Текст книги "Север и Юг"

Оказалось, что из-за тревог прошлого вечера она проспала почти до полудня. Мало того, что Маргарет забыла завести часы, так еще и мистер Хейл велел прислуге не будить ее, пока она сама не проснется. Время от времени дверь спальни осторожно приоткрывалась и в комнату заглядывала Диксон. Заметив, что Маргарет проснулась, она вошла к ней с ласковой улыбкой.

– Вот кое-что хорошее для вас! Письмо от мастера Фредерика.

– Спасибо, Диксон. Неужели я проспала полдня?

Она выглядела очень вялой. Когда Диксон положила письмо на покрывало, девушка даже не протянула к нему руку.

– Хотите позавтракать, мисс? Сейчас я принесу поднос. Хозяин уже подготовил его.

Маргарет не ответила и жестом отпустила служанку. Ей хотелось побыть одной. Наконец она вскрыла конверт и тут же отметила, что письмо было датировано двумя днями ранее его отправки. Брат, как и обещал, написал его в понедельник. Их тревога оказалась напрасной. Но сначала нужно было прочитать текст и убедиться в безопасности Фредерика. Почерк выглядел торопливым, но вполне разборчивым. Брат встретился с Генри Ленноксом. Тот был достаточно наслышан о его деле. Поначалу мистер Леннокс покачал головой и сказал, что Фредерик поступил излишне смело, вернувшись в Англию, – особенно при таком обвинении, выдвинутом могущественным адмиралтейством. Когда они начали обсуждать возможность оправдания, адвокат отметил, что шансы на это имеются, – требовалось лишь подкрепить его утверждения показаниями нескольких свидетелей. Представ перед судом без должных подтверждений, Фредерик подвергнет свою жизнь неоправданному риску. Мистер Леннокс обещал приложить все старания, чтобы найти подходящих свидетелей.

«Меня поразило, – писал ее брат, – что твоя рекомендация, моя прекрасная сестричка, произвела такой эффект. Ты наложила на него волшебные чары? Поверь, мистер Леннокс задавал мне много вопросов, в том числе и о тебе. Он произвел на меня благоприятное впечатление как умный специалист, с хорошей практикой – я сужу об этом по количеству клерков и папок в его конторе. Хотя это может быть только адвокатской уловкой. Я договорился о месте на почтовом судне. Отплываю через несколько минут. Возможно, мне придется еще раз вернуться в Англию для обсуждения деталей уголовного дела, поэтому сохрани мой визит в секрете. Я посылаю отцу пару бутылок старого шерри, которого он не купит в Англии (точно такой же напиток сейчас находится в кружке, стоящей передо мной)! Ему нужно что-то подобное для маленькой радости – например, моя любовь. Благослови его Господь! А вот и мой кеб. P.S. Какой побег мы устроили на станции! Позаботься, чтобы никто не узнал о моем визите, даже семейство Шоу».

Маргарет перевернула конверт. На нем стояла печать: «Принесено на почту с опозданием». Беспечный посыльный, которому было доверено письмо, забыл отнести его на почту вовремя. Подумать только! Какая паутина шансов стоит между людьми и Искушением! Фредерик благополучно уехал из Англии двадцать или тридцать часов назад. И лишь семнадцать часов прошло с тех пор, как она дала ложные показания, стараясь отвести погоню от брата. Напрасный обман. Какой напуганной она была! Куда подевался ее гордый лозунг: «Делай что должен, и будь что будет»? Если бы она храбро сказала правду, если бы открыто отказалась говорить о человеке, которого сопровождала на перроне, как легко было бы сейчас на ее сердце! Не потребовались бы извинения перед Богом, как душе, не оправдавшей Его доверия. Она не пала бы так низко в глазах мистера Торнтона. Внезапно вздрогнув, Маргарет поймала себя на том, что она приравняла его низкое мнение о себе с недовольством Бога. Почему он так упорно будоражил ее воображение? В чем дело? Почему вопреки своей гордости она заботилась о том, что он думал о ней? Маргарет знала, что безропотно вынесет недовольство Всевышнего, потому что Он мог видеть ее раскаяние и слышать плач о помощи в грядущем времени. Но мистер Торнтон… Почему она дрожит и прячет лицо в подушку? Какое чувство завладело ею?

Встав на колени у постели, она долго и искренне молилась. Это смягчило и утешило ее сердце. Но как только она подумала о положении, в котором оказалась, ее душа вновь наполнилась горечью. Ей не удалось очиститься от греха. Она была слишком уязвима, чтобы не замечать презрительного мнения другого человека. Ее ранила мысль, что отныне некто будет смотреть на нее с неизменным презрением. Маргарет оделась и взяла со стола письмо, чтобы показать его отцу. В тексте был легкий намек на тревожный инцидент, случившийся на железнодорожной станции. Но мистер Хейл не обратил на него внимания. На самом деле из всего письма он вынес только одно: Фредерик благополучно покинул Англию. Сейчас мистера Хейла беспокоил бледный вид его дочери. Казалось, что она постоянно находилась на грани срыва.

– Ты переутомилась, Маргарет. Это неудивительно. Позволь мне поухаживать за тобой.

Он настоял, чтобы дочь легла на софу, и накрыл ее ноги шалью. Нежная забота отца заставила ее расплакаться.

– Несчастный ребенок! – говорил мистер Хейл, ласково глядя на нее, пока она лежала лицом к стене и содрогалась от рыданий. – Бедное дитя!

Через некоторое время Маргарет перестала плакать и задумалась о том, посмеет ли она рассказать отцу всю правду. Доводов «против» было больше, чем «за». С одной стороны, она почувствует облегчение, с другой – отец сойдет с ума от нервозности, если Фредерик опять приедет в Англию. Кроме того, он будет терзаться мыслью, что его сын – пусть даже сам того не зная – стал причастным к смерти человека. Постепенно простая истина начнет искажаться и возвращаться к нему в преувеличенных формах. Что касается ложных показаний Маргарет, он будет разочарован отсутствием у нее отваги и веры, хотя тут же попытается найти извинения для трусливого поведения дочери. Раньше она обязательно рассказала бы ему о своем искушении и грехе – как священнику и отцу. Но в последнее время они не говорили на такие темы, и после его отказа от церковной службы она не знала, что бы он ответил ей, если бы ее душа воззвала к нему как к советчику. Нет, она будет нести свое бремя в полном одиночестве. Она одна предстанет перед Богом и будет умолять Его о прощении. Она готова терпеть презрение мистера Торнтона.

Маргарет была невыразимо тронута нежными попытками отца развлечь ее разговором. Он старался отвести ее мысли от недавних печальных событий. Мистер Хейл давно уже не выглядел таким разговорчивым, как в этот день. Он не позволил ей заняться рукоделием и довел Диксон до обиды, настаивая, что сам позаботится о дочери. И когда дочь наконец улыбнулась, ее слабая улыбка принесла ему искреннее удовольствие.

– Странно, что девушка, которая может стать членом нашей семьи, носит имя Долорес, – сказала Маргарет.

Ее замечание скорее соответствовало натуре отца, но сегодня они будто поменялись ролями.

– Судя по вероисповеданию, ее мать была испанкой. Насколько мне известно, ее отец является непреклонным пресвитерианцем. Но у девушки действительно красивое имя.

– Как она молода! Моложе меня на четырнадцать месяцев. В этом возрасте Эдит была помолвлена с капитаном Ленноксом. Папа, мы съездим навестить их в Испании?

Он покачал головой и мрачно ответил:

– Если хочешь, можем съездить. Но только давай вернемся сюда. Иначе это будет выглядеть нечестно – не по-доброму к твоей матери. Ей всегда не нравился Милтон, а тут и мы еще покинем его. Она останется совсем одна… Нет, дорогая, лучше сама съезди и посмотри на них. А затем вернешься и расскажешь мне о нашей испанской родне.

– Папа, я никуда без вас не поеду. Кто тогда будет заботиться о вашем здоровье и досуге?

– Интересно, кто это о ком тут заботится? Но если бы ты действительно отправилась в Испанию, я попросил бы мистера Торнтона удвоить количество уроков. Мы прошли бы многих знаменитых классиков. На это потребовалось бы немало времени. Если хочешь, можешь съездить в Корфу к Эдит.

Маргарет долго молчала, затем мрачно ответила:

– Спасибо, папа, но я никуда не поеду. Будем надеяться, что мистер Леннокс добьется оправдания Фредерика и тот после свадьбы привезет Долорес к нам. Что касается Эдит, полк ее мужа скоро передислоцируют из Корфу. Возможно, к концу года мы повидаемся с их семейством в Лондоне.

Веселые темы мистера Хейла подошли к концу. Какие-то болезненные образы всплыли в его памяти, и он погрузился в молчание. После довольно продолжительной паузы Маргарет спросила:

– Папа, вы видели Хиггинсов на похоронах? Николаса и Мэри? Они там были. Бедные люди! Это был их способ выказать нам свою симпатию. У Хиггинса доброе сердце, хотя он прячет его за грубыми манерами.

– Я не сомневался в этом, – ответил мистер Хейл. – Я знал, что он добряк, хотя ты убеждала меня в обратном. Давай завтра сходим и навестим их, если только тебе хватит сил для такой дальней прогулки.

– Хорошо. Я с удовольствием повидаюсь с ними. Кстати, мы еще не заплатили Мэри. Точнее, как сказала Диксон, она сама отказалась брать деньги. Нам нужно прийти к ним сразу после обеда, прежде чем Николас уйдет на работу.

Вечером мистер Хейл печально сказал:

– Я ожидал визита мистера Торнтона. Он вчера говорил об интересной книге, и мне захотелось посмотреть на нее. Он сказал, что попытается принести ее сегодня.

Маргарет вздохнула. Она знала, что мистер Торнтон не придет. Этот деликатный мужчина не желал встречаться с ней, пока ее ложь была слишком свежа в его памяти. Одно лишь его имя вновь пробудило в ней беспокойство и вызвало чувство депрессивной усталости. Маргарет пыталась подавить свою апатию. Ее вдруг поразило, что она, проявляя подобную слабость, уже целый день поощряет отца заботиться о ней. Она смутилась и спросила, не почитать ли ему вслух. Глаза мистера Хейла уже ослабели, и он с радостью принял ее предложение. Маргарет читала хорошо – отчетливо и с выражением. Но если бы кто-то поинтересовался, о чем именно она читала, девушка вряд ли смогла бы ответить. Ее терзала собственная неблагодарность к мистеру Торнтону, поскольку этим утром она отказалась принять проявленную им доброту – он уговорил докторов изменить результаты медицинской экспертизы и тем самым остановил уголовное расследование. Хотя на самом деле она была благодарна ему! Да, она вела себя трусливо и лживо, но в глубине души Маргарет питала к нему некое нежное чувство…

Это признание заставило ее сердце забиться сильнее. Она действительно была благодарна человеку, который презирал ее. Основания для такого пренебрежения были настолько справедливыми, что она перестала бы уважать мистера Торнтона, если бы он не чувствовал к ней презрения. Она уважала его, и это уважение доставляло ей удовольствие. Он не мог лишить ее такого светлого чувства, ибо оно было единственным утешением среди скопища несчастий.

Поздним вечером посыльный принес книгу «с добрыми пожеланиями от мистера Торнтона и его желанием узнать, как себя чувствует мистер Хейл».

– Диксон, пусть он скажет, что мне уже гораздо лучше, хотя вот мисс Хейл…

– Папа! – возмущенно прервала его Маргарет. – Не упоминайте обо мне ничего! Он же не спрашивал!

– Мое дитя, ты дрожишь, – сказал отец минуту спустя. – Немедленно отправляйся в постель. Ты очень побледнела!

Маргарет подчинилась, хотя ей не хотелось оставлять отца одного. После дня тяжелых дум и печального раскаяния она нуждалась в спокойном уединении. На следующее утро она выглядела свежей и отдохнувшей. В дни юности скорбная печаль и мрачная серьезность надолго не задерживаются. Однако восстановление ее здоровья было пропорционально усиливающейся депрессии мистера Хейла, снова погрузившегося в абстрактные размышления о потерянной жене и о прошлом этапе своей жизни, с которым он окончательно простился.

Глава 36
Союз не всегда является силой

За гробом вослед провожатые шли,

И плакальщиц стоны звучали вдали.

Перси Шелли

Как и было оговорено накануне днем, мистер Хейл и Маргарет пошли повидаться с Николасом Хиггинсом и его дочерью. В своем траурном одеянии, напоминавшем о недавней потере, они испытывали странное смущение. Но впервые за много недель они шагали вместе по улицам города, и чувство невыразимой симпатии притягивало их друг к другу.

Николас сидел у камина на своем обычном месте, однако у него в руке не было знакомой трубки. Его подбородок покоился на ладонях. Локти упирались в колени. Он не встал, увидев их, но Маргарет прочитала в его глазах угрюмое приветствие.

– Садитесь, – сказал он, энергично ткнув кочергой дымившееся полено. – Сейчас огонь разгорится.

Казалось, он хотел отвлечь внимание гостей от себя. Вид у него был неопрятный. Черная щетина недельной давности придавала его бледному лицу изможденный вид. Потрепанная куртка нуждалась в починке.

– Мы подумали, что можем застать вас в обеденное время, – произнесла Маргарет.

– С тех пор, как мы виделись, у нас тоже случилась беда, – добавил мистер Хейл.

– Да. Бед сейчас больше, чем еды на столах. А мой обеденный час растянулся на весь день. Так что вы можете застать меня дома в любое время суток.

– Вы по-прежнему не работаете? – спросила Маргарет.

– Да, – коротко ответил Николас. И, немного помолчав, приподнял голову. – Только не думайте, что я нуждаюсь в деньгах. Бесс, бедная девчушка, имела небольшой запас монет под подушкой. Наверное, в последний момент хотела отдать их мне в руки. Мэри снова устроилась в цех по нарезке бумазеи. А я сижу без работы.

– Мы должны Мэри некоторую сумму денег и хотим… – сказал мистер Хейл.

Маргарет поспешила сжать руку отца, остановив его на полуслове.

– Если она возьмет их, я выставлю ее за дверь. Буду жить в доме, а она останется снаружи. Вот так.

– Тем не менее мы должны поблагодарить ее за добрую службу, – снова начал мистер Хейл.

– Я не благодарил вашу дочь за ее любовь к моей бедной девчушке. За ее заботу о Бесс. Я никогда не находил нужных слов… Но я постараюсь найти другие, если вы начнете говорить мне, сколько малышка Мэри заработала на службе у вас.

– Вас не принимают на работу из-за той забастовки? – мягко спросила Маргарет.

– Забастовка закончилась. На этот раз! Я без работы, потому что не прошу ее. И никогда не попрошу, потому что добрых слов мало, а плохих – много.

Пребывая в своем угрюмом настроении, он получал удовольствие, отвечая на вопросы загадками. Однако Маргарет видела, что ему нравится их интерес к его персоне.

– Добрые слова?

– Это когда кто-то просит работу. Я думаю, что это лучшие слова, которые могут сказать люди. Фраза «Дайте мне работу» означает «Я сделаю ее по-человечески». Какие добрые слова!

– А плохие – это те, когда вам отказывают в работе, верно?

– Да. Плохие слова – это когда говорят: «Ага, дружок! Ты был верен своим правилам, а я буду верен моим. Ты делал все, что мог, для своих товарищей, когда им требовалась помощь. Ты выражал верность рабочему классу. А я буду защищать мой социальный класс. Ты оказался в дураках, потому что не понял, как нелепо быть преданным глупцом. Поэтому иди к черту. У меня не будет для тебя работы». Это плохие слова, и их много. Но я не глупец, а если когда-то и был им, то люди, после их вывертов, научили меня мудрости. Я быстро учусь, когда мне дают уроки.

– Но разве не стоило прийти к вашему прежнему хозяину и спросить, не захочет ли он взять вас на работу? – поинтересовался мистер Хейл. – Пусть шанс невелик, однако, может, что-то и получится.

Хиггинс снова вскинул голову и, бросив взгляд на собеседника, разразился злым смехом.

– Мистер, только без обид. Можно я задам вам два вопроса?

– Да, – ответил мистер Хейл. – Всегда пожалуйста.

– Я думаю, вы как-то зарабатываете себе на хлеб. Люди редко живут в Милтоне ради удовольствия, если могут поселиться в других местах.

– Вы совершенно правы. У меня имеется небольшой доход от личной собственности. Но я переехал в Милтон для того, чтобы стать частным учителем.

– Чтобы учить людей. Хорошо. Но они ведь платят вам за обучение?

– Да, – с улыбкой произнес мистер Хейл. – Я беру за обучение плату.

– А эти ученики говорят вам, что нужно делать с деньгами, которые они дают вам за ваш честный труд?

– Конечно нет!

– Они не говорят: «Мы знаем, что у вас имеются братья и близкие друзья, нуждающиеся в деньгах для целей, которые вы с ними считаете верными. Но вы должны пообещать нам, что не дадите им ни одного пенни. Сейчас вам кажется, что, поддержав их деньгами, вы совершите хорошее дело. Однако мы считаем это неправильным. И если вы потратите хотя бы монету на помощь вашим друзьям, мы разорвем с вами все отношения». Они не говорят вам такого?

– Нет, конечно нет!

– Что бы вы сделали, если бы ваши ученики поставили вам такое условие?

– Я задумался бы о том, стоит ли мне подчиняться такому жесткому диктату.

– Никакое принуждение не заставило бы меня покориться условиям, нарушающим мои права, – сказал Хиггинс. – Но вы поняли меня и попали в самое яблочко. Хэмпер, мой прежний хозяин, заставил своих рабочих подписать обязательства. Он заставил их поклясться, что они больше не будут помогать Союзу и поддерживать бастующих людей, чтобы спасти их от голодной смерти. Фактически, оказав давление и получив необходимые обещания, Хэмпер превратил своих рабочих в лжецов и лицемеров. Однако их грех ничтожно мал в сравнении с преступлением жестокого хозяина, который заставляет человеческие сердца быть черствыми, не позволяя им делать добро своим сородичам, когда это нужно, и мешая правому и справедливому делу. Однако я не отрекусь от совести ради какой-то работы, пусть даже ее мне даст сам король. Я – член Союза, а это единственная организация, которая отстаивает права рабочих. Мне не раз доводилось быть забастовщиком, и я знаю, что такое голод. Поэтому, если я получу шиллинг, я отдам шесть пенсов в казну Союза. Хотя сейчас мне негде заработать этот шиллинг.

– Неужели такие обязательства против поддержки Союза теперь требуются на всех фабриках? – спросила Маргарет.

– Точно не знаю. Это их новая затея, хотя я думаю, что никакие бумажные обещания не приведут ни к чему хорошему. Сейчас их принуждение действует на людей, но постепенно они поймут, что тирания порождает лжецов.

Наступила небольшая пауза. Маргарет не решалась задать вопрос, который волновал ее. Девушке не хотелось раздражать и без того слишком мрачного Хиггинса. Но в конце концов она заговорила. Мягкий тон девушки и ее смущенная манера показывали, что она не желает поднимать неприятные темы.

– Помните, как бедный Бушер назвал Союз жестоким тираном? Кажется, он сказал, что это худший тиран из всех возможных. И в тот момент я согласилась с ним.

Ее слова не расстроили Николаса, но ввели его в небольшое оцепенение. Прошло какое-то время, прежде чем он ответил. Мужчина снова опустил подбородок на ладони и задумчиво посмотрел на огонь. Маргарет не видела его лица.

– Я не отрицаю, что Союз иногда принуждает людей выполнять свои требования. Но это ради их блага! Я говорю вам правду. Рабочий человек ведет ужасную жизнь, если он не состоит в Союзе. Однако как только он входит в ряды организации, о его интересах начинают заботиться многие люди. Только объединившись вместе, рабочие могут отстаивать свои права. Чем больше численность Союза, тем больше шансов у каждого члена найти справедливость в своей жизни. Правительство заботится о глупцах и безумных: если какой-то человек ведет себя странно и причиняет неудобства своим соседям, властные органы подвергают его проверке, хочет он того или нет. То же самое мы осуществляем в Союзе. Мы не можем посадить упрямого рабочего в тюрьму, но наша организация способна сделать его жизнь невыносимо тяжелой. Он все равно будет вынужден вступить в наши ряды – даже вопреки себе. Бушер всегда был глупцом, но нет ничего хуже глупца, который верит в свою исключительность.

– Он причинил вам вред? – спросила Маргарет.

– Да, причинил. Общественное мнение было на нашей стороне, пока он со своими подельниками не начал бунт и не пошел на нарушение законов. Его действия привели к окончанию забастовки.

– Тогда зачем вам нужно было привлекать его в Союз? Если бы вы оставили его в покое, он ничем не навредил бы вам. А так вы довели его до безумия.

– Маргарет, – тихо произнес мистер Хейл.

Увидев, как нахмурился Хиггинс, он решил предупредить ее о возможных осложнениях.

– Ваша дочь нравится мне своей прямотой, – внезапно сказал Николас. – Она ясно выражает свои мысли. Но при всем своем уме она не понимает, что Союз – великая сила. Наша единственная сила! Недавно я читал стихотворение о том, как плуг срезает маргаритку, и слезы лились из моих глаз, хотя обычно меня не заставишь всплакнуть даже по серьезным причинам. Однако я вам гарантирую! Пахарь никогда не остановит плуг, как бы ему ни было жаль маргаритку. Им управляют не чувства, а здравый смысл. Плуг Союза тоже вспахивает землю для будущего урожая. Такой человек, как Бушер, разумеется, не маргаритка, а скорее сорняк, который надо было срезать под корень. Я очень зол на него, поэтому не могу сейчас говорить о нем справедливо. Но я с удовольствием смял бы его плугом.

– Почему? Он снова сделал что-то плохое?

– Конечно, сделал. Этот парень всегда был творцом неприятностей. Сначала этот идиот взбесился и подбил людей на бунт. Затем он спрятался в какой-то дыре, где и сидел бы сейчас, если бы Торнтон продолжал преследовать его как зачинщика беспорядков. Но Торнтон, по неведомым мне причинам, отозвал исковое заявление, и через некоторое время Бушер прокрался в свой дом. День или два он и носа оттуда не высовывал. Наверное, ему было стыдно. А затем куда, вы думаете, он направился? К Хэмперу! Черт бы его побрал! Он шел на фабрику с таким приторным лицом, что меня чуть не стошнило от его вида. Бушер шел просить работу, хотя прекрасно знал о новом правиле – о клятве не давать Союзу и пенни на помощь голодающим забастовщикам. Скажите, почему, когда он голодал, Союз помогал его семье? А тут он шел, готовый клясться и подписывать любые правила, готовый рассказать фабрикантам все, что ему было известно о наших планах! Стопроцентный Иуда! Но я признателен Хэмперу. В свой смертный час я поблагодарю его за то, что он выгнал Бушера и даже не стал слушать его – ни одного слова! Хотя люди, стоявшие рядом, рассказывали, что предатель плакал, как ребенок.

– Это ужасно! – воскликнула Маргарет. – Мне жаль его! Хиггинс, я не узнаю вас сегодня. Разве не вы сделали Бушера таким, затащив его силой в Союз? Он с самого начала был против, но вы навязали ему свою волю!

– Ах, вот как! Значит, Союз сделал его таким? А кем он был?

Внезапно с улицы донеслись приглушенные ритмичные звуки, привлекшие к себе их внимание. Голоса соседей во дворе затихли. Шаги под окнами замерли или, точнее, начали медленно перемещаться к воротам. Послышался отчетливый топот, который рассек образовавшуюся тишину и проник в дом Хиггинса. То была размеренная поступь людей, переносивших тяжелую ношу. Словно по сигналу, Николас, Маргарет и мистер Хейл бросились к двери. Их влекло во двор не любопытство. Это был священный порыв.

Шесть человек шли посреди узкой дороги – трое из них полицейские. Они несли на своих плечах снятую с петель дверь, на которой лежало тело мертвого мужчины. С каждой стороны двери что-то постоянно капало. Вся улица вышла посмотреть на это зрелище, уже сопровождавшееся небольшой процессией. Многие люди приставали к носильщикам с расспросами, и те неохотно давали ответы – слишком часто им приходилось рассказывать одну и ту же историю.

– Мы нашли его на поле. В ручье.

– В ручье? Там и воды-то нет, чтобы утопиться.

– Видно, очень уж ему хотелось. Он лежал лицом вниз. Наверное, устал жить и нашел хорошую причину для смерти.

Хиггинс, стоявший рядом с Маргарет, спросил дрожащим голосом:

– Это же не Бушер, верно? У него не хватило бы мужества. Конечно, это не Джон Бушер! Почему они идут к его дому? Эй! Что такое? У меня звенит в ушах. Я ничего не слышу.

Мужчины аккуратно положили дверь на камни, и все увидели утопленника: его остекленевшие глаза – один наполовину открытый и другой, смотревший прямо в небо. Он сохранял ту позу, в которой его нашли. Лицо распухло, кожа приобрела странный цвет, поскольку ручей использовался для слива отходов из красильных цехов. Передняя часть головы оставалась лысой, но сзади волосы росли длинными тонкими прядями, с которых теперь стекала вода. Несмотря на обезображенный вид, Маргарет узнала Джона Бушера. Всеобщее любопытство к его искаженному лицу казалось ей таким кощунственным, что она вышла вперед и мягко накрыла голову мертвеца своим носовым платком. Взгляды всех присутствующих перешли на нее. Когда она, выполнив свой набожный долг, вернулась к Хиггинсу, который будто бы врос ногами в землю, соседи зашептались и один из них подошел к Николасу, чтобы высказать свое мнение.

– Хиггинс, ты знал его. Кому, как не тебе, извещать его жену. Сделай это мягко, но быстро. Мы не можем оставлять его здесь долго.

– Я не могу, – ответил Хиггинс. – Не просите меня. Я не могу сообщить ей о смерти мужа.

– Ты знаешь ее лучше нас, – настойчиво произнес мужчина. – Мы сделали свое дело и принесли его сюда. Теперь твоя очередь.

– Я не могу быть вестником смерти, – повторил Николас. – Меня и так уже подкосил его нынешний вид. Мы не были друзьями. А теперь он к тому же и мертв.

– Ну, если не можешь, значит, не можешь. И все же кто-то должен пойти к его жене. Это ужасная обязанность. Ей повезло, что она не услышала вестей о смерти мужа от грубого человека, потому что такое сообщение нужно сделать мягко и тактично.

– Папа, может быть, вы сходите к ней? – тихо спросила Маргарет.

– Если бы я мог… Если бы у меня было время, чтобы подумать и найти нужные слова… Но вот так сразу…

Дочь поняла, что ее отец действительно не сможет справиться с подобным поручением. Волнуясь, он дрожал всем телом.

– Тогда я пойду, – сказала она.

– Благослови вас Бог, юная леди. Это будет добрый поступок, так как женщина очень больна и мало кто из соседей знает ее.

Маргарет постучала в закрытую дверь, но из дома донесся лишь громкий шум, создаваемый сворой маленьких, плохо воспитанных детей.

Не услышав разрешения войти, она поняла, что его и не будет. Каждый миг отсрочки усиливал ее страх, поэтому она решительно открыла дверь и, переступив порог, защелкнула железный засов. Миссис Бушер сидела в кресле-качалке у едва горевшего камина. Судя по беспорядку, в доме не убирали несколько дней. Маргарет придвинула к себе шаткий табурет. От волнения в горле у нее пересохло, а детский шум стал настолько громким, что первое приветствие осталось неуслышанным. Она попробовала еще раз:

– Как поживаете, миссис Бушер? Выглядите вы неважно.

– Как я могу поживать? – ворчливо ответила женщина. – Хуже некуда! Муж оставил на меня детей, а мне нечего дать им, чтобы утолить их голод. Я сижу без пенни, такая слабая и несчастная.

– Он давно ушел?

– Четыре дня назад. В Милтоне его никто не жалует, поэтому он отправился искать работу в Гринфилд. Уже должен был вернуться или отправить мне словечко, что устроился там. Этот бездельник мог бы…

– Не вините его, – сказала Маргарет. – Я уверена, он тяжело переживал за вас…

– Чертов ребенок! Ты можешь не орать и дать мне послушать, что говорит эта леди? – закричала миссис Бушер, обращаясь к годовалому ребенку.

Повернувшись к Маргарет, она извиняющимся голосом продолжила свои жалобы:

– Этот малыш постоянно просит у меня «папочку» и «хлебушка», а мне нечего дать ему. Джон, подлец, ушел и забыл о нас. А он у нас папочкин любимчик.

С внезапной нежностью женщина приподняла ребенка с пола и усадила его к себе на колени. Она начала нежно целовать малыша. Маргарет опустила ладонь на руку женщины, привлекая ее внимание. Их глаза встретились.

– Бедный мальчик! – медленно произнесла девушка. – Он был любимцем папы.

– Он и есть его любимец, – ответила женщина, торопливо поднимаясь на ноги. – Почему вы так говорите?

Наступила долгая пауза. Через минуту миссис Бушер перешла на ворчливый и яростный крик:

– Я сказала, что Джон души не чает в моем сыне. Бедные люди могут любить своих чад не хуже богачей. Почему вы говорите о моем муже в прошедшем времени?

Добиваясь ответа, она встряхнула Маргарет за плечи.

– О господи! – прошептала миссис Бушер, когда вдруг поняла смысл ответного взгляда, полного слез.

Она рухнула в кресло. Маргарет взяла ребенка и положила малыша ей на руки.

– Он любил его, – тихо сказала она.

– Да, – кивнув, произнесла женщина. – Джон любил всех нас. Еще несколько дней назад мы любили и были любимыми. Это было давно… при его жизни с нами… Он считал маленького Джонни самым лучшим из нас, но у него на всех хватало любви… и на меня, хотя я постоянно ругала его, как пять минут назад.

Она снова попыталась встать.

– А вы уверены, что он умер? Может быть, он просто болен или лежит где-то при смерти? Может быть, его еще можно привести в чувства? Я сама давно болею и знаю, как это иногда бывает.

– Джон умер. Он утонул.

– Людей часто приводят в сознание после того, как они утонули. Хотя о чем я говорю? Почему сижу тут, когда нужно волноваться? Дети, тише! Возьмите хлеб, возьмите игрушки, но только не плачьте, пока мое сердце истекает кровью! Боже, дай мне силы! О, Джон! О, мой любимый муж!

Маргарет подхватила ее под руки и усадила в скрипевшее кресло, а сама опустилась на колени, прижав ее голову к своему плечу. Напуганные дети собрались в кучку, начиная понимать глубокое таинство происходящего. Но осознание того, что случилось, приходило к ним медленно – их восприятие было тусклым и вялым от постоянного голодания. Но когда эти мальчики и девочки поняли правду, они принялись так отчаянно плакать, что Маргарет не знала, как вынести их крик. Громче всех рыдал Джонни. Бедный малыш. Он пока еще не знал, о чем плакал.

Их мать дрожала, цепляясь за плечи девушки. Маргарет услышала шум у дверей.

– Открой, – сказала она старшему ребенку. – Отодвинь засов. Только не плачь и не кричи. Пусть твоего папу поднимут наверх – тихо и осторожно. Мама не должна услышать их. Она сейчас в обмороке.

– Так даже лучше для бедняжки, – сказала позже женщина, вошедшая следом за мужчинами, переносившими труп. – Наверное, вам трудно поддерживать ее. Подождите, я найду подушку, и мы опустим ее на пол.

Услужливая соседка оказала Маргарет большую помощь. Женщина недавно переехала в Крэмптон. Она не знала Бушеров, но была настолько доброй и внимательной, что Маргарет почувствовала себя лишней в этой ситуации. Тем временем дом наполнился любопытными и сочувствующими ротозеями. Даже если бы мисс Хейл покинула помещение, они вряд ли последовали бы ее примеру. Она осмотрелась по сторонам в поисках Николаса. Его тут не было. Поэтому она заговорила с женщиной, предложившей опустить миссис Бушер на пол.