Текст книги "Человек из Назарета"

– Нет, – покачал головой Иуда. – Я буду казначеем. Он помолчал и, обведя всех глазами, добавил: – Если мне, конечно, позволят.

– Ладно, будь им, – согласился Матфей. – В конце концов, я терпеть не могу иметь дела с деньгами.

– Мне так жаль, простите меня! – не унимался истекающий слезами Симон, ставший Петром.

– Ладно, жаль так жаль, – проговорил Симон-зелот. – А нет ли у вас, кстати, чего-нибудь поесть? Если предложите мне холодной рыбы и кусок хлеба, я не откажусь. С утра маковой росинки во рту не было.

Фома, который все время до этого молчал, крякнул и произнес:

– Когда я сказал, что, ну, дескать, мне есть чем заняться, я имел в виду, что, может, я мог бы уже продвигать эти дела – любовь и все такое прочее. Смотрите, нас теперь двенадцать, и можно подумать, ну, то есть пора бы уже по одному или по двое нам нести эти слова дальше, в народ. То есть, я хочу сказать, учитель, что нам хватит прятаться за твоей спиной, пока ты выращиваешь эти свои деревья, а мы только стоим и просто глазеем. Пора и нам заняться настоящим делом.

– Ты лжешь, Фома! – прорычал Малыш Иаков. – Ты просто хочешь соскочить. Я же вижу тебя насквозь. И все видят.

– А ты кто такой, чтобы называть меня лжецом? – возмутился Фома. – Хоть ты у нас тут самый большой, я таких, как ты, за завтраком парочку съем. И не подавлюсь.

– Вместо холодной рыбы, – вставил Симон-зелот.

– Лжет он или нет – неважно, – сказал Иисус. – Но говорит он дело. Пора вам идти в народ – в Галилее и даже за ее пределами – и нести благую весть.

Он улыбнулся, взглянув на Симона-зелота, который увлеченно поедал рыбу.

– Идите по четверкам. Потом разделитесь на пары, после чего пойдете уже по одному. Вам нужно научиться жить в одиночестве. Но быстро этого делать нельзя. Можете отправляться уже завтра. А почему бы и нет?

И он рассказал им, что делать и от чего нужно воздерживаться.

– Не нужно слишком увлекаться рассказом о чудесах, о волшебных излечениях, о прозревших слепых. Тот, кто не лицезрел чуда лично, всегда будет сомневаться. Зато семена правды прорастут в веках.

Петр, не глядя на Иисуса, пробормотал:

– Мне кажется, ты должен нам сказать, учитель, что у тебя на уме. Ты думаешь, наверное, что мы все уйдем, но вернемся не все, так? Но мы обязательно вернемся. И где нам тебя искать?

– Когда вы вернетесь, – ответил Иисус, – то легко сможете меня найти. Я продолжу проповедовать – молва и выведет вас на меня.

Он помолчал и продолжил:

– Если сила любви в вас не угаснет и приведет вас назад, знайте – любовь в вас жива. Ну что ж, пора нам укладываться, но перед тем как вы ляжете спать, я скажу вам кое-что еще. Проповедуйте просто. Те, кто вас будет слушать, – обычные люди. Рассказывайте им притчи, которым я вас научил. И, что важнее всего, учите их любить на примерах.

Волнение и страх еще долго не позволяли ученикам заснуть. Они лежали, слушая уханье сов и храп Симона-зелота, который во сне издавал звуки, подобные тем, что производит двуручная пила, вгрызающаяся в плоть ливанского кедра.

Глава 4

Нет особой нужды показывать вам, как работали ученики Иисуса. Достаточно сказать, что дело свое они знали. Так, Петр, проповедуя в городе Мататех, говорил собравшимся:

– Мне это видится следующим образом: дело не в евреях и не в римлянах. Не в сирийцах, не в самарянах и не в синезадых британцах, живущих в своей варварской Британии. Дело в самом человеке. Никто не сможет обустроить свою страну, пока не обустроит то, что у него есть внутри. Вам это понятно? Прежде всего, нужно прекратить ненавидеть друг друга. Ненавидеть римлян, ненавидеть собственную тещу, ненавидеть двоюродного брата жены. Нужно научиться терпеть друг друга, научиться любить.

Громкоголосый человек, стоявший в небольшой толпе возле рыбного рынка, спросил:

– Любить ублюдка, который готов переломать тебе ребра и отнять честно заработанные денежки? А как же справедливость? Если все станут любить друг друга, справедливости конец!

– Послушай, – отозвался Петр. – Я расскажу тебе историю. Жил некий человек, и засеял он целое поле пшеницы. А потом на него напал один из его врагов. Он был врагом хозяину поля, потому что задолжал ему денег и не отдавал. И он разбросал по всему полю сорняки – семена дикого щавеля, плевел и все такое прочее. И приходит к хозяину поля его работник, и говорит: как нам поступить? В поле сплошные сорняки, как мы будем убирать пшеницу? Нужно что-то делать! А хозяин говорит: не торопись, дождемся времени жатвы, и тогда легко отделим зерно от плевел. Зерно сложим в амбар, а сорняки сожжем. Нужно только подождать. Понимаешь ли ты смысл этой истории? До того дня, когда восторжествует справедливость, может пройти много времени, и нужно уметь ждать. Но этот день обязательно придет, и каждый получит то, что заслужил, – награду или наказание. И назовется этот день Судным днем. Но может ли человек утверждать, что способен судить по справедливости? Насколько вы доверяете тем ублюдкам, что нарекли себя судьями? Оставьте вершить справедливость Господу, который один знает об этом все. Никто из грешников не ускользнет от кары Господней, но каждый праведник будет вознагражден. Вы же любите друг друга, а заботу о справедливости оставьте Богу.

Варфоломей, владевший искусством врачевания, получил хороший прием в Тапуахе, Тахриме, Тамаре, Чуме и Эсколите. В последнем из названных городов, например, во время его проповеди по полу стал кататься, извиваясь, эпилептик. Варфоломей не растерялся и тотчас же, как начался припадок, велел:

– Суньте ему кусок дерева меж зубов. Так он не откусит себе язык. А теперь сядьте и подождите. Скоро все будет хорошо. Обязательно будет хорошо, увидите.

И все увидели. Варфоломей же сказал:

– Насколько же легко мы опознаем болезни тела! Потертости, пузыри, хромоту, судороги. Но те болезни, что укоренились в наших душах, распознать не так просто. А они есть, и единственное против них средство – это любовь. Если хотите, можете надо мной смеяться. Я не так опытен в лечении болезней, против которых не помогают ни микстуры, ни мази, а потому к вашему веселью я отнесусь с пониманием. Но я знаю то, чего не знают любители посмеяться. Любовь, и только любовь способна лечить душу. Это – непростое лекарство, и нужно научиться его готовить. Но мы должны попытаться это сделать. Например, нам нужно полюбить своих врагов. Но как? Представьте, что ваша левая рука вывихнута, покрыта ранами и волдырями, и вы места себе не находите от боли. Вы ее ненавидите. Вы ненавидите ее. Но ведь ваша рука – это часть вашего тела, часть вашей сущности. Насколько же искренна ваша ненависть? Вы же хотите вылечить руку, сделать так, чтобы она не болела, не причиняла вам страданий, верно? И, конечно же, вы никому не дадите ее отрезать. Так вот, человечество – это одно большое тело, а ваш враг – тот самый, что мучает вас, терзает, иссушает ненавистью, – он такая же часть этого тела, как и вы. Он с вами одной крови, одной плоти, одних мыслей. Он делает вам больно, да, но как вы можете его ненавидеть? Ведь он – это вы!

Иуда Искариот как учитель был не слишком популярен. Виною тому, как ни странно, его ученость, которая прорывалась наружу через мудреные слова, которые он иногда употреблял, в том, как он оценивал те или иные события и поступки, как тонко их анализировал. Тем не менее он нашел благодарных слушателей среди особой группы людей, живших в Моахе. Это были люди уважаемые, философского склада, озабоченные будущим Израиля, ненавидевшие иностранцев, – но совсем не так, как зелоты. Иуду Искариота пригласили в дом Иехоаша, весьма эрудированного книжника, который жил в огромном унаследованном поместье, приносившем изрядный доход. Там присутствовали еще замечательные господа того же толка: Иехорам, вывозивший вино из Италии и Греции, а также строитель Ахазия, который, как оказалось, знал еще отца Иуды Искариота.

Сидя с тонкой работы кубком, где рдело самое изысканное из всех итальянских сортов вино, глядя на садящееся за горизонт солнце и слушая потрескивание сверчков, Иуда Искариот говорил:

– Он именно тот, о ком говорится в Писании. У меня нет в этом никаких сомнений. А свидетельств я видел и слышал предостаточно.

– Чудеса? – спросил Ахазия, погладив свою пегую бороду.

– Чудеса – это лишь часть того, что он делает, причем не главная. Как он говорит, чудеса не могут быть надежным основанием веры, поскольку вера принадлежит вечности, а чудеса – истории, а потому суть их и форма могут быть легко искажены историком. Допустим, ты излечил человека от лихорадки, а твой восторженный хроникер преподнесет это так, будто ты поднял человека из мертвых. Идеи, доктрины – вот в чем его сила. И они гораздо важнее чудес. А еще огромный авторитет, исключительное спокойствие и уверенность в себе, терпение; ум, причем высочайшего качества. Но истинное свидетельство того, что это именно он, состоит в том, что он рожден властвовать, и тем не менее отказывается от завоевания власти.

– Ты хочешь сказать, – уточнил худощавый, с острым взором, почти безбородый Иехоаш, – от завоевания власти, как это дело понимают зелоты: окровавленный вождь врывается во дворец со словами Писания на устах и свергает старого царя?

– Ну да! – отозвался Иуда. – Эти идиоты считают, что могут разрушить империю.

Иехорам, бывший родом из северной Галилеи, несколько растягивал слова, но звучало это совсем не противно. Он сказал:

– Я думаю, они даже не подозревают, что такая вещь, как империя, существует. Они думают, чтобы захватить власть, им нужно убить пару чиновников да сотню наемников.

– Но мы-то с вами понимаем, когда римская сила и власть придут в упадок, виновен в этом будет не Израиль. Упадок придет изнутри Римской империи. Но это произойдет не скоро. Пока же мы должны признать, что Римская империя существует и что разрушить ее и уничтожить пока не удастся никому. А нам нужен царь – один на весь Израиль. И этим царем должен быть именно Иисус.

– Но ты же говоришь, что он отказывается от власти, – сказал Ахазия.

– Я слышал, как он это делает, – кивнул Иуда. – Но власть ему предлагали зелоты, вот в чем дело. Если же власть ему предложит Высший религиозный совет Израиля, он не сможет отказаться. И как только совет поближе познакомится с его доктриной…

– И узнает о чудесах, которые он совершает, – вставил Ахазия.

– Кстати, его чудеса могут быть и аргументом в переговорах с Римом. Мы скажем: оставьте нас в покое, как вы это делали во времена Ирода Великого, ибо у нас есть царь неоспоримых достоинств, сын дома Давидова. Он проповедует любовь, он не знает слова враг и не питает недобрых чувств по отношению к кесарю. И со временем римляне смогут вывести из Израиля свои легионы.

– А как насчет сборщиков налогов? – ухмыльнулся Иехорам.

– Римлянам, – покачал головой Ахазия, – нужны гарнизоны в Израиле. Это же восточный фланг их империи.

– Я много читал про римлян, – сказал Иуда Искариот. – Они больше боятся угроз с севера, чем с востока. Все меняется. Государство, построенное на принципах любви и терпимости… Это было бы по-настоящему мирное, умиротворенное государство. А римляне могли бы держать свои легионы в Сирии. Израиль, или, как они его называют, Палестина, не станет им шипом в боку. Кстати, Израиль переживет империю. Ему незачем гибнуть вместе с ней. Суть учения Иисуса может быть выражена так: это единство Израиля под эгидой Нового закона, который не отменяет, но исполняет Старый закон, одновременно освобождаясь от его грубости, от его ненужных дурацких запретов, присущего ему страха женщины, дурацкого культа субботы.

– Всем, кому только мог, – сказал Ахазия, – ты сказал, что принадлежал к фарисеям. Это, кстати, становится ясно, как только ты начинаешь говорить. Ты ненавидишь и презираешь свое прошлое, причем яростно. Но если и ты, и все мы, здесь собравшиеся, свободны от присущего фарисеям лицемерия, мы не должны забывать, что в Верховном религиозном совете достаточно фарисеев.

– И садуккеев, которых тоже не так-то просто сдвинуть с места, – добавил Иехорам.

– Но они ведь тоже ждали Мессию, – сказал Иуда. – И вот, Мессия грядет. Причем есть знаки от Бога, не менее ясные, чем те, что были явлены фараону египетскому во времена Моисея. Как они могут отрицать эти знаки? Не смогут они отрицать и его учение, замешанное на идеях любви и терпимости.

– И что же, самаряне тоже станут частью народа Израилева? – спросил Иехоаш. – Израильтяне к этому пока не готовы.

– Готовы! Причем уже тысячи и тысячи! – горячо возразил Иуда. – И трон готов для того, кто будет царем среди священников и священником среди царей. Правда, он станет править не так, как это было при царях, исповедовавших Старый закон. Править в царстве любви будет сама любовь.

Иехоаш, ласково улыбаясь, покачал головой.

– Мне нравится твой юношеский идеализм, мой мальчик! – сказал он. – Меня восхищает твоя невинность. Но если ты последуешь моему совету и вновь перечитаешь свои книжки по истории, то увидишь, какую дурную роль невинность играет в нашем мире. Ну не может ягненок говорить, как нежно он любит волка и как им приятно находиться вместе. Волк все равно его сожрет.

– Но, – громко воскликнул Иуда Искариот, – у нас же есть Священное Писание, а там ясно сказано, что явится царь, который принесет нам мир. Неужели мы станем отрицать эту святую книгу и само слово Господа нашего?

Ахазия прокашлялся, после чего сказал:

– Если сказанное в Писании сбылось, в нем уже нет необходимости – оно сделало свою работу. И в некотором смысле оно перестает быть Священным Писанием. Но народ Израиля хлебом не корми – дай возможность поклоняться Писанию. Понимаете, о чем речь? Осуществление сказанного в Писании обязательно должно быть отнесено в будущее, в завтра. А завтра, как известно, никогда не наступит – как только оно наступает, оно превращается в сегодня.

– Предполагается, что мы должны ждать Мессию вечно, – сказал Иехорам, – но мы никогда его не дождемся. Это – официальная точка зрения. Синедриону вряд ли понравится идея живого, реального Мессии. Римляне наделили Синедрион правом осуществлять свою власть в духовной сфере, и вряд ли те откажутся от своих полномочий. Невинность – отличная вещь, но обязательно чреватая разочарованиями. Хотя, конечно, мы не хотели тебя разочаровывать.

– И когда начинается вся эта история с возведением на престол? – спросил Иехоаш.

– Как только мы закончим с проповедями и вернемся к нему, – ответил Иуда.

– Ну что ж, – покачал головой Ахазия, – надеюсь, что простой народ ты сможешь убедить. Со мной тебе не повезло.

Иуда Искариот посмотрел на него, пожал плечами, после чего улыбнулся, хотя и несколько криво. Допил вино и сказал:

– Он тебя убедит. В этом я уверен.

Тем временем у Иоанна в Назарете дела шли очень хорошо. Основным качеством этого привлекательного молодого человека была вежливая скромность, граничащая с застенчивостью. Его громкий голос странным образом сочетался с некой неуверенностью интонаций, сквозившей в речи, когда он произносил свои проповеди. Говорил же он следующее:

– Я знаю, что у вас есть работа. Кто-то обязан следить за овцами и коровами, кто-то – плести корзины, готовить еду; и с моей стороны было бы большой наглостью отвлекать вас от ваших дел больше, чем на то время, за которое ваши сердца ударят по сто раз подряд. Но позвольте мне передать вам послание моего учителя, такого же назарянина, как и вы. Суть его в следующем: мы должны научиться любить. Любить ближнего своего, любить даже врагов своих. И это послание исходит не от какого-нибудь безумного проповедника, которого отвергли все синагоги. Оно исходит от самого Господа, нашего Небесного Отца. Я вижу, кое-кто из собравшихся начинает роптать. Кое-кто помнит самого Иисуса, Иисуса из Назарета. Этот самый город был благословлен тем, что именно здесь зачали Мессию, хотя вы отвергли его и забросали камнями в самом начале его миссии. Меня, кстати, тоже забрасывали камнями. Но теперь все города Галилеи внимают его учению…

Мария, мать Иисуса, жила одна. Она была красива красотой взрослой, уже зрелой женщины, и многие к ней сватались, хотя она всех и отвергала. Теперь же она сидела перед домом и пряла свою пряжу, когда к ней подошел булочник Иоафам и сообщил, что некий Иоанн проповедует в городе от имени ее сына.

– Сам-то он не пришел, – сказал Иоафам. – Наверное, не уверен в том, какой прием ему здесь окажут. Поэтому и послал проповедовать вместо себя какого-то молодца невнятного.

Мария отложила пряжу.

– Где он? В синагоге?

– Нет, на окраине города.

Когда Мария добралась до места, где проповедовал Иоанн, она услышала его слова:

– Я не думаю, что если он вернется, то вы, назаряне, забросаете его камнями. Нет! Вы слишком много слышали о чудесах, что он совершил. Ибо семя набухает, а дерево растет, и мысль о Царствии Небесном наполняет многие сердца чистой радостью. Возлюбите Господа своего – об этом мне не нужно вам говорить. Но возлюбите и ближних своих, делайте добро ненавидящим вас – вот суть нового учения. Это непросто – любить тех, кто тебя ненавидит, но это – единственный путь к радости и блаженству.

Когда Мария подошла к толпе, люди расступились, чтобы дать ей проход, а сами вежливыми поклонами и жестами, совершенно нетипичными для жителей Назарета, дали понять Иоанну, сколь высоко они ценят его слова, после чего разошлись, чтобы дать возможность Марии поговорить с учеником ее сына. Когда же Иоанн и Мария остались одни, она спросила:

– Как он?

– Все хорошо, – ответил Иоанн. – Похудел, но сил не потерял. Загорел на солнце. И ты должна знать, сколько людей любит его, и как ценят они то, что он говорит.

– Но многие и ненавидят! – покачала головой Мария. – Я боюсь за него. Мы встретимся в Иерусалиме?

– Да, на Песах. И не бойся за него. У него есть двенадцать сильных друзей.

– И бесчисленное количество врагов, – сказала Мария.

И она пригласила его к себе домой – поесть и отдохнуть.

У меня нет никакого желания принимать на веру некоторые до сих пор ходящие слухи о том, что Иоанн, этот молодой и полный сил человек, был увлечен красотой матери своего учителя и начал со всей присущей ему скромностью за ней ухаживать. То, что об этом рассказывают, немыслимо! И чтобы навсегда покончить с этими скандальными сплетнями, перенесемся во дворец Ирода-тетрарха, где об Иисусе шла речь в царственной постели. В постели лежали царь и царица, разделенные тем, что можно назвать обоюдоострым мечом: со стороны Ирода – полное нежелание (а, может, и неспособность) исполнить супружеские обязанности, со стороны Иродиады – ненависть к мужу, от которого ей нужно лишь одно – власть.

Иродиада сказала:

– Какая нелепица! Теперь нам нужна защита от собственной стражи. Этот Иисус и эти его зелоты…

– Нет, моя дорогая! – возразил Ирод. – Ты все неправильно понимаешь. Зелоты – это одно, а Иисус – совсем другое, хотя они в один голос критикуют нас за то, что называют развратом, и также за инцест. Кстати, я действительно обязан отправить тебя назад к Филиппу, хотя и не уверен, что он тебя теперь узнает. Он вообще сейчас мало кого узнает. Пьет беспробудно. А жаль. У него были кое-какие способности правителя.

– Вернуться к Филиппу? – возмутилась Иродиада. – Вот уж нет! К тому же есть решение всех наших проблем. Иоанн говорил, что за ним идет этот, новый. А за этим никого нет! То есть на этот раз мы можем покончить с ними раз и навсегда.

– Еще один мешок с окровавленной головой? Никогда! Того, что произошло, я тебе никогда не прощу. Хотя, признаться, этим делом ты помогла мне обрести в определенных кругах репутацию сильного человека и правителя. Жизнь полна неожиданностей, моя дорогая. Что же касается этого Иисуса, довольно будет, если мы прогоним его из Галилеи в Иудею. Тогда он станет заботой римского прокуратора. Хотя, если подумать, зачем это нужно делать? Он же проповедует праведность и любовь, в том числе и к врагам. А ты, моя дорогая, которая, как никто, далека и от праведности, и от любви к кому бы то ни было…

– Что, мой господин?

– Не обращай внимания. Я думаю, нам нужно заполучить его сюда. Меня последнее время беспокоит вот эта шишка в паху. Мне очень жаль, что я говорю в твоем присутствии о таких интимных вещах, но мои врачи все как один только качают головами. А этот Иисус – он же лечит людей, верно? Слепые у него прозревают, хромые начинают бегать наперегонки. Нужно его пригласить. Пусть посмотрит мой пах и, если захочет, прочитает проповедь перед какой-нибудь маленькой компанией наших людей, только таких, которых его проповедь не сможет затронуть. Ну, например, перед тобой, моя дорогая. И пусть заодно сотворит какое-нибудь чудо. Как? Ты согласна?

И никто – ни Ирод, ни его супруга, ни охрана дворца – не знали, что ранним утром маленькая Саломея выскользнула на улицу и отправилась прочь, чтобы присоединиться к группе женщин, которые нашли пристанище в Цемере, небольшом торговом городке около Назарета. Женщины были последовательницами Иисуса, и среди них находилась Мария Магдалина, бывшая когда-то блудницей. Трудно найти слова, чтобы описать, какое потрясение пережила Саломея, когда осознала, какой страшный грех совершила, и теперь в ней шла напряженная работа. Она не знала, к чему это все приведет, но она прекрасно понимала, что танец перед Иродом был ее последним публичным выступлением в этом жанре.