Текст книги "Дочь крови"

7. Ад

Ну, ты же сам посоветовал мне подарить что-нибудь тем, кто, возможно, вообще ничего не получит, поэтому я и… – Джанелль нервно потерла пальцами краешек стола.

– Подойди сюда, ведьмочка. – Сэйтан нежно обнял ее. Приблизив губы к уху девочки, он еле слышно шепнул: – Это было самое невероятное волшебство, которое я видел в своей жизни. Я очень горжусь тобой.

– Правда? – тихо спросила Джанелль.

– Правда. – Он отодвинул ее немного, чтобы взглянуть в сапфировые глаза. – Ты поделишься со мной своим секретом? – спросил он, беззлобно посмеиваясь. – Не расскажешь одному старому Верховному Князю, как ты это сделала?

Глаза Джанелль пристально рассматривали висевший у него на груди Красный Камень на золотой цепочке, который Сэйтан носил по Праву рождения.

– Видишь ли, я обещала Князю.

– Что именно? – спокойно спросил Повелитель, не показывая виду, что желудок сжался в комок.

– Я обещала, что не буду заниматься сплетением снов до тех пор, пока не обучусь этому у лучших мастеров.

«И ты пришла не ко мне?»

– А кто обучил тебя, ведьмочка?

Джанелль опасливо облизнула губы.

– Арахнианцы, – тоненьким, еле слышным голосом произнесла она.

Комната содрогнулась и завертелась. Когда кружение прекратилось, Сэйтан с благодарностью осознал, что по-прежнему сидит в кресле.

– Но ведь Арахна – закрытый Край, – сквозь стиснутые зубы выдавил он.

Джанелль нахмурилась:

– Я знаю. Но у меня в стольких разных местах есть друзья! Они не против, что я прихожу, Сэйтан. Честное слово.

Повелитель отпустил ее и устало переплел пальцы перед собой. Арахна. Она отправилась в Арахну. Бойтесь золотого паука, плетущего спутанную паутину. За всю историю Крови не было ни одной Черной Вдовы, которая справлялась бы с этим заданием так же хорошо, как арахнианцы. Целый берег их острова был усеян спутанными сетями, которые могли затянуть неопытные – и даже хорошо обученные – умы, оставляя плоть на растерзание диким зверям. А Джанелль вслепую прошла через все их защитные барьеры…

– Королева арахнианцев… – протянул Сэйтан, пытаясь собраться с мыслями и еле сдерживая желание заорать на нее. – Кого она назначила тебе в наставники?

Джанелль боязливо улыбнулась ему:

– Она сама научила меня. Мы начали с простых, прямых паутин, которые можно ткать хоть каждый день. А потом… – Она пожала плечами.

Сэйтан прочистил горло.

– Спрошу лишь из чистого любопытства. А какого размера арахнианская Королева?

– Ну… ее тело примерно вот такой величины, – произнесла девочка, указывая на его кулак.

Комната снова покачнулась. Об арахнианцах почти ничего не было известно – очень немногие из тех, кто когда-либо отваживался отправиться в их Край, возвращались оттуда целыми и невредимыми. Одно было ясно наверняка: чем больше паук, тем опаснее и смертоноснее его сети.

– Это Князь предложил тебе отправиться в Арахну? – спросил Сэйтан, очень стараясь не рычать на девочку.

Джанелль моргнула, и у нее хватило совести покраснеть.

– Нет. Не думаю, что он очень обрадуется, если я ему расскажу об этом.

Сэйтан устало прикрыл глаза. Что сделано, то сделано.

– Надеюсь, ты вспомнишь правила хорошего тона и Кодекс, когда вновь посетишь их?

– Да, Повелитель, – с подозрительной покорностью и смирением отозвалась Джанелль.

Глаза Сейтана превратилсь в щелочки. Сапфировые озера блеснули в ответ. Он зарычал, признавая свое поражение. Огни Ада, его перехитрила двенадцатилетняя девчонка! Что, во имя Тьмы, ему делать с ней, когда она вырастет?

– Сэйтан?

– Джанелль.

Она протянула ему неуклюже завернутую в яркую бумагу коробку с криво завязанным бантом.

– Счастливого Винсоля, Сэйтан.

Его рука дрогнула, когда он взял подарок и осторожно положил его на стол.

– Ведьмочка, я…

Джанелль крепко обняла его за шею:

– Дрейка сказала, можно открыть твой подарок до Винсоля, потому что я все равно должна носить его только в Цитадели. О, спасибо тебе, Сэйтан, спасибо огромное! Это самое прекрасное платье в мире! И оно черное! – Она пристально посмотрела ему в глаза. – Или мне нельзя было говорить тебе, что я уже открыла подарок?

Сэйтан крепко прижал ее к себе. «И ты тоже, Дрейка. Ты тоже не так холодна, скорее старательно притворяешься».

– Я очень рад, что оно тебе понравилось, ведьмочка. А теперь… – И он протянул руку к своему подарку.

– Нет! – нервно вскрикнула Джанелль. – Ты должен дождаться Винсоля.

– Но ты же не дождалась, – поддразнил ее Повелитель. – Кроме того, тебя здесь не будет в день праздника, так что…

– Нет, Сэйтан, не надо. Пожалуйста…

Его любопытство только подогрелось, стоило Сэйтану понять, что Джанелль хочет подарить ему что-то и при этом не оказаться поблизости, когда он откроет коробку. Впрочем, Винсоль уже завтра… Ему не хотелось, чтобы девочка ушла сегодня с тяжелым сердцем. Умело переведя беседу на другие темы, в частности на количество всяческих деликатесов, приготовленных в Зале Кэйлеера, Повелитель Ада намекнул, что Хелена и миссис Беале могут угостить ее некоторыми блюдами прямо сейчас, и отпустил девочку, а затем со вздохом откинулся на спинку своего кожаного кресла.

Коробочка манила его.

Сэйтан запер дверь кабинета, а затем осторожно, медленно развернул обертку. Его сердце дрогнуло и странно подпрыгнуло в груди. Сэйтан уставился на одну из рамок, которые он купил для Джанелль. Сделав глубокий вдох, Жрец открыл ее.

С левой стороны оказалась копия старого портрета молодого человека, уголки губ которого слегка приподнимались в дерзкой ухмылке, а в глазах горел огонь искателя приключений. Конечно, лицо сейчас изменилось, стало жестче, резче, взрослее. Но даже так…

– Люцивар, – прошептал Сэйтан, смаргивая слезы и качая головой. – Этот взгляд я помню с тех пор, как тебе исполнилось пять… Похоже, есть вещи, которые не в силах изменить годы. Где ты теперь, мой эйрианский Князь…

Он перевел взгляд на портрет справа… и поспешил положить рамку на стол. Сэйтан откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза рукой.

– Ничего удивительного, – прошептал он. – Клянусь всеми Камнями и самой Тьмой, ничего удивительного. – Если Люцивар был летним полуднем, то Деймон олицетворял ледяную зимнюю ночь. Наконец, убрав руки от лица, Сэйтан заставил себя рассмотреть портрет сына, названного в его честь, своего истинного наследника.

Это был парадный портрет, сделанный на фоне красного бархатного полога. Внешне сын оказался не так уж похож на отца – на его лице, словно вырезанном из мрамора, красивые черты Сэйтана стали еще мужественнее, – но в глубине скрывалась хорошо узнаваемая, ледяная тьма – и беспощадность, выкованная годами постоянной жестокости.

– Доротея, ты воссоздала все худшее, что было во мне…

И вместе с тем…

Сэйтан наклонился вперед, всматриваясь в золотистые глаза, так похожие на его собственные, которые, казалось, глядят прямо на него. Он улыбнулся – с облегчением и благодарностью. Ничто никогда не исправит того, что Доротея сделала с Деймоном, того, во что она его превратила, но в этих золотистых глазах мерцало выражение покорности, веселья, раздражения и восхищения – странного смешения эмоций, которое было слишком хорошо знакомо Повелителю Ада. Джанелль пробудила в его сыне все эти чувства, указала ему путь и прошла его вместе с ним, чтобы убедиться: все получилось именно так, как она хотела.

– Что ж, тезка, – тихо произнес Сэйтан, аккуратно поставив рамку на стол, – если ты принял поводок, который она держит в руках, для тебя еще есть надежда.

8. Террилль

Для Деймона Винсоль всегда был самым горьким днем в году, жестоким напоминанием о том, каково было расти при дворе Доротеи, о том, чего от него требовали после того, как танцы горячили кровь Верховной Жрицы и Хепсабах.

Он невольно напрягся. Камень, о который он оттачивал свой и без того непростой нрав, – это знание того, что единственная ведьма, с которой он хотел танцевать, которой он бы охотно подчинился и желания которой с удовольствием удовлетворял бы, была слишком молода для него – и для любого другого мужчины.

Он праздновал Винсоль только потому, что этого от него ждали. Каждый год он отправлял корзинку сладостей Сюрреаль. Каждый год он посылал подарки Мэнни и Джо – и Терсе, если успевал ее отыскать. Каждый год дарил дорогие, ожидаемые подарки ведьмам, которым служил. И каждый год ничего не получал взамен, даже простого слова «спасибо».

Но в этот год все по-другому. В этот год он оказался в эпицентре урагана по имени Джанелль Анжеллин – его было невозможно остановить или взять под контроль. Поэтому Деймону пришлось участвовать в составлении целой кучи планов, которые, даже в своей трогательной невинности, оказались очень возбуждающими. Когда он наконец заупрямился, не желая участвовать в очередном приключении, Джанелль потянула его за собой насильно, как любимую игрушку, которую затаскали настолько, что почти вся набивка вылезла. Оставшись без защиты, ощущая, что его характер был притуплен и смягчен любовью, а холодность – растоптана озорством, Деймон даже начал подумывать о том, чтобы обратиться к Жрецу за помощью, – до тех пор, пока ему не пришло в голову, что Повелитель Ада, скорее всего, мучается ничуть не меньше. Эта мысль изрядно его повеселила.

Однако теперь, при мысли о тех развлечениях, которых будут ждать Леланд, Александра и их подруги, по венам вновь потек ледяной холод, и каждый выдох оставлял порез…

После легкой закуски, призванной удержать голод до вечернего празднества, они все собрались в гостиной, чтобы открыть подарки на Винсоль. Раскрасневшись от работы на кухне, повариха внесла поднос с серебряным сосудом, наполненным традиционным горячим кровавым ромом. Маленькие чашечки из того же металла, которые надлежало разделить друг с другом, были уже наполнены.

Роберт делил чашу с Леланд, которая пыталась не смотреть в сторону Филипа. Тот встал в пару с Вильгельминой. Графф, презрительно фыркнув, согласилась разделить свою с кухаркой. А Деймон, у которого не было выбора, принял чашу из рук Александры.

Джанелль стояла одна в середине комнаты. У нее не было компаньона.

Сердце Деймона сжалось. Он помнил слишком много Винсолей, когда он сам точно так же стоял в стороне, никому не нужный изгнанник. Он бы презрел традиции, говорящие, что лишь одну чашу можно разделить, но, заметив странный, непонятный свет, мелькнувший в ее глазах, передумал. Джанелль подняла чашу, приветствуя его, и выпила.

Последовало мгновение неловкой тишины, а затем Вильгельмина подскочила и с неуверенной улыбкой спросила:

– А теперь можно открыть подарки?

Когда чаши вновь оказались на подносе, Деймон оказался рядом с Джанелль.

– Леди…

– Как ты считаешь, это ведь только справедливо, что я должна пить одна? – спросила она своим полуночным шепотом. Ее глаза наполнились ужасающей болью. – В конце концов, я – другая, родство, но не семья.

«Ты – моя Королева», – яростно подумал он. Болело все тело – и душа.

Она была его Королевой. Однако сейчас, когда вся семья наблюдала за ними, Деймон ничего не мог сказать или сделать.

На протяжении следующего часа Джанелль покорно играла свою роль сбитого с толку ребенка, восхищаясь подарками. Такое поведение настолько не вязалось с ее сущностью, что Деймону невольно захотелось окрасить стены кровью. Никто, кроме него, не замечал, что с каждым открытым подарком ей все сложнее становилось сделать следующий вдох. Деймону вскоре начало казаться, что каждый бант на коробке – это кулак, с размаху бьющий по маленькому, почти детскому телу. Когда он открыл ее подарок – белоснежные носовые платки, Джанелль вздрогнула и побледнела как смерть. Сделав резкий, неровный вдох, она подскочила и бросилась прочь из комнаты, не обращая внимания на суровые окрики Александры и Леланд, требующих, чтобы она сейчас же вернулась.

Не особенно заботясь о том, что они подумают, Деймон вышел следом. От него исходила ледяная ярость. Мужчина направился в библиотеку. Джанелль оказалась там – она, с трудом дыша, пыталась открыть окно. Деймон запер дверь, подошел к девочке, с яростью рванул створки с такой силой, что стены задрожали.

Джанелль по пояс высунулась из окна, жадно глотая зимний морозный воздух.

– Так больно жить здесь, Деймон, – шептала она, пока Деймон укачивал ее в объятиях. – Иногда даже слишком больно.

– Тише, – прошептал он, гладя Джанелль по волосам. – Тише.

Как только ее дыхание замедлилось, Деймон снова закрыл и запер окно. Он присел на подоконник, прислонился спиной к стене и вытянул вперед одну ногу, а затем притянул Джанелль к себе, пока она не прижалась к нему, и обхватил ее другой ногой, заключив девочку в крепкие объятия.

Было сущим безумием прижимать ее к себе вот так. Еще большим безумием было испытывать такое наслаждение оттого, что ее ладони лежат на его бедрах. И еще большим – не останавливать медленно раскручивающиеся нити соблазна.

– Мне очень жаль, что я не смог разделить чашу с тобой.

– Это не имеет значения, – прошептала она.

– Для меня – имеет, – резко ответил он. Его глубокий, бархатный голос звучал еще более хрипло, чем обычно.

Глаза Джанелль затуманились, в них проглянуло смутное беспокойство. Деймон взял себя в руки.

– Деймон… – неловко произнесла она. – Твой подарок…

Из горла Деймона невольно вырвался низкий, глубокий звук – так он смеялся в спальне с женщиной, только сейчас этот смех был наполнен огнем, а не льдом, а глаза приобрели оттенок расплавленного золота.

– Я прекрасно знаю, что это был не твой выбор, не более чем тот набор красок – моим. – Он приподнял одну бровь. – Я-то подумывал, что нужно достать седло, которое подойдет и тебе, и Темному Танцору…

Глаза Джанелль расширились, и она рассмеялась.

– Но это было бы не слишком практично. – Длинный ноготь указательного пальца лениво прошелся по ее руке. Деймон знал, что нужно заканчивать это сейчас же, в это самое мгновение, когда ему удалось развеселить ее, но плескавшаяся в глазах Джанелль боль перевернула что-то в его душе. Он не собирался позволить ей поверить, будто она и впрямь совсем одна. Эта мысль породила еще один вопрос. – Джанелль, – осторожно произнес он, наблюдая за траекторией своего пальца, – а Жрец…

Если Сэйтан ничего не подарил ей на Винсоль, а он сейчас спросит об этом, не станет ли Джанелль еще хуже?

– О, Деймон, он сделал мне такой чудесный подарок! Разумеется, здесь я не смогу это носить.

Узел, завязавшийся где-то в душе, перестал причинять боль.

– Что носить?

– Мое платье! – Джанелль поерзала немного в его тесных объятиях, едва не заставив Деймона проломить стену. – Оно длинное-длинное, до пола, сшито из паучьего шелка, и оно черное, Деймон, черное!

Тот сосредоточился на череде вдохов и выдохов. Когда он убедился в том, что сердце вспомнило, как нужно биться, то потянулся к внутреннему карману пиджака и вынул маленькую квадратную коробочку.

– Что ж, в таком случае, думаю, вот это станет вполне подходящим аксессуаром.

– А что это? – спросила Джанелль, неуверенно взяв коробочку.

– Твой Винсольский подарок. Я хочу сказать, настоящий Винсольский подарок.

Застенчиво улыбнувшись, Джанелль развернула обертку, открыла коробочку и ахнула.

Деймон невольно напрягся. Это был совершенно неподходящий подарок со стороны взрослого мужчины для юной девочки, однако ему было все равно. О думал лишь об одном: чтобы сделать ей приятно.

– О, Деймон, – прошептала Джанелль. Она вынула кованый серебряный браслет из шкатулки и надела его на левую руку. – Он будет потрясающе смотреться с моим новым платьем. – Она потянулась было обнять его, но передумала и застыла на месте.

Деймон наблюдал за тем, как в ее глазах проносится калейдоскоп эмоций, сменяющих друг друга слишком быстро, чтобы успеть узнать хоть одно чувство. Вместо того чтобы крепко обнять его, Джанелль положила руки ему на плечи, подалась вперед и легонько поцеловала его в губы, как девочка, решившаяся шагнуть в бурный поток женственности. Его руки сжались на ее плечах ровно настолько, чтобы не дать отойти прочь. Когда она отстранилась, Деймон увидел в ее глазах призрак женщины, которой Джанелль предстояло стать.

Поэтому он не мог допустить, чтобы на этом все закончилось.

Нежно заключив ее лицо в чашу ладоней, Деймон наклонился вперед и вернул ей поцелуй – столь же легкий, как и первый, он даже не пытался разомкнуть губ. Однако этот поцелуй уже не был невинным или целомудренным.

Наконец подняв голову, он понял, что играет в опасную игру.

Джанелль покачнулась, упершись ладонями в его бедра, чтобы не упасть. Она облизнула губы и посмотрела на него слегка затуманившимися глазами:

– Скажи… все мальчики целуются так?

– Мальчики вообще так не целуются, – тихо, серьезно отозвался Деймон. – Как и большинство мужчин. Но я не похож на них. – Он медленно втянул нити соблазна, понимая, что и без того сделал больше, чем следовало; все остальное может повредить ей. Завтра он станет тем же товарищем по играм, каким был вчера и позавчера. Но сегодня… Джанелль будет помнить этот поцелуй и сравнивать его с поцелуями слабовольных шэйллотских мальчишек.

Деймону было все равно, сколько юнцов посмеют прикоснуться к ее губам. В конце концов, это всего лишь мальчишки. Но постель… Когда придет время, Джанелль будет принадлежать только ему.

Деймон снял браслет с ее запястья и положил его в коробочку.

– Заставь его исчезнуть, – тихо посоветовал он, избавляясь от ленточки и обертки. Когда коробочка растворилась в воздухе, он снова выпрямил ногу и проводил Джанелль в гостиную, где Графф тут же заторопилась уложить девочек спать.

Филип буравил его взглядом. Роберт ухмылялся. Леланд нервно вздыхала и была очень бледна. Но ревнивый, обвиняющий взгляд Александры заставил Деймона потерять над собой контроль. Она поднялась, намереваясь отчитать его, но в этот момент начали прибывать первые гости.

Той ночью Александре не нужно было «просить» Деймона обслужить гостий. Он совратил каждую женщину в доме – начиная с Леланд, – заставляя их биться в оргазме во время танца, наблюдая за тем, как они беспомощно содрогаются, прикусывая губы до крови и отчаянно пытаясь не кричать прямо в толпе. С другими он выскальзывал из залы, отводил их к ближайшей нише и после первого же огненно-ледяного поцелуя, стоя, прислонившись к стене, убрав руки в карманы, безжалостно ласкал их призрачными прикосновениями. Деймон играл с женским телом до тех пор, пока та или иная гостья, не в силах удержаться на ногах, не оседала на пол, умоляя о настоящем прикосновении, – и тогда хватало ничтожной малости. Легкое царапанье ногтей по бедру, кратчайшее прикосновение к нужной точке, не снимая белья, – и женщина билась в судорогах наслаждения, ни капли не удовлетворенная.

Но на этом Деймон не остановился.

Он намеренно избегал Александры, мучая и дразня ее, открыто соблазняя всех остальных женщин, раздражая ее сверх всякой меры. Однако прежде, чем за последним гостем захлопнулась дверь, Деймон поднял ее на руки, быстро поднялся по лестнице и запер за ними двери спальни Королевы. Он загладил все свои ошибки и промахи. Он показал ей, какого рода наслаждение может подарить женщине, если его правильно вдохновить. Деймон объяснил без слов, почему его называют Садистом.

Вернувшись в свою комнату уже после позднего зимнего рассвета, Деймон заметил, что его постель уже не была нетронута. Быстрый, гневный импульс подсказал ему, что под подушкой лежит коробочка. Осторожно сдвинув покрывало и отбросив в сторону последнее препятствие, Деймон посмотрел на неуклюже завернутый подарок и сложенную записку, подсунутую под ленточку. Он нежно улыбнулся, с благодарностью опустившись на постель.

Скорее всего, Джанелль принесла ее сюда сразу после того, как он вышел из комнаты.

В записке говорилось:

«Я не могла отдать тебе тот подарок, который хотела, потому что другие бы не поняли. Счастливого Винсоля, Деймон. С любовью, Джанелль».

Деймон развернул упаковку и открыл двойную рамку. Левая сторона была пуста, чтобы он мог положить сюда портрет Люцивара. Справа…

– Забавно, – тихо произнес Деймон, обращаясь к портрету. – Я-то всегда считал, что ты выглядишь более серьезно, официально… сдержанно. Но, несмотря на все свое великолепие, потрясающее знание Ремесла и удивительную силу, ты, судя по всему, не прочь расслабиться и осушить кружку эля, верно? Я никогда не думал о том, что Люцивар так похож на тебя. И что на тебя так похож я сам. Эх, Жрец… – Деймон бережно закрыл рамку. – Счастливого Винсоля, отец.

Глава 13

1. Террилль

– Нужно было привести остальных, – произнесла Кассандра, стискивая руку Сэйтана.

Он накрыл ее пальцы своими и нежно сжал.

– Он просил встречи не с остальными. Он хотел увидеться со мной.

– Он не просил, – отрезала Кассандра. Она нервно покосилась на Святилище и понизила голос: – Он не просил, Повелитель, он потребовал встречи с вами.

– И вот я здесь.

– Да, – произнесла она. Под спокойным тоном скрывался гнев. – Вы здесь.

«Иногда ты так себя ведешь, что мне становится трудно вспомнить, почему я так долго и так сильно любил тебя», – подумал Сэйтан, а вслух сказал:

– Он – мой сын, Кассандра. – Повелитель мрачно улыбнулся. – Тебя так задели его манеры из-за меня или это твое тщеславие требует более подобострастного отношения?

Кассандра выдернула у него свою руку.

– Он умеет быть очаровательным, когда хочет, – едко заметила она. – И у меня нет ни малейшего сомнения в том, что его манеры в спальне безукоризненны, раз уж у него было столько времени на то, чтобы отточить… – Женщина замолчала, заметив ледяной взгляд Сэйтана.

– Если его манеры оставляют желать лучшего, Леди, то советую вам вспомнить, какой именно двор внес вклад в его воспитание.

Кассандра с вызовом подняла подбородок:

– Ты винишь в этом меня, не так ли?

– Нет, – горько произнес Сэйтан. – Я знал цену, которую придется уплатить за то, чем я стал. Ответственность за его действия лежит целиком и полностью на мне. Но я не позволю никому, никому презирать его за то, чем он стал из-за меня. – Повелитель Ада сделал глубокий вдох, пытаясь усмирить свой нрав. – Почему бы тебе не пойти в свою комнату? Будет лучше, если я встречу его один.

– Нет! – быстро воскликнула Кассандра. – Мы оба носим Черный. Вместе мы сможем…

– Я пришел сюда не для того, чтобы сражаться с ним.

– Зато он пришел, чтобы сразиться с тобой!

– Ты не можешь знать этого наверняка.

– Конечно, это ведь не тебя пришпилили к стене, оглашая полный список требований!

– Я его отшлепаю, тогда ты успокоишься? – прорычал Сэйтан, возвращаясь в разрушенное Святилище и направляясь к кухне – и еще одной ссоре.

На полпути он замедлил шаг. Он сдержал обещание, данное Дрейке, и действительно танцевал в ночь Винсоля во славу Ведьмы. Благодаря крови, которую Джанелль упорно спаивала ему, он больше не нуждался в трости и окончательно избавился от хромоты. Однако танцы снова ослабили больную ногу, и походка лишилась своего плавного изящества. Сэйтан пожалел, что может показаться старым или обессилевшим на первой встрече с Деймоном после стольких лет.

Из кухни лилась ярость. Повелитель почувствовал это сразу, как только приблизился. Вот как. Значит, Кассандра вовсе не преувеличивала, рассказывая о новой стычке с Деймоном. Что ж, по крайней мере, гнев был горячим. Они все еще смогут поговорить.

Деймон рыскал по кухне с грацией дикой пантеры, засунув руки в карманы брюк. От его тела исходил жар едва сдерживаемого гнева. Бросив резкий взгляд в сторону двери и заметив Сэйтана, он не замедлил шагов, а просто развернулся и направился к Повелителю.

И все-таки портрет отражал только половину правды, подумал Сэйтан, глядя, как Деймон быстро приближается к нему, и гадая, прольется ли кровь.

Он остановился на расстоянии вытянутой руки. Ноздри гневно раздувались, глаза метали молнии. Деймон не сказал ни слова.

– Князь, – невозмутимо произнес Сэйтан. Он наблюдал за тем, как его сын отчаянно пытается взять себя в руки, борется с обжигающим гневом, чтобы вернуть приветствие.

– Повелитель, – сквозь стиснутые зубы процедил Деймон.

Медленно приближаясь к столу и прекрасно понимая, что сын наблюдает за каждым его движением, Сэйтан снял плащ и небрежно набросил его на спинку стула.

– Давай выпьем по бокалу вина и побеседуем.

– Я не хочу вина.

– Зато я хочу, – невозмутимо отозвался Сэйтан, доставая вино и бокалы. Опустившись в кресло, он открыл бутылку, наполнил два бокала и принялся ждать.

Деймон шагнул вперед, осторожно положив руки на стол.

Доротея была слепа, если не поняла, что собой представлял Деймон, подумал Сэйтан, невозмутимо делая первый глоток. Ожидая увидеть нечто подобное, он не нашел длинные ногти слишком уж устрашающими, куда больше его заинтересовало отсутствие Кольца. Если Деймон производил настолько сильное впечатление без единого Камня, способного сфокусировать его силу…

Что ж, неудивительно, что Кассандра так испугалась. Носила она Черный Камень или нет, эта женщина не была ровней его сыну.

– Ты знаешь, где она? – спросил Деймон, очевидно едва удерживаясь от того, чтобы не закричать.

Глаза Сэйтана сузились. Страх. Вся эта жаркая ярость скрывала под собой страх, едва держащийся на краю. Еще немного – и лавина рухнет.

– Кто?

Деймон отскочил от стола и грязно выругался.

Поняв, что поток брани не ослабевает, Сэйтан сухо произнес:

– Скажи лучше, тезка, ты понимаешь, что делаешь эту комнату непригодной для жилья?

– Что? – Деймон круто развернулся и снова подскочил к столу.

– Усмири свой гнев, Князь, – тихо произнес Сэйтан. – Ты посылал за мной, и вот я здесь. – Он оглянулся через плечо к окну. – Как бы то ни было, до рассвета осталось лишь несколько коротких часов, а ты не можешь позволить себе пробыть здесь дольше, верно?

Когда Деймон упал в кресло напротив, Сэйтан вручил сыну бокал вина. Тот осушил его до дна. Сэйтан вновь наполнил бокал. После третьей порции он сухо бросил:

– По своему собственному опыту я знаю, что, напиваясь, страх не усмиришь. Однако похмельные мучения творят настоящие чудеса с восприятием окружающего мира.

В глазах Деймона мелькнула неуверенная искорка веселья.

– Говоря откровенно, мой юный Князь, это, по всей видимости, первый раз, когда наша светловолосая Леди ухитрилась перепугать тебя до полусмерти.

Деймон нахмурился, глядя на пустую бутылку вина, а затем нашел в шкафу еще одну и вновь наполнил оба бокала.

– Не первый, – прорычал он.

Сэйтан не удержался от смеха.

– В таком случае она просто раньше не пугала тебя до такой степени, верно?

В неохотной улыбке Деймона мелькнула искорка тепла. – Да.

– И на сей раз все плохо.

Деймон закрыл глаза.

– Да.

Сэйтан вздохнул:

– Начни сначала. Посмотрим, сумеем ли мы распутать этот клубок.

– Ее нет в поместье Анжеллин.

– В конце концов, сейчас ведь празднование Винсоля. Не могла ли… семья, – Сэйтан с усилием выдавил это слово, – оставить Джанелль у друзей?

Деймон покачал головой:

– В доме есть что-то, но это не Джанелль. Оно выглядит как она, говорит как она, изображает покорную дочь. – Деймон испуганно взглянул на отца. – Но не хватает того, что делает ее Джанелль. – Он мрачно, угрюмо рассмеялся. – Остальные в полном восторге оттого, что она так хорошо себя ведет и не смущает их, когда девочек представляют гостям. – Он покрутил бокал в пальцах. – Я боюсь, что с ней что-то случилось.

– Это вряд ли. – Сэйтан с интересом наблюдал за тем, как гнев тает и исчезает с лица Деймона. Ему понравился человек, оказавшийся под этой маской.

– Но откуда ты знаешь? – с надеждой спросил Деймон. – Ты сталкивался с чем-то подобным раньше?

– Не совсем. Пожалуй, нет.

– Но тогда откуда…

– Оттуда, тезка. То, что ты описываешь, называется тенью, но нет никого во всех Королевствах, включая меня, кто мог бы с помощью своего Дара и Ремесла сотворить настолько жизнеспособную тень – за исключением самой Джанелль.

Деймон сделал еще один глоток вина и внимательно обдумал сказанное.

– А что такое эта тень?

– Вообще говоря, тень – это иллюзия, воссоздание физической формы того или иного предмета. – Сэйтан пристально смотрел на Деймона, который поежился и поглубже устроился в кресле. – Некоторые дети развлекались тем, что оставляли тень в своей постели, создавая впечатление, будто спят ангельским сном, а сами отправлялись на поиски приключений. Причем таких, что, узнай о них родители, драгоценные чада неделю не смогли бы сидеть. – Он заметил воспоминания, промелькнувшие в глазах Деймона, который невольно криво усмехнулся. – Это тень первой ступени, она неподвижна. Тень второй ступени может двигаться, но ею нужно манипулировать, управлять, как марионеткой. Она выглядит крепкой и прочной, но к ней нельзя прикоснуться, никакими тактильными свойствами подобная копия не обладает. Тень третьей ступени, лучшее, что до сегодняшнего дня удавалось воссоздать, обладает односторонней тактильной проводимостью. Другими словами, она может прикасаться, но сама неощутима. Однако и ею нужно манипулировать.

Деймон обдумал услышанное и покачал головой:

– Это гораздо больше.

– Разумеется. То, что ходит по поместью, гораздо, гораздо больше. Это тень, сотворенная столь мастерски, что может независимо от оригинала выполнять определенные задания. Не думаю, правда, что разговоры получаются занимательными, – последние слова заставили Деймона фыркнуть, – но это определенно означает, что создатель тени может тем временем заняться совершенно другими делами.

– Какими, например?

– О, – протянул Сэйтан, вновь наполняя их бокалы. – А вот это и впрямь интересный вопрос.

В глазах Деймона отразились гнев и облегчение.

– Но зачем ей могла понадобиться тень?

– Как я уже сказал, это весьма интересный вопрос.

– Что, и все? Будем просто ждать?

– Пока – да. Однако тот, кто доберется до нее первым, получает привилегию всыпать ей по первое число. Дважды.

Губы Деймона медленно изогнулись в улыбке.

– Ты волнуешься.

– Ты чертовски прав, – рявкнул Сэйтан. Теперь, когда не было острой необходимости контролировать гнев Деймона, он наконец мог выплеснуть собственный. – Еще как волнуюсь! Кто, во имя Ада, знает, что эта девчонка задумала на сей раз?! – Он сгорбился в кресле и зарычал.

Деймон откинулся на спинку и рассмеялся.

– Не спеши веселиться, мальчик. Ты и сам заслужил хорошего пинка.

Тот удивленно моргнул:

– Я?!

Сэйтан наклонился вперед:

– Ты. В следующий раз, когда попросишь ее получить достойное образование, прежде чем пускаться в эксперименты, не забудь сказать, чтобы она обращалась именно ко мне.

– Что ты…

– Плетение паутины снов. Ты помнишь разговор о плетении паутин снов, а, тезка?

Деймон побледнел:

– Помню. Но я ведь…

– Велел ей обучиться этому у лучших учителей. Что она и сделала.

– Но в чем тогда…

– Слышал когда-нибудь об Арахне?

Лицо Деймона по цвету могло поспорить с мелом.