Текст книги "Дикая магия"

– Неплохая задумка, – одобрил Брахт, словно принимая за данность работу оккультных сил, к коим он ещё совсем недавно относился с таким подозрением. Каландрилл сам был поражён своими способностями.

Река с яростью набрасывалась на сваи, подпиравшие арочный мост. Друзья беспрепятственно перешли на другую сторону, и мост тут же полетел в реку и скрылся в чёрных потоках воды.

Брахт с ухмылкой сказал:

– Если ты ещё восстановишь солнце и сотворишь лошадей…

Он просто шутил, но Каландрилл воспринял его слова буквально и сосредоточил силу воли на тёмном небе, приказывая облакам развеяться, а молниям исчезнуть.

Но у него ничего не вышло. Гроза надвигалась, молнии хлестали по унылой земле, как длинные членистые ноги невиданных насекомых. Ветер усилился, принося с собой запах гнили. Гром урчал громче.

– Боюсь, с этим придётся смириться. Пойдём пешком, – сказал он деланно весёлым голосом.

– Ничего. – Брахт хлопнул его по плечу. – Тебе ещё просто надо попрактиковаться.

Каландрилл ухмыльнулся:

– Наверное.

Но в глубине души он понял, что они проникли в творение Рхыфамуна. Отталкивающее это было место, давящее, гнетущее. Они шли по вулканическому шлаку, от которого исходил отвратительный сернистый запах. Холодный мокрый ветер надоедливо бил им в лицо. Тучи заволакивали небо с невероятной быстротой. Все потемнело, и только молнии освещали эту тьму. Голые ветви деревьев стучали словно кости, но дождя не было. Вызов им бросала лишь буря, зарождавшаяся вверху.

И только мавзолей продолжал светиться. Каландрилла это не удивило, ибо Рхыфамун или Фарн – чьё бы воображение ни создало эту жалкую землю – тоже, наверное, стремились придать величественность опочивальне Безумного бога.

Они шли вперёд, навстречу грозе.

Каландрилл напряг свою волю, возводя вокруг них защитную ауру. Столкнувшись с невидимым щитом, молнии рассыпались на тысячи мелких искорок. Гроза неистовствовала в своём бессилии, гром оглушал их, подавлял голоса, но они упорно двигались вперёд.

Через некоторое время, хотя время здесь было понятием относительным, они подошли к мавзолею и остановились, рассматривая здание.

Гроза сверкающей диадемой окружала угрожающе спокойный дворец, вознёсшийся под самое небо, огромный, как джессеритский тенг, монолитный, из чистого мрамора с золотыми прожилками. По углам его поднимались изящные башенки со светящимися куполами; ни окон ни дверей. Вокруг зиял ров. Ровные скользкие стены уходили вертикально вниз, где бушевала мутная, красная, как кровь, вода.

– Может, ещё один мост? – предложил Брахт. – И хотя бы маленькую дверцу?

Каландрилл напряг волю, собирая воедино ту силу, природу коей он и сам ещё не понимал. Но почувствовал сопротивление, и тут в ушах его раздался злобный хохот, и до ужаса знакомый голос издевательски льстиво произнёс:

– Поздравляю! Я не мог предположить, что вы заберётесь так далеко. Посему и планировал я расквитаться с вами в том, другом мире, в коем скоро восторжествует господин мой Фарн. Но это неважно. Вы здесь, тем приятнее моя победа, ибо ничего не сможете вы поделать, наблюдая за пробуждением моего повелителя. – Он расхохотался. – Именно, несчастные безумцы! Здесь вы получите благословение на вечные страдания. Здесь увидите пробуждение господина Фарна во всей его славе и моё возвышение. Подумайте об этом, безумцы, ибо вам ничего не остаётся, как ждать. Поразмышляйте о судьбе своей, а я пока задействую ту книжонку, что вы сами передали мне в руки, и пробужу своего хозяина. Вами я займусь позже, и судьба ваша предрешена.

Голос смолк под аккомпанемент рассерженного грома. Молнии танцевали бешеную пляску. Каландрилл заскрежетал зубами, всей душой желая, чтобы появился мост, чтобы прорубились ворота, но все зря.

– Не получается перебросить мост через эту вонючую лужу? – спросила Катя, и он удручённо покачал головой.

– Ну что, так и будем стоять, как быки на бойне?! – возмутился Брахт.

– Ты ничего не можешь сделать? – спросила Цен-найра.

Он в отчаянии застонал.

– Мне не хватает силы. В непосредственной близости к Фарну, – пояснил он, – Рхыфамун сильнее меня. Дера, если бы здесь был Очен, он бы подсказал, что делать.

– А может, попробуем вызвать его зеркалом? – предложила Ценнайра. – Может, твоя магия перенаправит его?

Как маяк, пробивающийся сквозь туман, аморфная, до сих пор ускользавшая от него мысль вдруг приобрела чёткие очертания. «…Один из них, сам того не желая, сможет помочь вам. Возможно, удастся натравить одного на другого…»

Он схватил Ценнайру за руки и радостно воскликнул:

– Вот оно! Благодарю тебя! – И жестом предложил им отойти ото рва.

– Это может быть очень опасно, – начал он, но Брахт цинично рассмеялся:

– Опаснее, чем пробуждение Фарна?

Каландрилл хмуро улыбнулся, пожал плечами и сказал:

– Я не знаю, получится ли, но… – Он помолчал, собираясь с мыслями, понимая, насколько рискованно то, что он вознамерился предпринять. Остальные, едва сдерживая нетерпение, ждали. – Я не уверен, смогу ли я воспользоваться заклятиями, вложенными Аномиусом в это зеркало. Можно предположить, что здесь они по-прежнему имеют силу…

Он колебался – план был отчаянным. Брахт поторопил его:

– Давай!

– Если зеркало сработает, – сказал Каландрилл, – если Аномиус сможет перенести себя сюда…

– Аномиус? – скептически усмехнулся Брахт. – Ты вызываешь подмогу Рхыфамуну?

– Помолчи, Брахт, выслушаем, – резко произнесла Катя.

Ценнайра с широко раскрытыми глазами смотрела на Каландрилла.

– Предсказание! Ты расшифровал слова Киамы!

Каландрилл ответил:

– Да. Аномиус обладает обширными оккультными познаниями, он поможет нам войти в мавзолей, если мы натравим их с Рхыфамуном друг на друга.

– Чтобы Аномиус помогал нам? – Брахт с сомнением покачал головой. – Даже если зеркало способно перенести его сюда, ты думаешь, он встанет на нашу стону? Допустим, он победит Рхыфамуна, но что потом? Разве не поступит Аномиус так же, как намерен поступить Рхыфамун? Исход будет тот же.

– Возможно, – согласился Каландрилл, – но другого выхода я не вижу.

Ценнайра крепко взяла его за руку и нетерпеливо проговорила:

– Он уверен, что только вы втроём можете забрать «Заветную книгу».

– Все это больше похоже на сказки. – Брахт с ухмылкой пожал плечами. – Но что нам остаётся?

– Использовать Аномиуса в наших интересах будет данью справедливости, – сказал Каландрилл.

– Попробуем, – подвела черту Катя.

Она посмотрела на Брахта, тот кивнул, и девушка вытащила из-под кольчуги зеркало и передала его Ценнайре.

Черноволосая кандийка взяла его и со страхом взглянула на Каландрилла.

– Что ему сказать? – спросила она.

Подумав, Каландрилл ответил:

– Что мы стоим перед опочивальней Фарна, но не можем войти, что мы втроём отправились осматривать мавзолей, а ты осталась одна и посчитала необходимым посоветоваться с ним. Остальное, – он кисло ухмыльнулся, – пусть решает он.

Ценнайра кивнула, развернула зеркало и начала произносить заклятия. Каландрилл жестом поманил товарищей в сторону от Ценнайры. Зловоние, исходившее от серого шлака, словно усилилось, а золотые прожилки в мраморной опочивальне Фарна ожили под воздействием дикой магии Рхыфамуна; весь мавзолей пульсировал в ожидании.

Трое друзей стояли слишком далеко, чтобы слышать ответы Аномиуса, но понимали, о чем идёт речь, по тому, что спрашивала и громко повторяла за колдуном Ценнайра.

– Да, мы проникли… Война окончилась? Сафоман эк'Хеннем разгромлен… В Нхур-Джабале? Оковы сняты? Значит, ты свободен?.. Да, прямо перед ним. Ты видишь?

Она повернула зеркало так, чтобы в нем отразился фасад опочивальни. Воздух перед зеркалом задрожал. Не будь серное зловоние столь сильным, можно было бы уловить запах миндаля. Каландрилл вытащил меч и тут же услышал, как меч Брахта и сабля Кати зашуршали по ножнам.

Вибрирующий воздух начал сгущаться и приобретать форму – перед зеркалом появился Аномиус. На толстых губах его играла хищная улыбка, мясистый нос подрагивал, словно в предчувствии триумфа. Он отряхнул грязный подол чёрного халата и посмотрел на Ценнайру, облизывая бледные губы шершавым языком.

– Умница, – похвалил Аномиус, одобрительно кивая, затем огляделся. И завизжал от ярости – с мечами наперевес к нему бежали трое путников.

Колдун поднял руки и начал произносить заклятия, но замолчал: меч Каландрилла оказался у него меж зубов, клинок Брахта коснулся морщинистого горла, а Катина сабля – рёбер, чуть повыше сердца. Каландрилл сказал:

– Одно неверное слово, и ты умрёшь.

Землистого цвета лицо колдуна исказилось яростью, водянистые глаза со злобой покосились на Ценнайру. Картавя из-за меча меж зубов, Аномиус пробормотал:

– За это ты будешь страдать. Сердце твоё ещё у меня, не забывай.

– А у нас твоё тело, – заявил Каландрилл, поворачивая меч так, что Аномиус был вынужден замолчать. – И работа для него. Так что лучше послушай. Или ты предпочитаешь немедленно умереть?

В бледных глазах колдуна горела неприкрытая ярость, но он – стараясь не пораниться об острый клинок – кивнул. Каландрилл объяснил:

– Ты стоишь перед склепом Фарна. Рхыфамун внутри, у него «Заветная книга», он произносит заклятия, кои пробудят Безумного бога. Не сомневаюсь, что ты это чувствуешь. Если его не остановить, Рхыфамун победит. Но мы не в силах преодолеть ров и войти в гробницу. А ты сие сделать можешь. Итак, окажешь ли ты нам эту услугу или хочешь умереть?

Он вытащил клинок изо рта сердитого колдуна, давая Аномиусу возможность говорить. Когда маленький уродец раскрыл рот, голос его дрожал от насмешки.

– Зачем мне вам помогать? – Он яростно уставился на Ценнайру. – Не сомневаюсь, предательница сия уже поведала вам, что я сам намерен обладать этой книгой. И посему повторяю я вопрос свой: зачем мне вам помогать?

– А затем, – начал Каландрилл, стараясь придать голосу уверенность, коей вовсе не испытывал, – что без нас ты её не получишь. К тому же – откажись, и ты умрёшь вместе с нами. Или надеешься, что Рхыфамун тебя отпустит?

Толстые губы расплылись в усмешке. Аномиус сказал:

– Это верно. Но осмелюсь напомнить, что некогда я наложил на тебя и на кернийца определённые заклятия. Так что вы мне вреда причинить не можете.

– Лично я уверен, – заявил Каландрилл, – что здесь все твои заклятия теряют силу. Может, попробуем? Брахт, кольни его.

Брахт с безжалостной улыбкой на губах чуть-чуть вдавил меч в горло колдуна. Аномиус отпрянул, схватился рукой за маленькую ранку и со злостью посмотрел на кровь, оставшуюся на пальцах.

– Как видишь, ничто тебя не оберегает, – заявил Каландрилл, чувствуя, как эфир в мавзолее пульсирует все сильнее, а кровавая вода во рве булькает и кипит. – Прибегни ещё раз к колдовству, и ты навсегда распрощаешься с книгой и останешься здесь. Откажи нам в помощи – и ты погибнешь вместе с нами.

– Ты стал коварен, – прорычал Аномиус, не сводя с Каландрилла глаз. – И все же я сомневаюсь, что ты можешь убить человека.

– Даже если он и не сможет, – сказал Брахт леденящим голосом, – то у меня рука не дрогнет. Откажи – и я проткну тебе пузо и буду наслаждаться видом твоей агонии.

Водянистые глаза повернулись к кернийцу. Поняв, что у него нет выбора и что его ожидает болезненная смерть, маг кивнул лысой головой.

– Хорошо, предположим, я помогу вам перебраться через ров и войти в склеп. И что потом? Надеюсь, вы не думаете, что я буду спокойно взирать на то, как вы забираете «Заветную книгу»?

– Именно, – усмехнулся Каландрилл, – на это мы не надеемся. Но готовы рискнуть.

– В таком случае мы в безвыходном положении. – Аномиус посмотрел на мавзолей. – Там задействована великая магия, очень скоро Фарн пробудится. И когда это случится, он вас уничтожит. Без моей помощи вам туда не войти. Что вы предложите мне взамен?

– Жизнь, – сказал Брахт.

Аномиус булькающе рассмеялся – совсем как кровь, пульсировавшая во рву.

– Просите помощи и угрожаете смертью? Откажись я – и вы меня убьёте. Добейся Рхыфамун своего – я все равно умру. – Он покачал головой. – На такие условия я не согласен.

Каландрилл с мгновение подумал, чувствуя, как Рхыфамун приближается к заветной цели.

– Если мы победим, – проговорил он, – ты будешь свободен, мы не причиним тебе вреда.

Аномиус презрительно рассмеялся:

– Вы знаете, что книга нужна мне самому. Какие у меня гарантии, что этот кровожадный керниец не прирежет меня, когда я перестану быть вам полезен?

– Даю слово, – сказал Каландрилл.

– А он? – Аномиус ткнул грязным пальцем в Брахта, а затем, повернувшись к Кате и Ценнайре, спросил: – А они?

Каландрилл посмотрел на своих друзей, глазами моля их дать слово. Брахт против воли сказал:

– Если мы преуспеем, я тебя не убью, даю слово.

– А слово кернийца – его путы, – позловредствовал Аномиус. – А вы, дамы?

– Даю слово, – сказала Катя.

– Я не подниму на тебя руки, – произнесла Ценнайра.

– Значит, договорились. – Аномиус поднял руки, стряхивая чёрные рукава с бледных запястий. – Странный у нас союз.

«Дера, – молча молил Каландрилл, – благослови сей странный союз!»

– Но только попробуй обмануть, – предупредил Брахт, – и ты отведаешь моего клинка.

– Как правильно заметил твой более мудрый друг, – заявил Аномиус с презрением, – я нуждаюсь в вас, а вы нуждаетесь во мне. Так что закрой рот и позволь мне делать свою работу.

Керниец сердито блеснул глазами, но Каландрилл поманил его за собой на шаг назад. Аномиус, коего держали они на расстоянии клинка, запел речитативом, произнося старинные слоги, и в воздухе сильно запахло миндалём.

Каландрилл ощущал, как в Аномиусе скапливаются оккультные силы. Он почувствовал противодействие, но оно было каким-то отвлечённым, видимо, основная сила Рхыфамуна сосредоточилась на ритуале пробуждения. Он спешил, он не сомневался в победе; но, как бы ни отвлекался Рхыфамун, противодействующая магия его была настолько сильной, что Аномиусу пришлось прибегнуть ко всей своей мощи. Борьба велась невидимо. Воля схлестнулась с волей, колдовство с колдовством. Каландрилл не знал его природы, но инстинктивно помогал Аномиусу.

Протестующе грохотнул гром, яростно вспыхнула молния, речитатив Аномиуса становился все громче и громче, и вдруг через ров перебросился чёрный мост, заканчивавшийся дверью, откуда несло зловонием.

– Скорее!

Вены вздулись у Аномиуса на висках, кровавые слезы капали из глаз; он сделал несколько неуверенных шагов к мосту. Каландрилл быстро пробежал мимо, Ценнайра следом. Брахт и Катя подхватили колдуна под руки и понесли с собой, наставляя на него клинки.

Мост колебался у них под ногами, поверхность его была липкой от капель бушевавшей внизу жидкости.

Впереди, резко контрастируя с мраморно-золотистыми прожилками, бесформенно темнела дверь, совсем как те врата, через которые они вошли в оккультное царство. Сами мраморные плиты пульсировали под давлением магии задействованной внутри. В мгновение ока друзья ворвались в дверь, преодолевая тошнотворный запах, и остановились – они были в опочивальне Безумного бога.

Пространство, время, сущность – все потеряло здесь значение. Каждый увидел нечто своё, соответственно чувствам, наложившимся на то, как задумал это место Рхыфамун. Каландрилл видел перед собой огромный зал, теряющийся в сверкающем великолепии где-то далеко-далеко. Стены, потолок и пол сверкали, как солнце, золотом. Огромные колонны в блестящей славе уносились ввысь. Но поверх этого образа проступал другой – отвратительный, отталкивающий склеп, влажный и вонючий. Зловоние здесь смешивалось с запахом миндаля, и освещён он был красным светом, словно исходившим от лампы с залепленным кровью стеклом, и от него по неровному шершавому полу бежали угрожающие тени.

Но этот образ быстро исчез под давлением воли Рхыфамуна. Колдун поместил жестокого бога в окружение, кое его помутившийся рассудок счёл достойным господина. И это было им на руку, поскольку свет, в коем купал своего господина безумный колдун, позволял им различать, что происходит.

В центре зала смутно виднелся чёрный-чёрный катафалк – ступенчатое сооружение высотой в три поставленных друг на друга человека. На нем помещался роскошный золотой саркофаг с гробом в окружении красного нимба. Тела в гробе они не видели, зато узрели фигуру стоявшего подле него.

Рхыфамун сбросил с себя обличье джессерита, он стал самим собой, душа его обрела форму. Однажды в Куан-на'Форе Каландрилл на одно короткое мгновение видел это лицо. Теперь, во плоти, оно смотрелось чётче. Не будь за колдуном столько зла, лицо его можно было бы даже назвать красивым, но сейчас правильные орлиные черты были искажены до безобразия. Маска из плоти являла собой отражение греха, скрывавшегося под ней.

Чёрные волосы колдуна, облачённого в золотой халат, ниспадали на широкие плечи. В руках, простёртых над саркофагом, он благоговейно держал маленькую «Заветную книгу» в чёрном переплёте. Фиолетовые глаза его словно остекленели, губы шевелились – он произносил заклятия.

Каландрилл крикнул:

– Рхыфамун!

Глаза сфокусировались на нем. Горделивое лицо нахмурилось, но тут же исказилось яростью. Он опустил руки с «Заветной книгой» и изогнулся, чтобы лучше рассмотреть их через массивный гроб у подножия катафалка.

– Вы осмелились мешать мне? – Он обвёл рукой зал. – Вы осмелились войти в храм моего господина? Вы осмелились ступить в священный склеп повелителя Фарна?

– Да, – прорычал Каландрилл и бросился вперёд с мечом на изготовку. Им владело лишь одно праведное желание – немедленно положить конец церемонии пробуждения бога.

Однако натолкнулся на красный нимб; нога его ступила на нижнюю ступеньку катафалка, бег замедлился, перейдя на шаг, – невидимая неосязаемая тяжесть навалилась на плечи. Он напрягся, со страхом думая, что лёгкие сейчас лопнут, внутренности сгорят, мозги расплавятся и вытекут через глазницы, через напряжённо раскрытый рот. Все усилия оказались тщетными: неведомая сила вытолкнула его назад на золочёный пол. Брахт предпринял такую же попытку, закончившуюся тем же. Аура, окружавшая гроб, просто отторгла его. Рхыфамун торжествующе рассмеялся, и хохот его эхом отскочил от колонн. Брахт застонал и упал на нижнюю ступень, Катя бросилась к нему и оттащила от катафалка.

– Что ж, – сказал Рхыфамун, – пожалуй, вами я займусь позже. Я окажу вам честь – вы будете присутствовать при пробуждении господина Фарна и увидите все своими глазами. В конце концов, вы тоже приложили к этому руку. – Он издевательски помахал «Заветной книгой». – Не обладай я этой книгой, я бы не узнал заклятия, которые перенесли меня сюда вопреки вазирь-нарумасу; а также и те, что пробудят бога. Так что стойте там и дожидайтесь своей судьбы.

– А я? – вышел вперёд Аномиус. Рхыфамун впервые увидел его. – Мне тоже дожидаться своей участи? Меня это не устраивает, мне нужна эта книжонка, и чем быстрее, тем лучше.

Руки его потянулись к Рхыфамуну, и магия зазвенела внутри мавзолея, словно шторм, бушевавший снаружи, невидимая атака ударила их по нервам, по внутренностям. Блеск золота померк за яркой вспышкой; Рхыфамун отшатнулся, объятый диким пламенем. Безумные глаза его с удивлением расширились, но в следующее мгновение он выпрямился, держась рукой за край саркофага, и метнул в Аномиуса ответное пламя. Оно объяло маленького колдуна, но тут же из него в Рхыфамуна полетели светящиеся стрелы. Вековой колдун легко отбил их и произнёс заклятия. Пламя, охватившее Аномиуса, забушевало сильнее.

Каландрилл и его товарищи наблюдали за колдовской схваткой. Противники оказались достойны друг друга. Ни одному не удавалось взять верх. Они держали друг друга мёртвой хваткой. Благодаря урокам Очена Каландрилл сообразил, что оба колдуна черпают силу от Фарна, коему безразлично было, кто победит, ибо и тот и другой преследовали одну и ту же цель, и он выгадывал в любом случае. Безумный бог превратился в безликий источник энергии. Кто из двух пробудит его от вечного сна, ему было все равно.

Склеп вибрировал, в нем густо пахло колдовством, золотистый свет, лившийся сверху, помутнел, тени перепутались с пламенем. Колонны содрогались; пыль, словно остатки сгнивших погребальных одеяний, плыла в воздухе. Щели побежали по золотому полу, серная вонь и запах гнили усилились.

Рхыфамун поднял руки, и Каландрилл отметил про себя, что «Заветной книги» у него нет. За колдовскими вспышками он лихорадочно искал глазами книгу – она валялась подле гроба. Каландрилл схватил Брахта за руку и указал мечом на книгу, крикнув ему на ухо:

– Может, это наш шанс?

– Проверим!

Брахт был хмур. Каландрилл кивнул, и они бросились верх по катафалку в надежде незамеченными забраться наверх, но нимб точно так же отшвырнул их назад.

– Ахрд, – пробормотал Брахт, с трудом поднимаясь на ноги, – так и будем стоять и наблюдать за всем этим? Неужели ничего нельзя сделать?

– Если мы не вмешаемся, победитель уничтожит нас! – крикнула Катя.

И тут словно кто-то зашептал на ухо Каландриллу. Он чётко вспомнил, что сказал ему на прощанье в Анвар-тенге Очен:

– Помните, вы как один человек! Вы одно целое!

Он поманил к себе товарищей:

– Если я правильно понял, надо попробовать сделать это всем вместе – не как четверо разрозненных человек, а как единое целое.

– Терять нам нечего, – заявил Брахт, – кроме душ.

– А они уже и так в опасности, – заметила Катя.

Ценнайра не проронила ни слова, лишь взяла Каландрилла за руку.

– Боюсь, клинки нам не понадобятся, – сказал он, пряча меч в ножны. – Наша сила – взаимное доверие и вера в дело.

Катя сунула саблю в ножны. С мгновение поколебавшись, Брахт последовал её примеру.

Только вера помогла им приблизиться к саркофагу. Каландрилл ощущал её как нечто явственное, реальное, как и их физические формы в этом эфирном мире, твёрдую как меч, который висел у него на поясе. Друзья зависели друг от друга, они верили друг в друга, и эта вера проистекала из товарищества, и не было в ней места сомнениям, она была скреплена их общей целью. Всякое недоверие исчезло. Взаимное доверие надёжным щитом защищало их от бушевавшей вокруг магии, оно служило мечом, разрезавшим защитный нимб. И они стали медленно подниматься по ступенькам катафалка, который задрожал под их шагами, словно Фарн почувствовал их приближение и беспокойно заворочался во сне.

На одно короткое мгновение нимб попытался вытолкнуть их. Каландрилл почувствовал его противодействие но тут же вновь представил себе их четыре души, слитые в едином порыве, и эта общая душа питалась той силой что была заключена в нем, точно так же, как Рхыфамун и Аномиус черпали своё могущество в спящем боге. Объединённые одной целью, друзья решительно поднимались вверх.

Они добрались до верхней ступени. Под прикрытием стоявшего по центру саркофага они стали подбираться к книге. Вокруг то и дело вспыхивал нечестивый свет, в воздухе стояло зловоние, смешанное с запахом миндаля. Воздух трещал под натиском освобождённой колдовской силы. Рхыфамун стоял совсем близко, но он был занят Аномиусом и так поглощён схваткой, что не заметил руку, осторожно протянувшуюся к «Заветной книге»… …Рука схватила книгу и исчезла. А дальше книга, которую столь удачно подхватил Каландрилл, тут же перешла к Ценнайре, та передала её Кате, а вануйка – Брахту. Керниец крепко прижал её к груди, и они начали спускаться по чёрным ступеням, дрожавшим и колебавшимся у них под ногами, словно от едва сдерживаемой ярости. Брахт передал книгу Кате, и та с брезгливым выражением на смуглом лице взяла её как змею и сунула под кольчугу. Они отошли ещё на несколько шагов от саркофага, все ещё держась за руки, не веря в успех, а затем разом вытащили из ножен клинки. И тут Аномиус сообразил, что их нет рядом. Победоносная улыбка на мясистых губах его застыла, а вместе с ней и слоги заклятий.

Рхыфамун заметил выражение его лица, проследил, куда скосились водянистые глаза, и на лице его проступила безудержная ярость. В бешеном блеске фиолетовых глаз Каландрилл рассмотрел смерть. И вдруг ужасный огонь объял Аномиуса.

Колдун упал с саркофага и с грохотом полетел по ступенькам, охваченный с ног до головы колдовским пламенем. Языки чёрного огня лизали его халат и плоть. Он визжал, пытаясь подняться на ноги. Грязный халат сгорел в одно мгновение, и колдун оказался голым. В следующее мгновение белая кожа его потемнела и обуглилась. Рот раскрылся, глаза лопнули, и из пустых глазниц вырвался огонь. Кожа и мышцы сгорели мгновенно, обнажив скелет и внутренние органы. Пламя тут же перебросилось на них. Наконец скелет рухнул, развалился на части и очень скоро расплавился в огне. От Аномиуса осталось только маленькое облачко чёрного дыма.

– Вы вовремя его отвлекли. Благодарю. А теперь верните книгу.

Они повернулись к Рхыфамуну. На губах векового колдуна играла отвратительная победоносная ухмылка. Вены вздулись у него на шее, золотой халат дымился, по щекам под воздействием магии Аномиуса текли кровавые слезы. Но Рхыфамун был уверен в себе; в сверкающей ауре спустился он с катафалка с поднятыми руками, рисуя в воздухе сложный рисунок и произнося заклятия.

– Нет! – воскликнул Каландрилл и поднял меч. Рхыфамун выстрелил светом – Каландрилл взмыл в воздух и через секунду рухнул на пол; время вновь замедлило свой бег. И тут юноша увидел Ценнайру. Оттолкнув Катю и Брахта, она встала между ними и колдуном и приняла на себя новый залп света. Колдовской поток охватил её всю, чёрные волосы взмыли вверх, но она осталась жива. Рхыфамун выругался, а Ценнайра дико рассмеялась и выкрикнула:

– Магия, уничтожающая жизнь, против меня бессильна!

Колдун начал произносить заклятия, которые должны были покончить с Ценнайрой. Каландрилл вскочил на ноги и, не ведая как, вдруг оказался перед Рхыфамуном. Он знал только одно – удар необходимо нанести прежде, чем тот закончит произносить заклятия.

Прямой меч его опускался по дуге – медленно, очень медленно. Сейчас колдун произнесёт последний слог, и Ценнайра будет уничтожена, маг заберёт «Заветную книгу» и пробудит Фарна. Губы Рхыфамуна шевелились. Он скосил глаза на Каландрилла, и в них горели ярость и презрение. Клинок замер. А оттуда, где благословлённая сталь столкнулась со злой магией, посыпались искры и раздался оглушительный треск.

По нервам Каландрилла и венам пробежала страшная дрожь, клинок едва не вывалился из ослабевших пальцев. Эфес жёг, как раскалённый докрасна железный прут, он пожирал его плоть. Каландрилл едва не отбросил меч, но вовремя остановился. Он не может – не должен! – этого делать! Что-то подсказывало ему, что в нынешней смертельной битве только клинок, к коему прикоснулась Дера, обладает силой, достаточной, дабы противостоять могуществу, которым наградил Фарн своего прихвостня.

Каландрилл заставил себя поверить в то, что не испытывает боли, что глаза его солгали и руки его вовсе не почернели, а кожа не обуглилась и не оголила опалённые кости. Сопротивляясь колдовству Рхыфамуна, он что есть мочи давил на меч, стремясь опустить его на череп колдуна.

Ему это не удалось, но и Рхыфамун не смог отстранить клинок и направить колдовство на Ценнайру, Брахта и Катю.

Керниец и вануйка валялись без сил, словно вытолкнутые за пределы последнего сражения. Каландрилл с ужасающей чёткостью понял, что это его битва, что только его сила может – «Дера, неужели только может?» – уничтожить мага. Он смотрел в фиолетовые глаза, и вдруг ему показалось, что в них промелькнула тень сомнения. Каландрилл выдавил из себя торжествующий смех, и клинок опустился – хотя и совсем чуть-чуть, а боль ослабла – хоть и совсем ненамного. Рхыфамун отступил на шаг, это был всего лишь один шаг, но он вселил в Каландрилла надежду. Каландрилл напрягся, давя на ауру, окружающую колдуна, и на лбу его противника вдруг выступила кровавая испарина. Каландрилл взывал к своей неведомой силе, и она крепла в нем, придавая ему уверенности, она помогала ему преодолеть боль. В нем соединились воедино эта оккультная сила и решимость, и воля Брахта, и Кати, и Ценнайры, воля всех тех, кто ценой своей собственной жизни готов был помешать пробуждению Фарна. Сила эта наполнила его. Он не знал, как ею пользоваться, но он знал, что она в нем.

И меч уже не был расплавленным прутом, приносящим невыносимую боль, он стал инструментом победы, орудием разгрома Рхыфамуна. Меч опустился ещё чуточку и вдруг резко ударился о чёрный мрамор – Рхыфамун отпрыгнул.

Каландрилл мгновенно поднял меч, обороняясь. Сомнение в глазах мага уступило место леденящей кровь ярости, руки запачканные колдовством Аномиуса, поднялись и вновь начали рисовать в воздухе знаки, собирая против Каландрилла чёрный огонь, более быстрый чем язык змеи.

– Дера! – прокричал Каландрилл и с поднятым мечом бросился на врага.

Новый раскат грома, и гробница содрогнулась. Чёрный свет стал другим, в нем засверкали ослепительные золотисто-серебристые огоньки. На мгновение запах миндаля забил зловоние. Каландрилл посчитал, что он умер, но вдруг с удивлением обнаружил, что все ещё жив.

Глаза Рхыфамуна расширились, словно и он не мог в это поверить. Каландрилл, ослеплённый такой вспышкой, прищурившись, смотрел на колдуна. Злость подогревала его. Перед ним стоял безумец, готовый пробудить Фарна и ввергнуть мир в хаос; человек, обманувший его, воспользовавшийся им, уверовавший в свою непобедимость, презиравший все живое, считавший людей прислугой, существами второго и третьего сорта. Человек, вознамерившийся бросить весь мир под пяту Безумного бога, принести его в жертву собственной одержимости, собственной жажде власти. Внезапно к злости, владевшей Каландриллом, примешались новые чувства – жалость, и презрение, и грусть. Рхыфамун – зло. В этом он не сомневался. Но Рхыфамун просто безумец, настолько поглощённый своим желанием, что вряд ли отдаёт себе отчёт в том, что творит. И Каландриллу было жаль его, как всякого, потерявшего контроль над своими действиями.

В это мгновение Каландрилл стал больше чем человек. Он стал орудием в руках Молодых богов, воплощением порядка в противоположность хаосу и человечности, вступившей в схватку с жестоким разрушением.

И тогда он уверовал в то, что выиграет эту битву, пусть даже ценой собственной жизни. Это сейчас неважно. Важно – не дать пробудиться Фарну. Он забыл о жизни, о любви к Ценнайре, о Брахте и о Кате, он думал только о победе, о победе над Рхыфамуном, о том, что нельзя допустить пробуждения Фарна.

Он издал боевой клич и бросился вперёд, занеся над головой меч, как средоточие гнева Молодых богов.

Рхыфамун воздел руки и выстрелил в него магией, но Каландрилл отбил её мечом. Мавзолей вибрировал, но теперь природа вибрации изменилась, атмосфера наполнилась страхом. Пол начал трескаться, стены обваливаться; где-то обрушилась колонна, и в воздух взмыло зловредное облако. Каландрилл не видел, как позади него за край гроба схватилась бледная рука, ногти заскрежетали по его стенке, но в следующее мгновение рука упала. Каландрилл наступал, думая только о победе.