Текст книги "Север и Юг"

– Боюсь, что мы перестарались, – сказал мистер Белл. – Теперь ты будешь сожалеть, что так долго жил в условиях милтонского климата.

– Я устал, – ответил мистер Хейл. – И виной тому не грязный милтонский воздух, а мои пятьдесят пять лет. Именно они являются причиной упадка моих сил.

– Чушь! Мне почти шестьдесят, однако я полон сил, как телесных, так и умственных. И больше не говори мне об этом. Пятьдесят пять! Ты совсем еще мальчишка!

Мистер Хейл покачал головой.

– Последние годы сломили мой дух.

Помолчав минуту, он поерзал на сиденье роскошного кресла, в котором полулежал, выпрямился и сказал дрожащим голосом:

– Белл! Ты же не думаешь, что я поступил бы иначе, если бы обладал даром предвидения? Даже если бы мне было известно, к чему приведет моя перемена взглядов и отказ от должности, я все равно отверг бы ту веру и Церковь, которым служил. Думаю, если бы меня оповестили о том, как мучительно будет страдать моя любимая жена, я поступил бы так же и оставил службу. Но я спланировал бы свои действия лучше и мудрее для пользы моей семьи. Хотя вряд ли Бог наделил бы меня большей мудростью и силой.

Он снова занял прежнюю позу. Мистер Белл прокашлялся и рассудительно ответил:

– Бог дал тебе силы для выполнения дел, подсказанных твоей совестью. Я не думаю, что мы нуждаемся в большей мудрости и силе. Вот, например, у меня мало светлых идей, однако многие авторы говорят обо мне в своих книгах как о мудром человеке с независимым характером. Представь, они считают меня умницей! Любой идиот, который подчиняется собственным правилам – пусть даже они относятся только к тому, как вытирать ботинки о дверной коврик, – мудрее и сильнее меня. Какие же простаки все эти люди!

Наступила долгая пауза. Наконец мистер Хейл продолжил свою мысль:

– Я хотел бы поговорить о Маргарет.

– О Маргарет? И что за вопрос?

– Если я умру…

– Чушь!

– Я часто думаю, что станет с ней. Надеюсь, Ленноксы предложат Маргарет переехать к ним. Они должны позвать ее к себе. Сестра моей жены любила ее, как родную дочь. Вот только она забывает о тех, кого не видит рядом.

– Это общий недостаток. Что за люди эти Ленноксы?

– Капитан показался мне симпатичным, многословным и приятным человеком. Его жена Эдит – красивая и избалованная женщина. Маргарет любит ее всем сердцем, а Эдит – так, как может любить.

– Знаешь, Хейл, мне очень понравилась твоя дочь. Я говорил тебе уже об этом. Она моя крестница, и я, разумеется, всегда интересовался ее успехами. Но, погостив у вас в Милтоне, я стал ее рабом. Мне, старику, хочется следовать за колесницей императрицы. Она выглядела так величественно и безмятежно, как воительница, которая сражается и уже предчувствует победу, хотя на ее лице были заметны следы былых и нынешних тревог. Одним словом, мое имущество и накопления будут к ее услугам, если они потребуются ей. А когда я умру, то – хочет она того или не хочет – мое состояние достанется ей в наследство. Кроме того, я буду свидетелем на ее свадьбе, несмотря на свои шестьдесят лет и подагру. Серьезно, дружище, отныне твоя дочь станет главной заботой в моей жизни и я буду помогать ей осуществлять все чаяния ее ума и сердца. Не беспокойся, я не собираюсь докучать ей. И кому, как не мне, знать о старости. Нужно просто иногда заботиться о себе, и тогда все будет в порядке. Но ты, Хейл, переживешь меня на много-много лет. Ты тощий, а худые люди всегда обманывают Смерть. Это мы, дородные румяные парни, уходим первыми из бренного мира.

Если бы мистер Белл имел пророческий дар, он понял бы, что факел жизни уже угасает и ангел с мрачным спокойным лицом стоит у порога, маня его друга. Тем вечером мистер Хейл лег в постель и больше не поднялся с нее. Слуга, вошедший утром в его комнату, не получил ответа на свои вопросы. Он подошел к кровати и увидел белое спокойное лицо, отмеченное печатью смерти. Поза умершего казалась исключительно естественной – в ней не было ни боли, ни борьбы. Очевидно, сердце остановилось во сне.

Мистер Белл был ошеломлен. Он пришел в себя, только когда рассердился на неуместное предположение слуги.

– Коронерское расследование? Неужели ты думаешь, что это я отравил его? Доктор Форбс сказал, что это результат сердечной болезни. Бедняга Хейл! Он преждевременно износил свое нежное сердце. Мой бедный старый друг! Недаром он завел речь о своей дочери… Уоллис! Чтобы через пять минут мой саквояж был собран. Решение принято. Собери, я сказал. Мне нужно успеть на следующий поезд, отправляющийся в Милтон.

Саквояж был собран, кеб заказан. Мистер Белл прибыл на вокзал через двадцать минут после принятия решения. Лондонский поезд с гудком подъехал к станции, сдал назад на несколько ярдов, после чего нетерпеливый проводник попросил мистера Белла занять свое место. Тот опустился на сиденье и, закрыв глаза, попытался понять, как человек, еще вчера живой, мог оказаться ныне мертвым. Когда скупые слезы сорвались с седых ресниц и покатились по щекам, он открыл глаза и снова постарался выглядеть невозмутимым и бодрым. Нет, мистер Белл не собирался рыдать на виду у толпы незнакомцев.

Впрочем, толпы незнакомцев не было. В вагоне находился только еще один мужчина, сидевший чуть поодаль на той же стороне от прохода. Взглянув на него исподлобья, мистер Белл озабоченно подумал, мог ли этот человек наблюдать вспышку его эмоций. За развернутой газетой «Таймс» он узнал мистера Торнтона.

– Торнтон, это вы? – спросил он и торопливо пересел к нему на соседнее сиденье.

Он неистово пожал руку мистера Торнтона, затем отдернул ладонь, чтобы вытереть набежавшие слезы. В последний раз он видел мистера Торнтона в компании мистера Хейла.

– Я еду в Милтон с печальной миссией. Придется огорчить дочь Хейла скорбной новостью о внезапной смерти ее отца!

– Смерти ее отца? Мистер Хейл умер?

– Да. Я продолжаю повторять: «Хейл умер!», – но ощущаю себя так, будто нахожусь в кошмарном сне. Однако он действительно умер. Вчера вечером отправился спать здоровым, а этим утром, когда мой слуга попытался разбудить его, он оказался хладным трупом.

– Где он умер? Я не понимаю.

– В Оксфорде. Хейл приехал погостить у меня. Он не был в Оксфорде семнадцать лет. И нашел там свою смерть.

Около четверти часа никто из них не произнес ни слова. Затем мистер Торнтон спросил:

– А она? – И тут же замолчал.

– Вы имеете в виду Маргарет? Я еду к ней с этой вестью. Бедняжка. Он вспоминал о ней прошлым вечером. Великий Бог! Только прошлым вечером… И как он неизмеримо далек теперь. Но ради Хейла я позабочусь о Маргарет. Приму ее, как свою дочь. Прошлым вечером я так и сказал ему, что она живет в моем сердце. А теперь они будут оба там.

Мистер Торнтон сделал две бесплодные попытки произнести какую-то фразу. Затем он выдавил из себя короткий вопрос:

– Что теперь ожидает ее?

– Я думаю, она получит приглашение от двух семей. Представителем первой являюсь я сам. Мне очень хочется обрести такую компаньонку. Я согласился бы на все, лишь бы счастливо прожить остаток лет вместе с Маргарет, которая стала бы мне дочерью. Ну а второе семейство – это Ленноксы.

– Кто они? – с внезапным любопытством спросил мистер Торнтон.

– Милые люди из Лондона, которые, вероятно, думают, что имеют больше прав на Маргарет. Капитан Леннокс женат на ее кузине – девушке, с которой росла мисс Хейл. Очень хорошие люди, должен сказать. Главой семьи является миссис Шоу – она приходится Маргарет тетей. Вдова! Поэтому здесь для меня открытая дорога. Я могу предложить этой достойной леди руку и сердце. Хотя это крайнее средство. И еще имеется брат.

– Какой брат? Брат тети?

– Нет. Речь идет о более умном Ленноксе. Вы должны понять, что капитан немного глуповат. Его брат, молодой адвокат, давно уже неравнодушен к Маргарет. Насколько мне известно, он заглядывается на нее лет пять, если не больше. Так мне рассказывал один его приятель. Раньше этого Генри Леннокса удерживало только отсутствие богатого приданого у Маргарет. Но теперь этот вопрос будет улажен.

– Каким образом? – спросил мистер Торнтон.

Его любопытство было настолько сильным, что он даже не осознавал неуместности своего вопроса.

– После того как я умру, Маргарет унаследует все мое состояние. И если этот Генри Леннокс хотя бы наполовину так хорош, как о нем говорят, и, главное, нравится ей – отлично! Через этот брак я войду в их семью как добрый дядя-благодетель. Честно говоря, мне страшно, что тетя Шоу соблазнит меня в минуту моей слабости.

Оба джентльмена не стали смеяться над этой шуткой. Они были не в том настроении. Юмор первого не замечался вторым. Мистер Белл присвистнул, издав звук, похожий на долгий шипящий вдох, и, не находя себе покоя, пересел поближе к окну. Мистер Торнтон сидел неподвижно. Его взгляд застыл на одном абзаце в газете, которую он приподнял, чтобы дать себе возможность подумать.

– А вы откуда едете? – через некоторое время поинтересовался мистер Белл.

– Из Гавра. Ездил туда в надежде выяснить секрет большого скачка цен на хлопок.

– Эх! Хлопок, продажи и дым, новые и хорошо настроенные машины, ленивые, необразованные рабочие. Бедный старина Хейл! Если бы вы только знали, что он потерял, уехав из Хелстона. Вы вообще слышали о Нью-Форесте?

– Да, – кратко ответил его собеседник.

– Тогда вы можете понять всю разницу между тем южным краем и Милтоном. А где вы там бывали? Вам доводилось заезжать в Хелстон? Маленький живописный поселок, похожий на деревни Оденвальда. Так вы бывали в Хелстоне?

– Я уже все понял. Для него было большой переменой оставить Хелстон и приехать в Милтон.

Торнтон решительно поднял газету, словно хотел избежать дальнейшей беседы. Мистер Белл был вынужден вернуться к прежним размышлениям о том, как он будет преподносить столь печальную новость.

Маргарет подошла к окну именно в тот момент, когда он выходил из экипажа. Она интуитивно догадалась о причине его появления. Девушка застыла посреди комнаты, словно что-то удерживало ее от порыва сбежать вниз по лестнице. И это же странное оцепенение, казалось, превратило ее в камень, настолько неподвижной она была.

– Не говорите ничего! Я все поняла по вашему лицу! Вы бы послали письмо… Будь он жив, вы не оставили бы его. Ах, папа! Мой папа!

Глава 42
Совсем одна

Когда любимый голос, что для тебя был

Звонким и отрадным, внезапно исчезает

И тишина, в которой ты не смеешь плакать,

Как приступ сильной боли оглушает —

Какая же надежда или помощь, какая музыка

Развеет эту тишину для чувств твоих?

Миссис Браунинг

Потрясение было огромным. Маргарет впала в состояние прострации, при котором не находила облегчения ни в словах, ни в горьких рыданиях. Она лежала на софе с закрытыми глазами и отвечала шепотом, когда ее о чем-то спрашивали. Мистер Белл пребывал в полной растерянности. Он не смел покинуть ее; не смел просить Маргарет сопровождать его в Оксфорд – согласно плану, составленному в поезде. Очевидное физическое истощение девушки не позволяло ей принять участие в последних проводах отца. Мистер Белл сидел у камина, размышляя о дальнейших действиях. Маргарет по-прежнему лежала на софе. Он не мог оставить ее даже на полчаса, хотя Диксон, время от времени принимаясь рыдать, все же приготовила ему внизу обед. Он лишь съел тарелку того, что принесла в гостиную служанка. Мистер Белл, будучи довольно разборчивым в еде, всегда приветствовал любые изыски в ее приготовлении, но теперь поджаренный и приправленный пряностями цыпленок имел для него привкус древесных опилок. Он нарезал мясо птицы на кусочки, затем поперчил и посолил их для Маргарет, но, когда Диксон, следуя его указаниям, попыталась накормить этим блюдом девушку, вялое покачивание головы показало, что в таком состоянии любая пища только удушала, а не питала ее.

Мистер Белл печально вздохнул, встал на затекшие после путешествия ноги и вышел следом за Диксон из комнаты.

– Я не могу оставить ее одну. Мне нужно отправить в Оксфорд письмо с указаниями о подготовке к похоронам. К моему возвращению все должно быть сделано. И нужно вызвать миссис Леннокс. Я напишу и попрошу ее приехать. Рядом с Маргарет должен быть близкий человек, который мог бы уговорить ее поплакать.

Диксон рыдала за двоих. Однако затем, вытерев глаза и прочистив горло, она сообщила мистеру Беллу, что миссис Леннокс находится на последнем месяце беременности и в настоящее время вряд ли сможет предпринять какое-либо путешествие.

– Тогда, я полагаю, мы должны вызвать миссис Шоу. Она уже вернулась в Англию?

– Да, сэр, вернулась, но я не думаю, что она согласится оставить миссис Леннокс, пребывающую в интересном положении.

Диксон не нравилось, что какой-то чужак пытался перехватить у нее заботу о Маргарет.

– Интересное положение… – саркастически произнес мистер Белл и покашлял в кулак.

– В прошлый раз, когда ее дочь находилась в интересном положении в Корфу, она спокойно отдыхала в Венеции и Неаполе. И как такая цветущая женщина может сравнивать интересное положение своей дочери с положением бедной девушки – беспомощной Маргарет, оставшейся без родителей и друзей? Маргарет лежит неподвижно на софе, словно каменная статуя на алтаре заброшенного склепа. Я вам так скажу, дорогая, миссис Шоу примчится сюда в любом случае. Позаботьтесь, чтобы комната, достойная этой особы, была готова к завтрашнему вечеру. Я постараюсь уговорить ее приехать в Милтон.

И мистер Белл написал письмо, которое миссис Шоу со слезами на глазах признала удивительно похожим на велеречивые депеши ее дорогого покойного генерала, – особенно когда тот страдал подагрой. Она всегда ценила его письма. Если бы мистер Белл дал ей возможность выбора, прося или убеждая ее, словно отказ был возможен, она бы не поехала, хотя искренне сочувствовала Маргарет. Требовалась грубая и беспрекословная команда, чтобы пресечь ее инерцию. И миссис Шоу велела горничной упаковать ее багаж. Чуть позже из своей спальни вышла Эдит, вся в шалях и слезах. Когда капитан Леннокс сопровождал ее мать к экипажу, она подошла к перилам лестничной площадки.

– Мама, не забудьте! Маргарет должна жить с нами. В среду Шолто поедет в Оксфорд. Сообщите ему через мистера Белла, когда нам нужно ожидать вас обратно. Если Шолто понадобится вам, он приедет из Оксфорда в Милтон. Но сделайте все, чтобы привезти с собою Маргарет.

Эдит вернулась в гостиную. Мистер Генри Леннокс сидел в кресле, листая страницы нового «Обозрения». Не поднимая головы, он бесстрастно произнес:

– Эдит, если вам не нравится, что Шолто уезжает на столь длительное время, отправьте в Милтон меня. Я окажу там любую посильную помощь.

– Спасибо, но смею заверить вас, что мистер Белл сделает все, что в его силах. Дополнительной помощи не потребуется. Плохо только то, что он слишком старый и неуклюжий. Ах, моя милая Маргарет! Как хорошо, что она снова будет здесь. Пару лет назад вы с ней были большими друзьями.

– Разве? – сухо спросил он, всем своим видом показывая заинтересованность в статье «Обозрения».

– Возможно, и нет. Честно говоря, я забыла. В то время я думала только о Шолто. Но как все удачно устроилось! Мой дядя умер как раз в тот момент, когда мы вернулись в наш старый особняк. Теперь мы сможем принять Маргарет. Бедняжка! Какие перемены ее ждут здесь после Милтона! Я куплю новый ситец и сделаю ее спальню яркой и многоцветной. Надеюсь, это развеселит ее немного.

Примерно в таком же добром настроении миссис Шоу отправилась в Милтон. Она, естественно, боялась первой встречи с племянницей и думала, что ей сказать, но в основном сосредоточилась на мысли о том, чтобы вытащить Маргарет из «этого ужасного места» и вернуть ее в приятную обстановку Харли-стрит.

– Ах, милая, посмотри на эти трубы! – произнесла она, обращаясь к горничной. – Моя бедная сестра Хейл! Я не смогла бы отдыхать в Неаполе, если бы знала, в каких условиях она жила. Я бы приехала и увезла ее отсюда.

Она всегда считала мужа своей сестры никчемным и слабым человеком. Но ей и в голову не приходило, насколько он был глуп. Как он мог променять прекрасный дом в Хелстоне на такое отвратительное место?

Маргарет оставалась в том же состоянии – бледная, неподвижная и безмолвная. Диксон сообщила ей о приезде тети Шоу, но девушка не выказала никаких чувств – ни удовольствия, ни удивления, ни разочарования. Мистер Белл, чей аппетит вернулся благодаря стараниям служанок удовлетворить его изысканный вкус, тщетно убеждал Маргарет попробовать сладкое тушеное мясо, приправленное устрицами. Однако она, как и в прошлый день, с безмолвным упрямством только качала головой. Огорчившись ее отказом и дабы утешить себя, он сам съел приготовленное блюдо.

Как бы там ни было, Маргарет первая услышала звук остановившегося кеба, который привез ее тетю с железнодорожной станции. Ресницы девушки задрожали, губы покраснели и затрепетали. Мистер Белл спустился, чтобы встретить миссис Шоу, и, когда они поднялись в гостиную, Маргарет стояла у софы, пытаясь справиться с головокружением. Увидев тетю, она подбежала к ней с распростертыми объятиями и впервые зарыдала на ее плече. Все воспоминания о многолетней нежности и любви, об их родстве, о необъяснимой схожести в чертах лица, в оттенках тона и жестах с ее матерью заставили оцепеневшее сердце Маргарет оттаять и смягчиться в потоке горьких слез.

Мистер Белл вышел на цыпочках из комнаты и спустился в кабинет, где он разжег камин и начал рассматривать стоявшие на полках книги. Ему хотелось отвлечься от грустных мыслей, но каждый том пробуждал воспоминания о его умершем товарище. После двухдневного присмотра за Маргарет это знакомство с библиотекой Хейлов могло быть переменой занятий, но не переменой мыслей. Он обрадовался, когда услышал голос мистера Торнтона, окликавшего служанок у двери. А Диксон в тот момент бесцеремонно игнорировала свои обязанности. С появлением служанки миссис Шоу к ней пришли мечты о прежнем величии Бересфордов и о том «положении» (как ей нравилось это называть), которого ее молодая хозяйка была лишена и которое благодаря Богу ей теперь возвращали. Беседа со служанкой миссис Шоу, во время которой она – якобы для назидания Марты – умело выясняла подробности, связанные с бытом и системой влияний в особняке на Харли-стрит, еще больше укрепила ее самодовольство и высокомерие в отношении к жителям Милтона. Несмотря на прежнее благоговение перед мистером Торнтоном, она кратко и смело сообщила ему, что этим вечером он не сможет увидеть никого из обитателей дома. Соответственно, случился конфуз, когда вопреки ее заявлению мистер Белл открыл дверь кабинета и окликнул его:

– Мистер Торнтон! Это вы? Прошу вас, зайдите. Я хотел бы обсудить с вами несколько вопросов.

Мистер Торнтон прошествовал в кабинет, и Диксон пришлось вернуться в кухню, где она быстро восстановила свое самоуважение, рассказав двум другим служанкам невероятную историю о карете сэра Джона Бересфорда с шестеркой лошадей, когда он был шерифом графства.

– Даже не знаю, что вам сказать, – произнес мистер Белл. – Просто мне грустно сидеть в комнате, где все напоминает о покойном друге. Однако Маргарет и ее тетя должны побыть наедине друг с другом.

– Миссис… э-э… ее тетя уже приехала? – спросил мистер Торнтон.

– Да, со служанкой и всем прочим. Кто мог подумать, что она так быстро примчится! Теперь мне придется тащиться в «Кларендон».

– Вам не нужно ехать в гостиницу. В нашем доме имеется пять или шесть свободных спален.

– Хорошо проветренных?

– Думаю, в этом вопросе вы можете довериться моей матери.

– Тогда я сбегаю наверх, пожелаю обеим леди спокойной ночи и пойду вместе с вами.

Мистер Белл отсутствовал почти полчаса. Мистер Торнтон начал сердиться. Его ожидало много дел. Он с трудом нашел время, чтобы съездить в Крэмптон и справиться о здоровье мисс Хейл.

Когда они вышли из дома, мистер Белл сказал:

– Извините, но мне пришлось задержаться в гостиной. Миссис Шоу намерена завтра же вернуться домой – как она говорит, из-за беременной дочери. Она хочет, чтобы Маргарет поехала с ней. Но сейчас бедная девочка годится для поездки в Оксфорд не больше, чем я для полета в синие небеса. Затем Маргарет справедливо заметила, что у нее тут остались друзья, которых она должна повидать, что ей нужно попрощаться с некоторыми людьми. Тетя перебила ее и начала жаловаться, что в последнее время часто забывает о старых друзьях и подругах. Потом Маргарет разрыдалась и сказала, что она рада уехать из города, в котором так много страдала. Я не знал, на какую чашу весов бросить голос. Короче, завтра я возвращаюсь в Оксфорд.

Мистер Белл замолчал, словно задал вопрос, однако его спутник ничего не ответил. В мыслях мистера Торнтона звучало эхо произнесенных слов: «Так много страдала». Вот, значит, как она запомнила эти восемнадцать месяцев в Милтоне, даже в своей горечи невыразимо ценных для него и не идущих в сравнение с остальной радостью жизни. Потеря ее родителей, несомненно, уважаемых людей для него, не могла отравить воспоминание о тех неделях, днях и часах, когда прогулки в две мили приносили ему наслаждение, потому что каждый шаг приближал его к ней. А затем, уходя по тому же пути, он вспоминал о новых гранях ее характера и его приятной остроте. Да! Что бы ни случилось с ним за кругом его чувств к Маргарет, он никогда не смог бы говорить о том времени – когда ежедневно виделся с ней… когда держал ее в объятиях – как о периоде страданий. Несмотря на ее уколы и дерзости, для него это было время королевской роскоши в сравнении с той нищетой, которая прокралась к нему и свела предвкушение счастливого будущего к убогой жизни без надежд и страхов.

Миссис Торнтон и Фанни находились в столовой. Дочь пребывала в небольшой экзальтации и трепетала, когда служанка разворачивала перед ней рулоны глянцевой материи, показывая, как свадебное платье будет блестеть в сиянии свечей. Мать пыталась проявлять какой-то интерес, но у нее ничего не получалось. Не в силах думать о фасонах и тканях, она искренне желала, чтобы дочь приняла предложение брата и купила комплект свадебных нарядов у перворазрядного лондонского портного, что избавило бы их всех от бесконечных обсуждений и истеричных сцен, которые возникали от желания Фанни самостоятельно руководить процессом подготовки к свадьбе. Мистер Торнтон был рад оказать любезность мужчине, который пленился второсортными манерами и вкусами Фанни. Он выделил сестре достаточно средств для заказа пышных нарядов, которые в глазах девушки были не менее, а возможно, и более ценными, чем ее жених.

Когда ее брат и мистер Белл вошли в комнату, Фанни покраснела, жеманно улыбнулась и засуетилась над рулонами тканей в той манере, которая привлекала к ней внимание всех присутствующих, кроме мистера Белла. Если он и думал о ней, столь заинтересованной шелками и атласами, то просто сравнивал ее с бледной и печальной Маргарет, неподвижно сидевшей со склоненной головой и сложенными на коленях руками в комнате, где в звенящей тишине любой шорох для напряженных ушей казался шепотом мертвых, паривших около любимого чада. (Когда мистер Белл поднялся наверх после разговора с мистером Торнтоном, миссис Шоу спала на софе, и ни один звук не нарушал тишины комнаты.)

Миссис Торнтон оказала мистеру Беллу гостеприимный прием. Друзей сына она принимала с большим удовольствием, и чем неожиданнее были их визиты, тем больше они заслуживали всяческих забот и удобств.

– Как там мисс Хейл? – спросила она.

– Разбита последним ударом судьбы.

– Хорошо, что у нее имеется такой друг, как вы.

– Ах, мадам, как бы мне хотелось быть ее единственным другом! Наверное, мои слова прозвучат несколько грубо, но сегодня ее прекрасная тетя сместила меня с поста утешителя и советчика. Кроме того, у Маргарет в Лондоне имеется кузина, которая требует ее к себе, словно комнатную собачонку. А девушка сейчас так слаба и несчастна, что не смеет им перечить.

– Наверное, она действительно слаба, – сказала миссис Торнтон с намеком, понятным только ее сыну. – А где эти родственники были раньше? Ведь в последнее время мисс Хейл жила почти без друзей и терпела столько страданий.

Ответ ее не интересовал, поэтому она покинула комнату. Ей нужно было отдать несколько распоряжений по хозяйству.

– Ее родственники жили за границей. И у них имеются права на нее, которые я считаю вполне справедливыми. Тетя с детских лет воспитывала ее, и Маргарет с кузиной были как родные сестры. Понимаете, я недоволен только тем, что сам хотел забрать ее к себе, ведь она моя крестная дочь. И я ревную ее к тем людям, которые, похоже, мало ценят право на такую привилегию. Все было бы иначе, если бы ее взял к себе Фредерик.

– Фредерик? – встрепенувшись, спросил мистер Торнтон. – Кто этот человек? Какие у него права?

Он быстро прервал свои бурные расспросы.

– Вы не знаете Фредерика? – с удивлением ответил мистер Белл. – Он ее брат. Неужели вы не знаете…

– Я впервые слышу его имя. Где он живет? Кто он вообще такой?

– Но я же рассказывал вам о нем – в ту пору, когда их семейство только собиралось обосноваться в Милтоне. Тот самый сын, которого обвинили в мятеже.

– Я никогда не слышал о нем до этого момента. Где он живет?

– В Испании. Если он ступит на английскую землю, его тут же арестуют и, скорее всего, повесят. Бедный парень! Как он будет горевать, не имея возможности присутствовать на похоронах отца. Мне придется довольствоваться компанией капитана Леннокса. Я не знал, какого еще родственника можно было бы вызвать.

– Надеюсь, вы позволите мне поехать вместе с вами?

– Конечно! Спасибо, Торнтон. Вы хороший человек. Неудивительно, что Хейл считал вас своим другом. В последний день жизни он вспоминал о вас, сожалея, что мало виделся с вами в последнее время. Я признателен вам за то, что вы хотите выказать ему свое уважение.

– Скажите, а этот Фредерик не приезжал недавно в Англию?

– Нет.

– И его не было в Милтоне, когда умерла миссис Хейл?

– Нет. В то время я гостил у них. Мы с Хейлом не виделись много лет, и вот я приехал к нему… Хотя… подождите! Я приехал к нему уже после смерти миссис Хейл. Но Фредерик не стал бы так рисковать. Почему вы думаете, что он приезжал в Милтон?

– Примерно в то время я видел мисс Хейл в компании с молодым человеком, – ответил мистер Торнтон.

– Скорее всего, это был Леннокс. Брат капитана. Он адвокат, и Хейлы постоянно переписывались с ним. Помню, Хейл говорил, что ожидал его приезда во время похорон жены. А знаете, мой друг…

Мистер Белл повернулся и, прищурившись, пристально посмотрел на мистера Торнтона.

– Однажды я было предположил, что вы имеете к Маргарет нежные чувства.

Не получив ответа и не увидев никаких изменений в выражении лица собеседника, он с улыбкой продолжил:

– Так же думал и бедный Хейл. Хотя не сразу! А только после того, как я вбил ему эту идею в голову.

– Я всегда восхищался мисс Хейл, – ответил мистер Торнтон, загнанный в угол упорными расспросами мистера Белла. – И каждый мужчина поступил бы так же. Она – красивое создание.

– И это все? Как вы можете говорить о ней так безразлично? «Красивое создание»… Просто объект, привлекающий взгляд. Я надеялся, что вы, благородный джентльмен, предложите ей руку и сердце. Хотя я думаю – фактически знаю, – что она отказала бы вам. И все же безответная любовь возвысила бы вас до небес в сравнении с теми, кто никогда не знал ее и не имел возможности влюбиться. А вы говорите «красивое создание». Как будто она лошадь или собака.

В глазах мистера Торнтона вспыхнул огонь.

– Мистер Белл, – сказал он, – прежде чем осуждать меня, вспомните, что не все люди вольны выражать свои чувства, как вы. Давайте поговорим о чем-нибудь другом.

Хотя при каждом слове собеседника мятежное сердце мистера Торнтона подпрыгивало, как по сигналу трубы, и хотя было ясно, что отныне мысли о старом оксфордском профессоре будут тесно связаны с самой дорогой ценностью его души, он не открыл гостю своих истинных чувств к Маргарет. Он не стал рассыпаться в похвалах в попытке превзойти другого человека, прославлявшего объект его любви и почитания, и просто перевел разговор на обсуждение дел, которые связывали его с мистером Беллом, как арендатора с лендлордом.

– Что за груда кирпичей лежит во дворе? – спросил мистер Белл. – Мы как раз проходили мимо нее. Вам требуется какой-то ремонт?

– Нет, спасибо.

– Вы решили построить на моей территории новое здание? За свой счет? Если так, я вам очень обязан.

– Я достраиваю новый зал в столовой для рабочих. То есть, я хотел сказать, для «рук».

– А я было подумал, что вы решили дом расширить, что эта комната недостаточно хороша для вас, холостяка.

– Недавно я познакомился с необычным человеком и поместил двух сирот, которых он взял под свою опеку, в приходскую школу. Однажды, проходя мимо его дома, я зашел к нему, чтобы передать оплату за обучение. И там моим глазам предстала ужасная картина. Я увидел жалкое почерневшее жаркое на обед – какое-то жирное подгоревшее мясо. Это заставило меня задуматься. Затем зимой подскочили цены на провизию. Я снова подумал, что, закупая продукты оптом и готовя их в одном месте с сохранением хорошего качества, можно было бы не только сэкономить много денег, но и создать некоторые дополнительные удобства для рабочих. Мы опять встретились с моим приятелем или, может быть, врагом. Об этом человеке я вам уже рассказывал. Он нашел изъян в каждом пункте моего плана. Тогда я отказался от своей затеи, посчитав ее непрактичной. Если бы я осуществил ее, то нарушил бы право моих рабочих на независимость. И вот внезапно этот Хиггинс пришел ко мне и с энтузиазмом представил почти такой же, как и мой, проект, который я мог бы утвердить. Более того, он рассказал об одобрении этой идеи другими рабочими. Признаюсь, что меня рассердило его поведение. Мне хотелось отказаться от этого плана, но с моей стороны это выглядело бы по-детски – ведь затея казалась мне мудрой и экономически правильной. Просто я, как автор проекта, лишался славы. Поэтому я хладнокровно принял роль, предписанную мне, и стал чем-то вроде стюарда в мужском клубе. Теперь я покупаю оптом большие партии продуктов и оплачиваю работу экономки и повара.

– Я надеюсь, вам нравится ваша новая должность? Наверное, вы хороший знаток картофеля и лука? Полагаю, миссис Торнтон помогает вам закупать продукты на рынке?

– Ну что вы, – ответил мистер Торнтон. – Она не одобрила мой план, и теперь мы не упоминаем о нем в беседах друг с другом. Но недавно мне удалось получить большие партии овощей из Ливерпуля. А мясо мы закупаем у нашего семейного мясника. И могу заверить вас, что горячими обедами нашего повара никто не пренебрегает.

– Неужели вы пробуете каждое блюдо? Надеюсь, у вас имеются лекарства от диареи?