Текст книги "Вспышка. Книга первая"

Она изогнулась всем телом и вскрикнула. Так вот как это бывает. Обещание и страсть. Оборотная сторона смерти. То, для чего она была рождена. Ее собственные пальцы принялись как одержимые шарить внутри его пижамных брюк, и вскоре она обхватила руками его член. Казалось, от него исходит какая-то пульсирующая энергия. Тамара не могла поверить, каким огромным и твердым он казался на ощупь. Ей стало страшно, и в то же время она отчаянно желала его.

– Я хочу тебя, – прошептала она хриплым голосом. – Луи, я тебя хочу. Ты мне нужен. – И начала страстно целовать Луиса Зиолко, перемежая поцелуи негромкими стонами. – Пожалуйста, ты мне нужен. Господи, как ты мне нужен!

Он слегка отстранился и спустил с ее плеч халат, глядя, как ткань скользит вниз по гладкому телу. У него перехватило дыхание. Казалось, чья-то рука сдернула покрывало, открыв взгляду бесценное сокровище. Он и представить себе не мог, что она так прекрасна. Затвердевшие соски ее грудей были нежно-розовыми, как ягоды земляники, талия тонкой, а бедра – гораздо более крутыми, чем могло показаться, когда она была одета; сильные ляжки лоснились от влаги охватившего ее возбуждения.

Глаза Тамары горели желанием. У нее было лицо ангела и тело продажной женщины. И сейчас она была в его власти, отдавалась ему.

Глядя ей прямо в глаза, Луис выскользнул из пижамы и встал перед ней во весь рост. Теперь настала ее очередь затаить дыхание. Он выглядел, как греческий бог, а не просто человек из плоти и крови. Мощные плечи и руки, мускулистый живот. Поджарая и сильная фигура. Короткие вьющиеся волоски на груди и ногах слегка смягчали рельефную скульптурность его мышц.

Без всякого усилия он поднял Тамару и понес к кровати. Торжественным, почти ритуальным движением, опустил свою драгоценную ношу на край постели и склонился над ней. Широко раздвигая бедра, она смотрела в его глаза, нервно облизывая губы. Встав на колени, он почти благоговейно поцеловал ее лоно. Затем, распрямившись, лег на нее сверху и вошел в нее.

Из ее раскрытых губ вырвался беззвучный крик. Голова замоталась по подушке из стороны в сторону. Тамара закрыла глаза, и жаркое пламя экстаза охватило ее, разгораясь от каждого нового прикосновения.

Медленными движениями Луис входил в нее все глубже и глубже и вдруг встретил препятствие. Она жалобно вскрикнула.

Его глаза удивленно округлились.

– Почему ты не предупредила меня? – ласково прошептал он.

Еще крепче вцепившись пальцами в его плечи, Тамара посмотрела ему в глаза.

– Какое это имеет значение? – Голос ее слегка дрожал.

Вместо ответа он наклонился и стал целовать ее грудь, а затем одним грубым движением вошел в нее до конца. Боль калейдоскопом белых осколков рассыпалась по содрогнувшемуся телу. Внезапно вырвавшийся у нее крик перешел в стон по мере того, как он входил в нее глубже и глубже, пока их животы не соприкоснулись. Тамара почувствовала, как ее плоть сотрясают волны спазмов. Он медленно вышел из нее, только для того чтобы войти с новой силой. Она впилась ногтями в его ритмично раскачивающуюся спину, готовая снова закричать. Их тела, их пот – все стало единым целым. Она уже не была Тамарой, а он – Луисом. Вместе они превратились в монстра, изнывающего от похоти…

– Боже мой, – задыхаясь, восторженно произнесла Тамара. – Как мне было… хорошо. – Она повернулась на бок, чтобы видеть его лицо. – Всегда бывает так… хорошо?

– И даже лучше.

– Лучше?! О Господи!

Ее рука непроизвольно скользнула вниз. Там, внутри, где только что был он, ее плоть кололо мириадами восхитительных иголочек. Какие чудесные минуты она испытала! Никогда в прошлом она не могла даже представить такое неземное наслаждение.

Не отдавая себе отчета в том, что делает, Тамара раздвинула ноги и стала мастурбировать. Спустя минуту, тело ее изогнулось дугой от очередного оргазма.

Луис пододвинулся к ней.

– Ты прекрасна – прошептал он, перебирая ее влажные волосы.

Она улыбнулась и по-кошачьи мурлыкнула, поудобнее устраиваясь в его теплых объятиях. Только теперь она почувствовала себя настоящей женщиной, узнала, для чего ей дано тело.

Сегодня она разгадала тайну плотских страстей.

Этой ночью он помог ей избавиться от страхов.

Веки ее сомкнулись, и дыхание стало ровным. Приподнявшись на локте, Луис обвел глазами ее роскошное обнаженное тело. Осторожно вытащив из под нее покрывало, он накрыл ее им. Губы Тамары тронула легкая улыбка. Она крепко спала.

Любовь подарила Тамаре спокойный сладкий сон, но Луис так и не уснул. Ему не хотелось спать. Он провел ночь, глядя на спящую рядом с ним сирену, и сердце его переполнял восторг. Господи, как же она красива. Я хочу ее так, как никогда никого не хотел. Эта мысль молнией пронзила его. Секс всегда был для него мощным, чисто физическим актом, но в этот раз это было нечто большее. Значительно большее. С ним произошло то, чего никогда не случалось прежде, – он влюбился и, что самое удивительное, сердце его пело от радости. Он всегда считал, что никогда не встретит женщину, с которой захочет разделить свою жизнь, и вот она лежит рядом с ним, такая живая и такая прекрасная. Ах, какое изумительное тело, какое восхитительно красивое лицо. Это была ожившая светловолосая богиня, из тех, что можно увидеть только в кино. И, подобно тому, как это обычно происходило с фильмами, над которыми он работал и которыми проникался, поскольку вкладывал в них частицу своей жизни, Луис чувствовал себя в немалой степени ответственным за превращение Тамары во внушающую трепет, несравненную красавицу. Каким бы невероятным ему это до сих пор ни казалось, нашел ее именно он. И она была его сокровищем.

Осторожно, чтобы не разбудить, он наклонился к ней и нежно коснулся губами ее изумительно очерченных губ. Не просыпаясь, она улыбнулась и, что-то пробормотав во сне, теснее прижалась к нему.

– Только волшебство могло породить такое изысканное создание, – прошептал он. – Ты – моя. Только моя.

Как бы в ответ, она повернула голову и во сне опять улыбнулась ему, и ее разметавшиеся по подушке белокурые волосы напомнили ему когда-то виденное им свечение в океанских водах.

Как и все будущие невесты, Тамара ожидала знакомства со своей будущей свекровью с таким же страхом, с каким французские дворяне в восемнадцатом веке ожидали прибытия повозки, которая должна была отвезти их на гильотину. Не зная, чего можно ожидать от Зельды Зиолко, но опасаясь самого худшего и отдавая себе отчет в том, что первые впечатления обычно оказываются наиболее стойкими, а потому имеют чрезвычайное значение, она была полна решимости завоевать симпатии этой женщины, используя для этого все свое обаяние в образе «свойской» девчонки. А это было не такой уж простой задачей для женщины, чьи волосы окрашены в платиновый цвет оттенка взбитого сахара и которую уже успели провозгласить «самой красивой в мире». Впервые Тамара пожалела о том, что у нее такая необычная внешность. В конце концов, Зельда тоже была женщиной, да к тому же явно наслаждалась своим достаточно высоким положением матери «известного режиссера». Она вряд ли захочет терять свои лавры, а значит, Тамара должна быть готова к тому, что ее встретят с остро заточенным словесным топором. С помощью Инги она пыталась добиться как можно большего сходства с «совершенно земной девушкой, живущей по соседству». Перерыв в качестве первого шага весь свой новый гардероб – подарок «ИА», – она обнаружила, что среди этого моря экстравагантных нарядов из атласа, шифона и шелка всех расцветок, от яркой и белоснежной до пепельно-розовой, нет ничего, что соответствовало бы образу, который они пытались создать.

– Мне совершенно нечего надеть! – пожаловалась Тамара, отбрасывая одно платье за другим, и разочарованно топнула ножкой. – Ох, Инга, что мне делать?

– Не волнуйся, мы что-нибудь подберем, – спокойным взвешенным голосом заверила ее Инга. – У тебя впереди пять дней, не так ли?

– Наверное, ты права, – задумчиво ответила Тамара и, надавив руками на это море воздушных тканей, торопливо захлопнула дверь чулана. – И вообще, почему это все свекрови так славятся своей привередливостью? – хмуро спросила она.

– Потому что они любят своих сыновей, – мудро ответила Инга, вновь открывая дверь в чулан, чтобы высвободить кусок шифона, застрявший между дверцей и косяком. – На их месте я вела бы себя так же.

– Да, но ты ведь не людоед. И тебе нравится Луи.

– А кто сказал, что ты не понравишься его матери?

– На это надежды мало. – С мрачным видом Тамара плюхнулась на постель.

Инга присела рядом и тронула ее за руку.

– Скажи мне, почему ты так беспокоишься?

– Потому что… я люблю Луи. – Тамара посмотрела на свои тонкие дрожащие пальцы. – Я хочу, чтобы все было хорошо.

Инга ободряюще улыбнулась и прижала ее к себе.

– Так и будет, уверяю тебя. Успокойся.

– Как я могу успокоиться? – воскликнула Тамара. – Ты разве не видишь, как я нервничаю.

– Съешь сандвич.

– Я растолстею.

– Тогда подумай о чем-нибудь приятном. Если бы я была миссис Зиолко, то была бы счастлива, что мой сын женится на тебе.

– Но ты – не она, – заметила Тамара с присущим ей реализмом. – Она подумает, что я проститутка или еще что-нибудь похуже. Ты только посмотри на меня! Эти волосы! – Схватив клок волос, она с такой силой дернула его, что сморщилась от боли. – С экрана они смотрятся хорошо, но в обычной жизни я чувствую себя дешевкой!

– Хватит переживать. Постарайся на этой неделе высвободить час или два, и мы пробежимся с тобой по магазинам и зайдем куда-нибудь на ленч. Мы найдем тебе то, что нужно. Это будет здорово.

– Здорово! – Тамара скосила зеленые, бурлящие страстью глаза. – Ненавижу магазины, – пробормотала она.

– С каких это пор? – удивленно посмотрела на нее Инга. – Раньше тебе это нравилось.

– Да, нравилось, – тяжело вздохнув, согласилась Тамара, – но это было давно, когда я ходила по магазинам для своего удовольствия, а не для того, чтобы понравиться всей стране… или матери Луи!

– Да, это правда, – согласилась Инга. – Это правда.

В воскресенье, когда должен был состояться визит, Тамара наложила минимум макияжа, небрежно зачесала назад волосы и надела строгий узкий твидовый костюм с юбкой почти до щиколоток и зеленым жакетом красивого покроя, который они с Ингой выбирали вместе. Ее платиновые локоны совершенно не сочетались с твидовой материей костюма, однако Инга чудесным образом решила эту проблему, повязав Тамаре на шею шелковый шарф под цвет волос. Заслышав с улицы клаксон «дюсенберга», который нельзя было спутать ни с каким другим, Тамара подхватила тарелку с только что испеченным яблочным струделем – фирменным блюдом Инги, торопливо послала ей воздушный поцелуй, а свободной рукой нацепила на нос солнцезащитные очки.

– Нет, нет. Никаких очков, – сказала Инга, маша ей рукой. – Ты в них слишком похожа на кинозвезду.

Тамара бросила очки Инге и, поддавшись порыву, выдернула из стоящей на столике в прихожей вазы экстравагантный букет белых лилий. С длинных зеленых стеблей стекала вода.

– А это зачем? – спросила Инга.

– Подарю их миссис Зиолко, – ответила Тамара.

– Понесешь цветы женщине?

– А почему нет?

– Я думала, только мужчины дарят цветы, – заметила Инга.

– Я готова на все. – Улыбка на лице Тамары скорее напоминала гримасу.

Луис, как это бывало всегда, когда он навещал мать, отослал шофера и сам сидел за рулем своего огромного автомобиля. При виде этого Тамара почувствовала, как безысходный мрак, в котором она пребывала, несколько рассеялся, словно «дюсенберг» предвещал ей удачу. Ведь это на нем они ездили домой к Оскару Скольнику, где было решено, что она станет звездой. Почему бы ему и сейчас не принести ей удачу?

Положив свои дары на заднее сиденье, она села впереди рядом с Луисом. Он поцеловал ее, и они тронулись в путь.

По мере того как они приближались к тому району в Пасадене, где жила Зельда Зиолко, массивные, красивого вида особняки с роскошными лужайками сменялись маленькими тесными домиками, во всем похожими как две капли воды, за исключением цвета штукатурки. Несмотря на все ее попытки выглядеть как можно скромнее, Тамаре казалось, что она вырядилась слишком вызывающе. Она была бы намного увереннее в себе, попав в район многоэтажных домов или дорогих особняков, но эти одинаковые дома с низкими крышами, выстроившиеся по обеим сторонам улицы на крошечных коричневых пятачках размером с почтовую марку, подействовали на нее угнетающе. «Дюсенберг» привлекал ненужное внимание, как выброшенная морской волной на грязный берег дорогая вещь из далекой и богатой страны.

– Приехали, – объявил Луис, ставя автомобиль на обочину. – Вот и скромное жилище моей матери, – криво улыбнулся он.

Повернув голову в сторону маленького аккуратного домика, Тамара увидела, как в окне колыхнулась занавеска. Она быстро открыла пудреницу и поправила растрепавшиеся от ветра волосы. Луис вышел из машины, распахнул дверцу с ее стороны и помог выйти. Открыв заднюю дверь, Тамара взяла струдель и цветы и пошла вслед за ним по узкой бетонной дорожке.

Не успели они дойти до дома, как дверь распахнулась и из нее выскочила Зельда, протягивая им навстречу свои пухлые руки. Дело приняло трагикомический оборот, когда она бросилась навстречу Луису, передвигаясь что было сил на своих толстеньких ножках с распухшими лодыжками, – при этом ее вздымающаяся грудь далеко выдавалась вперед, как нос корабля, и каждый выдох был похож на звук, издаваемый гигантскими мехами.

– Луи! – закричала она. – Луи! Мой малыш!

В тот момент, когда Тамара готова была зажмуриться, чтобы не видеть, как она собьет Луиса с ног, Зельда резко остановилась, встала на цыпочки, запрокинула назад свою кудрявую голову и запечатлела на губах сына звонкий поцелуй.

– Привет, мама. – Он обнял ее и покорно поцеловал в накрашенную щеку.

– Привет, мама, – укоризненно сказала Зельда. – И это все, что ты можешь сказать? Разве так надо целовать свою мать? Этому тебя научили в твоем Голливуде?

«Ох, – подумала Тамара, стараясь успокоиться. – Да, мне будет нелегко». Она взглянула на Луиса, который, явно смущаясь, покорно поцеловал мать в губы.

– Так-то лучше, – сощурив глаза, сказала Зельда. – Я скучала по тебе, Луи. Тебе следовало бы почаще навещать свою бедную старую мать! – Она укоризненно погрозила ему пальцем. – Меня все спрашивают, когда приедет ваш непутевый сын. А что я им отвечу? Что я не знаю? Ты ставишь меня в дурацкое положение!

– Мама, – ласково перебил он ее, – я хочу представить тебе Тамару.

Тамара шагнула вперед и робко улыбнулась.

– Здравствуйте, миссис Зиолко, – мягко проговорила она. – Я счастлива наконец познакомиться с вами.

Зельда оценивающим взглядом окинула Тамару с головы до ног. С минуту она молчала.

– Ты очень хорошенькая… по-своему, – наконец объявила она ворчливым голосом, в котором слышались осуждающие нотки.

– Мама, – раздраженно сказал Луис, – разве так встречают будущую невестку?

– Разве? – подбоченясь, с вызовом проговорила Зельда, обращаясь к сыну. – Я сказала, что она хорошенькая. Теперь ты, наверное, собираешься заявить своей матери прямо в лицо, что та лжет?

Тамара увидела, как он, стиснув зубы, пытается сдержаться, и сердце ее заныло от жалости к нему. Не удивительно, что он редко навещает мать.

– Я привезла вам эти цветы, миссис Зиолко, – весело проговорила она, стараясь заполнить неприятную паузу, и протянула женщине букет.

– Лилии! – Зельда злобно посмотрела на цветы. – Да к тому же такой большой букет! Вам бы не следовало так бросаться деньгами. Моему Луи не нужна транжирка. – Она тряхнула букетом в сторону Тамары. – Хочешь, я научу тебя, как прятать деньги, чтобы в автобусе их у тебя не вытащили?

Тамара моргнула. Несмотря на легкую растерянность и смущение, она была полна решимости не дать сбить себя с толку.

– А этот яблочный струдель я сама помогала печь. – С улыбкой на лице она протянула женщине накрытую тарелку, как если бы вручала ей приз.

– Струдель! – презрительно фыркнула миссис Зиолко, ее глаза сверкнули ледяным блеском. – Если вы хотите струдель, советую вам попробовать мой. Он как раз сейчас печется в духовке. Я целых два часа делала тесто, у меня оно выходит замечательно, такое слоистое, что просто тает во рту. Все знают мои струдели. – Вздернув брови, Зельда Зиолко повернулась на каблуках и прошествовала в дом. – Ха! – донеслось до Тамары ее тихое ворчание. – Она привезла струдель. Струдель, надо же.

Луис виновато улыбнулся и, беспомощно пожав плечами, открыл перед Тамарой стеклянную дверь. Она весело улыбнулась ему, хотя ей было совсем не до смеха. Глаза ее были сердитыми, а в сердце клокотала ярость, но она сумела принять равнодушное выражение, чтобы не доставить этому чудовищу удовольствия увидеть себя расстроенной.

«Она самый настоящий дракон, – думала Тамара в отчаянии. – Бог мой, даже еще хуже, чем я могла предположить!»

Когда они закончили обедать, уже темнело. Неожиданно вскочив на ноги, Зельда включила небольшую люстру с дешевенькими хрустальными подвесками. Она вспыхнула слишком ярким, почти сюрреалистическим светом, и Тамара невольно зажмурилась, ослепленная шестью шестидесятиваттными лампочками.

– Луи, отправляйся в гостиную, – коротко приказала Зельда. – Послушай радио. Почитай воскресную газету. Тамара поможет мне убрать со стола.

Он обменялся взглядом с Тамарой. Глазами и улыбкой, в которых читалось безграничное терпение, она дала ему понять, что волноваться не о чем.

– Хорошо, – ответил Луис, комкая салфетку и поднимаясь на ноги. Подойдя к Тамаре, он поцеловал ее. Затем повернулся к Зельде. – Все было очень вкусно, мама.

– Если тебе так нравится, как я готовлю, мог бы почаще навещать свою бедную мать, – пожаловалась Зельда.

Он поцеловал ее в щеку и удалился.

Зельда закрыла за ним кухонную дверь, но тихие звуки музыки доносились до Тамары из гостиной. Она узнала эту симфонию. Малер. Траурная и гнетущая, эта музыка как нельзя лучше подходила этому унылому дому. Интересно, как вообще Луису удается заставить себя приезжать сюда, пусть даже так редко.

Зельда мыла посуду, а Тамара вытирала. Некоторое время они работали в неуютной тишине. Тамару не покидало ощущение, что она неспроста участвует в этом старом как мир женском занятии. Она ждала, зная, что в свое время Зельда сама расскажет ей все.

Долго ждать не пришлось.

– Значит, ты хочешь выйти замуж за моего Луи, – наконец произнесла Зельда и вздохнула. Было непонятно, что огорчает ее – предстоящая женитьба сына или пригоревшая миска, которую она скребла. – Разумеется, я хочу, чтобы мой сын женился. Я его мать и желаю ему самого лучшего. Какая мать не желает счастья своему сыну, спрашиваю я тебя?

Тамара молчала, догадываясь, что Зельде не нужен ее ответ.

– В конце концов, Луи уже тридцать лет. Пора ему подарить мне внуков. – Зельда искоса посмотрела на Тамару, и в ее остром, пронзительном взгляде явно читалось подозрение. – А ты любишь детей?

Такой неожиданный поворот удивил Тамару.

– Я… ах, да… конечно, – пробормотала она.

– Гм. – Зельда ополоснула миску горячей водой и протянула ее Тамаре. – Семья – это не только игра в дом и занятия любовью, – продолжала она, энергично моя стакан мыльной губкой. Затем ополоснула его и поднесла к свету, чтобы убедиться в том, что он чистый. – Семья означает домашний очаг, который надо беречь. Это призвание, и этому надо посвящать себя целиком. Луи сказал мне, что ты хочешь продолжать работать. Скажи, как ты собираешься создать очаг, иметь детей и одновременно сниматься в кино? – Она испытующе посмотрела на Тамару. – Наверное, тебе удается делать в три раза больше других?

Тамара чувствовала, что краснеет под этим немигающим взглядом, но упрямо вздернула подбородок.

– Мы с Луи любим друг друга, – парировала она с вызовом.

– Неужели? – Зельда не отводила взгляд. – Может быть, вы только думаете, что любите друг друга…

В глазах Тамары вспыхнула уверенность.

– Я знаю, что это так, – твердо сказала она.

– Ты так молода, – нетерпеливо прошипела Зельда. – Ответь мне, дитя, сколько тебе лет?

– Восемнадцать.

Глаза Зельды сверкнули.

– Всего восемнадцать! У-у-у! И уже все знает! – Она покачала головой и в молчаливой задумчивости вымыла несколько тарелок. Затем резко вынула руки из миски с водой и развернулась к Тамаре. – Оставь его в покое! – отрывисто потребовала Зельда. В ее глазах вспыхнул безумный огонь. – Луису только тридцать. Он уже был однажды женат. Не позволяй ему еще раз совершить ту же ошибку. Умоляю тебя – оставь его в покое!

Тамара была так поражена, что на мгновение потеряла дар речи.

Почувствовав близкую победу, Зельда придвинулась ближе. Бросив через плечо взгляд на дверь, чтобы убедиться в том, что Луис незаметно от нее не вошел в кухню, она заговорила с такой силой и яростью, что Тамаре пришлось отпрянуть от брызжущей слюной женщины.

– Я знаю, что тебе нужно! Ты такая же, как все девки, которые вешаются ему на шею. Луи – известный режиссер, и ты считаешь, что у него много денег. Ты думаешь, он сделает из тебя звезду! – Ее обезумевшие глаза горели праведным гневом.

– Это неправда! – с жаром прошептала Тамара. – Я люблю его! – У нее вдруг закружилась голова, и кухня медленно поплыла перед глазами. Ей пришлось ухватиться за стойку, чтобы не упасть.

– Тогда докажи мне это.

Тамара вытерла глаза.

– Каким образом? Отказавшись от него? – С ее губ сорвался короткий невеселый смешок, и она отвернулась в сторону.

Зельда помолчала.

– Нет, – сказала она наконец, беря ее за руку и поворачивая к себе лицом. – Есть другой способ.

Тамара вопросительно подняла брови.

– Подпиши документ, составленный моим адвокатом.

Тамара подозрительно посмотрела на Зельду.

– Какой документ?

– Своего рода брачный контракт, только не между Луи и тобой, а между тобой и мной. Он очень прост. В нем говорится, что, если вы по какой-либо причине разведетесь или если, Боже упаси, Луи умрет раньше тебя, ты отказываешься от всех прав на его собственность. По крайней мере, при моей жизни.

– Другими словами, вы хотите быть уверенной в том, что получите все… а я не получу ничего.

Зельда нахмурилась.

– Это не я сказала, а ты. Но думаю, в какой-то степени ты права. Тебе надо помнить только одно: подписав этот документ, ты докажешь мне, что выходишь замуж за Луи, а не за его деньги или влияние.

– А он об этом знает?

– Нет! – выразительно произнесла Зельда. – Он и не должен об этом знать. Зачем его волновать, правда?

Тамара недоверчиво смотрела на нее.

– Вы больны! – прошептала она.

– Неужели?

– Хотя, возможно, я ошибаюсь, и вы просто – хапуга. Вы пытаетесь шантажировать меня.

Глаза Зельды стали ледяными.

– Теперь я вижу, что зря старалась с этим контрактом. Я с самого начала раскусила тебя. Мне следовало это предвидеть.

Тамара изумленно спросила:

– Вы все это говорите серьезно, правда? Зельда решительно вздернула подбородок.

– Да. Контракт у меня под рукой. – Выдвинув ящик, она вынула из него документ на двух страницах, прищепленный к светло-голубому планшету, и протянула Тамаре.

Тамара медленно взяла его и принялась читать, проговаривая про себя каждое слово этого жестокого контракта. Он изобиловал всевозможными «ввиду того, что», «принимая во внимание тот факт, что», «в той мере, насколько», «в силу вышеизложенного» и так далее – всеми теми точными, лишенными эмоций юридическими терминами, которые позволяют сохранять благоразумную дистанцию между документом и теми эмоциями, которые лежат в его основе. Несмотря на необычный характер контракта, у нее не было ни малейшего сомнения в его абсолютной законности и юридической силе в суде. Зельда не производила впечатления женщины, которая могла допустить промах в такого рода делах.

Тамарин голос зазвучал слабо и напряженно:

– А если я не подпишу?

– Тогда я не дам Луи своего благословения на вашу свадьбу. Да, я знаю, что мой Луи очень упрям и все равно женится на тебе. Но как ты думаешь, долго ли продлится ваше счастье, если его родная мать отречется от него?

– Вы с самого начала все рассчитали, не так ли? – с горечью спросила Тамара. – Вы отправились к вашему адвокату, чтобы он заготовил это, – она потрясла документом, – даже не дожидаясь нашего знакомства. Вы заранее решили, что я вам не понравлюсь. – В ее глазах стояли слезы.

– При чем тут, нравишься ты мне или нет. Луи – мой единственный сын, и я намерена защищать его любой ценой. Я бы с радостью умерла, лишь бы не видеть, как какая-то женщина использует его в корыстных целях.

– Я тоже.

– Ну? – Зельда спокойно посмотрела на Тамару. – Ты подпишешь его, не так ли?

Призвав все свое достоинство, Тамара устало ответила:

– Да, я подпишу. И вы можете быть спокойны. – Волнение душило ее. – Я никогда ничего ему об этом не расскажу. Я не хочу, чтобы он знал, какая бессердечная у него мать. Ни один сын не заслуживает того, чтобы знать это.

На какой-то краткий миг ей показалось, что сердце Зельды смягчилось, но она быстро спохватилась и приняла прежний несгибаемый вид.

Она протянула Тамаре ручку. Тамара выхватила ее и поставила свою подпись.

– В трех экземплярах, – сказала Зельда, вынув еще два экземпляра договора.

– Вот. – Тамара бросила контракты на стол. – А сейчас прошу меня извинить, я думаю, Луису пора отвезти меня домой. – Ее голос дрожал от едва сдерживаемой ярости. – Благодарю вас за обед.

Она пошла к двери, изо всех сил стараясь держать себя в руках, и, отворив ее, направилась в гостиную. Симфония Малера звучала громче и трагичнее. Она напомнила Тамаре погребальную службу, невидимые инструменты низкими заунывными голосами отпевали покойника, и лишь одинокое сопрано, плача, возносилось вверх и вновь обрушивалось в пучину беспросветного мрака.

Бракосочетание Тамары, столь пышно рекламируемой восемнадцатилетней находки «ИА» и, если верить газетам, дочери прославленной русской актрисы и знатного князя, перемещенной беженки и несостоявшейся наследницы баснословного состояния, с Луисом Фредериком Зиолко состоялось на съемочной площадке фильма «Вертихвостка» на следующий день после того, как была отснята последняя сцена. Для Тамары свадьба превратилась не столько в церемонию обмена брачными обетами, сколько в зрелище сродни зоопарку. Из нее сделали общенациональный спектакль, некое событие королевского ранга, насколько это позволяла демократия. Это была скорее гражданская, чем церковная церемония, и если в ней и было что-то религиозное, так это помпа и великолепие, которыми были окружены голливудские идолы.

Оскар Скольник как истинный предприниматель, ни на минуту не забывавший о своей выгоде, обеими руками ухватился за возможность нажиться на том, что он счел самым лучшим рекламным трюком, который только можно было придумать. Вложив в церемонию пятьдесят тысяч и сияя, как будто выдавал собственную дочь, он благословил невесту в двенадцатом павильоне среди нетронутых массивных декораций «Вертихвостки», которые по этому случаю были украшены белоснежными цветами стоимостью в пятнадцать тысяч долларов.

Газеты сплетничали, что от Сан-Франциско на севере и до самой границы на юге не осталось ни одного белого цветка. Как и подобает настоящей княжне, Тамара, под непрестанные вспышки, щелканье затворов и жужжание кинокамер, вышла из великолепной, украшенной цветами кареты, запряженной шестеркой белых лошадей – недаром запасники «ИА» были битком набиты различным реквизитом, – в ослепительном кружевном платье с почти семиметровым шлейфом от Жан-Луи и бриллиантовой тиаре, взятой напрокат у Тиффани. Мальчики-пажи в средневековых туниках триумфальными звуками горна возвестили о ее прибытии. Шестнадцать подружек невесты, все – известные голливудские звезды, усыпали ее путь белыми орхидеями.

В качестве «нечто старого» у нее был драгоценный кружевной платок, который ей передала Грета Гарбо, «нечто нового» – подаренное ей Оскаром Скольником короткое жемчужное ожерелье, «взятого напрокат» – тиара от Тиффани, а «нечто голубого» – пояс с резинками – подарок от Мэй Уэст.

Обменивающаяся брачными обетами со своим чрезвычайно красивым мужем-режиссером, который надел ей на палец кольцо с бриллиантом в двадцать карат (также взятое напрокат), с небольшим букетом белых цветов в руках, Тамара мгновенно стала олицетворением совершенной невесты и навеки запечатлелась в сознании народа как видение в белом. Все газеты от одного побережья до другого поместили на первой странице фотографии Луиса, приподнимающего ее вуаль и целующего ее.

ВЕЛИЧЕСТВЕННАЯ КИНОЗВЕЗДА ТАМАРА ВЫХОДИТ ЗАМУЖ ЗА РЕЖИССЕРА.

СТРАНА ПОТРЯСЕНА СВАДЕБНОЙ ЦЕРЕМОНИЕЙ СТОИМОСТЬЮ В ПЯТЬДЕСЯТ ТЫСЯЧ ДОЛЛАРОВ. Празднование в Голливуде, в то время как тысячи людей не имеют крыши над головой.

В ГЛАЗАХ РУССКОЙ КНЯЖНЫ СИЯЮТ ЗВЕЗДЫ.

ТАМАРА: Я потеряла страну, но нашла супруга.

ИСТОРИЯ ТАМАРЫ: Звезда, которую называют «Ваша Светлость».

Среди сотен гостей, присутствовавших на церемонии, были как представители голливудской элиты, так и будущие кинозвезды.

Ради такого случая главы конкурирующих студий объявили перемирие и дружески беседовали, поднимая в честь невесты бокалы с фруктовым пуншем. Вместе с ними пришли разодетые в пух и прах продюсеры, режиссеры, известные и будущие звезды. Инга и Джуэл, шмыгая от счастья носами и то и дело поднося к глазам носовые платки, сидели в первом ряду. Зельду Зиолко можно было принять за кого угодно, только не за счастливую, гордую мать жениха. С ее точки зрения, этот брак, заключенный мировым судьей в присутствии сотен звезд и знаменитостей, соперничающих с женихом и невестой в знаках оказываемого им внимания, был насмешкой как над религией, так и над священными брачными обетами. В ее представлении этот обряд должен был совершаться раввином под хупой,[12]12
  Хупа – свадебный балдахин, под которым жених и невеста стоят во время бракосочетания. – Прим. ред.


[Закрыть] с кубком вина, зажженными свечами, криками: «Мазел тов!» и традиционными еврейскими танцами. Как ни льстило ей в глубине души присутствие стольких знаменитостей на свадьбе ее сына, этот рассчитанный на публику спектакль был для нее позором, который пришлось вытерпеть в нехарактерном для нее молчании – так она, по крайней мере, потом говорила в узком кругу знакомых.

Лили Понс, чей дебют состоялся в этом году, спела две арии; выступили также хор и оркестр из тридцати семи музыкантов, а когда стемнело, был устроен фейерверк. В каждой тысячной устрице из восьми тысяч, поданных на стол, оказалось по блестящей жемчужине – в качестве подарка от устроителей свадьбы. Огромная рекламная машина, благодаря которой слова «только что открытая русская княжна Тамара» вошли в обиход еще до начала съемок фильма «Вертихвостка», подняла ее на пьедестал, не дожидаясь монтажа фильма. Уставшая от депрессии публика верила всему. Нищета и отчаяние стали слишком широко распространенным явлением. Люди жаждали хоть мельком увидеть роскошь, и Тамара не разочаровала их. Если роскошь и блеск могли считаться будущим идеалом, Тамара стала его олицетворением.