Текст книги "Дочь крови"

2. Террилль

Деймон сидел на краю постели, а на его губах играла ухмылка, полная боли. Даже несмотря на заклинания сохранности, цвета на картине начинали блекнуть и она обтрепалась по углам. И все же ничто не могло стереть легкую улыбку и опасный блеск в глазах Люцивара. Это был единственный портрет, который имелся у Деймона, сделанный много веков назад, когда его брат еще обладал аурой надежды, свойственной юности, до того, как служба при различных дворах превратила красивое, молодое лицо в подобие гор Аскави, которые он так любил. Оно приобрело жесткость, а тени, залегшие в уголках глаз, не рассеивались даже при ярком солнечном свете.

В дверь тихо, застенчиво постучали, и в комнату тихонько скользнула Джанелль.

– Привет, – произнесла она, очевидно не зная, как ее встретят.

Деймон обнял Джанелль за талию, когда она подошла поближе. Девочка положила руки ему на плечи и крепко прижалась к нему. Под глазами залегли синяки, и она мелко дрожала.

Деймон нахмурился:

– Тебе холодно? – Когда Джанелль покачала головой, он прижал ее покрепче к себе, зная, что внешнее тепло не в силах растопить внутренний холод. Однако после того, как они какое-то время простояли обнявшись, дрожь прошла.

Деймон не раз задумывался, рассказала ли она Сэйтану об инциденте в музыкальной комнате. Взглянув на нее сейчас, он узнал ответ. Джанелль ничего не говорила Жрецу. Она не отправлялась на свои прогулки уже три дня, а вместо этого сидела запершись в своем горе и одиночестве, гадая, есть ли хоть одно живое существо, которое не испытывает страха перед ней. Он пришел к Черному цвету совсем молодым человеком, но уже зрелым и готовым к этому, и все же ему стало не по себе, стоило оказаться так глубоко во Тьме. А для девочки, которая не знала ничего другого, которая шла странными, одинокими путями со своей первой сознательной мысли и при этом тянулась к людям, подавляя то, что составляло всю ее сущность… но она не могла преуспеть в этом. Иллюзия всегда будет разбиваться вдребезги, столкнувшись с первым же брошенным вызовом, открывая то, что лежит под маской.

Деймон напряженно рассматривал личико девочки, которая не менее пристально изучала фотографию, по-прежнему покоившуюся в его руке. Он со свистом втянул воздух, когда ему открылась простая истина. Он лишь носил Черный. Джанелль же была самой Чернотой. Однако в ее случае это означало не только темную, необузданную силу, а еще и смех, озорство, сочувствие, целительство… и снежки.

Деймон поцеловал ее в макушку и посмотрел на картину:

– Вы бы с ним отлично поладили. Он всегда с готовностью влипал в неприятности.

За это замечание Деймон был вознагражден тенью улыбки.

Джанелль снова взглянула на портрет:

– Теперь он больше похож на то, что он есть. – Ее глаза сузились, и неожиданно девочка обвиняюще посмотрела на Деймона. – Подожди-ка. Ты же сказал, что он был твоим братом…

– Был. – И есть. И всегда будет.

– Но он же эйрианец!

– У нас были разные матери.

Ее глаза приобрели странное выражение.

– Но один отец.

Он наблюдал за тем, как Джанелль так и этак мысленно складывает вместе кусочки мозаики, и уловил мгновение, когда они все стали на места.

– Это многое объясняет, – пробормотала она, взъерошив светлые кудряшки. – Но он еще не умер, знаешь ли. Эбеново-серый по-прежнему в Террилле.

Деймон моргнул.

– Как… – начал было он. – Откуда ты знаешь?

– Я посмотрела. Не бойся, я никуда не ходила, – торопливо добавила Джанелль. – Я не нарушила свое слово.

– Но тогда откуда… – Деймон покачал головой. – Забудь, что я спросил.

– Это не похоже на попытки пробиться через Опалы или Красный с расстояния, чтобы отыскать конкретного человека. – В ее глазах снова появилось отсутствующее выражение. – Деймон, единственный человек, кроме Люцивара, который носит Эбеново-серый, – это Андульвар, а он уже давным-давно не живет в Террилле. Кто еще это мог быть?

Деймон вздохнул. Он ничего не понял, но почувствовал облегчение от осознания этого простого факта.

– Как ты думаешь, можно сделать копию этой картины? – спросила девочка.

– Зачем?

Джанелль одарила его взглядом, который заставил Деймона вздрогнуть.

– Конечно.

– И получить твой портрет?

– К сожалению, его у меня нет.

– Мы могли бы сделать его.

– Но зачем… не важно. На это есть причины?

– Разумеется.

– Я полагаю, ты не скажешь мне, в чем они заключаются?

Джанелль подняла одну бровь. Она так живо скопировала его излюбленный жест, что Деймон с трудом подавил смешок. «Так мне и надо», – подумал он.

– Ну, как хочешь, – произнес он, с сожалением покачав головой.

– Скоро?

– Да, моя Леди, скоро.

Джанелль отошла было, но тут же вернулась, легонько чмокнула его в щеку и ушла.

Подняв бровь, Деймон покосился на закрытую дверь, а затем перевел взгляд на портрет.

– Какой же ты идиот, Заноза, – с любовью протянул он. – Да, Люцивар, ты бы здорово здесь повеселился.

3. Ад

Сэйтан откинулся на спинку кресла, сцепив пальцы перед собой.

– Зачем?

– Потому что мне бы очень хотелось его иметь.

– Да, ты это уже говорила. Почему?

Джанелль небрежно сложила руки, глядя в потолок, а затем чопорным, властным тоном ответила:

– Сейчас не самое подходящее время для подобных вопросов.

Сэйтан подавился. Когда он снова обрел способность дышать, то произнес:

– Очень хорошо, ведьмочка. Ты получишь этот портрет.

– Два?

Сэйтан смерил ее долгим, выразительным, суровым взглядом. Она одарила его неуверенной, но веселой улыбкой. Одно Сэйтан успел уяснить совершенно точно, общаясь с Джанелль. Иногда лучше не знать, что у нее на уме.

– Два.

Девочка пододвинула кресло к столу из черного дерева. Облокотившись на сверкающую полированную поверхность и опустив подбородок на руки, она торжественно произнесла:

– Я хочу купить две рамы, но не знаю где.

– А какие тебе нужны?

Джанелль встрепенулась:

– Симпатичные, не очень большие, из тех, что открываются, как книжка.

– Двойные рамы?!

Джанелль пожала плечами:

– Ну да, чтобы поместилось две картинки.

– Хорошо, я достану их для тебя. Что-нибудь еще?

Девочка вновь приобрела серьезный вид.

– Я хочу купить их сама, но не знаю, сколько они стоят.

– Ведьмочка, это же не проблема…

Джанелль опустила руку в карман и вытащила какой-то предмет. Положив неплотно сжатый кулачок на стол, она открыла ладошку:

– Как ты думаешь, если это продать, денег хватит на рамки?

Сэйтан невольно задохнулся, но его рука не дрогнула, когда он взял камень и поднес его к свету.

– Откуда у тебя это, ведьмочка? – спросил он спокойно, почти рассеянно.

Джанелль сложила руки на коленях и опустила глаза:

– Ну… видишь ли… я гуляла с подружкой, и мы шли через одну деревню. У дороги упали камни, и один из них придавил ногу маленькой девочки. – Она сгорбилась. – Она ужасно болела – нога, я хочу сказать, из-за камня, ия… в общем, я ее исцелила, а отец девочки отдал мне вот это в знак благодарности, – скороговоркой пробормотала Джанелль и поспешно прибавила: – Но он не сказал, что я должна обязательно это сохранить. – Она помолчала немного. – Так как ты думаешь, этого хватит на две рамки?

Сэйтан зажал камешек между большим и указательным пальцами.

– О да, – сухо произнес он. – Думаю, этого будет более чем достаточно, чтобы исполнить твое желание.

Джанелль улыбнулась ему, сбитая с толку.

Сэйтан изо всех сил старался говорить спокойным, безразличным тоном.

– Скажи-ка мне, ведьмочка, а ты, случайно, не получала подобные подарки от других благодарных родителей?

– Ага. Дрейка согласилась их хранить для меня, потому что я совсем не знаю, что с этим делать. – Ее личико посветлело. – Она выделила мне комнату в Цитадели – точно так же, как ты подарил мне покои в Зале.

– Да, она говорила мне, что собирается сделать это. – Он улыбнулся, когда Джанелль облегченно вздохнула, поняв, что он не обиделся. – Я достану портреты и рамки для тебя к концу недели. Это тебя устроит?

Джанелль, вприпрыжку обогнув стол, едва не задушила Повелителя Ада в объятиях и чмокнула в щеку.

– Спасибо, Сэйтан.

– Не за что, ведьмочка. А теперь ступай.

На выходе Джанелль врезалась в Мефиса.

– Привет, Мефис! – жизнерадостно поздоровалась она и умчалась по своим делам.

Даже Мефис. Сэйтан улыбнулся, увидев непривычно нежное, заботливое выражение на лице своего сурового, уравновешенного старшего сына.

– Посмотри-ка на это, – предложил Повелитель, – и скажи, что ты думаешь.

Мефис поднес бриллиант к свету и тихо присвистнул.

– Где ты его взял?

– Это подарок Джанелль – от благодарного родителя.

Мефис схватился за спинку кресла, не веря своим собственным ушам:

– Ты шутишь.

Сэйтан забрал у него камешек, держа его между большим и указательным пальцами.

– Нет, Мефис, не шучу. Очевидно, некая маленькая девочка угодила в ловушку – ей камнем прижало ногу. Джанелль исцелила малютку, и благодарный отец преподнес ей вот это. И, судя по всему, это уже далеко не первый подобный подарок, которым награждают ее за исцеление, – протянул Сэйтан, рассматривая огромный, безупречный драгоценный камень.

– Но… как?! – выпалил Мефис.

– Она – Целительница от природы. Действует инстинктивно.

– Да, но…

– Но самый серьезный вопрос заключается вот в чем: что произошло на самом деле? – Золотистые глаза Сэйтана сузились.

– Что ты хочешь этим сказать? – озадаченно уточнил его сын.

– Я хочу сказать, – медленно произнес Повелитель, – что, судя по тому, как сбивчиво Джанелль рассказывала об этом эпизоде, ее слова не слишком похожи на правду. Какое же должно быть повреждение – и полученное при падении какого камня, – чтобы за исцеление отец проникся потрясающей благодарностью и отдал вот это?

4. Кэйлеер

– Послушай, ведьмочка, раз уж список твоих друзей равен твоему росту, ты попросту не можешь подарить каждому из них по подарку на Винсоль! Этого никто и не ждет. Ты ведь не думаешь, что получишь подарки от всех поголовно?

– Ну разумеется, нет! – запальчиво ответила Джанелль, плюхнувшись в кресло. – Но ведь это мои друзья, Сэйтан!

А ты – лучший подарок, который они могут получить за сто жизней.

– Винсоль – это чествование Ведьмы. Напоминание для Крови о том, что мы есть. Подарки – нечто вроде приправы к мясу, только и всего.

Джанелль скептически посмотрела на него – и не без причины. Сколько раз за последние несколько дней Сэйтан ловил себя на том, что грезит наяву, представляя, как будет отмечать праздник в ее компании? Будет стоять рядом на закате, когда все откроют подарки. Разделит с ней крошечную чашечку горячего кровавого рома. Будет танцевать, как Кровь танцует только в это время года – во славу Ведьмы? Эти мечты наяву оказались горько-сладкими. Он бродил по коридорам Зала в Кэйлеере, наблюдая за тем, как слуги украшают комнаты, смеясь и сплетничая; вместе с Мефисом пытался подготовить список подарков для прислуги и всех деревенских жителей, так или иначе поработавших во благо Зала; словом, вел себя так, как должен вести себя хороший Князь, желающий отблагодарить за верную службу, но все это время его не оставляла в покое одна мысль. Она проведет этот день со своей семьей в Террилле, вдали от тех, кто действительно близок ей по духу.

Единственным утешением для него служило то, что Джанелль будет рядом с Деймоном.

– Так как мне поступить?

Вопрос Джанелль вернул Сэйтана в реальный мир. Он потер губы.

– Думаю, следует выбрать одного или двоих друзей, кто по тем или иным причинам может оказаться вне праздничной атмосферы, и вручить подарки им. Проявление внимания к тому, кто не получит вообще ничего, будет стоить гораздо больше, чем еще один подарок в куче подобных.

Джанелль задумчиво взъерошила волосы и улыбнулась.

– Да, – произнесла она. – Кажется, я знаю, кому подарки будут нужны больше всего.

– В таком случае решено.

В этот момент по мановению его руки с угла стола поднялся завернутый в бумагу пакет и опустился прямо перед Джанелль.

– Как ты и просила.

Девочка улыбнулась еще шире, взяв сверток и осторожно открыв его. Нежный свет, которым вспыхнули сапфировые глаза, заставил отступить несколько веков одиночества.

– Ты великолепно выглядишь, Сэйтан!

Он нежно улыбнулся:

– Я делаю все, что в моих силах, чтобы услужить Леди. – Он поерзал в кресле. – Кстати говоря, тот камень, который ты просила продать…

– Денег хватило? – взволнованно спросила Джанелль. – Если нет, я…

– Их было более чем достаточно, ведьмочка. – Вспомнив выражение лица ювелира, которому он принес бриллиант на оценку, Повелитель с трудом сумел удержаться от смеха. – На самом деле осталось довольно много золотых марок. Я взял на себя смелость открыть счет на твое имя и положил туда остаток. Поэтому, если когда-нибудь тебе вдруг захочется что-то приобрести в Кэйлеере, тебе нужно будет только поставить свою подпись и попросить владельца магазина направить счет сюда, в Зал, и я рассчитаюсь с ним из твоих денег. Как по-твоему, это честно?

Джанелль широко усмехнулась, а Сэйтан горько пожалел, что не откусил себе вовремя язык. Только Тьма знает, что этому ребенку могло взбрести в голову. Что ж, ладно. В любом случае торговцы тоже намучаются с ней не меньше – и эта идея показалась Повелителю слишком забавной, чтобы отказываться от такого развлечения.

– Полагаю, если ты действительно хотела сделать необычный подарок, то всегда можешь раздобыть парочку соленых палочек для единорогов, – поддразнил он ее.

Сэйтан был до глубины души поражен затравленным выражением, тут же появившимся в ее глазах.

– Нет, – прошептала Джанелль, мертвенно побледнев. – Нет, только не соль.

Когда она ушла, Сэйтан еще долгое время сидел, глядя в пустоту и гадая, почему упоминание о соли могло так сильно расстроить девочку.

5. Кэйлеер

Дрейка шагнула в сторону, позволяя Сэйтану войти.

– Что ссскажешшь?

Тот только тихо присвистнул. Как и все комнаты в Цитадели, огромная спальня была вырезана в толще живой горы. Однако, в отличие от других комнат, включая и покои, некогда принадлежавшие Кассандре, стены здесь обрабатывались и полировались до тех пор, пока не сияли, как дымчатое черное стекло. Деревянные полы проглядывали из-под огромных, толстых ковров, расшитых красно-кремовыми узорами (такие могли привезти только из Дхаро, Края Кэйлеера, знаменитого своими традициями ткачества). Кровать из черного дерева с пологом спокойно могла бы вместить четверых. Остальная мебель – столы (письменные и прикроватные), книжные шкафы, буфет – была изготовлена из той же древесины. Здесь имелась отдельная гардеробная с кедровыми шкафами и своя ванная с огромной мраморной емкостью, выполненной из черного камня с красными прожилками, большой кабинкой для душа, двойной раковиной и туалетом в крошечной комнатке. По другую сторону спальни имелась дверь, ведущая в гостиную.

– Эти покои просто великолепны, Дрейка, – произнес Сэйтан, рассматривая всякие мелочи, разбросанные на столах, – несомненно, бесценные сокровища для юной девочки. Подцепив пальцем крышку на шкатулке, покрытой сложным узором из разных пород редкой древесины, он открыл ее и покачал головой, одновременно поразившись и развеселившись при виде содержимого. Он лениво поворошил найденное – маленькие перламутровые ракушки (очевидно, с очень и очень отдаленных пляжей), бриллианты, рубины, изумруды и сапфиры, которые для ребенка оставались лишь красивыми камешками. Закрыв шкатулку, Сэйтан обернулся, подняв одну бровь. В его глазах плескался смех.

Дрейка чуть приподняла плечи, изобразив пожатие:

– Ты бы предпочел, чтобы было по-другому?

– Нет. – Сэйтан огляделся. – Эта комната ей очень понравится. Это настоящее темное убежище, в котором она будет нуждаться все больше и больше по мере того, как идут годы.

– Не всссе убежжищща должжны быть темными, Повелитель. Комнаты, которые ты подарил ей, девочке тож-же нравятссся. – Впервые за все те годы, что Сэйтан знал ее, Дрейка улыбнулась. – Хочешшь, я опишшшу их тебе? Я сслышшала о них вполне доссстаточно.

Сэйтан отвел взгляд, чтобы Дрейка не заметила, как приятно ему это слышать.

– Я хочу показзать тебе подарок на Винсссоль, который я приготовила для нее, – произнесла Дрейка.

Она вышла в гардеробную и вернулась, держа тонкий рулон черной ткани, и развернула его на бархатном покрывале кровати.

– Что ссскажжешшь?

Сэйтан уставился на длинное черное платье. В горле стоял комок, который он никак не мог проглотить, а очертания комнаты внезапно расплылись, как в тумане. Он прикоснулся к черному паучьему шелку.

– Ее первое Вдовье платье, – хрипло произнес он. – Вот что она должна надеть на Винсоль. – Шелк проскользнул между пальцами, и Сэйтан отвернулся. – Она должна быть с нами.

– Да. Она должна быть со своей семьей.

– Она и будет со своей семьей, – горько отозвался Повелитель. – Она будет со своей бабушкой, матерью… и отцом.

– Нет, – мягко возразила Дрейка. – Не ссс отцом. Теперь, наконец, у нее есссть нассстоящщий отец.

Сэйтан сделал глубокий вдох:

– Я был самым холодным и бессердечным ублюдком, который когда-либо появлялся на свет в Королевствах. Что изменилось?

– Ты полюбил… дочь сссвоей душши. – Дрейка издала странный, тихий звук, который вполне мог оказаться смешком. – И ты никогда не был так ужж холоден, Сссэйтан, – куда ссстарательнее притворялсся…

– Можно было и пощадить мою гордость, позволяя сохранить кое-какие иллюзии.

– Ссс какой целью? Она поззволяет тебе оставатьсся холодным как лед?

– Она позволяет мне оставить при себе иллюзии, – тепло произнес Сэйтан, наслаждаясь ненавязчивым, спокойным спором. – Однако, – мрачно добавил он, – боюсь, она мне оставляет мало других радостей жизни. – Он вздохнул. На лице Повелителя появилось выражение веселья, смешанного с болью. – Я должен идти. Нужно еще побеседовать с парочкой обеспокоенных торговцев.

Дрейка проводила его к выходу.

– Прошшло ужже много лет ссс тех пор, как ты праз-здновал Винссоль. Но в этом году, когда зззажжгутсся черные сссвечи, ты будешшь пить кровавый ром и танцевать во ссславу Ведьмы.

– Да, – тихо согласился Сэйтан, вспомнив о платье из паучьего шелка. – Да, в этом году я буду танцевать.

6. Ад

Сэйтан набросил плащ на плечи. На полу его личного кабинета лежали шесть коробок, заполненных завернутыми в яркую бумагу подарками, которые Повелитель купил для килдру дьятэ. Поскольку дети так боялись взрослых, было невозможно даже узнать, сколько их на этом острове. Лучшим выходом Сэйтан счел просто купить по огромной коробке подарков для разных возрастных групп, а там Чар пусть сам разбирается, что кому отдать. Здесь были книги, игрушки, настольные игры и головоломки из всех частей Кэйлеера, в которые у Повелителя Ада был доступ. Если он и проявлял излишнее усердие в этом году, то только потому, что таким образом пытался заполнить растущую пустоту в сердце. Столько же подарков он бы хотел подарить Джанелль, но не мог! В Белдон Море не должно быть ни единого его следа, ни одной вещи, которая могла бы вызвать ненужные вопросы. Знания были единственным подарком, который она с радостью уносила с собой домой, в Террилль.

Он заставил коробки исчезнуть одну за другой, вышел из кабинета и, сев на Черный Ветер, отправился на остров килдру дьятэ.

Даже для Ада это было мрачное место – голые камни, песок, бесплодные поля. Здесь не росли даже те растения, которые встречались в Темном Королевстве повсеместно, животных почти не водилось. Он всегда гадал, почему Чар выбрал именно этот остров из десятка других, на которых жизнь была бы куда приятнее. Лишь Джанелль, сама того не зная, подсказала Сэйтану ответ на вопрос. Остров в своей дикости, опустошенности и серости был лишен иллюзий, какого-либо обмана. Даже яд там не имел сладкого привкуса, жестокость не прикрывалась шелками и кружевом. Она просто не смогла бы спрятаться здесь.

Он не спеша продвигался к скалистым утесам, служившим жалким укрытием детям, не стремившимся к роскоши. Наконец, оказавшись на плоской площадке, Сэйтан мысленно приготовился увидеть разбегающихся малышей, но неожиданно услышал смех – невинный, восхищенный смех. Он поплотнее завернулся в плащ, чтобы затеряться среди камней и подобраться поближе незамеченным. Было непривычно слышать, как они смеются…

Сэйтан осторожно обогнул последний булыжник и замер на месте, открыв рот.

В центре открытой площадки, «зала совета», как дети называли ее, стояла великолепная ель, и ее яркий цвет не приглушался вечным сумраком Ада. В ветвях сверкали яркие лучики света, словно радужные светлячки исполняли веселый танец. Чар и другие дети вешали сосульки – настоящие сосульки – на колючие лапы. Маленькие серебряные и золотые колокольчики задорно звенели, поскольку их то и дело задевали тонкие пальчики. Детей связывал смех и общая цель, на юных лицах сверкали воодушевление и радость, которых он никогда прежде не видел.

Но тут они заметили его и замерли, как маленькие детеныши, пойманные под лучами солнца. Еще мгновение – и они бы бросились врассыпную, но в этот момент Чар обернулся. Его глаза ярко сверкали. Он шагнул к Сэйтану и протянул руки в древнем приветственном жесте.

– Повелитель, – голос Чара звенел от гордости, – посмотрите, какое у нас дерево!

Сэйтан медленно двинулся вперед и положил руки поверх ладоней Чара, а затем рассмотрел дерево повнимательнее. По его щеке скатилась одинокая слеза, губы дрогнули.

– Ах, дети, – хрипло произнес он, – дерево действительно великолепное. И украсили вы его просто прекрасно.

Они застенчиво, робко улыбнулись ему.

Не подумав, Сэйтан крепко обнял Чара за плечи. Мальчик отпрянул было, но тут же взял себя в руки и неуверенно прижался к Повелителю, обхватив его руками за пояс.

– Ты ведь знаешь, кто подарил нам дерево, не так ли? – шепнул Чар.

– Да.

– Я никогда… большинство из нас никогда…

– Я знаю, Чар. – Сэйтан нежно сжал плечо мальчика и прочистил горло. – Они кажутся мне несколько скучноватыми… по сравнению с этим… но я принес подарки, которые вы сможете положить под дерево.

Чар провел рукой по лицу.

– Она сказала, что его хватит только на тринадцать дней Винсоля, но они все равно дольше не живут, верно?

– Ты совершенно прав, эти деревья дольше обычно не живут.

– Повелитель… – Чар помолчал, но все-таки продолжил: – Как?

Сэйтан нежно улыбнулся мальчику:

– Я не знаю. Она – само волшебство. Я всего лишь Верховный Князь. Как я могу объяснить волшебство?

Чар улыбнулся в ответ – как один мужчина другому.

Сэйтан призвал шесть коробок.

– Я оставлю их на твое усмотрение. – Один палец нежно погладил обожженную, почерневшую щеку мальчика. – Счастливого Винсоля, Предводитель. – Он отвернулся и быстрым, скользящим шагом направился к дороге.

Когда он миновал первый поворот, до него донеслись нестройные голоса детей. Со второй попытки они четко произнесли хором:

– Счастливого Винсоля, Повелитель!

Сэйтан с трудом подавил всхлип и поспешил вернуться в Ад.