Текст книги "Мужчина, который забыл свою жену"

Глава 25

– Красавица, само совершенство! – Не знаю, кому именно был адресован комплимент – новорожденной или Мэдди. – Хочешь подержать ее, Воган? – предложила Линда, и Мадлен, ностальгически улыбаясь, передала мне младенца.

Гэри и Линда с гордостью наблюдали за процессом.

– Можно я сфоткаю ее на свой телефон? – попросила Дилли.

– А ты не хочешь сделать снимок, Джейми? – Я заметил, что сын тоже занят мобильником.

– Чего?

– Хочешь сфотографировать малышку Линды и Гэри?

– Не сейчас, я уровень вот-вот пройду.

Линда решила рожать естественным путем, что Гэри воспринял как сигнал к исполнению роли папаши 1950-х годов и просидел весь вечер в пабе. Он едва успел к финалу, после звонка раздраженной акушерки, которая, по словам Гэри, постоянно придиралась к нему по пустякам. «Немедленно выбросьте сигарету! – рявкнула она. – Это же больница!» «Это не сигарета, это косячок. Ну, если только по такому случаю…»

Но, как ни удивительно, вот он, младенец. И Мэдди восторгается чудом новой жизни.

– Разве не поразительно, Джейми? Совершенно новый человек, который увидит мир совсем по-новому…

– Есть! – выкрикнул Джейми, не отрываясь от экрана. – Прошел!

Я чувствовал странное родство с этим новорожденным существом. И Мэдди улыбалась, глядя, как малышка таращится на меня. Я брякнул наугад, что у нее мамины глазки и папин подбородок, хотя, конечно, какое уж там сходство у этой помятой красной мордашки с родительскими физиономиями, но вроде принято говорить подобные глупости, поэтому никто не стал со мной спорить.

– Вспоминаешь, как впервые держал на руках наших? – спросила Мэдди.

– О да, никогда не забуду, как…

– Опять… – простонал Джейми, не прерывая игры.

Линда забрала малышку, приложила к груди, и я, следуя заведенному этикету, многозначительно спросил Гэри, намерен ли он вставать по ночам и кормить ребенка из бутылочки.

– Зависит от того, хватит ли у Линды молока. Мы не хотим пользоваться смесями, грудное молоко – лучшее, что может получить Дитя.

Ого, Дитя. Значит, его тоже проняло. А когда симпатичная молоденькая медсестра заглянула проверить, как дела у Линды, взгляд Гэри ни на секунду не оторвался от жены с ребенком.

– Можно я возьму Дитя? – попросил он.

– Ребенка, – буркнул Джейми.

– Ой, мы же принесли вам подарок, – вспомнил я.

– Не стоило беспокоиться…

– Сначала мы хотели, чтобы ее именем назвали вновь открытую звезду, но оказалось, что это слишком дорогое удовольствие.

– Но можно попробовать наоборот и назвать малютку, к примеру, Бета J153259-1.

Линда отрицательно покачала головой, будто и впрямь рассматривала возможность такого имени. Гэри разорвал упаковку и вытащил специально для них изготовленное генеалогическое древо, с фотографиями родителей малышки, дедушек и бабушек и пустым окошечком в самом низу, для ее собственного портрета.

– Ух ты – только взгляни! Какой чудесный подарок!

– Ну, после всего, что вы для нас сделали за последний год…

– Да ладно, фигня. Прости, я хотел сказать, э-э, не стоит благодарности… Гляди-ка – мой прапрадедушка тоже был веб-дизайнером!

– Правда? – изумилась Линда.

– Конечно, нет – тут написано, что он был торговцем полотном. Откуда только они все это узнали?

– Все записано в архивах.

– Или они все выдумали, понадеявшись, что вы все равно не станете проверять! – пошутила Мэдди, а я подумал, что такой вариант вполне возможен.

– Это, разумеется, подарок для всей семьи, – уточнил я. – Ведь история – очень важно. Откуда мы, что было раньше… понимаете, чтобы понять, кто мы такие.

– Смотри-ка, вот какой ты был в колледже! – ткнула пальцем в фотографию Линда. – А что это за блондинка к тебе прилипла?

– Все фотографии легко заменяются, – поспешила добавить Мэдди.

Мы оставили Гэри и Линду на пороге разочаровывающего открытия, что никто из предков ребенка не плыл на «Титанике» и не был повешен за конокрадство, и отправились домой.

После возвращения Мэдди семейная жизнь быстро вошла в привычную колею. Детей немного раздражало, что родители откровенно старались быть предельно внимательными друг к другу, и кричали «Идите к себе!» всякий раз, как мы начинали обниматься. Но на самом деле они радовались, что и папа и мама всегда рядом – напоминают им, что пора выключать компьютер и заниматься уроками, заставляют прибираться в комнате и мыть посуду, и гулять с собакой, и класть одежду в корзину для грязного белья.

Но мы с Мадлен воссоединились не только ради детей. По словам Мэдди, она поняла, что я «свет ее жизни». Я умилился романтическому определению, но тут она добавила: «Хотя, конечно, свет этот все время моргает, и предохранители надо менять, и лампочек хватает только на пять минут, но я не хотела бы связываться с установкой новой системы». Она, вероятно, хотела сказать, что взаимоотношения развиваются, в браке бывают отливы и приливы, и вы должны постоянно работать над отношениями, корректировать свои надежды и ожидания и никогда не воспринимать друг друга как нечто самой собой разумеющееся. И если вы изредка пытаетесь смотреть на мир глазами партнера и не забываете дарить ей открытки к годовщине развода, все будет хорошо.

Несмотря на внешне спокойное поведение детей, я все же волновался, как на них повлиял наш конфликт. Во всех книжках по психологии и руководствах для родителей говорится, что дети всегда винят себя в разводе родителей. Вот Елизавета I на все попытки придворных утешить ее отвечала: «Уверена, будь я мальчиком, папа никогда не отрубил бы маме голову». Я беспокоился, как Джейми отреагирует на наше примирение. У меня не выходили из головы его вспышка в бассейне и злобный взгляд в мою сторону, когда его мать рыдала на ироническом семейном торжестве.

Я придумал, как можно поговорить по-мужски с моим полумальчиком-полумужчиной, – мы вместе пошли выгуливать Вуди.

– Такого безобразия больше не повторится, – объявил я, но получилось похоже на извинения.

– Ты не можешь обещать, – охладил он мой пыл, словно мудрый родитель.

– Зато могу обещать, что я изменился.

– Посмотрим. – Именно так говорят взрослые, когда не хотят спорить.

Мы помолчали, и я уже начал переживать, что сын никогда не простит мне травмы, которую я нанес ему в решающий подростковый период. Но тут ни с того ни с сего он выдал:

– По крайней мере, здесь больше не будет этого говнюка Ральфа.

– Джейми! Не смей произносить такие слова в присутствии отца.

– Какие, «Ральф»?

– Совершенно верно…

Вдали урчала газонокосилка, аромат свеже-скошенной травы мешался с легким дымком от первых летних барбекю. Потом показались Мэдди и Дилли на велосипедах; дочь запыхалась и раскраснелась, догоняя нас.

– Мы подумали, а не пойти ли нам всем вместе туда, под навес, поесть мороженого?

– Отличная идея! Возьмите мне кофе, – крикнул я вслед нашим велосипедисткам, а пес увязался за ними.

– Не хочу мороженого. Можно мне деньгами? – тут же заныл Джейми, не желая проникаться серьезностью момента.

Идеальная картинка – семейство сидит на террасе кафе в лондонском парке, дети таскают шоколадную пенку из кофейных чашек родителей, пробуют мороженое друг у друга. Я болтал и смеялся вместе со всеми, но будто наблюдал за сценой со стороны, подобно тайному антропологу В каком блаженном неведении относительно ценности этого момента пребывает вся семья; как хрупко и почти неосязаемо человеческое счастье. А ведь возможно, именно здесь и сейчас – лучший момент их жизни. Словно из далекого будущего я оглядывался на сегодняшний день и понимал, что так оно и есть.

Мэдди, такая красивая и добросердечная, морщинки на лице от сорока лет улыбок людям. Джейми, тихий и важный, благоразумно и здраво рассуждающий. Дилли, исполненная энтузиазма и веры в добро; она готова сочувствовать каждому встречному и даже пса, выклянчивающего подачку, урезонивает так ласково и нежно, что тот расценивает это как приглашение взгромоздиться к ней на колени и лизнуть в нос. И я, по центру, фиксирующий в памяти сцену, прозревший и принявший собственную важную роль в своей семье; осознавший наконец, что являюсь одной из главных деталей, скрепляющих этот хрупкий самодельный механизм. Я чувствовал себя новорожденным отцом, евангелическим семьянином, готовым стучаться в двери воскресным утром и предлагать людям поклоняться их супругам: «За то, что, э-э, ваша жена произвела на свет новую жизнь, а вы дали ему имя Уэйн».

Впрочем, может, я просто отвлекся, потому что Дилли болтала без умолку, а я уже научился, как остальные члены семьи, отфильтровывать ее трескотню.

– Пап-можно-я-поменяю-телефон-на-Блэк-берри-потому-что-ой-у-меня-мороженое-кончилось-но-это-совершенно-бесплатно-и-можно-даже-сэкономить-ой! – посмотрите-на-Вуди-какой-милый-и-клевая-рубашка-кстати-а-что-подарить-бабушке-ко-дню-рождения-а-сегодня-вечером-«Как-я-встретил-твою-мать»-можно-посмотреть-и-записать-чтобы-потом-еще-посмотреть-но-Блэкбери-Керв-не-то-же-самое-что-Блэкбери-Болд-900-который-для-бизнесменов…

Джейми с нежностью улыбнулся сестре и только заметил:

– До Рождества не рассчитывай, но таймер ты уже завела.

Мэдди рассказала мне кое-что о нашем тихом философичном сыне. В тот мучительный «очистительный» период, когда Мэдди жила у своих родителей в Беркшире, она однажды открыла дверь и увидела на пороге Джейми, в школьной форме. Ему пришлось целый час ехать на электричке, а потом еще около часа идти пешком. Мэдди был потрясена и обрадована, когда сын внезапно объявился в доме дедушки с бабушкой, сжимая в руках шоколадку с апельсиновыми цукатами для своей мамы. И то время, что ему полагалось провести на дополнительных по математике, он сидел с матерью на лавочке в саду, уплетая вместе с ней шоколад.

– Короче, мы тут с Дилли поговорили…

– Вы с Дилли?

– Ну да. Я уговорил ее заплатить за билет на электричку, – пояснил он с набитым ртом. «Съесть шоколадку вместе» означало, что Мэдди досталось два или три кубика, а ему – все остальное. – В общем, мы подумали, что ты должна знать… что бы ты ни решила, делай так, как хочешь ты, а не, как думаешь, хочется нам. Потому что чего ты хочешь, того и мы хотим.

Мэдди говорит, она тогда в первый раз заметила, что у него ломается голос.

– Нет, так не пойдет, – ответила она. – Потому что я хочу того, чего хотите вы, и, значит, мы зашли в тупик! – И поцеловала сына в макушку, чтобы он не видел ее слез.

Позже я заметил, что Мэдди хранит в своей тумбочке обертку от этой шоколадки. Всякий раз, натыкаясь на нее, я испытываю гордость за своего сына, которой, правда, предшествует мимолетная досада, что мне опять досталась лишь пустая обертка.

На следующий день после того, как Гэри официально стал отцом, я пригласил старого друга отпраздновать это событие бутылочкой пива или, как в моем случае, минеральной воды. Гэри занял последний свободный столик, в опасной близости от мишени для дартса, где отскочившие от доски дротики запросто могли пригвоздить нас к месту.

– Ну, за прибавление.

– За это я, пожалуй, выпью…

– Надо же, девочка! Теперь в твоем доме целых два существа, которых ты не в состоянии понять.

– Кстати, как поживает Мэдди? – отважился спросить Гэри, глядя на воткнувшийся рядом с его ногой дротик.

– Отлично! Конечно, пока рано делать выводы. Но мы оба стараемся и, думаю, по-настоящему счастливы.

– Это хорошо. – Он отхлебнул из кружки. – Выходит, она так и не догадалась, что ее папаша выдумал всю эту чушь про ложную память?

– Что-о-о?! – Челюсть у меня так и отвалилась от столь чудовищного предположения.

– Вот только передо мной не надо! – Гэри не скрывал отвращения. – Мы оба знаем, что ты трахал эту француженку. Помню, как ты хвастался мне. Да уж, он постарался, старина Рон, с этой кучей фальшивых ксерокопий и выдуманными психиатрами. Трогательно, что он зашел так далеко, лишь бы соединить вас…

Очередной дротик чудом не задел меня.

– Ты хочешь сказать… Так я все-таки…

Меня затошнило. Все вернулось на круги своя?

Должен ли я рассказать ей или жизнь во лжи – единственный возможный выход? К счастью, мне так и не пришлось выбирать, ибо мгновением позже Гэри дико заржал, расплескавая пиво.

– За двадцать лет ты ничуть не изменился! Как был доверчивым лопухом, когда мы познакомились, так и остался лопухом! Ох, видел бы ты свою рожу!

Я сумел выдавить естественную улыбку, используя мимические мышцы, предназначенные для грубой брани. Молодые игроки в дартс уступили место старикану в очках с толстенными стеклами, и мы сочли за благо переместиться к стойке.

Наутро в школе я слегка отклонился от программы и расписания, затеяв философскую дискуссию на последнем уроке в одиннадцатом классе.

– Итак, история, которую мы изучали весь год, – подлинная история, по вашему мнению?

– Ну да, потому что иначе это не история.

– Но кто сказал, что это правда?

– Правда, потому что так оно и было.

– Или это «правда», потому что все думают, что так оно и было? Письмо Таники в газету о подлинных обстоятельствах гибели ее отца и большая статья, рожденная этим письмом, – это ведь изменило официальную историю, разве нет, Таника?

– Верно, а еще мы собираемся посадить дерево и поставить табличку внизу. Вы придете, сэр?

– Почту за честь.

Полгода назад подобный диалог вызвал бы свист в классе и язвительные насмешки, мол, Таника втюрилась в Ершика-Вогана, но, похоже, сейчас все это осталось позади.

– Видите ли, это вопрос восприятия. Если дерево в лесу падает, но никто не слышит его падения, был ли звук?

Пауза, во время которой класс напряженно обдумывал проблему.

– А что, дерево Таники уже рухнуло?

– Нет, Дин. Попробуй поразмыслить. Вопрос в том, действительно ли то или иное событие происходит, или оно происходит, потому что мы воспринимаем происходящее?

– Может, ей поставить что-нибудь вроде заборчика вокруг?

– Иногда нам кажется, что мы помним о чем-то, но на самом деле просто придумали это, потому что ложные воспоминания нам приятнее. То же касается истории…

– Не, – перебил Дин, – в истории я никогда ничего не помню.

– Сознательно или подсознательно мы все искажаем происходящее с нами, в зависимости от собственной точки зрения. Правительства, страны и отдельные люди.

– Как – даже Википедия?

– Даже, как ни невероятно это прозвучит, Википедия.

– То есть все, чему вы нас учили, может оказаться большой кучей дерьма?

– Я не стал бы формулировать столь категорично. Хочу лишь сказать, что история – это не то, что в действительности случилось. История – это… старая добрая байка.

Вечером мы с Мэдди сидели на своей крошечной терраске. Медленно смеркалось. Мы прогнали детей от телевизора, запретив им в сотый раз смотреть «Друзей», и они теперь смотрели «Ошибки Друзей» в YouTube. Сад был весь в цвету, причем каждый цветок разломан надвое благодаря футбольному мячу Джейми; газон приобрел идеальный вид – ровного коричневого цвета, поскольку дети и пес совместными усилиями вытоптали все до единой травинки. Зеленые попугайчики с истеричными криками носились над крышами – видимо, никак не могли взять в толк, каким образом они очутились в Южном Лондоне.

– Линда с маленькой сегодня возвращаются домой.

– Ух ты! Не представляю, как их семья выдержит грядущие трудности.

– Уверена, они прекрасно справятся, – успокоила Мэдди. – У Гэри наверняка есть для этого дела специальное приложение на айфоне.

– Ха! Мне бы тоже не помешала такая штука. GPS-навигатор, чтобы определить, куда меня занесло в этой жизни…

– Думаю, секрет в том, чтобы найти, что делает тебя по-настоящему счастливым. А потом пить это в умеренных дозах каждый вечер. – Она отхлебнула из бокала и расслабилась, демонстрируя эффект.

– Надо будет рассказать одиннадцатому классу.

– Тебе, кажется, в последнее время очень нравится твоя работа.

– Ага, а сегодня у нас была крайне интересная дискуссия. О природе истории. Довольно экзистенциально получилось, кстати. Они хотят быть уверены в том, что происходило в действительности.

– М-м, полагаю, ты не лучший эксперт в этой области.

– Справедливо. Но, полностью утратив прошлое, понимаешь, как устроен этот механизм. Целые страны затевают войны из-за искажения истории; супружеские пары разводятся, потому что накопилась горечь обид за поступки, которые происходили вовсе не так, как они их запомнили.

– Что это, предложение Вогана для решения проблемы разводов? Хроническая амнезия, чтобы, просыпаясь, не узнавать того, кто рядом с тобой в постели?

– Ну, для этого амнезия не обязательна. Достаточно веб-сайта свингеров. Нет, я просто хочу сказать, что у тебя есть твоя версия прошлого, а я теперь обрел свою, и мы должны уважать различия.

– Ты, наверное, не вспомнил, что обещал мне гладить белье до конца дней…

– Странно, но этот фрагмент пока не восстановился. Но зато у меня есть очень яркое воспоминание, как мы договорились, что всякий раз, когда моя очередь готовить, я буду заказывать карри с доставкой.

– Нет, это определенно ложная память.

– Проклятие!

– Кхорму с цыпленком, пожалуйста.

Она потянулась налить мне вина, но я прикрыл пустой стакан ладонью:

– Больше никакого алкоголя – помнишь?

– Ой, прости. Старые привычки умирают медленно.

Она нечаянно задела донышком бутылки мою руку, стакан выскользнул и раскололся на две половинки.

– Черт! Прости.

– Да нет, это я виновата, толкнула тебя под руку.

– Нет, я сам виноват, должен был держать крепче.

– Да нет же…

Мы оба прыснули. Я аккуратно собрал осколки.

– Погоди, пройдет несколько месяцев, и я буду уверен, что виновата была, безусловно, ты.

– А через десять лет я буду утверждать, что ты расколотил стакан, швырнув его в меня в приступе гнева.

Где-то хихикнула Дилли – наверное, ее развеселила компьютерная игра.

– Через десять лет! Думаешь, мы продержимся вместе целых десять лет?

– Может, да. А может, и нет. – Она вытянула босые ноги и удобно устроила их у меня на коленях. – Кто знает, что скрывает прошлое?

Рыжеволосая девушка вошла в студенческий бар.

Никогда в жизни я не видел такой красавицы, и, как только она села, я тут же пристроился неподалеку – в надежде, что она обратит внимание на первокурсника, торчащего прямо перед ней. Я вытащил из сумки новехонький учебник, но решил, что начинать с первой страницы неразумно, гораздо солиднее будет выглядеть, если я раскрою книгу ближе к финальной части. Строчки расплывались перед глазами, и каждые несколько минут я посматривал в ее сторону.

– Вы читаете такие серьезные научные книги, – заметила она в конце концов.

– Вы про эту? О, это просто для развлечения.

– Хм… Извините, что спрашиваю, но почему вы начали читать книгу с конца?

– Э-э, ну, я предпочитаю изучать историю именно таким образом, – смущенно покраснел я. – Знаете, не могу утерпеть, сразу хочется знать, чем дело закончится…

Она сдержанно посмеялась моему неловкому объяснению. Я заглянул на последнюю страницу и изумленно воскликнул:

– О нет! Римляне победили!

– Вот черт побери! Теперь мне неинтересно читать!

– Ну простите. Кстати, меня зовут Воган.

– Мадлен… Социология.

– Какая необычная фамилия.

– Пожалуй… Что-то русское. А вы пришли на вечер экспериментальной поэзии?

– Что? А, да. Люблю это дело. Ой, вы ведь только что это выдумали, верно?

Она лукаво улыбнулась, и в тот же миг я понял, что встретил женщину, на которой хочу жениться. Потом за наш столик подсели приятели Мадлен и она представила меня:

– Знакомьтесь все – это Воган. Он изучает историю… – И уточнила: – Начиная с конца.