.

Надо сказать, что территория поместья Лэмбурн-Мэнор выглядела так же просто и непритязательно, как и дом, в котором жили его хозяева. Неподалеку от дорожки, ведущей к конюшне, были расположены две каменные постройки. Одна из них когда-то была сыроварней, другая – кухней, однако теперь, когда члены семейства Грейстоунов появлялись в Лэмбурне лишь эпизодически, оба строения превратились в своеобразный склад мебели, которая в доме уже была не нужна. По обе стороны от дорожки лежала бурая земля, которая летом покрывалась густой изумрудной травой.

Постройки, относившиеся к конюшне, были сложены из того же камня, что и дом. Они включали в себя каретный сарай, где в данный момент стояла всего одна легкая прогулочная двуколка, и собственно конюшню, в которой было двенадцать стойл. Все они без исключения выходили на вымощенный булыжником центральный двор и имели так называемые голландские воротца, имевшие две створки – нижнюю и верхнюю. Заняты из них были только пять: в четырех держали животных, принадлежащих лорду Грейстоуну, а в пятом стояла лошадь, на которой приехал его брат Гарри. Во всех пяти стойлах верхние створки были открыты, чтобы их обитатели не испытывали недостатка в свежем воздухе и солнечном свете.

Я с любопытством заглянула в стойло, куда поместили лошадь Гарри, и увидела породистого гнедого мерина, жизнерадостно уплетающего сено.

– Хорошо, – обратилась я к стоящему у меня за спиной Гарри, окинув мерина внимательным взглядом. – Наверняка у него очень плавный аллюр.

– Да, действительно, – с удивлением посмотрел на меня Гарри. – А как вы узнали?

– Это всегда можно определить по строению плеча.

Изумление на лице Гарри медленно сменилось другим, хорошо мне знакомым выражением, которое очень трудно описать словами. Я никогда не могла понять, почему мужчины так убеждены, что женщины не способны разбираться в лошадях.

– Позвольте мне показать вам Эльзу, – сказала я, и мы прошли к стойлу, в котором содержалась моя любимая кобыла. Она доедала свою утреннюю порцию сена, но, услышав мой голос, оглянулась через плечо. Ржать она не стала, по-видимому, считая такое выражение чувств вульгарным, однако с весьма независимым видом грациозно подошла к воротцам стойла, приняла от меня кусочек сахара в качестве угощения и снисходительно позволила погладить белую звездочку у себя на лбу.

Глядя на кобылу, Гарри раскрыл рот от удивления, я же довольно улыбнулась, зная, чем оно вызвано. За последние несколько месяцев во внешнем виде Эльзы произошли резкие изменения к лучшему. Шея ее украсилась чудесной гривой, спина округлилась, а ноги и круп начали обрастать мышцами. Я знала, что если дальше все пойдет так же, то через год она превратится в поистине великолепное животное.

– Сколько ей лет? – поинтересовался Гарри.

– Шестнадцать.

– Я так и думал. Что вы с ней такое сделали?

– Я езжу на ней верхом.

Гарри бросил еще один, на этот раз гораздо более откровенный взгляд на мою юбку.

– А вы что же, не пользуетесь женским седлом?

Я отрицательно покачала головой:

– С самого начала я выучилась ездить верхом по-мужски, и мой отец сказал, что заставлять меня переучиваться и садиться в седло боком было бы просто варварством.

– Если хотите, я вам ее взнуздаю, миледи, чтобы вы могли показать лорду Гарри, какова она под седлом, – послышался сзади голос Уилли, в котором звучало столько гордости, что я не смогла сдержать улыбки. Оба конюха, работавших в Лэмбурн-Мэнор, обожали своих питомцев, и лошади платили им тем же.

– Да, мне бы хотелось посмотреть на нее на ходу, – сказал Гарри.

Стоя под лучами холодного зимнего солнца, мы молча наблюдали за тем, как Уилли седлает Эльзу. В дальнем конце конюшни располагались три просторных огороженных загона. Один из них я превратила в манеж, посыпав мерзлую землю опилками. Туда мы и отвели оседланную Эльзу. Под взглядами двух мужчин – лорда Гарри и Уилли – я вдела ногу в стремя и одним движением взлетела в седло.

Почти всю мою сознательную жизнь мне приходилось ездить верхом в присутствии покупателей, с которыми имел дело отец, поэтому присутствие Гарри меня нисколько не стесняло. То, как я сидела в седле и управлялась с лошадью, произвело на него огромное впечатление.

– Разводитесь с Адрианом и выходите замуж за меня, – сказал Гарри, когда я умело осадила Эльзу в каких-нибудь двух шагах от него.

Я засмеялась.

– Где вы научились так ездить верхом? – спросил он.

– Этому меня научил отец. В молодости он окончил французское кавалерийское училище в Сомюре, так что знал в этом толк.

Гарри понимающе кивнул:

– Я вижу, вы не пользуетесь английским охотничьим седлом.

– Отец терпеть не мог охотничье седло. Он говорил, что именно из-за него англичане стали самыми плохими наездниками во всем цивилизованном мире. Примерно лет пять назад он раздобыл для меня вот это французское седло военного образца. Я не рассталась бы с ним ни за что на свете.

– Ваш отец наверняка поладил бы с Адрианом, – с улыбкой заметил Гарри.

Его слова меня не слишком удивили. Впервые оседлав Эльзу, я была удивлена и очарована ее ритмичным, плавным аллюром и тем, как чутко она откликалась даже на самый легкий посыл. Отец очень ценил в лошадях это качество, а ведь Эльза принадлежала Адриану.

– Ваш отец наверняка был бы рад узнать, – продолжил Гарри, – что один из проектов, которые Адриан начал в прошлом году осуществлять во Франции, является восстановление кавалерийского училища в Сомюре.

Да, отец в самом деле был бы очень рад это услышать. Более того, он был бы просто счастлив. Ему всегда тяжело было сознавать, что классическая школа верховой езды, возможно, навсегда перестала существовать.

– Это замечательная новость, – тепло сказала я Гарри и широко улыбнулась.

Гарри в ответ лишь заморгал глазами.

– Почему бы вам не попросить Уилли оседлать для вас другую лошадь и не прокатиться вместе со мной? – предложила я.

Ко времени возвращения с прогулки мы с Гарри стали друзьями. Когда наступило время обеда и мы с ним принялись за приготовленный миссис Ноукс ростбиф, он признался мне, что после рождественских праздников не собирается возвращаться в Оксфорд. Его отчислили из университета за какую-то глупую выходку. Впрочем, глупой ее сочла я, но отнюдь не сам Гарри, и теперь ему предстояло в письме сообщить Адриану эту печальную новость.

– До тех пор пока мне не исполнится двадцать пять лет, я не имею права распоряжаться своими деньгами, – мрачно поведал он. – Так что в течение еще четырех лет я буду зависеть от Адриана. Он здорово разозлится, когда узнает, что меня исключили.

– И будет совершенно прав, – искренне сказала я. – И чем вы намерены заниматься в ближайшие восемь месяцев?

– Черт подери, – ругнулся Гарри. Мистер Ноукс бросил на него неодобрительный взгляд, но мой собеседник этого даже не заметил. – Адриан никогда не учился в Оксфорде. Когда ему было столько же лет, сколько мне, он уже развлекался на Пиренеях. А теперь, когда война закончилась, моему поколению приходится заниматься зубрежкой.

Я улыбкой дала понять мистеру Ноуксу, что ничуть не задета тем, что Гарри позволил себе выругаться в моем присутствии, после чего заметила:

– Герцог Веллингтонский проявил настоящую мудрость, завершив военные действия прежде, чем у вас появилась возможность быть убитым в бою.

– Черт возьми, Кейт! – вскипел Гарри (после получаса нашей совместной верховой прогулки мы с ним уже называли друг друга по имени) – Я знаю, что война – это не игрушки. Но как вы не понимаете, что только на войне можно стать настоящим мужчиной! – Он мрачно уставился на бокал с вином, потом схватил его и осушил одним глотком. – Хотя где вам меня понять – вы ведь женщина.

На самом деле я понимала его гораздо лучше, чем он мог себе представить. Горячему молодому человеку вроде Гарри нелегко было жить, имея такого безупречного во всех отношениях старшего брата, как Адриан. Неудивительно, что Гарри искал любую возможность, чтобы доказать всему миру, что он ни в чем не уступает Адриану. При этом единственным доступным ему способом сделать это были всевозможные сумасбродные выходки, которые, в глубине души он и сам понимал это, были не столько выражением его мужественности, сколько обыкновенным мальчишеством.

– А каким образом ваш брат стал участником войны на Пиренейском полуострове? – задала я вопрос, который, признаться, занимал меня уже давно. Как-никак у человека, который унаследовал титул графа, не было никаких причин рисковать своей жизнью на поле брани: на войну скорее должен был отправиться младший брат, находись он в достаточно зрелом для этого возрасте.

К этому моменту мы уже закончили обедать, и Гарри, так и не ответив на вопрос, предложил вернуться в библиотеку. Разумеется, мне не хотелось оставлять его наедине с бутылкой вина – на мой взгляд, он уже и так выпил более чем достаточно, и я согласилась.

– Адриан отправился на войну главным образом для того, чтобы убежать от отца, – заговорил Гарри, когда мы с ним снова уселись в стоящие у зажженного камина синие кресла. – По той же причине и Каролина дала Чарлвуду уговорить себя на ту неудачную попытку бегства, о которой я вам рассказывал.

– Вы хотите сказать, что ваш отец был… м-м… недобрым человеком? – спросила я, немного подумав.

– Он был настоящий монстр, – без обиняков заявил Гарри. – Папаша, когда он выходил из себя, нередко пускал в ход кнут.

От услышанного я едва не потеряла дар речи.

– Он бил вас?

– Ну, бил-то он в основном Адриана. – Гарри пригладил пальцами волосы и мрачно посмотрел на меня. – Он частенько брал нашу с Каролиной вину на себя. В таких случаях Адриан говорил, что он старше и потому должен отвечать за всех. Избиения прекратились, когда Адриан достаточно вырос, чтобы дать сдачи, но факт остается фактом: наш отец был настоящей скотиной, и жить с ним было тяжело.

– А что же ваша мать? – в ужасе спросила я. – Неужели она не пыталась его урезонить?

– Моя мать умерла, когда я был еще совсем ребенком. Нам стало немного полегче, когда Каролина вышла замуж за Эшли. Я поехал жить к сестре, а Адриан отправился на Пиренеи. Когда четыре года назад папаша отдал Богу душу, мы все отпраздновали это событие.

От рассказа Гарри меня бросило в холодный пот. Я представила себе мрачный, безжизненный дом в имении Чарлвудов и впервые задумалась о том, каким был мой дед, которого кузина Луиза как-то охарактеризовала как «тяжелого человека». Неужели его имение было таким же царством террора и страха, как и имение Грейстоунов?

«Какое счастье, – подумала я, – что у меня был любящий отец. Возможно, я и была в чем-то обделена, потому что никогда не жила оседлой жизнью и не знала, что такое настоящий достаток, но по крайней мере я никогда не сомневалась в том, что была любима».

– Когда Адриан узнает, что меня выперли из университета, он, наверное, подумает, что я вел себя как дурак, – сказал Гарри. – И что еще хуже, будет прав.

«Этому парню нужна в жизни какая-то цель», – подумала я, оглядев его обмякшую в кресле фигуру. И я в этом смысле могла ему кое-что предложить.

– Я думаю, что моего отца убили, – сказала я. – И мне бы хотелось, чтобы вы помогли выяснить, что было тому причиной.

Услышав мои слова, Гарри мигом насторожился.

– Убили? – переспросил он. – Что вы хотите этим сказать?

Я рассказала ему, каким образом отец был застрелен, и о его предсмертных словах.

– Я передала его последние слова вашему брату, – сказала я, – но он не воспринял все это серьезно. Он сказал мне, что умирающие часто бредят. Я нисколько не сомневаюсь в его правоте, но к папе это не относится. Он был в сознании и ясно воспринимал все происходящее. Он распорядился, чтобы послали за моим дядей. Он… – мой голос сорвался и задрожал, но я сумела взять себя в руки, – он сказал мне, что любит меня. Мой отец не бредил.

– Похоже, что так, – согласился со мной Гарри. – А у него самого были какие-нибудь подозрения по поводу случившегося?

– Не знаю. Но мне кажется, что все это каким-то образом связано с маркизом Стейдским. По каким-то причинам отец очень хотел показать ему двух гунтеров, которых мы купили в Ирландии. Он прямо из Ирландии приехал в Ньюмаркет, не заглянув ни к одному из своих постоянных покупателей и даже предварительно не поговорив с маркизом о том, интересуют ли его эти лошади. Обычно отец так не делал, Гарри. И еще одно: уже после смерти отца, когда я вместе с дядей была в Лондоне, у меня произошла очень странная встреча с лордом Стейдом.

И я поведала Гарри о моей встрече с маркизом.

– Когда он окликнул мистера Паттнама, он точно знал, кто я такая, – закончила я свой рассказ. – Тут что-то не так. Я это чувствую.

– Вы думаете, что это маркиз Стейдский застрелил вашего отца?

– Я не знаю. Но мне кажется, что его застрелили преднамеренно. Даже представители местных властей, проводившие расследование, сочли очень странным тот факт, что какой-то вооруженный человек оказался в той части леса, откуда был сделан выстрел.

Гарри надолго замолчал, погрузившись в раздумья. Я встала и, чувствуя, что продрогла до костей, подошла к камину, поставила ногу в сапоге на каминную решетку и протянула к огню озябшие руки.

В это время в библиотеку вошел мистер Ноукс.

– Мистер Гарри, вы не хотите, чтобы для вас оседлали вашу лошадь? – спросил он.

– Черт побери, Ноукс, – взорвался Гарри, – почему вам так не терпится меня выпроводить?

– Если вы останетесь в доме наедине с леди Грейстоун, это будет неприлично, – с нажимом произнес старик.

– Она моя невестка! – выпалил Гарри.

– Она очень молодая леди, а ее мужа нет дома.

– Вот и прекрасно, по крайней мере ей не будет скучно, – парировал Гарри. – Ей нужна хоть какая-то компания.

Во время этой перепалки они вели себя так, как будто я стала невидимой.

– Мистер Гарри уедет через полчаса, мистер Ноукс, – напомнила я о себе, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно тверже.

Мужчины посмотрели на меня.

– Ну что ж, ладно, – сказал Гарри.

– Очень хорошо, миледи, – прокомментировал мистер Ноукс.

Старик повозился у камина, спросил, не желаем ли мы, чтобы он сделал свет поярче, и наконец вышел. Все то время, пока слуга находился в комнате, Гарри только что зубами не скрипел.

– Как вы его терпите? – спросил он, как только за мистером Ноуксом закрылась дверь.

– Я очень к нему привязана и прошу вас быть с ним вежливым, – мягко, но настойчиво попросила я.

– Если я займусь расследованием обстоятельств гибели вашего отца, мне придется вас навещать, – заметил Гарри.

– Ну разумеется. Приезжайте. Просто вам нельзя здесь задерживаться чересчур надолго.

– Черт побери, на улице слишком холодно, чтобы мотаться туда-сюда за пятнадцать миль.

– Вам нечасто придется сюда заезжать, – сказала я, – потому что первое, что вам надо сделать, – это разыскать Пэдди.