Текст книги "Дикая магия"

Заржала лошадь, в бок которой вонзилась стрела. Выругался воин и выдернул из доспехов оперенье. Каландрилл выхватил меч и огляделся, но противника не увидел. Часовые, окружавшие лагерь, сделали ответный залп по теням, шнырявшим среди деревьев. Ещё одна лошадь заржала и взвилась на дыбы, оторвав от земли державшего её человека, когда три стрелы вонзились ей в шею. Кровь хлынула у неё из пасти и ноздрей, и она тут же рухнула на колени. Ещё пять стрел впились ей в бок, и она покатилась по траве, брыкая ногами и издавая жуткий хрип.

И вдруг вновь наступила тишина, нарушаемая лишь тяжёлым дыханием раненой лошади. Брахт, ругаясь, тащил за собой жеребца – вороной храпел и дико вращал глазами. Керниец передал поводья котузену, которому принадлежала раненая лошадь, и, глубоко вогнав ей меч в шею, перерезал артерию и положил конец агонии животного. Затем так же молча, яростно поблёскивая голубыми глазами, он опять взял поводья.

Птицы запели, лес успокоился, и Брахт сказал:

– Они ушли.

Катя хмуро добавила:

– До следующего раза.

Ценнайра, прикрытая щитом Каландрилла, едва слышно пролепетала:

– Я и не подозревала, что будет так.

Каландрилл стоял с поднятым мечом, забыв о мясе и хлебе, валявшихся у его ног.

– Ты думала, будет как в детской игре? – Затем, устыдившись, что срывает на ней зло, пробормотал: – Прости. Коварство Рхыфамуна лишает меня разума.

Она мотнула головой и обеспокоено улыбнулась.

– Я сама выбрала этот путь, – сказала она, – тебе незачем извиняться.

У Ценнайры появилась новая забота. Она понимала, что стрелы не убьют её, но если хоть одна попадёт в неё, то она неминуемо будет разоблачена. Ценнайра содрогнулась, и Каландрилл подумал, что она просто боится.

– Мы живы, – мягко сказал он, – и это ещё одна наша победа.

Она кивнула, и солнечные лучи выбили черно-синие искры из её волос. Каландрилл, поражаясь смелости девушки, сунул меч в ножны. Раздались сердитые приказы Чазали, колонна вскочила на коней и тронулась в путь. Воин, потерявший лошадь, пристроился позади своего товарища.

Дорога бежала по подножию безлесного, с редкими соснами холма. С востока к ней подступал дремучий лес, и все внимание всадников было приковано к нему. Но беда пришла с вершины холма.

Будь это простые смертные, лучники джессеритов почувствовали бы засаду и вовремя приняли меры. Но то, что летело на них с холма, было не плотью человеческой, а чем-то непонятным, некогда населённым человеческой душой. Но сейчас ими управляло колдовство Рхыфамуна.

Внешне мало что отличало их от живых людей, если не считать стрел, торчавших у каждого из груди. Однако Каландриллу показалось, что у нападавших были удлинённые деформированные конечности с когтями, звериные клыки и красные безумные глаза. Как серые тени в солнечном свете, скатились они вниз по склону и с дикими воплями обрушились на воинов, скакавших вдвоём на одной лошади. Животное вздыбилось и заржало, когда рука, а может, лапа как бы походя вспорола ему глотку. Лошадь забилась в предсмертных судорогах на земле, а существа уже уносили с собой в лес кричавших во всю глотку котузенов.

Чазали громовым голосом отдавал команды, глядя на Очена. Воины спешились и заняли боевые позиции.

Вазирь с необыкновенным для его возраста проворством соскочил с лошади и побежал к деревьям за удалявшимися созданиями. Каландрилл тоже спрыгнул с вставшего от ужаса на дыбы мерина и с мечом наперевес бросился за колдуном вместе с Брахтом и Катей. Когда они подбежали к Очену, тот поднял руку и предупреждающе крикнул; в воздухе распространился резкий запах миндаля, вспыхнул золотисто-серебристый свет, более яркий, чем лучи солнца, пронизывающие лес. Очен низким голосом быстро произнёс странные старинные слова, и свет обнял путников словно кокон.

– Держитесь вместе, – предупредил вазирь и вновь приступил к колдовству.

Золотые с серебряными прожилками лучи взмыли в воздух, как воздушная взвесь, и быстро закружили меж деревьями. Запах миндаля забил собой аромат хвои, длинные узкие полосы эфира дрожали, углубляясь в лес. Вопли вроде тех, что они слышали предыдущей ночью, только более короткие, вдруг резко прекратились.

– Оставайтесь в пределах моих чар. – Очен поманил их за собой, и голос его дрожал. – Но боюсь, мы мало что можем сделать.

Он оказался прав: окружённые светящимся нимбом, они вышли на небольшую лужайку, на которой сильно пахло миндалём. Здесь они и нашли котузенов. Глотки у них были перерезаны, доспехи вспороты. От серых колдовских существ остались только обрывки кожи, кусочки костей и ошмётки доспехов и одежды. Кусты были окровавлены.

Очен вздохнул и осенил трупы знамением.

– Я очень надеялся взять хотя бы одного из них живым, пробормотал колдун. – Он смог бы многое нам поведать о колдовстве Рхыфамуна. Но маг оказался хитрее.

– По крайней мере мы теперь знаем, что их можно убить, – заявил Брахт, – кем бы они ни были.

– Убить их можно, – вазирь, фыркнув, покачал головой и махнул рукой в сторону останков, – но только подвергая при этом смертельному риску того, кто находится в их лапах.

– Что ты хочешь сказать? – спросила Катя. – Твоё колдовство уничтожило их уже после того, как они убили котузенов.

– Именно, – согласился Очен, – после того. Но если бы воины наши были ещё живы, то моя магия уничтожила бы и их.

Катя нахмурилась, не понимая. Но Каландриллу все стало ясно.

– Твоя магия взорвала их, – сказал он. – И если бы наши котузены тогда были живы, их бы тоже разнесло на кусочки.

– Истинно, – кивнул Очен. – Ты все правильно понял. К какому бы колдовству ни прибег Рхыфамун, когда создавал эти существа, оно реагирует на магию, направленную против него.

– Опять колдовские загадки, – пробормотал Брахт. – Не объяснишь ли обыкновенным человеческим языком?

– Заколдованные чудища убивают всякого человека, попавшего к ним в лапы, – терпеливо начал Очен.

– Сие я понял, – Брахт кивнул в сторону несчастных котузенов. – Это и так ясно.

– А ты видел, как протыкали их стрелы? – спросил Очен. – Не причиняя им никакого вреда?

Брахт кивнул, и Очен продолжал:

– Посему магия – единственная и лучшая защита от них. Но Рхыфамун просчитал и это. И если я прибегну к колдовству, дабы уберечь тех, кого захватили его создания, то убью и их. Таким образом, он налагает на меня ограничение.

– Но ведь котузенов убил не ты, – заявил Брахт, – не твоё колдовство.

– Эти были уже мертвы, – пояснил вазирь, – и потому недосягаемы для моей магии. Колдовство направлено на живущих, на тех, кто населяет наш мир, и почти бессильно против мёртвых.

– Ахрд! – воскликнул Брахт с широко раскрытыми глазами, начиная понимать. – Ты хочешь сказать, что если они захватят в плен кого-то из нас, то твоя магия убьёт и нас?

– Именно, – хмуро согласился Очен. – Стоит мне попробовать уничтожить твоего обидчика, как я уничтожу и тебя.

– Но почему они набросились на котузенов? – спросила Катя. – Почему не набросились на меня, или Брахта, или Каландрилла?

– Существа, в коих Рхыфамун превратил тенсаев, нельзя назвать умными. – Вазирь пожал плечами и пригладил тонкие серебристые усы. – Да, они сильные, и уничтожить их можно только магией. Они кровожадны и жестоки и столь же неразборчивы, как и бешеные волки. Нападают они на кого угодно. Главное для них – убивать.

– Ты знаком с подобными существами? – спросил Каландрилл. – Что они из себя представляют?

– Я знаю немного, – вздохнул Очен, – лишь то, что известно любому вазирю: в нашей земле никто не занимается таким низким колдовством. Если я не ошибаюсь, они представляют собой существа, кои мы называем увагами. Это люди, посредством колдовства уподобившиеся животным. Проще – это оборотни, которые подчиняются только воле создателя. Они очень настырны, и их трудно убить.

– Так вот с кем нам придётся иметь дело, – пробормотал Брахт.

– Боюсь, что да, – подтвердил вазирь. – Уваги и тенсаи.

– Итак, нам противостоят бандиты, – керниец разогнул большой палец левой руки, – оборотни, – он распрямил указательный палец, – восставшие, – он разогнул третий палец, – Рхыфамун, – безымянный палец, – И; если мы ещё выживем то и сам Безумный бог, – он распрямил мизинец.

Очен кивнул:

– Похоже, что так.

– Тогда не будем задерживаться, – сказал Брахт с решительным видом. – Нас дожидается столько врагов, что нам нужно время, дабы удовлетворить каждого из них.

С мгновение Очен непонимающе смотрел на кернийца, а затем губы его растянулись в ухмылку.

– Истинно, – заявил он, – надо поторапливаться, нельзя заставлять их ждать.

Брахт рассмеялся; они подобрали мёртвых котузенов и отнесли к дороге, где их дожидался Чазали.

Возвели ещё один погребальный костёр, подожжённый магией Очена, и тела были преданы очищающему огню.

Каландрилл наблюдал за колдуном-священником, исполнявшим обряд, и думал о том, что каждая подобная задержка на руку Рхыфамуну. Он вдруг понял, что врагу вовсе не надо расправляться ни с ним, ни с Брахтом, ни с Катей. Достаточно убивать одного за другим людей Чазали, дабы задержать их и беспрепятственно добраться до ворот Анвар-тенга либо до Боррхун-Маджа, колдовством пробудить Фарна и вернуть его в мир. Он попытался обуздать своё нетерпение, убеждая себя в том, что люди, погибшие ради общей цели, заслуживают достойного захоронения.

Вопли увагов не дали им спать и в эту ночь. Лошади храпели и били копытом. Как и в предыдущую ночь, Очен окружил бивак такими мощными колдовскими чарами, что они пеленой повисли над лагерем, держа на расстоянии как увагов, так и тенсаев. Но поспать им не удалось; люди были измотаны, но рвались в бой, то и дело в отчаянии пуская в лес стрелы. Каландрилл и его товарищи тоже нервничали, понимая, что их противник беспрепятственно скачет вперёд к своей пагубной цели.

Глава девятая

Всадники продолжили путь с утроенной осторожностью, стараясь скорее проскочить меж деревьями и постоянно оглядываясь в ожидании новой засады. Глаза их слезились от напряжения и усталости. Однако утро прошло спокойно. Солнце взмыло в голубое небо в ореоле лёгких перистых белоснежных облаков. С севера потянул прохладный, свежий, пахнущий хвоей ветерок. В ветвях деревьев беззаботно щебетали птицы; дважды дорогу им перебегали олени, а один раз прохромал огромный боров.

К полудню они добрались до новой деревни.

Каландрилл обвёл взглядом молчаливую сельскую картинку, вспоминая все, чему учил его Очен в попытке определить присутствие оккультных сил. Страшное, кошмарное ощущение вроде того, что овладело им при подъезде к форту у Кесс-Имбруна, навалилось на него и сейчас. В аромате хвои, приносимом ветерком, ему почудилась вонь мертвечины и запах миндаля. Очен хмурился, разглядывая избы за частоколом. Каландрилл вытащил меч. Поля были пусты: ни скота, ни работающих гетту. Сквозь открытые ворота они не видели в деревне ни малейшего движения, ни дымка, не слышали лая собак – все замерло.

– Здесь нет живых, – грустно пробормотал вазирь. Поднимая тучу брызг, они вброд пересекли реку. Котузены чёрной стеной сомкнулись вокруг путников, когда Чазали, приказав им остановиться, заглянул в ворота. По следующему его приказу пятеро воинов соскочили с лошадей и с мечами наизготовку побежали в деревню.

Они вернулись очень быстро и доложили, что в деревне не осталось ни одной живой души, что все жестоко уничтожены, как и разведчики перед этим.

Чазали глухо за вуалью выругался, котузены сердито забормотали. Очен проговорил:

– Они хотят запугать нас.

Каландриллу показалось, что он с трудом сдерживается.

– Ты исполнишь обряд? – Чазали был явно взбешён и потрясён размерами кровопролития: впервые он позволил сомнению взять над собой верх. – Есть ли у нас время?

– Таков наш долг перед ними. – Очен спустился с коня и через плечо приказал, чтобы ему приготовили факелы. – Но мы ненадолго.

Распевая, он подошёл к воротам с поднятыми руками. Тем временем воины изготовили и зажгли факелы. Колдун взмахнул рукой, и котузены побежали меж грубо сколоченных изб, поджигая их. Дерево было сухим, и через несколько мгновений огонь приступил к своей очистительной работе. Чёрный столб дыма врезался в лазурное чистое небо. Каландрилл зажал ноздри, чтобы не вдыхать сладковатый запах горящего мяса, Очен опустил руки, прекратил пение и устало вернулся к лошади.

Дорога стала взбираться вверх. Вместо следовавших друг за другом долин она перескакивала с одной огромной, словно рукотворной, террасы на другую. Каждая представляла собой лёгкий склон, ведший к широкой площадке, за которой опять начинался пологий подъем. Всадники ехали среди елей, болиголова и лиственниц, отбрасывавших на землю причудливые тени, казавшиеся страшными после побоищ, кои оставили они позади.

Они ехали целый день до тех пор, пока столб дыма позади не пропал из виду, и только тогда остановились на привал, и то лишь для того, чтобы дать отдохнуть животным. Бесчинства увагов лишили людей аппетита.

– Ахрд! – бормотал Брахт, кормя вороного. – Я бы предпочёл встретиться с ними в открытой схватке, чем так.

– Истинно, – кивнул Каландрилл. – Их способ ведения войны выводит человека из равновесия.

– Очен прав, – заметила Катя, – они хотят измотать нас.

– И у них это получается, – вставил Брахт. – Как вы думаете, удастся ли поспать хоть сегодня?

Вануйка пожала плечами, вздохнула и откинула с лица пряди льняных волос. Глаза у неё, как у Брахта и Каландрилла, были красными от бессонницы и с тёмными тенями вокруг. Из всех – за исключением Очена, державшегося за счёт своего оккультного таланта, – только Ценнайра не выглядела измождённой, глаза её по-прежнему живо блестели, кожа дышала свежестью, и Каландрилл, желая сделать ей комплимент, сказал:

– Трудности, похоже, идут тебе только на пользу.

– То есть? – переспросила она, насторожившись.

– Ты выглядишь свежей, как эти ели, – улыбнулся – а мы… – Он уныло потёр виски. Ценнайра переполошилась. Ей и в голову не приходило что подобная мелочь может выдать её с головой. Она обеспокоенно переводила взгляд с одного на другого. Усталость чётко отпечаталась на их лицах и в глазах. Ценнайра опустила плечи и покачала головой.

– Ты очень добр, но… – она заставила себя зевнуть, – мне столь же не хватает сна, как и вам.

– Может, сегодня немного поспим, – галантно сказал Каландрилл, но Брахт саркастически хохотнул.

Она устало улыбнулась под задумчивым взглядом серых Катиных глаз и с облегчением вздохнула, когда Чазали отдал распоряжение выступать. «Надо быть осторожнее, – сказала она себе. – Надо вести себя как простая смертная, нельзя показывать, кто я на самом деле». Но за этой мыслью пришла другая, пока слабая, как шелест листвы под лёгким ветерком: а что, если рассказать им все и отдаться на их милость? Поклясться в верности и положить конец двойственному существованию?

«Ни в коем случае!» – тут же воскликнула она про себя. Поступить так значит поставить под удар все, значит потерять надежду заполучить назад сердце, а возможно, и обречь себя на смерть. И Каландрилл её возненавидит. Странно, но эта мысль почему-то взволновала её.

День клонился к вечеру. Ветер стих. Ели смолкли, и в сумерках тишина казалась угрожающей. Над головой собирались тучи. Целые полчища птиц устраивались на ночлег. Дорога стала шире, и Чазали, перекрикивая ровный стук копыт, сообщил, что скоро они остановятся на ночлег.

И вдруг оттуда, где за киривашеном ехал Очен, раздался предостерегающий окрик и вспыхнул серебристо-голубой с красными пятнами огонь.

Началась страшная неразбериха. Из-за окутанных сумерками деревьев летели стрелы, угрожающе вопили уваги, лошади ржали от боли; нагрудник Чазали вдруг разукрасился стрелами; чья-то лошадь упала, всадник покатился по земле, но тут же вскочил, выхватил из ножен меч и бросился к деревьям. Стрелы сгорали как гнилое дерево в яростном огне, исходившем от Очена. Орущие, скачущие создания превращались в пар, едва коснувшись этого бушующего пламени. Лучники котузенов стреляли без передышки, но ряды их таяли, и они со стонами умирали. Существа, бывшие некогда людьми, полосовали их когтями, выросшими на месте ногтей; рвали клыками, выпиравшими из удлинённых челюстей. Им было все равно, кто встречался им на пути: человек или лошадь.

Чазали издал боевой клич, пришпорил коня и с поднятой кривой саблей бросился вперёд, упал, но тут же снова вскочил в седло. Раздался чей-то вопль, и из-за деревьев, спотыкаясь, вышел котузен с разорванной грудью, из которой хлестала кровь, вдоль тела бессильно болталась оторванная рука.

В умирающем свете дня лучники противника прятались за высоким завалом из стволов елей.

Чазали ещё раз что-то крикнул и развернул лошадь спиной к дороге; от Очена исходили красные змеиные языки пламени, и от соприкосновения с ними уваги гибли, вспыхивая наводящим ужас огнём.

А затем они сошлись – омерзительные колдовские существа Рхыфамуна и не испугавшиеся их котузены, и вазирю пришлось отказаться от колдовского огня.

Меч Брахта переливался в магическом свете; керниец крушил и колол. Вороной храпел и бил противника копытами. Катя орудовала саблей с не меньшим проворством, успевая при этом управлять своей не подготовленной к бою лошадью. Клинки и копыта крушили плоть, из ревущих серых теней брызгала кровь, но они, словно не замечая этого, вновь и вновь набрасывались на котузенов как бешеные волки. Для них боль будто не существовала вовсе, ими двигало колдовство Рхыфамуна.

Там, где Каландрилл с трудом удерживал словно взбесившегося гнедого, уваги прорубили небольшую тропу среди котузенов. Каландрилл замахнулся мечом, но вдруг услышал окрик Очена:

– Нет, ради Хоруля! Не забывай, а то умрёшь!

Каландрилл вспомнил, спрятал меч в ножны и вытащил кортик, воткнул его в оскаленную морду, но увагу, не обращая внимания на зияющую рану, вновь набросился на Каландрилла. Юноша ударил ещё раз – безрезультатно – увагу с такой силой набросился на мерина, что тот едва не упал. Каландрилл на мгновение увидел чёрные доспехи и меч, пролетевший мимо него и вспоровший грудь нападавшего. Затем невероятно мощные руки схватили его за запястье и выдернули из седла падающего мерина. Каландрилл почувствовал сильный удар в висок. Мерин навалился на него всем своим весом, в глазах Каландрилла вспыхнул огонь, ему показалось, он закричал. Смутно он чувствовал, что кто-то вытащил его из-под лошади.

Стычка была короткой. Тенсаев, хотя и поддержанных увагами, было слишком мало, чтобы взять верх над котузенами Чазали. Доспехи врагов были примитивными, составленными из разных кусочков, отобранными у жертв. Да и оружие было под стать. Они больше привыкли охотиться на беззащитных крестьян, чем на подготовленных воинов, и долго не могли выдержать. Котузены заняли оборонительные позиции, затем соскочили с лошадей и углубились в лес. Те из разбойников, что не успели убежать, были разрублены на кусочки. Одиннадцать человек Чазали погибли, пять лошадей пали, пятерых тенсаев удалось захватить живьём, четверым по приказанию Чазали перерезали глотки, пятого привели к Очену и бросили на колени перед вазирем.

Катя и Брахт с обнажёнными мечами протолкнулись через окружавших колдуна котузенов. В глазах их сверкали злость и ужас.

– Каландрилл в плену. – Брахт стёр кровь с меча и приставил кончик его к щеке тенсая. – Куда? Скажешь сам, или мне выколоть тебе глаза?

Воины джессеритов одобрительно гудели. Бандит застонал. Из раны на лбу и на плече капала кровь. Теперь она закапала и из щеки. В воздухе запахло мочой.

– Куда?

– Постой! – воскликнул Очен. – Это можно сделать проще.

– Я вижу только одну возможность: вырезать из него ответы мечом, – огрызнулся Брахт.

– Поверь мне, – настаивал вазирь, – убери клинок.

Керниец с мгновение смотрел на него. Катя сказала:

– А Ценнайра, где Ценнайра?

– Погодите! – В голосе Очена зазвучали стальные нотки. Он жестом приказал им отойти. Брахт с неохотой сунул меч в ножны, но не убрал руку с эфеса. – Я выведаю у него все. Ему ничего не утаить.

Он кивнул Чазали, тот схватил тенсая за распущенные волосы и дёрнул голову назад. Очен взял тенсая за подбородок и посмотрел бандиту прямо в глаза. Из них, смешиваясь с кровью, потекли слезы. Колдун буравил пленника взглядом.

Маг заговорил едва слышно, и с каждым словом в воздухе крепчал запах миндаля. Свободной рукой Очен рисовал в воздухе тайные знамения, и тело тенсая вдруг обмякло, полные ужаса глаза стали пустыми и уставились в никуда, и он заговорил:

– Когда мы его увидели, то хотели отобрать лошадь и доспехи… Но не смогли… он сильный… как вазирь… даже сильнее… как вазирь-нарумасу.

Пленника передёрнуло, на губах его выступила пена. Очен провёл рукой по его лицу, запах миндаля усилился.

– В нем сила… Он убил очень многих из нас, мы не могли бежать… мы подчинились ему… Он сделал увагов и поставил перед нами цель: остановить его преследователей, троих – чужеземцев, не джессеритов… женщину и двоих мужчин из земель, лежащих по ту сторону… Он нарисовал их лица в головах увагов… Мы не можем ослушаться. Уваги убьют нас, если мы… Мы не можем… Только подчиняться…

– Куда? – снова потребовал Брахт. – Куда они увели Каландрилла?

Тенсай, которого Чазали по-прежнему держал за волосы, попробовал отрицательно мотнуть головой; жилы на шее у него напряглись, вены бились, по щекам текли слезы вперемешку с кровью. На губах выступила пена.

– Не знаю… Уваги подчиняются ему… только ему.

– Большего он не знает, – сказал Очен.

– Где их лагерь? – спросил Брахт, глядя на вазиря – Они наверняка отведут Каландрилла к себе.

«Если он ещё жив» – эта фраза словно повисла в воздухе.

Очен ещё раз повёл рукой, и тенсай забормотал:

– У нас больше нет лагеря… Мы скачем вслед за вами. Увагам приказано захватить вас… тебя… кернийца… светловолосую женщину… Одного достаточно. Он сказал… неважно кого… Это вас остановит.

– Большего он не знает, – повторил Очен, потом взглянул на Чазали и кивнул; киривашен вытащил нож и перерезал тенсаю глотку.

– Ахрд! – Брахт пнул извивающееся тело и с горечью в голосе крикнул: – По коням! За ними!

– Мы их не поймаем. – Очен обвёл рукой чернеющие лес и небо: – Леса здесь слишком густые, спускается ночь.

– Я не брошу Каландрилла! – Брахт побежал к коню. – Надо будет – поскачу один. Катя, ты со мной?

– Подожди, – сказала девушка и твёрдо взяла кернийца за руку. В глазах её стояло беспокойство и сомнение. – Сначала дай сказать.

– Сказать? – Брахт вырвал руку и вставил ногу в стремя. – Каландрилла взяли в плен, и если нас не трое, Рхыфамун победил. Он завоюет мир для своего хозяина. Надо скакать вперёд – и да проклянёт Ахрд увагов!

– Стой! – Катя крепко схватила его за плечи и заставила вытащить ногу из стремени: жеребец заржал, нетерпеливо затопал копытами и обнажил жёлтые зубы. Катя развернула Брахта и ткнула рукой в джессеритов. – Они знают лес лучше нас, а Очен лучше нас знает увагов. Сперва выслушай, потом решим.

Брахт с мгновение хмуро смотрел в серые глаза, но Катя спокойно выдержала его взгляд. Керниец недовольно кивнул. Катя отпустила кернийца и обратилась к Очену и Чазали:

– Что вы посоветуете?

Лицо, скрытое под стальной вуалью, повернулось к вазирю, уступая ему право говорить первым. Очен погладил крашеными ногтями бороду. В уходящем свете дня лицо его казалось обеспокоенным.

– Если попробую отыскать его при помощи магии, – заявил он, – я его убью.

– Это мы знаем, – резко сказал Брахт. – Посему надо скакать за ним.

– По этим лесам трудно скакать на лошади, – возразил Очен, – К тому же приближается ночь. Погоня невозможна. Ради Хоруля, друг мой, неужели ты думаешь, я бы сам не поскакал, если бы у нас был хоть малейший шанс?

– Ты хочешь сказать, мы его потеряли? – Брахт замотал головой. Катя взяла его за руку. – Хочешь сказать, мы ничего не можем сделать? – с напором продолжал керниец.

– То, что я должен сказать, страшно, – ответил Очен. – Страшно для вас и в равной степени для меня. Слушайте. У ваги захватили Каландрилла, вполне возможно, он уже мёртв…

– Нет! – резко выкрикнул Брахт.

– Если только, – продолжал Очен, – Рхыфамун не захочет позлорадствовать.

– А он любит этим заниматься, – пробормотала Катя, и искорка надежды засверкала у неё в глазах. – Так было в Альдарине, так было, когда он вселился в Морраха…

– Сия гордыня – его слабость, – заявил Очен. – Будем надеяться, он захочет позлорадствовать.

– Позлорадствовать? – Брахт сделал шаг в сторону вазиря.

Чазали тут же взял колдуна под свою защиту, но Очен, подняв руку, остановил его.

– Это единственный шанс Каландрилла, – продолжал вазирь, – и наша единственная надежда, если только…

Он, нахмурившись, замолчал; по напряжённому лицу было видно, что он размышляет.

– Если только?.. – переспросил Брахт.

– Я успел научить его кое-какому колдовству, – сказал Очен. – К тому же у него есть меч. Меч с ним?

Брахт резко развернулся и, не церемонясь, оттолкнул мечом котузена, направляясь к лошади Каландрилла. Сзади него раздался голос Чазали:

– Меч Каландрилла! Его меч с ним? Ищите.

– Я видел, как Каландрилла забрал с собой увагу, – сказал один из воинов, – и тогда меч был с ним. Я проткнул это существо, когда Каландрилл отбил его удар.

Другой добавил:

– Мерин его упал, но меч, кажется, был с ним.

Брахт пробормотал:

– Меча я не вижу.

– Тогда у нас есть надежда, – кивнул Очен. – Я успел его предупредить.

– О чем? Чтобы он не пользовался мечом? – Брахт в отчаянии махнул рукой. – И ты называешь это надеждой?

– Мечом он уничтожит увагов, но покончит с собой, – медленно сказал Очен. – Рхыфамун очень хитёр и с каждый днём становится все сильнее. Он только и думает о том, как бы провести нас, но… Каландрилл не дурак. Если он вспомнит то, чему я его учил, все то, что я рассказывал ему про эти создания, то у нас ещё есть шанс.

Он замолчал и кивнул, будто соглашаясь сам с собой.

– Может, объяснишься? – воскликнул Брахт.

Колдун ещё раз кивнул.

– Хорошо, – пробормотал он. – Вот подумай: если меч ещё у Каландрилла и если он в состоянии здраво мыслить, то понимает, что может взять верх над увагами. – Старец поднял руку, не давая Брахту возможности возразить. – Помолчи, выслушай. Он также знает, что если воспользуется клинком, то уничтожит себя.

– Следовательно, Рхыфамуну остаётся пожертвовать своими созданиями, – пробормотал Брахт, – а мне кажется, он не очень ими дорожит. Ему лишь нужно бросить одного из них на меч Каландрилла.

– Если только он не пожелает позлорадствовать. А это означает время, – вставила Катя.

– Истинно, – энергично закивал Очен, – если только он не пожелает позлорадствовать. Это может сыграть с ним злую шутку.

– Я не понимаю, – сказал Брахт. – Даже если ты прав и уваги ещё не убили Каландрилла, он же все равно в их руках. А стоит ему попытаться защитить себя, как он умрёт. И поскольку мы за ним идти не можем, то у Рхыфамуна сколько угодно времени на злорадство. Потом он все равно его убьёт. Так что я требую, чтобы мы отправились за Каландриллом немедленно.

– Боюсь, – возразил Очен, – если уваги услышат нас – а они наверняка услышат, – то враг наш откажется от удовольствия и прикажет им незамедлительно убить Каландрилла.

– Ахрд! – Брахт с силой ударил себя кулаком по бедру. – Ты хочешь сказать, что мы проиграли в любом случае?

– Нет. – Очен покачал головой, и в голосе его прозвучала уверенность. – Я говорю: у нас есть шанс. У Каландрилла есть шанс. А может, и два.

Катя попросила разъяснений. Очен кивнул.

– Хорошо, но прежде, – он повернулся к киривашену, – Чазали, позаботься о погибших, разожги костёр, нам придётся здесь задержаться. Я займусь погребением, как только освобожусь. – Киривашен кивнул и отдал несколько приказаний. По его лицу было видно, что он заинтригован не менее Брахта и Кати. Очен продолжал: – Итак, я утверждаю, что если меч ещё у Каландрилла и он в состоянии здраво мыслить, то может выжить. Рхыфамуну, если он захочет позлорадствовать, придётся путешествовать по эфиру, а в этом измерении я могу его задержать. Вазирь-нарумасу знают о присутствии Каландрилла, и, возможно, они мне помогут. Все вместе мы сможем задержать Рхыфамуна и дать Каландриллу время.

– Но ведь он все равно будет в руках увагов! – сердито буркнул Брахт. – А им приказано его убить.

Катя коснулась руки кернийца, призывая его к терпению.

– Ты говорил о двух шансах, – напомнила она старику.

– Истинно, – согласился Очен. – Вы говорите, Ценнайры нет?

– Ценнайры? – с удивлением переспросил Брахт.

– Да, – сказал Очен.

– Лошадь её здесь. – Катя ткнула пальцем в сторону перепуганных лошадей, стоявших посреди дороги. – Но где она сама? Я её не видела.

– Видимо, её увели с собой уваги, – предположил Брахт, – и убили. Надо поискать её среди деревьев. – Он нахмурился. – Жаль, она начала мне нравиться. Мужественная девушка.

– Без сомнения, – произнёс Очен и обратился к Чазали: – Пусть поищут Ценнайру.

Киривашен отдал новые приказания. Брахт сказал:

– Мы только и делаем, что говорим и собираем трупы. Когда мы начнём действовать?

– Когда я буду знать, что делать, – отрезал Очен. – Это будет скоро, но пока я прошу терпения.

Керниец покачал головой и посмотрел на Катю.

– Мне это не нравится, – заявил он. – Может, поскачем за Каландриллом?

– И тем ускорим его смерть? – возразила она. – Нет, Брахт, подожди. Это не Куан-на'Фор. Здесь не все так просто. Рхыфамун стал сильнее, Фарн тоже. Нам надо слушать Очена.

– Но он призывает нас к бездействию, – прорычал Брахт. – Он говорит, что мы должны бросить Каландрилла на произвол судьбы. Я хочу действовать.

– И все же, – твёрдо проговорила Катя, – подожди. Спору их положил конец Чазали.

– Ценнайры нет среди мёртвых, – заявил киривашен. – Тела её мы не нашли ни на дороге, ни среди деревьев.

– Значит, она жива, – улыбнулся Очен, – а это хорошо.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Брахт. – Я рад, если Ценнайра жива, хотя и сомневаюсь в этом. Скорее всего, они оттащили её в лес, и где-то там мы найдём её тело.

– Думаю, что нет, – возразил Очен. – На твоём месте я бы молился твоему лесному богу о том, чтобы он даровал ей жизнь.

– Я тебя не понимаю, – сказал керниец.

– Я тоже, – поддержала его Катя.

– Мне некогда объяснять, – отмахнулся Очен. – Доверьтесь мне и Ценнайре.

– Ценнайре? Ахрд! – Брахт развернулся и направился к жеребцу. – Загадки, загадки и загадки, а Каландрилл тем временем один на один с Рхыфамуном. Я скачу вперёд.

– Нет, стой! – воскликнул Очен и сделал жест Чазали.

Киривашен встал между Брахтом и жеребцом. Огромное животное, прижав уши и дико поводя глазами, било копытом. Чазали, хоть и опасался его, был явно намерен помешать Брахту вскочить в седло. Оба положили руку на эфес меча.

Очен посмотрел на Катю и сказал: