Текст книги "Мужчина, который забыл свою жену"

Позже я отыскал в Интернете значение этой аббревиатуры. Похоже, придется кое с кем объясниться.

Глава 12

Начало 1990-х, мы с Мадлен женаты меньше года. Мэдди поехала с подружкой в Брюссель. Консьерж в отеле передал ей срочное письмо. Мэдди распечатала конверт, из которого выпала открытка с лепреконом, все так же приветственно поднимающим кружку «Гиннесса». Я представил, как она расхохоталась и, может, даже объяснила изумленной подружке, в чем дело. Но мне она не сказала ни слова.

А несколько месяцев спустя я получил загадочную посылку. Долго распутывал непомерно длинную ленту только для того, чтобы обнаружить внутри еще одну коробку, поменьше. Она была заполнена мягким упаковочным материалом, защищавшим роскошный подарочный футляр. Сам подарок оказался тщательно завернут. И лишь размотав дюжину слоев оберточной бумаги, я добрался, наконец, до маленького тисненого конверта, и хотя уже понимал, что кто-то весьма изысканно подшутил надо мной, все же не догадывался, что получу обратно все ту же нелепую открытку, которую когда-то должен был отправить тетушке Бренде.

С тех пор сакральный символ много лет переходил из рук в руки, причем ни один из нас никогда не упоминал вслух об игре. Это превратилось в неписаное правило. Адресат не должен звонить и радостно восклицать: «Ой, опять ты за свое!» Я просто улыбался изобретательности своей партнерши, убирал открытку подальше, выжидал некоторое время, а потом выдумывал еще более неожиданный и хитроумный способ передать лепрекона на попечение Мэдди. Получение открытки означало, что отныне адресат обязан нести ответственность за доставку этой чертовой штуки тетушке Бренде, хотя старушка скончалась давным-давно, а по адресу, написанному на конверте, сейчас проживала семья из Бангладеш, – ответственности это не снимало, но ее можно было передать другому человеку, когда тот не ожидает подвоха.

Однажды Мэдди включила свой новый компьютер, а на экране появилось фото лепрекона с предложением заглянуть в лоток принтера. В другой раз я заказал пиццу из своей любимой пиццерии, но внутри коробки оказалась открытка для тетушки Бренды, которую доставили по просьбе Мадлен. Мэдди развесила наверху чудесные черно-белые фотографии детей, а вернувшись домой, заметила, что в каждой рамке красуется портрет ухмыляющегося лепрекона, а сам оригинал – в отдельной рамочке, украшенный гирляндой разноцветных лампочек.

Весь комплекс воспоминаний возник мгновенно, как только в свой первый рабочий день я устроился за компьютером. Будто мозг отыскал наконец-то нужное расширение для файла. Я хотел было тут же рассказать всем вокруг о своих достижениях, но коллеги и так чувствовали себя неловко от того, что один из учителей неожиданно оказался в их мирном кабинете, и не стоило привлекать внимание еще и к моему загадочному недомоганию.

Можно было позвонить Мэдди и порадовать ее воспоминаниями о нашей интимной шутке, но, пожалуй, ее это вообще доконает. В онлайн-мемуары этот факт тоже не следует добавлять. И как бы ни хотелось лелеять подобные мелочи, но пришлось напомнить себе: все осталось в прошлом, иначе не удастся справиться с нынешней реальностью.

Первый рабочий день вдохновлял: я был полезен обществу, у меня появилась серьезная причина просыпаться по утрам. Должность временного помощника администратора в общеобразовательной школе предоставляла гораздо больше возможностей, чем прочий жизненный опыт, известный мне прежде, – больничная койка и просмотр повторов «Все звезды в “Мистере и Миссис”». Ныне я возвращался в школу, чтобы заняться своим собственным образованием, изучить учебный план, в котором я по-прежнему числился, и разобраться, в каком именно учебном заведении я работал.

Мне открыт доступ к подробной информации о тысяче учеников. Можно кликнуть на любое имя и узнать их результаты государственного теста, предметы, которые они выбрали для специализации, питаются ли они бесплатно в школьной столовой и является ли для них английский дополнительным предметом. Но доступ к данным Джейми и Дилли был закрыт, невозможно было получить сведения о жизни моих собственных детей. Сегодня моя задача состояла в том, чтобы ввести в базу данные о результатах тестирования 540 школьников. Но я все время мысленно возвращался к тем двум, с которыми должен был встретиться сегодня вечером.

Мы договорились, что я зайду к шести и поведу сына и дочь на рождественскую ярмарку, – вроде так должен вести себя приличный «воскресный папа» после развода. Потом мы встретимся с Мэдди в пиццерии, а к концу вечера я, глядишь, вновь почувствую себя нормальным отцом. Детям рассказали о моем неврологическом недомогании, хотя, думаю, они пока не понимали степень моей амнезии. Впрочем, Мэдди была настолько любезна, что сообщила мне, как они соскучились, и предложила сначала зайти на чашку чая, поболтать немножко, а потом уже отправляться на ярмарку.

– Присмотрись к ним повнимательнее, перед тем как идти гулять, – напутствовал Гэри. – А то тебя примут за полного идиота, если там, где родителям возвращают потерявшихся детей, брякнешь, что понятия не имеешь, как они выглядят.

Я пришел на двадцать минут раньше. Бродил туда-сюда по замерзшему тротуару, пока из двери не высунулась Мадлен:

– Ты собираешься нажать на звонок или как?

– Прости… я пришел немного раньше и не хотел бы… э-э, ну, доставлять неудобства.

– Все нормально – они сто раз видели этот эпизод в «Друзьях»[8]8
  Американский комедийный сериал; с 1994 по 2004 г. было снято 10 сезонов; получил множество наград.


[Закрыть].

Привычным движением я потянулся к задвижке, отодвинул и толкнул калитку.

– Ой, я просто открыл калитку!

– Ну да…

– Но я даже не задумался! Это подсознательная память!

Это место было частью меня. Мадлен, в забавном красном платьице в горошек, ждала на пороге.

– Дети! – позвала она. – Папа пришел!

Радостные вопли и грохот шагов вниз по лестнице. А потом они бросились ко мне, едва не сбив с ног, обнимая с обеих сторон, стискивая изо всех сил.

«Папочка!» – кричала маленькая Дилли, а я не знал, как правильно себя вести, и в итоге просто ободряюще похлопал по спинкам. От них пахло стиральным порошком и шампунем – свеженькие новые детки. Пес носился кругами, беспрерывно лая. Сердце мое помнило то, что забыла голова: я словно обрел пару конечностей, ампутации которых отчего-то прежде не замечал. Предстояло заново научиться обращаться с ними, потребуются месяцы, чтобы полюбить их по-настоящему, но все равно это чудо – мы с Мэдди вместе произвели на свет эти прекрасные человеческие существа, две самостоятельные личности; именно чудо рождения новой жизни потрясло меня до глубины души.

Я решил подчиниться их воле и вести себя максимально естественно. Спрашивал, как дела, выслушивал курьезные школьные случаи и краем глаза замечал, как Мэдди наблюдает за нами и даже улыбается, когда я пытаюсь подшучивать над детишками. Я страшно боялся этой встречи, а все получилось невероятно легко и просто. Они тарахтели наперебой – Дилли трещала с нечеловеческой скоростью, перескакивая с одной темы на другую прямо в середине фразы, а я пока не понял, что лучше и не пытаться успеть за ней.

– Ой-господи-смеху-было-мисс-Керринс-ска-зала-Надиму-на-биологии-чтоб-он-не-приносил-свою-крысу-потому-что-она-вечно-убегает-и-пу-гает-ужа-Джордана-ой-какой-у-тебя-костюм-чудесный-он-что-новый-а-он-все-равно-взял-и-су-нул-крысу-ей-в-сумочку-которая-на-столе-лежала-а-у-нас-на-ланч-сегодня-давали-карри-ммм-вкус-нятина-и-представляешь-она-как-начала-там-в-сумочке-прыгать-а-еще-у-меня-по-математике-отлично-между-прочим-ну-и-его-выгнали-а-он-оставил-крысу-Джордану-а-тот-возьми-и-поло-жи-ее-себе-на-голову-а-она-дико-крыс-боится-и-как-завизжит-и-бегом-из-класса-вот-умора-мы-поставим-«Друзей»-записываться-перед-уходом?

Наверное, поэтому ее брат так молчалив – некуда было слово вставить. Хотя главную мысль он, похоже, научился различать.

– А кстати, с чего это ты в костюме, пап?

– И зачем бороду сбрил? У тебя что, кризис среднего возраста? – добавила Мэдди.

– Да так, подумал, стоит попытаться – новый старт, свежий подход, все такое. Что, перестарался?

– Да нет, – заметила Мэдди. – Прекрасно выглядишь.

Я хотел поблагодарить ее, но не нашел подходящих слов.

– Ой, пап, да ты покраснел. А чего это ты покраснел, а?

Мы сидели за кухонным столом, я пил сладкий чай. Картинку идеального семейства дополняла собака, с жадной тоской наблюдавшая, как мы рассеянно поедаем печенье. Пес безнадежно понурился, а в голове его явно блуждали виноватые мысли: «О, как я слаб и ничтожен, но не в силах побороть темные стремления души к этим сладко благоухающим хрустяшкам. О да, слюни у меня текут рекой, я отвратителен, простите, я сам презираю собственные страсти…»

– Вуди, фу, прекрати попрошайничать, – скомандовал Джейми.

– Бедняжка Вуди. Не смей кричать на него, – заступилась Дилли.

Я выдал заготовленный вопрос про то, что они хотели бы получить к Рождеству. Дилли почти полчаса оглашала свой бесконечный список, включавший все марки косметики и безделушек из «Аксессуаров», и продолжала бы дальше, не прерви я ее:

– А ты, Джейми?

– Не знаю, – пожал он плечами. – Может, деньги?

– В прошлом году мы подарили деньги на козу для африканских крестьян, – напомнила Мэдди. – Думали, что на этот раз дело ограничится игровой приставкой.

– Отличная мысль, – согласился я. – Или, может, айпэд?

– Ой, а мне можно айпэд? – заволновалась Дилли. – И козу!

– Нет, козу нельзя, – отрезал я. – А то потащишь ее в школу и напугаешь мисс Керринс…

– Что? – хором удивились Джейми и Мэдди.

– Я что, единственный, кто слушал истории Дилли?

– Да, – невозмутимо подтвердили оба.

Дети приплясывали от нетерпения в коридоре, но все равно категорически отказывались надевать шерстяные шапки и перчатки, утверждая, что на улице не так уж и холодно. Я ловко выиграл дискуссию, предложив таскать их амуницию, если после нескольких минут на улице она все же им не понадобится, хотя, скорее всего, они еще будут просить что-нибудь потеплее.

– Уверена, что не хочешь пойти?

– Абсолютно, – улыбнулась Мэдди. – У вас и без меня будет слишком много дел.

– Мы и вместе с тобой нашли бы чем заняться.

Мэдди предупреждающе подняла бровь, напоминая, что я едва не перешел границу дозволенного.

– Увидимся в пиццерии в половине седьмого. – И дверь захлопнулась.

В зеркалах «Комнаты смеха» отражалась моя перекошенная физиономия, ласково улыбавшаяся детям, которые хохотали и махали руками нашим кривым отражениям. Джейми отходил подальше и приближался, изменяя длину шеи, а Дилли вытягивала руки и верещала от восторга, когда те оказывались размером с ее тело.

– А вдруг мы и на самом деле так выглядим, – коварно предположил я. – Может, врут как раз зеркала у нас дома.

– Вот и нет, потому что тогда получается, что и глаза нас обманывают, – возразил Джейми, чье интеллектуальное наблюдение несколько компрометировал размер лба, превышающий длину ног.

– Это зависит от того, как мозг преобразует полученную информацию. Может, мы просто видим все таким, каким хотим видеть.

Дилли задумалась на секунду, потом, поймав в зеркале мой взгляд, осторожно спросила:

– Пап, а ты и вправду совсем забыл нас с Джейми?

– Ох… это все по-прежнему здесь! – Я театральным жестом стукнул себя по лбу, вызвав веселую улыбку у дочери. – Но я не могу отыскать, куда все это засунул. Я не помню очень многого про вас, но я никогда не забывал о своих к вам чувствах. (Надо же, сумел выговорить такое вслух, но, похоже, это было очень важно.) Я никогда не забывал… как сильно вас люблю.

– Аааа… – Ее явно растрогали мои слова, в то время как Джейми за моей спиной старательно изображал рвотные позывы.

Единственными посетителями кроме нас была невероятно жирная пара, явившаяся, видимо, посмотреть на свои искаженные до нормального состояния отражения. Они молча, с каменными лицами переходили от зеркала к зеркалу, никак не реагируя на увиденное. Джейми с Дилли, наоборот, носились туда-сюда, прыгали и восторженно хохотали. Я остановился посмотреть на свое отражение, но никак не мог отвести глаз от вновь обретенных сына и дочери. Они были такие живые, такие настоящие, полные ожидания и радостных предвкушений, такие открытые миру. И я подумал, что прошлое не столь уж и важно – имеет значение лишь то, что происходит здесь и сейчас.

– Пап, а у тебя выросла вторая голова!

– Ох, не выношу, когда это случается, – ужасно неловко.

– Ого-го! Только гляньте, что с моим телом! – орал Джейми.

– То же самое говорю я себе каждое утро, глядя в зеркало.

– Что ты, пап, – утешила Дилли, – ты в отличной форме. Ну, для человека твоего возраста.

Но сегодня я чувствовал себя лет на десять моложе. Детская энергия и оптимизм на редкость заразительны, и, даже ничего не помня о собственных ребятишках, я переживал сложную смесь удовольствия, волнения, ответственности и восторга: я понял, каково это – быть родителем. И легкую печаль – потому что некому позвонить и радостно прокричать в трубку: «Мам! Пап! Мальчик! Сто сорок фунтов и три унции! Мы назвали его Джейми, у него голубые глаза, копна волос, и он очень хорошо ест. В основном сахарную вату. Да, и знаете что – Мэдди еще и девочку родила! Ага, Дилли! Чуть поменьше брата, но тоже ходит и говорит. Очень много говорит».

– Пап, а теперь пойдем на карусели?

– Ну конечно!

Дети замялись, а потом объяснили, что мне-то на карусели нельзя, потому что меня обязательно вырвет.

– Правда? Ерунда, это было со старым папой. Я же пытался вам растолковать про мозг и всякие предубеждения. Может, меня тошнило на карусели, потому что мозг убедил тело, что так должно быть. Но теперь старые убеждения стерлись и я смогу получать удовольствие вместе со всеми.

Через пять минут я, пошатываясь, зашел за трансформаторную будку, где меня и вывернуло.

– Ты в порядке, пап?

– Платок дать?

Еще один позыв – и я с трудом уселся на лавочку, зажмурившись и опустив голову на руки: мелькающие разноцветные огоньки усиливали морскую болезнь.

– Принести тебе водички?

– Нет, спасибо, все нормально, – простонал я. – Через минутку приду в норму.

Мэдди уже ждала нас в «Пицца Экспресс». Увидев детей, она расхохоталась. Они старательно готовились к обеду, проверяя, сколько сахарной ваты удастся сохранить на лице и волосах, и мамина реакция, видимо, означала одобрение. Хотя Мэдди вполне могла разозлиться на меня – женщина, безапелляционно настаивавшая на разводе, могла бы расценить это как свидетельство моей полной некомпетентности и безответственности. За обедом Мэдди расспрашивала об отце, интересовалась моим возвращением к работе, даже посмеялась, когда я рассказал, как Гэри записывает ссоры с Линдой на айфон.

– Нет, ну правда, что за парочка? Почему нельзя просто поговорить по-человечески и помириться…

Вероятно, благостная атмосфера побудила Дилли спросить, не останусь ли я с ними на Рождество, но Мэдди помешала развитию темы, вежливо сообщив, что ей надо в дамскую комнату. Ее нежелание обсуждать проблему в присутствии детей было недобрым знаком. Впрочем, возможно, она воспользовалась моментом и сейчас репетирует свое предложение – мол, не хотел бы я вернуться, чтобы мы попробовали все сначала.

– Ребята, давайте как-нибудь еще выберемся погулять. Или, если мама будет занята, я могу прийти и посидеть с вами дома.

– Да, точно! – подскочила Дилли. – Или когда мама уедет на рождественские каникулы. Ты же можешь пожить с нами вместо бабушки. Пожалуйста, папочка, ну пожалуйста!!

– Отличная идея, я бы с огромным удовольствием.

Почти идеальный вариант – я сам предложил себе вернуться, воспользовавшись отсутствием Мэдди.

– А куда мама уезжает?

– В Венецию с Ральфом, – выпалила Дилли, не заметив грозного взгляда старшего брата.

– С Ральфом? А кто такой Ральф?

– Ну как же, Ральф – это мамин бойфренд!

Мэдди вернулась за стол, отхлебнула вина.

– Все в порядке?

Глава 13

– О, Воган просто великолепен! – воскликнула Джин, мать Мэдди, когда я принес со стола несколько грязных тарелок и поставил их рядом с посудомойкой. – Взгляни, Рон, – теперь он моет посуду. Разве это не великолепно, Мадлен?

– Всего лишь пара тарелок, мам. Это я ходила по магазинам, купила всю еду, готовила начинку, гарниры, накрывала на стол, варила соус и разделывала индейку.

– Все равно я считаю, это чудесно, когда мужчина помогает по кухне. Взгляни – он даже выбросил объедки в мусор! Он замечательный.

Я промолчал, но все-таки не упустил возможности подогреть страсти, предложив приготовить кофе.

– Ой, какой ты милый. Но нет, присядь, ты уже достаточно потрудился. Кофе сделаю я. Мадлен, подай мне руку, дорогая.

Рождественский обед прошел легче, чем я ожидал. Все были в восторге от огромной индейки, окруженной рулетиками из бекона и крошечными колбасками, и прежде всего – пес, повесивший голову под тяжестью греховных мыслей. «О, позор мне! Но сочное нежное мясо так близко и вместе с тем настолько недосягаемо! Боже, я опять истекаю слюной, не в силах справиться с собой, как все это унизительно…»

Мать Мэдди не проявляла ни малейшей враждебности к изгнанному зятю – напротив, мои положительные качества всячески подчеркивались, как только в пределах слышимости оказывался супруг самой Джин.

– Воган принес рождественское печенье! Как это благоразумно. Ты видел, Рон? Воган принес печенье. Как это мило – обязательно внести свою лепту.

Полагаю, честнее было бы всякий раз поднимать большой плакат с сопроводительными титрами.

– Какой же он хороший отец! Ты слышал, Рон? Воган водил детей на ярмарку. Как ребятишкам с ним повезло… (Что следовало сопроводить субтитрами: Ты никогда так не занимался детьми, Рон. Почему бы тебе не брать пример с Вогана?)

Или вот:

– Твой отец никогда не помогал по дому, Мадлен. Сейчас, без Вогана, тебе, должно быть, сложнее приходится? (Пассаж определенно содержал в себе скрытое послание: Мой муж гораздо хуже твоего, но я все равно живу с ним.)

И наконец:

– Почему бы вам не привезти детей на лето? Вы четверо прекрасно проведете время вместе, а я помогла бы Рону с домашними делами, за которые он никак не может взяться… (Прямо сигнальные огни, сирена и громогласное полицейское объявление через мегафон: НЕ СМЕЙ РАЗВОДИТЬСЯ, МАДЛЕН! ТВОЯ МАТЬ НЕ ПОЗВОЛЯЕТ ТЕБЕ РАЗВОДИТЬСЯ, ПОЭТОМУ ДАЖЕ НЕ ДУМАЙ!)

Рон, отец Мэдди, вполне мог обидеться на этот поток бестактных напоминаний о его несостоятельности как отца и мужа. Но уже давным-давно он научился воспринимать речь супруги как фоновый шум, реагируя лишь на триггерные слова.

– Воган предложил подать кофе. Как это мило с его стороны, правда, Рон?

– Кофе? Да, пожалуй.

В целом день можно было назвать вполне удачным, учитывая, что большая часть гражданских войн начиналась именно из-за семейных скандалов в Рождество. Я вручил детям подарки, проведя накануне несколько счастливых часов в магазинах, а Джейми гордо расплатился сам у кассы. Дилли хотела маленький электронный дневник, куда можно записывать секреты, и никто больше не может до них добраться, потому что пароль известен лишь хозяину. Похоже на мой мозг, подумал я, вот только она пока не позабыла пароль.

Я не знал, следует ли подарить что-нибудь Мэдди. Вроде бывшему муже не положено вручать рождественские сувениры бывшей жене, но я все же обошел несколько ювелирных лавок и наткнулся на прелестное золотое колье, продававшееся со скидкой. И, вынужден признать, оно вызвало определенное напряжение, когда после обеда Мадлен развернула подарок и, ахнув, пробормотала:

– О, не стоило…

Она ничуть не лукавила. Я потратил кучу времени и денег, выбирая идеальный подарок, а получилось только хуже. Мэдди предпочла бы бессмысленный пустячок от бывшего партнера – подтверждение того, насколько я ее не понимал. Дети наперебой уговаривали ее примерить, но она только покачала головой и вернула ожерелье в коробочку. Впрочем, я заметил, как чуть позже она проскользнула в ванную комнату, прихватив коробочку с собой.

А вот Джин не стала сдерживать восторгов по поводу очаровательного подарка, когда супруг вручил ей растяжку для обуви.

– А что ты приготовила для Вогана, Мадлен? Ты что, не собираешься вручить подарок Вогану?

– Я не приготовила ему подарка, мам. Мы разводимся, помнишь?

– Да, однако пока он все еще твой муж, дорогая. Ты могла бы соблюсти приличия…

Но мой подарок явно выходил за рамки обычного соблюдения приличий, и Мэдди прекрасно понимала это. Получается, я демонстрирую благородство, решительно защищая высокие моральные принципы, которые обрел, обнаружив, что она встречается с другим мужчиной. («Не с другим мужчиной, – поправлял меня Гэри, – а просто с мужчиной».)

Итак, на фоне того, что все Рождество я старательно исполнял роль идеального зятя и внимательного мужа при поддержке неожиданного союзника в лице Джин, поездка в Венецию выглядела поступком эгоистичным и абсолютно неуместным. Джин подчеркнуто беспокоилась, что ее дочь будет перемещаться на катере и лодке – и это после ужасных историй, что показывали в новостях.

– Бога ради, Джин, Венеция все-таки находится в Европе, – сердито ворчал ее муж. – Ее же не собираются похищать сомалийские пираты.

– А вдруг? Некоторых европейцев брали в заложники.

– Да, на Африканском Роге. Сомалийские пираты не станут переплывать Красное море, преодолевать Суэцкий канал и Средиземное море, чтобы где-то на Адриатике захватить чертову гондолу.

– Но там же все рядом! Венеция, Сомали. Они хитры и беспощадны, эти люди. Пират моего времени – это забавный подвыпивший хулиган на деревянной ноге, с попугаем на плече. Не понимаю, почему сейчас все так изменилось.

Нимало не испуганная жуткой угрозой, Мэдди намеревалась выехать в аэропорт утром, в шесть часов, а я оставался со своими детьми. Сначала я волновался, что теща начнет возмущаться, что ее отстранили от забот о внуках, но оказалось, Джин считает идею моего возвращения в семью просто великолепной.

– Ну разве не чудесно, что Воган переезжает обратно? Надо открыть шампанское!

– Он не переезжает обратно, мам, он поживет здесь, только пока меня не будет.

– Устроюсь в гостевой комнате, – подтвердил я. – Супружеское ложе оккупировано собакой.

– Неважно, – заявила Джин. – Дети все равно будут счастливы, что папа дома. Многие детишки проводят волшебные рождественские дни без отца, и, по-моему, это ужасно печально.

По традиции обильная трапеза продолжилась нескончаемым потоком телевизионных программ, старики включили на полную мощность звук и отопление. Рон заговорил лишь дважды: первый раз спросил меня об отце, на что я сообщил, что сегодня утром, когда навещал папу, он спал; второй вопрос касался уже моего самочувствия, и тут Рон удивил меня, вручив пару библиотечных книжек по амнезии и нейропсихологии.

– Он не станет даже заглядывать в них, Рон, – вмешалась Джин. – Рождество – время радости и счастья, и нечего напоминать людям, что они сумасшедшие.

Вечером мы вместе смотрели фильм, хотя режиссер крайне легкомысленно пренебрегал советами и комментариями матушки Мэдди. Дилли получила на Рождество DVD «Реальная любовь»; меня поразило, как Эмма Томпсон в роли обманутой жены умудряется, несмотря ни на что, сохранить семью. А вот эпизод, где подросток перепрыгнул через ограждения в аэропорту и полицейские его при этом не пристрелили, показался мне несколько неубедительным.

– Помню этот момент! – воскликнул я. – Где он говорит, как много любви в мире, глядя на зал прибытия.

– Да, в тот момент все любят друг друга! – презрительно фыркнула Мэдди. – Потому что провели несколько месяцев на разных континентах. Взгляните на эти же парочки через пару недель – все так же скандалят и орут друг на друга.

Джин тоже не поняла истинного пафоса фильма.

– Кира Найтли очень милая девочка, – заметила она. – Но зачем она вышла замуж за черного?

Родители отправились спать пораньше, потому что Джин требовалось не меньше двух часов, чтобы подготовиться ко сну, а потом затолкать обратно в сумку все, что не понадобилось при подготовке. И мы остались вчетвером у камина: мама, папа и двое детей.

– Давайте поиграем, – предложила Дилли.

– Да, мы ведь всегда играем в Рождество, – подхватил брат.

– Может, в шарады?

– Это как папа скажет. Кино, телешоу или все подряд? Семейные и прочие события?

– Всего понемножку. Я не помню, смотрел ли фильм, но вполне могу знать его содержание. Поскольку «Челюсти», например, – просто часть современной культуры. Но если Дилли скажет, что я водил ее на «27 свадеб», предупреждаю – я все равно не помню оттуда ничегошеньки.

– Не переживай, так со всеми, кто посмотрел «27 свадеб».

– А может, с водичкой? – хитро прищурился Джейми.

– С водичкой? Что-то мне не нравится название.

– Ты задумываешь категорию – например, «Футбольные команды премьер-лиги», – а другой человек загадывает название команды, скажем, «Фулхэм». Потом он медленно обходит всех, пронося над головами рюмку с водой, и первый, кто выкрикнет «Фулхэм», получает душ!

– Ладно, тогда начинай, Джейми!

Джейми предложил категорию «Симпсоны», и хотя я смог вспомнить только Барта и Гомера, последнего оказалось достаточно, чтобы голова моя намокла, что, по мнению детей, очень смешно. Вообще-то удивительно, как забавно играть в этот упрощенный вариант русской рулетки: миг напряжения, когда объявляешь вслух свою версию, – и облегчение, когда ведущий переходит к следующему игроку. Настал мой черед распоряжаться водой. Я выбрал «Фрукты» и «апельсин» в роли детонатора.

– Банан, – нервно пролепетала Дилли.

– Карамбола, – проявил тактическую мудрость Джейми.

И я перешел к Мэдди.

– Апельсин.

Секундная пауза.

– Нет… – И я двинулся дальше.

Поспешная смена фрукта на «яблоко» ничего не дала, поскольку в следующем раунде Мэдди назвала именно его и пришлось менять заново. Теперь приходилось внимательно следить, какие фрукты уже названы, а какие нет, а потом вдобавок начался спор, мандарины и клементины – это один и тот же фрукт или все-таки разные. А Дилли так хотела выиграть, что я решил полить ее водой, что бы она ни сказала, и в итоге получилось очень странно, потому что она сказала «картошка». Но она так заразительно хохотала и так мило вытирала голову полотенцем, что я внезапно вспомнил, как однажды мы все вместе уже играли в эту игру.

– Мы в это играли. На каникулах, рядом с бассейном, да?

– Верно, – обрадовалась Мэдди. – Во Франции. У тебя просыпается память!

– И вместо того, чтобы полить меня сверху, – поспешил на помощь Джейми, – ты подхватил меня на руки и бросил прямо в бассейн!

– Точно. А потом сделал вид, что не замечаю, как Дилли крадется за спиной…

– И я столкнула тебя в воду!

В комнате наступила тишина, которую нарушила Дилли:

– А мы не можем туда вернуться?

Молчание было ответом.

– Может, когда-нибудь я съезжу с вами туда еще разок, – неуверенно пообещала мама.

– Нет, все вместе. И чтобы опять играть около бассейна.

Усилием воли я отвел взгляд от Мэдди, подбирающей правильный ответ, и попытался сам заполнить тягостную паузу. Но ситуацию спас Джейми – очередным тактичным уточнением:

– Нет, балда. Они же разводятся.

Наконец дети ушли спать и мы с Мэдди остались наедине. Я принялся собирать клочки оберточной бумаги, на которых Дилли записывала варианты пароля для своего электронного дневника. Да уж, потребовалась бы целая команда гениальных дешифровальщиков, которые несколько месяцев распутывали бы сложнейший код «Имя нашей собаки».

– Что ж, все прошло без неожиданностей, – вздохнул я.

– Уж по крайней мере, лучше, чем в прошлом году.

– Прости, не могла бы ты напомнить…

– В прошлое Рождество был жуткий скандал, после чего ты уселся в кресло и напился до полной отключки, приговаривая, что «это единственный способ вынести наш брак».

Я подобрал с пола последние обрывки серпантина и очередную тысячу иголок с «неосыпающейся» рождественской елки.

– Извини, что пристаю с вопросами, но мы никогда не пытались обратиться к психологу?

– Пытались, но не могли договориться, к какому именно. Я хотела обсуждать проблемы с консультантом-женщиной, а ты заявил, что не желаешь, чтобы с самого начала чаша весов склонялась в мою сторону.

Да, это тупик, в котором не найти компромисса. Может, надо было поискать консультанта-транссексуала? Но брак и без того пребывал в настолько плачевном состоянии, что не стоило усугублять ситуацию: представляю, как я пялюсь на свежесделанные сиськи консультанта, стараясь не обращать внимания на его кадык.

Я уселся на диван, Мэдди устроилась рядом, налила себе вина и протянула мне бутылку.

– Мое пьянство стало одной из причин, по которой ты не захотела больше со мной оставаться?

– Какое это теперь имеет значение?

Я выплеснул свое вино в горшок с цветком, только что подаренный ее матерью.

– Ладно, я бросаю пить. Что еще?

– Я не хочу это сейчас обсуждать.

– Но я хотел бы знать, тем более что это не имеет уже никакого значения. Почему мы решили расстаться? Чем настолько невыносима была совместная жизнь?

– Да… всем.

– Извини, так не пойдет. Тебе все-таки стоит привести конкретные примеры, причины разногласий, поводы для споров.

– Конкретные? Хорошо. – Она посмотрела на потолок. – В молодости ты был таким темпераментным, так остро воспринимал несправедливости мира, считал, что мы должны изменить его. Но с годами все это превратилось в занудное нытье.

– Ладно, это раз, – согласился я. – Считается…

– Пойми, это было невыносимо скучно! Ты приходил в неистовство от всякой фигни. – Теперь ее было не остановить. – Я спокойно принимала то, что ты седеешь и лысеешь, что на лице у тебя появляются морщины, а живот растет. Но старела твоя душа, словно дряблым и отвисшим становился сам твой дух, и любить тебя такого становилось все труднее.

– Спасибо, достаточно! Не стоит переходить на личности! – Я поднялся, чтобы выбросить пустую бутылку в мусорное ведро, и на нервной почве швырнул ее чересчур сильно, едва не расколотив. – Но все равно этого недостаточно для развода. Настоящей причины я так и не услышал.

– Мы больше не были счастливы, – вздохнула она. – Постоянно ругались, а дети очень переживали. Какие еще причины нужны?

– Но из-за чего мы ругались?

– Из-за всего подряд. Ты убеждал меня заниматься фотографией, участвовать в выставках. А когда у меня начало что-то получаться, ты злился, что меня часто не бывает дома. Вел бесконечные разговоры о том, как важна поддержка мужа, но когда доходило до дела, до повседневной рутины, когда надо было заниматься хозяйственными делами, вовремя возвращаться с работы или отказаться от возни с Гэри и его идиотским интернет-сайтом, – тебя никогда не было.

– Кстати, должен признаться, никак не возьму в толк, с чего это я связался с проектом «ТвоиНовости»…

– Да чтобы сбежать из дома, непонятно? А потом ты никак не хотел поверить, что какой-то владелец галереи может заинтересоваться моими работами. Говорил, что он просто решил за мной приударить.