Текст книги "Великолепная Софи"

А вот на кого родительский диктат не произвел особого впечатления, так это на мистера Фэнхоупа. Когда ему сообщили, что немедленно отправить сообщение об обручении в газеты не удастся, он лишь растерянно заморгал и осведомился:

– А мы собирались? Ты говорила мне об этом? Значит, я прослушал. Меня очень беспокоит Лепанто[93]93
  Битва при Лепанто – морское сражение, произошедшее 7 октября 1571 года в Патрасском заливе у мыса Скрофа между флотами Священной лиги и Османской империи. – Примеч. ред.


[Закрыть], знаешь ли. Бессмысленно отрицать, что батальные сцены в театре смотрятся не слишком удачно, но как этого избежать? Большую часть ночи я расхаживал по комнате без сна, но так и не приблизился к решению этой проблемы.

– Должна сказать тебе, Огастес, что вряд ли мы поженимся в этом году, – сказала Сесилия.

– О да, это крайне маловероятно! – согласился он. – По-моему, мне рано думать о браке до тех пор, пока я не закончу свою драму.

– Да, и не забывай к тому же, что Чарльз поставил тебе условие найти подходящее место перед тем, как объявление будет опубликовано.

– В таком случае, все решено, – заявил мистер Фэнхоуп. – И вопрос отныне заключается в том, как преодолеть это препятствие, правильно воспользовавшись методами греческих драматургов, не нарушая канонов.

– Огастес! – с отчаянием в голосе воззвала Сесилия к своему возлюбленному. – Неужели твоя пьеса значит для тебя больше, чем я?

Он с удивлением уставился на нее, сообразил, что она говорит серьезно, схватил ее руку, поцеловал и улыбнулся:

– Какие глупости ты порой говоришь, мой прекрасный ангел! Разве может что-нибудь или кто-нибудь сравниться с моей Святой Сесилией? Я пишу пьесу только ради тебя. Кстати, как ты смотришь на то, что я введу в нее греческий хор?

Лорд Чарлбери, обнаружив, что его соперник продолжает бывать на Беркли-сквер, даже лишившись предлога справиться о здоровье Амабель, едва не пал духом и потребовал от своей наставницы объяснений. Он как раз вез ее в своей коляске в Мертон, когда она откровенно рассказала ему о случившемся. Не отрывая глаз от бегущей впереди дороги, он несколько минут хранил молчание, а потом с явным усилием произнес:

– Понятно. Когда в газетах появится объявление?

– Никогда, – ответила Софи. – Не делайте такое трагическое лицо, мой дорогой Чарлбери! Уверяю вас, это совершенно излишне. Бедная Сеси только что обнаружила, как жестоко ошибалась в своих чувствах все это время.

Он повернул голову и метнул на нее быстрый взгляд.

– Это действительно так? Софи, не шутите со мной! Признаюсь, я думал… надеялся… Тогда я должен попытать счастья вновь, пока не стало слишком поздно!

– Чарлбери, вы производите впечатление разумного человека, а говорите такие глупости! – сообщила ему Софи. – И каким же, по-вашему, будет ее ответ в нынешних обстоятельствах?

– Но если она больше не любит Фэнхоупа… Если жалеет о том, что оттолкнула меня…

– Жалеет, естественно, но это одна из тех вещей, которые кажутся простыми только на первый взгляд. Подумайте немного! Если бы все было наоборот – вы были бы нищим поэтом, а Огастес – состоятельным джентльменом, – возможно, вам бы и удалось заставить ее выслушать вас. Но только не сейчас! Ведь тут ее поэт, которого она вопреки воле семьи объявила своим будущим мужем… Кстати, признайте, что он хранил ей верность!

– Он! Я очень удивлюсь, если узнаю, что он способен думать о чем-либо еще, помимо своих виршей!

– Не способен, разумеется, но вы ведь не ожидаете, что моя кузина с легкостью в это поверит! С тех пор как я приехала в Англию, он не отходит от нее ни на шаг, презрев всех остальных женщин, а это, чтоб вы знали, выглядит в глазах общества чрезвычайно пылкой привязанностью! Вы, мой бедный Чарлбери, рассуждаете с позиции человека знатного и состоятельного! Но какой же бессердечной должна быть Сесилия, чтобы дать отставку своему поэту и выйти за вас! Можете не сомневаться, это обстоятельство прямо-таки угнетает ее! У нее очень ранимая душа, и без веских оснований она не причинит боль тому, кто, по ее мнению, любит ее всем сердцем. Нам остается только одно: дать ей эти основания.

Он знал ее достаточно хорошо, чтобы его охватили дурные предчувствия.

– Ради всего святого, Софи, что вы намерены предпринять?

– Как что? Показать ей, что именно вы достойны жалости, что же еще?

Дурные предчувствия сменились настоящей тревогой.

– Господи милосердный! Каким же образом?

Она рассмеялась.

– Полагаю, вам лучше этого не знать, Чарлбери!

– Софи, послушайте меня!

– С чего бы вдруг? Все равно вы не сможете сказать ничего, относящегося к делу, да к тому же мы приехали, так что затевать новую дискуссию нам просто некогда! Пожалуйста, верьте мне по-прежнему!

Коляска уже подъехала к ступенькам, ведущим к двери дома маркизы.

– Господь свидетель, я не доверяю вам и никогда не доверял! – возразил он.

Они застали маркизу одну и, что было совсем уж удивительно, бодрствующую. Она тепло, но с некоторой сдержанностью обняла Софи и вскоре рассказала им, что всего два дня назад вернулась из Брайтона, где провела целых две недели.

– Брайтон! – воскликнула Софи. – Вы ничего мне об этом не говорили, Санчия! Что же подвигло вас на столь неожиданное путешествие?

– Но, Софи, как я могла предупредить тебя об этом, если ты заперлась в комнате с больной и даже перестала навещать меня? – пожаловалась маркиза. – А постоянно сидеть на одном месте – majadero[94]94
  Здесь: глупость несусветная (исп.).


[Закрыть]!

– Согласна с вами, но вы ведь намеревались вести жизнь затворницы до возвращения сэра Горация. Надеюсь, он прислал весточку…

– Нет, уверяю тебя! Ни единого слова!

– Вот как! – растерянно пробормотала Софи. – Что ж, его поездка оказалась весьма удачной, и, полагаю, он присоединится к нам со дня на день. В это время погода должна быть благоприятной. Герцог Йорк остановился у своего брата?

Маркиза широко распахнула свои сонные глаза.

– Откуда мне знать, Софи? Они так похожи друг на друга, эти принцы: толстые и… как это по-английски? – embotado[95]95
  Здесь: тупой (исп.).


[Закрыть]!

Софи пришлось удовлетвориться и этим. Когда они направились домой, ее спутник с любопытством спросил:

– Отчего вы так расстроились, Софи? Разве маркиза не должна была последовать за всеми остальными светскими щеголями в Брайтон?

Она вздохнула.

– Только если там не было сэра Винсента Талгарта. Вот чего я боюсь. Я еще никогда не видела ее такой оживленной!

– Какая досада! Она буквально покорила меня, когда уснула прямо на моих глазах!

Она рассмеялась и больше не проронила ни слова, пока они не вернулись на Беркли-сквер, где ее в весьма дурном расположении духа поджидал мистер Ривенхолл. Ее настроение моментально улучшилось, и в ответ на его вопрос она с готовностью сообщила, где была.

– Вы ездили туда не одна!

– Нет, конечно: Чарлбери отвез меня.

– Понятно! Сначала весь город судачит о вас и Талгарте, а теперь еще и Чарлбери! Превосходно!

– Я не совсем понимаю вас, – с самым невинным видом ответила Софи. – Я полагала, что вы были настроены против сэра Винсента из‑за его репутации повесы и распутника. Но у вас нет оснований подозревать в этом Чарлбери! Ведь одно время вы даже хотели выдать за него свою сестру.

– Еще больше мне хочется, чтобы моя кузина не заработала себе репутацию фривольной и легкомысленной особы!

– Почему это? – поинтересовалась Софи, глядя ему прямо в глаза. Он не ответил, и спустя несколько мгновений она снова спросила: – Чарльз, какое право вы имеете осуждать меня за то, что я делаю?

– Если вам изменило чувство меры…

– Какое право, Чарльз?

– Никакого! – ответил он. – Можете поступать, как вам вздумается! Меня это не касается! Эверард станет для вас легкой добычей! Не думал, что он настолько непостоянен. Вот только постарайтесь не отпугнуть своего второго кавалера, слишком уж усердно флиртуя с первым, – потому что именно этим вы и занимаетесь!

– Бромфорда? Нет, это было бы просто ужасно! Вы совершенно правы, советуя мне быть осторожной! Чарлбери живет в постоянном страхе, что он вызовет его на дуэль.

– Мне следовало бы знать, что я встречу в вас лишь легкомыслие и насмешки!

– Со своими абсурдными упреками вам трудно рассчитывать на что-либо иное.

– Софи! – он шагнул было к ней, протягивая руку, но тут же опустил ее снова. – Как бы мне хотелось, чтобы вы никогда не приезжали к нам! – сказал он и отвернулся, облокотившись на каминную полку и глядя в холодный пустой камин.

– Это невежливо с вашей стороны, Чарльз.

Он промолчал.

– Что ж, надеюсь, скоро вы от меня избавитесь. Сэр Гораций должен прибыть сюда со дня на день. Так что можете радоваться!

– Я буду очень рад.

Эти слова прозвучали едва слышно, он не поднял головы и не сделал попытки удержать ее, когда она вышла из комнаты.

Разговор состоялся в библиотеке. Софи вышла в коридор как раз в тот момент, когда Дассет распахнул дверь, впуская мистера Уичболда, который выглядел очень элегантно в пальто для верховой езды с множеством пелерин, сверкающих ботфортах и с огромной бутоньеркой в петлице. Он уже собрался положить свою касторовую шляпу с высокой тульей на мраморный столик, но, завидев Софи, вновь взял ее в руки и отвесил ей изящный поклон.

– Мисс Стэнтон-Лейси! Ваш покорный слуга, сударыня!

Она удивилась, увидев его, потому что он несколько недель отсутствовал в городе. Пожимая ему руку, она сказала:

– Какой приятный сюрприз! Я не знала, что вы в Лондоне! Как поживаете?

– Я только сегодня приехал, сударыня. Услышал о ваших бедах от Чарлбери и потрясен до глубины души! Сразу же прибыл справиться о здоровье вашей кузины!

– Как это на вас похоже! Благодарю, Амабель уже почти совсем выздоровела, хотя очень исхудала, бедная малютка, и до сих пор такая вялая! Вы – тот, кто мне нужен! Вы приехали с кучером или сами? Хотите немедленно увидеться с моим кузеном, или, быть может, сначала прокатите меня по Парку?

Он сам управлял своим фаэтоном, и на ее вопрос мог быть только один ответ. С чрезвычайной галантностью он поклонился и вместе с Софи вышел из дома, сочтя при этом своим долгом предупредить ее, что в такое время года в Парке можно встретить только мещан.

– Сэр, что прикажете передать мистеру Ривенхоллу? – осведомился Дассет, вперив неодобрительный взгляд в точку над левым плечом мистера Уичболда.

– Передайте ему, что я заходил и очень сожалею о том, что не застал его дома! – ответил мистер Уичболд с беззаботностью, которую дворецкий счел оскорбительной.

– Вы уже ездили в своем фаэтоне, сударыня? – поинтересовался мистер Уичболд, помогая Софи подняться в экипаж. – Как ведут себя ваши гнедые?

– Очень хорошо. Сегодня я на них не выезжала, но Чарлбери возил меня в Мертон.

– О! Вот как! – только и сказал он, а потом деликатно откашлялся, украдкой взглянув на нее.

– Да, я становлюсь для города притчей во языцех! – жизнерадостно сообщила ему Софи. – А кто просветил вас на мой счет? Мой заклятый враг?

Он тронул лошадей с места и угрюмо кивнул:

– Наткнулся на нее на Бонд-стрит, когда направлялся сюда. Решил, что должен остановиться. Она сняла траур!

– И намерена женить на себе Чарльза в следующем месяце! – сказала Софи, которая чувствовала себя в обществе мистера Уичболда легко и непринужденно и потому избегала особых церемоний.

– Она мне так и сказала, – с каким-то мрачным удовлетворением подтвердил он.

– Да, мы с вами тоже говорили об этом, и я упоминала, что мне могут понадобиться ваши услуги. Вы задержитесь в городе на какое-то время или собираетесь сразу же уехать?

– На следующей неделе. Понимаете, сударыня, ведь уже ничего не поделаешь! Очень жаль, но так оно и есть.

– Посмотрим. Как по-вашему, что будет, если в один прекрасный день вы скажете Чарльзу, что видели, будто я уезжаю с Чарлбери в почтовом дилижансе, запряженном четверкой лошадей?

– Он отправит меня в нокаут, – не раздумывая, ответил мистер Уичболд. – Причем я не стану его винить!

– Вот как! – растерянно пробормотала Софи. – Мне бы не хотелось, чтобы вы пострадали. Но если это будет правдой?

– Он мне не поверит. Вам незачем уезжать с Чарлбери. Он не из тех, кто пускается на такие авантюры.

– Знаю, но всякое может случиться. Однако он ведь не станет отправлять вас в нокаут, если вы всего лишь поинтересуетесь у него, почему я уехала из города в сопровождении одного лишь Чарлбери, не так ли?

По некотором размышлении мистер Уичболд признал, что в этом случае нокаута ему, пожалуй, удастся избежать.

– А вы готовы сделать это? – спросила у него Софи. – Если я пришлю вам записку, вы сможете сделать так, чтобы Чарльз узнал о ней? Разве он не бывает в «Уайтсе» после обеда?

– Да, обычно его можно застать там, но я бы не сказал, что всегда, – с опаской ответил мистер Уичболд. – Кроме того, я ведь не увижу, как вы уезжаете!

– Можете и увидеть, если дадите себе труд прогуляться до площади Беркли-сквер! – возразила она. – Если вы получите от меня записку, то будете знать, что это правда, и можете сообщить об этом Чарльзу с чистой совестью. А я постараюсь, чтобы он тоже узнал о моем отъезде, когда вернется домой, но иногда он не приходит к ужину. А это погубит всё! Нет, не так! Не всё, пожалуй, но я при любой возможности предпочитаю убивать одним выстрелом двух зайцев!

На сей раз мистер Уичболд умолк надолго. Тщательно обдумав все последствия того, о чем говорила ему Софи, он вдруг сказал:

– Знаете, что я думаю?

– Нет. Скажите!

– Мне бы не хотелось вмешиваться в это дело! – заявил он. – Я не могу назвать Чарлбери своим другом. Вполне возможно, что он славный малый и все такое, но мы с ним редко сталкиваемся.

– И все-таки что вы об этом думаете? – настаивала Софи, которую раздражала его нерешительность.

– Думаю, что Чарльз запросто может вызвать его на дуэль, – сказал мистер Уичболд. – И вызовет обязательно, если подумать! Дьявольски меткий стрелок наш Чарльз! Думаю, что должен предостеречь вас! – извиняющимся тоном добавил он.

– Вы правы, и я очень признательна вам за то, что предупредили меня о такой возможности! – тепло сказала Софи. – Меньше всего мне бы хотелось подвергать Чарлбери ненужной опасности! Но, если хотите знать, в этом не будет ни малейшей нужды.

– Отлично! – с облегчением воскликнул мистер Уичболд. – Смею надеяться, Чарльз ограничится тем, что уронит его на пол несколько раз! Пустит ему кровь, я хотел сказать!

– Устроит кулачный бой? О нет, это вряд ли!

– Почему же? Запросто! – без колебаний ответил мистер Уичболд. – Когда я видел Чарльза в последний раз, то он был настолько зол на Чарлбери, что пригрозил как-нибудь угостить его славным апперкотом! Дьявольски ловко владеет кулаками наш Чарльз! Я, конечно, не знаю, насколько хорош Чарлбери, но не думаю, что он сможет устоять перед ним. – Помолчав немного, уже с куда меньшим энтузиазмом мистер Уичболд добавил: – Он самый умелый боксер-любитель из всех, кого я видел! Безукоризненная техника и умение держать удар! Никаких там уходов и уклонов! Всегда лезет напролом и очень редко промахивается! – Внезапно он спохватился и рассыпался в извинениях.

– Да, но не думаю, что стоит беспокоиться на этот счет! – сказал Софи, озабоченно нахмурившись. – Мне нужно хорошенько подумать, потому что так не годится. Если я заставлю Чарльза разозлиться, что, честно говоря, я и намерена сделать…

– Это будет нетрудно, – ободряюще заметил мистер Уичболд. – У него прямо-таки бешеный нрав! Он всегда был таким!

Софи задумчиво кивнула.

– Не сомневаюсь, он лишь обрадуется поводу избить кого-нибудь. Но я непременно придумаю, как не позволить ему причинить Чарлбери ни малейшего вреда! – Она глубоко вздохнула. – Капелька решимости – вот что нам нужно! – заявила она. – Никогда не следует уклоняться от выполнения неприятной миссии, если есть возможность добиться нужного результата! Мистер Уичболд, я весьма вам признательна! Теперь я точно знаю, что должна сделать, и ничуть не удивлюсь, если мне удастся решить обе задачи к всеобщему удовлетворению!

Глава 16

Мисс Рекстон, узнав о том, что Чарльз дал согласие на брак своей сестры с мистером Фэнхоупом, пришла в такой ужас, что не смогла удержаться от упрека. Со свойственным ей здравомыслием она указала ему на негативные последствия такого союза, умоляя его хорошенько подумать, прежде чем потакать Сесилии в ее глупости. Он молча выслушал ее, но когда она исчерпала все доводы, заявил напрямик:

– Я дал слово. Не могу не согласиться с большей частью того, что ты сказала. Мне не нравится ее жених, но я не желаю навязывать сестре брак, которому она противится. Я полагал, что вскоре она избавится от того, что я считал простой влюбленностью. Но этого не случилось. Я вынужден признать, что чувства ее сильны и искренни, и руководствуется она отнюдь не мимолетной блажью.

Мисс Рекстон выразительно приподняла брови, и на лице у нее отобразилось отвращение.

– Мой дорогой Чарльз! Это так на тебя не похоже! Впрочем, не нужно далеко ходить, чтобы понять, чье влияние заставляет тебя вести такие речи. Но, должна признать, я не ожидала услышать от тебя сантименты, столь разительно отличающиеся от твоих убеждений и, вынуждена добавить, принципов твоего воспитания.

– Вот как! Тебе придется объяснить подробнее, если хочешь, чтобы я понял, что ты имеешь в виду, Евгения, потому как сам я теряюсь в догадках!

Она мягко сказала:

– В этом нет необходимости! Мы с тобой часто беседовали об этом! Разве мы оба не согласны, что есть нечто неприличное и предосудительное в том, что дочь осмеливается противиться родительской воле?

– В общем, да.

– И в частности тоже, Чарльз, когда речь идет о замужестве. Именно родителям виднее, какой мужчина лучше всего подходит для нее. Есть нечто вульгарное и неприличное в том, что девушка влюбляется, как выражаются простолюдины. Нет сомнения, сия практика очень распространена у тех, кто не получил надлежащего воспитания, но я полагаю, что мужчина высокого рождения и строгих правил предпочтет видеть больше сдержанности в женщине, на которой хочет жениться. Поэтому фразы, которые ты используешь, – прости меня, дорогой Чарльз! – более уместны на сцене, нежели в гостиной твоей матери!

– В самом деле? – отозвался он. – Лучше скажи мне вот что, Евгения. Если бы я сделал тебе предложение, не заручившись согласием твоего отца, что бы ты мне ответила?

Она улыбнулась:

– Давай не будем говорить о подобных глупостях! Уж кто-кто, а ты никогда бы не сделал ничего подобного!

– И все-таки?

– Я бы отказала! – не моргнув глазом, ответила она.

– Премного благодарен! – саркастически заявил он.

– Так и должно быть, – сказала она. – Вряд ли ты пожелал бы, чтобы будущей леди Омберсли стала женщиной без чувства меры, лишенная дочернего послушания!

Чарльз взглянул на нее тяжелым и проницательным взглядом.

– Я начинаю понимать тебя, – сказал он.

– Я знаю, и это хорошо, потому что ты – здравомыслящий и рассудительный человек. Не стоит и говорить, что я отнюдь не сторонница брака, в котором отсутствует взаимное уважение. Он едва ли может стать удачным! Поэтому если Чарлбери неприятен Сесилии, то было бы неправильно принуждать ее выйти за него замуж.

– Как любезно с твоей стороны!

– Очень на это надеюсь, – серьезно ответила она. – Я не могу относиться к твоим сестрам по-другому, как и ко всей твоей семье! Одной из моих главных задач станет обеспечение их благополучия, и, уверяю тебя, я намерена этого добиться!

– Благодарю тебя, – бесцветным тоном откликнулся он.

Она стала теребить браслет на руке.

– Я знаю, ты пристрастно относишься к мисс Стэнтон-Лейси и многое готов ей простить, но, думаю, согласишься со мной в том, что влияние, которое она оказала на твою семью, трудно назвать благотворным. Смею надеяться, что без ее поддержки и одобрения Сесилия не вела бы себя так, как сейчас.

– Не знаю. Я в этом не уверен. Ты бы не стала говорить, что ее влияние было неблагоприятным, если бы видела, как она ухаживала за Амабель, поддерживая и мою мать, и Сесилию в трудную для них минуту! Этого я никогда не смогу забыть.

– От тебя никто и не требует ничего подобного. Ее поведением в крайне сложных обстоятельствах можно только восхищаться безо всяких оговорок.

– Кроме того, только ей я обязан тем, что мои отношения с Хьюбертом стали легкими и дружескими. И здесь она не сделала ничего плохого.

– Что ж, в этом вопросе мы с тобой расходимся во взглядах, не так ли? – корректно заметила она. – Но мне не хочется вновь спорить об этом! Я лишь надеюсь, что в будущем Хьюберт станет вести себя надлежащим образом.

– Я бы сказал, даже слишком надлежащим. Представляешь, он счел делом чести наверстать упущенное в учебе на каникулах! И сейчас сидит за книгами! – Чарльз внезапно рассмеялся. – Если столь добродетельное поведение не нагонит на него тоску, можно быть уверенным, что вскоре он опять попадет в какую-нибудь историю!

– Боюсь, ты прав, – серьезно отозвалась она. – В нем ощущается некая моральная неустойчивость, которая еще доставит тебе немало хлопот.

Он уставился на нее с таким видом, словно не верил своим ушам, но прежде чем успел что-либо ответить, Дассет ввел в комнату лорда Бромфорда. Чарльз сразу же пошел ему навстречу, пожал гостю руку с необычайной теплотой и сказал:

– Боюсь, вам не повезло: моя кузина отправилась на прогулку.

– Мне уже сообщили об этом, едва я вошел. Как поживаете, сударыня?.. Но я решил, что должен подняться наверх и поздравить вас со счастливым выздоровлением сестры, – ответил его светлость. – У меня была возможность побеседовать с нашим славным Бейли – прекрасный человек! – и он клятвенно уверил меня в том, что никакой опасности заражения больше нет.

Судя по тому, как искривились губы мистера Ривенхолла, он уже готов был отпустить язвительную реплику, и мисс Рекстон сочла нужным вмешаться.

– Вы тоже испытывали недомогание, дорогой лорд Бромфорд? Какая жалость! Надеюсь, ваша болезнь не была серьезной?

– Бейли не счел ее таковой. Он полагает, что нынешний сезон выдался исключительно нездоровым: погода стоит крайне неблагоприятная и, знаете ли, способна вызвать осложнения заболеваний горла, к которым я, увы, предрасположен. Нетрудно догадаться, что моя матушка пребывает в некотором беспокойстве, поскольку здоровье у меня хрупкое – было бы глупо отрицать очевидное! Оттого почти неделю я сидел взаперти в своей комнате.

Мистер Ривенхолл, привалившись плечом к каминной полке, сунул руки в карманы бриджей, и на лице у него появилось выражение человека, желающего позабавиться. Лорд Бромфорд не распознал опасных признаков, зато мисс Рекстон прекрасно все поняла, и ее охватили дурные предчувствия. Она вновь поспешно заговорила:

– Да, ангина в наши дни чрезвычайно распространена. Неудивительно, что леди Бромфорд так встревожилась. Я не сомневаюсь, что вам был обеспечен прекрасный уход!

– Да, – согласился он. – Хотя природа моего недомогания была не совсем такой… Короче говоря, даже моя матушка была тронута той заботой, которую мисс Стэнтон-Лейси выказала своей маленькой кузине! – Он поклонился мистеру Ривенхоллу, который любезно склонил голову в знак того, что принимает его учтивость, но благостную картину испортила мрачная усмешка, скользнувшая по его губам. – В этой связи мне на память пришли строки из «Мармиона»[96]96
  Роман в стихах Вальтера Скотта, написанный в 1808 году и прославивший шотландского поэта.


[Закрыть].

Мисс Рекстон, уже достаточно наслушавшаяся о подвигах Софи в комнате заболевшей девочки, была благодарна мистеру Ривенхоллу, который перебил его светлость:

– Да-да, мы прекрасно их помним!

Лорд Бромфорд, который уже начал было декламировать: «О женщина, в часы досуга…» – был несколько сбит с толку и растерялся, но быстро пришел в себя и провозгласил:

– Все сомнения, кои могли возникнуть в подлинной женственности характера мисс Стэнтон-Лейси, отныне и навсегда могут считаться безосновательными!

В это мгновение на пороге вновь появился Дассет и доложил, что экипаж леди Бринклоу ждет у дверей. Мисс Рекстон, которую мать высадила на Беркли-сквер, чтобы без помех отправиться по делам на Бонд-стрит, была вынуждена распрощаться. Лорд Бромфорд заявил, что поскольку ни леди Омберсли, ни ее племянницы нет дома, то он не станет злоупотреблять гостеприимством мистера Ривенхолла, так что через несколько минут тот смог, оставшись один, посмеяться от души. Лорду Бромфорду, пользовавшемуся особым расположением леди Бринклоу, предложили место в ландо, и весь недолгий путь до Брук-стрит он развлекал обеих дам описанием симптомов своего недавнего недомогания.

Мистер Ривенхолл, несмотря на свое решение держаться от кузины подальше, не смог устоять перед соблазном и пересказал ей эту сцену. Как он и ожидал, ее это очень развеселило, но внезапно она перестала смеяться и воскликнула:

– Как чудесно они с мисс Рекстон подходят друг другу! И почему я не подумала об этом раньше?

– Возможно, – ледяным тоном сообщил ей мистер Ривенхолл, – вы забыли о том, что мисс Рекстон обручена со мной?

– Не думаю, что причина заключалась именно в этом, – задумчиво сказала Софи и приподняла бровь, вопросительно глядя на него. – Обиделись, Чарльз?

– Да! – заявил мистер Ривенхолл.

– Ох, Чарльз, вы меня удивляете! – воскликнула она и рассмеялась своим неотразимым смехом. – Вы умудряетесь обманывать самого себя!

С этими слова она прибегла к маневру, именуемому стратегическим отступлением, а ему осталось лишь прожигать взглядом ни в чем не повинную дверь.

Затем он без обиняков заявил матери, что поведение Софи из безответственного стало попросту неприличным, но в полной мере осознал правоту собственных слов лишь два дня спустя. Приказав груму впрячь в тильбюри свое последнее приобретение – гнедого жеребца, он с ужасом узнал, что не далее как полчаса назад в его экипаже уехала мисс Стэнтон-Лейси.

– Она взяла мое тильбюри? – переспросил он, не веря своим ушам, и его голос зазвенел от сдерживаемой ярости. – С какой лошадью?

Грум съежился, стараясь стать как можно незаметнее.

– Она взяла молодого скакуна, сэр!

– Вы… запрягли… молодого скакуна для мисс Стэнтон-Лейси? – выделяя каждое слово, переспросил мистер Ривенхолл, и бедняга грум окончательно лишился дара речи.

– Мисс сказала… мисс была уверена… что вы не станете возражать, сэр! – запинаясь, пролепетал он. – Я сам видел, как она два раза управляла вашими чалыми, сэр, и поскольку у меня не было других распоряжений… а она сказала, что все в порядке… я подумал, что вы разрешили, сэр!

Мистер Ривенхолл несколькими язвительными фразами развеял эту иллюзию, после чего добавил еще кое-что, отчего несчастный грум окончательно утратил способность соображать. Не осмеливаясь сказать хоть что-либо в свое оправдание, он лишь молча ждал, пока гнев хозяина поутихнет и ему будет позволено удалиться от греха подальше. Но этого не случилось. Мистер Ривенхолл был строгим, но справедливым хозяином, и даже в гневе вынужден был отдать должное своей беспринципной кузине, которая в очередной раз с легкостью добилась своего. Он постарался взять себя в руки и коротко поинтересовался:

– Куда она направилась? В Ричмонд? Отвечайте!

Видя, что невольный виновник случившегося растерялся настолько, что не может вымолвить ни слова, личный грум лорда Омберсли почел за благо вмешаться:

– О нет, сэр! Ни в коем случае! Миледи и мисс Сесилия отправились в Ричмонд в ландо около часу назад! И мисс Амабель с ними!

Мистер Ривенхолл, прекрасно знавший о том, что они собирались навестить кузину, которая жила в Ричмонде, уставился на него, нахмурив брови. Согласно предварительной договоренности, Софи должна была поехать с ними, и он не мог взять в толк, что же заставило ее передумать. Но этот вопрос мог подождать. Молодой гнедой жеребец, которого она столь безрассудно велела запрячь в тильбюри, был горяч и упрям; он еще не привык к городскому движению и явно не подходил для того, чтобы им управляла молодая леди. Сам мистер Ривенхолл мог держать его в узде, но даже такой умелый наездник, как мистер Уичболд, говорил, что молодой жеребец способен доставить хлопот кому угодно. Мистер Ривенхолл, вспомнив несколько захватывающих фокусов, которые выкинул его гнедой конь, похолодел от страха. И страх усилил его гнев. Он всегда злился, когда его лошадей брали без спросу, но это не шло ни в какое сравнение с убийственной яростью, охватившей его сейчас. Софи повела себя непростительно – а он пребывал явно не в том настроении, чтобы задуматься над причинами несвойственного ей поступка, – и сейчас запросто могла лежать на булыжной мостовой со сломанной шеей.

– Оседлайте Громовержца и верховую кобылу бурой масти! – рявкнул он. – Да поживее!

Оба грума со всех ног бросились выполнять его распоряжение, на бегу обменявшись многозначительными взглядами. Ни один конюх на постоялом дворе, приученный менять упряжных лошадей за пятьдесят секунд, не смог бы управиться быстрее. И пока парочка помощников все еще стояла с раскрытыми ртами, глядя на непривычную суету, мистер Ривенхолл, за которым на почтительном расстоянии следовал его грум, уже быстро выехал со двора в направлении Парка.

Он все рассчитал правильно, но, к несчастью, наткнулся на свою кузину в тот самый момент, когда молодой гнедой жеребец, поначалу вставший в упряжке на дыбы при виде мальчишки с воздушным змеем, начал брыкаться, норовя задними копытами разнести в щепки переднюю часть тильбюри. Мистер Ривенхолл, почти убедивший себя в том, что сможет простить все, если только его кузина останется цела и невредима, обнаружил, как сильно ошибался. Бледный от ярости, он спешился, перекинул поводья через голову Громовержца, сунул их в руки груму, коротко приказав тому отвести коня домой, и прыгнул в тильбюри, завладев вожжами. Несколько мгновений он был занят тем, что сражался с упрямым жеребцом, и Софи представилась великолепная возможность оценить его мастерство. Она полагала, что неплохо справилась и сама, потому что, несмотря на свое горячее желание, молодой гнедой конь все-таки не понес, но сейчас поняла, что ей еще далеко до искусства, с которым мистер Ривенхолл укротил разгоряченного и полудикого жеребца. В ее планы не входило успокаивать своего кузена, но она не смогла удержаться и воскликнула:

– Вы просто превосходный наездник! До сегодняшнего дня я и не представляла себе, насколько!

– Я не нуждаюсь в ваших похвалах! – вспылил он, причем его раскрасневшееся лицо и срывающийся голос странным образом контрастировали со спокойными и уверенными движениями рук. – Как вы посмели? Как, я вас спрашиваю? Если бы вы свернули себе шею, то получили бы по заслугам! А то, что вы умудрились не сломать колени моему жеребцу, я считаю настоящим чудом!

– Фи! – только и сказала в ответ Софи, искупая свою предыдущую ошибку и этим восклицанием только подливая масла в огонь.

Результат превзошел все ее ожидания. Обратный путь на Беркли-сквер не занял у них много времени, но мистер Ривенхолл успел в самых недвусмысленных выражениях сообщить ей все, что о ней думает. Характер своей кузины он разнес в клочья; заклеймил позором ее манеры, моральные устои и воспитание; выразил сильнейшее желание проучить ее и в то же время пожалел мужчину, который окажется таким идиотом, что женится на ней. Завершил он свой гневный и впечатляющий спич словами о том, что с нетерпением ждет дня, когда она избавит его от своего присутствия.