Текст книги "Вспышка. Книга первая"

Скольник по-прежнему улыбался, хотя Тамара заметила, как заострились его скулы, и внезапно со страхом осознала, что на его лице появилось какое-то хищное выражение, напомнившее ей тигра, почувствовавшего запах крови. Она вдруг поняла, что перед ней человек, который всегда получает то, что хочет. Под красивой загорелой кожей скрывался стальной каркас. Колючий холодок страха пробежал по ее спине.

– Я знаю одного врача в Италии, – проговорил он, – это настоящий первооткрыватель, добившийся замечательных успехов в относительно новой области, которая называется пластической хирургией.

– Я никогда о ней не слышала.

– Не удивительно. Большинство врачей тоже ничего об этом не слышали.

– И этот врач… может изменить мой нос и глаза? – недоверчиво спросила она.

Он кивнул.

Отвернувшись от него, Тамара тупо уставилась на экран.

– Вы могли бы решиться на это?

В ее голосе прозвучало мучительное беспокойство.

– Я ведь даже не знаю, во что себя втягиваю! – Она напряженно прикусила губу и вновь повернулась к нему, ее сверкающие зеленые глаза метали искры. – Насколько я понимаю, это называется пластической хирургией потому, что предполагает хирургическое вмешательство?

Скольник без всякого выражения кивнул.

Тамара впилась зубами в свой указательный палец, чувствуя себя совершенно разбитой и напуганной. Хирургия. Одно это слово наполняло ее ужасом. Она никогда не слышала о том, чтобы здоровый человек согласился на операцию. И только для того, чтобы лучше выглядеть…

– Ваши контракты готовы, – как бы между прочим заметил Скольник и, помолчав, добавил: – Как вы смотрите на тысячу долларов в неделю в течение семи лет? Гарантированно. Выплаты начинаются с момента подписания контракта.

Она потеряла дар речи. Тысяча долларов в неделю! Это было неслыханно. Резко выпрямившись, Тамара в шоке мысленно подсчитывала астрономическую сумму. Бог мой, но ведь это…

Целое состояние.

Она почувствовала рези в животе.

Этого с лихвой хватит, чтобы навсегда обеспечить ее будущее. Но какой ценой?!

Хирургия.

Скольник терпеливо ждал.

Лишь изредка, когда он менял положение, скрип кожаного кресла напоминал ей о его присутствии.

Вскоре она вновь обрела дар речи. Ее тихий голос дрожал:

– Если я вас правильно поняла, все зависит от того, соглашусь ли я на операцию?

Скольник кивнул.

– Вы правильно поняли.

– Но откуда вы знаете, что операция будет успешной?

– Доктор Затопек прекрасно зарекомендовал себя. – Его лицо стало серьезным. – Я – живое доказательство этому.

– Вы?! – Она сдвинула брови. – Я вас не понимаю.

– Все очень просто. Я самолично испытывал все новые самолеты, разработанные в «Скольник авиэйшн», и много раз попадал в аварии. Один раз вообще едва остался жив. Вы бы видели меня до того, как меня заштопал доктор Затопек. Я был так страшен, что от меня дети в ужасе разбегались. – Он негромко хохотнул. – Как правило, доктор Затопек ограничивается жертвами аварий, но ради вас он сделает исключение. Вы не поверите, какой он замечательный мастер. А учитывая, что вы и сейчас почти само совершенство, я готов поспорить на что угодно, что вы станете самой красивой женщиной, которую когда-либо знал этот город. – На его обычно неулыбчивых губах заиграла широкая улыбка.

– Вы уже говорили с ним?

Скольник кивнул.

– Он согласен принять вас. Все устроено. Я узнал об этом вчера.

Неожиданно все встало на свои места. Она почувствовала раздражение.

– Значит, вот почему мне пришлось так долго ждать, чтобы вы показали мне пробы, – с горькой укоризной сказала Тамара. – Вы ждали от него известий?

– Виноват. – Он с каким-то новым уважением посмотрел на нее.

– Хорошо. – Она глубоко вздохнула и вцепилась дрожащими пальцами в подлокотник. – Но я хочу получить четыреста тысяч долларов в течение следующих сорока восьми месяцев. Гарантированно – независимо от того, удачно прошла операция или нет. – Она искоса взглянула на него.

Скольник непроницаемо посмотрел на нее и неторопливо раскурил трубку.

– Вы ставите мне тяжелые условия, молодая леди, – проговорил он. – Что заставляет вас думать, что вы стоите четыреста тысяч? – Голос его тонул в голубом облачке дыма.

Она негромко вздохнула.

– То же, что заставляет вас думать, что я стою триста шестьдесят четыре.

– Знаете, без операции вы не стоите и сотой доли этой суммы. Откуда такая жадность?

– Это не жадность, – отрезала она. – Я просто хочу чувствовать себя защищенной на тот случай…

– Если операция окажется неудачной, – закончил он за нее.

Она кивнула.

– Да, если после операции я стану еще хуже. Если это произойдет, любая карьера, на которую я могла бы рассчитывать, закончится, не начавшись.

– Справедливо. – Он в свою очередь кивнул головой. – Согласен. – Он сделал знак Кэрол Андерегг. – Кэрол, вы с Клодом должны позаботиться о временном гардеробе для Тамары, хорошо? Включая белую норковую шубу. Если эта леди собирается стать звездой, лучше ей начать привыкать к этой роли. Я хочу, чтобы у нее с самого начала были только первоклассные вещи. – Он вновь повернулся к Тамаре, которая вяло осела в кресле и выглядела совершенно выжатой. – Завтра в восемь утра приходите на киностудию подписывать контракт, – сказал он. – В девять в костюмерной с вас снимут мерки и подберут для вас все, что возможно. В одиннадцать шофер отвезет вас на первый прием к дантисту. Как только с зубами будет покончено, я позабочусь о том, чтобы вы с Луи улетели в Италию. На это уйдет, вероятно, пара недель.

– Улетели! Через пару недель! – выдохнула Тамара. – Но…

Скольник сделал небрежный жест.

– Не забывайте, в моем распоряжении целый воздушный флот. Зачем тратить время на поезда и пароходы, когда в этом нет никакой необходимости? В конце концов, время – деньги. Мои деньги.

Как в тумане, Тамара покачала головой, чувствуя себя совершенно разбитой. Она так долго ждала своего часа и вот теперь оказалась в самом эпицентре урагана.

– Завтра! – еле слышно прошептали ее губы. – Это должно начаться завтра?

Он снова пожал плечами.

– А почему нет? С восьми часов утра вы поступаете ко мне на службу, так почему бы нам не начать шевелиться? – Он откинулся на спинку кресла и усмехнулся, с довольным видом пыхтя трубкой.

– В таком случае мне пора, – сказала она, вставая на ноги. – Кажется, хороший сон мне не повредит.

– Идите и отоспитесь. Увидимся завтра. Луи отвезет вас домой.

В каком-то оцепенении Тамара кивнула головой, попрощалась с остальными гостями и нетвердой походкой вышла вслед за Зиолко. Колени у нее дрожали. Она чувствовала все, что угодно, только не возбуждение, ощущала страшную усталость во всем теле.

Тамара сжала губы. Мечтая об успехе, она и представить себе не могла ничего подобного. Она не понимала, почему чувствует себя такой несчастной. Возможно, потому, что только что заключила сделку с дьяволом.

Полтора месяца спустя «фиат-балилла», прорезая темноту желтыми фарами, взбирался по покрытому елями склону высоко в Итальянских Альпах. Снег захрустел под надетыми на шины цепями, когда шофер умело направил машину к освещенному подъезду четырехэтажной виллы и плавно остановился. Затем он выскочил наружу и открыл заднюю дверь.

Из автомобиля вышли Макс Фактор, гениальный визажист и косметолог, и Оскар Скольник. Мартовская прохлада и чистый, прозрачный горный воздух обострили все чувства Скольника. Даже в сумерках его глаза видели, как днем. Он вдохнул пьяняще свежий воздух. «Если и есть на свете места, где воздух обладает целебными свойствами, так это здесь», – подумал он. На его губах появилась усмешка, а в живых глазах горело явное возбуждение. Он казался более отдохнувшим, чем Макс Фактор. На любом другом отчетливо видна была бы усталость от поездки, но Оскар Скольник умел сохранять энергию.

Заслышав звук затормозившей машины, Луис Зиолко торопливо сбежал по каменным ступенькам виллы. Глубокая тень наполовину скрывала его лицо. Толстое, из грубого сукна, пальто и шарф надежно защищали его от альпийского холода. В ожидании этой минуты он беспокойно рыскал по фойе.

– Хорошо добрались? – спокойно приветствовал он их, при этом изо рта у него вырвалось целое облако пара. – Комната и горячая ванна ждут вас. – У него было осунувшееся лицо и странно сдавленный голос, как у человека, испытывающего сильное напряжение.

Скольник целеустремленно прошествовал мимо него по лестнице.

– Как у нее дела? – без обиняков спросил он, ни на минуту не сбавляя шаг и заставив Зиолко удивленно обернуться и торопливо последовать за ним. – Когда я последний раз говорил с ней по телефону, у нее был какой-то странный, раздраженный голос.

– Вы не можете винить в этом Тамару, – с едва скрытым гневом резко проговорил Зиолко. – Она перенесла болезненную операцию, и от всех этих бинтов у нее страшный зуд. Она в них уже полторы недели.

Остановившись на верхней ступеньке, Скольник повернулся.

– Но их еще не сняли?

Зиолко, вздохнув, покачал головой.

– Она по-прежнему похожа на мумию, если вас это интересует, – проворчал он. – Доктор Затопек хотел снять их два дня назад, но решил дождаться вас.

– Хорошо. – Скольник удовлетворенно кивнул. – Насколько я понял, он готов? Я поднимусь прямо к ней в комнату. Пусть он немедленно придет туда.

Зиолко колебался.

– Доктор Затопек сейчас обедает, а он запрещает беспокоить себя во время обеда. Я думаю, будет лучше, если мы подождем полчаса.

Скольник холодно посмотрел на Зиолко.

– Я добирался сюда двое суток и преодолел семь тысяч миль, чтобы увидеть это. Если я мог такое сделать, то и наш любезный доктор может прервать свой обед.

– Ладно. – Поджав губы, Зиолко кивнул. Бросив взгляд вниз на машину, он увидел шофера, вынимающего из багажника вещи, и поднимающегося по лестнице человека, чья фигура показалась ему знакомой.

– Ты, конечно, знаком с Максом Фактором, – небрежно заметил Скольник. – Он поклялся хранить тайну. Ему можно доверять: он унесет наш маленький секрет с собой в могилу.

Зиолко с любопытством взглянул на визажиста.

– Приятно вновь увидеться с тобой, Макс, – ровным голосом произнес он, скрывая обуревавший его гнев и пожимая мужчине руку. Но внутри у него все кипело. Тамара специально просила, чтобы приехала Перл – человек, которого она знала и кому она доверяла. А вместо этого она получит этого незнакомца, хотя он и является одним из самых известных в мире косметологов. Макс Фактор или кто другой – она будет страшно разочарована.

Скольник заметил, как Зиолко вспыхнул от сдерживаемого гнева.

– Я попросил Макса поехать со мной, чтобы он лично занялся макияжем Тамары, прежде чем она увидит себя в зеркале. Я хочу, чтобы она выглядела как можно лучше. Я знаю, что все это далось ей нелегко.

Нелегко! Зиолко готов был кричать от ярости. Если бы я был во всех этих бинтах, я бы давно, черт побери, сорвал их и нашел себе зеркало. А еще лучше – разбил бы его и забросал бы тебя осколками!

Он слишком хорошо помнил предостережение доктора Затопека, которое они с ним тщательно скрывали от Тамары: операция может оказаться успешной, а может и нет. Лицевая хирургия находилась в зачаточном состоянии. Но хуже всего было то, что Тамара на всю жизнь могла остаться изуродованной.

С тяжелым сердцем Зиолко проследовал за Скольником в теплое фойе, молясь, как он делал это весь месяц, чтобы серия операций оказалась успешной.

Теперь уже скоро, слишком скоро он узнает, внял ли Бог его молитвам.

Кем она станет? Красавицей? Или чудовищем?

Тамарины глаза.

Они остались единственным, что было видно на ее лице. Белоснежные бинты превращали остальную часть головы в гладкую, безликую маску. Ее ноздри были не более чем узкими щелочками, а рот – разрезом в потемневших, мокрых бинтах.

Если не заглядывать в ее глаза, она даже отдаленно не напоминала человека.

Это были полные страха человеческие глаза. Страха, который теперь стал еще заметнее благодаря горящему в операционной свету – яркому, ослепляющему – от нескольких электрических ламп по пятьсот ватт каждая.

Тамара сидела очень прямо на жестком стуле с вертикальной спинкой рядом с операционным столом в своем бесформенном полосатом халате и щурилась от света, устало посматривая на поднос с блестящими хирургическими инструментами и ожидая неминуемого появления доктора Затопека. «Когда же, – спрашивала она себя, – все это наконец кончится?»

А началось все с ее зубов, на которые ей ставили коронки в Калифорнии, слишком быстро и оттого слишком болезненно. Она тогда же начала худеть благодаря ежедневным физическим упражнениям и самому настоящему голоданию. Утреннее взвешивание показало, что она потеряла последние из двенадцати фунтов, на которые должна была похудеть, и теперь весила 120 фунтов при росте пять футов девять дюймов. Это было вовсе не легко. За последние полтора месяца она каждый день ложилась спать голодной. И не могла заснуть из-за изнуряющей физической боли. Когда она давала согласие на операцию, ей и в голову не могло прийти, что это будет так болезненно или сопряжено с постоянным унижением.

Самой тяжелой оказалась операция по изменению формы носа. Для того чтобы придать ему новую форму, ее нос сначала сломали, а затем реконструировали, обернув лицо нескончаемо длинным и тонким абсорбирующим бинтом. Сквозь неясный туман местной анестезии она слышала, как хрустнул нежный хрящ ее носа и заскрежетал скальпель. Даже сейчас при одной мысли об этом она вздрагивала. Потом, когда тампоны были убраны, ее целых двое суток рвало. И это она тоже перенесла молча, и, хотя Луис Зиолко все это время ни на шаг не отходил от нее и они окончательно подружились, Тамара бы предпочла, чтобы с ней была Перл, а еще лучше Инга, которой она могла бы излить свои страдания. Но тяжелее всего оказалось то, что доктор Затопек не разрешал ей даже мельком увидеть себя и свой «новый» нос. Зеркала в клинике находились под замком и ревностно охранялись – извлекали их лишь тогда, когда пациент признавался физически и психологически готовым увидеть свое отражение; даже ее пудреница и ручное зеркальце, которые она среди прочих вещей привезла с собой, были по прибытии конфискованы.

– Пока еще слишком много отеков и синяков, – со свойственной ему резкостью заявлял доктор Затопек. – Я разрешу вам взглянуть на себя, лишь когда сочту, что вы к этому готовы. И ни минутой раньше. – На этом обсуждение было закончено. Доктор Затопек отказывался выслушивать ее возражения, а медперсонал был суровым и неподкупным.

Она не помнила, чтобы когда-либо испытывала такое разочарование.

За этим последовала виртуозная глазная операция: руководство «ИА» пришло к заключению, что ее глаза несколько различались по форме, и на экране при съемках крупным планом этот дефект был гораздо заметнее.

Но теперь наконец с хирургией покончено. С минуты на минуту должны были снять бинты. Тамара не слышала приближающихся за дверью торопливых шагов доктора Затопека, поскольку бинты заглушали все звуки, кроме самых громких, но она увидела, как Зиолко, Скольник, Макс Фактор и медсестра выжидающе обернулись в сторону двери.

Она затаила дыхание и прошептала короткую молитву. Дверь отворилась, и в комнату вошел доктор Затопек. Сердце ее бешено колотилось, голову сжало как тисками. В надежде, что боль поможет ей справиться с нараставшей истерикой, она глубоко вонзила ногти одной руки в ладонь другой.

Кого теперь она будет видеть, смотрясь в зеркало?

Себя? Или незнакомку?

Не прошло и десяти минут, как вызывающие зуд бинты были сняты, но прошло еще целых три дня, прежде чем Тамаре наконец разрешили посмотреть на себя в зеркало. На этот раз запрет исходил не от доктора, а от Оскара Скольника.

– Не хочу, чтобы у тебя сложилось неправильное представление, – объяснил он. – Сначала надо заняться твоим макияжем и прической. Ты так долго ждала, какое значение могут иметь еще несколько дней?

Огромное, с грустью подумала она: часы и дни тянулись невозможно медленно. Время словно остановилось.

Когда наконец настала великая минута, доктора Затопека с ними не было. Он сказал, что умывает руки.

– У меня есть более важные дела, чем эта ваша глупая затея, – многозначительно заявил доктор, обращаясь к удивленно поднявшему брови Скольнику. – Чем скорее эта комната будет свободна, тем скорее сюда сможет въехать кто-то, кто действительно нуждается в моей помощи.

И с этими словами он захлопнул за собой дверь.

Резкие слова доктора и его суровый тон несколько обескуражили Тамару, но, к счастью, ненадолго. На страдания у нее не оставалось времени, а кроме того, Оскар Скольник оказался настоящим фокусником, вынимавшим из шляпы один сюрприз за другим. Впервые за шесть недель Тамара еле стояла на ногах от возбуждения. Ей нравилась вся эта суматоха. Из Рима был выписан парикмахер, чтобы осветлить, покрасить, постричь и уложить ее волосы, а Макс Фактор все эти три дня провел взаперти в своей комнате, создавая специально для нее макияж, который подходил бы ей наилучшим образом. И вот теперь он тщательно и искусно накладывал, стирал, подправлял и вновь накладывал грим. Все это время Оскар Скольник ходил кругами вокруг, как акула или молодой отец в ожидании первого ребенка, – беспрестанно выкрикивая команды или выдавая бесчисленные советы. И лишь Луис Зиолко молча сидел рядом, подбадривая ее то улыбкой, то нежным пожатием руки.

Прошло еще несколько томительных часов, прежде чем Скольник в конце концов коротко кивнул головой. Кивок был воспринят как молчаливый сигнал: Макс Фактор отложил в сторону свои кисточки, кремы, лосьоны и карандаши, а Зиолко облегченно вздохнул, просиял, поцеловал ее в щеку и поднялся со стула. Не говоря ни слова, мужчины вышли вслед за Скольником, напоминая при этом утят, послушно следующих за мамой-уткой, и в комнату торопливо вошла пухлая горничная с приятным лицом, чтобы помочь Тамаре одеться. При виде Тамары женщина остановилась как вкопанная и широко раскрытыми глазами уставилась на нее.

Тамара удивленно посмотрела на нее и спросила:

– Что-то не так?

Женщина быстро покачала головой, но по-прежнему не могла проговорить ни слова.

– Простите, – извинилась она, покраснев от смущения. – Пожалуйста, простите меня. Вы… вы слишком красивы.

Тамара уставилась на нее, потом, запинаясь, проговорила:

– Значит, я… красива?

Женщина рассмеялась.

– Красивы ли… – Серьезный вид Тамары заставил смех замереть на ее губах. Она подошла ближе. – Вы не знаете? – мягко спросила она, внимательно вглядываясь в ее глаза.

Тамара покачала головой, ее глаза наполнились слезами.

– Нет, – хрипло ответила она, поспешно отворачиваясь в сторону. – Я не видела себя несколько недель.

– Бедняжка. – Женщина наклонила набок голову, успокаивающе улыбнулась и медленно кивнула. – Вы очень, очень красивы, синьорина.

Тамара обернулась к ней. Затем порывисто потянулась к женщине и сжала ее руку.

– Благодарю вас, – страстным шепотом проговорила она. Голос ее дрожал от облегчения.

– За что? За то, что сказала вам правду? – Пожилая женщина улыбнулась счастливой улыбкой. Весело напевая что-то, она принялась рыться в огромной картонной коробке, шурша бесчисленными слоями оберточной бумаги. Через минуту она развернула платье от Вионнет, которое Скольник заказал в Париже для Тамары по ее новым меркам и привез с собой. Пение оборвалось. «Mamma mia!» – воскликнула пораженная горничная, вынимая платье и пристально рассматривая его своими черными глазами, то и дело издавая звуки восхищения.

Тамара глубоко вздохнула и подошла ближе, чтобы тоже рассмотреть платье.

– Какое красивое! – воскликнула она, инстинктивно протягивая к нему руку, чтобы пощупать ласкающий шелк белой тафты. Ткань показалась ей прохладной и царственной.

– Ах, какое сокровище, синьорина! Вы только посмотрите! Восхитительно! – воскликнула горничная, прикладывая к Тамаре платье. Она задыхалась от возбуждения, как ребенок, рассматривающий рождественские подарки.

Да, это действительно было сокровище – не могла не согласиться Тамара. Несмотря на неопытность в выборе одежды, она благодаря волшебному миру кино все же имела некоторое представление о том, как должны выглядеть нарядные платья; но сейчас она была вынуждена признать, что это произведение высокой парижской моды намного превосходило самые экстравагантные костюмы, созданные лучшими модельерами Голливуда. Это изысканное платье было как бы специально создано для того, чтобы от него захватывало дух и невозможно было отвести взгляд.

Горничная благоговейно сняла платье с обтянутой бархатом вешалки и помогла Тамаре надеть его. Лицо ее сияло, она жизнерадостно суетилась и без умолку болтала:

– Mamma mia, вы похожи на знатную даму, да-да! Настоящая знатная дама. Может быть, в ваших жилах течет итальянская кровь? Я, конечно, все о вас знаю. Здесь все болтают как сороки, но мне правда и в голову не приходило, что вы так красивы! А это платье… Повернитесь, пожалуйста, чтобы я могла застегнуть…

Когда Тамара была полностью одета, она осторожно повернулась из стороны в сторону, всем телом ощущая, как изящно вторит ее движениям ткань. Она оглядела себя, в который раз молча проклиная отсутствие зеркала. Но и без него знала, что платье было настоящим шедевром как по покрою, так и по качеству исполнения. Спереди оно доходило ей до середины икры, а сзади спускалось до самого пола, грациозно расширяясь от плеч к низу. Платье застегивалось на спине на крошечные пуговки из мелкого неровного жемчуга. Спереди оно было перехвачено поясом, который завязывался сзади в большой бант из тафты.

– Вы сказочно хороши, синьорина. – Горничная отступила назад, чтобы еще раз посмотреть на нее, и, расплываясь от удовольствия, сжала свои пухлые короткие красные пальцы. Затем, пожелав ей всего самого лучшего, она удалилась.

Комната вновь наполнилась мужчинами, которые то подходили ближе, чтобы повнимательнее рассмотреть ее, то отступали назад, как если бы они изучали свое собственное отражение или решали вопрос о покупке особо ценного предмета. Казалось, этому не будет конца. Макс Фактор карандашом и кисточкой торопливо подправлял что-то. Наконец все молча взглянули друг на друга и кивнули. Последовали улыбки, рукопожатия и взаимные поздравления.

– Этот врач – настоящий волшебник, – говорил Скольник, поднося к трубке спичку. – Я не вижу ни единого шва, а ты, Макс? В Голливуде он был бы миллионером.

И потом:

– …Невероятно, что делает с ее волосами этот платиновый цвет. Надо попробовать, вдруг удастся переманить эту парикмахершу к нам в Голливуд. Мы, без сомнения, могли бы использовать ее…

И еще:

– …Макияж хорош, Макс. По-настоящему хорош. Ты так здорово подчеркнул ее глаза. Они придают ей какой-то… гммм… неземной вид, тебе так не кажется? И в то же время делают ее сексуальной. Женщины влюбятся в нее и станут ей подражать, а мужчины будут просто готовы съесть ее, представляя себе, как она выглядит в спальне. Отличная работа, Макс.

И затем:

– …А мадам Вионнет – это что-то! Не имея ничего, кроме размеров, она сшила такое платье. Знаешь что, мы закажем ей весь гардероб, может быть, даже попросим ее сделать несколько эскизов к костюмам для наших фильмов.

Тамара прикусила губу, чувствуя, как в ней нарастает отвращение. А как же я! – молча вопрошала она. – Разве я не имею ко всему этому никакого отношения? Разве это не меня они обсуждают? После всего того, что мне пришлось пережить…

Ей хотелось кричать.

Но вместо этого она лишь бросила на Скольника гневный взгляд и сердито откашлялась.

Не обращая на нее никакого внимания, Скольник щелкнул пальцами в сторону Зиолко, и тот сразу же вышел в холл, знаком приказывая двум санитарам внести занавешенное трехстворчатое зеркало. Тамара во все глаза смотрела на него, сердце ее бешено колотилось. Момент истины был совсем близок.

Гнев мгновенно оставил ее, уступив место страшному возбуждению.

Скольник с улыбкой подошел к зеркалу и жестом фокусника откинул в сторону простыню.

Охватившее Тамару возбуждение граничило с паникой. Что она сейчас увидит?

Дрожа всем телом, она заставила себя медленно подойти к зеркалу и увидела свое троекратное отражение. У нее вырвался возглас изумления. Сзади к ней подошел Скольник. Лицо его было наполовину скрыто ее собственным лицом, и его единственный видимый глаз с удовлетворением взирал поверх ее правого плеча.

Она недоверчиво покачала головой, нахмурилась и снова покачала головой. Благородное, с высокими скулами лицо, смотревшее на нее из зеркала, было красиво почти неземной славянской красотой. Пышные платиновые кудри сверкали ангельской белизной. Ее стройная фигура совершенством своих пропорций напоминала лучшие из греческих скульптур. Нос был тонким, благородным и совершенным. Вообще все в ней дышало совершенством. Изогнутые брови нельзя было назвать иначе как великолепными. Зубы – ослепительными. Кожа своей полупрозрачной чистотой напоминала прекрасное белое десертное вино. Даже она сама была очарована своими теперь абсолютно одинаковыми глазами с тяжелыми веками, искусно подкрашенными Максом Фактором.

– Ты себя узнаешь? – тихо спросил Скольник, наклонясь к ее уху.

– Я… я не знаю, – запинаясь, проговорила Тамара, легонько касаясь лица кончиками пальцев. – Это… это не прежняя Тамара Боралеви.

Голос его звучал ровно.

– Нет, – ответил он. – Тамары Боралеви больше не существует. Даже это имя перестало существовать. С сегодняшнего дня тебя будут знать просто как Тамару. Без фамилии. Просто Тамара. Все в мире будут знать тебя просто по имени.

– Я… я не могу поверить в то, что это я! – Она обернулась к нему. Ее влажные губы были приоткрыты, зубы сверкали.

Он покачал головой и слегка улыбнулся.

– Это не ты. Тамары, которой ты была прежде, больше не существует. Женщина, которую ты видишь перед собой, создана из плоти и крови, но она была рождена не от женщины. Мне была предоставлена возможность сделать то, о чем мечтают многие мужчины, но что никому еще не удавалось. Я выступил в роли Бога и создал тебя. Я создал идеал. Я создал совершенство.

Тамара молча кивнула, чувствуя, как мурашки побежали по ее рукам.

– Да, да, мистер Скольник, – хрипло проговорила она, – снова поворачиваясь к зеркалу.

– О.Т., – напомнил он. – Мы договорились, что ты будешь звать меня О.Т. – Лицо его скрылось из виду.

– Я… я красива! – воскликнула она. – Я правда, правда, красива! – Слезы неудержимым потоком хлынули из ее глаз, оставляя ручейки туши на безупречных щеках.

К ней подошел Луис Зиолко и, достав носовой платок, принялся вытирать ее глаза.

– Слово «красива» ничего не говорит о тебе, – нежно произнес он. – Я думаю, ты теперь самая красивая женщина в мире.

Она судорожно глотнула и не нашлась, что ответить.

– Да, кстати, – почти небрежно заметил Скольник, – будет лучше, если ты станешь заботиться об этом лице. Знаешь, я много вложил в него. Оно застраховано у Ллойда в Лондоне на миллион долларов.

После того как он и Макс вышли, Тамара и Луис долго смотрели им вслед.

Уже давно была ночь. Порывистый альпийский ветер стучал в окна, без устали выискивая щели и трещины, сквозь которые он мог бы проникнуть в комнату. Накрывшись легким, как перышко, одеялом из гагачьего пуха, Тамара слушала пронзительное завывание ветра. Где-то в холле часы пробили двенадцать.

Она вздохнула и устало посмотрела на темный потолок. Уже полночь, а она по-прежнему лежит без сна. Вот уже несколько часов пыталась уснуть, но сон не шел к ней. Столько всего произошло и так быстро. С тех пор как приехала сюда, Тамара стала женщиной, которой прежде не существовало.

Ее терзали страхи. Теперь, когда ее внешность изменилась, должна ли она вести себя по-другому? А, что еще важнее, будут ли люди по-другому относиться к ней? И, если это произойдет, как ей к этому относиться? У нее не было времени на то, чтобы привыкнуть к новой Тамаре, уютно вжиться в новый образ. Она в буквальном смысле только что родилась.

Со злостью стукнув рукой по подушке, Тамара перевернула ее прохладной стороной вверх и снова закрыла глаза, полная решимости уснуть и изгнать из головы своих демонов, тщетно – она продолжала ворочаться без сна. Часы в холле отмстили еще полчаса. Половина первого.

Сдаваясь, она в конце концов села на постели и, ощупывая пальцами ног холодный пол в поисках своих шлепанцев, потянулась к халату. Встав, завернулась в халат и подошла к двери. Некоторое время колебалась, взявшись за медную ручку. Затем, не давая себе передумать, быстро отворила дверь. Она окинула взглядом длинный, обшитый деревянными панелями холл. Там было темно, и лишь горящие в дальних углах ночники отбрасывали призрачный свет. На вилле стояла тишина, прерываемая лишь иногда легким потрескиванием, как это всегда бывает в старых зданиях. Казалось, повсюду притаились призрачные тени, готовые наброситься на нее. Посмотрев через холл, она заметила серебристую полоску света, призывно выбивавшуюся из-под двери Луиса Зиолко. На протяжении всего этого кошмарного медицинского испытания у нее был один-единственный надежный якорь. Луис Зиолко.

Пройдя несколько шагов, Тамара затаила дыхание и тихонько постучала в его дверь.

Она услышала, как за дверью заскрипел матрац. Зашуршало покрывало. Босые ноги прошлепали по полированному деревянному иолу.

Луис открыл дверь. На нем была темно-бордовая шелковая пижама.

Тамара смущенно улыбнулась, придерживая на груди халат.

– Я не могу уснуть, – виновато сказала она.

– Я тоже. – Он шире отворил дверь. – Не хочешь зайти?

Она скользнула в его комнату.

– Ты дрожишь, – сказал он, пристально глядя на нее. – Тебе холодно?

Она покачала головой. Ее изумрудные глаза напоминали две прозрачные заводи.

– Я боюсь.

Он удивился.

– Чего?

– Себя. – Она невесело рассмеялась. – Новой себя.

– Миллионы женщин хотели бы оказаться на твоем месте.

– Я знаю. – Тамара отвела взгляд. – Обними меня, – прошептала она с нежностью и почувствовала, как его сильные руки сомкнулись вокруг нее.

Тамара медленно повернула к нему лицо, пристально вглядываясь в его глаза.

– Я знаю, что веду себя глупо, – хрипло проговорила она, но мне нужен кто-нибудь.

Голос Луиса зазвучал приглушенно:

– Нам всем иногда бывает кто-нибудь нужен.

Она не ответила, но на глазах у нее выступили слезы. Его руки крепче обняли ее и притянули к себе.

Время остановилось; мир скользнул в безмолвное измерение, где они были единственными людьми на земле. Даже бой часов в холле относился к другому времени.

Дрожа всем телом, она прижалась к нему; он наклонился к ней, и его губы коснулись ее губ, его язык искал ее язык. Их нежное объятие становилось все более жарким, а поцелуи более страстными и глубокими. Его руки сжали ее напряженное тело, ощупали спину и бедра, после чего медленно приблизились к груди. Затем его ладонь стала гладить ее шелковистую кожу, мягкую пышную грудь и медленно, но неумолимо двинулась вниз – к гладкому и твердому животу. Почувствовав, как пальцы Луиса достигли мягких волос внизу живота, Тамара застонала и еще крепче вцепилась в него. Дрожь пробежала по ее телу. Едва касаясь ее своими легкими, как пушинка, пальцами, он нащупал набухший клитор и неожиданно просунул два пальца в ее влажное лоно.