Текст книги "Опасное лето"

Глава 12

Ранним утром мы вылетели из Малаги чартерным рейсом, и в полете я наслаждался видом плоскогорий Ла-Манчи и Кастилии. Я смотрел на рваные цепи хребтов, пики и ущелья и по-новому взглянул на дороги, по которым мы ездили все это время. Любоваться желтой землей с нитками дорог и коричневыми городами внизу стало немного сложнее, когда оба пилота уступили штурвалы Луису Мигелю и Антонио. Насколько я знаю, ни один из них на тот момент не имели лицензии пилота, и не представляю, в какой еще стране такое могло произойти. Видимо, пилоты посчитали, что матадор умеет все, а меня при каждой воздушной яме прошибал холодный пот, ибо земля под нами казалось весьма неприветливой. Так продолжалось, пока пилоты не вернулись в свои кресла. Совершив промежуточную посадку в Мадриде, мы направились во Францию.

Недавно построенный аэропорт Биаррица оказался зеленым, удобным и ухоженным. Недавно отгремели грозы с ливнями, принесенные с Бискайского залива, и, когда днем выглянуло солнце, Байонна пахла свежестью и чистотой. Город был полон людей, и Антонио пришлось делить со мной номер в гостинице: мы договорились, что, когда он уедет вечером после боя, номер достанется мне. На следующий день у него была коррида в Сантандере на западном побережье Испании, а семнадцатого августа они с Луисом Мигелем встречались на очередном mano a mano в Сьюдад-Реале. Я собирался переночевать в Байонне, увидеть бой Луиса Мигеля шестнадцатого числа и, когда Антонио вернется после боя в Сантандере, лететь с ним и Луисом Мигелем в Мадрид, чтобы отправиться дальше в Сьюдад-Реаль.

Билеты на бой были раскуплены еще несколько дней назад. Несмотря на солнечную погоду, песок был мокрым и тяжелым. Быки оказались настолько маленькими, а их рога так сильно обрезали, потом заточив и надраив до блеска, чтобы они казались естественными, что я просто не мог считать такую корриду серьезным испытанием для этих двоих.

После происшествия в Малаге у Луиса Мигеля распухло и болело колено. Ночью нога онемела и лишилась подвижности, а долгий перелет не улучшил ситуации. Мигель не был уверен, что нога его не подведет, утратил уверенность в себе и понимал это. В таком состоянии он не мог правильно убивать, только имитировать. Два его быка оказались сложными, но умение обращаться со сложным противником его покинуло. Второй бык был очень хорош, поэтому Луис Мигель на время забыл про боль и неуверенность, показал отличную работу с плащом, а потом провел великолепную фаэну, закончив ее любимыми фокусами публики, которых от него ждали. С мулетой он смотрелся отлично.

И все же положение Луиса Мигеля быстро становилось по-настоящему трагичным. Мало кто знал про его колено, он старался не хромать и не давал себе поблажек в работе с быками. Единственного хорошего быка Луис Мигель убил, вонзив шпагу почти вертикально. Но он попал в зону укола и получил за это оба уха. С последним быком он уже ничего не мог сделать и только благородно страдал, стараясь этого не показывать. Мне было его жаль, я считал, что в Малаге он достиг пика своих возможностей и это достижение ему не повторить.

Антонио в своих трех боях просто уничтожил его, не зная пощады. Двое из его быков были лучше, чем у Мигеля, после первого унылого выступления Мигеля с негодным быком Антонио добавил газу, словно гонщик, обгоняющий заглохшего противника, и провел блестящий, безукоризненный бой с плащом, мулетой и шпагой. Он получил оба уха. Но поскольку Луис Мигель отреагировал на это хорошим представлением со следующим быком и тоже заслужил два уха, Антонио решил поднажать. Он сразил Мигеля выступлением, на которое не был способен никакой другой матадор, вложил в четыре раза больше усилий, чем было нужно, чтобы превзойти соперника. Убив быка с первой эстокады, он получил два уха и хвост. Со своего места за забором я видел, что он чуть опустил кончик лезвия, чтобы ударить наверняка. Но он был аккуратен, как всегда, сделал глубокий вдох и вогнал клинок, перегнувшись через рога.

Наконец, после неудачного последнего боя Мигеля Антонио был безжалостен. Он превзошел самого себя, сделав новое выступление еще более захватывающим и опасным, чем предыдущее, добавил несколько любимых зрителями приемов и потом попытался убить быка, целясь в самую верхнюю точку. Он попал в кость, попробовал еще раз, на этот раз удачно, и бык испустил дух, как его собрат днем раньше. Антонио присудили оба уха, он уехал в Сантандер, и когда я попал в его номер, на полу ванной меня ждала пара испачканных матадорских туфель.

Закат следующего дня мы встретили на террасе очаровательного аэропорта Биаррица, выпивая с Мигелем в компании двух его друзей, с которыми я познакомился днем раньше. Потом мы, опять чартером, вылетели в Мадрид. Днем позже Луис Мигель и Антонио снова выступали mano a mano, теперь в Сьюдад-Реале, в ста девяносто шести километрах к югу от Мадрида, на границе с Ла-Манчей. Все их совместные бои были сложными, но этот обещал быть особенно жестким: третий mano a mano за четыре дня! После него Антонио отправлялся в Бильбао, в Страну Басков, на следующий день там же в корриде выступал Мигель. Все устали, проспали весь полет и проснулись, только когда самолет начал снижаться на подлете к аэропорту Барахас.

С самой Памплоны Хотч и Антонио развлекались, меняясь личностями. Антонио очень гордился тем, что в нем сочетаются две персоны: человек и матадор. Когда он хотел отдохнуть, став на время «обычным человеком», то менялся ролями с Хотчем, которого прозвал Пекас, или Эль Пекас, Веснушка. Он очень любил Хотча и восхищался им.

– Пекас, – говорил он. – Теперь ты Антонио.

– Хорошо, Пекас, – подхватывал Хотч. – А ты тогда делай сценарий по рассказу Папы.

– Скажи ему, что я уже начал, половина готова, – передавал через меня Антонио. – День сегодня был отличный, я и писал, и играл в бейсбол.

Ночью перед корридой Антонио говорил:

– Теперь ты снова Пекас. А я снова Антонио. Или ты хочешь навсегда остаться Антонио?

– Скажи ему, пускай он будет Антонио, – отвечал Хотч. – Я совершенно не против. Но нам на всякий случай стоит сверить часы.

Перед mano a mano в Сьюдад-Реале, когда уже перевалило за полночь, Антонио решил нарядить Хотча в один из своих костюмов и вывести на арену в качестве собресалиенте, запасного матадора, задачей которого было убить быков, если Луис Мигель и Антонио будут ранены. Он хотел, чтобы в день боя и на самом бою Хотч был бы Антонио. Это было абсолютно незаконно, и я даже не представляю, какие кары им грозили бы в случае разоблачения. Конечно, ему не пришлось бы на самом деле выполнять работу собресалиенте, но Антонио решил утаить от Хотча эту незначительную деталь. Тот должен был выйти на арену как еще один бандерильеро из команды Антонио, и все решили бы, что он запасной матадор.

– Хочешь на арену, Пекас? – спросил его Антонио.

– Конечно. Кто ж не хочет?

– Молодец, Пекас. Видишь, почему мне нравится быть Пекасом? «Кто ж не хочет?»

В номерах старой темной гостиницы с узкими лестницами не было душа, зато нашлась шумная, многолюдная столовая, где мы отведали отличную деревенскую еду. Сьюдад-Реаль заполнили жители окрестных деревень. Город находился на краю большого винодельческого региона, поэтому никто не испытывал недостатка в вине и энтузиазме. Хотч и Антонио одевались в небольшом номере последнего, и это была самая веселая подготовка к корриде из виденных мною. Обоих одевал Мигелильо.

– Что конкретно я должен делать? – спросил Хотч.

– Перед выходом делай то же, что и я. Хуан скажет, где тебе встать, и присмотрит за тобой. Когда выйдем на арену, повторяй все за нами. Потом отправляйся за барреру и слушайся Папу.

– А что делать, если мне и впрямь придется убивать быков?

– Это еще что за разговоры?

– Я спрашиваю на всякий случай.

– Папа тебе все объяснит по-английски. Что тут трудного? Папа подмечает ошибки, которые допускаю я или Мигель. Это его ремесло. Он так зарабатывает деньги. Он расскажет тебе, какие ошибки мы сделали, ты его внимательно выслушаешь и не будешь их повторять. Потом он объяснит, как убивать быка, и ты просто сделаешь, как он сказал.

– Помни, Пекас, нельзя в первом же бою опозорить матадоров, – вмешался я. – С друзьями так не поступают. Подожди хотя бы, пока не вступишь в профсоюз.

– А можно стать членом профсоюза прямо сейчас? – спросил Хотч. – У меня есть сколько-то денег.

– Не думай о деньгах, – сказал Антонио, когда я перевел вопрос. – Не беспокойся о профсоюзе и финансах. Думай о своем будущем величии, нашей гордости и уверенности в тебе.

Вскоре я оставил их продолжать приготовления и спустился вниз повидать остальных.

Когда они присоединились к нам, у Антонио было все то же серьезное, сосредоточенное перед боем лицо и колючий взгляд, непроницаемый для чужаков. Веснушчатая физиономия Хотча и его профиль бейсболиста со второй базы делали его неотличимым от опытного новильеро, ожидавшего первый большой шанс. Он деловито кивнул мне. Костюм Антонио сидел на нем идеально, никому и в голову не пришло бы, что он не тореро.

Потом мы стояли в проходе под трибунами, под кирпичным сводом перед красными воротами. Хотч стоял между Антонио и Луисом Мигелем, прислонившись спиной к беленым кирпичам, и выглядел как прирожденый матадор.

Постепенно ощущение предстоящего боя заполняло Антонио, и он начал очищать голову от всего ненужного, как всегда делал перед открытием ворот. Для Луиса Мигеля бой начался давным-давно. После Малаги напряжение его не отпускало.

Я бродил по арене, смотрел, как снаряжаются пикадоры. Скоро мне придется покинуть арену через ворота, подняться в кальехон, где завершает свои приготовления Мигелильо, и ждать там возвращения Антонио и Хотча с пасео. Я поговорил с бандерильеро и с Луисом Мигелем и Антонио.

Кто-то спросил у меня:

– А кто сегодня собресалиенте?

– Эль Пекас, – ответил я.

– А-а, – кивнул вопрошавший.

– Suerte[8]8
  Удачи (исп.).


[Закрыть], Пекас, – сказал я Хотчу. Тот ответил едва заметным кивком – тоже старался очистить голову перед боем.

Я присоединился к Мигелильо и его помощнику, который раскладывал капоте, шпаги в ножнах, собирал и крепил шурупами деревянные остовы мулет. Я глотнул воды из кувшина и оглядел трибуны. Аншлага сегодня не будет.

– Как там Пекас? – спросил меня Мигелильо.

– В часовне, молится за здоровье других тореро, – ответил я.

– Присмотри за ним, – сказал мне Доминго Домингин. – Бык может перепрыгнуть барреру.

Начался пасео. Мы смотрели на Пекаса. Он шел скромно, но со сдержанной уверенностью. Я перевел взгляд на Мигеля. Он не хромал, выглядел хорошо и уверенно, но при виде пустых мест на трибунах лицо его погрустнело. Антонио вышел с видом победителя. Он тоже увидел пустые места, но тут же забыл о них.

Хотч зашел в кальехон и встал рядом со мной.

– Теперь что мне делать? – спросил он вполголоса.

– Держись рядом со мной, сделай умное лицо, напусти деловой вид, только не слишком усердствуй.

– С тобой-то я знаком?

– Шапочно. Я видел тебя в бою, но мы не приятели.

На арену вышел первый бык Луиса Мигеля. Из доставшихся ему мелкого, среднего и крупного быков он предпочел для первого боя животное средних размеров. Пропуская его при помощи плаща, он, как мне казалось, не берег поврежденную ногу. Каждый его маневр зрители встречали ободряющими криками.

Перейдя к мулете, Луис Мигель работал с быком прямо перед нами. Он начал хорошо, в своем стиле, потом стал еще лучше, но тут бык «поплыл» от кровопотери. Нанесенные пиками раны вызвали сильное кровотечение, но не ослабили мышц его шеи. Луис Мигель семь раз пытался его заколоть, потом отбросил шпагу и смог прикончить быка лишь вторым ударом дескабельо.

– В чем была проблема? – спросил Хотч.

– Тут куча проблем. Отчасти виноват бык, отчасти Мигель.

– Он теперь что, не сможет убивать?

– Не знаю. Бык ему не помог, но он и сам не смог достаточно низко опустить левую руку и правильно ударить.

– А почему так трудно опускать левую руку до конца?

– Это смертельно опасно.

– Понятно, – кивнул Хотч.

На арену выпустили первого быка Антонио, и он начал работать с ним медленными, красивыми движениями капоте. Но первым он решил взять самого мелкого из трех, и зрители не воспринимали это животное всерьез. Быков вырастили на ферме Хамеро Сивико в Саламанке, и они сильно различались по размеру. Два небольших, один весьма крупный и три средних. Когда Антонио заметил, что публике бык не нравится, он перешел к классической работе с мулетой, показал зрителям настоящие пасе, а потом переключился на приемчики в стиле Манолето, с которыми любой бык смотрелся отлично, так же поворачиваясь к зрителям и пропуская быка вслепую. Он убил быка с первой эстокады, вонзив шпагу низковато и не по центру, и получил в награду ухо.

Второй бык Луиса Мигеля был крупным и очень мощным. Он первым же наскоком опрокинул лошадь, и пикадоры изо всех сил пытались охладить его пыл. Раны оказались такими глубокими, что пришлось ограничиться лишь одной парой бандерилий. Луису Мигелю бык достался полумертвым, но он попытался провести с ним хорошую фаэну. Он сделал несколько великолепных прогонов, но не смог связать их воедино, кроме разве пары разворотов, когда, казалось, почти укладывался на животное, направляя его.

Луис Мигель хорошо закончил бой, погрузив шпагу в загривок быка по самый эфес и с первой попытки перерубив спинной мозг дескабельо. Ему отдали ухо. Мигель пронес его по арене, потом поблагодарил публику с середины площадки. Часть зрителей не стеснялась проявлять недовольство.

Теперь на изрытом песке арены творил плащом плавную магию Антонио. Бык атаковал резво и по прямой, капоте в чуткой руке матадора с той же скоростью вздымался, опадал и двигался перед быком в каких-то миллиметрах от рогов. Антонио велел пикадорам и бандерильеро поберечь животное. Перейдя к мулете, он четырежды пропустил быка, стоя неподвижно, как статуя, не сделав ни шага с начала первой атаки быка и до того, как тот в четвертый раз пронесся под мулетой, почти касаясь рогами его груди. Музыканты заиграли пасодобль, и Антонио принялся закручивать быка сначала в медленные четверти, потом в полукружья и, наконец, заставил его нарезать витки вокруг себя.

– Это же невозможно, – сказал Хотч.

– Он может сделать и полтора круга.

– Он не оставляет Луису Мигелю никаких шансов.

– С Мигелем все будет в порядке, когда у него заживет нога, – успокоил его я, не очень веря в свои слова.

– Но на него это действует, – заметил Хотч. – Посмотри на его лицо.

– Это очень хороший бык, – сказал я.

– Дело не только в этом. Антонио не человек. Он творит вещи, на которые люди не способны. Посмотри на Луиса Мигеля.

Я посмотрел. Луис Мигель выглядел подавленным, печальным и крайне обеспокоенным.

– Он видит призраков, – сказал Хотч.

Антонио закончил пропуски, подготовил быка, прицелился, глубоко вздохнул и пошел вперед, низко опустив мулету. Он убил его одним движением шпаги, вогнав клинок до конца. Бык рухнул замертво. Антонио преподнесли оба уха и хвост. Он прошел мимо нас, улыбнулся мне во весь рот и скользнул взглядом по Хотчу, словно не замечая его. Я подошел к ограждению, чтобы поговорить с ним.

– Скажи Пекасу, что он отлично смотрится, – последние слова он произнес по-английски. – Ты уже рассказал ему, как нужно убивать?

– Пока нет.

– Расскажи.

Я вернулся к Хотчу. На арену вышел бык Луиса Мигеля, самый маленький.

– Что сказал Антонио?

– Что ты отлично смотришься.

– Это раз плюнуть. Еще что?

– Велел объяснить тебе, как убивать.

– Это было бы полезно. Как думаешь, до этого дойдет?

– Сомневаюсь, если только ты не захочешь убить запасного быка. Но это стоит денег.

– Дорого?

– Сорок тысяч песет.

– Они принимают кредитки?

– В Сьюдад-Реале? Нет.

– Тогда я пас, – вздохнул Хотч. – Никогда не ношу с собой больше двадцати долларов наличными. Жизнь на побережье – хороший учитель.

– Я могу одолжить сколько надо.

– Нет, не стоит, Папа. Я убью, если это нужно будет для Антонио.

Луис Мигель работал со своим быком в нескольких шагах от нас. Оба старались, как могли, но после выступления Антонио представляли интерес разве что для близких друзей, причем близкие друзья быка сегодня не пришли. Последний демонстрировал, как должен вести себя заказной бык из Саламанки, а Мигель показывал, как он и Манолете щекотали публике нервы заказными фокусами, пока бык породы Миура не вытянул шею чуть дальше, отправив Манолете на тот свет. Вскоре быка это утомило, и он погрузился в усталость и отчаяние, свесив язык. Он выполнил свою часть договора и теперь в качестве прощального подарка нуждался в остром клинке. Но Луис Мигель вытянул из него еще четыре финта а-ля Манолете и только после этого приготовился убивать. Он пошел вперед без особой уверенности, подволакивая ногу. Шпага отскочила в сторону. Луис Мигель собрался и нанес неплохой удар. Бык повалился на песок – от усталости, от нового ощущения острой стали в теле и от отчаяния. Он сделал все, для чего его растили, и результатом стало полное разочарование.

– Луис Мигель, похоже, в плохой форме, – сказал Хотч. – В Малаге он творил чудеса.

– Не надо было ему сейчас выходить, – ответил я. – Но он хочет разорвать череду неудач. Сначала он чуть не погиб в Валенсии. Потом в Малаге. Тот крупный бык его сегодня чуть не убил. Это становится навязчивой идеей.

– Что именно?

– Смерть, – сказал я. По-английски это слово можно было произносить, только негромко. – Антонио носит его смерть в своем кармане.

Антонио оставил самого крупного быка напоследок и был, как всегда, беспощаден к Мигелю. В его работе с капоте по-прежнему присутствовало колдовство, он подпускал быка еще ближе, еще медленнее, и это казалось невероятным. Публика не понимала, как ему это удается, но верила тому, что видела и что больше никогда не увидит в работе с плащом ни у одного другого матадора. Антонио берег быка для мулеты. Потом он показал зрителям все великие приемы и то, как их надлежит делать, пропуская быка все ближе и ближе, пока не стало казаться, что рога проходят сквозь него. Управляя мулетой в вытянутой руке, он гонял быка кругами, пока его одежда не пропиталась насквозь бычьей кровью. Он повторил приемы, показанные Мигелем, добавив в них опасность и эмоции, погибшие в Линаресе вместе с Манолете. Он знал, что они не так опасны, как классические пасе, но вернул им прежний блеск и даже превзошел его.

Антонио свернул мулету на глазах у быка, нацелил шпагу в точку между лопатками, разомкнул сжатые губы, сделал глубокий вдох и ударил резко и мощно поверх рогов. Едва его ладонь коснулась черного холмика между лопатками, как животное испустило дух. Подняв правую руку, Антонио стоял и смотрел, как у быка подогнулись ноги и он покачнулся и повалился на бок с глухим стуком.

– Видишь, тебе быка не досталось, – сказал я Хотчу.

Мигель стоял и смотрел в никуда. На трибунах царила привычная уже истерия, все обладатели платков неистово размахивали ими, пока у быка не отрезали оба уха, потом хвост и, наконец, копыто. Раньше присуждение уха означало, что председатель отдает матадору убитого быка, чтобы тот продал его на мясо, соответственно отрезание каких-то еще частей лишено практического смысла и превратилось в мерило триумфа. Но обычай этот закрепился, как много других, вредных для корриды вещей.

Антонио жестом позвал Хотча на арену.

– Иди и пройдись по песку со всей командой, – сказал я.

Хотч перескочил через ограждение и сделал круг в компании Джони, Феррера и Хуана, которые торжественно и сдержанно следовали за Антонио. Обычно так не делается, но Хотча пригласил сам Антонио. Он держался с достоинством собресалиенте, не бросал шляпы на трибуны и не брал сигар. Глядя на него, мало кто сомневался, что этот «Эль Пекас» мог в случае необходимости продолжить корриду. Это было написано на его обветренном честном лице, видно по его походке. Из всех присутствующих только Луис Мигель заметил, что у Хотча не имелось традиционной косички. Но даже если бы ему пришлось сразиться с быком, на отсутствие косички никто бы не обратил внимания. После первой же атаки быка все бы решили, что она потерялась, когда бык отправил его в полет.

Мы с Биллом поднялись по лестнице в крошечный номер Антонио. Он как раз снимал пропитанную кровью одежду. Мигелильо стягивал с него штаны и длиннополую льняную рубаху, которая липла к ногам и животу.

– С рубашками просто кошмар, Папа, – пожаловался мне Антонио.

Этой ночью он ехал в Бильбао с остановкой на ужин в Мадриде. Мы договорились встретиться в местном «Карлтоне», где он будет отсыпаться перед боем.

Антонио хотел устроить бой именно в Бильбао, самом трудном для матадора городе Испании, с самыми крупными быками и самой суровой и требовательной публикой. После победы в Бильбао ни один человек не сможет поставить под сомнение противостояние 1959 года, когда он дрался с настоящими быками, как никто другой со времен Хоселито и Бельмонте. Если Луис Мигель тоже захочет туда отправиться, отлично. Но это будет опасное путешествие. Если бы агентом Луиса Мигеля все еще был его отец, человек мудрый, циничный и умевший рассчитывать шансы, а не два его милых братца, получавших свои десять процентов с каждого совместного боя Луиса Мигеля и Антонио, он бы никогда не отправился в Бильбао, где его ожидала катастрофа.