Текст книги "Мужчина, который забыл свою жену"

Глава 16

Я сразу его узнал. Давно уже догадался, что мужик, который помогал тогда Мэдди с рамами для фотографий, должно быть, и есть Ральф. Да и уверенность, с которой он вприпрыжку, через две ступеньки, спускался по лестнице, не позволяла предположить, что этот парень – телефонный мастер или грабитель. Высокий, лет на десять моложе меня и, значит, Мэдди. Волосы чуть влажные, и весь он чистенький и свеженький, особенно по сравнению с потным и красным неврологическим случаем, примчавшимся сюда на велосипеде.

– Привет, Воган, – я Ральф! Рад познакомиться.

У меня не оставалось выбора, кроме как пожать протянутую руку.

– Мэдди сейчас нет дома. Простите, что не совсем одет – принимал душ после пробежки!

– А, ясно.

Отсюда и халат. «Отель Хилтон»! Я не собирался обвинять его в воровстве, но так вышло.

– Да, знаете ли, египетский хлопок. Их продавали в венецианском «Хилтоне», и я подумал, отчего бы и не купить?

Меня сбило с толку упоминание роскошного отеля, куда он, оказывается, возил Мэдди, и я с трудом вернулся в русло вежливой беседы.

– Ах да, конечно, Венеция. Ну и как она?

– Восхитительно! Что за город! Бывали там?

– Э-э, нет. Мэдди всегда стремилась туда, но, видите ли…

Мы помолчали. Уверен, прежде часы в коридоре тикали гораздо тише.

– М-да, итак… Венеция, – пробормотал я. – Все еще тонет?

– Кто?

– Венеция. Там ведь проблемы с затоплением города?

– Не знаю, решены они или нет. – Ральф сосредоточенно нахмурился и собрался поставить ногу на ступеньку повыше, чтобы, подобно роденовскому Мыслителю, задумчиво опустить локоть на колено, но сообразил, что это движение распахнет полы его халата, и вовремя остановился. Ситуация и без того неловкая, чтобы еще усугублять ее демонстрацией пениса. – Но, насколько я понимаю, даже если они с этим раньше разобрались, сейчас уровень моря опять поднимается, и, значит, скоро вернемся к исходному состоянию!

– Ну да, не одно, так другое, – буркнул я.

– Нужно просто делать все, что можешь…

– Вот именно, – согласился я, хотя здесь никто из нас особо не рисковал, поскольку никогда ничего особенного и не делал. – К примеру, я раньше всегда заказывал «Венециану» в «Пицца Экспресс», потому что они добавляли двадцать пять пенсов к счету, которые шли в фонд «Венеция в опасности».

– Ух ты, как здорово! И продолжаете до сих пор заказывать «Венециану»?

– Нет – объелся изюмом.

– Гм, изюм в пицце? Увольте.

Пес протяжно зевнул, и я понял, что пора в конце концов признать щекотливость данной ситуации и сказать что-нибудь о его отношениях с Мэдди.

– Итак… – грозно начал я и заметил, что он тоже подобрался. – Интересно… никому не приходила в голову идея о постройке, например, огромной плотины через Гибралтар?

– Что?

– Ну, как дамба на Темзе, только гораздо больше, чтобы остановить приток вод Атлантики в Средиземное море и предотвратить затопление прибрежных зон?

Ральф тоже осознал необходимость прояснить ситуацию; он, должно быть, чувствовал себя не слишком уверенно – в связи с детьми, тяжелым эмоциональным состоянием Мэдди и всех остальных, так или иначе вовлеченных в этот процесс.

– Невозможно – между Испанией и Марокко целых двадцать пять миль! – возразил он. – Одно только проектирование выльется в неразрешимую проблему, не говоря уже о трудностях политического и финансового характера…

Высокомерие, с которым он отверг мое предложение, подействовало на меня неожиданным образом.

– Но что-то должно быть сделано! – Я повысил голос: – Мы не можем просто оставить все как есть.

– Иного выхода нет, все равно уже поздно. Нужно просто признать это.

– Чудно. Выходит, мы можем отправить человека на Луну или организовать высадку союзников в Нормандии, но даже не попытаемся спасти жилища и средства к существованию миллионов людей?

– Эти берега рано или поздно все равно исчезнут – смиритесь!

– Ну уж нет, я не намерен просто так взять и «смириться»! Я попытаюсь исправить ситуацию. Начну, в конце концов, опять заказывать пиццу «Венециана». Даже если придется выбирать из нее изюминки, все до одной!

Вероятно, мое предложение прозвучало чересчур дерзко и самоуверенно. Ральф, возможно, хотел бы завершить дискуссию, указав на геополитические стратегические соображения, поскольку контроль над подобной плотиной существенно увеличил бы влияние Испании или Марокко, но он предпочел путь личных оскорблений, причем в форме ударов ниже пояса.

– Насколько мне известно, у вас какие-то проблемы с психическим здоровьем?

На этом месте я почувствовал, что мои аргументы относительно грандиозного инженерного проекта останутся без ответа, поскольку я намерен ударить Ральфа по лицу Мне показалось, что подобная изысканная тактика поможет выкристаллизовать аргументацию и гораздо точнее выразит мою позицию, нежели любые слова. Кулаки сжались, лицо налилось кровью, и встревоженный Ральф вдруг отпрыгнул на ступеньку выше. В последнюю наносекунду включился внутренний тормоз. Не помню, чтобы когда-нибудь ударил человека, только тот дурацкий досадный эпизод с ненормальным папашей. Я ведь за этим и пришел – рассказать Мэдди о своей контузии.

– Где Мэдди? – проревел я.

Он ответил, и я, не отягощая себя нормами приличий и вежливостью, развернулся и вышел, хлобыстнув дверью. Когда я открывал замок велосипеда, руки у меня тряслись. Путь был неблизкий, но, пылая яростью, я пролетел его, почти не заметив. Испуганные таксисты шарахались в стороны, а пешеходы, ступившие на «зебру», отскакивали на тротуары.

– Привет, Мэдди. – Я тихонько приоткрыл дверь и сунул голову в щель.

– Ой, привет. Я не знала, что ты собираешься сюда.

– Я и не собирался – спонтанное решение. Привет, пап, как себя чувствуешь?

Папино иссохшее лицо торчало над краем казенного одеяла, которое не могло скрыть хрупкости крошечного тела.

– Это ты, сынок?

– Привет, пап. Выглядишь получше.

– Это потому что. Вижу. Твою чудесную жену! – задыхаясь, выговорил он. – Вы обычно. Не. Приходили вместе.

Мы с Мэдди переглянулись.

– Мы думали, что лучше навещать вас почаще, вот и заходили по очереди, – импровизировала Мэдди, поднимаясь со стула, чтобы поставить принесенный букет в вазу.

– Ага, точно! – подхватил я. – Но, э-э, так здорово наконец-то прийти вдвоем, правда, Мэдди?

Я все еще злился на нее и на Ральфа и подумал, что сейчас она не сможет возразить, если я обниму ее за талию. Она напряглась, когда моя ладонь легла чуть выше ее бедра, но я не шевельнулся, и так мы и стояли под одобрительным взглядом старика. Мэдди не отодвинулась, но как ни в чем не бывало продолжала рассказывать отцу, что принесла свежие цветы и что с ними в палате гораздо веселее. Талия у нее была такая мягкая, округлая, а выемка над бедром, казалось, идеально приспособлена для мужской ладони. Впрочем, я не был уверен, что с моей стороны это проявление нежности, в глубине души я беспокоился, что обнимаю ее в попытке отомстить. Но все же чувствовал тепло ее бедра, прижатого к моему, аромат ее духов заглушал больничные запахи.

– Гляжу я на вас! – хрипло выдохнул отец. – Вы по-прежнему. Такая милая пара.

Я притянул ее поближе и даже прикинул, не поцеловать ли в щечку. Но Мадлен нашла повод отодвинуться от меня, поправляя одеяло, из-под которого торчала бледная худая стопа. Потом она поспешно присела и принялась рассказывать о детях, а я пристроился на стуле рядом, периодически встревая со своими бестолковыми комментариями.

– Мэдди. Очень хорошая. – Голос звучал тише, отец, видимо, очень устал от нашего визита.

– Ну разумеется, она очень хорошая.

– Она мне как дочь, о которой я всегда мечтал.

– А теперь вам нужно поспать, Кит, – дрогнувшим голосом произнесла Мэдди. Покосившись в ее сторону, я увидел, что глаза полны слез и она вот-вот потеряет контроль над собой. – Я на минуточку, в туалет! – выдавила она и выскочила в коридор поплакать.

Вскоре отец уснул, я вышел и решил дождаться Мэдди у нашего семейного автомобиля.

– Привет еще раз. Ты как?

– У тебя замечательный отец, – задумчиво проговорила она. Глаза были все еще красные.

– Да, жаль, что я не помню, каким он был раньше.

Кажется, Мадлен покоробило мое замечание, но она промолчала.

– Послушай, нам нужно поговорить. Если собираешься на тот берег, не подбросишь меня?

Мадлен, как взрослая женщина, не могла отказать.

– Не стоило изображать перед отцом влюбленного.

– Я просто не хотел, чтобы он что-нибудь заподозрил.

– Ну еще бы! Попробуй еще разок – и я отдавлю тебе ногу.

– Ладно, я буду предельно внимателен.

Застегивая ремень безопасности, Мэдди заметно нервничала и, наконец решившись, спросила:

– Так ты… встречался с Ральфом?

– М-да, поболтали немного. – Я постарался подчеркнуть интонацией сложное чувство – нечто среднее между равнодушием и легкой неприязнью.

– И как, разобрались?

– Не совсем.

– Не совсем? Перестань, что ты ему сказал? А он что тебе ответил?

– Тебе это будет неинтересно.

– Мой бывший муж, отец моих детей встречается с моим бойфрендом – по-твоему, мне это неинтересно?

Она сунула талон в парковочный автомат, шлагбаум поднялся, пропуская нас.

– В общем, он сказал, что невозможно построить плотину через Гибралтар, а я сказал, что стоит попытаться, дабы Южная Европа, Северная Африка и Ближний Восток не теряли своих прибрежных территорий.

Оторвав взгляд от дороги, она изумленно посмотрела на меня:

– Прости, не понимаю.

– Чего? Что уровень моря поднимается? «Венеция в опасности»? Он полностью отверг мою идею о морской дамбе, подобной той, что на Темзе.

– Ясно. То есть ни о чем серьезном вы не поговорили?

– Уровень моря – это достаточно серьезно. Но – нет, мы не говорили о том, как поместить слона в квартире.

– Что еще за слон в квартире?

– Ну, ты, разумеется…

– Ты хочешь сказать, что я – слон? – В голосе появились угрожающие нотки.

– В том смысле, что ты – такая же масштабная тема, как слон в квартире.

– Значит, я огромный жирный слон, меня нельзя не заметить, потому что я такая толстая?

Невероятно, но мне опять пришлось защищаться. Телефон Мэдди пискнул, и на следующем светофоре она прочла новое сообщение.

– Он говорит, ты чуть не поколотил его!

– За что? За обсуждение уровня моря? Да он просто параноик! Неужели я способен поднять руку на мужчину в банном халате! – Эта деталь явно смутила ее, на что я и рассчитывал. – Из чего я сделал вывод, что он уже переехал.

– Нет, нет! Просто дети сегодня ночевали у школьных друзей, и он остался на ночь. Но они не догадываются, что Ральф иногда проводит ночь в нашем доме, так что не рассказывай им.

– Хорошо. Но я приехал, чтобы поговорить с тобой. У меня сегодня было очередное обследование.

– Отлично – давай о тебе.

– Это важно. Я вспомнил кое-что. День, когда ты получила результаты анализа про неходжкинскую лимфому. Дело в том, что у меня в тот день случилось сотрясение мозга – на меня набросился агрессивный родитель, повалил на землю, и я ударился головой об асфальт. Думаю, это имеет отношение к моей октябрьской амнезии.

– Ты рассказал об этом доктору? – Она явно недопонимала.

– Дело не в этом. После той ссоры мы никогда больше не спали в одной кровати, а ведь я забыл тебя спросить о результатах по вполне медицинской причине, не говоря уже о стрессе после нападения, разбирательствах с полицией и прочих неприятностях, о которых просто не успел тебе рассказать вовремя. Но, как ты помнишь, именно это оказалось последней каплей.

– То есть, по твоим же словам, было много других капель.

– Но чем больше я вспоминаю, тем больше убеждаюсь, что нам не следовало расставаться. Я знал это с того самого момента, как влюбился в тебя осенью.

– Ты не влюбился в меня, Воган. Тебе просто нравится быть женатым. – Она пошла в атаку. – А теперь я еще должна выслушивать от всех подряд: «Ах, бедняжка Воган – он не может вспомнить даже собственную жену!» Но ты всегда забывал о собственной жене – твое мировоззрение просто получило логическое завершение!

Зажегся зеленый, автомобиль сзади нетерпеливо засигналил. Мэдди высунулась из окошка:

– И ты, козел, тоже пошел к черту!

Степень ее негодования шокировала, но у меня был в запасе еще один козырь, который должен был сейчас сработать.

– А ты представляешь, каково это – потерять себя? И, выяснив наконец, кто ты такой, тут же утратить обретенную было жизнь? (Слава богу, мы перестали обсуждать, назвал я ее слоном или не называл.)

– Знаю ли я, каково потерять себя? – Возмущению ее не было предела. – Ты это серьезно? До свадьбы я была «Мадлен». А вовсе не «жена Вогана», не «мама Джейми» или «мама Дилли». Я существовала как личность, как я. Фотограф Мэдди, которая зарабатывает на жизнь, занимаясь любимым делом. А потом внезапно оказалось, что на это нет времени и никто больше не желает беседовать со мной обо мне. Лишь «Чем занимается ваш муж?». Или «Сколько лет вашим деткам?». Или, особенно противно, «Ваши дети пойдут в ту же школу, где работает ваш супруг?». Знаю ли я, каково утратить себя? О, прекрасно знаю. Каждой жене и матери это известно от начала гребаных времен…

– Мэдди, ты едешь семьдесят миль в час, а здесь ограничение до тридцати…

– А теперь впервые в жизни я делаю, что хочу! Гуляю по Венеции, готовлюсь к выставке и гоняю на автомобиле, как мне нравится, и не обязана подстраиваться под кого бы то ни было.

– Кажется, камера наблюдения зафиксировала нарушение…

– Отлично, а я подам апелляцию и объясню, что мой бывший муж довел меня до исступления.

Ты что, думаешь, если стукнулся башкой, я тут же начну причитать: «Ах, это все меняет! Это я во всем виновата…» Все не так просто. Затертые файлы в твоих мозгах, надеюсь, освободили достаточно места для того, чтобы понять: все кончено!

Придавленный ее натиском, я все же попытался парировать:

– Даже не думай от меня избавиться, потому что я уже избавился от тебя.

– Чего? Нам что, по тринадцать лет?

– Ты предложила отказаться от развода и поделить дом, но я отказался от предложения, так что это я порвал с тобой.

Она резко затормозила.

– Давай-ка выметайся, пока я не переехала кого-нибудь. Или лучше так: выметайся отсюда, и, возможно, я сумею переехать тебя.

– Э-э… Но… не могла бы ты высадить меня там, где я оставил велосипед?

– И где же это?

– Около больницы.

Похоже, что бы я ни сказал, все вызывало ее раздражение. Она рванула с места, даже не глянув в зеркало заднего вида. Я постоял немного под моросящим зимним дождем и перешел на другую сторону улицы, чтобы сесть на автобус, идущий обратно. Бесцельно прождав десять минут, я пустился в путь. Морось перешла в ливень. Из какой-то урны я извлек сломанный зонтик. В наше время, случись самая незначительная поломка, мы выбрасываем вещь и приобретаем новую; зонтики, компьютеры, супруги – все они легко заменимы. Но ведь бывали времена, когда люди дорожили своими зонтиками, дыры латали, прорехи зашивали. Впрочем, я быстро понял, что этот зонтик сломан безнадежно, и выбросил его в следующую урну. Я добрел до Челси-бридж, позади меня возвышался голый каркас Баттерси. Дождь поутих, но я уже так промок, что практически не заметил изменений. Громоздкая древняя баржа проплывала под мостом, гулкое тарахтение двигателя разносилось над рекой.

На шее у меня по-прежнему болтался собачий жетончик с нужной информацией, на случай повторной амнезии. Что будет, если я вновь потеряю память? Наверное, второй раз все пройдет легче. Бирка весила всего несколько грамм, но казалось – не меньше тонны; она поблескивала в отражении в зеркале, натирала шею – постоянное напоминание о моем поврежденном мозге. Драматическим жестом я вцепился в бирку, дернул, но цепочка не порвалась, а лишь впилась в кожу. Воровато оглянувшись – не слышал ли кто моего взвизга, – я аккуратно расстегнул замочек, бросил прощальный взгляд на контактный телефон и швырнул железку в мутные воды Темзы. Ни звука, ни всплеска. И тогда я просто отправился в путь, навстречу остатку своей жизни, уже без Мадлен.

Глава 17

– Ни за что, никогда в жизни не буду пользоваться мобильным телефоном!

– Ага, это ты сейчас так говоришь… – поддразнивает моя невеста.

– Ничуть, это твердое решение, – настаиваю я. – Сотовые телефоны для недоумков. Спроси меня в 2000 году, и даже если я буду последним из таких мужиков в Британии, обещаю, ты не увидишь меня орущим в трубку, как те идиоты в поезде, у которых, поди, и батарейка села, но они все равно хотят произвести впечатление на всех вокруг.

– Для женщины это важно, – возражает Мэдди. – А вдруг я задержусь где-нибудь допоздна? Это опасно – могут напасть, ограбить.

– Ага, и тебе обязательно нужно иметь с собой что-нибудь ценное, аппетитно позвякивающее в сумочке! Прости, но мне срочно нужна телефонная будка… как говорит Гэри, когда ему нужно в туалет.

Этот разговор я вспомнил много лет спустя, когда мы с Гэри сидели в пабе, изучая приложения на наших айфонах.

– Вот это определяет твое местоположение и сообщает, сколько сумасшедших домов находится неподалеку…

– Полезная штука…

– Или вот это – берешь свою фотку, можешь приделать себе усы и бачки и превратиться в порнозвезду семидесятых.

– Ума не приложу, как мы справлялись без этих прибамбасов…

Я официально съехал от Гэри с Линдой, последние недели там было совсем уж неудобно жить. У Линды уже округлился животик, и я убедился, что она не чокнутая, помешанная на детском барахле.

– Гэри, ты рассказал Вогану, какую одежку я купила для Дитя?

– Ребенка. Нет.

– А еще я купила большую рубаху, на которой впереди написано: «Да, это я!»

– А сзади – «Псих».

Заглянув к друзьям – оставить ключи и небольшой подарок, – я некоторое время мялся на пороге, не решаясь войти: из-за двери доносились вопли очередного скандала. В надежде, что буря скоро уляжется, я подождал, но вскоре замерз и отважился все же на цыпочках прокрасться в кухню. Оказалось, нет никакого скандала. Гэри в одиночестве чистил картошку, прослушивая одну из старых ссор через усилители айфона.

– Привет, Гэри. Слушаешь Великие Хиты?

– Ага. Пятнадцатое августа прошлого года – интересно.

Из дорогущих динамиков доносился плачущий вопль Линды:

– Ты никогда ни о чем со мной не разговариваешь! И сразу замолкаешь, если я хочу что-то обсудить…

– Потому что это единственный выход! – ответный крик Гэри. – «Обсудить» в твоем понимании значит «согласиться». Ты не хочешь «обсуждать», то есть «выслушать иную точку зрения», ты хочешь, чтобы я стал таким же, как твои подружки, которые считают, что должны соглашаться с любой глупостью, которую ты произносишь.

– Неплохой ход, а? – прокомментировал Гэри. – Видишь, я был готов к расставленной ловушке. Это как президентские дебаты – возражения должны быть подготовлены и отрепетированы.

– Разве не лучше избегать споров?

– He-а, ссоры в браке необходимы. Иначе какой смысл жить вместе? Видел татуировки у людей на пальцах? LOVE на одной руке, НАТЕ[9]9
  Hate – ненависть; love – любовь (англ.).


[Закрыть] – на другой. Две стороны одной медали.

– Я не ненавижу Мэдди.

– Ненавидел, пока мозгами не повредился. Ты ненавидел ее, потому что любил – в этом все дело.

– Но почему «любовь» и «ненависть»? Почему не «компромисс» и «сочувствие»?

– Пальцев не хватит.

До паба было недалеко – или было бы, не воспользуйся мы маршрутом, предложенным новым приложением «Поиск бара». Я, конечно, был не прав насчет мобильных телефонов, но в мою защиту можно сказать, что спор происходил задолго до того, как в них появилось так много полезных штуковин. Мы с Гэри отправляли друг другу сообщения, электронные письма, пользовались Фейсбуком, но, как ни странно, никогда не звонили друг другу.

После нашей с Мэдди ссоры в машине минуло несколько недель, и я решил в полной мере насладиться обретенной свободой: пожить в самых знаменитых туристических местах планеты в идеальное для них время. Париж весной, Новая Англия осенью или, к примеру, Стрэтем[10]10
  Район Южного Лондона.


[Закрыть] в марте.

– Ну и как выглядят высококлассные отели в Стрэтеме? – Гэри вернулся от стойки с парой кружек.

– Откровенно говоря, слишком высокий класс. Если не обращать внимания, что слово «класс» написано с ошибкой. Как, впрочем, и слово «роскошь».

– Уже завораживает…

– Но зато для меня с большой скидкой, потому что я единственный постоялец, который снял номер больше чем на полчаса. У них там команда горничных работает, как пит-стоп группа на гонках, – меняют белье после каждого клиента, всю ночь напролет.

– Так тебе надо потребовать дополнительную услугу. Много времени, поди, прошло…

– О чем ты?

– О сексе. Когда у тебя в последний раз был секс?

– Не помню.

– Ты не помнишь?!

– Я вообще не помню, чтоб когда-либо занимался сексом. Этот опыт утрачен полностью.

Гэри едва не свалился с табурета от хохота.

– Ох, да ты, наверное, ни на что не годился! – И продолжал ржать, но я даже из вежливости не улыбнулся, просто сидел и ждал, когда он закончит. – Боже правый, ты понимаешь, что это значит, а? Ты фактически теперь девственник!

Шум в баре мгновенно стих, посетители озирались, высматривая, кто же тут девственник.

– Не смешно. У меня двое детей.

– Фигня. Ты зановорожденный девственник. Ты ж понятия не имеешь, что значит заниматься любовью с женщиной. Ergo, ты – virgo![11]11
  Следовательно – девственник (лат.).


[Закрыть] – Гэри искренне обрадовался и теперь стучал по кнопкам телефона в поисках подходящего бара, где можно снять девушку.

– Что ты делаешь?

– Мы, дружище, сейчас устроим праздник. Сделаем из тебя мужчину.

Перед выходом Гэри заглянул в туалет и вернулся оттуда с маленьким пакетиком из фольги.

– Это что такое?

– Презерватив. Будь готов. Помнишь девиз скаутов?

– Не знаю, у меня никогда не было значка за секс…

– Держи, потом будешь меня благодарить. Такая возможность выпадает раз в жизни! Любой мужик нашего возраста хотел бы оказаться на твоем месте.

Не будь я так измотан, конечно, упирался бы энергичнее, но Гэри был настолько уверен в благости своей миссии, что сопротивляться я не смог. Я не собирался переспать с незнакомой женщиной на первом же свидании, но решил уступить Гэри и посмотреть, а вдруг знакомство с другими интересными и чуткими женщинами несколько смягчит последствия моей брачной катастрофы.

– Все в порядке, парень? Выглядишь не слишком радостно для человека, который вот-вот утратит невинность.

– Даже не знаю… Я едва сумел смириться со всем этим. Словно всю мою жизнь поддерживали две стойки – Мэдди и Вогана.

– Стойки?

– Ну да. Знаешь, есть такие старые двухместные палатки, их крепят на две стойки. Потом надо еще укрепить растяжки, но палатка держится, пока стоят эти палки.

– Э-э, у нас палатка на дугах, так что я не понимаю, о чем ты. Ты что, в поход намылился?

– Ладно, проехали… Без стойки Мэдди палатка моей жизни рухнула – семья, финансы, дом, способность работать…

Гэри поразмыслил минутку и жизнерадостно предложил:

– Ерунда, запросто можно купить запасную стойку. И вообще не стоит спать в палатке – ты всегда можешь вернуться к нам, дружище.

Я поблагодарил его за поддержку и сказал себе, что где-то обязательно должна быть другая женщина для меня, однако на поиски потребуется время и терпение. Бесчисленные фальстарты тоже надо учесть. Вот только вряд ли мне удастся отыскать Мисс Совершенство в таких ночных клубах, как «Тайные Шепоты» или «Развлечения для джентльменов», куда притащил меня Гэри. Я застыл на пороге, глядя, как в призрачном голубоватом свете обнаженная женщина покачивает своей неоновой грудью.

– Яне могу войти сюда. Что подумает Мэдди?

– Воган, между вами все кончено. Ты сам сказал. А это просто поможет поднять тебе настроение. Гляди, у них есть «Живые девушки»!

– Это что, кроме мертвых? Ну хорошо, а как же Линда?

– Она не захочет пойти в стриптиз-клуб, правда же?

– Вас двое? – проворчал лысый громила, выныривая из-за бархатной занавески.

– Нет, я не могу. Это… это же сексизм.

– Сексизм? Откуда ты свалился, Воган? Никакого сексизма больше не существует. Ты что, не видел, как стриптизерши рассказывают про это по телику? Это как бы вдохновляет женщину… когда она получает власть над… чем-то там. На этом месте, честно говоря, я перестал слушать, потому что показали ее сиськи…

– Так вы заходите или нет? – громила начинал сердиться.

– Вы не считаете это сексизмом? – спросил я у него.

– Какого черта – конечно, это сексизм, в этом и фишка. Сексуальные девочки, с которыми хочется заниматься сексом.

Я уже готов был пуститься в объяснения филологических нюансов, но Гэри ткнул меня в бок.

– Но разве девчонки интересуются такими, как я? Я дарил Ольге цветы, подкладывал шоколадки ей в гримерку, а она все равно уезжает домой в «порше» этого ублюдка хозяина…

Громила больше не казался таким уж страшным, но вместо того, чтобы поговорить с ним по душам, утешить, я проследовал за Гэри внутрь.

Пятнадцать минут спустя мы вновь стояли на тротуаре у входа.

– Воган, чертов идиот, что за игру ты затеял?

– Я ничего не сделал, честно. Просто старался быть вежливым.

– Во-первых, всем известно, что девочек нельзя трогать.

– Но это же грубость – не ответить на рукопожатие…

– Это стриптиз-клуб, а не церковный праздник. И нечего спрашивать, чем она зарабатывает на жизнь, – вот этим и зарабатывает! Вертит сиськами перед провинциальными делягами – вот чем!

– Прости, я не привык встречаться с женщинами и не знаю правил этикета.

– Блин, я заплатил такие деньжищи за приват-танец для тебя, а нас обоих вышвырнули из заведения!

Я и вправду зашел за темно-красную занавеску для «интимной встречи один на один» с привлекательной литовской девушкой по имени Катя. Несмотря на то что из одежды на ней оставалась лишь полоска ткани, я изо всех сил старался смотреть ей только в глаза и успел выяснить несколько интересных фактов из жизни ее братьев и сестер в балтийском порту, где она выросла.

– Так почему она ревела, когда вышла из-за занавески?

– Ну, я просто рассказывал ей про Мэдди, детей, про все. Потом упомянул про отца в больнице, а она сказала, что все это очень печально, а я добрый и хороший человек…

– Черт побери, Воган, твою мать! Ты должен был просто пялиться на ее сиськи.

– Нет, только ты не начинай! Катя так и сказала, что английских мужчин интересует лишь ее тело.

– Ради всего святого, она стриптизерша, танцует у шеста! А не офицер из Комиссии по гендерному равноправию из окружного совета!

Гэри был настроен решительно – миссия должна быть выполнена, несмотря на все мои философствования о равных правах стриптизерш.

– Знаешь, женщинам теперь позволено кормить грудью детей, не прерывая работы.

– О нет…

– Точно, и за это шла трудная долгая борьба. Интересно, танцовщиц у шеста это тоже касается?

– О чем это ты?

– Если Катя, например, захочет иметь ребенка, может ли администрация клуба уволить ее, когда она забеременеет? Или она вправе принести ребенка на рабочее место и кормить его во время выступления?

– Фу-у! Так вот что тебя заводит? Ладно, наверняка есть специальные сайты…

– Да нет же! Просто я смотрел на этих обнаженных женщин – и задумался о трудовом законодательстве.

– Да уж! – рассмеялся Гэри. – Девочки, этот парень для вас!

Неудивительно, что мой презерватив так и остался в тот вечер нераспакованным, хотя Гэри изо всех сил старался воспроизвести схему, сотни раз виденную в кино, где двое мужчин встречают двух одиноких женщин в баре и предлагают им выпить. В шести разных барах мы отыскали только пару девиц без приятелей и мужей, но оказалось, что они просто ждут остальную компанию.

– А кстати, сколько вам лет? – поинтересовалась напоследок одна из них, и Гэри поспешно удалился, неостроумно пошутив: «Совершеннолетние!»

Итак, нам не удалось убедить их отказаться от обсуждения последних книжных новинок в компании друзей, а вместо этого переспать с двумя незнакомцами средних лет. И хотя энергичная самоотверженность Гэри результата не дала, я вскоре все-таки оказался в центре женского внимания, но уже без помощи друга.

Это произошло в последний день занятий, перед пасхальными каникулами. Мы с коллегами зашли в паб после работы. Они всегда были деликатны, здоровьем моим не интересовались и вообще не проявляли излишнего любопытства, вели себя как ни в чем не бывало. Но после нескольких бутылок белого вина молодые женщины все же не удержались и принялись обсуждать, что конкретно я могу или не могу вспомнить.

– Честно говоря, я не помню, почему мой брак распался, поэтому очень переживаю по этому поводу.

– Бедняжка… А детство и все такое… помнишь?

– Совсем немножко. Я не помню родителей, школу, как учился в университете – ничего.

– Может, твое сознание захлопнулось, потому что с тобой жестоко обращались? – предположила одна особо настойчивая учительница биологии, которую частенько можно было застать в учительской за чтением душераздирающих мемуаров вроде «Невидимые слезы ребенка – 7».

– Э-э… м-м, сомневаюсь.

– Я читала про такое. Это механизм самозащиты, твое сознание стирает воспоминания о том, что ты был сексуальным рабом католического священника, а потом тебя в наказание запирали в подвале приемные родители, кормившие тебя объедками из собачьей миски.

– Джейн, заткнись, а? – вмешалась Салли, учительница английского. – Жутковато, должно быть, не иметь прошлого. Трудно понять, кто ты есть в настоящем.

– Вот именно. Но случившееся открыло мне глаза. Думаю, никто из нас в действительности не осознает, кто он такой, – мы изобретаем личность, демонстрируем ее миру и надеемся, что остальным это понравится.

На миг эта глубочайшая мысль овладела умами присутствующих.

– А может, тебя в детстве заставляли заниматься проституцией?

– Заткнись, Джейн!

– Мой приятель Гэри утверждает, что вообще-то я теперь девственник, поскольку не помню, как заниматься сексом! – пошутил я, но эта информация произвела эффект разорвавшейся бомбы.

– Как – у тебя не было секса после амнезии?

– Но… мы с женой живем раздельно.

– И ты не помнишь, как занимался сексом раньше?

– Нет – абсолютно белое пятно!

Эта очаровательная подробность мгновенно подняла мой статус до самого желанного мужчины в Европе. Мои средней руки шутки превратились в шедевры остроумия, анекдоты стали уморительны, а малейшую пушинку с моего плеча необходимо было срочно смахнуть. Я стал объектом ухаживания для нескольких привлекательных и веселых женщин. Они по очереди подливали мне вина и выслушивали рассказы о том, как я провел неделю в больнице, даже не зная своего имени. Я поведал, как не помнил ни друзей, ни семьи, а потом обнаружил, что мой брак распался, а отец умирает.

– Ах, иди сюда – я хочу тебя обнять. – Дженнифер, работавшая с умственно отсталыми детьми, к которым теперь, видимо, относился и мистер Воган, привлекла меня к себе и поглаживала по спине – несколько дольше, чем предполагало обычное дружеское сочувствие.

– Да, тебе крайне необходимы ласка и забота, – поддержала Кэролайн, которая преподавала детям журналистику и сценическое искусство, но, похоже, не возражала и против занятий со взрослыми, по крайней мере сегодняшним вечером.