Текст книги "Проблема демократии в американской политической мысли ХХ века"

Такого рода настроения и стимулируемые ими концепции появились в Америке конца 60-х – начала 70-х гг. не случайно. То была реакция – в основном со стороны консервативных сил – на противоречивый и для какой-то части населения болезненный процесс осуществления государством реформаторских программ, ориентированных на дальнейшее построение государства благосостояния и создание так называемого Великого общества (Great Society), включавшего «войну с бедностью», развитие образования, совершенствование социальной политики и социального законодательства. Особо следует отметить предпринятые администрацией Л. Джонсона шаги в направлении демократизации политической системы (принятие в 1964 году Закона о гражданских правах – Civil Rights Act, а в 1965 году Закона об избирательных правах – Voting Rights Act, отменившие дискриминационные ограничения в отношении афроамериканцев и других расовых и этнических групп).

Но то были и годы крайне непопулярной в американском обществе войны США во Вьетнаме; роста в стране антивоенного движения; массовых выступлений «новых левых», студенческой молодежи, участников движения за гражданские права (в ответ на которые и были приняты вышеупомянутые Акты). Не удивительно, что представление о кризисе американской демократии, вызванном «перегрузкой» государства, дополнялось представлением – оно разделялось политиками и политологами преимущественно левой ориентации – о кризисе демократии, вызванном неспособностью государства, действующего в интересах копоративного капитала и элит, проводить политику, позволяющую обеспечить удовлетворение возрастающих материальных потребностей масс; полноценное участие граждан в политическом процессе; защиту их гражданских и политических прав и свобод. А поскольку в результате описанного выше кризиса Американское государство теряло авторитет в глазах граждан и все меньше воспринималось ими как подлинно демократическое, этот кризис был идентифицирован[337]337
  См., в частности: O'Connor J. The Fiscal Crisis of the State. N. Y., 1973.


[Закрыть] как «кризис легитимности»[338]338
  Считается, что на идентификацию поразившего Американское государство кризиса как «кризиса легитимности» большое влияние оказали работы Юргена Хабермаса «Проблема легитимации в условиях позднего капитализма» (1973) и «Кризис легитимации» (1976).


[Закрыть].

В докладе «Текущие вызовы, брошенные демократии в Соединенных Штатах», с которым он выступил на международной конференции «Демократия в кризисе», проведенной в марте 1970 года в университете Нотр-Дам, американский политолог Гленн Тиндер обозначил пять таких вызовов.

Первый вызов – экономическая ситуация, сложившаяся в стране и «ослабляющая американскую демократию». Характерные черты этой ситуации – имущественная поляризация, хроническая нищета значительной части населения, безработица, инфляция, несправедливое налогообложение и т. п.

Второй вызов – «расовая ситуация», характерными чертами которой являются «устойчивая дискриминация большого сегмента населения», затрудняющая социальные коммуникации и готовность идти на компромисс, без чего невозможна демократия.

Третий вызов – война во Вьетнаме. Война «подрывает верность нации либеральным и демократическим канонам порядка» даже в том случае, когда не вызывает в обществе дискуссий, длится короткое время и завершается победой. Когда же война задевает интересы больших групп населения, продолжается много лет и не ведет к конечной победе, то в этом случае она несет с собой серьезную угрозу «демократическому порядку».

Четвертый вызов – отчуждение людей друг от друга и от реальности, порожденное «городской дезинтеграцией», ухудшением естественной среды обитания, низким уровнем масс медиа, разрушает устойчивые и удовлетворительные социальные отношения и в итоге несет угрозу существующему политическому порядку.

Пятый вызов – политический вызов, проявляющийся в иммобильности правительства, недовольстве народа его политикой и сомнениях граждан в том, что оно сможет справиться с перечисленными выше вызовами[339]339
  Tinder G. Current Challenges to Democracy in the United States // Democracy in Crisis. New Challenges to Constitutional Democracy in the Atlantic Area. Ed. by Goemer E. A. Notre Dame, London, 1971. P. 65–66.


[Закрыть].

Американские исследователи обращают внимание на логическую связь между противоборствующими концепциями демократии и едва ли не взаимоисключающими представлениями о кризисе, охватившем американское общество. «Контраст между взглядами на описываемый кризис демократии как кризис перегрузки и кризис легитимации напоминает контраст между теоретиками демократии, стоящими на позициях ревизионизма и партиципизма. Как и ревизионисты, теоретики, говорящие о перегрузке, испытывают страх перед большим участием масс в политике и рассматривают его как дестабилизирующую силу, угрожающую эффективному формированию политики и администрированию. Подобно [сторонникам] партиципаторной теории демократии [сторонники представления] о кризисе легитимации рассматривают демократию как потрясенную и подавленную властью экономических элит и стремятся к устранению этой власти путем демократизации общества и политизации граждан. Каждая сторона стремится к тому, чего опасается другая»[340]340
  Neal P. Theory, Postwar Anglo-American //The Encyclopedia of Democracy. S. M. Lipset Ed. in chief. P. 1252.


[Закрыть].

Крах социализма в странах Восточной Европы, а потом и в Советском Союзе, их стремление встать на демократический путь изменили ситуацию в мире и повысили авторитет демократической идеи, что оказало влияние и на Америку. Но об этом – отдельный разговор. Пока же следует констатировать, что на протяжении большей части второй половины XX века мэйнстрим американской демократологии составляли три группы концепций: «классическая», «ревизионистская» и «партиципаторная». И при внимательном взгляде нельзя не увидеть в них современное воплощение двух традиций в интерпретации демократии, изначально сложившихся в американском обществе – джефферсоновской и мэдисоновской. Конечно, сегодня никто не помышляет об аграрной Америке. Но идея включения – в той или иной форме – простого человека в демократический процесс продолжает жить. Как продолжает жить идея передачи властных полномочий в руки компетентных, энергичных профессионалов, управляющих от имени народа, но при этом фактически стоящих над народом и вне народа.

Теория конкурентного лидерства, или демократия как власть немногих

Крупнейшим, хотя и не самым плодовитым теоретиком-«ревизионистом», оставившим заметный след в американской и мировой демократологии, был Йозеф Шумпетер (1883–1950). Выдающийся экономист, автор таких широко известных среди специалистов трудов, как «Теория экономического развития», «История экономического анализа», «Деловые циклы: теоретический, исторический и статистический анализ капиталистического процесса» и других, Шумпетер был вместе с тем и весьма серьезным исследователем социально-политических процессов. Свидетельством тому такие его работы, как «Империализм и социальные классы» и особенно «Капитализм, социализм и демократия» – книга, входящая в число классических произведений политической науки XX века.

Именно в рамках этого труда, опубликованного впервые в 1942 году, но получившего широкую известность и влияние в послевоенные годы, австро-американский (в США он переехал в 1932 году) ученый развертывает свою теорию демократии. Ее называют по-разному: «соревновательной (competitive) теорией демократии», или «теорией соревнующихся лидеров»; «процедуральной», или «процедурной» теорией, поскольку демократия сводится к электоральной процедуре. Сам Шумпетер называет созданную им теоретическую конструкцию «другой теорией демократии»[341]341
  Шумпетер Й. Капитализм, социализм и демократия. Пер. с англ. М., 1995. С. 354.


[Закрыть].

Любопытно, что эта теория явилась на свет, по собственному признанию ее автора, как побочный продукт поиска ответа на мучивший исследователя вопрос о характере «взаимоотношений между собственно социализмом и демократией, т. е. таких отношений, которые, независимо от чьих бы то ни было желаний и лозунгов момента, складываются между социалистическим строем… и modus operandi [способом действия – лат.] демократического правления. А для того, чтобы решить эту проблему, мы должны, прежде всего, исследовать, в чем же состоит сущность демократии»[342]342
  Шумпетер Й. Капитализм, социализм и демократия. С.311. Курсив мой. – Э.Б.


[Закрыть].

Надо сразу оговориться, что Шумпетер не был ни социалистом, ни апологетом социализма, хотя и полагал, что будущее именно за этим общественным строем[343]343
  Большой интерес с этой точки зрения представляет его лекция «Движение к социализму», с которой он выступил в Нью-Йорке перед членами Американской Экономической Ассоциации 30 декабря 1949 г.


[Закрыть]. Но он принадлежал к той плеяде крупных европейских (а значит, европейски образованных и сохранявших европейскую теоретико-методологическую «закваску») обществоведов-эмигрантов (среди них были Г. Маркузе, М. Хоркхаймер, Э. Фромм), которые, по-разному относясь к социализму, в том числе марксистскому, понимали его значимость и уделяли ему большее или меньшее внимание, что в итоге обогащало теоретико-методологическую палитру заокеанских обществоведов.

К конкретным выводам – они не лишены интереса и сегодня – о характере взаимосвязи между социализмом и демократией, сделанным автором рассматриваемой теории, мы вернемся в конце параграфа. А теперь посмотрим, как он истолковывает сам феномен демократии, в чем видит его специфику, как представляет себе предпосылки ее появления на свет и функционирования и т. д.

Шумпетер отвергает как ошибочное широко распространенное (в том числе в современном российском обществе) отождествление демократии с совокупностью таких ценностей, как свобода, равенство, справедливость и т. п., а значит, и представление о ней как о самоцели. Демократия «не способна быть целью сама по себе, безотносительно к тем решениям, которые будут приниматься в конкретных обстоятельствах при ее посредстве. Это положение должно быть отправным пунктом любой попытки дать ее точное определение»[344]344
  Шумпетер Й. Капитализм, социализм и демократия. С. 321.


[Закрыть]. Демократию, развивает свою мысль Шумпетер, не следует отождествлять с жизненными идеалами. «…Если мы соглашаемся с тем, что безусловная приверженность демократии может означать лишь безусловную приверженность определенным интересам и идеалам, которым, как ожидается, она служит, то из этого вытекает, что хотя демократия, возможно, и не является абсолютным идеалом в полном смысле этого слова, но заменяет, замещает его в силу того факта, что она с необходимостью всегда и везде служит определенным интересам или идеалам, за которые мы готовы бороться и ради которых, безусловно, готовы умереть. Очевидно, что это не так»[345]345
  Шумпетер Й. Капитализм, социализм и демократия. С. 231–232.


[Закрыть].

Охлаждая горячие головы демократов-идеалистов, автор рассматриваемой концепции напоминает, что «общества, которые многие из нас с готовностью признали бы демократическими, жгли еретиков у позорного столба (этим отличалась, например, Женева во времена Кальвина) или преследовали их способами, отвратительными исходя из наших современных моральных стандартов (хорошим примером тому может служить колониальный Массачусетс)»[346]346
  Шумпетер Й. Капитализм, социализм и демократия. С. 318–319.


[Закрыть]. «В особенности неверно, – замечает Шумпетер, – что демократия всегда, при любых обстоятельствах будет защищать свободу совести лучше, чем автократия»[347]347
  Шумпетер Й. Капитализм, социализм и демократия. С. 322. «Об этом, в частности, – поясняет автор свою мысль, – свидетельствует наиболее известный из всех судебных процессов, когда-либо происходивших на земле. С точки зрения евреев, Пилат, несомненно, был представителем римской автократии. Тем не менее именно он пытался оказать покровительство свободе. Однако в конце концов ему пришлось “умыть руки”, уступив разнузданной демократии» (Шумпетер Й. Капитализм, социализм и демократия. С. 322).


[Закрыть]. Мало того, «религиозный фанатизм, например, представляется нам вполне совместимым с существованием демократии, как бы мы ни определяли последнюю»[348]348
  Шумпетер Й. Капитализм, социализм и демократия. С. 325.


[Закрыть]. Выясняется также, что «отношения между демократией и свободой на деле являются более сложными, чем мы привыкли считать»[349]349
  Шумпетер Й. Капитализм, социализм и демократия. С. 325.


[Закрыть]. Есть и еще ряд моментов, дающих основание для вывода, что построение в стране демократического общества – отнюдь не решение всех ее проблем. Словом, демократия – не рай, не панацея. А что же это такое?

«Демократия, – отвечает Шумпетер, – это всего лишь метод, так сказать, определеный тип институционального устройства для достижения законодательных и административных политических решений»[350]350
  Шумпетер Й. Капитализм, социализм и демократия. С. 321. Курсив в тексте. – Э.Б.


[Закрыть]. «Как и всякий другой метод, не больше и не меньше, демократия всегда нацелена на достижение соответствующих результатов и обеспечивает определенные интересы и идеалы»[351]351
  Шумпетер Й. Капитализм, социализм и демократия. С. 322.


[Закрыть].

Шумпетер подчеркивает, и делает это не единожды, что демократия есть политический метод. Под этим подразумевается «такой метод, который используется для принятия решений на государственном уровне. Он характеризуется указанием на то, кем и как принимаются соответствующие политические решения»[352]352
  Шумпетер Й. Капитализм, социализм и демократия. С. 322–323.


[Закрыть]. Вся разница между существующими доктринами демократии проистекает из неодинакового понимания и толкования метода принятия решений и прежде всего из неодинакового ответа на вопрос: кто принимает политические решения, а проще говоря – кто правит государством?

Свою теорию демократии, которую он именует «другой теорией», австро-американский ученый строит, отталкиваясь от критики «классической доктрины демократии» – той самой доктрины, которую обычно называют теорией репрезентативной демократии в ее идентитарной форме, или просто идентитарной демократией, поскольку предполагается, что она основывается на совпадении (идентичности) воли народа как единого целого и действий государственной власти, которая и выражает эту самую народную волю.

Согласно представлениям Шумпетера, политический метод, лежащий в основании «классической доктрины демократии», представляет собой «совокупность институциональных средств принятия политических решений, с помощью которых осуществляется Общее Благо путем предоставления самому народу возможности решать проблемы через выборы индивидов, которые собираются для того, чтобы выполнить его волю»[353]353
  Шумпетер Й. Капитализм, социализм и демократия. С. 332. Курсив мой. – Э.Б.


[Закрыть].

В этом определении схвачены главные признаки тех концепций демократии, которые, начиная с XVIII века, стали получать распространение в Европе, а затем и в США и которые нашли наиболее полное воплощение в работах Руссо, – концепций, которые и по сей день используются разными политическими силами в борьбе за власть.

Свою претензию на истинность эти концепции строят на уверенности в существовании и действенности таких феноменов – их перечисляет и Шумпетер – как общее благо, способность народа самостоятельно решать свои проблемы и наличие у него общей воли, для практической реализации которой, собственно, и нужен институт народных избранников, ничего по своей воле не решающих и представляющих электорат не в правовом, а в техническом плане (передаточный механизм). Предполагается, естественно, и существование такой целостности, как народ, выступающей в качестве субъекта власти.

Из сказанного следует, что опровергнуть «классическую доктрину демократии» можно, лишь доказав несостоятельность ее претензий. Этим и занимается Шумпетер. Для начала он ставит под сомнение феномен общего блага. «…Не существует однозначно определенного понятия общего блага, которое бы устроило всех, если только будут приведены рациональные доводы. Это связано не только с тем обстоятельством, что некоторые личности имеют устремления, не совпадающие с общим благом, но в первую очередь с тем основополагающим моментом, что разные индивиды и группы вкладывают в понятие общего блага различное содержание»[354]354
  Шумпетер Й. Капитализм, социализм и демократия. С. 333–334.


[Закрыть]. Если даже допустить, что все люди разделяют какие-то общие ценности – все, например, хотят быть здоровыми, – то нельзя не видеть и того, что они зачастую расходятся в интерпретации их содержания и путей достижения.

Большие сомнения вызывает у Шумпетера тезис о способности народа самостоятельно решать стоящие перед обществом проблемы – особенно, когда дело касается больших обществ и сложных проблем. Во-первых, никогда не было и нет ясности относительно содержания понятия «народ». «… Различные группы населения в разное время отождествляли с этим термином и считали “народом” именно себя»[355]355
  Шумпетер Й. Капитализм, социализм и демократия. С. 323.


[Закрыть]. Во-вторых, если даже предположить, что в состав «народа» входит все население страны, то трудно представить себе, чтобы каждый человек или даже большинство людей обладали способностью самостоятельно прийти к рациональному решению возникающих проблем. Если, замечает Шумпетер, мы «удалимся от частных проблем семьи и работы в те области национальных и международных отношений, которые напрямую непосредственно не связаны с частными заботами, то индивидуальные желания, знание фактов и логики быстро перестают отвечать требованиям классической доктрины»[356]356
  Шумпетер Й . Капитализм, социализм и демократия. С. 345. Австро-американский теоретик убежден, что занятие политикой – не дело обычного человека. «…Как только обычный человек затрагивает политические вопросы, он опускается на более низкий уровень умственной деятельности. Он аргументирует и анализирует так, что это показалось бы ему самому инфантильным применительно к сфере его собственных интересов. Он вновь становится дикарем: его мышление становится ассоциативным и аффективным» (Шумпетер Й. Капитализм, социализм и демократия. С. 347).


[Закрыть].

Что касается «концепции воли народа или всеобщей воли», то, утверждает Шумпетер, она «не имеет под собой реальной почвы. Эта концепция предполагает существование однозначно определяемого общего блага, приемлемого для всех. В отличие от романтиков… утилитаристы (внесшие существенный вклад в формирование этой концепции. – Э.Б.) прямодушно выводили волю народа из суммы воль индивидов. А если нет ядра, общего блага, к которому, по крайней мере, в долгосрочной перспективе тяготеют все отдельно взятые воли индивидов, мы не сможем выявить этот конкретный тип естественной общей воли»[357]357
  Шумпетер Й. Капитализм, социализм и демократия. С. 335.


[Закрыть]. Так что если бы даже желания и мнения отдельных граждан могли быть приняты в качестве основы развертывания демократического процесса и «каждый рационально и своевременно поступал бы в соответствии с ними», то и тогда, говорит Шумпетер, не было бы оснований для вывода, «что политические решения, принимаемые в рамках этого процесса, представляли бы собой нечто такое, что с большой долей убедительности может быть названо волей народа»[358]358
  Шумпетер Й. Капитализм, социализм и демократия. С. 337.


[Закрыть].

Автор теории конкурентного лидерства делает в связи с этим оговорку, о которой тем более нельзя не упомянуть, что в эпоху нарастающей виртуализации политики и дальнейшего роста возможности манипулирования общественным сознанием, переживаемую нами сегодня, она приобретает особую значимость. Речь идет о возможности целенаправленной фабрикации мнений, которые выдаются (в корыстных целях) за общую волю. «При анализе политических процессов мы в большей степени сталкиваемся не с подлинной, а со сфабрикованной волей. И часто эта последняя и составляет ту общую волю, о которой говорит классическая доктрина. До тех пор, пока это так, воля народа есть продукт, а не движущая сила политического процесса»[359]359
  Шумпетер Й. Капитализм, социализм и демократия. С. 348.


[Закрыть]. Шумпетер поясняет (и нам не остается ничего другого, кроме как согласиться с ним в этом), что «пути, с помощью которых формируется воля общества по тем или иным вопросам, и сами эти вопросы в точности совпадают со способами воздействия коммерческой рекламы»[360]360
  Шумпетер Й. Капитализм, социализм и демократия. С. 348.


[Закрыть].

Шумпетер не отрицает, что существуют социальные структуры, в которых классическая доктрина демократии «может со значительной долей приближения соответствовать фактам»[361]361
  Шумпетер Й. Капитализм, социализм и демократия. С. 353.


[Закрыть]. Речь идет прежде всего о небольших примитивных обществах, с которых, полагает Шумпетер, и была “списана” критикуемая им теория демократии. Речь идет также о непримитивных обществах (типа Швейцарии), в которых отсутствует глубокое социальное расслоение и “проблемы государственной политики настолько просты и стабильны, что подавляющее большинство может понять их и достичь согласия”[362]362
  Шумпетер Й. Капитализм, социализм и демократия. С. 353.


[Закрыть].

Шумпетер вводит и еще один – весьма, надо признать, любопытный и, на наш взгляд, не бесспорный – тип ситуации, когда классическая доктрина “иногда, похоже, совпадает с фактическим развитием событий даже в большом обществе с высокой степенью расслоения, перед которым встают крупные проблемы, требующие решения при условии, что благоприятное стечение обстоятельств лишает эти проблемы остроты” [363]363
  Шумпетер Й. Капитализм, социализм и демократия. С. 353–354.


[Закрыть]. В качестве примера подобного общества Шумпетер приводит… США до их вступления в Первую мировую войну.

Но это все исключения, которые не меняют общего радикального вывода: общее благо – фикция, единая народная воля – фикция, способность электората принимать рационально обоснованные решения по сложным вопросам, встающим перед обществом, – иллюзия. А это значит, что классическая доктрина демократии в большинстве случаев оказывается гораздо ближе к неосуществимому идеалу, нежели к реальности. «Если правительством для народа можно назвать такое правительство, результаты политики которого в долгосрочной перспективе окажутся приемлемыми для народа в целом, то правительство, сформированное самим народом в трактовке классической доктрины демократии, часто не соответствует этому критерию»[364]364
  Шумпетер Й. Капитализм, социализм и демократия. С. 339.


[Закрыть].

Для любого американца, более или менее хорошо знакомого с отечественной историей и чтящего своих великих государственных деятелей, такие слова – нож по сердцу: ведь это по существу не что иное, как отрицание формулы Авраама Линкольна, о которой шла речь выше и которая при всей своей непрозрачности истолковывается большинством рядовых американцев (и авторами учебников по истории США) в традиционно демократическом духе: правительство, состоящее из представителей народа, избранное народом, действующее в интересах народа.

Шумпетер же исходит из того, что реальная демократия в современном обществе – это именно демократия для народа. Тут основа его теории, суть которой проста: обществом правят избираемые народом лидеры, которые, получив в борьбе за голоса избирателей свой мандат, сами решают, что для народа хорошо, а что плохо, и действуют, исходя из принятых ими самими решений.

В классической теории демократии, говорит Шумпетер, «выбор представителей вторичен по отношению к первичной роли демократического устройства, а именно: наделить избирателей властью принимать политические решения»[365]365
  Шумпетер Й. Капитализм, социализм и демократия. С. 354.


[Закрыть]. В «другой теории демократии» эти элементы меняются местами: «решение проблем избирателями» становится «вторичным по отношению к избранию тех, кто принимает решения»[366]366
  Шумпетер Й. Капитализм, социализм и демократия. С. 354.


[Закрыть]. Таким образом, «роль народа состоит в создании правительства или посреднического органа, который, в свою очередь, формирует национальный исполнительный орган или правительство^{2}. Итак, определим: «демократический метод – это такое институциональное устройство для принятия политических решений, в котором индивиды приобретают власть принимать решения путем конкурентной борьбы за голоса избирателей»[367]367
  Шумпетер Й. Капитализм, социализм и демократия. С. 355. Курсив мой. – Э.Б.


[Закрыть] .

Но Шумпетер дает и более лаконичное определение принципа демократии, положенного им в основу своей теории. «Принцип демократии… означает просто, что бразды правления должны быть переданы тем, кто имеет поддержку большую, чем другие конкурирующие индивиды и группы»[368]368
  Шумпетер Й. Капитализм, социализм и демократия. С. 359. Курсив мой. – Э.Б.


[Закрыть].

Объясняя и обосновывая свою теорию, Шумпетер утверждает, что она «гораздо более правдоподобна и в то же время включает в себя очень много из того, что приверженцы демократического метода в действительности имеют в виду под этим термином»[369]369
  Шумпетер Й. Капитализм, социализм и демократия. С. 354.


[Закрыть]. Он называет семь преимуществ теории конкурентного лидерства. Суть их такова.

Во-первых, наличие критерия, позволяющего отличить демократическое правление (правительство) от всех прочих. Этот критерий – modus procedendi – то есть процедура, обеспечивающая приход лидеров к власти. При недемократическом правлении они назначаются или сами захватывают власть, тогда как при демократии они избираются народом, причем выборы происходят в условиях конкурентной борьбы.

Во-вторых, эта теория позволяет «воздать должное жизненно важному феномену лидерства»[370]370
  Шумпетер Й. Капитализм, социализм и демократия. С. 356.


[Закрыть].

В-третьих, рассматриваемая теория позволяет выявить реальную роль волеизъявления существующих в обществе групп, ибо групповые устремления вызывает к жизни «какой-нибудь политический лидер, превращая в политические факторы»[371]371
  Шумпетер Й. Капитализм, социализм и демократия. С. 356.


[Закрыть].

В-четвертых, хотя предлагаемая теория, рассматривающая демократию как метод ведения конкурентной борьбы (сходной с борьбой в экономической сфере) «не исключает случаев, весьма похожих на экономические явления, которые мы обозначаем как «несправедливую» или «мошенническую» конкуренцию или ограничения конкуренции»[372]372
  Шумпетер Й. Капитализм, социализм и демократия. С. 357.


[Закрыть], она исключает предотвращение конкуренции с существующим лидером с помощью силы.

В-пятых, теория конкурентного лидерства «похоже, объясняет существующее отношение между демократией и индивидуальной свободой… демократический метод не обязательно гарантирует больший объем индивидуальной свободы (понимаемой как “существование сферы индивидуального самоуправления, границы которого исторически изменяются”[373]373
  Шумпетер Й. Капитализм, социализм и демократия. С. 357.


[Закрыть]. – Э.Б.), чем любой другой позволил бы в аналогичных обстоятельствах. Это вполне может быть и наоборот, но тем не менее эти два явления соотносятся друг с другом. Если по крайней мере в принципе каждый волен бороться за политическое лидерство… это в большинстве случаев, хотя и не всегда, означает значительную долю свободы дискуссий для всех. В частности, это, как правило, подразумевает значительную свободу прессы»[374]374
  Шумпетер Й. Капитализм, социализм и демократия. С. 357–358.


[Закрыть].

В-шестых, рассматриваемая теория предполагает специфическую форму контроля избирателями своего правительства, а именно контроль «через отказ переизбрать их или парламентское большинство, их поддерживающее…»[375]375
  Шумпетер Й. Капитализм, социализм и демократия. С. 358.


[Закрыть].

Наконец, «другая теория демократии» исходит из постулата, что «если признание лидерства является истинной функцией голосования избирателей, доводы в пользу пропорционального представительства рушатся, поскольку его предпосылки более не действуют. Принцип демократии в таком случае означает просто, что бразды правления должны быть переданы тем, кто имеет поддержку большую, чем другие конкурирующие индивиды или группы»[376]376
  Шумпетер Й. Капитализм, социализм и демократия. С. 359.


[Закрыть]. Допуская, что отказ от принципа пропорционального представительства может показаться кому-то недемократичным, Шумпетер напоминает, что и в классической теории демократии «воля народа» оказывается на поверку не чем иным, как волей большинства.

Автор рассматриваемой теории делает несколько принципиальных пояснений относительно «применения» предлагаемого ею «принципа». Они касаются в основном структуры и действия политической машины в демократических странах и в первую очередь политического лидерства. Лидер ex officio, будь то руководитель политической партии, победившей на выборах, или премьер-министр, выдвинутый последней, может и не обладать лидерскими качествами как личность. Но для того, чтобы выполнять свои функции, он должен вести постоянную конкурентную борьбу за политическую власть, а социальная функция будет выполняться им при этом как бы «случайно» – «в том смысле, в котором производство является случайным по отношению к получению прибыли»[377]377
  Шумпетер Й. Капитализм, социализм и демократия. С. 370.


[Закрыть].

В завершение своей теории Шумпетер возвращается к вопросу, с которого он и начинал: возможна ли демократия при социализме. Он напоминает, что исторически «современная демократия росла вместе с капитализмом и в причинной связи с ним. Но, – замечает он, – верно и обратное: демократия в том смысле, который придает ей наша теория конкурентного лидерства, главенствовала в процессе политических и институциональных изменений, посредством которых буржуазия изменила форму социальной и политической структуры, предшествовавшей ее господству, и, с ее точки зрения, сделала ее более рациональной: демократический метод был практическим инструментом этой реконструкции»[378]378
  Шумпетер Й. Капитализм, социализм и демократия. С. 387.


[Закрыть].

Но и социализм, убежден Шумпетер, вполне совместим с демократией – и наоборот. Между ними «не существует обязательных отношений: одно может существовать без другого. В то же время нет и несовместимости: при соответствующей социальной среде социалистическая машина может работать на демократических принципах»[379]379
  Шумпетер Й. Капитализм, социализм и демократия. С. 371.


[Закрыть].

Придерживаясь, как серьезный ученый (каковым он был), релятивистского взгляда на демократию, Шумпетер считает, что она работает лишь при наличии определенных условий, которые не могут быть созданы искусственным путем. Он называет (применительно к крупным индустриальным странам) четыре таких условия (группы условий).

Первое условие – достаточно высокое качество «человеческого материала политики». Так и сказано: «человеческого материала». Это не цинизм (хотя звучит это довольно цинично) и уж тем более не снобизм. Как можно заключить из ряда его высказываний, Шумпетер относится к той породе аналитиков, которых иногда называют – не совсем, на наш взгляд, точно – «технократами». Демократия для него – это, как мы бы сказали, хорошо отлаженный механизм подбора кадров. И обслуживаться он должен специалистами высокого класса: «партаппаратом», депутатами, министрами и т. п. Политикой должны заниматься профессионалы, карьерные политики, составляющие «особый социальный слой» – не слишком недоступный, но и не слишком доступный людям со стороны. (Невольно приходит на память советская «номенклатура», хотя сам Шумпетер пользуется, апеллируя к британскому опыту, понятием «политическое общество»). Они должны блюсти традиции (включающие опыт), кодекс профессиональной части, обладать «достаточными способностями и моральными свойствами»[380]380
  Шумпетер Й. Капитализм, социализм и демократия. С. 379.


[Закрыть].

Второе условие успеха демократии – разумное ограничение сферы политических решений. Имеется немало вопросов (их круг может варьироваться), которые в политику не следует вмешивать или которые он должен решать только по существу.

Третье условие – контроль демократического правительства в отношении государственной бюрократии, прежде всего высокостатусной. Но и сама бюрократия «должна также быть достаточно сильной, чтобы направлять и в случае необходимости обучать политиков, которые руководят министерствами… Она сама должна быть властью»[381]381
  Шумпетер Й. Капитализм, социализм и демократия. С. 383.


[Закрыть].

Четвертое условие, а вернее, набор условий – «демократический самоконтроль», который касается как избирателей, так и избираемых. Тут и самодисциплина; и умение противостоять «обманщикам и маньякам»; и учет требований оппозиции; и способность парламентариев «противиться искушению наносить поражение правительству или стеснять его каждый раз, когда у них есть возможность это сделать»[382]382
  Шумпетер Й. Капитализм, социализм и демократия. С. 384.


[Закрыть]. Что касается избирателей, то они «не должны слишком легко отказывать в доверии депутатам в промежутке между выборами и должны понимать, что раз они избрали индивида, то политические действия – это его дело, а не их. Это означает, что они должны удерживаться от поучений и инструкций…[383]383
  Шумпетер Й. Капитализм, социализм и демократия. С. 384.


[Закрыть]. Сюда же Шумпетер включает «терпимость к разнице во мнениях».

Прекрасно, надо полагать, понимая, сколь высоко установил он планку требований и к электорату, и к самим политикам, автор теории конкурентного лидерства делает весьма существенные оговорки, на которые решится не всякий автор, претендующий называться демократом. Оговорки, суть которых может быть выражена следующим образом: демократия хороша не для всех, не везде и не всегда.

Во-первых, выясняется, что «…даже для необходимого минимума демократического самоконтроля, очевидно, требуется определенный национальный характер и национальные привычки, для возникновения которых не везде были условия; нельзя надеяться, что сам по себе демократический метод произведет их»[384]384
  Шумпетер Й. Капитализм, социализм и демократия. С. 385. Курсив мой. – Э.Б.


[Закрыть]. Это значит, что есть страны и народы, характер которых не позволяет им вступить на путь демократических преобразований – по крайней мере, до тех пор, пока не изменится этот самый характер и которым нечего рассчитывать на то, что в процессе преобразований они смогут начать свою «перековку». Что будет дальше – неизвестно, но сегодня демократия говорит им решительное «нет!».

Выясняется и другое: демократическое правительство будет работать «наилучшим образом» лишь при условии, что «все значимые интересы практически одинаковы не только в своей преданности стране, но также в лояльности основным принципам существующего общества. Когда эти принципы подвергаются сомнению и возникают проблемы, которые раскалывают нацию на два враждебных лагеря, демократия работает в невыгодных условиях. И она может совсем перестать работать, как только люди перестают видеть почву для компромисса между интересами и идеалами, о которых идет речь»[385]385
  Шумпетер Й. Капитализм, социализм и демократия. С. 385–386.


[Закрыть].

Ссылаясь на исторические примеры, в частности на политическую практику любимого им Древнего Рима, Шумпетер делает вывод (который, по его словам, единодушно признают демократии всех типов), что «бывают ситуации, когда разумнее отказаться от конкурентного лидерства и признать монопольное»[386]386
  Шумпетер Й. Капитализм, социализм и демократия. С. 386.


[Закрыть]. Но тут есть риск и риск в некоторых случаях немалый. Конечно, если монополия власти «эффективно ограничена и дается на определенный срок (как это было в Риме) или ограничена кратковременной экстренной ситуацией», то действие демократического принципа «просто временно приостанавливается»[387]387
  Шумпетер Й. Капитализм, социализм и демократия. С. 386.


[Закрыть] и при нормализации ситуации все возвращается на круги своя – демократические круги. Другое дело, если монополия власти (предусмотренная законом или фактическая) не ограничена во времени: в этом случае «она будет стремиться стать неограниченной и во всем остальном, – демократический принцип аннулируется, и мы имеем дело с диктатурой в современном смысле»[388]388
  Шумпетер Й. Капитализм, социализм и демократия. С. 386.


[Закрыть].