Текст книги "Вспышка. Книга первая"

На пятой неделе съемок на площадке случился пожар, а на следующий день в лаборатории произошел несчастный случай, в результате которого оказались безнадежно испорчены пятнадцать минут отснятого фильма.

Но актеры остаются актерами – особой породой людей с повышенной способностью к выживанию. У них в ходу присказка: «Представление продолжается!». И оно продолжалось – и почти никто не жаловался. Все понимали – дело прежде всего. Актерская группа, набранная для «Анны Карениной», являла собой пример неунывающего творческого коллектива. Несмотря на дождь, болезни, несчастные случаи и происшествия – и даже смерть, – работа шла своим ходом. Сделанный этими людьми фильм станет одним из лучших, когда-либо выпущенных фабриками развлечений Голливуда.

Когда съемки были благополучно закончены, все без исключения почувствовали глубокое облегчение. В целом съемки заняли тринадцать недель – на шесть недель дольше первоначального графика. Актеры с других студий – Фэй Бэйнтер, Джанет Гейнор, Дороти Гиш, Фредерик Марч и Чарльз Лоутон – вернулись обратно; был распущен также и вспомогательный персонал. Тамаре предоставили обычный недельный отпуск, в виде передышки до съемок следующего фильма под названием «Избитая мелодия» – легковесного, энергичного фарса из жизни Манхэттена, построенного по принципу «комедии ошибок», где она играла сразу двух сестер-близнецов – непорочную Сабрину и повидавшую жизнь звезду мюзик-холла Симону, курившую сигареты «Примроуз» через длинный мундштук из слоновой кости. Партнерами Тамары были Билли Берк и, в очередной раз, Майлз Габриель.

После недели, проведенной на съемках «Избитой мелодии», она настолько отдалилась от «Анны Карениной», что ей начало казаться – такого фильма вообще не было. Теперь она самозабвенно отдавалась роли близнецов. Даже покидая вечером съемочную площадку, не выходила из созданных ею образов. Она потеряла всякое чувство времени – все, что с ней происходило, казалось, происходило не с ней, Тамарой, а с ее киноперсонажами. Однажды в понедельник, когда Луис сообщил ей, что они приглашены в следующее воскресенье на официальный ужин у Чиро, она не придала этому значения. Ужин – ну и что? Почему их не могут пригласить на ужин? Разве они не являются золотым семейным дуэтом Голливуда?

Ресторан и внутри, и снаружи был празднично украшен. К остановившемуся у тротуара «дюсенбергу» подошел дюжий негр-швейцар в полосатой джеллабе, открыл заднюю дверцу и, низко поклонившись, помог Тамаре выйти, пока шофер открывал дверцу со стороны, где сидел Луис. Луис присоединился к ней на тротуаре под куполообразным навесом, специально сооруженным для подобных случаев, и, улыбнувшись, поправил лацканы пиджака.

– Ты выглядишь, как всегда, потрясающе, – сказал он, беря ее под руку и ведя к двери.

– А что тут такое? – тихо спросила она. – Почему это швейцар одет так странно?

– Наверное, здесь сегодня какой-то тематический вечер. И навес, вероятно, тоже является его частью. – Он снова добродушно улыбнулся. – Не волнуйся, его наряд не идет ни в какое сравнение с твоим. Ты еще никогда не выглядела такой красивой. – Он комично высунул язык и задышал, как собака. – Давай устроим скандал на весь город. Разденься прямо здесь. Ты выглядишь так, что я готов съесть тебя прямо тут, при всех.

Прижав ко рту руку в перчатке, Тамара подавила приступ смеха. Сегодня она выглядела особенно ослепительно в блестящем серебристом узком платье, которое облегало ее тело, как вторая кожа. Плечи были обнажены, сзади вызывающе низкий вырез спускался до пояса. Боа из черно-бурой лисы длиной десять футов, в которое она завернулась, как в шаль, придавало ей царственный вид, в ушах сверкали и покачивались маленькие бриллиантовые сережки, которые Луис подарил ей на день рождения. Она выглядела настоящей кинозвездой, начиная от платиновых волос и кончая серебряными туфлями на высоких каблуках.

Не сводя глаз с Луиса, Тамара переступила порог ресторана, думая, что в своем прекрасно сшитом вечернем костюме он выглядит еще красивее, чем обычно. Ее охватили безмерная гордость и какой-то ревнивый собственнический инстинкт. «Как же мне повезло, – подумала она, – что он мой муж. На свете нет другой женщины, которой бы так дорожили».

Войдя в ресторан, она была снова поражена при виде красной фески с кисточкой на голове обычно надменного метрдотеля, но он, как обычно, приветствовал их с особым почтением, которое припасал для голливудской элиты.

– Мисс Тамара, мистер Зиолко, – пробормотал он, подобострастно кланяясь. Тамара ослепительно улыбнулась.

– Добрый вечер, Жак.

– Будьте добры, следуйте за мной… – Сделав жест рукой, метрдотель повел их к столику.

Но не прошли они и нескольких шагов, как Тамара остановилась как вкопанная.

Не веря своим глазам, она окинула взглядом мягко освещенный зал. Беседка у входа в ресторан, странное одеяние швейцара и феска на голове метрдотеля были лишь прелюдией к тому зрелищу, которое предстало перед ней. Как по мановению волшебной палочки весь ресторан чудеснейшим образом был превращен во дворец в каком-нибудь далеком оазисе на Ближнем Востоке – в волшебную великолепную страну, сошедшую со страниц «Тысячи и одной ночи».

– Боже мой, это… это похоже на гарем! – изумленно воскликнула Тамара. – Совсем как в фильме с Дугласом Фэрбенксом!

Луис лишь рассмеялся.

– Пошли, – сказал он, – метрдотель проводит нас к нашему столику.

Но стоило им двинуться с места, как раздались звуки невидимого оркестра и все сидящие за столиками зааплодировали.

Тамара была сбита с толку. Продолжая улыбаться, она незаметно ущипнула Луиса за руку.

– Тут что-то происходит, – не разжимая губ, проворчала она и пристально посмотрела на него, но больше ничего сказать не успела, потому что они подошли к столику, за которым сидел О.Т. Он был зажат между двумя совершенно одинаковыми девицами-близнецами с одинаково уложенными рыжими волосами, в одинаковых белых платьях с низкими вырезами и бретельками, расшитыми фальшивыми изумрудами. Тамара их прежде никогда не видела, но, судя по тому, как они висли на О.Т., у нее не было ни малейшего сомнения в том, что девицы были с ним близко знакомы. Она также отметила, что стол, рассчитанный на восьмерых, был сервирован всего на пять персон. Совершенно очевидно, это был стол для почетных гостей.

Она судорожно рылась в памяти. Что же здесь все-таки отмечают?

При их приближении Скольник поднялся на ноги и чмокнул Тамару в щеку, в то время как метрдотель отодвигал для нее стул.

– Ты просто сияешь, – с улыбкой произнес О.Т. – Я бы сказал, что брак идет тебе на пользу. Поздравляю тебя с первой годовщиной. – Затем он пожал руку Луиса.

Тамара открыла рот. Она была поражена.

– О Господи, сегодня наша годовщина, да? – с ужасом спросила она, ожидая подтверждения от Луиса. – Прости меня, дорогой, – быстро произнесла она, трогая его за руку. – Я была так поглощена работой, что… не может быть, чтобы уже прошел год… – Она состроила гримасу и просительно добавила: – Ты ведь простишь меня?

– Со временем, возможно, – ответил он, добродушно усмехаясь. – Но тебе придется как следует потрудиться, чтобы ублажить мои оскорбленные чувства. – Притворное сладострастие вспыхнуло в его глазах!

– Впервые вижу такое, – тоненьким голоском чирикала одна из близняшек. – Я думала, что это жены напоминают мужьям о таких вещах, как дни рождения и годовщины, а не наоборот.

– Тамара, позволь представить тебе близнецов Каран, – небрежно сказал О.Т., садясь. – Слева от меня Карла. А справа – Китти.

– О.Т., ты опять все перепутал, – недовольно надув губки, игриво сказала та, кого он назвал Китти. По ее выговору Тамара поняла, что она родом с северо-западного побережья – скорее всего, из Вашингтона или Орегона. – Это я Карла, а она – Китти.

– В любом случае, здравствуйте, – спокойно проговорила Тамара.

– А это, как вы, конечно, догадались, Луис Зиолко, супруг Тамары.

Луис поочередно низко склонился над рукой каждой из близняшек. Они захихикали, а Тамара при виде этого галантного жеста почувствовала ледяной укол глупой ревности.

Она подошла к столу и, опустившись на услужливо пододвинутый метрдотелем стул, улыбнулась сидящей рядом с ней близняшке.

– Вы не должны сердиться на меня, если я буду вас путать. Это просто поразительно. Вы совершенно одинаковые. – Она повернулась к мужу. – Не правда ли, Луис?

– Конечно, – согласился он, придвигаясь поближе. Почти сразу же подали бокалы с еще пузырящимся шампанским. О.Т. произнес тост.

– За долгую совместную жизнь.

– За это стоит выпить. – Тамара улыбнулась, и они с Луисом поцеловались.

Все чокнулись и выпили шампанского.

После ужина приглушили свет, и под громкие аплодисменты в зал вкатили тележку с четырехъярусным праздничным тортом, на самом верху которого ярко горел бенгальский огонь, с шипением осыпая все вокруг белыми искрами.

О.Т. встал и постучал вилкой по бокалу. Постепенно в зале наступила тишина.

Его твердый, сильный голос разнесся по всему залу:

– Я не стану произносить длинных речей, поскольку уверен в том, что вы все предпочитаете танцевать и беседовать друг с другом, а не слушать меня. Прошу вас, однако, потерпеть минуту. – Помолчав, он окинул взглядом сидящих. – Сегодня счастливый день для всей нашей кинематографической семьи. Всего за один год Тамара и Луис стали Первой Парой Голливуда, и я не знаю в зале ни одного человека, кто не желал бы им всего самого лучшего. Бог свидетель, лучше бы так и было. Я слишком много вложил в них обоих.

В ответ послышался смех и редкие аплодисменты.

Он торжественно поднял бокал.

– Итак, леди и джентльмены, предлагаю тост. За самого выдающегося режиссера и его жену, самую красивую женщину в мире. По случаю годовщины их свадьбы давайте выпьем за гордость «ИА» Тамару и Луиса Зиолко!

Послышались приветственные возгласы, крики: «Правильно! Правильно!», и все сидящие в зале знаменитости подняли бокалы.

О.Т. сделал знак Тамаре и Луису. Они встали и, держась за руки, как счастливые дети, улыбнулись собравшимся гостям. Первой заговорила Тамара, и ее голос ясно доносился до самых дальних столиков. Затем Луис сказал несколько слов, и они вместе церемонно отрезали кусок праздничного торта, после чего сели, предоставив официанткам возможность резать торт дальше.

О.Т. снова поднялся на ноги.

– По такому случаю предлагаю, чтобы танцы открыли Тамара и Луис. А я прошу оставить мне второй танец, – добавил он, с улыбкой глядя на Тамару. – Даже главе студии не каждый день выпадает возможность потанцевать со своей любимой звездой.

Сияя от счастья, Тамара вышла вслед за Луисом на отведенную для танцев площадку и грациозно закружилась в его объятиях. Верный своему слову, О.Т. пригласил ее на второй танец. Музыка была медленной, и Тамара подозревала, что об этом позаботился О.Т. Когда он притянул ее к себе, она почувствовала, как от прикосновения его пальцев к ее голой спине тело стало неподатливым, и попыталась сохранить дистанцию между ними. Этот танец я должна была танцевать с Луисом, невольно мелькнула у нее мысль.

– Ты очень напряжена, – укоризненно прошептал О.Т. ей на ухо. – Ты же знаешь, я не кусаюсь. Тебе незачем отодвигаться от меня так далеко.

После этого упрека она несколько сократила дистанцию между ними, осознав, как сильно изменилась за прошедший год. Она больше не была молодой и неопытной – невинной девушкой в океане искушенных людей. Год, проведенный в Голливуде с его вечеринками и скрытой от постороннего взгляда жизнью, научил ее большему, чем ей бы этого хотелось. Она узнала, что молодость и красота были не только товаром, пользующимся спросом лишь на экране, но и пробуждали в мужчинах самое худшее. Одни ограничивались безобидным флиртом, другие старались дотронуться до нее или прижаться к ней. Изредка к Тамаре открыто приставали мужчины, жаждущие переспать с ней. О.Т., надо отдать ему должное, всегда вел себя в этом отношении безукоризненно, но она и не давала ему ни малейшего повода вести себя по-другому и не собиралась поощрять его сейчас.

– Тамара, ты снова отодвигаешься от меня, – сказал Скольник.

– Это потому, что ты слишком прижимаешься ко мне.

– Ты говоришь так, как будто я к тебе пристаю.

Она вздернула подбородок.

– А разве нет, О.Т.?

Он укоризненно прищелкнул языком.

– Какие у тебя неприличные мысли.

– А ты ведешь себя, как грязный старик.

– Мне нравится думать, что в жизни нет ничего недостижимого. Особенно это касается красивой, сексуальной женщины.

Она посмотрела ему в глаза.

– Зачем я тебе? У тебя ведь есть твои близняшки.

Он рассмеялся.

– Эти пустоголовые дурочки? Мне нужна ты.

– Я замужем, О.Т.

– Поверь мне, я помню об этом прискорбном факте.

– Не говори так! Разве ты забыл, что сегодня годовщина нашей свадьбы!

– Да, теперь я вижу, что под твоей красивой наружностью совсем нет сердца. Я помог создать красоту, на которую все смотрят снизу вверх, но забыл вложить в нее сердце.

– Ты говоришь обо мне, как о каком-то роботе.

– Это потому, что ты такая холодная и бесчувственная.

– Я просто верна своему мужу. Вот и все. Скольник ближе притянул ее к себе.

– Но ты не можешь не согласиться, что не вредно иногда и попробовать… – Он улыбнулся.

– Напротив. Я считаю это очень вредным. Он скорчил мину.

– Ну давай, – настаивал он. – Расслабься. Почувствуй, что ты живешь.

– То, что ты предлагаешь, не имеет ничего общего с тем, чтобы жить. Это самый обыкновенный обман.

– Ты лишь обманешь саму себя, если отвергнешь меня.

– Буду счастлива обмануть себя.

Невзирая на ее предупреждения, Тамара почувствовала, как его руки все крепче обнимают ее. Затем он прижался к ней бедрами, и на мгновение она ощутила его теплую твердую плоть. Его рука лежала на голой спине Тамары и круговым движением пальца поглаживала ее. Вопреки своему желанию она почувствовала, как затвердели соски и влажное тепло разлилось по бедрам.

Странное смятение отразилось в ее глазах, сердце сжалось. Тамара и хотела отпрянуть от него, и в то же время жаждала ощутить на себе его умелые прикосновения. Она встретилась с ним взглядом, и ей показалось, что его глаза светятся каким-то извращенным ликованием – оттого что он нажал на нужные кнопки.

Именно такой взгляд она видела тогда в Италии, когда он снял покрывало со стоящего перед ней зеркала. Она была творением его рук. Скольник считал ее порождением своего богатого воображения, предметом, в который он вдохнул жизнь. Она совершенно отчетливо поняла, что он считает ее своей Галатеей.

Охватившее Тамару смятение становилось все сильнее, ее все больше раздражали его непрекращающиеся ласки. Брюки с трудом скрывали его возбуждение, и на какое-то короткое мгновение ее охватила паника. А если кто-нибудь обратит внимание на поведение О.Т.?.. А что, если это будет Луи? Как она сможет объяснить ему, что она никак не поощряла О.Т.?

Она молча проклинала предательскую влагу между ног. Инстинктивная реакция ее собственного тела на его мужское прикосновение жгла ее, как пощечина. Что с ней происходит?

Его руки скользнули ниже, на ее ягодицы, она почувствовала, как его ладони накрыли обтянутые серебристой тканью половинки, а потом большой палец нажал на расщелину между ними.

Черт! Он и не думает останавливаться!

Ее раздражение переросло в яростный гнев. Очевидно, если просто не обращать на него внимание или пытаться дать ему мягкий отпор, это ни к чему не приведет. Здесь требуются гораздо более радикальные меры.

Продолжая сладко улыбаться, не разжимая губ и не пропуская ни такта, она ловко ударила коленом ему в пах.

Такого поворота событий Скольник никак не ожидал. Выкатив глаза, он с трудом удержался от крика. Лицо его побелело, как простыня, и на минуту на нем отразилось замешательство.

– Господи Ии-сусе! – только и мог вымолвить он, задыхаясь.

Тамара вдруг преисполнилась раскаяния.

– Прости меня, О.Т., но ты пробудил во мне такую страсть, что мое тело просто обезумело! – Она как клещами впилась в него своими покрытыми лаком ногтями. – Ты должен понять одну вещь, О.Т., – мягко сказала она, но голос ее звучал очень серьезно. – Я люблю своего мужа. Ничто на свете не сможет разлучить нас. Ничто и никто. Ни ты, ни кто-либо другой.

Он с уважением посмотрел на нее.

– Луис – счастливый человек.

– А я – счастливая женщина. И я никогда не забываю об этом, ни на минуту. – Она улыбнулась. – Что с тобой? Ты больше не хочешь танцевать?

– Черт бы тебя побрал, – проскрежетал Скольник. – Я теперь неделю буду разговаривать фальцетом.

Она высвободилась из его объятий и направилась обратно к столику.

Он смотрел ей вслед, горестно качая головой.

После шумной вечеринки очутиться в тихом доме было особенно приятно. За исключением холла, где горел свет, погруженный в темноту дом спал. Тамара сразу направилась было к винтовой лестнице, ведущей в комнаты, но Луис взял ее за руку и молча повел в гостиную. Отпустив руку жены, он начал, к ее удивлению, зажигать лампы.

Тамара увидела ее сразу, на стене над приставным столиком, купающуюся в круге света от лампы с открытым абажуром. Это была изысканная маленькая картина Матисса, написанная маслом, скорее намек на натюрморт, чем его изображение. Слезы заблестели у нее на глазах, она не могла вымолвить ни слова. Луис снова взял ее за руку и сжал своей теплой ладонью. Они долго стояли и смотрели на картину, не разжимая рук.

Наконец она взглянула на него своими блестящими от слез глазами.

– Тебе нравится? – нежно спросил он.

Тамара приподнялась на цыпочки и потерлась губами о его щеку.

– Очень, – хрипло прошептала она, проводя языком по его губам. – И еще больше мне нравишься ты. Сегодня был второй самый счастливый день в моей жизни.

– А какой был первый? Она улыбнулась.

– День, когда мы поженились.

– У нас еще будет много таких дней, – пообещал Луис.

И они действительно были. Она не знала, что он положил начало семейной традиции. Вторую годовщину свадьбы они отпразднуют в Хрустальном зале – главном зале отеля «Беверли-Хиллз», а потом Луис подарит ей большую картину Тулуз-Лотрека с изображением «Мулен Руж». После их третьей годовщины, которую они отмечали на лужайке перед домом О.Т., где по такому случаю были установлены шатры, Луис подарил ей поразительный, полный жизни пейзаж Ван Гога, который, казалось, светился странным внутренним светом.

Всякий раз при взгляде на эту картину Тамару охватывало чувство, что ее сознание смыкается с прекрасным безумием мастера, и она страстно хотела достичь такой же гениальности в своей профессии, какой Ван Гог достиг в живописи.

Но несмотря на то что каждый год ее коллекция пополнялась все более дорогими картинами, она по-прежнему больше всего любила маленькую картину Матисса – подарок на первую годовщину свадьбы. Она была самой первой, и потому самой дорогой.

«Анна Каренина», Тамара и Майлз Габриель были выдвинуты на соискание наград Академии.

Чтобы отметить ее выдвижение, Луис подарил Тамаре совершенно новенький белый «паккард» с откидным верхом, белыми шинами и красным капотом.

– Всякий раз, когда тебя станут выдвигать на «Оскара», я буду дарить тебе по белому автомобилю, – экспансивно заявил он. – А если ты выиграешь, мы повысим тебя до «роллса».

Но «Анна Каренина» ушла с пустыми руками. Столь тщательно задуманный план Скольника провалился. В тот год на экраны вышло много хороших фильмов, в которых снимались отличные актеры. «Оскара» за лучший фильм года получила картина «Гранд-отель», представленная кинокомпанией «МГМ»; Элен Хейз была названа лучшей актрисой года за свою первую роль в кино в фильме «Грех Мадлон Клод», а Фредрик Марч и Уоллес Бири вошли в историю, впервые поделив между собой звание лучшего актера года, первый за фильм «Доктор Джекиль и мистер Хайд», а второй за фильм «Чемпион». Уолт Дисней был удостоен специального приза за «Микки Мауса».

Оскар Скольник кипел от злости. Майлз страдал. Тамара, счастливая, уже оттого что была названа в числе претенденток, и в душе никогда не верившая, что у нее есть хоть малейший шанс выиграть, восприняла поражение с философским спокойствием. Ей было важно лишь то, что члены Академии сочли ее достойной награды и что «Анна Каренина» имела оглушительный успех как с художественной, так и с финансовой точек зрения. Сборы от нее были намного выше, чем от «Марии Антуанетты», хотя и ниже, чем от «Вертихвостки» – фильма, который по-прежнему твердо удерживал позицию самого кассового фильма современности. Тем не менее она была одной из самых ярких звезд в этом городе, битком набитом знаменитостями, что – по любым меркам – было совсем не мало. Снявшись всего в трех фильмах, Тамара стала одной из самых узнаваемых звезд в кинобизнесе. Ее фотографии печатались на обложках стольких журналов, что она частенько шутила: «Я могу оклеить этими обложками свою гостиную, и у меня еще останется на кабинет». Рекламный отдел «ИА» присылал столько посвященных ей вырезок, начиная от уважительных статей и кончая самым возмутительным вымыслом, что она была просто не в состоянии прочесть их все. Каждую неделю приходило по пять тысяч писем от обожающих ее зрителей. Она находилась на вершине национальной популярности. Платиновый цвет ее волос вошел в моду. Стоило ей изменить прическу, как это сразу становилось событием, и парикмахеры по всей стране были вынуждены копировать ее. В ней не осталось ничего скрытого от публики. «Как странно, – часто с недоумением думала она, – вознесясь на вершину успеха, я совсем не чувствую, что изменилась». Основные перемены в ее жизни были связаны с тем, что другие люди изменили свое отношение к ней, с ее финансовой независимостью, которая ей очень нравилась, и с теми отвратительными неудобствами, которые она так ненавидела. Где бы она ни была – дома или на киностудии, – она чувствовала себя, как какая-то коронованная особа или бесценное сокровище, ограждаемое от публики телохранителями и глухими воротами. Разнаряженная, увешанная драгоценностями сирена, которая одним своим появлением на публике могла вызвать массовую истерию, в силу обстоятельств превращалась в самую настоящую затворницу.

Если только ее присутствие не было совершенно необходимо, Тамара предпочитала держаться подальше от людей. Она должна была дважды подумать, прежде чем выйти из дома. Охотники за автографами, фотографы и почитатели подстерегали ее на каждом шагу. Даже ее дом не был пощажен: толпы любопытных, вытаращив глаза в надежде хоть мельком увидеть ее, беспрестанно сновали перед ним взад и вперед. Поклонники даже звонили в дверь, предлагая бесплатные услуги по дому – они готовы были делать что угодно, лишь бы быть поближе к своей любимой звезде. Слежка за Тамарой превратилась в национальное времяпрепровождение. Она стала суперзвездой прежде, чем появилось такое слово.

И все же было несколько простых удовольствий, которыми ей не пришлось жертвовать, и ничто не могло доставить ей большего наслаждения, чем проводить время в полной праздности. Она ревностно охраняла те немногие свободные часы, которые выпадали ей, и старалась проводить их либо в саду, либо у бассейна. Здесь она чувствовала себя в безопасности от протянутых к ней рук, вопящих ртов и любопытных глаз. Благодаря десятифутовой стене и двенадцатифутовой живой изгороди живописный сад дарил ей и уединение, и чувство защищенности. Она полюбила и свой большой беспорядочный дом, и просторную территорию вокруг него. Здесь она чувствовала себя защищенной. Здесь был ее дом.

Стены надежно отгораживали ее от окружающего мира.

Она бы с радостью провела тут всю жизнь.

В конце мая 1932 года в один из солнечных дней Луис преподнес ей сюрприз. Это был день, о котором мечтают все художники. Безоблачное голубое небо подернулось едва заметной дымкой, температура поднялась за тридцать градусов, сад пышно цвел. Бабочки бесшумно порхали среди дельфиниумов, пчелы, жужжа, перелетали с цветка на цветок в поисках драгоценного нектара, изредка мимо проносилась колибри, так быстро порхая своими крылышками, что их почти не было видно. Довольная, Тамара полулежала в плетеном кресле на своем излюбленном месте под джакарандой. Рядом с ней на плетеном столике стоял полупустой стакан с охлажденным чаем и запотевший стеклянный графин. Она наслаждалась бездельем, на ее губах играла улыбка. Тамара с головой ушла в чтение романа «Земля» Перл Бак, опубликованного еще год назад, до которого у нее только теперь дошли руки. Сегодня был изумительный день для чтения, и она в кои-то веки могла полностью расслабиться. По крайней мере, сегодня ей не о чем было беспокоиться. У бассейна, в тени парусинового с бахромой зонтика, сидела Инга и, сдвинув на нос бифокальные очки, что-то шила.

Переворачивая страницу, Тамара услышала быстрый стук каблуков по выложенной каменными плитами дорожке и поняла, что вернулся Луис, два с лишним часа назад отправившийся по какому-то таинственному делу.

– Я вернулся! – объявил он, нагибаясь, чтобы не задеть ветки джакаранды. Склонившись перед ней в низком поклоне, он эффектным жестом вынул из-за спины высокую лилию и церемонно протянул Тамаре. – Мадам? – торжественно произнес он.

Она взяла лилию и, глядя ему в глаза, вдохнула ее аромат. Интересно, что задумал ее красавец-муж? Глаза его сияли, на лице было написано неприкрытое возбуждение.

– Привет. – Улыбнулась Тамара, лениво помахав ему пальцами. Продолжая нюхать цветок, она окинула Луиса пленительным взглядом, известным тысячам кинозрителей. – Что происходит?

– Быстро переоденься, – требовательно произнес он, задыхаясь. – Мы едем на прогулку. Я хочу показать тебе один сюрприз.

– Луи! – протестующе воскликнула Тамара, закладывая книгу стеблем лилии и опуская ее на траву. – Здесь так покойно. Прислушайся. – Она помолчала. – Что ты слышишь? Птиц? Сверчков? Шелест листвы? – Тамара умоляюще взглянула на него блестящими глазами. – Пусть сюрприз подождет! – Она протянула ему руку.

Луис упрямо шагнул назад и, раздраженно сжав губы, сунул руки в карманы пиджака.

Она вздохнула и отвернулась. Ну вот, теперь он обиделся, хотя если кто и должен обижаться, так это она. Он знал, как много значили для нее покой и тишина. Только в эту пятницу Тамара закончила сниматься в «Избитой мелодии» и получила свою обычную неделю отдыха между съемками, но на этот раз неделя растянулась на роскошный, неслыханный отпуск в двадцать один изумительный день – вполне заслуженные каникулы, которые им с Луисом пришлось буквально выбивать. И именно теперь, когда она так мечтала отдохнуть дома и ни при каких обстоятельствах не появляться на людях, Луис хочет, чтобы она покинула свой оазис. Это было несправедливо.

– Луис, мне так хорошо, – попыталась объяснить она. – И Инге тоже. Почему бы тебе не переодеться и не присоединиться к нам? Ты же знаешь, я впервые за целый год села почитать книгу. По крайней мере, такую, которая не имеет отношения к кино.

– Это очень важно для меня, – мягко настаивал он. – Это что-то, что я сделал для… нас.

– Дорогой, прости меня, – покаянно сказала Тамара. – Ты, наверное, считаешь меня ужасной дрянью, и не без причины. Конечно, я с радостью пойду с тобой. – Она потянулась к нему и крепко сжала его руку. – Я должна радоваться любой возможности побыть с тобой. А куда мы поедем?

Он покачал головой.

– Не скажу.

– Потому что это сюрприз? – Она рассмеялась.

– Потому что это сюрприз, – согласился он.

И это действительно был сюрприз: двенадцать с половиной акров превосходной земли на холме, откуда открывался вид на Лос-Анджелес, длинный участок западного побережья и неровный силуэт гор Санта-Ана на востоке.

– Но… здесь же ничего нет! – изумилась Тамара, когда они выбрались из машины и начали продираться через высокую, заросшую репейником траву.

– В этом-то вся и прелесть, – возбужденно сказал Луис. – Разве ты не видишь? Это нетронутая земля. И она наша, мы можем сделать с ней все, что пожелаем. Здесь мы построим наш дом. – Его глаза возбужденно блестели. – Ты только подумай – это будет наш дом, а не просто какой-то дом, который прежде принадлежал кому-то. Он будет таким, каким мы захотим. Разве это не здорово?

Она огляделась по сторонам и кивнула. Они стояли на плоской вершине холма площадью в два акра, откуда начинался плавный спуск, который резко обрывался вниз у границы участка. Рядом виднелось пересохшее, заваленное камнями русло ручья, что говорило о сильном стоке воды в сезон дождей. Тамара вздрогнула, заметив выпрыгнувшего из кустов перепуганного зайца, который тут же ускакал прочь. Над ее головой кружила какая-то большая птица. На все триста шестьдесят градусов вокруг открывался совершенно невероятный вид. Куда ни посмотри, казалось, ты находишься в центре какой-то дикой местности – до самого горизонта не было видно ни одного строения, – и лишь раскинувшийся внизу Лос-Анджелес говорил о том, что вы не до конца расстались с цивилизацией. Это был лучший из двух миров, естественный и неиспорченный. Тамаре нравилось здесь все, кроме отсутствия деревьев.

– Сейчас угадаю, – лукаво сказала она, ковырнув валявшийся под ногами камешек. – Ты уже купил его? – Засунув руки в карманы брюк и наклонив голову вниз, она искоса посмотрела на Луиса. Теплый ветерок играл ее платиновыми локонами, выбившимися из-под берета.

– Угу. Договор у меня вот здесь. – Он одарил ее своей белозубой улыбкой и похлопал себя по нагрудному карману. – Подписано и скреплено печатью. Три недели переговоров, и я немного сбил цену, хотя, конечно, он все равно достался мне недешево из-за того, что у его владельцев не было нужды продавать его. Но он стоит каждого уплаченного пенни. Ты только посмотри, как он расположен. – Луис показал на раскинувшийся внизу Лос-Анджелес. – Если город и дальше будет так разрастаться, то и представить себе нельзя, сколько будет стоить этот участок в будущем. Вполне возможно, что через несколько лет мы не сможем купить его, даже если заплатим в двадцать раз больше. Вот увидишь, цены на недвижимость будут расти с головокружительной быстротой, ведь депрессия не вечна.

– Наверное, ты прав. – Тамара молча оглядела участок. – Строиться здесь будет не дешево, – размышляла она вслух. – Начинать придется с дороги вон от того поворота…

– Я знаю. И нам придется оградить наш участок стеной. Да и сам дом тоже обойдется недешево, но тебе он страшно понравится. Он уже сейчас на плане выглядит просто потрясающе.

– Что?! – Тамара резко повернулась к нему, ее глаза метали молнии. – Луи, ты хочешь сказать, что сделал проект дома, даже не посоветовавшись со мной?

– В общем, да, – поеживаясь, ответил он. – Я лучше всех знаю твои потребности и вкусы. И я также знаю, что нужно мне. Послушай, не надо огорчаться. Я знаю, что тебе нравится дом, который мы снимаем, но обещаю тебе, что этот тебе понравится намного больше. У тебя будет такой сад, который и не снился. По сравнению с ним Эдем и Висячие сады Семирамиды покажутся просто клочками земли, заросшими сорняками. – Он усмехнулся.