Текст книги "Бандит из Чертова Каньона"

Глава 15. Теперь идите!

ВНОВЬ НАСТАЛА СРЕДА. Четыре лошади, истекая потом, тяжело трудились, волоча тяжелую повозку по северному склону Чертовых гор. Это была очень тяжелая задача даже при легком грузе – на самом деле ее выполнение требовало шести лошадей. В старое время так оно и было – повозку тащили именно шесть лошадей, а не четыре, как сейчас. Впрочем, на этот раз, груз был легким. Это был единственный пассажир. Вернее, пассажирка. Она сидела на облучке рядом с Биллом Гатлином, с которым вела затянувшуюся дискуссию.

– Говорю вам, я не верю, что это делает он, и я очень рада, что он сбежал.

Гатлин покачал головой.

– Никто не имеет большего права говорить так, чем вы, мисс, – сказал он. – ограблено-то было ваше собственное золото, и ваш курьер был убит. Однако же, так или иначе, я имею свое собственное мнение, и я оставлю его при себе. А оно таково, что это делал именно Балл.

– Хотела бы я посмотреть однажды на этого Черного Койота, – сказала вдруг девушка. – Тогда я бы узнала точно, Балл это или нет.

– Сегодня вряд ли у вас есть шанс встретить его, мисс, – сказал ей Гатлин. – Сегодня мы не везем груза золота, если я не ошибаюсь.

– А он разве никогда не ошибается? – спросила девушка.

– Никогда, мисс.

Диана погрузилась в молчание. Ее мысли возвратились к разговору с адвокатом в Канзас-Сити. Прогнозы этого адвоката не были оптимистичны. С помощью судебного процесса – затяжного и дорогостоящего – она могла через несколько лет отсудить себе небольшую часть отцовской доли в бизнесе. Гораздо выгоднее, по его словам, было согласиться на предложенные деньги. Сто двадцать пять тысяч долларов в руках были, по его мнению, гораздо лучше, чем многолетняя тяжба, которая практически ничем не отличалась от азартной игры с крупными ставками, притом со счетом не в ее пользу.

– НО Я НЕ ДОЛЖНА! Не должна! Не должна быть ограблена! – воскликнула она полушепотом.

– Что вы говорите, мисс? – спросил Билл Гатлин. – Вы мне говорите?

– Должно быть, я размышляла вслух, – ответила она, улыбнувшись. – Какой долгий подъем, Билл!

– Мы уже почти у вершины, – ответил возница, останавливая свою четверку для краткого отдыха.

А на уступе Фургон-Горы, возвышающейся над южным рукавом дороги, спускавшейся по Чертову ущелью, в зарослях чапараля в седлах сидели двое мужчин. Заросли полностью скрывали их от взоров людей, ехавших по дороге. Они же могли видеть ее на протяжении почти всей ее длины, от вершины и до самой щели на дне. Один из сидевших заговорил.

– Вот он едет, – сказал он. – Это был смуглый могучий мексиканец, далеко за тридцать, Грегорио, бандит.

Его компаньон с таким расчетом приладил на лице черный шелковый платок, что он почти полностью скрывал его черты. Лишь два небольших отверстия, прорезанных в этом платке напротив глаз его владельца, позволяли ему сейчас увидеть, что дилижанс достиг перевала и начал двигаться вниз по довольно крутому склону к ущелью и к Хендерсвилю.

– Поехали, – сказал Грегорио и повернул коня. Лошадь его компаньона внезапно двинулась в тот момент, когда он еще окончательно не повязал свой платок. Мужчина потянулся к уздечке, и платок на миг спал с его лица, обнажив его. Это был Балл.

Вторая попытка была более удачной, и после этого бандиты двинулись вниз, по крутому склону горы. Они держались ниже гребня и оставались по южную сторону горы, скрываясь до времени от взглядов возницы и пассажирки дилижанса. Их лошади двигались с величайшей осторожностью и без спешки. Путь был весьма ненадежен, и время от времени лошадям приходилось усаживаться на круп. Некоторое время они скользили вниз, после чего вновь умудрялись находить подходящую для ног опору. Всадники производили впечатление в высшей степени невозмутимых людей. Казалось, их не страшит ни крутой спуск, ни предстоящее рандеву. Было заметно, что эти двое заняты своей привычной рутинной работой. В часто разросшемся кустарнике, как раз над ущельем, они привязали лошадей и продолжали свой путь пешком.

Дилижанс громыхал вниз, раскачиваясь из стороны в сторону. Диана сжалась на своем сиденье, крепко ухватившись за сиденье, и помалкивала. Она уже много раз ездила с Биллом Гатлином. Он взглянул на нее краем глаза.

– Ничего-ничего! – сказал он, как будто отвечая на непроизнесенное вслух замечание с ее стороны. Диана знала, что за этим последует. Она слышала это много раз. – Нет, ваше величество, – продолжал Билл. – Это пустяки. Вот если бы вы были со мной в одну ночь, когда я ездил на Денвер в прежние дни. Тогда железные дороги еще не проткнули всю страну, как гвозди. Тропка проходила прямо через вершину горы. Никаких дорог и в помине не было. У меня был старый дилижанс, набитый до отказа пассажирами. Они висели даже на багажнике. Темень была – как дегтем намазано. Такой дьявольски темной ночи я больше никогда не видел. Я даже не различал в темноте собственной коренной. Единственным признаком того, что я имел лошадей, были искры, высекаемые их подковами из камней дороги. Прежде, чем мы достигли вершины горы, полил худший ливень из всех, когда-либо виденных мною. Последние сотни родов, остающиеся до вершины, лошади вынуждены были проделать вплавь. Волны так трепали старый дилижанс, что восемь пассажиров заболели морской болезнью.

Но ничего страшного не случилось. Когда мы въехали на вершину, я увидел, что дорога была полностью размыта. Тут и ушастый заяц не нашел бы никакой дороги. Но я вез почту, как и сейчас. И я должен был поспеть вовремя. Это была высокая гора с отвесной кручей, и там не было ни одного деревца. Ну что ж, я увидел, что остается лишь одно – спускаться, есть там какая-то дорога или нет. Так что на вершине горы я стегнул кнутом свою четверку и пустил их к Денверу. И мы поехали. Быстрее, чем в тот раз, я в жизни своей не ездил. Коренные бежали, словно они хотели оторваться от дилижанса, а передние – скакали так, словно хотели убежать от коренных.

Итак, ваше величество, мы ехали так скоро, что трение расплавило гайку в ближайшем ко мне переднем колесе, и это колесо укатилось самостоятельно вниз по склону. Но оно не смогло угнаться за дилижансом и очень быстро возвратилось назад. Впрочем, дилижанс катился так быстро, что этой пропажи никто даже не заметил. Правда, весьма скоро отстало заднее колесо. И это колесо уже не смогло угнаться за дилижансом. Хотя я и видел краешком глаза, что оно делало все, что только могло.

Да, ваше величество, не прошло много времени, как оторвалось и другое заднее колесо. Но мы в тот момент мчались уже вдвое быстрее, чем когда оторвалось первое колесо. Теперь старый дилижанс летел на одном колесе, и держался он при этом гораздо ровнее, чем когда-либо на четырех. Когда мы были уже почти на дне, сорвалось и последнее колесо. Тут я уже был уверен, что мы встали, и что нам теперь не добраться до Денвера. Однако мы получили, оказывается, такой гигантский импульс движения, что потеря последнего колеса так же осталась незамеченной, как и потеря всех предыдущих.

Лошади сами несли дилижанс позади себя, как комета тащит свой хвост. Мы пронеслись вниз с горы и еще пять миль по ровной поверхности – только после этого дилижанс – и я с пассажирами – столкнулись с землей. Разумеется, мы вынуждены были остановиться.

Это было весьма неприятно. И удар был, я вам доложу, очень чувствительный! Но при том я не выбивался из графика.

Вдруг один из пассажиров мне говорит:

– Взгляни-ка вон туда, Билл! Смотри, что катится!

Я смотрю и вижу – те четыре оторвавшихся колеса катятся по равнине прямо к нам. Тэк-с. Короче говоря, они устали и упали прямо рядом с нашим дилижансом, и с помощью пассажиров и нескольких дополнительных гаек мы их вставили на место и доехали до Денвера на два часа раньше срока. Но, я доложу вам, мисс, это было что-то с чем-то! Не хотел бы я снова такого рейса! Так что…

– Руки вверх! Поднять руки!

Дилижанс замедлил движение из-за того, что дорога в горном ущелье была очень каменистая. Поэтому двое мужчин с закутанными лицами могли спокойно стоять на пути передних лошадей. Они навели на кучера и его единственную пассажирку свои дьявольского вида револьверы.

Диана Хендерс сидела, как человек, обратившийся в камень. Ее глаза сосредоточенно всматривались в высокую стройную фигуру главного разбойника. Небольшой порыв ветра заставил пошевелиться черный платок, скрывавший его лицо, так что она увидела (или подумала, что увидела) шрам на его квадратном подбородке. Она вовсе не боялась. Не физический страх делал ее неподвижной, а что-то гораздо худшее. Это был парализовавший сердце и душу ужас. Был ли это Балл? Мог ли это быть он?

Но бог мой, могла ли она заблуждаться? Могла ли не узнать очертания знакомой фигуры, если каждое движение, каждый жест выдавали невыносимую правду?

Он молчал. Диана была рада этому, как последней возможности сохранить толику сомнения. Второй разбойник давал краткие команды. Что это был Грегорио, сомневаться не приходилось.

– Брось вниз сумку с почтой, – приказал он вознице, и Билл Гатлин бросил ее.

Высокий человек взял ее и отъехал за дилижанс, исчезнув из поля зрения. Пятью минутами позже Грегорио приказал им трогать. Вот и все. Происшествие длилось всего минут шесть, но за этот краткий промежуток времени все устойчивое здание мироустройства было до основания потрясено в душе Дианы. Новая, ужасная, правда захватила ее душу, та правда, которая могла бы возродить ее и поднять на волне восторга и счастья, а теперь волокла ее вниз – в водоворот самобичевания и боли.

Несколько минут они ехали в полном молчании. Бил Гатлин хлопал своим длинным кнутом по ушам передних лошадей, легко скачущих по сравнительно ровной дороге.

– Черт возьми! – сказал он через некоторое время. – Это становится слишком уж регулярным, чтобы меня это радовало. Хотя в то же время – пожалуй, я чувствовал бы себя немного более одиноким, если бы меня время от времени не грабили. Однако вы, мисс, добились желаемого. Вы увидели Черного Койота. Прекрасно, и что же вы теперь скажете? Был ли это Балл или не Балл?

Диана Хендерс поджала губы.

– Конечно, это был не он, – сказала девушка.

– На мой взгляд, выглядит совершенно как он, – сказал Гатлин.

Когда они остановились перед домом Мэри Донован, те же самые зеваки и бездельники подошли поближе, чтобы полюбопытствовать, что там новенького привез почтовый дилижанс. Для этих людей это была единственная связь с цивилизацией, и они ждали, что на них золотым дождем польются ее блага. Однако они приветствовали Диану ничуть не менее сердечно, хотя она была единственным пассажиром на этой колымаге, и ничего нового и интересного дилижанс не привез.

– Опять ограбление, – объявил Билл Гатлин. – Кто-нибудь сходите, скажите Гаму – может, он захочет выбрать кого-то для захвата бандитов.

Толпа немедленно заинтересовалась. Люди стали задавать вопросы.

– Они не нашли золота и взяли почту, – сказал Билл Гатлин. – Полагаю, если кто-то из вас ждет писем, то он их не обнаружит.

Тут заговорил человек, приехавший с «Заставы Y».

– Тот нью-йоркский парень на ранчо ждет важной депеши, – сказал он, – Он специально из-за этого послал меня сюда.

– Эй, а это что такое? – воскликнул один из собравшихся, заглянув внутрь экипажа. – Вот же она – сумка с почтой, лежит тут себе спокойненько! – он вытащил ее и показал остальным.

– Что-то с ней не так, – сказал один. – Она надрезана, – и показал на большую прорезь в коже.

Пришел почтмейстер и резервировал сумку. Толпа последовала за ним в универсальный магазин, где располагалось почтовое управление. Здесь почтмейстер, подбадриваемый толпой, проверил содержимое сумки.

– Не могу сказать, что же пропало, – сообщил он. – Нет только заказного письма мистеру Корсону.

Диана Хендерс немедленно ушла в отель; она добежала туда так скоро, как если бы вошла туда, прямо сойдя с дилижанса. Мэри Донован взяла ее к себе в гостиную на «чашечку чайку», о чем девушка только и мечтала последние пару часов. Здесь она рассказала относящейся к ней по-матерински ирландской женщине обо всех подробностях своей поездки в Канзас-Сити и о своем затруднении: что в дальнейшем ей следует предпринять в отношении Корсона?

– Если бы у меня были сторонники по борьбе, я бы боролась, – сказала Диана. – Но я совершенно одна. Даже закон, похоже, не на моей стороне, против всякой логики.

– Будь уверена, ты не одна, – заверила ее Мэри Донован. – Твои друзья бросятся драться за тебя по первому знаку. Поверь мне, они выбросят отсюда этих баранов, только слово скажи.

– Я знаю, – согласилась девушка. – Я признательна парням за их готовность, но нельзя же действовать такими методами. Отец всегда горой стоял за закон и порядок. И мне не хотелось бы поддерживать незаконные методы.

– Дьявола изгоняют огнем, – сказала Мэри.

Диана не ответила. Она потягивала чай, чувствуя ужасное уныние, сковывающее все ее существо. Но при этом она вовсе не думала ни о тех, кто отбирал ее собственность, ни об их нечестивых методах. Мэри Донован двигалась взад и вперед по комнате, занимаясь уборкой.

Диана поставила пустую чашку на расшатанный стол, на котором стояла керосиновая лампа, лежали плюшевый альбом с фотографиями и золоченая раковина моллюска, и вздохнула. Миссис Донован, взглянув на нее краем глаза, проницательно предположила, что здесь что-то большее, чем нью-йоркский хлыщ. Ирландка подошла ближе и встала напротив девушки.

– Что случилось, птичка ты моя певчая?! – спросила она. – Расскажи Мэри Донован.

Диана встала, полуобернулась в сторону и закусила нижнюю губу в тщетном усилии сдержать или подавить тот короткий быстрый вздох, который был почти приступом удушья.

– Сегодня снова был ограблен дилижанс, – начала она, овладевая собой, и обернулась, глядя широко открытыми, полными слез, глазами, на старшую подругу. – Я видела их – я видела их обоих.

– Да, птичка! – сказала Мэри Донован.

– Но это не он! Не он! Нет! Это не он, Мэри Донован! – и Диана, бросившись к Мэри, прижалась к ее широкой материнской груди. Она залилась слезами. Но, сквозь эти слезы, то и дело у нее вырывалось: – Не он! Не он!

– Конечно, не он, – вторила ей Мэри. – Первый, кто скажет, что это он, – лучше бы и на свет не рождался! Но даже если и он, Диана Хендерс, то я скажу так: многие и хорошие люди сбиваются с истинного пути, а потом вновь обретают его.

Да вот, к примеру, взгляни хоть на старого дурака Дикого Кота Боба! Говорят, он был бандитом с большой дороги лет тридцать назад и убил столько народу, что сбился со счету. Да, он сделал это. Но посмотри на него теперь! Тихий и мирный пожилой человек, и в придачу добрый гражданин, когда он, разумеется, трезв, (а это бывает не часто).

Диана вытерла слезы и заулыбалась.

– Вы ведь очень влюблены в Боба, не так ли? – спросила она.

– Уйди ты! Скажешь тоже! – воскликнула Мэри Донован, застенчиво улыбаясь.

– Я думаю, Боб был бы вам хорошим мужем, – продолжала Диана, – а вы действительно нуждаетесь в мужчине рядом. Он бы помогал вам вести дело. Почему бы вам не выйти за него? Я знаю, что он хочет этого.

– Выйти за него! Ну конечно! – фыркнула Мэри. – Старый дурак слишком ошарашен, когда он остается наедине с дамой, чтобы внятно объясниться. Если он когда-нибудь и женится, то только в том случае, если девушка сама сделает предложение.

Их беседу перебил стук в дверь. В гостиную вошел вакеро с «Заставы Y», тот, который приехал за почтой.

– Билл Гатлин сказал мне, что вы здесь, мисс, – сказал он. – Мне сказать Колби, чтоб он прислал за вами коляску?

– Я оставила здесь Капитана, спасибо! – ответила Диана. – Я переоденусь и приеду на ранчо.

– Мне подождать вас? – спросил он.

– Нет, спасибо. Я не знаю, сколько еще здесь пробуду. Но если Пит там, можешь попросить его встретить меня.

Получасом позже Диана выехала из Хендерсвиля на Капитане. Она трусила по извилистой пыльной дороге, окаймленной бесконечной полынью и солончаковыми кустарниками, волнообразная лавина которых распространялась вширь по всей холмистой местности, вплоть до гор на севере, а также на юг, так далеко, насколько мог достигнуть взгляд. Туда, где, под покрывалом легкого тумана, вставали едва различимые очертания других, дальних, гор, таинственных и величественных. Низкое солнце отбрасывало на восток длинные тени, в том числе и ее собственную. Благодаря этому солнцу и ее лошадь трансформировалась в воображении хозяйки в какое-то потустороннее существо из страны бробдингнегов, семенящее на нелепых, тонких и длинных, ножках.

Обитатели степных деревень смотрели на ее приближение с возрастающей подозрительностью, кончая всегда бегством. Они убегали от страха перед ней, ища безопасности в своих подземных убежищах. В поле зрения девушки оставался лишь какой-нибудь древний патриарх, да два-три угрюмых мужчины со зловещими выражениями на лицах. Да и те смотрели на нее, оставаясь в достаточной, с их точки зрения, близости от входов в свои норы, с тревогой ожидая, когда она скроется из виду.

Вероятно, для стороннего наблюдателя не было бы более унылой и безрадостной сцены. Для Дианы, однако, это был ее дом. И слезы наворачивались ей на глаза, когда она думала о том, что через несколько дней или недель этот дом придется покинуть навсегда. Ее дом! И они хотят изгнать ее из него, отнять его! Тот дом, который ее отец построил для ее матери! Тот, который он намеревался завещать Диане после смерти. Что за подлость?! Что за несправедливость?! Вот что особенно оскорбляло – несправедливость! Она смахнула набежавшие слезы гневным жестом. Нет, она не даст выселить себя из собственного дома! Она будет бороться! Мэри Донован права. Нет греха в том, чтобы изгнать дьявола огнем.

Тут она увидела всадника, приближающегося со стороны ранчо. Ее глаза, давно приученные к наблюдательности большими просторами, узнали этого человека еще за минуту до того, как его черты стали различимыми. Лицо девушки омрачилось. Нет, это не был Техасский Пит, как она рассчитывала. Это был Хол Колби. «Может быть, это и к лучшему», – приободрила себя она. Все равно когда-нибудь она должна была бы увидеться с ним и поговорить. Когда он был уже достаточно близко, она увидела на его лице вместо гостеприимной улыбки выражение озабоченности. Он, как всегда, сердечно поприветствовал ее.

– Привет, Ди! – закричал он. – Почему ты не дала знать, что приедешь сегодня?

– Не было никакого способа дать тебе знать, – ответила она. – Но ты же понимал, что я приеду так скоро, как только смогу.

– Том только что приехал из города и сказал, что ты собираешься на ранчо. Я поспешил перехватить тебя. Тебе нет нужды ехать на ранчо сейчас. Там для тебя будет во всех отношениях неприятно.

– Почему же? – спросила она.

– Ну, во-первых, там Уайнрайты, – сказал он, останавливаясь прямо перед ней и загораживая дорогу.

Она нахмурилась, сжала свои маленькие зубы и объехала его.

– Я еду домой, – сказала она.

– Я бы не делал глупостей на твоем месте, Ди, – настаивал он. – Это только прибавит лишних проблем. Можно считать, они уже владеют этой землей. Мы не можем бороться с ними. Это ни к чему не приведет. Я убедил их, что они должны кое-что сделать для тебя, и они согласились с этим. При том они хотят дать тебе сумму, достаточную для приличного существования, если только ты будешь вести себя разумно. Я добился от них величайших уступок для тебя. Но если ты собираешься бороться, тогда они не дадут тебе вообще ничего.

– В любом случае они не дадут мне ничего! – закричала она. – Да я ничего и не приму у них. Но я возьму и сохраню за собой то, что мне принадлежит. И мои друзья помогут мне.

– Ты только навлечешь на себя массу проблем.

– Послушай, Хол… – Она заколебалась, но потом все же заговорила, немного запинаясь: – Я кое-что хотела сказать тебе. Ты просил моей руки. Я сказала, чтоб ты подождал немного и дал мне время на размышления. Так вот. Я никогда не смогу сказать «да», Хол, потому что не люблю тебя. Извини, конечно, но с моей стороны более честно было сказать тебе об этом.

Он выглядел уныло. Видно было, что он в замешательстве. Хотя он и понимал, что было глупо настаивать на своем сватовстве сейчас, когда она обеднела, но его гордости был, тем не менее, нанесен удар. Ведь он в тайне мечтал одержать над ней верх во всех возможных отношениях. Внезапно Колби понял также, что, богатую или бедную, все же он страстно желает получить ее. Его увлечение Лилиан Мэнил вдруг наглядно предстало перед ним во всей своей жалкой низости. Это была не любовь. Все деньги мира, все роскошные туалеты и соблазны Нью-Йорка не сделали бы Лилиан Мэнил столь же желанной, как Диана Хендерс.

Колби был недалекий, необразованный человек. Но и он разгадал в Диане Хендерс определенные качества, далеко превосходящие тесные рамки его рассудка, которые поднимали ее слишком высоко над Лилиан Мэнил и ее породой людей. Колби понял, что он желал Диану Хендерс саму по себе, а не из-за чего-то другого. А вот Лилиан Мэнил он желал из-за ее денег и той вульгарной и непристойной привлекательности, которой обладает определенный тип женщин.

Он жил в более или менее беззаконной стране и в более или менее беззаконную эпоху. Так что нет ничего удивительного, что он задумал овладеть ими обеими. Дураку было ясно, что было бы лишь частичной победой получить законным путем ту, что с деньгами. Но все это были только пустые размышления, и он поскорее отбросил их.

– Мне очень жаль, Ди, – сказал он. – Но, разумеется, тебе виднее.

Это все, что он сказал. Но мысли его были гораздо длинней и разнообразней. И чем больше он думал, тем больше понимал, как сильно хочет ее теперь, когда она стала менее податливой. На его лице появилось выражение, какого Диана еще никогда на нем не видела. Это уже не был тот смеющийся, добродушный Хол, который ей очень нравился, и которого она почти любила. Теперь в нем было что-то почти зловещее. Диана даже заинтересовалась, не производят ли любовные неудачи подобный эффект на всех мужчин вообще?

– Как шли дела на ранчо, пока меня не было? – спросила она через какое-то время.

– Так себе, – ответил Колби, – кое-кто из рабочих хочет уволиться. Они ждут, пока ты приедешь, чтоб взять расчет.

– Кто это?

– Пит, Шорти и Айдахо, – ответил он. – Но они как раз первые, кого следовало бы гнать взашей в сложной ситуации. Так что без разницы.

– А ты планируешь остаться бригадиром?

– Почему нет? Не все ли мне равно, на кого работать?

Девушка не ответила, и они продолжали путь молча. Он оставил свои попытки разубедить ее. «Дай им сделать их грязную работу», – думал он. Когда они уже почти доехали, появился другой всадник. Он выехал со двора им навстречу, и тучи поднятой им пыли скрыли ранчо и все остальное пространство, оставшееся позади него. Это был Техасский Пит. Он посадил лошадь на круп рядом с Дианой и развернул животное вокруг его оси, с опорой на задние ноги.

– Я только что приехал, Мисс, – объяснил он. – И Том сказал, что вы сказали словечко, чтоб я встретил вас. Мне очень жаль, что я опоздал.

Каждый из мужчин игнорировал другого так, как будто его вообще не существовало.

– Я слышала, ты хочешь уволиться, Пит? Ты и Шорти, и Айдахо? – спросила Диана.

Пит стыдливо опустил голову.

– Мы собирались, – сказал он.

– Зайди ко мне в офис и возьми с собой Шорти и Айдахо, когда мы доедем, – сказала Диана. – Я хочу поговорить с вами.

– Хорошо, мисс.

Дальше ехали молча. Диана спешилась с ними у загона и оставила коня Питу, чтоб он расседлал его. Сама же направилась в офис. Приближаясь к комнате, она увидела, что там находятся нескольких человек. Войдя, сейчас же столкнулась с Корсоном, Лилиан и Уайнрайтами. Корсон кивнул ей и встал, так же, как и молодой Уайнрайт.

– Добрый вечер, мисс Хендерс. С благополучным возвращением!

Она игнорировала его любезные приветствия и некоторое время молча смотрела на них, слегка прищурившись. Ее широкополое сомбреро сидело прямо и ровно поверх слегка нахмуренных бровей. Вьющиеся волосы нежно подрагивали у виска, выбившись из-под тугого обода тяжелой шляпы. Но это не могло смягчить ее холодного твердого взгляда, выражавшего горькую обиду на этих четырех людей.

У ее бедер висела полная патронов портупея и тяжелый револьвер, не та игрушка, какой подчас балуются дамы, но настоящая пушка 45 калибра, грозное, внушительных размеров оружие, гипнотизирующее одним только своим видом. Местами синяя краска стерлась, и просвечивала сталь.

– О законе я знаю немного, мистер Корсон, – сказала она без всякой прелюдии. – Всю свою жизнь я прожила без какой-либо поддержки или же угрозы со стороны закона. Мы здесь особенно не хлопочем об этом. Зато мы прекрасно понимаем моральную сторону дела. Мы знаем, что такое справедливость. И у нас есть свои методы ее защиты. Есть у нас и способы защитить свои собственные права.

Это значит, что я намерена сопротивляться вам, как и всем тем, кто приходит, чтобы отнять принадлежащее мне по праву. Я не решаю за вас. Но моя обязанность – предупредить вас, что наши методы в таких случаях бывают неожиданны и весьма неприятны.

Я даю вам, мистер Корсон и мисс Мэнил, один час на то, чтобы покинуть помещение. Коляска будет готова. Мистер Уайнрайт и его сын имеют пять минут, так как у них отсутствуют какие-либо причины находиться здесь. Теперь, идите.