Текст книги "Дочь крови"

Глава 11

1. Террилль

Единственное, что имелось в этой клетке, кроме переполненного ведра нечистот, – это маленький стол, на котором стояла тарелка с едой и металлический кувшин воды.

Люцивар смотрел на кувшин, сжимая и разжимая кулаки. Цепи, приковавшие его лодыжки и запястья к стене, были достаточно длинными, чтобы дотянуться до еды и питья, но их, увы, не хватало, чтобы вцепиться в глотку стражнику, принесшему сомнительные яства.

Люцивару была необходима еда. О воде он отчаянно мечтал. Маленькие духовки, которые Зуультах со смехом называла своими «покоями для просвещения», были расположены в пустыне Арава, где солнце было безгранично жестоким. К полудню жара становилась такой невыносимой, что даже от его нечистот шел пар.

Первые три дня, когда он был заперт, стражники приносили еду и воду и выносили помойное ведро. На протяжении первых двух суток Люцивар ел то, что дают. На третий день в пищу и воду добавили шаффрамате, сильнейший афродизиак, которого было бы достаточно, чтобы мужчина удовлетворил целый ковен на одной из их регулярных встреч. Имелся лишь один интересный недостаток: это вещество доводило несчастного до грани безумия, потому что, наделив его уникальными способностями продлить половой акт, оно, к сожалению, не давало ему достичь пика наслаждения.

Люцивар почуял его прежде, чем прикоснулся к чему-либо. Менее бдительный человек ничего бы не заметил, но он уже испытывал на себе эффект шаффрамате и не горел желанием повторить эксперимент на потеху Зуультах.

Люцивар облизнул потрескавшиеся губы, глядя на кувшин с водой. Сухой язык повредил запекшиеся трещины и омылся кровью.

В тот, третий, день он с размаху швырнул тарелку и кувшин о стену. Гадючьи крысы – огромные, ядовитые грызуны, способные выжить где угодно, – высыпали из тенистых уголков и набросились на еду. Остаток дня Люцивар провел, наблюдая за тем, как они рвут друг друга на части, бешено совокупляясь.

В следующие два дня никто не приходил. Ни еды, ни воды. Ведро переполнилось. Не осталось ничего, кроме крыс, жары и вони.

Час назад вошел стражник с едой и водой. Люцивар вызверился, расправляя огромные темные крылья, пока те наконец не коснулись кончиками стен. Стражник покосился на него и трусливо сбежал, поджав хвост. Хуже крысы.

Люцивар на дрожащих ногах подошел к столу. Он поднял кувшин и слизнул выступившую влагу на стенках.

Этого было слишком мало.

Он посмотрел на тарелку. Вонь от помойного ведра смешивалась с запахом еды, но Люцивару было все равно: желудок словно завязался узлом от голода, но и это мучение уступало непреодолимой, тягучей жажде воды, которая была так близко. Слишком близко.

Зажав кувшин обеими руками, чтобы не уронить его, Люцивар сделал большой глоток воды.

Шаффрамате ледяным огнем прокатился по телу.

Губы Люцивара изогнулись в улыбчивом оскале. Губы потрескались и начали кровоточить.

У него была только одна причина, чтобы подчиниться, чтобы есть и пить, чтобы принять последствия, – и отнюдь не страх смерти. Он неистово любил жизнь, но при этом оставался эйрианцем – охотником, воином. Люцивар вырос бок о бок со смертью, и это притупило страх перед ней. Часть его даже приветствовала мысль о том, чтобы стать мертвым демоном.

У него осталась лишь одна причина. Девочка с яркими сапфировыми глазами.

Люцивар поднял кувшин и начал пить.

2. Террилль

Люцивар стиснул зубы и зажмурил глаза. Он ненавидел лежать на спине, как и все эйрианцы мужского пола. Так они не могли использовать крылья. Это было проявлением крайнего подчинения. Но, привязанный к «ложу для игр», Люцивар ничего не мог поделать, оставалось только терпеть.

Пока очередная ведьма Зулльтах двигалась сверху, думая только о том, как быстрее достичь наслаждения, он только ругался про себя самыми непристойными словами, награждая женщин разнообразными проклятиями. Руки эйрианца стискивали медные столбики изголовья всю ночь с такой силой, что на них отпечатались его пальцы.

Снова и снова, одна за другой. С каждой боль становилась все сильнее. Он ненавидел их за эту боль, за их удовольствия, за смех, за еду и воду, которой они помахивали перед ним, пытаясь заставить его умолять.

Но он был Люциваром Ясланой, эйрианским Верховным Князем. Он не станет умолять. Не будет. Не будет.

Люцивар открыл глаза. Тишина. Полог постели задернут, не давая рассмотреть комнату. Он попытался пошевелиться, немного размять затекшие мышцы, но привязали его на славу, не оставив возможности сдвинуться с места.

Он снова облизал губы. Страшно хотелось пить, навалилась мертвенная усталость. Было так легко ускользнуть от боли, от воспоминаний…

В коридоре зазвучали мужские голоса. Движение в комнате, скрытое и смазанное закрытым пологом. Наконец голос Зуультах:

– Несите его.

Комната была задернута серой, туманной дымкой. Свет танцевал сквозь осколки стекла, а голоса доносились словно из-под воды.

Стражники отвязали его руки и ноги, а потом стянули запястья за спиной веревками. Люцивар зарычал на них, но и этот звук был тихим и далеким. Он не имел никакого значения. Совсем никакого.

На мгновение у Люцивара прояснилось в глазах, стоило ему увидеть «мраморную леди». Колени подогнулись от боли. Охранники подтащили его к кожаным ремням, заставили встать на колени и надежно пристегнули ноги к полу под коленями и на лодыжках. Затем они подкатили мраморный цилиндр с гладкими отверстиями и установили его. Как только Люцивар проник в одно из них, его привязали к мрамору кожаным ремнем, проходящим как раз под ягодицами. Теперь хватит места, чтобы ослабевшим органом двигаться вперед, но убрать его не удастся.

Серый цвет. Блаженный, вращающийся серый вихрь.

– На этом все, – надменно заявила Зуультах, одним движением хлыста велев стражникам убираться из комнаты и заперев за ними дверь небрежным движением запястья.

Было невыносимо стоять на коленях на жестком полу. Боль. Сладостная боль.

Хлыст, свистнув, ударил по ягодицам. Кровь тонкой струйкой потекла через кожаный ремень. Приторно пахнущий шелк коснулся его плеч и лица.

– Хочешь пить, Яси? – певуче промурлыкала Зуультах, опустившись на плоскую поверхность «мраморной леди». – Надеюсь, не откажешься от сливок?

Она распахнула полы халата и раздвинула ноги, открыв темный треугольник волос.

Хлыст стегнул плечо.

– Твоя награда, Яси. Твое удовольствие.

Красные полосы на сером. Красные полосы и темный треугольник.

– Внутрь, ты, ублюдок! – Свист хлыста, удар, порез на спине, возле крыла.

Внутрь, внутрь, внутрь – в серый цвет. На губах влага. Язык покорно движется. Внутрь, внутрь. Все глубже в боль, во влагу, в темноту, темноту, темноту… В боль, искаженную и превращенную в блаженство, осколки стекла, извращение… Влага и тьма, тьма с полосами красного, голод, боль… Кипит алый огонь, поднимается… Эбеновосерый поднимается стеной, голод, голод, зубы, наслаждение, боль, стоны, стоны, зубы, наслаждение, поднимается, кипя… Боль, наслаждение, стон, голод, зубы, стон, зубы, крики, крики, крики… Красный, красный, красный цвет, горячий красный цвет, кипит, бежит… освобождение.

Люцивар покачнулся, не в силах понять, что происходит. Зуультах каталась по полу, крича не переставая. Он попытался слизнуть влагу с губ, но что-то мешало. Повернув голову, он выплюнул это.

Долгое время, пока стражники барабанили в закрытую дверь, а Зуультах кричала, он смотрел на крошечное нечто, которым его зубы пытались утолить голод. Сначала он не понял, что это. Однако, когда его обвисший член наконец выскользнул из отверстия в мраморе и он увидел источник красного цвета, Люцивар поднял голову и испустил воющий, дикий смех.

3. Террилль

У тебя посетитель, – резко бросил Филип, складывая кучу бумаг в аккуратные стопки. Он занимался этим только в том случае, если был чем-то раздражен.

Деймон удивленно поднял бровь:

– Вот как?

Филип бросил взгляд в его сторону, избегая при этом смотреть на ненавистного человека.

– В золотом салоне. И побыстрее, если можно. У тебя сегодня весь день расписан по минутам.

Деймон скользящей походкой направился в золотой салон. Ментальный запах, присущий только одному человеку, ударил в нос еще до того, как он открыл дверь. Надев привычную маску ледяного равнодушия и заперев свое сердце на замок, Деймон вошел в комнату.

– Лорд Картан, – скучающим тоном протянул он, закрыл дверь и прислонился к ней, засунув руки в карманы брюк.

– Сади. – В глазах Картана горело злобное удовольствие. И все же он нервно отступил на шаг.

Деймон спокойно ждал, наблюдая за тем, как Картан меряет шагами комнату.

– Возможно, никто тебе не удосужился или не осмелился рассказать, поэтому я решил сообщить лично, – произнес посетитель.

– О чем?

– Яси.

Предвкушение, светящееся в глазах Картана, заставило Деймона насторожиться. Сердце забилось чаще, во рту пересохло, но он небрежно пожал плечами.

– В последний раз, когда я что-либо слышал о нем, он служил Королеве Прууля. Зуультах, верно?

– Очевидно, ей он послужил куда лучше, чем когда-либо кому-либо, – с неизъяснимым злорадством протянул Картан.

«Переходи к сути, ты, маленький ублюдок».

Картан вновь принялся расхаживать по комнате.

– История не вполне ясная, как ты понимаешь, но, похоже, находясь под воздействием довольно солидной дозы шаффрамате, Яси обезумел и укусил Зулльтах. – Картан издал высокий, тоненький, нервный смешок.

Деймон вздохнул. Крутой нрав Люцивара был всем известен. Он и в лучшие времена был жесток и непредсказуем. А под влиянием шаффрамате…

– Ну, укусил. Она уже далеко не первая.

Картан снова расхохотался. В его смехе появились истерические нотки.

– Ну, вообще, наверное, было бы правильнее сказать, он ее обрил. Теперь она никого не сможет оседлать ради своего удовольствия.

Нет, Люцивар, нет, только не это… Благая Тьма, пожалуйста…

– Они убили его, – без всякого выражения произнес Деймон.

– Нет, ему не настолько повезло. Зуультах именно так и собиралась поступить, когда наконец-то пришла в чувство и осознала, что он сделал с ней. Мало того, он убил десятерых лучших охранников, пока они пытались приструнить его. – Картан вытер выступивший на лбу холодный пот. – Притиан вмешалась сразу же, как узнала об этом. По какой-то идиотской причине она по-прежнему считает, будто в конце концов сможет приручить его и сделать племенным жеребцом. Однако Зуультах, разумеется, не собиралась просто так отпускать его, без наказания. – Картан подождал, но Деймон не желал заглатывать наживку и задавать вопросы. – Она отправила его в соляные шахты.

– В таком случае она его убила. – Деймон открыл дверь. – Ты был прав, – слишком мягко произнес он, повернувшись к Картану. – Никто больше не осмелился бы рассказать мне об этом.

Он закрыл дверь совершенно беззвучно, и весь дом содрогнулся от раскатившейся тишины.

У него больше не было слез, и Деймон чувствовал себя таким же сухим, как пустыня Арава.

Люцивар был эйрианцем. Он не выживет в соляных шахтах Прууля. В тех туннелях, с вездесущей солью и жарой, нет места даже на то, чтобы расправить крылья, нет нормального воздуха, чтобы осушить пот. Есть не менее дюжины веществ, повреждающих тонкую мембранную кожу, разъедающих ее до дыр. А без крыльев… Без своих крыльев эйрианский воин – ничто. Люцивар однажды сказал, что лучше бы потерял яйца, чем крылья, и это была далеко не шутка.

Ох, Люцивар, Люцивар… Его храбрый, высокомерный, глупый брат… Если бы он только принял предложение, то эйрианец сейчас скользил бы в Потоках Аскави, рея сквозь сумрак в поисках добычи. Но они ведь прекрасно понимали, что может дойти до этого. Самое мудрое решение для Люцивара – как можно быстрее покончить со своими мучениями, пока он еще невредим и не лишен своей силы. Его с радостью примут в Темном Королевстве. Деймон был уверен, что так и будет.

– Люцивар… – прошептал он. – Люцивар…

– Они все искали тебя.

Деймон не слышал, как она вошла, что, впрочем, было неудивительно. Его не удивляло даже то, что Джанелль вообще ухитрилась войти, хотя он запер дверь библиотеки.

Деймон подвинулся немного на диване и протянул руку, глядя, как маленькие, тонкие пальцы переплетаются с его собственными. Это мягкое прикосновение, полное сочувствия и понимания, было настоящей пыткой.

– Что с ним случилось?

– С кем? – спросил Деймон, силясь побороть свое горе.

– С Люциваром, – с непоколебимым терпением уточнила Джанелль.

Деймон узнал это странное, пугающее выражение ее лица и голоса – Ведьма, сосредоточивающая все свое внимание на нем. Он поколебался мгновение, а затем заключил девочку в объятия. Ему нужно было чувствовать ее, ощущать тепло тела, получить доказательство того, что принесенная жертва того стоила. Он даже не понял, как и когда слезы вновь выступили на глазах.

– Он мой друг, мой брат, – прошептал Деймон, уткнувшись ей в плечо. – И он умирает.

– Деймон. – Джанелль мягко погладила его по волосам. – Деймон, мы должны помочь ему. Я могла бы…

– Нет! – «Нет, не искушай меня надеждой. Не искушай меня пойти на такой риск». – Ты не сможешь помочь ему. Люцивару теперь вообще никто и ничто не поможет.

Джанелль попыталась отстраниться, чтобы посмотреть на него, но Деймон ей не позволил.

– Я знаю, я обещала ему, что не буду бродить по Терриллю, но…

Деймон слизнул слезинку.

– Ты знакома с ним? Он тебя видел когда-нибудь?

– Однажды. – Она помолчала немного. – Деймон, возможно, я бы смогла…

– Нет, – простонал тот, уткнувшись ей в шею. – Он бы не хотел, чтобы ты оказалась там. Если с тобой что-то случится, он никогда меня не простит. Никогда.

Ведьма спросила:

– Вы уверены, Князь?

Верховный Князь ответил:

– Я уверен, Леди.

В следующее мгновение Джанелль начала петь песнь смерти на Древнем языке – не ту гневную литургию, которую она исполнила ради Розы, но мягкую колдовскую песнь горя и любви. Ее голос пронзал его, очищая и признавая его боль и страдание, открывая глубокие колодцы в душе, которые Деймон предпочел бы оставить запертыми.

Когда ее голос наконец утих, мужчина стер слезы с лица. Он слепо позволил Джанелль отвести себя в комнату и стоять рядом, пока он умывался, а затем уговорить его выпить бокал бренди. Она ничего не сказала. В словах не было никакой необходимости. Этого великодушного молчания и понимания, светившегося в ее глазах, было вполне достаточно.

Люцивар служил бы ей с гордостью, подумал Деймон, приглаживая волосы щеткой и готовясь предстать перед Александрой и Филипом. Он гордился бы ею.

Деймон неровно вздохнул и отправился на поиски Александры.

За все нужно платить.

Глава 12

1. Террилль

Быстро приближался Винсоль, самый важный праздник в календаре Крови. Он проводился, когда наступали самые короткие дни зимы. Это празднование Тьмы, чествование Ведьмы.

Деймон брел по безлюдным коридорам. Слуг отпустили на полдня, поэтому дом опустел, – они с радостью отправились по магазинам или начали готовиться к празднику. Александра, Леланд и Филип ушли по своим делам. Роберт, как обычно, отсутствовал. Даже Графф удалилась, оставив девочек под присмотром кухарки. А он… В общем, его оставили в имении вовсе не по доброте душевной. На последней вечеринке, куда пришлось сопровождать Александру, он был слишком резок, а его шутки – слишком ядовитыми. Все поспешно разошлись после того, как Деймон сообщил хнычущей молоденькой дурочке, что вырез на ее платье заставил бы обзавидоваться любую женщину из доме Красной Луны – в отличие от того, что он открывает.

Деймон поднялся по лестнице, ведущей в детское крыло. Единственное, что немного облегчало боль, ставшую его постоянной спутницей с того дня, как Картан рассказал ему о Люциваре, – это присутствие Джанелль.

Дверь, ведущая в музыкальную комнату, была распахнута настежь.

– Да нет, Вильгельмина, не так, – произнесла Джанелль. В ее голосе смешались раздражение и веселье.

Деймон улыбнулся и заглянул в комнату. Что ж, по крайней мере, не он один заставлял ее говорить таким тоном.

Девочки стояли в центре комнаты. Вильгельмина казалась несколько рассерженной, а Джанелль терпеливо скрывала раздражение. Она взглянула в сторону двери, и ее глаза тут же засверкали.

Деймон подавил вздох. Этот взгляд он тоже прекрасно знал. Его ждала очередная неприятность.

Джанелль бросилась к нему, схватила за руку и втащила в комнату.

– Мы собираемся посетить один из Винсольских балов, и я пыталась научить Вильгельмину танцевать вальс, но я не могу нормально объяснить, потому что, честно говоря, не представляю, как именно нужно вести, потому что мальчики…

Мальчики?!

– …обычно ведут в танце. Значит, ты мог бы показать Вильгельмине, что нужно делать, верно?

Можно подумать, у него есть выбор. Деймон посмотрел на Вильгельмину. Джанелль стояла рядом с сестрой, расслабленно сцепив руки перед собой и улыбаясь.

– Да, мужчины, – сухо произнес Деймон, выделив голосом это слово, – действительно ведут в танце.

Вильгельмина покраснела, сразу же сообразив, к чему относилось это исправление.

Джанелль озадаченно посмотрела на него и пожала плечами:

– Мужчины. Мальчики. Какая разница-то? Они все мужского пола.

Деймон одарил ее многообещающим взглядом. Ничего, через несколько лет он сможет наглядно продемонстрировать ей разницу. Пока же он улыбнулся Вильгельмине и терпеливо объяснил ей последовательность шагов.

– Нужна музыка, Леди, – произнес он, обращаясь к Джанелль.

Девочка послушно подняла руку. Хрустальная музыкальная сфера замерцала на медной подставке, и величественная музыка разлилась по комнате.

Вальсируя с Вильгельминой, Деймон наблюдал за тем, как выражение ее лица меняется с сосредоточенного на расслабленное и, наконец, довольное. Щечки раскраснелись, в глазах разгорелись искорки. Танец пока был единственным занятием с женщиной, которое действительно приносило ему удовольствие, и Деймон искренне сожалел, что при дворе балы теперь устраивались редко.

«Если хочешь уложить женщину в постель, делай это в спальне. Если же хочешь соблазнить ее, делай это в танце».

Было трудно представить, что Жрец мог сказать нечто подобное маленькому мальчику, но незримый голос часто бормотал схожие советы ему на ухо на протяжении многих лет в мгновения между сном и бодрствованием. Деймон больше не задавался вопросом, кому принадлежит знакомый шепот, поднимающийся из глубины его души. До недавних пор он знал только одно: это не его собственный голос.

Когда музыка умолкла, Деймон отпустил талию Вильгельмины и отвесил элегантный, официальный поклон, а затем повернулся к Джанелль. Странное выражение, появившееся на ее лице, заставило его сердце замереть, а потом восторженно заколотиться. Под взглядом будущей Королевы маска придворной вежливости, за которой он жил столько лет, начала трескаться, все правила и установки осыпались прахом. Ее ментальный запах привлекал его. Неожиданно разум Деймона стал острее, обратился вовнутрь, и он с наслаждением осознал, сколь совершенно его тело, а движения грациозны.

Музыка снова заиграла. Джанелль подняла руку. Деймон зеркально повторил ее жест. Шагнув друг к другу и соприкоснувшись кончиками пальцев, они начали танцевать.

Не было никакой необходимости считать шаги. Деймон двигался естественно, чувственно, соблазнительно. Музыка ласкала его, все ощущения были сосредоточены на гибком юном теле, двигавшемся в едином ритме с ним. Пальцы прикасались к пальцам, руки – к рукам, вот и все. В нем мерно запел Черный цвет, желая большего, гораздо большего, и вместе с тем он наслаждался этими дразнящими ощущениями, чувствовал себя живым. Чувствовал себя мужчиной.

Когда музыка снова умолкла, Джанелль шагнула назад, разрушив волшебство момента. Она метнулась к медной стойке, поменяла музыкальную сферу, и полилась задорная народная мелодия. Девочка начала танцевать, уперев руки в бока и быстро перебирая ножками.

Деймон и Вильгельмина аплодировали, когда в комнату вошла кухарка с подносом.

– Я подумала, что вы, возможно, не откажетесь от сэндвичей…

Она замолчала, когда Деймон с очаровательной улыбкой забрал у нее поднос, поставил его на стол и повел женщину в центр зала. Он поклонился; она с довольной улыбкой сделала реверанс. Тогда, заключив повариху в крепкие объятия, Деймон повел ее в вальсе под известную шэйллотскую мелодию, которую он слышал на многих балах. Кружась по комнате, он усмехнулся девочкам, которые танцевали вместе с ними.

Внезапно повариха споткнулась и нервно вздохнула, уставившись на дверь.

– Что все это значит? – ядовито поинтересовалась Графф, заходя в комнату. Она пригвоздила кухарку к месту ледяным взглядом. – Вам доверили присматривать за девочками на протяжении жалкой пары часов, вернувшись, я обнаруживаю, что вы оказались вовлечены в весьма сомнительное развлечение. – Она покосилась на руку Деймона, по-прежнему обнимавшего женщину за талию. Графф фыркнула, преисполнившись злобного удовлетворения. – Возможно, когда я доложу об этом, леди Анжеллин отыщет более подходящую кандидатуру, действительно обладающую талантами в кулинарии.

– Ничего не случилось, Графф.

Деймон слегка поежился, услышав ледяную ярость в слишком спокойном голосе Джанелль.

Женщина обернулась:

– Что ж, посмотрим, мисс.

– Графф, – прозвучал угрожающий, громоподобный шепот.

Деймон задрожал. Каждый инстинкт сейчас кричал, что нужно призвать силу Черного Камня и закрыться.

Когда Графф появилась в комнате, воздух странно закружился, и у Деймона возникло ощущение, словно он по спирали спускается в водоворот. Он никогда не чувствовал ничего подобного и даже не осознал, что это Джанелль медленно скользит в бездну. Теперь что-то поднималось снизу, из глубины, нечто весьма злое и очень холодное.

Графф медленно обернулась и уставилась в пустоту бессмысленным, остекленевшим взглядом

– Ничего не случилось, Графф, – произнесла Джанелль тем же холодным шепотом, который отозвался криком в каждой клеточке тела Деймона. – Мы с Вильгельминой были в музыкальной комнате, повторяли движения танца. Повариха принесла нам сэндвичи и как раз собиралась уходить, когда ты вернулась. Князя ты не видела, так как он был в своей комнате. Тебе все ясно?

Графф ухитрилась нахмуриться:

– Нет, я…

– Посмотри-ка вниз, Графф. Смотри вниз. Ты видишь это?

Женщина только всхлипнула.

– Если ты не вспомнишь то, что я сейчас сказала, то будешь любоваться этим… вечно. Тебе все ясно?

– Мне все ясно, – прошептала Графф, по подбородку которой потекла струйка слюны.

– Ты свободна, Графф. Возвращайся в свою комнату.

Услышав, как дальше по коридору закрылась дверь, Деймон за руку подвел кухарку к креслу и осторожно усадил ее. Джанелль не сказала больше ни единого слова, только посмотрела на них с болью и печалью в глазах, а затем направилась в свою комнату. Вильгельмина от страха обмочилась. Деймон привел ее в порядок, вытер пол, отнес поднос с сэндвичами на кухню и налил поварихе щедрую порцию бренди.

– Странная она девочка, – задумчиво произнесла та после второго стаканчика, – но все-таки в ней больше хорошего, чем плохого.

Деймон давал спокойные, сдержанные ответы, позволив женщине самой объяснить то, что она почувствовала в этой комнате. Вильгельмина тоже невольно исказила происшедшее, чтобы можно было принять эти события без ужаса и сомнений. Только он, сидя в своей комнате и глядя в пустоту, не желал расставаться с этим страхом и благоговением. Только он по достоинству оценил пугающую красоту и возможность прикасаться к ней, не сдерживая себя. Только он ощущал острое как нож желание.