Текст книги "Битва за землю"

6 ДЖОАНА

– Да плевать я хотела, кого там арестовали! Долго ты мне ещё будешь мозг выносить! Я итак уже, на хрен, четыре дня почти не сплю!

Для Джоаны было привычным делом разговаривать со своим начальником в резкой и грубой форме, особенно сейчас, когда они говорили по телефону. Это вполне соответствовало её характеру. Главный редактор – Марко Кастелацци, уже привык к столь буйному нраву своего лучшего работника. Таких корреспондентов как Джоана, у него не было ни разу за всю карьеру. Она не только была превосходным военным корреспондентом, но и в принципе вела первоклассные репортажи на любую тему и могла подменить кого угодно из коллег. И потом, она бегло говорила на пяти иностранных языках, что позволяло ей свободно передвигаться практически по всему миру.

– Меня ноги еле держат! Да если бы вместо этого меня круглые сутки трахали, я бы и то была намного бодрее!

Марко приходилось терпеть импульсивный характер Джоаны, но при этом он себя тоже не ограничивал в выборе слов:

– Вот вернёшься, тогда и трахайся с кем хочешь, и сколько хочешь! Хоть оргию устраивай! Можешь хоть ноги не сдвигать! Мне насрать!

Джоана убрала мобильник от уха, гневно посмотрела на экран и закричала в микрофон изо всех сил:

– В ЖОПУ!

На обочине стоял красный седан, который принадлежал оператору по имени Пабло. Ему было тридцать два года, метр восемьдесят, сдержанный уравновешенный характер и абсолютный блеск на голове. Пабло был полной противоположностью Джоаны. Он почти не переживал, предпочитая просто адаптироваться к обстоятельствам, как бы резко они не менялись. Джоана делала то же самое, но перед этим обязательно изрядно психовала. В их тандеме верховодила Джоана. И не потому, что формально Пабло должен был выполнять её распоряжения, а хотя бы по той причине, что с Джоаной другого варианта быть не может. Особенно если учесть, что она даже своего шефа регулярно и красноречиво посылает по всем непристойным адресам и во все труднодоступные отверстия.

Облокотившись об открытую дверь на обочине в пригороде Рима Пабло спросил, бросив свой безмятежный взгляд на Джоану через солнцезащитные очки:

– Ну что?

Через силу, не громко, но нервозно, Джоана вымолвила:

– Едем обратно.

– Куда на этот раз?

После секундной паузы Джоана ответила обессиленным голосом:

– В Боливию.

Она вернулась на переднее пассажирское сидение, и они с Пабло поехали обратно в аэропорт, откуда прямым рейсом полетели в Боливию снимать репортаж о неудавшемся военном перевороте.

И для Джоаны, и для Пабло, эта поездка запомнилась больше остальных. После приземления в аэропорту они два проклятых часа искали автомобиль, чтобы добраться до владений главаря одного из крупнейших и самых влиятельных наркокартелей планеты Эммануэля Лопеса, который, собственно, и спонсировал организацию переворота. Единственный среди наркобаронов, который мог бы потягаться с Лопесом по части влияния – Агилар Хименез.

Всё, что им удалось откапать за два часа поисков – старый полуразваленный пикап с коррозией по всему кузову. Водителем был сорока девяти летний Хосе Мальдонадо. Хосе был вполне доброжелательным и забавным мужичком. Он был приветливым и настолько открыт в общении, что всю дорогу его рот не умолкал. Он не взял с Джоаны и Пабло ни единого цента, а просто согласился любезно подвести двух иностранцев. Да и вообще ему всегда было безумно интересно поболтать с иностранцами, хотя он так активно чесал языком, что вставить слово было задачей проблематичной. Судя по его животу кризис, от которого сильно потряхивало национальную экономику, был ему ни по чём. Он был очень габаритным, и весил килограммов сто двадцать. Его живот почти касался руля, а рубашки всегда носил расстёгнутыми, обнажая майку из-за невыносимой жары… да и объём талии не позволял краям рубашки состыковаться. Он никогда не снимал кепку, из-под которой выпячивали длинные кудри, а на лице просматривалась заметная щетина, а из-под щетины обвисал второй подбородок. Хосе держал ферму неподалёку от пригорода Сукре – столицы Боливии. Поголовье на ферме насчитывало около четырёх сотен кур. В тот день он отвозил партию своих питомцев в город на петушиные бои. Девять из двенадцати петухов выиграли поединки и Хосе стал богаче ровно на четыре тысячи американских долларов. Из-за большого потока иностранцев, среди которых по городу ошивались в основном журналисты и искатели недорогих курортных зон, которые всегда проезжали транзитом через столицу, доллар стали использовать в обращении ни реже, чем национальный боливиано. В багажнике пикапа Хосе вёз двенадцать клеток, в каждой из которых сидело по одному петуху. Всю дорогу в салон кузова доносилось их громкое кукареканье и кудахтанье, которые становились громче при каждом проезжавшем мимо автомобиле и каждой ощутимой кочкой. Для этих драчунов у Хосе был отдельный загон.

– … а вообще у нас в пригороде много славных местечек – продолжал трещать Хосе. – Через пару кварталов вы увидите виллу с красным забором, так вот это местное кафе. Оно очень просторное, люди там приветливые и весёлые. Хозяин, Клаудио – славный парень. И кухня там бесподобная. Словом, вечера там проходят весело и мирно. Ну если только не считать убийство мексиканского посла в прошлом месяце.

– Там убили посла? – с глубоким удивлением выдал Пабло, сидевший у окна, а между ним и Хосе протиснулась миниатюрная Джоана.

– Да. Племянник Лопеса выпустил в него шесть пуль из револьвера.

– А за что он его?

– Да, никто толком не знает. Мало ли какие у них там между собой разборки.

– И сколько лет он получил?

– Лет? – усмехнулся Хосе. – Вы задаёте неправильные вопросы, друг мой. На него даже дело не заводили.

– Племянник Лопеса убил крупного чиновника на глазах у толпы свидетелей, и ему ничего за это не было?

– А что ему будет? Начальник полиции – кузен старшего зятя Лопеса. Кому есть дело до очередного убитого мексиканца. Если здесь в кого-то палят – то по делу. Так что дело житейское.

И так всю дорогу Хосе знакомил их с экстремальным образом жизни в Сукре. Он любезно предложил Джоане и Пабло остановиться у него. Хосе имел большой двухэтажный дом с двумя балконами на верхнем этаже с обеих сторон и верандой на первом. От цоколя в землю уходил глубокий подвал, в котором Хосе хранил восемьдесят три бочки красного и тридцать пять белого вина собственного приготовления. Каждый вечер сидя на веранде, расположившись на шезлонге и провожая на закате пылкое угасающее латиноамериканское солнце, они проводили время с бокалом… бокалами вина в руках, испытывая этот прелестный аромат отменного натурального вина, которым их угощал Хосе. Ввиду этого обстоятельства та командировка для Джоаны и Пабло стала самой весёлой. В один из таких вечеров Джоана перебрала так, что её начало уносить в размышления о том, насколько вся мировая внешняя политика стала грязной. Вот и эта командировка даёт лишний раз убедиться в том, что вся эта суета с принятием новых законов самая простая показуха. Если правящая власть боится и не в состоянии подавить главную угрозу для общества, то грош цена таким политиканам. Потому что эта угроза потом ещё может прийти к власти, и сделает это любым, даже самым незаконным путём. Тогда наступает жёсткая диктатура, за ней следует деспотизм, после чего всё обрастает анархией, всё это отбрасывает на многие годы в прошлое и человечество топчется на месте, потому что кто-то только чешет языком и плюёт на открытые и самые явные угрозы для своего народа. Устроить переворот – дело не мудрое. Главное – были бы на это деньги, и совсем не важно насколько они грязные. А когда у тебя есть большой авторитет в преступном мире, то… В политике чистого ничего не осталось кроме белых рубашек чиновников – таковы были слова Джоаны. В результате она пришла к выводу, что современная политика ничем не отличается от банальной хитрожопости, а политические элиты – это такие же аферисты, как и те, кто мотает срок в пропитанной сыростью с рассыпающейся штукатуркой тюремной камере.

Хосе познакомил их со своей семьёй. Он был женат на весьма привлекательной сорока трёх летней боливийке по имени Аннета. Они растили двух сыновей и дочку. Семья оказалась такой же радушной, как и её глава. Их постоянно приглашали за стол, который всегда был полон вкусной и экзотической для европейцев пищи.

На следующий день Джоана с Пабло отправились к владениям Эммануэля Лопеса, который тем временем дожидался суда в камере полицейского участка. Для поездки Хосе одолжил им ключи от своего белого универсала, который служил выходным, а сам отправился в город на рабочем пикапе.

– Главное не поворачивайте налево, когда доберётесь до развязки – инструктировал Хосе. – Там непроходимое болото.

Спустя полтора часа, блуждая по закоулкам южного пригорода Сукре, они домчали до дворца Эммануэля Лопеса, когда до прямого включения ещё оставалось сорок две минуты. Это был во истину дворец. Владения Эммануэля Лопеса располагались за громадным железобетонным забором по середине центральной улицы посёлка под названием «Libertad» (исп. – Свобода). Это был элитный посёлок с живописной природой и невероятно качественными дорогами для здешних мест. В посёлке проживали исключительно состоятельные семьи, впрочем, каждая из них прямо или косвенно имела связи с преступным миром – наркокартели, контрабандисты, наёмные убийцы, коррумпированные чиновники высшего разряда, сутенёры из востребованных борделей, расхитители государственной собственности и прочие элиты криминальных кругов. Дом Лопеса был самым заметным в поселении, как и его охрана, которая с автоматами разгуливала вокруг дома, плавательного бассейна и по периметру трёхметрового забора. Теперь они были вынуждены обеспечивать безопасность членов семьи Лопеса, но не его самого. Его… а точнее ОТ НЕГО, стерегли четыре сержанта в блоке временного заключения для тех, кто дожидался начала судебного процесса. Ещё двое блюстителей закона стояли у входа в отсек с камерами. Помимо двенадцати полицейских, расставленных по периметру здания, на крыше располагались ещё четыре снайпера – по одному в каждом направлении: север, юг, запад, восток. Президент страны велел охранять мерзавца, как Мисс Боливию, чтобы потом поиметь эту «мисс» во все щели. В течение суток за ним должен был приехать полицейский кортеж, чтобы перевезти его из полицейского участка в центральную городскую тюрьму.

Объектив камеры в руках Пабло, как и ещё сотни других журналистов, съехавшихся со всего мира, охватил дом Лопеса, немного забора и эффектную молодую брюнетку, готовую к харизматичной речи в прямом эфире – Джоану. Когда репортаж подошёл к концу и пришло время прощаться с коллегами, она произнесла:

– … Джоана Гроссо, Пабло Монтелла. Сукре, Боливия. Специально для телекомпании «La Roma».

Они вернулись домой к Хосе. По его просьбе они задержались ещё на два дня, тем более, что аэропорт временно закрыли. На второй день они поблагодарили Хосе и его семью за гостеприимство, а после он отвёз их в аэропорт, откуда они сели на рейс до Ла-Паса.

К тому моменту обстановка в Ла-Пасе не сильно, но успокоилась. Полиция убрала ограждения с нескольких путей и журналистов начали подпускать к Дворцу Кемадо88
  Резиденция президента Боливии


[Закрыть]. Оставив вещи в своём номере одного из отелей, они взяли такси до района, где располагался Дворец Кемадо. Вокруг царили последствия невероятного погрома. Разбитые витрины, перевёрнутые автомобили, сожжённые наполовину флаги с изображением символики, порочащей образ нынешней боливийской власти. Повсюду в глаза бросались осколки разбитых стёкол, гильзы разного калибра. На некоторых зданиях наблюдались следы копоти от автомобильных шин, которые поджигали в день, когда страну едва не охватила революция. Перед фасадом Дворца Кемадо корреспондентов было в разы больше, нежели перед домом Лопеса. Как и на Джоане с Пабло, на всех журналистах были одеты бронежилеты и каски с надписью «PRESS». По некоторым данным силовые структуры Боливии были уверены в том, что среди участников несостоявшегося переворота была лишь малая часть военных, предавших свою страну. Большинством из них являлись подручными Лопеса. Наркокартель имел в своём распоряжении огромные ресурсы, из-за чего властями не исключалась повторная попытка произвести штурм Дворца Кемадо и свергнуть президента. В связи с этим министр внутренних дел призывал граждан и приезжих соблюдать максимальные меры предосторожности. Поэтому бронежилеты имели практическую необходимость. После столь колоссального погрома обстановка для тотальной преступности была более, чем благоприятной, что лишний раз заставляло быть готовым к экстремальной ситуации. Ежедневно в полицейские участки поступали многочисленные заявления о беспорядочных грабежах магазинов бытовой техники и супермаркетов. Каждый день в больницы поступали пациенты с огнестрельными, колотыми, режущими и тупыми ранениями. Грабежи, перестрелки, убийства, потасовки, насилие и изнасилования – всего этого хватало в изобилии. Город изрядно потряхивало.

После того, как репортаж был завершён, итальянская пресса вернулась в отель. Пабло решил откинуться на кровати перед телевизором, а Джоана приняла душ и отправилась на поиски чего-нибудь, чем можно было бы отполировать мозги, которые уже кипели от работы. Ей хотелось просто напиться, а потом вернуться в номер, лечь в мягкую постель и потерять наконец сознание до следующего полудня.

В отеле не оказалось ни капли спиртного. Как не вовремя. Джоана взяла такси и поехала в ближайший работающий бар, который находился в девяти кварталах от отеля. Большинство владельцев баров, супермаркетов и ресторанов не рисковали открываться в столь напряжённое время, особенно в позднее время суток. Все стремились избежать убытков из-за возможного погрома внутри или вблизи своего заведения. Так планировали поступить все представители малого бизнеса, но некоторые не устояли перед соблазном воспользоваться отсутствием большинства конкурентов и сорвать огромную выручку, которая превышала бы повседневную в разы.

Иностранных журналистов удивило то, что власти не ввели комендантский час. Но Джоане это было только на руку.

Вот и в этом баре под названием «Адская рюмка», куда зарулила Джоана, от посетителей не было отбоя. Перед баром стояла куча народа, которому хотелось напиться и развлечься. Последнее делали не обязательно на шёлковых простынях. В Ла-Пасе половому акту могли придаться хоть на грязной крышке унитаза, хоть за углом бара, чтобы далеко не ходить.

Едва освободился один стул за барной стойкой, как Джоана его заняла. К ней подошёл хорошо загорелый бармен лет сорока с короткой наполовину седой стрижкой.

– Пиво, то, что покрепче.

Весьма вежливый бармен поставил на стойку открытую бутылку тёмного хмельного напитка.

В заведении было полно молоденьких и привлекательных девушек. Но Джоана имела настолько отпадные лицо и фигуру, что почти все три десятка боливийских красавиц ушли в небытие из поля зрения сильной половины клиентуры.

После трёх глотков к Джоане подошли двое местных парней подозрительной наружности, со шрамами на лице и татуировками на руках и шее. Любая другая девушка на её месте запаниковала бы, и начала готовиться к худшему. Но Джоана! Она могла не только бросаться отборным матом на шести разных языках. Знали бы эти пареньки, что скрывалось за привлекательной оболочкой этой итальянки. Что кроится за этим смазливым личиком.

– Вам никогда не говорили, что вы очень эротично пьёте из горла?

Джоана сделала вид, что не слышала этого. Она продолжила пить, как и до этого, а её глаза смотрели куда-то вперёд на полки с напитками и чистыми бокалами.

– Почти как в кино для взрослых.

Теперь она решила поддержать разговор, но сделала она это в форме наезда:

– Слушай, Хулио…

– Кто сказал, что меня зовут Хулио?

– Плевать я хотела на твоё имя и погоняло. Если хочешь продолжать оставаться мужиком во всех смыслах, возьми свои причиндалы и потеряйся где-нибудь, чтобы я тебя не видела.

– А не то что? – спросил нахальный боливиец, приблизившись к ней ещё на пару сантиметров, что было очень заметно на таком коротком расстоянии.

– А не то мастурбировать будет не чем.

Те посетители, которым посчастливилось услышать эти слова, начинали ликовать, а кто-то в конце барной стойки даже зааплодировал, награждая бурными овациями смелую итальянку.

Неизвестно как, но в ней узнали журналистку.

– А рот у тебя большой. Микрофон держать умеешь, из бутылки сосёшь тоже отлично. Значит и к мужским стволам долго привыкать не придётся.

– Знаешь, ты абсолютно прав. Только вот, боюсь, твой размер не соответствует моим запросам. Но, – поднеся горло бутылки к губам, Джоана продолжила – если снимешь второсортную шлюху, и заплатишь порядочно, ТО… МОЖЕТ БЫТЬ она закроет глаза на то недоразумение, которое перед ней вывалится.

После того, как ей в настойчивой форме предложили пройти и прокатиться с ветерком на красном кабриолете (вековой давности, и вовсе не на кабриолете), а также после слов «А ты строптивая сука», она сделала ещё один глоток пива из стеклянной бутылки, после чего разбила её в дребезги о висок того хама, который дерзил ей словесно. Затем, крепко ухватившись за горлышко того, что осталось от бутылки, она резким движением прошлась острым концом по лицу второго, добавив ещё парочку шрамов. Первый на этот счёт мог не беспокоиться. Каким бы кровоточащим не было ранение на голове, а в его случае это были обильные багровые потоки, ему было плевать на шрамы, которые останутся. Его больше беспокоили физические потери. А таких потерь он понёс аж целых две, по форме как куриные, только чуть меньше. Крутая бесстрашная итальянка несколько раз засадила ему по паху острым концом бутылочной горловины.

Да. С назначением Джоаны на должность военного корреспондента главный редактор определённо не прогадал. Она без труда прошла профессиональную подготовку к работе журналистов в горячих точках. Даже лейтенант, работавший инструктором на подготовке журналистов, был удивлён тому, насколько быстро и легко по сравнению с остальными Джоана приспосабливалась к жёстким условиям.

В тот день все мужики, которые находились в баре, а познакомиться с Джоаной хотели бы все они, тесно сдвинули ноги и поплотнее прикрыли свои самые чувствительные места, от греха подальше. Перед ними находилась не просто строптивая, а воистину безбашенная девушка без комплексов, которой всё что было нужно – просто напиться в хлам.

Бармен оказался очень вежливым и порядочным парнем. Он поставил перед Джоаной ещё одну бутылку, на этот раз с ромом, и сказал:

– Сеньорита, это за счёт заведения.

Он явно был восхищён смелостью иностранки.

Джоана убрала волосы назад, которые частично прикрыли её лицо, пока она метелила двух латиносов, и искренне поблагодарила бармена:

– Спасибо сеньор, но не стоило.

– Нет-нет. Я настаиваю. Такую посетительницу, как вы, обслуживать одно удовольствие.

Подняв перед собой бутылку холодного золотистого рома, Джоана произнесла:

– Ваше здоровье.

Она спокойно допила всю бутылку до последней капли. Несмотря на слова бармена, она всё-таки решила заплатить и положила на барную стойку несколько банкнот, которые равнялись стоимости двух бутылок того рома, что она выпила.

Когда бармен попытался вернуть деньги, она сказала:

– Считайте это компенсацией за драку в вашем заведении.

Но она заплатила даже не за спиртное, и не в счёт ущерба, а скорее за ту вежливость и добродушие, которые проявил к ней парень у барной стойки.

Бармен улыбнулся и всё же отступил.

Лицо у Джоаны было такое беззаботное, будто пять минут назад ничего не произошло. Ром делал своё дело.

На выходе из бара стоявший у порога шестнадцатилетний мальчишка от испуга открыл дверь и как можно вежливее, с некоторым страхом внутри (в первую очередь в паху) пропустил драчливую итальянку. Переступая через порог, Джоана посмотрела на подростка, слегка погладила ладонью по его гладкой девственной щеке и кокетливо сказала:

– Грасиас, амиго.

Проводив её глазами, мальчишка ещё несколько секунд ощупывал щёку, на которой он всё ещё продолжал испытывать теплоту прикосновения девушки, ставшей для него мечтой. Он продолжал смотреть ей вслед до тех пор, пока такси, на заднее сидение которого села Джоана, не скрылось из виду.

Джоана частенько запоминалась людям, которые видели её впервые. Обладая сильной харизмой и буйным нравом, она умела сделать своё появление эффектным и незабываемым.

Другой она быть и не могла по законам природы. Она унаследовала свой темперамент от родителей. Её отец всю жизнь посвятил службе в рядах армии, восемь лет из которых в начале карьеры он был командиром взвода и вправлять рядовым мозги с применением отборного мата и в полный голос для него было делом привычки. Несмотря на то, что Франческо Гроссо общался с женой безо всяких грубостей, и методы воспитания к детям он применял демократичные, его гены всё равно передались детям сполна и взяли верх над воспитанием. Да и мать Джоаны тоже являлась обладательницей твёрдого характера. Барбара Гроссо работала финансовым директором в компании по рекрутингу персонала и с подчинёнными она никогда не либеральничала.

Старший брат Джоаны – Сильвио, вёл карьеру профессионального боксёра, выигрывая один бой за другим. Он был настоящей гордостью для отца. Но семью не мог не радовать и второй сын, который был младше Джоаны на полтора года. Алессандро был воспитанником футбольного клуба «Рома» и в двадцать лет уже выступал за основную команду в Чемпионате Италии.

Отец – военный, мать – финансовый директор, старший брат – боксёр, младший – футболист. Какой ещё могла вырасти девочка у родителей с руководящими должностями и в окружении таких братьев. Если корреспондент – то только военный.

К половине первого она кое-как доплелась до двери, вернулась в номер, и бутылка рома сделала своё дело. Не желая делать лишние пару шагов до кровати, Джоана обняла мягкую и приятную обивку дивана, после чего её словно наполненные свинцом веки опустились, создавая эффект рубильника, моментально отключившего мозг.

После девяти дней репортажей они с Пабло вернулись в Рим. Как и обещал Марко, он дал Джоане пятидневный отгул. Правда она не сделала так, как сказал Марко (она не трахалась с кем угодно и сколько угодно), потому что за полтора месяца без выходных и постоянных перелётов работа её сама оттрахала сильнее некуда. Джоана просто отсыпалась в собственной квартире, в которой она жила абсолютно одна. Эту двухкомнатную квартиру в пятой муниципии Рима ей подарили родители, когда она получила работу в одной из крупнейших национальных телекомпаний. Её минимальный сон за эти дни длился девять часов. Первые два дня она просыпалась только для того, чтобы открыть холодильник и сходить в ванную комнату, а через полчаса вновь ложилась в мягкую домашнюю постель на белые простыни и даже не укрывалась своим белым одеялом, которое в смятом виде лежало на краю кровати и продолжало оставаться там после первого сна. Окна в её спальне наглухо прикрывали тёмно-синие занавески, не впускавшие солнечные лучи. В спальне царил полумрак, в котором так легко и приятно было засыпать. На третий день помимо ритуального приёма пищи и похода в ванную Джоана смогла сорок минут посмотреть телевизор, сидя на диване в той же короткой шёлковой багровой ночнушке, в которой она провела последние трое суток в постели. Она просто наблюдала за экраном, но мало вникала в содержание. В тот момент шёл выпуск новостей, в котором говорили о возможной скорой выдаче ордера на арест главы компании «Kruger’s androides» Джеймса Крюгера. В Риме андроидов держали лишь владельцы частных домов и в супермаркетах в качестве рабочей силы, у которой был только один пятичасовой перерыв за двенадцать дней, тратившийся на зарядку аккумулятора. Крайне редко их можно было встретить в многоквартирных домах. В какой-то момент на экране начали транслировать кадры с комментариями тех людей, которые потеряли родных, погибших из-за некорректной работы системы приобретённого ими крюгера.

Только где-то через двадцать-двадцать пять минут Джоана начинала вникать, о чём говорили по телевизору. Но к тому моменту выпуск новостей уже сменил документальный фильм об африканских львах. Джоану никогда не интересовали передачи о дикой природе, и она начала переключать каналы на сенсорном пульте. На других каналах рассказывали о техногенной катастрофе в Мексике, где произошёл взрыв нефтяной вышки; где-то в Восточной Сибири русские егеря обнаружили свежий труп убитого браконьерами уссурийского тигра, который за семь месяцев до этого был объявлен официально вымершим видом; управляющий автоконцерна «Мазерати» публично заявил о вероятном сокращении объёмов производства в плановом периоде, так как спрос на выпускаемые компанией автомобили упал на тридцать восемь и семь десятых процента по сравнению с тем же периодом в прошлом году; в США было объявлено о третьем за последние восемь лет импичменте президента.

На тринадцатом канале Джоана выключила телевизор и вернулась в спальню.

На четвёртый день в 9:32 утра раздался звонок. Не поднимая головы, она протянула руку к мобильнику, лежавшем на тумбочке около кровати, и посмотрела на экран через небольшую щель между еле раздвинувшимися веками. Это был входящий вызов от Марко. Всё также прижимаясь правой щекой к подушке, не подавая никаких признаков жизни кроме той руки, которая обхватывала корпус телефона, Джоана приложила трубку к левому уху и произнесла с затяжным скрипом в голосе:

– Да – её губы практически не пошевелились, а глаза продолжали оставаться закрытыми.

– …

После минутного звучания голоса Марко Джоана посмотрела на электронные часы, что стояли на тумбочке, и сказала:

– За полтора часа? Ты издеваешься?

– …

– А когда следующий рейс?

– …

– Окажи милость.

– …

– Да. Давай.

Она положила трубку. В течении восьми минут её размякшее тело по частям неторопливо поднималось с кровати. Как только её вторая ступня успела коснуться пола, телефон вновь зазвонил. Теперь её хотел слышать Пабло. На этот раз её голос звучал немного бодрее:

– Алло – отвечая на звонок Джоана зевнула, протирая ладонью свои сонные глаза.

– Я приехал. Ты как, готова?

Глаза Джоаны резко расширились от удивления. Она провела рукой по волосам, убирая их назад.

– Уже?

– Да. А что? – с недоумением спросил Пабло.

– Да нет. Просто мне только что звонил Марко. Мы договорились, что нам поменяют билеты на следующий рейс. Он на два часа позже.

– Ах так. Тогда можешь не торопиться.

– Но, ты, это… поднимайся. Я сейчас поставлю кофе.

– Ладно. Сейчас буду.

Из-за чрезмерной загрузки персонала Марко Кастелацци набрал номер единственного свободного корреспондента, который годился для этой работы. Через три с половиной часа у Джоаны и Пабло был рейс до Брюсселя, где им предстоит провести репортаж о предотвращении теракта и поимке члена ИГИЛ.