Текст книги "Ошеломленный"

Его слова подобны ножу, который продолжает проворачиваться в моем животе. Они подтверждают все, что твердила мне лживая сучка в глубине моего сознания.

Ты недостаточно хороша, Фрея.

Ты недостаточно особенная, Фрея.

Никто никогда тебя не полюбит, Фрея.

Я смотрю вперед. Мои глаза щиплет от слез. Я наконец понимаю, какую ошибку совершила, решив приехать сюда. Мне надо было остаться в Лондоне. Тогда причиной нашего разрыва могло бы быть расстояние. Теперь правда вышла наружу.

Мак не любит меня.

И пошел он к черту за то, что предал все, во что пытался заставить меня поверить.

– Что ж, я лучше буду сидеть сложа руки, чем принимать решения, рушащие жизни других людей, – говорю я низким и расчетливым голосом.

Мак сверлит меня сердитым, обвиняющим взглядом.

– Ты серьезно смеешь такое мне говорить?

Я обиженно киваю.

– Мак, ты разве не видишь этого лицемерия? Ты осуждаешь меня, потому что я не делаю того, чего хочу, хотя это ты сейчас в Шотландии, потому что желания твоего дедушки для тебя важнее собственных. И самое ужасное, что ты здесь несчастен, и это отражается на твоей игре. И не только на ней, а на всем, что ты сейчас делаешь. Ты превратился здесь в абсолютно другого человека. Ты больше не тот Мак, с которым мы смотрели Нетфликс и занимались любовью. Просто признай это.

– Ну и что, что я несчастен! – кричит он с болью в голосе. – Он умирает, Фрея!

– Как и ты! – Я почти перекидываюсь через приборную панель, чтобы посмотреть ему в лицо. – Ты лишь жалкое подобие человека, которым был раньше, и ты дурак, если считаешь, что именно такого внука Фергюс хочет увидеть перед своей смертью.

– Не смей предполагать, что знаешь моего дедушку лучше меня. Выражение его лица сегодня стоило всего, чем я пожертвовал.

Я издаю недоверчивый смешок.

– Мак, он так на тебя будет смотреть, даже если ты завтра бросишь футбол и скажешь ему, что собираешься уйти в цирк.

Мак фыркает и отворачивается к окну.

– Ты не знаешь мою семью, Фрея.

Я понимающе киваю.

– Ты прав, Мак. Кажется, тебя я тоже больше не знаю. Потому что Мак, в которого я влюбилась, никогда не сказал бы и половины того, что ты мне наговорил в этой машине.

После этого я выхожу под проливной дождь, прочь от моего бывшего лучшего друга. На этот раз навсегда.

Глава 28
Мак

Шесть недель спустя

– Тебе же нравилось играть в футбол все эти годы, внучок? – спрашивает дедушка, смотря на меня своими запавшими зелеными глазами при свете флуоресцентных ламп.

При виде его, лежащего на койке в хосписе, у меня в горле образуется комок. Он здесь уже неделю, и с каждым днем, когда я прихожу посидеть в кресле рядом с ним, он словно становится все меньше и меньше. Сегодня его кожа белее ночнушки, в которую его одели, а усы по цвету больше напоминают соль, чем перец.

Я чувствую, что это конец.

У нас должно было быть больше времени.

Прошло почти три месяца с тех пор, как я переехал в Шотландию. Здоровье позволило ему посетить только одну игру, которая была почти два месяца назад. Ту самую, на которую приходила Фрея.

Мысль о Фрее пронзает мое сердце сожалением, преследующим меня с момента, когда я покинул Лондон. То, что начиналось с боли, переросло в глубокую, раздирающую душу рану, напоминающую о себе каждый раз, когда я вспоминаю тот самый момент. Момент, когда я позволил ей выйти из моей машины и решил не идти за ней.

Я так хотел пойти.

Я хотел схватить ее, поцеловать и извиниться за все ужасные, отвратительные слова, которые я наговорил. Мне хотелось упасть на колени и умолять ее простить меня, чтобы вернуть нашу дружбу.

Я хотел чувствовать ее мягкие губы, тепло ее тела рядом со мной. Я хотел снова услышать, как она смеется, как кричит на меня. Я хотел, чтобы она меня ударила. Больше всего я хотел, чтобы она осталась со мной и обнимала меня, пока я скорблю по неизбежной потере мужчины, чьего одобрения я добивался всю жизнь. Я хотел, чтобы она смотрела на меня так, словно я был единственным человеком во всем этом долбаном мире, который был ей важен.

Я бы сделал что угодно, чтобы стереть воспоминание о том, как она плакала, когда я разбил ее сердце.

Каждый раз, когда я вспоминаю этот момент, мне становится тяжело дышать. Как будто сожаление и вина давят на мою грудь грузом в несколько тонн, наказывая меня за то, что я натворил.

То, что я наговорил Фрее, было непростительно. Я оттолкнул свою лучшую подругу, потому что она сказала, что влюблена в меня, и ненавижу себя за это. Конечно, она важна для меня. Но любовь? Я не готов к такому. Мое сердце не выдержит такого признания сейчас. Я сделал ей больно, и это значит, что я навеки ее потерял и теперь должен страдать от последствий.

Услышав, как дедушка повторяет свой вопрос, я прочищаю горло и стараюсь не обращать внимания на свои скачущие мысли и тихий писк медицинских приборов.

– Конечно, мне нравилось играть в футбол, дедушка. – Я шмыгаю носом и отворачиваюсь. – Почему ты вообще такое спрашиваешь?

Он прикрывает глаза, морщась от боли в своем теле. Затем он смотрит на меня.

– Я боюсь, что заставил тебя заниматься тем, чего ты не хотел. Боюсь, что заставил тебя гнаться за моими мечтами вместо своих.

– Совсем нет. – Я беру его слабую руку, стараясь не сжимать ее слишком сильно. Контраст его старой, обветренной ладони с моей – это образ, который запомнится мне на всю жизнь. – Я всегда хотел играть в футбол. Ты подарил мне эту возможность.

– Не в этом сезоне, – грустно отвечает он, качая головой. – Маки, ты изменился в этом сезоне.

– Что ты имеешь в виду? – Мое сердце замирает от его слов.

Я не хочу, чтобы он думал о таких вещах в свои последние дни. Разве он не понимает, что я сделал все возможное, чтобы он мной гордился? Чтобы жить согласно тому, чему он учил меня с детства? Он должен это знать.

– Тебе не нравится играть в Глазго. С тех пор, как ты перевелся, ты сам не свой. Мне больно видеть тебя таким.

Я мотаю головой.

– Я рад, что я здесь. Конечно, мне в этом сезоне пришлось нелегко с командой, но я все исправлю, как всегда.

Мои слова – правда лишь наполовину. Я не говорю ему, что этот переход стал самым тяжелым за все мои годы игры в футбол и я из кожи вон лезу, чтобы вернуть свою концентрацию.

Он медленно сглатывает и морщится, пытаясь сесть.

– Мне просто горько от того, насколько ты здесь несчастлив, зная, что ты переехал ради меня.

– Дедушка, – я выпускаю его руку, чтобы он мог устроиться поудобнее, – я здесь, потому что я этого хочу. Ты мне очень дорог. Я хочу, чтобы ты знал, – у меня срывается голос, а глаза начинает жечь, – ради тебя я готов на все, что угодно. Ты мой герой.

Глаза дедушки краснеют от слез. Он щиплет себя за переносицу, а затем накрывает мою ладонь своей.

– Но я больше не самое важное, что есть в твоей жизни. Как и футбол, раз уж на то пошло. Помнишь, я говорил, что ни о чем не жалею? Маки, это было не совсем правдой.

Страдание в его глазах отдается в моем собственном сердце. Я знаю, что он сейчас чувствует не физическую, а эмоциональную боль.

– О чем ты говоришь? – спрашиваю я в недоумении.

Он тяжело вздыхает и мгновение задумчиво смотрит в потолок.

– С тех пор, как умерла твоя бабушка, я не могу перестать думать обо всем, что должен был для нее сделать. Мне стоило чаще покупать ей цветы и осыпать ее подарками. Чаще говорить, что люблю ее. Господи, лучше бы я вместе с ней смотрел ее любимые передачи, вместо того чтобы постоянно смотреть свои чертовы футбольные матчи.

Внезапно в моей голове вспыхивает воспоминание о лице Фреи, когда я подарил ей те гвоздики. Ее улыбке, когда она увидела свою новую милую кружку. О том, как неожиданно она заплакала, когда мы доставляли спасенных котят их хозяевам. Мое сердце начинает бешено колотиться в груди, когда я вспоминаю, как мы часами сидели на ее диване, болтая ни о чем за просмотром дурацкого «Хартленда».

Я смотрю вниз, вдруг осознав, что мои руки сжаты в кулаки. Разжав пальцы, я вытираю скользкие от пота ладони о свои джинсы. Я невольно прокручиваю в голове все, от чего я отказался.

Прерывистый вздох дедушки возвращает меня в реальность.

– Когда я оглядываюсь на проведенное с твоей бабушкой время, я жалею, что так мало наслаждался ее присутствием. Мне жаль, что я не ценил, насколько счастливым она меня делала. – Он смотрит на меня суровым взглядом. – Это очень важно – найти женщину, с которой ты сможешь остепениться и просто быть счастливым.

Его красочные слова вызывают у меня улыбку.

– Любой мог увидеть, что ты делал бабушку очень счастливой.

– Да, я знаю. Но теперь, когда мое время подходит к концу, я с абсолютной уверенностью могу тебе сказать, что футбол – это последнее, о чем я сейчас думаю. – Он смотрит на меня умоляющими глазами, в глубине которых собираются слезы. – Я сбил тебя с пути, Маки. С самого твоего детства я учил тебя держаться подальше от женщин, чтобы не отвлекаться. Но я никогда не хотел, чтобы ты сторонился той самой.

У меня кружится голова, пока я пытаюсь переварить его слова. Он говорит о Фрее? Недоверчиво мотая головой, я сглатываю, пытаясь увлажнить свое пересохшее горло.

– Что ты имеешь в виду под «той самой»?

Он пытается повернуть голову, чтобы лучше меня видеть, но, кажется, это действие причиняет ему боль. Он протягивает руку, чтобы сжать мое запястье.

– Я говорю о женщине, ради которой хочется все бросить. Как когда твой папа встретил маму.

Я откидываюсь на спинку кресла и потираю затылок.

– Ты всегда говорил, что папа отказался от своей карьеры, когда встретил маму. Что он упустил грандиозную возможность.

Дедушка медленно мигает и разочарованно поджимает губы.

– Так и было, но ты думаешь, он пожалел об этом? – спрашивает он с озорным огоньком во взгляде.

Я тихо смеюсь.

– Надеюсь, что нет, учитывая, что он уволился из-за меня.

Дедушка улыбается в усы.

– Вот именно. Он встретил свою даму сердца в восемнадцать. А ты свою нашел сейчас… в Рыжике.

Я ошеломленно смотрю на него.

– Дедушка, мы с Фреей не вместе. Мы даже больше не разговариваем. Я не… влюблен в нее.

– Ты правда настолько тупоголовый? – Он качает головой, сжимая руку в кулак и легонько постукивая по бортику кровати. – Маки, я люблю тебя. Ты знаешь, насколько сильно. Но меня поражает, как с твоим умением видеть общую картину на поле ты совсем слепнешь, когда дело касается твоей личной жизни.

Он на мгновение замолкает и глядит на меня с сочувствием.

– Мальчик мой, у тебя разбито сердце.

Внезапно его начинает тошнить, и я встаю, чтобы помочь ему сесть, подкладываю ему под спину подушку и даю попить воды. Он делает маленький глоток и мгновение тяжело дышит. Затем он хватает меня за руку, не позволяя мне сесть.

– Я видел, как ты смотрел на нее во время игр горцев и когда она пришла на твой матч. Если я что-то и знаю о любви, то это она. Ты без ума от этой девочки.

Его слова задевают меня за живое.

– Дедушка, ты не можешь знать этого наверняка. Я даже никогда не влюблялся.

– Конечно, ты в нее влюблен, дурачок! – отрезает он тоном, не терпящим возражений. – Ты так дерьмово играешь в Глазго не из-за того, что ты в новом клубе, и не потому, что я умираю. Ты несчастен потому, что в твоей жизни нет этой шикарной веснушчатой дамочки, которая помогала тебе держать себя в руках. Последние пару месяцев я постоянно вижу в твоих глазах боль от ее потери, и меня от этого уже тошнит. – Он протягивает руку и касается прохладной ладонью моей горячей щеки. – Я понял, что ты любишь ее, как только ты нас познакомил, и затем – каждый раз, когда ты находил способы упомянуть ее в разговоре. Все это время я думал, что твоя главная радость – это быть на футбольном поле, но я ошибался. Я никогда не видел тебя счастливее, чем когда ты смотришь на нее. Мне очень повезло прожить достаточно долго, чтобы это увидеть.

От теплого взгляда его покрасневших мокрых глаз у меня в горле образуется болезненный комок. Я всю жизнь пытался сделать моего дедушку счастливым, но сейчас я впервые понял, что он всю жизнь пытался сделать счастливым меня. Вот это парочка из нас получилась.

Прав ли он? Неужели я правда влюблен в Фрею? Я знаю, что скучаю по ней, но разве это и есть любовь?

– Я ранил ее, дедушка. Я причинил ей невероятную боль и наговорил вещей, за которые не заслуживаю прощения, – шепчу я.

– Я не удивлен, – улыбается он и хлопает меня по плечу. – Ты тот еще упрямый шотландец, весь в меня. – Его лицо снова становится серьезным. – Но в конечном счете важны не слова, а дела. Она – твоя общая картина, Маки. Не выпускай ее из виду, а то пожалеешь об этом. Я тебе это гарантирую.

Глава 29
Фрея

– Поможешь мне сфотографироваться в полный рост? – спрашиваю я Элли, как только она поднимается в мой офис в «Киндред Спиритс».

Раньше в этом помещении хранилась мужская и женская одежда на различных стадиях переделки. Теперь оно битком набито образцами одежды для собак и кошек.

– Это образцы из Китая? – взвизгивает Элли, бросаясь к раскройному столу. Она берет в руки кошачий плюс-сайз килт. – Господи, ничего милее я в жизни не видела!

Я прикусываю губу и с тоской смотрю на шотландку. Мне было так больно, что я почти отказалась от этого дизайна, но у меня все еще оставались обрезки ткани, принесенной Маком. Не успела я опомниться, как уже делала выкройку, предвкушая, как забавно Геркулес будет выглядеть в этом костюмчике.

Стараясь не обращать внимания на тоску в груди, я присоединяюсь к Элли, рассматривающей образцы.

– Фабрика неплохо справилась с моими выкройками, правда?

Я беру в руки зеленое платье-пачку для большой собаки и добавляю:

– Пара образцов вчера вечером не налезли на Геркулеса, так что мне нужно будет разобраться с ними, чтобы понять, что пошло не так.

Элли смотрит на меня своими огромными голубыми глазами.

– Надеюсь, ты сняла эту примерку на видео?

Я киваю и улыбаюсь.

– Конечно. Геркулес просто лежал там, как труп. Это было очаровательно.

Элли радостно хлопает в ладоши.

– Отлично. Сохрани эти видео до момента, когда мы запустим продажи.

– Само собой разумеется, – соглашаюсь я и возвращаю собачий костюмчик на стол.

Я касаюсь руки Элли, чтобы привлечь ее внимание.

– Так вот, как я уже говорила, мне нужно, чтобы ты сфотографировала меня в полный рост. Мы можем выйти на задний двор и сделать фото в переулке за бутиком.

– Зачем тебе нужно фото себя в полный рост? – хмурится Элли.

– В прошлый раз, когда пыталась познакомиться с парнями по интернету, я поняла, что сделала большую ошибку, прикрепив только фото по плечи. Это было еще в Манчестере, и результат был ужасный. – Я отворачиваюсь и задумчиво перебираю ткань на одном из костюмчиков для собак. – Как-то раз я договорилась встретиться с парнем в баре. Он один раз на меня взглянул и сказал: «Знаешь, бывают девушки с пышными формами и просто толстые. Ты, моя дорогая, относишься ко второму типу». После этого он обозвал меня «свинюшкой» и ушел.

Элли ахает и сочувственно касается моего плеча.

– Какого черта?

Я скрещиваю руки на груди и поворачиваюсь к ней.

– Так что неудивительно, почему у меня ушло столько времени, чтобы решиться снова попытать счастья.

Элли хмурится и качает головой.

– Почему ты внезапно снова захотела попробовать онлайн-знакомства?

– Я не уверена. – Я присаживаюсь на стол. – Может, потому, что я потеряла пару килограмм и набралась уверенности в себе? Или потому, что мне через три недели стукнет тридцать и я хочу сделать горячие фото, пока мне все еще двадцать с хвостиком?

Элли садится рядом и толкает меня в плечо.

– А может, дело в том, что ты переживаешь очень болезненный разрыв и считаешь, что раз после этого идиота оправилась, ты готова к следующему?

Я бросаю на нее раздраженный взгляд.

– Элли, мы никогда не были парой. Для того, чтобы расстаться, нам с Маком нужно было начать встречаться.

Я протягиваю Элли свой телефон, но она качает головой.

– Тебе не кажется, что ты слишком торопишься? Даже двух месяцев не прошло с тех пор, как ты была на игре Мака. Я все еще уверена, что он одумается.

У меня вырывается недоверчивый смешок.

– Элли, я устала сидеть сложа руки и ждать, пока со мной что-то случится. В тот день Мак наговорил мне кучу ужасных вещей, но в его словах была доля правды. – Я прокручиваю в голове тот разговор в машине Мака в стотысячный раз, и мне все еще больно. Очевидно, что мы с ним тогда совсем не поняли друг друга. – Скорее всего, я бы правда все бросила и уехала с Маком в Глазго, если бы он меня об этом попросил. Я была готова и к отношениям на расстоянии, и к тому, чтобы сделать перерыв на год. Я бы пожертвовала чем угодно, чтобы быть с ним, но я промолчала, потому что слишком боялась попросить о том, чего я хочу.

– И чего же ты хочешь?

– Я хочу быть счастливой! – восклицаю я.

Каждый раз, когда я думаю о Маке, я чувствую невыносимую боль в груди.

– Все это начиналось как секс без обязательств. Я просто не хотела быть тридцатилетней девственницей, и мне нужна была пара на твою свадьбу. Но потом между нами все изменилось. Вы все видели, что было в Шотландии. Мы перестали быть друзьями и стали чем-то большим. И теперь, когда я почувствовала вкус настоящей близости, я снова хочу ее испытать. Она нужна мне сильнее, чем крутая работа и хороший питомец. К черту возможные отказы, я все равно хочу этой близости.

Элли тепло мне улыбается.

– Фрея, ты заслуживаешь всего этого.

Я киваю, вспоминая все, что я пережила с Маком. Каково будет испытать подобное с кем-то другим? Пока что я даже не могу себе это представить. Мои воспоминания об отношениях с Маком все еще слишком сильные, яркие и оглушительные.

Я тяжело вздыхаю.

– А еще я готова перестать быть идеальной подружкой невесты просто потому, что у меня никого нет.

Элли обиженно поджимает губы.

– Твое одиночество не имеет никакого отношения к тому, что я позвала тебя на мою свадьбу.

Я слабо улыбаюсь.

– Я знаю, но, если бы у меня был парень, муж или семья, вряд ли бы мы с тобой подружились. Мне просто было бы некогда.

– В таком случае я рада, что у тебя такая дерьмовая личная жизнь, потому что я не представляю, как бы жила без дружбы с тобой, – игриво толкает меня в плечо Элли.

Я поворачиваюсь к ней и хитро подмигиваю.

– А я рада, что вы с Роаном опубликовали то скандальное домашнее порно и я смогла узнать тебя на таком глубоко личном уровне.

У Элли рот открывается от изумления.

– Слишком рано для таких шуток!

Я шутливо прикрываю свой рот.

– Но ты же теперь замужем!

– И что! – Элли начинает смеяться вместе со мной. – Больше никогда не шути про домашнее порно, ладно?

– Как скажешь. – Я нежно улыбаюсь ей и обнимаю ее за плечи. – А теперь сфотографируй меня, пожалуйста, в полный рост с книгой в руках для масштаба, чтобы мужчины сразу могли оценить величину моей задницы.

– С превеликим удовольствием.

Глава 30
Мак

Похороны.

Ненавижу их.

Пошли они к черту.

К черту рак.

К черту старость.

К черту сочувствующие взгляды.

И, раз уж на то пошло, к черту футбол. Вдобавок ко всем ужасным событиям, произошедшим за последние месяцы, на данный момент я ничего из себя не представляю на поле. Большую часть матчей худшего сезона в моей карьере я провожу на скамейке запасных.

Сегодня в Шотландии снова идет дождь. Моя сестра, родители и я стоим под черными зонтами над могилой моего дедушки, Фергюса Маккензи Логана. Волынщик играет «О, Благодать»[24]24
  «О, Благодать» – христианский гимн, который традиционно считается похоронной музыкой.


[Закрыть], пока гроб спускают в землю рядом с моей бабушкой. Дедушка наконец присоединился к ней в вечном покое, где они снова будут вместе.

Думаю, именно туда он хотел попасть все три года после ее смерти.

В конце я многое узнал о Фергюсе Логане. Он пробыл в хосписе две недели, и чем ближе он подходил к порогу смерти, тем больше рассказывал о бабушке. Он делился историями о том, как они вместе управляли гостиницей, как справляли праздники, и о футбольных матчах, которые она соглашалась посетить с ним. Он рассказывал, как рады они были внукам и как сильно любили нас с Тилли с самого рождения.

Все его рассказы служили подтверждением тому, что он сказал мне за неделю до этого. Всю свою жизнь я думал, что мой дедушка почитал футбол превыше Бога и бабушки. Но сидя рядом с ним в его последние минуты на земле, когда он лежал в кровати и, задыхаясь, звал бабушку, я понял, как сильно ошибался все эти годы.

Прежде всего он был мужчиной, который любил свою жену.

Мы едем в черной машине в дом моих родителей в Дандональде, где состоится поминальный обед. Всю дорогу моя сестра плачет, но я пока не проронил ни слезы из-за смерти человека, которого я любил, как отца. Это странно, потому что обычно я не сдерживаю свои эмоции. На самом деле, я люблю как следует поплакать, когда того требует момент. Дедушка всегда говорил, что лучше позволить слезам пролиться, чем дать боли мариноваться внутри тебя.

Горе – очень странное и подлое создание.

Дом полон местных жителей, желающих обсудить со мной футбол. Учитывая, что меня понизили до запасного игрока, я не смогу вынести эти разговоры без внушительного количества виски.

В конце концов, я беру бутылку виски и поднимаюсь наверх, чтобы спрятаться в своей детской спальне. Устроившись на небольшой двуспальной кровати, я разглядываю развешанные по стенам футбольные трофеи. Господи, было ли когда-нибудь в моей жизни что-то помимо футбола? Слова Фреи в машине отдаются эхом в моих ушах. Я вспоминаю, как она говорила, что даже если бы я ушел выступать в цирке, мой дедушка все равно бы мной гордился.

Тогда я ей не поверил.

Сейчас я понимаю, что она была права.

Вот это неожиданность, Фрея Кук снова оказалась умнее меня.

От стука в дверь я резко сажусь на кровати.

– Входите.

На пороге появляется Тилли с красными опухшими глазами.

– Прячешься?

Я киваю.

Она заходит внутрь, закрывает дверь и присаживается рядом со мной.

– Если я услышу еще один вопрос о том, с кем я сейчас встречаюсь, я закричу.

У меня вырывается тихий смешок, но я не утруждаю себя попыткой улыбнуться.

– Если я услышу очередной совет о том, как мне вернуться в стартовый состав, то пробью дыру в стене.

Тилли кладет мне голову на плечо.

– Почему люди так любят предполагать, что знают, что нас больше всего волнует в жизни?

От ее вопроса я поднимаю брови.

– Ты хочешь сказать, что мечта твоей жизни не в том, чтобы обзавестись парнем?

Она толкает меня локтем в ребра.

– Значит, мечта твоей жизни не в том, чтобы стать звездой футбола?

– Я думал, что уже стал знаменитым футболистом, – ровным голосом отвечаю я.

– Да, Маки. Но не об этом ты мечтаешь.

Мое недоумение усиливается.

– О чем же я тогда мечтаю, о, мудрейшая из мудрейших?

Тилли поднимает голову и смотрит мне в глаза.

– Ты просто хочешь быть счастливым.

– Неужели?

Она кивает.

– Всю свою жизнь ты угождал другим людям, потому что очень боялся кого-нибудь расстроить. Теперь, когда дедушки больше нет, пришло время сделать себя счастливым.

Я раздумываю над ее словами, чувствуя боль в груди, потому что единственный человек, о чьем счастье я не позаботился – это женщина, которую я люблю больше всего на свете.

Тилли встает с кровати и идет к двери.

– А еще, Фрея ждет тебя внизу.

В ту же секунду я вскакиваю на ноги.

– Что же ты с этого не начала?

Она лукаво улыбается и пожимает плечами, пока я протискиваюсь мимо нее в сторону лестницы.

Сначала я вижу Роана и Элли, одетых в черное и выражающих соболезнования моему отцу. Первым меня замечает Роан.

Он заключает меня в объятия, которые я охотно принимаю. Боже, как же я по нему скучал.

– Мак, мне так жаль. Твой дедушка был обалдеть каким крутым.

Его выбор слов вызывает у меня улыбку. Я обнимаюсь с Элли и целую ее в щеку.

– Мак, я очень сочувствую твоей потере. – Она отстраняется со слезами на глазах. – Как ты, держишься?

Я киваю и оглядываюсь по сторонам в поисках Фреи.

– Я в порядке. Перед его уходом у нас было много хороших разговоров.

Элли хлопает меня по плечу.

– Рада это слышать. Мы все в Лондоне очень скучаем по тебе.

Я киваю. Мой взгляд продолжает блуждать по комнате.

– Фрея с тобой?

Элли убирает свою руку, и ее взгляд из сочувствующего становится строгим.

– Последний раз я видела ее на веранде.

Я собираюсь покинуть их, чтобы пойти ее искать, но Элли встает у меня на пути.

– Мак, просто… будь с ней помягче.

Мое сердце сжимается от стыда и сожаления. После всего, что я наговорил Фрее, я заслуживаю такого отношения. Я касаюсь руки Элли.

– Конечно, Эл. Я обещаю.

Я выхожу на улицу и нахожу Фрею пьющей виски в компании двух пожилых мужчин, в которых я узнаю друзей моего дедушки. Мужчины громко хохочут, и Фрея не отстает от них со своим очаровательным хихиканьем.

Как только она замечает меня, ее глаза расширяются.

– Почему тебя так тянет к очаровательным старикам-шотландцам? – спрашиваю я, пряча руки в карманы.

– Старикам? – фыркает мужчина, которого зовут Ангус. – Мы не старые, у нас просто много жизненного опыта.

Выражение лица Фреи меняется с шокированного на веселое.

– Ангус, ты уже рассказал больше, чем я хотела знать о твоем опыте.

Следующим в разговор включается Александр, приятель дедушки по автомобилям.

– Вот именно. И я тоже, раз уж на то пошло. Я бы отлично прожил остаток своей жизни, не зная, что ты творил в Праге.

– Поддерживаю. – Фрея поднимает ладонь, чтобы дать пять Александру, словно это для нее обычное дело.

Пока Ангус бормочет свои возражения, я подхожу ближе и протягиваю руку Фрее.

– Джентльмены, не возражаете, если я украду ее на минутку?

Мгновение Фрея смотрит на мою руку, а потом поднимается самостоятельно. Я наслаждаюсь тем, как она выглядит в обтягивающем платье длиной до колен, обнимающем все ее изгибы. Кажется, ее формы уменьшились с тех пор, как я видел ее в последний раз. Она похудела.

Мне это не нравится.

Ее каблуки стучат по деревянным ступенькам, пока я веду ее в дом и вверх по лестнице.

– Куда мы идем? – спрашивает она, бросая обеспокоенный взгляд в коридор.

– Туда, где сможем поговорить, – отвечаю я и открываю для нее дверь в свою спальню.

– Мак, я не думаю, что это хорошая идея.

– Просто поговори со мной, Куки. Не бойся, я обещаю, что не буду кусаться.

Она медленно переступает через порог, осторожно оглядывая комнату.

– О чем ты хотел поговорить?

Я сажусь на кровать и похлопываю по месту рядом с собой. Она нервно прикусывает губу и присаживается на самом краю так, словно в любой момент готова убежать.

– Виски? – протягиваю я ей бутылку. – Стаканов нет.

Уголки ее губ приподнимаются в улыбке. Она берет открытую бутылку и подносит ее ко рту. Ее губы сочного румяного цвета обхватывают янтарное горлышко. Она морщится, глотая жгучую жидкость, и возвращает мне бутылку.

– Как твои дела? – спрашиваю я спокойным, ровным голосом.

Она долго молчит.

– Все нормально. – Она кусает нижнюю губу и качает головой. – Мак, мне так жаль. Я знаю, что ты был готов к тому, что это неизбежно произойдет, но от этого не легче. Фергюс был особенным человеком. Единственным в своем роде.

Я грустно улыбаюсь и смотрю на ее руки, нервно сжатые на коленях.

– Все так. И даже перед смертью он просил принести ему шот виски.

Она тепло улыбается.

– Я не удивлена.

Я облизываю губы и рассматриваю ее лицо, наслаждаясь видом ее веснушек, как в первый раз. Странно думать, что всего три месяца назад я бы смог нарисовать ее портрет по памяти.

– Я скучал по тебе, Фрея.

Она отворачивается и смотрит вперед, не решаясь посмотреть мне в глаза.

– Последние месяцы были для тебя тяжелыми.

Я приподнимаю бровь.

– Да, это правда.

Я протягиваю руку и заправляю прядь ее рыжих волос за ухо, касаясь ее мочки. Ее уши горят.

Она вздрагивает от этого прикосновения и вырывается из моих объятий.

– Мак, не надо.

– Почему? – хрипло спрашиваю я. – Мне теперь нельзя тебя трогать?

Она смотрит на меня своими зелеными глазами, и вместо сомнения я вижу в их глубине пламенную страсть.

– Да, нельзя. – Она встает и отходит от кровати. – Ты не можешь меня трогать! – снова восклицает она и начинает ходить туда-сюда передо мной. – На самом деле, ты много чего больше не можешь со мной делать после нашей последней встречи. Честно говоря, находиться со мной в комнате наедине тоже должно быть в списке запрещенных тебе вещей.

Она направляется к двери, и я вскакиваю, опираясь рукой о дерево. Мое лицо оказывается в нескольких десятках сантиметров от ее.

– Фрея, я люблю тебя, – выпаливаю я.

Она замирает на пороге, поворачивается и смотрит на меня в растерянности.

– Ты… что?

Я облизываю губы. Эти слова кажутся чужими на моем языке, потому что я не говорил их ни одной девушке в своей жизни. Но говорю сейчас.

– Я люблю тебя.

Она озадаченно морщится и мотает головой.

– Нет, Мак. Ты меня не любишь.

Она пытается открыть дверь, и я закрываю ее обратно.

– Да, Куки. Я люблю тебя.

Она смеется и снова хватается за ручку.

– Нет.

– Да люблю я тебя!

– Да нет же!

– Женщина, хватит говорить мне, что я тебя не люблю! – кричу я, всем телом напрягаясь от раздражения. – Что с тобой не так?

Она бледнеет. Всем своим видом она выражает разочарование по поводу происходящей перед ней сцены.

– Что со мной не так? А то, что я наконец-то снова чувствую себя человеком после того, как ты меня прожевал и выплюнул на той парковке у отеля в Глазго. Ты вел себя так, словно я была тебя достойна, только если бы я тем вечером поехала к тебе домой, чтобы с тобой переспать. И как только я тебе отказала, я стала пустой тратой твоего времени. Тогда ты подтвердил тот факт, что все, что ты говорил мне до этого, было ложью.

– Все это было правдой, – заявляю я, сжимая руки в кулаки. – Господи, Фрея, я не хотел заставить тебя думать, что я хотел с тобой только переспать. Я просто хотел, чтобы ты снова была рядом со мной. Ничего из того, что я тебе говорил, пока мы были вместе, не было ложью.

Она поджимает губы и кивает. Ее глаза покраснели от подступающих слез.

– То есть ты просто врешь, когда с кем-то ссоришься. Ух ты, мне сразу так полегчало.

Она отстраняется и берется за ручку. Я захлопываю дверь и встаю перед ней, загораживая своим телом проход.

– Фрея, когда ты тогда в машине сказала, что любишь меня, я был не готов это услышать.

– А я не готова услышать это сейчас от тебя, Мак! – Она беспомощно всплескивает руками. – Ты только что потерял твоего дедушку. Тебе нужно сосредоточиться на своем горе, а не использовать меня в качестве костыля, чтобы справиться со своей болью. Ты потерял это право, когда два месяца назад разбил мне сердце.

Ее слова пронзают меня насквозь, но сильнее всего меня убивает категоричность ее тона. Убежденность в языке ее тела. Меня бесит то, как она изменилась. Она больше не похожа на мою Фрею. Женщина, стоящая сейчас передо мной, не имеет с ней ничего общего.

– Я ухожу.

Она тянется мимо моего бедра и прижимается ко мне грудью, пытаясь добраться до дверной ручки. Ее запах меня опьяняет. Ее волосы касаются моего подбородка, и каждая частичка моего тела нуждается в том, чтобы схватить ее и не отпускать. Это не может быть нашим концом. Я отказываюсь в это верить. Фрея – моя.