Текст книги "Русский Мисопогон. Петр I, брадобритие и десять миллионов «московитов»"

30. «Подтвердить накрепко старой указ о бородах»

Но «тишина о брадобритии» была недолгой. 6 апреля 1722 г., будучи в Сенате (в Москве), Петр I собственной рукой (см. ил. 30 в этой книге) написал указ, которым повелел «подтвердить накрепко старой указ о бородах». Однако, видимо, содержание «старого указа о бородах» император помнил неважно. На самом деле царь создал новый закон:

Чтоб [бородачи] платили по петидесят рублев на год, и к тому, чтоб оные барадачи никакого иного платья не носили, как старое, а именно зипун [с] стоячим клееным козырем, ферези и однорядку с лежачим ожерельем. И ежели хто з бородою придет о чем бить челом не в том платье, то не принимать у них челобитен ни о чем, и сверх того доправить вышеписанную дачю, не выпуская из приказу, хотя б оной годовую и платил. Также хто увидит кого з бородою без такого платья, чтоб приводили х комендантом или воеводам и приказным, и там оной штраф на них правили, ис чево половина в казну, а другая половина привотчику, да сверх того – его платье. Сие всем чинам мирским без выемки, кроме крестьян подлинных пашенных, а не промышленникам11
  См.: РГАДА. Ф. 1451. Оп. 1. Д. 13. Л. 292. Опубл.: ПСЗ. Т. 6. № 3944. С. 641–642; Сборник Русского исторического общества. Т. 11. СПб., 1873. С. 457.


[Закрыть].

Как мы видим, теперь вместо дифференцированной в зависимости от социального статуса шкалы вводился один единый размер бородовой пошлины в 50 рублей. Но теперь ни о каких знаках не было речи, зато убежденные бородачи обязаны были носить не только бороду, но также и «старое» платье, под которым Петр I понимал «зипун [с] стоячим клееным козырем, ферези и однорядку с лежачим ожерельем». У всех мужчин с бородой, но не в «старом» платье (кроме духовенства и пашенных крестьян) запрещалось принимать прошения: они объявлялись вне закона, их следовало ловить, приводить к представителям власти и взыскивать огромный штраф (50 рублей), половина которого предназначалась «приводчику».

Почему Петр весной 1722 г. пришел к мысли о необходимости вернуться к преследованию брадоношения? Скорее всего, причиной послужил какой-то случайный инцидент, напомнивший императору о том, что его окружение – это не вся Россия и в его империи есть очень много людей, которые живут себе по-старому, игнорируя его повеления. И этот инцидент произошел где-то на дороге, во время путешествия. В «Кабинете Петра I» сохранилась собственноручная памятная записочка императора, датированная 1722 годом: «О дороге. О бородах и платье»22
  См.: РГАДА. Ф. 9. Оп. 1. Д. 32. Л. 521. Опубл.: Законодательные акты Петра I. Т. I. С. 100.


[Закрыть]. Скорее всего, эта записочка была сделана сразу после возвращения в Москву с марциальных вод в середине марта 1722 г. Вернувшись в Преображенское, Петр записал, чтобы не забыть распорядиться о двух предметах, которые его очень обеспокоили во время путешествия: дороги и бороды. Действительно, будучи 6 апреля 1722 г. в Сенате, император, набросав процитированный выше указ про бороды, тогда же распорядился и о дорогах: «Дорогу новую зделать следующим образом: определить к той работе людей, которые живут от дороге даже до петидесяти верст в стороны» и т. д.33
  РГАДА. Ф. 1451. Оп. 1. Д. 13. Л. 291 об. – 292. Опубл.: Сборник Русского исторического общества. Т. 11. СПб., 1873. С. 456.


[Закрыть]

Бороды и дороги не случайно оказались рядом. Стоило выехать за пределы императорских резиденций, проехаться по худым российским дорогам, как встретишь множество бородачей, причем не только среди пашенных крестьян. Теперь Петр I, как и в 1698 г., был решительно настроен покончить с бородами в своем государстве.

В подлинном сенатском деле напротив копии нового указа «о бородах» стоит помета секретаря: «Справитца, какие о том прежние указы». Но эта помета перечеркнута, а рядом сделана другая: «Сей указ публиковать в Синод и в Камир-коллегию сообщить»44
  РГАДА. Ф. 248. Оп. 4. Д. 537. Л. 24 об.


[Закрыть]. Можно предположить: сенаторы рассудили, что этот указ нуждается в разработке, для чего требуется поднять старое законодательство, изучить практику, а может быть, даже обратились к Петру с какими-то предложениями, но получили от него указание публиковать закон в том виде, в котором он был начертан его рукой.

Однако вскоре практика его реализации действительно потребовала принятия ряда дополнительных решений и внесения некоторых существенных уточнений. Уже скоро правительству нужно было реагировать на попытку многих российских подданных уклониться от брадобрития пострижением бороды «не в плоть». Сенатский указ от 12 июня 1722 г. повелевал тех, кто подстригает бороду ножницами «не в плоть», «почитать за бородачей»55
  См.: РГАДА. Ф. 248. Оп. 2. Д. 57. Л. 135 – 135 об. Опубл.: ПСЗ. Т. 6. № 4034. С. 720.


[Закрыть]. Вскоре выяснилось, что многие бородачи, не желая расставаться с бородой, не имели при этом возможности платить «штрафа». Все они содержались в различных местных органах власти под караулом, о чем воеводы доносили в Сенат с требованием дополнительных инструкций. 14 июня 1723 г. сенаторы распорядились выбривать таковым бороды насильно и освобождать на поруки66
  См.: ПСЗ. Т. 7. № 4245. С. 77.


[Закрыть]. Однако 28 июня Петр, будучи в Сенате, ужесточил меры против неплательщиков, повелев отправлять их для зарабатывания денег в Рогервик77
  См.: ПСЗ. Т. 7. № 4256. С. 86–87. Составители Полного собрания законов Российской империи ошибочно продублировали тот же указ в шестом томе среди июньских указов 1722 г. См.: ПСЗ. Т. 6. № 4041. С. 725.


[Закрыть] (пример реализации этого указа мы видели выше – см. п. 28 в этой книге, с. 380–381).

Несмотря на все эти жесткие инициативы, бородачи не переводились, на что указывают многие документы. Приведем лишь один пример. В декабре 1724 г. тверской фискал Иван Сидоров доносил в Санкт-Петербург о том, что в Твери «купецкие и всяких чинов люди» «бород не бреют и руское платье носят», и жаловался на тверского воеводу Петра Лобкова, сразу освобождающего тех бородачей, которых к нему приводят для взыскания штрафа88
  См.: РГАДА. Ф. 386 (Канцелярия фискальных дел). Оп. 1. Д. 29.


[Закрыть].

13 ноября 1724 г. Петр I, будучи в Сенате, собственноручно написал указ о создании специального государственного органа при Сенате, ответственного за сбор денег «с бород» и двойной подушной подати со старообрядцев (Раскольническая контора)99
  См.: РГАДА. Ф. 1451. Оп. 1. Д. 18. Л. 381 – 385 об. Опубл.: ПСЗ. Т. 7. № 4596. С. 368.


[Закрыть]. Этим же указом император вновь повелел напечатать специальные «знаки медяные», которые следовало выдавать уплатившим за ношение бороды. Три дня спустя Я. В. Брюс представил в Правительствующем сенате форму этих знаков с надписью: «Борода – лишняя тягота, с бороды пошлина взята». В декабре 1724 г. изготовили 2600 таких знаков на предстоящий 1725 г.1010
  См.: РГАДА. Ф. 271 (Берг-коллегия). Оп. 1. Д. 105. Л. 31–32.


[Закрыть] (см. ил. 31 в этой книге).

Но раздача знаков бородачам в 1725 г. так и не была осуществлена, что, несомненно, объясняется скоропостижной кончиной императора.

12 июня 1728 г. Сенат повелел «оные знаки употребить в копеечный передел»1111
  ПСЗ. Т. 13. № 10053. С. 739.


[Закрыть].

III
Как все начиналось (вместо заключения)

Всякая книга по истории, достойная этого названия, должна была бы содержать главу или, если угодно, ряд параграфов, включенных в самые важные места и озаглавленных примерно так: «Каким образом я смог узнать то, о чем буду говорить?»

Марк Блок. Апология истории, или Ремесло историка, 1941 г.

31. Blackboxing

[Фрагмент 1.] Изменения в повседневных практиках, однако, дело чаще всего непосильное для отдельного человека. Конечно, Петр I мог надеяться на перемены в повседневной жизни, когда начал стричь бороды, вводить западную одежду, насаждать ассамблеи как способ времяпровождения. Но после критики Эдмундом Бёрком того, что случилось с Французской революцией, мы знаем, что надежда на целенаправленное изменение общеразделяемых практик, наверное, только удел суверена с теократическими претензиями, каковым был Петр I. Ведь даже революция не может надеяться поменять нравы в момент11
  Волков В. В., Хархордин О. В. Теория практик. СПб., 2008. С. 45.


[Закрыть].

[Фрагмент 2.] После возвращения Петра из Великого посольства его дидактические жесты драматически радикализуются. Что именно подтолкнуло его к этому, трудно сказать однозначно. Это мог быть и заграничный опыт, и подавление стрелецкого восстания, и общая решимость реформировать государство и общество, безжалостно порвав с традициями и навязав России европейские модели социального поведения и новую систему ценностей. Символические жесты лучше всего свидетельствуют об этой решимости. На следующий день после своего возвращения, 26 августа 1698 г., Петр собственноручно обрезает бороды у бояр, начиная с Шеина и Ромодановского, и затем распоряжается, чтобы служилые люди бород не носили. Лишившись бороды, служилый человек каждый день, взглянув в зеркало и утерев рот, получал напоминание о том, что он приобщился новой секулярной власти, и задумывался над тем, не встанет ли он за это на Страшном суде «с обритыми еретиками», как ему еще недавно внушали церковные власти22
  Живов В. М. Из церковной истории времен Петра Великого. С. 39.


[Закрыть].

[Фрагмент 3.] 25 августа 1698 г. Петр вернулся в Москву. Его ждали неотложные дела.

Политическая жизнь столицы переместилась в Преображенское. Сюда потянулись бояре. То, что они пережили при первой встрече с царем, поразило и их самих, и современников, долгие годы рассказывавших потом детям и внукам о случившемся в тот памятный день: принимая бояр, Петр приказал подать ему ножницы и тут же пустил их в ход – на пол посыпались отрезанные самим царем бороды. Шок испытали самые влиятельные лица – генералиссимус А. С. Шеин, князь-кесарь Ф. Ю. Ромодановский и другие.

Но пришлось смириться, тем более что царь не ограничился первой встряской, а упорно продолжал войну с бородами. Несколькими днями позже на пиру у Шеина, теперь уже безбородого, у его участников, еще имевших на лице сие старорусское украшение, бороды кромсал царский шут. Так Петр, в обычной своей манере, решительно и деспотически грубо рвал со стариной в быту.

Не считаясь с недовольством бояр и духовенства, Петр объявил в указах, что брить бороды должны все подданные. Знать относительно быстро и легко примирилась, рассталась с бородой. Простой же люд ответил глухим ропотом и сопротивлением. Тогда власти объявили, что те, кто желает носить бороды, должны платить налог: богатый купец – 100 рублей в год (деньги огромные по тем временам), дворяне и чиновники – 60, горожане – 30 рублей, крестьяне – по копейке при въезде в город и выезде из него. Не платили налог только лица духовного звания. В итоге выиграла казна, пострадали убежденные бородачи33
  Буганов В. И., Зырянов П. Н. История России, конец XVII – XIX в.: Учебник для 10‐х классов общеобразоват. учреждений / Под ред. А. Н. Сахарова. М., 1995. С. 16.


[Закрыть].

Не могу вспомнить, когда и где я впервые услышал про брадобритие при Петре I. Но могу сказать совершенно точно, что описание этой истории в учебнике, который я изучал, будучи учеником 10‐го класса (см. фрагмент 3), меня нисколько не удивило: история тогда казалась хорошо и давно знакомой, а главное, очень понятной. Автором главы о XVIII в. этого учебника, выдержавшего не менее 18 переизданий44
  См.: Буганов В. И., Зырянов П. Н., Сахаров А. Н. История России, конец XVII – XIX в.: Учебник для 10‐х классов общеобразоват. учреждений: профил. уровень [18‐е изд.] / Под ред. А. Н. Сахарова. М., 2012. Процитированный фрагмент в 18‐м издании по сравнению с 1‐м не изменился. См.: Там же. С. 10–11.


[Закрыть], является известный историк Виктор Иванович Буганов (1928–1996). Главу открывает параграф «Начало славных дел Петра», в котором между прочим в подробностях описывается яркая сцена брадобрития в Преображенском, после чего сразу следует характеристика указа о бородовой пошлине, но без уточнения его даты. Сейчас я понимаю, что В. И. Буганов вслед за многими своими предшественниками предполагал, что цитируемый им указ не был первым. Но, если обозначить дату этого самого раннего дошедшего до нас указа о брадобритии (то есть 16 января 1705 г.), большой хронологический разрыв между ним и сценой в Преображенском 26 августа 1698 г. вызовет недоумение читателей. Сделать же соответствующие пояснения в учебнике не представлялось возможным. Так эти два события (встреча царя и бояр в Преображенском и указ о брадобритии) оказывались «сцементированы» друг с другом. Но этот простой риторический ход, обусловленный спецификой жанра учебной литературы и низким уровнем разработки данной темы, существенно влияет на восприятие этих событий школьником. При чтении данного текста в голове читателя (во всяком случае, моей) формируется уверенность в том, что введение брадобрития при Петре произошло одномоментно, за счет резких насильственных мер, при однозначном негативном отношении к этой инициативе большинства населения. В. И. Буганов отметил, что Петр действовал «в обычной своей манере» – «решительно и деспотически грубо рвал со стариной в быту». Так, подсвечивая лишь один эпизод, автор выявляет характерные черты сложной, переломной эпохи.

С монографией «Из церковной истории Петра Великого» 2004 г. (см. фрагмент 2) известного российского филолога Виктора Марковича Живова (1945–2013) я впервые столкнулся, когда оканчивал обучение в университете и уже понимал, что буду заниматься изучением российского XVIII столетия. В этом высококлассном научном исследовании В. М. Живов отталкивается от предположения, что сложившаяся в историографии картина церковной политики первого российского императора, которая строится на противопоставлении «реформаторских усилий Петра и пассивного сопротивления различных социальных групп, приверженных прошлому, но не обнаруживающих никакой собственной инициативы», является «слишком однозначной и в своей однозначности несколько тенденциозной». Обнаруженные Виктором Марковичем документы заставили его предположить, что, «во-первых, сопротивление [церковной политике Петра] не было пассивным, а во-вторых, что оно не было униформным, развивающим некую единую традицию „старой культуры“»55
  Живов В. М. Из церковной истории времен Петра Великого. С. 6.


[Закрыть]. Сформулировав свою новаторскую гипотезу, автор в начале книги прослеживает истоки того «культурно-политического противостояния, с которым имел дело Петр». Но, дойдя до известной сцены 26 августа 1698 г., В. М. Живов применяет тот же самый паттерн, который был создан еще во второй половине XIX в. (см. п. 2 в этой книге), а с тех пор успешно используется в самых разных дискурсах, вплоть до современных школьных учебников: петровский указ о брадобритии рассматривается сразу после сцены в Преображенском и как будто срастается с ним. Хотя эта царская инициатива резко диссонирует с настроением большинства российских подданных, все же настойчивость Петра быстро приводит к «положительным» результатам. В. М. Живов драматизирует совершенную царем бытовую революцию, рисуя чувства воображаемого служилого человека, вынужденного бриться по указу государя, постоянно вспоминая о той вечной каре, которая, согласно недавним внушениям Церкви, должна настигнуть каждого нарушителя заповеди брадоношения66
  Там же. С. 39.


[Закрыть].

Авторство книги, из которой извлечен фрагмент 1, принадлежит известным специалистам по общественным наукам: социологу Вадиму Валерьевичу Волкову и политологу Олегу Валерьевичу Хархордину. С этой книгой, призванной познакомить студентов факультетов социальных и политических наук с различными концепциями, группирующимися вокруг так называемого «прагматического поворота в социальных науках», я познакомился, когда проходил обучение в аспирантуре и работал над кандидатской диссертацией. В ней авторы объясняют сложные идеи, нередко прибегая к доступным и всем хорошо понятным примерам. Например, О. В. Хархордин, размышляя о феномене повседневных практик, отмечает, что их изменение – «дело чаще всего непосильное для отдельного человека». При этом оговаривается, что, конечно, есть некоторые уникальные исключения, например Петр I с его брадобритием и насаждаемой западноевропейской одеждой.

В этих текстах, написанных с различными целями и адресованных самым разным читательским кругам (школьникам, студентам, специалистам по петровскому времени), очень разные авторы независимо друг от друга воспроизвели, в сущности, одинаковый образ энергичного царя, который, вернувшись из Западной Европы, собственными руками, ловко орудуя ножницами, с легкостью изменил внешний облик своих пассивных, неспособных к сопротивлению подданных вопреки их желанию. Яркая сцена в Преображенском 26 августа 1698 г., будучи сцементированной с указом о брадобритии от 16 января 1705 г., теряет четкие хронологические ориентиры, превращаясь в некую вневременнýю дидактическую модель, которую удобно использовать для объяснения сущности сложнейшей эпохи – времени Петровских реформ. Эта модель сформировалась очень давно, еще во второй половине XIX в. (см. п. 2 в этой книге), и с тех пор превратилась в своеобразный черный ящик77
  Бруно Латур определяет понятие «blackboxing» следующим образом: «Выражение, используемое в социологии науки для обозначения процесса, в ходе которого научно-техническая работа [ученого] становится невидимой благодаря своему собственному успеху. Когда машина работает эффективно, когда факты установлены, нет необходимости сосредотачиваться на внутреннем устройстве [„черного ящика“] – достаточно того, что имеется „на входе“ и получается „на выходе“» («An expression from the sociology of science that refers to the way scientific and technical work is made invisible by its own success. When a machine runs efficiently, when a matter of fact is settled, one need focus only on its inputs and outputs and not on its internal complexity»: Latour B. Pandora’s hope: essays on the reality of science studies. Cambridge, MA; L., 1999. P. 304).


[Закрыть], с помощью которого Петровская эпоха в ее основных сущностных чертах делается понятной каждому школьнику. Прекрасным примером художественного воплощения этой модели служит картина Д. А. Белюкина «Петр I стрижет бороды боярам» 1985 г. (см. ил. 34). Изображение строится на контрастном противопоставлении длиннобородого боярина в длиннополом русском костюме и энергичного Петра, который готовится отрезать ему бороду на фоне весело наблюдающих за сценой царских приближенных. По изображенным костюмам происходящее следовало бы отнести скорее ко второму десятилетию XVIII в., а не к 1698 г., но принципиальное значение имеет не точная дата, а именно сам эффект контраста, возникший в результате попадания в один кадр старой, косной Московской Руси и молодой, ориентированной на изменения имперской России. Конечно, боярин, воплощающий старую Русь, сильно недоволен, но кто будет считаться с его желанием – ему придется покориться! Пройдет мгновение, на пол полетит его борода, и он станет похож на тех людей, которые сидят за столом, распивают вино и ведут великосветские беседы.

Кажется, ни у кого не возникало желания заглянуть внутрь этого «черного ящика». Не могу похвастаться, что мне удалось его расшифровать во всех деталях. Но, по-моему, работа этого устройства базируется на нескольких допущениях, образующих некую рамку для осмысления данного конкретного исторического явления (брадобрития при Петре), а также обеспечивающих его мощный дидактический потенциал. Среди них следующие:

• Петр быстро и успешно ввел в своем государстве брадобритие.

• Большинство населения (за исключением разве что некоторых царских приближенных) относилось к данной инициативе резко отрицательно.

• Тем не менее государь проявил настойчивость и довольно быстро, применяя насильственные средства (чему служит образ Петра I с ножницами в руках), реализовал это нововведение, не встретив со стороны общества адекватного сопротивления.

Как бы ни был устроен этот «черный ящик», хорошо видно, чтó получается на выходе. Во-первых, становится понятной сущность Петровской эпохи: всесторонняя вестернизация как ее главное содержание, Петр как первопричина реформ, насилие как главный инструмент обеспечения задуманных перемен. Во-вторых, рельефно вырисовывается образ энергичного царя, обладающего абсолютной деспотической властью, которому противостоит угнетенное, безынициативное и совершенно раздавленное этой властью общество, которое просто вынуждено покориться.

32. Аномалии 1: Eigensinn

Летним днем 2011 г. случайным образом я наткнулся в архиве на дело из фонда Раскольнической конторы (это учреждение с 1724 г. курировало борьбу с брадоношением в Российской империи). Содержание дела вкратце таково. В ноябре 1753 г. в Конторе было получено по почте доношение капитана Нижегородского драгунского полка Егора Раздеришина, который по долгу службы со своей драгунской командой некоторое время провел в Калуге, где был неприятно удивлен традиционным внешним видом жителей этого важного города – центра целой провинции: «калужское купечество – самые первейшие люди», в том числе и выборные городские должностные лица – «головы», «судящие бургомистры», «ратман», – все, «в противность» государевым указам, «содержат себя в бородах, в неуказном как в верхнем, так и исподнем платье всегда ходят». Причем драгунский капитан находился в Калуге в тот момент, когда туда в июле 1753 г. доставили из Москвы очередное подтверждение указов о брадобритии и платье. А потому он имел возможность наблюдать, как после публикации в городе этого указа только городские выборные должностные лица – бургомистры и ратман – на некоторое время переоделись в одно лишь «верхнее указное платье» и слегка подстригли бороды, но «чрез краткое время паки <…> могистрацкие судящие то указное платье перестали носить» и теперь «по-прежнему в неуказном ходят». После публикации подтвердительного указа о брадобритии один, видимо самый отважный, драгун его команды, которого звали Михайлой Новиковым, попытался его реализовать, то есть схватить на центральной городской площади, напротив магистрата, парочку «бородачей и в неуказном платье» с тем, чтобы отвести их для взыскания штрафа в провинциальную канцелярию. Но эти бородачи оказали солдату отчаянное сопротивление, возник шум и переполох. Узнав, в чем дело, выручать бородачей, своих сограждан, поспешил сам калужский бургомистр Иван Коншин, который,

в великом сердце и ярости выбежав из магистрата с протчими купцами, напав на него, Новикова, сам своими руками бил смертно и, поволя, тоская за волосы, пинками и ругателски по щекам так, как бы злодея или варвара, и с той площади волокли оного драгуна Новикова до могистрата за волосы волоком, и, втоща в могистрат, еще не удоволствуясь, вторично он же, Коншин, и ратман Лифенцов били ж ругателски по щекам, и тоскали за волосы, и лежачева топтали пинками ж безчеловечно.

После этого инцидента все драгуны, в том числе и сам драгунский капитан, приближаться к бородачам опасались. У Раздеришина сложилось впечатление, что калужские купцы так действуют не впервые, а, «отважась по застарелой своей привычке, [так] поступили». Офицер пришел к убеждению, что указы о брадобритии и ношении западноевропейского платья здесь вряд ли когда-либо исполнялись, местные купцы «в том закоснели», и если освидетельствовать их дома, то «ретко у которого указное мужское платье найдетца, а женского ни у единого <…> не упователно быть, ибо ни у одной посацкой жены указного платья не видать было, дабы насили»11
  РГАДА. Ф. 288. Оп. 1. Д. 445. Л. 1 – 2 об., 14.


[Закрыть].

Раскольническая контора, получив доношение Раздеришина, в мае 1754 г. направила в Калужскую провинциальную канцелярию требование разобраться с бородачами. Вскоре Контора получила от воеводы Василия Ушакова рапорт о получении указа, но на этом дело застопорилось22
  Там же. Л. 28–34.


[Закрыть]. Лишь после настоятельных требований сообщить о результатах расследования калужский администратор в октябре 1754 г. ответствовал в Москву, что он, со своей стороны, направил в Калужский магистрат промеморию, «что подлинно ль они, [должностные лица магистрата,] ходят в бородах, а жены их в неуказном платье, так и прочие калужские купцы, кто имяны в тех же бородах и в неуказном платье ходят», но ответа не получил. Тогда он распорядился осмотреть некоторых указанных в доношении Раздеришина купцов, но они «по свидетелству явились в бритых бородах и в платье указном». Всех же оговоренных офицером калужских купцов осмотреть ему было невозможно «за отлучкою их из домов своих в украинские и другие городы для торговых промыслов». Калужский воевода обещал в будущем внимательно следить за тем, чтобы калужские купцы бород не носили, а «егда впредь кто из вышеписанных или протчих калужских купцов или их жен сысканы будут и окажутся в бородах и в русском платье, и в правинциалную канцелярию приведены будут, то о взыскании со оных указного штрафа Калужская правинциалная канцелярия надлежащее в силе указов исполнение чинить будет»33
  Там же. Л. 35–39.


[Закрыть]. Служащие Раскольнической конторы в итоге вынесли решение «оное следствие отставить»44
  См.: Там же. Л. 58 об.


[Закрыть].

Очень скоро я убедился в том, что это дело о повальном саботаже указов о брадобритии в Калуге представляет собой отнюдь не уникальный случай. Дела о незаконном ношении бороды жителями городов 1730–1750‐х гг. составляют значительную часть всех дел Раскольнической конторы (по моим подсчетам, не менее 15%). Например, еще одно подобное следствие началось с доношения копииста Гоф-интендантской конторы Антона Матвеева от ноября 1744 г., в котором он рассказал, что по приказу своей матери ездил в Боровск для подачи там в местном магистрате от ее имени прошений на некоторых боровских купцов. Оказавшись в зале присутствия, он был поражен тем, что «в том Боровском могистрате бургомистр Матвей Ипатов в противность Ея Императорскаго Величества указам присудствует в бороде и в русском платье»55
  РГАДА. Ф. 288. Оп. 1. Д. 296. Л. 1.


[Закрыть]. По распоряжению Раскольнической конторы в Боровской воеводской канцелярии были допрошены некоторые свидетели, которые сделали противоречащие друг другу заявления. Один из них, боровский купец Федор Морозов, показал, что он «в присудствии оного бургомистра Матвея Ипатова в небритой бороде никогда не видовал». Но более интересно показание другого свидетеля, канцеляриста Петра Матвеева: по его словам, он «во время подачи оного Матвеева прошения во оном Боровском могистрате <…> бурмистра Матвея Ипатова в небритой бороде в то число он не видал, а видел ево в бритой бороде»66
  Там же. Л. 8 – 8 об.


[Закрыть]. Боровская воеводская канцелярия сочла, что показания свидетелей дают все основания для того, чтобы закрыть дело. Служащие Раскольнической конторы с этим, видимо, согласились и продолжать расследование дела не стали. В итоге боровский бургомистр Матвей Ипатов, заседавший в присутствии магистрата в русском платье и не то в небритой, не то в бритой бороде, вовсе избежал штрафа.

А вот еще один случай. Коллежский асессор Иван Чиркин, который в 1755 г. был назначен воеводой в город Порхов, прибыв на новое место службы, в первую очередь заметил, что «порховское купечество ходят в неуказном платье и з бородами так, как сущие крестьяне». Вступив в должность, новый порховский администратор принялся энергично заниматься этим вопросом. Изучив законодательную базу, Чиркин вступил в официальную переписку с местной ратушей, требуя исполнения императорских указов о брадобритии. Но вскоре воевода начинает понимать, что «от Порховской ратуши послаблением исполнения [указов о брадобритии] никакого не чинится». Чиркин получал из ратуши откровенные «отговорки» наподобие того, что те люди «пахотные и торгу никакого не имеют», а только числятся как посадские люди, а вообще-то воеводе и заниматься посадскими людьми не следует – не его это дело, следить за купцами. Опасаясь того, что, «ежели от кого усмотрено и донесено будет», он будет обвинен в пренебрежении императорскими указами, Чиркин неоднократно обращался в Новгородский магистрат, которому подчинялась Порховская ратуша, но ему ничего добиться так и не удалось. Наконец, Чиркин направил «покорнейшее доношение» в Правительствующий сенат с просьбой прислать ему специальный указ (а копию направить в ратушу), в котором четко прописать, что воевода действительно имеет полномочия следить за исполнением указов о брадобритии в своем городе, все купцы ему в этом обязаны подчиняться, и «ежели не похотят бород брить», воевода должен «с них, как з бородачей, брать в казну пошлины», от чего, как обещал Чиркин, «будет в казне Ея Императорскаго Величества немалая прибыль». Кроме этого, воевода просил его проинструктировать, «что со оным купечеством за вышепоказанные в силу указов противные поступки чинить»77
  РГАДА. Ф. 288. Оп. 1. Д. 855. Л. 3–4.


[Закрыть]. Но в Сенате его обращение пролежало под сукном несколько лет, пока в мае 1762 г. его вдруг как-то не отыскали среди нерешенных дел, после чего отправили для рассмотрения в Раскольническую контору. Там было решено в Порховскую воеводскую канцелярию и ратушу послать специальные указы, в которых уточнить, что воевода должен «смотрение» иметь за тем, чтобы местное купечество в «неуказном платье не ходили и бород не носили». Но когда в августе 1762 г. этот пакет с бумагами был доставлен в Порхов, там уже сидел другой воевода – поручик Артамон Ушаков, который, по всей видимости, уже успел достичь с горожанами нужных договоренностей, а потому вряд ли нуждался в этом унылом предписании Раскольнической конторы88
  См.: Там же. Л. 36.


[Закрыть].

Картина, которая вырисовывается из этих и других подобных дел, меня поразила. Жители больших и маленьких городов, расположенных не так далеко от Москвы и Санкт-Петербурга, несмотря на повторявшиеся строгие указы, продолжали благополучно носить бороду и русское платье при очевидном попустительстве местных властей. Но еще более удивительно то, как лениво и неохотно реагировали столичные чиновники на доношения о бородачах, которые иногда к ним поступали: их действия производят впечатление усталости и бессилия.

Обнаруженные дела показались мне настолько поразительными, насколько и важными, так как резко диссонировали с моими представлениями о русском городе постпетровской эпохи. «А откуда нам вообще известно, что петровские указы о брадобритии и „немецком платье“ были успешными? Кто и как это доказал? И как так получилось, что это убеждение прочно засело в моей голове?» Мне захотелось побыстрее заявить об этом важном открытии, что и было сделано в совместном с Евгением Трефиловым докладе на конференции «Феномен реформ в Европе и России начала Нового времени (XVI–XVIII вв.)», которая проходила 15–16 марта 2012 г. в Европейском университете в Санкт-Петербурге (затем на основе доклада была напечатана статья). В этих докладе и статье мы несколько поспешно сделали вывод о том, что петровский «проект европеизации внешнего облика горожан» никакого успеха не имел, а в 1740–1750‐е гг. «традиционный облик сохранили целые города»99
  Акельев Е. В., Трефилов Е. Н. Проект европеизации внешнего облика подданных в России первой половины XVIII в.: замысел и реализация // Феномен реформ на западе и востоке Европы в начале Нового времени (XVI–XVIII вв.): Сб. ст. СПб., 2013. С. 153–173.


[Закрыть].

Случилось так, что одновременно с этими делами я открыл для себя вышедший в 2010 г. на русском языке сборник статей Альфа Людтке со вступительной статьей С. В. Журавлева, описывавшей исследовательскую программу Alltagsgeschichte. Своими филигранными исследованиями А. Людтке показывает, что рядовые немцы в XIX–XX вв. могли добиваться определенной автономии по отношению к верховной власти различными, порой неожиданными способами, которые могут быть замечены только при изучении «повседневных практик рядовых людей в конкретных жизненных ситуациях». В фокусе исследователя оказывается разнообразное социальное поведение «многих немцев», которые, таким образом, из объектов государственной политики превращаются в субъектов истории, способных реально влиять на исторический процесс. Для того чтобы получить такой угол зрения, важно попытаться увидеть исторические события и процессы не сверху, с позиции власти, «во все времена стремившейся к политизации прошлого и к самооправданию», а снизу, с точки зрения «маленьких людей», так, чтобы они «обрели в истории собственные голоса и лица»1010
  Журавлев С. В. История повседневности – новая исследовательская программа для отечественной исторической науки // Людтке А. История повседневности в Германии: новые подходы к изучению труда, войны и власти. М., 2010. С. 11, 19.


[Закрыть].

Так возникла заманчивая перспектива изучения петровской политики в отношении внешнего облика российских подданных сквозь призму поведения различных акторов – как представителей власти, ответственных за исполнение повелений монарха, так и «многих русских», на которых распространялись их действия. Наиболее продуктивным мне представлялось применение к российскому материалу первой половины XVIII в. концепта «своеволие» (Eigensinn), который был изобретен Альфом Людтке для описания одной из форм отстаивания акторами определенной автономии по отношению к власти на уровне повседневной жизни1111
  См.: Людтке А. Рабочие, Eigensinn и политика на германских предприятиях в 1880‐е – 1914 годы // Людтке А. История повседневности в Германии: новые подходы к изучению труда, войны и власти. М., 2010.


[Закрыть]. Любопытно, что позже мне встретился российский аналог выражения Eigensinn, который нередко применялся в российских источниках XVIII в. по отношению к нарушителям указов о брадобритии, – «упрямство». Например, в августе 1703 г. стряпчий валдайского Иверского монастыря сообщал из Новгорода: «Ныне, как приехал генерал Яков Вилимович [Брюс] и сказал государев указ немногим нарочитым людем, чтоб с бородами и в русском платье не ходили, потому де давно сказано новгородцам, и они де упрямы»1212
  Цит. по: Седов П. В. «И в соборе, и у владыки был в венгерском платье». С. 236.


[Закрыть]. В 1748 г. белгородские купцы Василий Ворожейкин и Андрей Курчанинов доносили в Правительствующем сенате: «В Российской империи многие разных чинов люди в противность состоявшихся указов упрямством своим ходят в неуказном платье и носят бороды»1313
  ПСЗ. Т. 12. № 9479. С. 828. Оригинал этого доношения см.: РГАДА. Ф. 248. Оп. 14. Д. 808. Л. 2 – 4 об.


[Закрыть].