Текст книги "Вспышка. Книга первая"

– Я… я не понимаю. Не могли бы вы объяснить мне, что это значит?

Он кивнул.

– Все эти чеки были выписаны на «Персиани Энтерпрайзиз».

– Да. Я видела. Но что такое «Персиани Энтерпрайзиз»?

– Значит, вы не в курсе…

– Не в курсе чего? Прошу вас, просветите меня.

– «Персиани Энтерпрайзиз» – это местная строительная фирма, владельцем которой является некий Кармин Персиани, лет пятнадцать назад переехавший в наш город из Нью-Йорка.

– Тогда, должно быть, эти выплаты произведены в счет погашения задолженности за строительство дома.

– Нет, мисс Тамара, – мягко проговорил Гарримэн. – Я вижу, что вы действительно не в курсе. «Персиани Энтерпрайзиз» – это не более чем известная всем вывеска. Нет, конечно, строительная фирма в самом деле существует, в этом можно не сомневаться, но поговаривают, что Кармин Персиани зарабатывает деньги вовсе не там. Строительная фирма служит, скорее всего, лишь прикрытием его нелегальных доходов.

– Простите, не поняла?

– Грубо говоря, Персиани крайне нечистоплотный человек. Подозревают, что он принадлежит к преступному миру. По слухам, он заправляет всем игорным бизнесом в нашем городе.

Краска отхлынула от ее лица.

– Игорный бизнес? Я не понимаю! Луи не играет!

– Тогда как вы объясните эти чеки? – спокойно спросил он.

Тамара была совершенно раздавлена.

Луис в тайне от нее играл. Она даже не подозревала, что он проигрывает их с таким трудом заработанные деньги, все глубже и глубже затягивая их в долговую трясину. Но когда? И где?

Тамара глубоко вздохнула и огромным усилием воли заставила себя улыбнуться, хотя ей было совсем не до смеха. Заученным плавным движением она встала.

– Мистер Гарримэн, я очень ценю то, что вы сочли нужным проинформировать меня обо всем, – с достоинством проговорила она, протягивая ему руку. – Я понимаю, что вам было нелегко сделать это. А теперь, если у вас нет больше…

Он смущенно опустил глаза.

– Есть еще кое-что. Могу ли я… Сестра моей жены… – бессвязно объяснил он. – Она приехала из Питтсбурга. Она здесь впервые, и она спросила, не знаю ли я… кого-нибудь из кинозвезд. В общем… не могли бы вы подарить ей свою фотографию с автографом?

С кем с кем, а уж со своими поклонниками, которые просили у нее автограф, Тамара прекрасно умела обращаться. Она призвала на помощь самую ослепительную из имеющихся в ее арсенале улыбок.

– Ну конечно, мистер Гарримэн, – без запинки ответила она. – Я утром же пришлю ее вам в банк.

– Ее зовут Шарлотта. Если вас не затруднит… припишите для нее несколько строк.

– Считайте, что все уже сделано. Эсперанза проводит вас.

Как только за ним закрылась дверь, Тамара в отупении опустилась обратно на кушетку, прислонилась головой к подушке и невидящими глазами уставилась на стеклянный куполообразный потолок. Она дрожала всем телом и чувствовала себя совершенно разбитой и физически, и эмоционально. Она знала, что выбора у нее нет. Ей придется поговорить с Луисом о его игре, и им вместе надо будет постараться найти способ положить этому конец. Эта утечка денег не может продолжаться. Одному Богу известно, в какие еще долги друзьям или торговцам он залез, помимо того, что они должны банку. Ничем нельзя оправдать то, что все это время они испытывали финансовые затруднения. Ничем.

Тамара прикрыла глаза. Если бы каким-то чудом можно было предотвратить неприятную сцену, которая обязательно последует за все этим.

Но избежать разговора не удастся. Ей придется пройти через все это и что-то предпринять.

Она тяжело вздохнула.

«Почему, – спрашивала она себя, – я не проявляла никакого интереса к нашим финансовым делам? И как ему удавалось находить время для игры? А главное, как я могла быть так слепа?»

Столько вопросов требовали ответа. «О, Луи, Луи, – молилась Тамара. – Пожалуйста, докажи мне, что Клиффорд Гарримэн ошибается». Но она боялась, что это не так: слишком многое указывало на то, что подозрения Гарримэна справедливы.

– Сеньора.

Тамара испуганно открыла глаза. В дверях снова стояла Эсперанза. Тамара почувствовала раздражение. У этой женщины удивительная способность подкрадываться совершенно бесшумно, как кошка.

– В чем дело, Эсперанза? – устало спросила она.

– Мисс Райс. Она хочет вас видеть.

Тамара дернулась, как на электрическом стуле.

– О Господи! – воскликнула она, хлопнув ладонью по лбу.

Со всеми этими волнениями, вызванными приходом Клиффорда Гарримэна, она совершенно позабыла о Мерили Райс, грозе всех звезд, той самой женщине, которая несколько лет назад напечатала в «Экране» язвительную статью об их доме, а теперь договорилась с ней об интервью за чашкой чая. Страшная тяжесть навалилась на Тамару. У нее не было настроения встречаться с Мерили. Только не сейчас. У нее и без того довольно проблем.

И все же отвертеться от интервью сейчас значило только возбудить злобные сплетни, а этого она хотела меньше всего. Мерили Райс была влиятельна, как никогда. Вот уже год, как помимо ее статей, которые появлялись на страницах газет и журналов по всей стране, она вела на радио свою собственную еженедельную информационную программу. Если верить статистическим обзорам, ее «Новости из Голливуда» слушало столько же людей, что и «Разговор у камина» Ф.Д.Р.[14]14
  Франклина Делано Рузвельта. – Прим. пер.


[Закрыть] С Мерили Райс сейчас следовало считаться. Уклониться от интервью не удастся. Слишком поздно. И ей надо быть настороже, иначе сплетен не избежать.

Если Мерили чувствовала кровь, она, подобно акуле, устремлялась в погоню.

– Дай мне минутку, – сказала Тамара, обращаясь к Эсперанзе. – А потом пригласи ее.

– Дорогая! – Голос звучал пронзительной трелью. В комнату театральной походкой вошла Райс и шумно расцеловала Тамару в щеки. – Как замечательно ты сегодня выглядишь, – промурлыкала она, делая ударение на настоящем времени, затем отошла назад и улыбнулась, обнажив два ряда острых как бритва зубов.

Тамара, словно перед боем, расправила плечи. Она ненавидела интервью. Она ненавидела Мерили. «Будь осторожна, – предостерегающе сказала она себе. – Не кипятись, не то попадешься на удочку. Можешь сюсюкать, даже язвить, но не выходи за рамки обычной игривой болтовни двух женщин».

– Ты и сама выглядишь просто восхитительно! – солгала Тамара, беря гостью под руку и направляясь вместе с ней к солнечной террасе.

В действительности Мерили никак нельзя было назвать восхитительной. Фигурой она напоминала рисунок шестилетнего ребенка: прямая, как доска, без намеков на грудь, ягодицы и вообще какие бы то ни было извилистые линии. Расписанное огромными фиалками шелковое платье, невзирая на изысканный покрой, висело на ней, как на пугале, но, несмотря на это, она была одета как всегда тщательно: косолапые ноги обуты в туфли в тон платью, на голове громоздилась одна из ее знаменитых шляп, которыми она так славилась. Ее удивительно непривлекательное лицо с длинным носом и впалыми щеками скорее подошло бы мужчине. В жалкой попытке немного приукрасить себя она наложила толстый слой фиолетовых теней на веки и выкрасила ногти в ядовито красный цвет. При взгляде на нее казалось, что и голос у нее тоже должен быть низким и мужеподобным, но он был на удивление высоким и женственным, а каждая произнесенная ею гласная напоминала о слое сахарной глазури, что обычно свойственно истинно благовоспитанным леди-южанкам.

Ее светлые глаза были острыми, пронзительными и походили на затвор фотоаппарата с его характерным щелканьем.

Тамара провела Мерили мимо огромного бассейна в форме пятиконечной звезды к темно-синему полотняному зонтику, под которым стояли два мягких кресла, обтянутых хлопчатобумажной тканью.

– Это не банкира Клиффорда Гарримэна я видела, когда подъезжала к дому? – сладковато-невинным голоском спросила Мерили.

«Черт бы побрал эту женщину», – подумала Тамара, а вслух сказала:

– Да, это действительно был мистер Гарримэн. Правда, он удивительно мил? Представь себе, он приехал ко мне специально, чтобы дать кое-какие советы.

– Должно быть, они касались того, как следует экономить деньги, – язвительно проговорила Мерили, – поскольку я думаю, ни ты, ни Луис не нуждаетесь в советах о том, как их тратить.

Сидящая в Тамаре актриса знала, что в ответ следует непринужденно рассмеяться, что она и сделала.

– Тебе, Мерили, сходят с рук просто ужасные вещи.

– Это потому, что меня все боятся. – Мерили села, сбросила туфли и нырнула в сумочку за блокнотом и карандашом. Затем лукаво подняла бровь. – А ты, милочка, боишься меня? – спросила она, глядя Тамаре прямо в глаза.

– Нет, не боюсь, – задумчиво проговорила Тамара. – Я тебя уважаю.

– Часто это одно и то же, – ответила Мерили, искусно отпуская колкость. – Так, пока мы не начали… ты, наверное, слышала, что мое радио-шоу умеет успех?

Тамара кивнула.

– Я где-то читала, что даже Ф.Д.Р. слушает его.

– Ах, это… – Мерили протестующе махнула рукой. – Я не могу сама об этом говорить, но оно довольно популярно, и я этим довольна. Есть какая-то магия в том, чтобы слышать звезду, а не просто читать о ней. На прошлой неделе у меня выступала Эльза Ланчестер, а на позапрошлой – Руби Килер. Она даже отбивала чечетку перед микрофоном. Передача имела шумный успех.

Тамара опять кивнула.

– Я ее слышала.

– Разумеется, они сразу идут в эфир, поэтому иногда бывает трудновато. Короче говоря, милочка, – Мерили ослепительно улыбнулась, – я бы хотела пригласить на следующую передачу тебя. Что ты на это скажешь?

– Меня? – поразилась Тамара. – Разумеется, мне сначала надо поговорить с O.Т., и, если удастся его уговорить…

– Удастся. Я уже спрашивала его.

Тамара удивленно посмотрела на нее.

– Он мне ничего не говорил.

Мерили рассмеялась, довольная тем, что ей удалось открыть счет. Затем стала серьезной.

– Он согласен со мной, что американцам давно пора услышать, какая ты на самом деле. Вообще-то, это была его идея.

Тамара задумалась, а потом спросила:

– Тебе известно что-то, чего я не знаю?

– Кому? Мне? – невинным голосом осведомилась Мерили, приложив руку к сердцу и пронзительно рассмеявшись.

К ним подошла Эсперанза и, остановившись у зонтика, с непроницаемым лицом посмотрела на хозяйку.

– Могу я предложить тебе что-нибудь выпить? – спросила Тамара. – Я буду чай со льдом без сахара.

Мерили скорчила гримасу.

– Как ты можешь это пить? Знаешь что, я бы с удовольствием выпила мятный коктейль. Если, конечно, у вас есть все для него необходимое.

– Разумеется, есть. А наш Роберто восхитительно готовит коктейли. – Тамара улыбнулась служанке. – Эсперанза, будь добра, принеси мисс Райс мятный коктейль. А мне высокий стакан чая со льдом. Лимон на край, как всегда.

– Да, сеньора. – Эсперанза кивнула. – Сейчас принесу. Сеньора…

– Да, Эсперанза?

– Сеньор вернулся. Он спрашивает вас.

Тамара на минутку прикрыла глаза. Сначала банкир, потом Мерили, а теперь еще и Луис. Казалось, все сегодня складывается против нее. Она виновато улыбнулась Мерили.

– Пойду узнаю, чего он хочет. Мне правда очень жаль. Извини, я ненадолго.

– Не торопись, – великодушно отпустила ее Мерили. – Я никуда не спешу. Я освободила для тебя весь день.

Тамара быстро пошла к дому, умудрившись ничем не выказать своего огорчения.

Она нашла Луиса у гаража. Он стоял в тени, скрестив на груди руки, сияя, как Чеширский кот, и позвякивая связкой ключей. Завидев ее, он медленно повернул голову, и, проследив за ним взглядом, Тамара вскрикнула от удивления.

На подъездной дорожке стоял новый автомобиль – огромный, обтекаемой формы «паккард» с откидным верхом, сверкающий белой краской снаружи и нежно рыжевато-коричневого цвета телячьей шкуры изнутри, перевязанный крест-накрест белой атласной лентой шириной три с половиной сантиметра.

– Что это такое? – прошептала Тамара.

– Он твой, – ответил Луис, еще шире расплываясь в улыбке.

Ее охватило чувство восторга.

– «Оскар»! – воскликнула она, прыгая от радости. – Не может быть! «Кровь и пламя» выдвинуты на награду!

Подхватив Тамару на руки, он закружил ее в воздухе.

– Говорят, три – это магическое число, принцесса. Мне только что сказали. – Он поставил ее на ноги и вручил ей ключи от машины.

– Луи… – Она отстранилась от него и, нахмурясь, посмотрела на автомобиль.

Он удивленно взглянул на нее.

– Только не говори, что он тебе не понравился!

– Нет, нет, конечно, он мне нравится. Он просто прелесть.

– Тогда в чем дело?

Тамара умоляюще взглянула на него.

– Пожалуйста, Луи, постарайся понять. Сейчас не время тратиться на новый автомобиль.

– Интересно почему? И потом, не забывай про наш уговор. Вспомни, всякий раз, когда тебя выдвигают на «Оскара», ты получаешь по новому белому автомобилю. А в случае твоей победы я покупаю тебе новенький «роллс».

– Луи.

Что-то в ее голосе заставило его замолчать, улыбка исчезла с его лица.

Заметив его разочарование, Тамара протянула к нему руку и любовно погладила по шее.

– Не думай, что я не оценила твой подарок, Луи, – нежно проговорила она. – Просто… нам придется сократить расходы. Я только что узнала, что у нас просто нет другого выбора.

– Что ты узнала? – осведомился Луис ничего не выражающим голосом.

Она видела, что он начинает злиться. Она всегда угадывала это по каменному выражению его лица.

– Сейчас я не могу говорить. Меня ждет Мерили для интервью. Поговорим потом. За обедом.

Он показал на автомобиль.

– Значит, ты уверена в том, что он тебе не нужен. Тамара пробежала пальцами по изогнутому крылу.

Металл нагрелся от солнца. «Удивительно, до чего соблазнительной может быть обычная груда железа», – подумала она. Затем быстро отдернула руку и, качая головой, сунула ключи Луису.

– Мы не можем… Пожалуйста, постарайся понять. – Она робко улыбнулась. – Я никогда не забуду эту машину, ведь ты взял на себя труд купить ее. Но мы не можем оставить ее.

Он отвернулся, и ей пришлось взять его за руку, чтобы повернуть к себе лицом.

– Луи, мне важно, что ты подумал об этом. А сейчас, пожалуйста, верни ее. – Она поднялась на цыпочки и прижалась губами к его щеке, но выражение его лица по-прежнему было каменным.

– Пусть будет по-твоему, – сквозь зубы проговорил Луис и швырнул ключи на сиденье.

Тамара глубоко вздохнула.

– Я знаю, что расстроила тебя, и я никогда бы не попросила тебя сделать это, если бы не особые обстоятельства.

– Не волнуйся, я сейчас же верну ее в магазин. Какого черта? – Он начал сдирать широкую атласную ленту. – Моя жена говорит: «Алле!», и я тут же прыгаю.

Она вздрогнула и молча взглянула на него, ненавидя себя за причиненную ему боль, зная, как он любит делать ей подарки. Но они никак не могли позволить себе роскошь купить сейчас новый автомобиль. Как бы ей хотелось сказать ему что-то еще, чтобы немного смягчить его тихую ярость, но у нее не было времени. Ну ничего, скоро вечер.

Тихонько вздыхая, она вошла в дом и надела темные очки. Надо было сразу вспомнить о них. По крайней мере, это несколько ослабило бы позицию ее противника, поскольку рентгеновскими способностями Мерили все же не могла похвастаться.

Возвращаясь на террасу, Тамара услышала, как вдалеке хлопнула дверца автомобиля и взвизгнули шины. Машина возвращалась в магазин. Она на минуту остановилась под тенистой лоджией, собираясь с силами и глубоко дыша, чтобы успокоиться. Этот прием показал ей Луис, когда она только училась играть. Глубокий вдох. Полностью заполнить легкие, а затем очень медленно выдыхать. Один… Два… Три… Вот так. Она сконцентрировалась на нежных лицевых мышцах, расслабляя их, и – о чудо! – казалось, они стали совсем другими, отчего на ее лице появилось беззаботное выражение. По крайней мере, сейчас ей удалось загнать подальше неприятный осадок, который оставила в ее душе сцена с Луисом. Теперь, вооружившись безмятежным выражением лица, она снова могла предстать пред Мерили.

– Как дела на семейном фронте? – осведомилась журналистка, когда Тамара заняла свое место в кресле.

– Все прекрасно.

– Эсперанза принесла нам выпить. Она поставила твой чай у кресла. А знаешь, если копнуть поглубже под эту ее непробиваемую пассивность – она у тебя душечка, и к тому же без затей. Мы с ней очень мило поболтали.

«Та-а-ак», – подумала Тамара, мгновенно насторожившись.

– Узнала что-нибудь интересное?

– Вообще-то не так много, как хотелось бы. – Мерили улыбнулась.

Тамара взяла стакан и отпила глоток. Он оказался слишком крепким и ужасно горьким, но она сдержала гримасу отвращения.

– Ты кое-что скрыла от меня, Мерили, – почти лениво пропела она, ставя на место стакан. – Почему ты не упомянула о том, что меня выдвинули на «Оскара»?

– А ты уже знаешь? Тамара кивнула.

– Мне только что сказал Луис. Выдержав паузу, она сладко улыбнулась. – Значит, вот почему я понадобилась тебе для твоей программы. В качестве претендентки на «Оскара».

– В общем, да, – призналась Мерили. – Но если быть точной, то это О.Т. хочет, чтобы ты выступила. Это отличная реклама для фильма. А сейчас… – Она заглянула в свои записи и, держа наготове карандаш, устремила на Тамару пристальный взгляд. – «Кровь и пламя» – это твой первый цветной фильм. Что ты подумала, когда впервые увидела себя в цвете?

Вопросы сыпались один за другим.

– Я знаю, что все фильмы с твоим участием поставил твой муж, но, если бы тебе понадобилось сменить режиссера, кого бы ты выбрала?..

– Ты всегда одеваешься в белый или бледные цвета. Скажи, ты сама выбрала такой стиль, или это сделало за тебя руководство киностудии?

– С кем тебе было приятнее целоваться: с Кларком Гейблом или Эрролом Флинном?..

– Ты действительно считаешь, что Рузвельт хорошо управляет нашей страной?

Тамара слушала и после недолгого раздумья старалась отвечать искренно, насколько это позволяли вопросы. Они были самыми разными: от кино до политики, области, в которой О.Т. ее время от времени натаскивал, чтобы она могла давать немногословные ответы, рассчитанные на среднего американца и оскорблявшие как можно меньшее число ее почитателей. Вопросы сыпались один за другим, и Тамара даже обрадовалась, когда к ним в свойственной ей неспешной манере приблизилась Эсперанза.

На лице горничной было привычное безразличное выражение.

– Вас спрашивает какой-то полицейский, сеньора.

– Полицейский? – Сняв очки, Тамара вопросительно посмотрела на нее. – А он не говорил, что ему нужно?

– Нет, сеньора. – Эсперанза пожала плечами. – Он мне не говорить.

– Пожалуй, мне лучше немедленно увидеться с ним, – сказала Тамара, обращаясь к Мерили. – Прости меня. Кажется, сегодня нам не удастся спокойно поговорить. Я скоро вернусь.

Мерили кивнула и посмотрела вслед Тамаре. Она хотела было расслабиться, но инстинкт репортера заставил ее вдруг встать и, держась на приличном расстоянии от хозяйки дома, последовать за ней.

Одетый в форму лос-анджелесской полиции человек ждал Тамару сразу за раздвижными дверями террасы, держа в руках синюю фуражку.

– Вы хотели меня видеть? – спросила она.

– Да, мэм. Я – офицер Вест из департамента полиции Лос-Анджелеса. Вам принадлежит белый «паккард» с откидным верхом?

При этих словах сердце ее заколотилось подобно молоту, бьющему по наковальне, но она усилием воли заставила себя оставаться спокойной.

– Нет… Я хотела сказать, да. Наверное… наверное, можно так сказать. Видите ли мой супруг купил его для меня сегодня утром, но мне он не понравился. И он поехал вернуть его.

Лицо полицейского по-прежнему было обращено к ней, но глаза смотрели в сторону, как бы избегая ее взгляда.

– Я очень сожалею, но с вашим мужем произошел несчастный случай.

Она вцепилась ему в руку.

– Нет!

– Мне очень жаль, мэм. По показаниям свидетелей, перед самым поворотом они слышали хлопок лопнувшей шины, а затем водитель, по всей видимости, потерял управление. Автомобиль вылетел с проезжей части и упал прямо в каньон.

– Он умер! – взвизгнула Тамара, широко раскрыв от ужаса глаза. – О Господи, он умер! – Она зашлась в крике, прижимая ладони к ушам.

Затем весь мир, казалось, начал вопить и визжать вместе с ней, потом все завертелось у нее перед глазами, и она полетела в пропасть. Глаза закатились, веки затрепетали, тело обмякло. Не успел офицер Вест подхватить ее и осторожно опустить на пол, а Мерили Райс уже со всех ног неслась к машине. Она знала толк в сенсациях.

Луису устроили пышные похороны. О.Т. предоставил в распоряжение Тамары свой лимузин с шофером и вместе с ней и Ингой отправился в синагогу. Прибыв на место, они пережили самый настоящий шок. Поспешно выставленные полицейские кордоны с трудом сдерживали мрачные толпы зевак, запрудившие улицу по обеим сторонам; пресса и сотни любителей кино собрались, чтобы хотя бы мельком увидеть голливудских знаменитостей, приехавших почтить память покойного.

Все это скорее напоминало карнавал. Среди толпящихся сновал продавец мороженого, кто-то непристойно размахивал самодельными плакатами, гласящими: «ТАМАРА. МЫ ТЕБЯ ЛЮБИМ» и «МЫ СКОРБИМ ВМЕСТЕ С ТОБОЙ». Один молодой человек держал плакат, на котором было написано: «КАК НАСЧЕТ МЕНЯ?» Когда Тамаре помогали выйти из автомобиля, единый шепот пробежал по толпе: «Тамара». Защелкали затворы, зажужжали кинокамеры. Толпа принялась скандировать: «Та-ма-ра. Та-ма-ра».

Репортеры начали забрасывать ее вопросами; невзирая на невероятные усилия полицейских, старавшихся сдержать людей, толпа прорвала баррикады и вырвалась вперед. Какая-то обезумевшая женщина настигла Тамару на ступеньках синагоги, размахивая книжечкой для автографов перед ее закрытым вуалью лицом. Пока полицейские оттаскивали женщину прочь, О.Т. вместе с Ингой быстро затолкнули Тамару внутрь.

В синагоге было полным-полно народу. Киноколония являла собой довольно тесное сообщество, и Луис был знаком почти со всеми его членами. Многие его друзья и просто знакомые, начиная от глав киностудий и кончая простыми рабочими, пришли сюда проводить его в последний путь. Были горы венков, служба, к счастью, оказалась короткой, а прощальное слово, произнесенное О.Т., теплым и вдохновенным. Гроб был закрытым, поэтому Тамара не могла в последний раз утешиться видом своего возлюбленного, спящего мирным – не без помощи гримера – сном, не могла в последний раз коснуться губами его холодных губ. Ей неоткуда было черпать утешение, даже в надежде, что смерть его была мгновенной. Скорее всего, в те несколько страшных секунд, что автомобиль летел вниз, на дно каньона, Луис успел осознать, что происходит. Ей оставалось лишь молиться, что смерть наступила сразу. Уж слишком ужасной была альтернатива. Луиса зажало рулем, и в результате взрыва бензобака он обгорел до неузнаваемости.

Позже Тамара не могла вспомнить, как ей удалось вынести это испытание, страшнее которого в ее жизни ничего не было. К счастью, она все еще была в состоянии оцепенения, вызванного шоком, и большая часть происходившего слилась в какое-то неясное пятно. Все отмечали, как благородно она выглядела, с каким достоинством держалась. На самом деле она скорее находилась в ступоре, чем жила, и просто-напросто, как зомби, следовала за Ингой, которая ни на минуту не отпускала ее от себя. Он нее требовалось лишь переставлять ноги. И больше ничего.

Еще один кошмар случился на кладбище, в двух шагах от склепа Валентино. В тот момент, когда гроб с телом Луиса должны были предать земле, к нему с пронзительным криком бросилась Зельда Зиолко и всем телом повалилась на него.

– Луи-и-и, – рыдала она, колотя кулаками по гробу сына. – Луи-и-и… не оставляй меня одну, Луи-и-и…

Сопровождавшие попытались оторвать ее от гроба и поставить на ноги. И вот тут-то она, обвинительно указывая на Тамару, принялась визжать, как безумная:

– Это ты, ты, бесполезная сука! Ты убила его! Ты убила моего сыночка! Будь ты проклята, сука! Желаю тебе вечно гореть в аду!

Инга быстро встала между Тамарой и Зельдой, а друзья Зельды оттащили бьющуюся в истерике женщину, своими воплями и оскорблениями нарушившую благородную тишину церемонии, и торопливо поволокли ее к стоящему наготове лимузину.

– Пошли, нам пора, – наконец проговорила Инга дрожащим голосом, который выдавал всю меру ее горя. Она сделала знак двум рабочим, которые скромно стояли невдалеке, облокотившись на лопаты, и курили. – Могильщики ждут. – Слезы застилали ее васильковые глаза, когда она дрожащей рукой взяла Тамару за руку и попыталась увести прочь. – Все кончено.

Тамара вздрогнула, вуаль на ее лице качнулась.

– Нет, не кончено, – едва слышно прошептала она. – Смерть навсегда остается с человеком. Часть меня умерла вместе с Луисом.

Но, вернувшись домой, они обнаружили, что и тут им не будет покоя. В гостиной Тамару поджидали двое мужчин. Завидев ее, они сразу пошли им навстречу.

– Миссис Зиолко? – выступив вперед, спросил тот, что был повыше ростом.

Тамара медленно подняла вуаль и посмотрела на них ничего не видящими, распухшими от слез глазами.

– Кто вы? – пронзительно закричала она. – Кто вас впустил? Сию секунду убирайтесь отсюда, пока я не вызвала полицию!

Человек невозмутимо продолжал:

– Меня зовут Дэвид Флейшер, а это мой компаньон Алан Сэлзберг. Мы представляем фирму «Касиндорф, Стейнберг и Флейшер» и являемся поверенными миссис Зельды Зиолко.

– Какое это дает вам право врываться в мой дом? Флейшер поднял вверх стопку сложенных документов.

– Нам очень жаль, миссис Зиолко, но мы вынуждены просить вас немедленно освободить дом.

– Что?! – Тамара рванулась вперед и едва не бросилась на него, но вцепившаяся в ее руку Инга помешала ей это сделать.

– Согласно добрачной договоренности, которую мы составили, а вы подписали, вы добровольно отказались от всяких притязаний на принадлежащую Луису Зиолко собственность.

– Убирайтесь! – прошептала она. – Это мой дом. Я выплачиваю по его закладной. Убирайтесь! Убирайтесь! Убирайтесь!

– По документам дом и остальная собственность оформлены на имя мистера Зиолко. – Шагнув вперед, он попытался всучить ей документы, но она отказывалась их брать, и они упали на пол. – Мы вынуждены сообщить вам, что собираемся тщательно проверить, не унесли ли вы с собой что-нибудь, кроме лично вам принадлежащей одежды.

Тамара выскользнула из объятий Инги и угрожающе подняла руки с длинными ногтями.

– Пошли вон из моего дома! – завопила она, бросаясь на адвоката. – Вон! Вон!

Адвокаты поспешно ретировались. Тамара доковыляла до ближайшей кушетки, как слепая, нащупала ее рукой и осторожно села. Ее била такая сильная дрожь, что у нее стучали зубы. Неужели этот кошмар никогда не кончится? Неужели такое наследство достанется ей от покойного мужа?

Тамара опустила руки, подняла голову и выпрямилась.

– Инга, позвони в отель «Беверли-Хиллз», – дрожащим голосом произнесла она. – Узнай, не найдется ли у них для нас свободного бунгало. Затем собери все необходимое. Пока хватит пары чемоданов.

Инга упрямо стояла на своем.

– Ты не можешь позволить, чтобы этой ведьме все сошло с рук!

– Инга, пожалуйста, сделай, как я прошу, – устало проговорила Тамара. – Я не хочу ни на минуту оставаться в этом доме. – Она обвела взглядом комнату и содрогнулась. – Мне он никогда особенно не нравился. Он слишком похож на мавзолей.

Они уже собирались уходить, когда Тамара еще раз окинула взглядом гостиную.

– Мы кое-что забыли, – сказала она, чувствуя, как скорбь сменяется гневом.

– О чем ты? – с любопытством спросила Инга.

– Пойдем, мне нужна твоя помощь. – Звонко стуча каблучками, Тамара прошествовала по ковру, плюхнулась на одну из длинных белых кушеток, расставленных вдоль стен, и принялась снимать туфельку.

– Что ты делаешь? – спросила заинтригованная Инга.

Тамара бросила взгляд на блестящую черную лодочку, которую она держала в руке, и разразилась невеселым смехом.

– Ты права, – сказала она, снова надевая ее на ногу. – Это больше не моя мебель, а Зельдина. Пусть она платит за чистку. – Она взобралась на мягкие белые диванные подушки и знаком пригласила Ингу последовать ее примеру. По-прежнему ничего не понимая, Инга сделала то, о чем ее просили. Но, как только Тамара ухватилась за край большой картины Тулуз-Лотрека в золоченой раме, висевшей над диваном, она все поняла и взялась за другой край, и они, пыхтя, сняли ее с крючка и вынесли в холл. Резная, с позолотой, рама весила добрых шестьдесят фунтов.

– А мы можем это сделать? – изумленно спросила Инга, которая, как все представители среднего класса, страшно боялась судов и адвокатов. – Ты забыла, что сказал тебе этот человек?

– Еще как можем, – мрачно отозвалась Тамара. – Пусть она попробует отнять их у меня. Они принадлежат мне, и я могу это доказать. Луи по одной дарил их мне на каждую из шести годовщин нашей свадьбы. Все газеты писали о картинах, которые я получала от Луи в качестве подарка. Лично я считаю, что это отличное доказательство того, что они принадлежат мне.

И, пока они методично обходили гостиную, снимая со стен остальные пять картин, на лице Инги впервые за три дня играла слабая улыбка.

– Ну вот, – сказала Тамара, отряхивая руки от пыли, когда все картины стояли в холле у стены. – Перед тобой живые деньги. Луи всегда говорил, что они ничем не хуже наличных. А сейчас позови сюда Эсперанзу и шофера. Пусть они помогут нам погрузить их в машину. Да, кстати. Не забудь напомнить мне, что я должна позвонить этим адвокатам. Все машины, кроме «дюсенберга», записаны на меня.

И лишь позже, сидя в лимузине, везущем ее в отель, Тамара вдруг осознала, что адвокаты называли ее «миссис Зиолко»; впервые за все время ее замужества к ней обратились, назвав фамилию по мужу.

Оскар Скольник вышел из себя.

– Уйти! – бушевал он. – Что ты имеешь в виду под этим твоим «уйти»? – Он со злостью взглянул на Тамару. – Ты на вершине славы! Звезды не уходят, черт тебя побери!

Они сидели вдвоем в его поражающей своей роскошью гостиной, той самой комнате, где семь лет назад она впервые увидела его. Но на сей раз сверкающий антиквариат, прекрасные картины и другие предметы роскоши ни в малейшей мере не смущали ее.

Она набрала полную грудь воздуха и стиснула зубы, а потом твердо повторила:

– О.Т., я хочу выйти из игры.

Скольник откинулся на спинку кресла, все яростнее отбивая пальцами молчаливую дробь по кожаным подлокотникам. Он пристально смотрел на Тамару, беспрестанно попыхивая своей резной трубкой, отделанной слоновой костью, которую вынул изо рта, лишь когда заговорил. Голос его прозвучал тихо.

– Чего ты добиваешься? Она подняла голову.

– Я ничего не добиваюсь. Я сказала тебе, что покончила с кино. Я покончила с Голливудом. Тебе что, этого недостаточно?

– Да, недостаточно. – Он наклонился вперед. – Я хочу знать, почему всем этим занимаешься ты, а не Морти Гиршсбаум? Ведь он – твой агент.

– Не понимаю, при чем тут он. Я пришла не для того, чтобы обговорить с тобой условия нового контракта. Я просто хотела сама сообщить тебе о своих планах.