Текст книги "Из истории старообрядцев на польских землях: XVII—ХХ вв."

Регистрация в метрических книгах супружеских союзов не сопровождалась никакими религиозными обрядами. Принятие Василием Максимовым на себя обязанностей чиновника, ответственного за регистрацию актов гражданского состояния, оказало определенное воздействие на ограничение количества браков «уводом», т. е. похищением молодой девушки, обычно знакомой староверки, с ярмарки в Сувалках или в Сейнах.

Фото 5. Моленная в Сувалках

Молодых стали знакомить родители, которые, договорившись между собой, благословляли жениха и невесту. Если у молодых не было родителей, они приглашали пятерых совершеннолетних свидетелей, которые благословляли их, и вместе праздновали свадьбу. Позже обязанность приглашения пятерых свидетелей распространилась на всех заключающих брачный союз. Одновременно наставник следил за тем, чтобы супруги не оказались слишком близкими родственниками. После выполнения формальностей, предусмотренных гражданским правом, наставник благословлял молодоженов [Akta Komisji Rządowej; Mecherzyński 1861: 93; Tykiel 1857: 671]. Данные, содержащиеся в метрических книгах за 1826–1829 гг., показывают, что средний возраст женщин, живущих в зарегистрированных браках, составлял 20 лет, а мужчин – 23,7. Впрочем, довольно часто замуж выходили и 15—17-летние девушки [Księgi urodzin, zaślubin i zgonów (1826/29)]. Старообрядцы, хотя и неохотно, стали посылать своих детей в начальные школы, где преподавание велось на польском и русском языках.

Урегулировав вопросы, связанные с ведением записей актов гражданского состояния, власти Царства Польского в 1827 г. занялись упорядочением имущественных прав старообрядцев. Было постановлено считать их земли находящимися в вечной аренде, наравне с прочими пользователями казенных земель, а размер чинша остался без изменений [Tykiel 1857: 666]. Введение более строгих мер в отношении старообрядцев во время правления Николая I не коснулось жителей Сувалкско-Сейненских земель в такой степени, как старообрядцев, проживающих в России. Неблагожелательное отношение местной администрации Царства Польского было заметно только в период, предшествовавший Ноябрьскому восстанию 1830–1831 гг. Следует заметить, что старообрядцы заняли нейтральную позицию по отношению к восставшим, не отказываясь вместе с тем от своей национальности [Кузнецов 1872: 492; Jakubowski 1961: 83].

Не все старообрядцы были довольны новыми порядками. Часть их покинула Сувалкско-Сейненские земли и переехала поначалу в дер. Вильчево Ломжинского повята, откуда в 1831 г. эмигрировала в Восточную Пруссию, на Мазурское поозерье [Tykiel 1857: 667; Заварина 1969: 153–172]. За ними последовали и другие. Несмотря на продолжающуюся эмиграцию, прежние поселения старобрядцев на Сувалкско-Сейненских землях разрастались, а кроме того, появлялись новые деревни. Еще до 1832 г. была основана, например, деревня Вершин (Wierśnie) [Wiśniewski 1963: 188].

После подавления Ноябрьского восстания царское правительство постановило использовать сувалкско-сейненских старообрядцев в целях проведения русификации, несмотря на то что установлению контактов мешала их принадлежность к «секте», с которой усиленно боролась с помощью государственного аппарата официальная церковь. Были предприняты очередные попытки вернуть «заблудших» в лоно Русской православной церкви, которые не принесли ожидаемых результатов. Около 1836 г. власти выдали разрешение на поселение здесь 102 единоверцам, бывшим поповцам, прибывшим из Могилевской, Витебской и Владимирской губерний, чтобы расколоть старообрядческую общину изнутри и привлечь старообрядцев к православию путем перехода в единоверие. Единоверцы обустроились, получив в свое распоряжение лесной участок Чешкине (Тискини) для выкорчевки и деревню Росохатый Рог. В религиозной жизни они не имели ничего общего с местными староверами. Для отправления служб несколько раз в год к ним приезжал из Покровской церкви Могилевской губернии поп Юзеф. Позже по его благословению был выбран старец, проживающий в деревне Вишторы (в настоящее время находится на территории Литвы) Киприан Абрамов, который вместе с Федором Алексеевым и удовлетворял религиозные потребности верующих [Mecherzyński 1861: 93–94]. Таким образом, единоверцам не удалось перетянуть на свою сторону зажиточных и ведущих размеренную жизнь старообрядцев. Тогда власти решили создать в Сувалкско-Сейненском регионе нечто вроде миссионерского центра, возглавляемого священником официальной православной церкви. 4 (16) июня 1842 г. Иван Паскевич передал в пользование единоверцам казенный фольварк Каролин. Передачу утвердил 19 сентября (1 октября) 1842 г. царь Николай I, а на следующий год на месте фольварка начала строиться деревня Покровск, куда был направлен из Калужской епархии священник Николай Леонтьев. Выстроенная в 1851 г. в Покровске единоверческая церковь была освящена во имя Покрова Божьей Матери.

На землях бывшего фольварка Каролин было построено 7 поселений, не считая Покровска, а также небольшое хозяйство для прибывших церковнослужителей. В 1845 г. после раскорчевки лесного участка Чешкине была основана большая деревня Николаевск (названная в честь Николая I), насчитывавшая 35 хозяйств. Другая крупная деревня, Александровск (названная в честь царя Александра II), в которую вошло 92 хозяйства, была основана на территории урочищ Копец и Гразагер в 1852 г. В конце 1856 г. единоверческий

приход в Покровске насчитывал уже 462 прихожанина, в том числе 235 женщин [Tykiel 1857: 667–669; Mecherzyński 1861: 95; Wiśniewski 1963: 188–190]. Иван Добровольский полагал, что создание на Сейненских землях единоверческой колонии было заслугой местных поповцев Кирилла, Авраама и Фирса, которые после бурных споров решили перейти в единоверие и с этой целью ходатайствовали перед властями. Причиной принятия такого решения стало то, что ни один из т. и. беглых попов не согласился принять приход из-за слишком малого числа прихожан [Добровольский 1877: 9]. После перехода сейненских поповцев в единоверие царские власти, вероятно, надеялись на то, что вслед за ними так поступят все старообрядцы, поэтому они не скупились, расходуя огромные суммы денег на поддержку сейненской колонии. Однако ни проповеди священников, ни возведение церкви, ни раздача бесплатных земельных наделов не принесли ожидаемых результатов – большинство старообрядцев не выражали желания перейти в единоверческую церковь. Тогда правительство решило применить силу. В связи с этим были закрыты старообрядческие моленные, что должно было заставить верующих ходить на службу в Покровск [Mecherzyński 1861: 95; Обзор Сувалкской губернии 1871: 51]. Результат оказался прямо противоположным ожидаемому: ненависть староверов к царской власти и к единоверию как ее проявлению только усилилась. Единоверцы, следует отметить, не отличались особенным благочестием и не часто появлялись в Покровской церкви, оставаясь верными старым обычаям и обрядам. Некоторые прихожане по 5—10 лет не принимали причастия, если их не принуждал к этому священник [Добровольский 1877: 9—10].

Поскольку репрессии не дали желаемого результата, царским властям пришлось от них отказаться, и старообрядцам было позволено основывать новые хозяйства без необходимости перемены веры. Под постройку новых поселений им был отдан лес в Лясанке (polsk. Lasanka), конфискованный в пользу казны у ордена доминиканцев, и небольшая прилегающая к нему часть королевской пущи. Тут одно за другим стали возникать староверческие хозяйства в небольших старых поселениях, таких как Леймелевизна (Łejmelowizna), Лясанка-Морги, Киритчына (Kirytczyzna), Посеянка, существовавших уже в 1826 г. [Księga urodzin, zaślubin i zgonów (1826)], а также в новых: в Ивановке, в Константиновке, в Никольске, в Олыпанке и Поморянке (также Поможанка, польск. Pomorzanka). Многие старообрядцы поселились в старых деревнях, принадлежащих шляхте, таких как Штабинки (с 1833 г.) [Księga urodzin, zaślubin i zgonów (1833)], Мацеевизна (Maciejowizna), Олыианка или относящиеся к Бержницкому староству Потькуны (Poćkuny) [Wiśniewski 1963: 190].

На Сувалкско-Сейненских землях не было отмечено более или менее серьезных конфликтов между старообрядцами и землевладельцами, поскольку большинство старообрядцев проживали на королевских грунтах. Что касается грунтов, находившихся в частном владении, то часть землевладельцев стали отказывать старообрядцам в аренде, хотя отказы и не были явлением массовым, обусловленным национальным вопросом, как это позже имело место в т. и. Северо-Западном округе [Ю-ов 1871: 2; Grek-Pabisowa 1959: 139–140]. Старообрядцы по-прежнему находились под надзором полиции, но, хотя им было позволено отправлять богослужения в своих моленных, не разрешалось производить ремонт построек. Только во время Январского восстания 1863—64 гг. царские власти разрешили староверам отремонтировать свои моленные. Несмотря на это, старообрядцы не проявляли враждебных настроений по отношению к повстанцам, отмечалось также их участие в восстании [Chankowski 1972: 178; Łossowski / Młynarski 1959: 161–162].

После подавления восстания, в 1865–1866 гг. царское правительство несколько смягчило свое отношение к старообрядцам, что выразилось в почти полном отказе от религиозных преследований старообрядческих общин и позволении староверам селиться в Царстве Польском и в Литве без соблюдения требования о переходе в единоверчество [Виноградов 1867: 96; Обзор Сувалкской губернии 1871: 51–52]. Предоставление правительством льготных условий старообрядцам было обусловлено исключительно политической ситуацией, поскольку, как известно, в самой России они по-прежнему подвергались преследованиям [Kolberg 1966: 52–53; Любомиров 1924: 124].

В Погорельце и в прочих деревнях наставники в моленных стали благословлять вступающих в брачный союз. Молодежь почти совсем перестала скрываться от воинской повинности, и теперь рекруты принимали присягу в присутствии наставника. Для детей старообрядцев были открыты на казенный счет специальные школы, в которых проводились занятия по Закону Божию [Добровольский 1877: 12]. Проживавшие в Сувалкско-Сейненском регионе беспоповцы усовершенствовали свою религиозную доктрину, приблизившись к концу XIX в. по своим взглядам к поморскому – «брачному» – согласию, наставники которого более лояльно относились к государственным властям, чем федосеевцы [Иванов 1898: 572].

В 1901 г. в Вильне наставники Никита Добродушии из Глубокого Рва и Маркелл Злотиков из Александрова подписали постановления уже упоминавшегося выше провинциального съезда. В силу этих постановлений они первыми среди местных старообрядцев стали официально считать таинством (а не сожительством, как это было прежде) брачный союз добровольно сошедшейся молодой пары, получившей в моленной благословение родителей и наставника. Благословение родителей считалось обязательным для вступающих в брачный союз по достижении 25-летнего возраста. На съезде беспоповцев 25–27 января 1906 г. в Вильне были представлены уже все приходы, находящиеся на Сувалкско-Сейненских землях. Во всех приходах были признаны постановления съезда и духовное предводительство Виленской старообрядческой общины, возглавляемой богатыми купцами Пимоновыми [Труды о съезде старообрядцев: 2—15, 191–192, 206].

Необходимость признания главенства Виленской общины старообрядцами, проживавшими на Сувалкско-Сейненских землях, была продиктована не только религиозными причинами. Многие старообрядцы, в особенности те, у кого не было собственных земельных наделов, рассчитывали прежде всего на то, что виленские предводители смогут повлиять на улучшение их тяжелого материального положения. Об этом свидетельствует присланное ими на съезд послание, в котором они просят о ходатайстве перед царскими властями от их имени в деле передачи им земли казенных фольварков в Дубове (польск. Dębowo), Ясеневе (польск. Jasionowo) и Заячкове (польск. Zajączkowo). Неизвестно, каков был ответ царя на высланное ему специальное прошение, содержавшее среди прочих просьбу старообрядцев Сувалкской губернии [там же: 154]. Можно, однако, предположить, что виленское старообрядческое начальство не приложило никаких усилий для облегчения тяжелой судьбы наиболее нуждающихся старообрядцев. Тем не менее его помощь была ощутима в период Первой мировой войны, когда для всех эвакуировавшихся из Сувалкско-Сейненского региона старообрядцев был организован в Вильне пункт питания. В 1915 г. этих старообрядцев сослали вглубь России, откуда многие уже не вернулись [Киселев 1930: 24, 26].

Согласно данным переписи населения, проведенной в независимой Польше 30 сентября 1921 г., в целом на Сувалкско-Сейненской земле проживало 3705 староверов, из них в Сувалкском повяте 1969, а в Сейненском – 1736 [Skorowidz 1924: 68–71]. Верующие были объединены в 6 приходах: в Александрове около Бакаларева (польск. Bakałarzewo), в Глубоком Рве (польск. Głęboki Rów), в Погорельце (польск. Pogorzelec), в Сувалках, в Штабниках и Водилках, где находились их моленные и проживали наставники. Особенно активным среди сувалкско-сейненских старообрядцев в то время был Петр Иванович Голубев. В 1925 г. он участвовал в подготовке Первого Всепольского старообрядческого съезда в Вильне, затем был избран в состав [Верховного старообрядческого совета], получив в тайном голосовании 69 голосов из 78 от общего числа делегатов (четвертое место) [Труды первого съезда 1925: 26, 41, 73]. Согласно принятым на съезде постановлениям, в каждом из перечисленных в них старообрядческих приходов были организованы религиозные общины, которые получили статус юридического лица и потому имели право приобретать землю и владеть денежными средствами [Rozporządzenie 1928: 2]. Стала распространяться новая терминология, принятая на съезде, например наставника стали называть священником или духовным, а моленную – святыней или церковью. Были сохранены русские имена, было решено транслитерировать их согласно действующим нормам польской орфографии [Труды первого съезда 1925: 47]. Новой терминологией старообрядцы пользовались только вне общин, а на практике в ходу по-прежнему оставались старые наименования. До самого начала Второй мировой войны сувалкско-сейненские старообрядцы в делах религии были полностью зависимы от Вильны, где руководство занималось главным образом вопросами веры и ничего не предпринимало для улучшения материальных условий обедневших верующих.

Самые тяжелые времена в своей истории старообрядцы, остававшиеся на Сувалкско-Сейненской земле, пережили во время Второй мировой войны. Гитлеровцы угнетали их высокими налогами и довольно часто путали бородатых старообрядцев с раввинами, а это для многих кончалось трагедией. Поэтому часть старообрядцев воспользовались возможностью переселения в Советский Союз, к правительству которого, как они заявляли, сами обратились с такой просьбой.

В марте 1941 г. большинство старообрядцев выехало из Сувалкско-Сейненского региона на территорию только что созданной Литовской Советской Социалистической Республики, и только немногие остались на месте. Так, например, в большой деревне Водилки в Сувалкском повяте, насчитывавшей около 500 жителей, осталось только четыре старообрядческих семьи. После нападения на Советский Союз в 1941 г. гитлеровцы поначалу не трогали переселенцев из Польши в Литву, однако спокойствие продлилось недолго: вскоре начались преследования, особенно усилившиеся после того, как старообрядцы категорически отказались служить в немецкой армии. В 1943 г. литовские власти по приказу немцев произвели перепись старообрядцев, прибывших из Польши, а затем стали конфисковывать у них имущество и вывозить на принудительные работы в Германию или заставляли работать на местных фольксдойче [Водильчанин 1962: 12; Ефишов 1963: 10].

Когда Вторая мировая война закончилась, большая часть старообрядцев осталась на постоянное жительство в Литве, главным образом в Клайпеде, где 18 января 1960 г. была торжественно освящена построенная общиной моленная [Старообрядческий церковный календарь 1961]. После войны в свои прежние деревни возвратились немногие.

В настоящее время на Сувалкско-Сейненской земле находится только одна деревня, Водилки, в 20 км на северо-запад от Сувалок, почти полностью заселенная старообрядцами. Еще несколько лет назад из-за отсутствия нормальной дороги и электричества жители деревни, особенно в осенне-зимний период, были почти полностью отрезаны от мира и вели уединенный образ жизни [Жималов 1962: 6]. Кроме Водилок, старообрядцы оказались рассеянными по другим деревням. Количественный состав старообрядческого населения в Сувалкском повяте представлен в таблице 1 <Количество старообрядцев, проживающих на территории Сувалкского повята, указано в письме от 12 сентября 1968 г., высланном в Отдел славяноведения ПАН президиумом Повятового народного совета в Сувалках> [Pismo z Suwałk 1968].

Таблица 1.

Количество старообрядцев, проживающих в Сувалкском повяте

Как удалось обнаружить, старообрядческое население скорее не поддерживает между собой более-менее постоянных контактов, кроме семейных. Религиозные отношения проявляются в форме участия в общих богослужениях, которые нерегулярно проводятся в Сувалках, в храме, куда время от времени приезжают верующие из расположенных неподалеку деревень. Старые традиции сохранили только жители Водилок, где проводятся воскресные богослужения с участием наставника.

В Сейненском повяте нет деревень, полностью заселенных старообрядцами. Во многих деревнях, когда-то бывших русскими, сегодня нет ни одной старообрядческой семьи. В Погорельце проживает единственный недавно вернувшийся туда старообрядец Ераст Ковалев. <Во время Второй мировой войны> он прошел с польской армией на Запад, был ранен под Монте-Кассино, затем, выйдя на пенсию, решил в старости пожить в родных местах.

Согласно данным за 1968 г., представители русской диаспоры на территории Сейненского повята проживают в тринадцати населенных пунктах (см. табл. 2). <Данные о количественном составе русских старообрядцев, проживающих в повяте, содержатся в письме, высланном 15 июля 1968 г. президиумом Повятового народного совета в Сейнах в адрес Отдела славяноведения ПАН. Согласно имеющимся у автора сведениям, в Погорельце проживал только один старообрядец> [Pismo z Sejn 1968].

Таблица 2.

Количество старообрядцев, проживающих в Сейненском повяте

Ловят Августовский. В истории этого повята отмечено две волны старообрядческих переселенцев. Первую составили те, кто прибыл сюда вместе с мигрантами, обустроившимися на Сувалкско-Сейненской земле, другие появились только в 70-х гг. XIX в. Самым старым поселением старообрядцев на территории Августовского повята была деревня Пиявне-Русское (гмина Шчебро-Оль-шанка), которая первоначально называлась Пьявно Московское. Со временем в деревне сформировался приход, вокруг которого сосредоточилась религиозная и культурная жизнь крестьян. В 1921 г. из общего числа 932 старообрядцев, рассеянных по 31 населенному пункту Августовского повята, на гмину Шчебро-Олынанка приходилось 503 человека, в Пиявне-Русском проживало 157 человек, а во второй по величине деревне – Близне, основанной в 1874 г. – 114, в прочих 14 деревнях проживали остальные старообрядцы [Skorowidz 1924: 5–6; Iwaniec 1967: 405–407].

В настоящее время, кроме нескольких семей из деревень Близна и Шчебро, в этой части Августовского повята уже нет старообрядцев. Они проживают компактно в гмине Бялобжеги, в деревнях Бор и Габовые Гронды, а также в самом Августове. В таблице 3 представлен количественный состав старообрядцев, проживающих в Августовском повяте, – по официальным данным за 1968 г., которые содержатся в письме, высланном 2 июля 1968 г. президиумом Повятового народного совета в Августове в адрес Отдела славяноведения ПАН>, и согласно информации, полученной от жителя Августова Петра Леонова, <который в письме автору от 14 октября 1968 г. представил перечень старообрядческих семей, проживающих в Августове и в деревнях Карчево, Близна, Шчерба, Габовые Гронды и Бор, по состоянию на 12 октября 1968 г.> [Pismo z Augustowa 1968].

Таблица 3.

Количество старообрядцев, проживающих в Августовском повяте

Различия в количественных данных, обнаруживаемые при сопоставлении результатов официальной переписи с записями Леонова, следует объяснить тем, что часть старообрядцев зарегистрировались как поляки по национальности, в особенности если речь идет о смешанных семьях, и в государственных статистических данных числятся поляками.

Сегодняшние жители Габовых Грондов и Бора, основываясь на семейных традициях, утверждают, что первые поселенцы прибыли сюда сразу же после поражения Январского восстания из окрестностей Гуры-Кальварии, выражаясь точнее, из деревни Пильчин. Это подтверждает Мехежиньский, который пишет о проживании «филиппонов» еще в 1861 г. «в Луковском повяте (в настоящее время повят Гарволинский) в деревне Пильчин гмины Ласкажев, где в то время насчитывалось 19 их поселений» [Mecherzyński 1861: 96]. Автору не удалось установить, откуда старообрядцы прибыли в Пильчин. Возможно, они до этого временно проживали в Августовском повяте или на Сувалкско-Сейненской земле, или на Мазурах. Сами они высказываются по-разному. Одни уверены в том, что их предки жили когда-то в окрестностях города Осташкова на Тверской земле. Другие заявляют, что их предки до того, как поселиться на территории Речи Посполитой, прошли долгий путь с северных русских земель через Белое море, Скандинавский полуостров и Балтийское море, и поэтому называют себя «беломорами». Они заявляют также, что в начальный период, тотчас по прибытии в Августовский повят, отличались по многим религиозным вопросам от старообрядцев, поселившихся раньше на Сувалкско-Сейненских землях, что позволяет предположить, что их предки прибыли в Польшу из иных мест, чем те, кто поселился в Польше раньше них. Независимо от того, откуда происходили и к какому согласию принадлежали, эти старообрядцы быстро начали перенимать от своих местных единоверцев выработавшиеся у них формы организации церковной жизни, а потом стали с ними родниться, что также благоприятствовало дальнейшему нивелированию религиозных различий. Мудреные религиозные предписания и так всегда были не до конца понятны простым мужикам – в этой сфере их жизни решающее слово принадлежало наставникам.

Также трудно сегодня установить причины, по которым старообрядцы из Пильчина решили перебраться в Августовский повят. Известно только, что в 1865 г. царские власти обещали ввести ряд послаблений для староверов, желающих поселиться в Сувалкском и Августовском лесничествах, и, по-видимому, этим воспользовались пильчинские старообрядцы. По сообщениям старообрядцев, правительство выделило им по 15 моргов на хозяина. В 1866–1867 гг. они начали переселяться и осваивать часть пущи, по-видимому называемую Габовый Гронд (в отличие, например, от урочища Особый

Гронд) [Виноградов 1867: 96]. Некоторые из местных староверов рассказывают также, что будто бы обустроиться в Августовском повяте им помог богатый виленский купец-старообрядец Арсений Пимонов и что это именно он подарил им землю, по 7 гектаров на каждого хозяина [Сосна 1957/13: 3]. Этот факт представляется маловероятным, поскольку Габовые Гронды и Бор с самого начала числятся деревнями государственными. Истоки легенды следует искать в межвоенный период, когда, как известно, богатой семье Лимоновых удалось организовать всех старообрядцев-беспоповцев в Польше и создать основы старообрядческой церковной организации.

Рис. 1. Карта-схема. Места проживания старообрядцев в Белостокском воеводстве (по состоянию на 1968 г.)

Первым поселением на территории Августовского повята были Габовые Гронды, поначалу не имевшие никакого названия. Чуть позже поблизости была построена деревня Бор, называемая также Борки.

Основным занятием старообрядцев стали лесозаготовки: рубка леса, трелевка, пилка и подготовка лесоматериалов для использования в строительстве и промышленности. Среди старообрядцев было много лесорубов, а недостаток лесопилок в округе способствовал тому, что все они имели заработок. Артели, состоявшие из нескольких работников, производили первичную обработку леса, изготавливая доски, брус и прочие стройматериалы. Работы производились вручную специальными длиннозубыми двухметровыми пилами. Вскоре старообрядцы прославились далеко за пределами повята как искусные мастера деревообработки, к тому же честные и порядочные труженики. В артелях изготавливались также предметы домашнего хозяйства, такие как дуги, полозья, оглобли, обручи, в том числе из древесины вяза[30]30
  Прим. перев. – По-польски – gabina, отсюда название деревни: Габовые Гронды.


[Закрыть]. Женщины занимались ткачеством, изготавливали, главным образом, льняные ткани. Изделия староверок из Габовых Грондов и Бора можно было встретить на ярмарках в Августове и в других близлежащих местечках [Leonow 1960: 6].

В надежде на получение финансовой поддержки старообрядцы из упомянутых выше деревень признали главенство духовных властей, избранных на съезде в Вильне. Кроме того, устанавливая контакты с Вильно, они рассчитывали на развитие просвещения в духе своей веры, на получение книг и опеку со стороны богатых купцов Лимоновых. В 1906 г. на съезде беспоповцев интересы старообрядцев из Габовых Грондов и Бора представлял наставник Мина Лигенда (польск. Ligienda) [Труды о съезде 1906: 117–118].

В период Первой мировой войны, так же как и на Сувалкско-Сейненских землях, большинство старообрядцев Августовского повята эвакуировалось вглубь России, в окрестности Саратова. Те, кто вернулся в родные деревни, активно принялись за восстановление уничтоженных поселений. В 1921 г. в Боре проживало уж 144 старовера, а в Габовых Грондах – 216 [Skorowidz 1924: 1–6]. Существовавшие в межвоенный период на территории Августовского повята два старообрядческих прихода, в Габовых Грондах и в Пиявне Русском, представленные на съезде делегатами Симеоном Злотниковым и Исидором Соловьевым, приняли постановления I Всепольского съезда старообрядцев в Вильне. С того времени по всем вопросам, связанным с религией, старообрядцы должны были обращаться в Верховный совет через своих представителей [Труды первого съезда 1925: 89, 91].

Фото 6. Моленная в Габовых Грондах, повят Августов

В 1939–1941 гг. старообрядцы из Габовых Грондов и Бора предоставили укрытие своим братьям по вере, бежавшим из окрестностей Пиявна Русского и Сувалкско-Сейненских земель, оказавшихся под немецкой оккупацией. В то время границу нелегально пересекали не только старообрядцы, но и немецкие диверсионно-шпионские группы. В 1940 г. одна из них, возглавляемая шпионом Игнатием Павелко, застрелила жителя Габовых Грондов Василия Тихонова [Omilianowicz 1967: 551–552]. Когда гитлеровская Германия в 1941 г. напала на Советский Союз, многие старообрядцы по собственному желанию оказались в Красной армии <как сообщил П. Леонов от имени заинтересованных лиц в письме главному редактору «Панорамы» в г. Катовице от 1 апреля 1965 г. (с. 1)> По сообщениям местного населения, после того как Августовский повят был оккупирован немецкими войсками, Габовые Гронды и Бор стал часто посещать упоминавшийся выше Павелко, который многих староверов «ограбил и побил». Несмотря на это, некоторые из старообрядцев по-прежнему прятали бежавших из немецкого плена советских военнослужащих. Гитлеровцы не ограничились репрессиями, а решили полностью ликвидировать обе деревни. Это произошло в ночь с 17 на 18 марта 1943 г. В деревни прибыла карательная экспедиция. Старообрядцам было дано два часа на сборы. Затем, погоняя палками и прикладами винтовок, всех жителей деревни заставили идти в Августов, где их погрузили в вагоны и целыми семьями вывезли на принудительные работы в Германию [Omilianowicz 1967: 562]. Все вывезенные в то время старообрядцы в один голос утверждают, что с ними обращались как со скотом, принуждая к многочасовому труду даже маленьких детей. В оставленных деревнях оккупационный староста предназначил для разборки на топливо не только постройки, но даже кладбищенские кресты и деревянные срубы в колодцах [Писаревич 1957: 7]. Однако немцы не смогли вывезти всех, часть жителей сражалась в отрядах советских партизан и Армии Крайовой [Сосна 1957/19: 7], а затем – в частях Красной армии и Войска Польского. Из жителей обеих деревень участвовало в вооруженной борьбе свыше 100 человек, многие были награждены медалями и орденами, более тридцати человек погибло на поле боя, осиротив свои семьи[31]31
  П. Леонов в письме к Э. Иванцу от 28 ноября 1965 г.


[Закрыть].

После освобождения территории Августовского повята одни старообрядцы вернулись на родные пепелища, чтобы приступить к восстановлению уничтоженных деревень, другие – переехали к своим родственникам в Советский Союз. С самого начала существования

Народной Польши многие старообрядцы активно включились в строительство социализма, участвовали в создании новой действительности. Некоторые семьи переехали в Августов на постоянное место жительства, влились в ряды новой, социалистической интеллигенции. Молодежь получила новую школу-восьмилетку. Теперь среди последователей староверия есть и выпускники высших учебных заведений. Многие, прежде жившие только в деревне, переехали в города, где зачастую работают на ответственных должностях в государственной администрации и в общественных организациях. Одним из таких деревенских жителей является бывший узник гитлеровских концлагерей Александр Гутянцов (Huciancow), активный деятель Союза борцов за вольность и демократию в Белостоке[32]32
  Прим. перев. – Союз борцов за вольность и демократию (ZBoWiD) – организация комбатантов в Польше, созданная 2 октября 1949 г. путем принудительного объединения 11 различных независимых организаций комбатантов и узников гитлеровских концлагерей и до 1989 г. подчиненная ПОРП. В 1990 г. был преобразован в Союз комбатантов Республики Польши и бывших политических узников.


[Закрыть].

Жители деревень, о которых идет речь, изменили свои взгляды и отношение к религии. Некоторые из жителей уже не придают большого значения религиозным верованиям своей среды, а житель Бора Степан Леонов, которому перевалило за восьмой десяток, давно пропагандирует атеизм. Молодежь не знает церковнославянского языка, а в моленную ходит только в великие праздники и то только для того, чтобы «стариков не обидеть» [Вашенков 1963: 6]. Дети дошкольного возраста не знают польского языка и начинают его учить только в школе.

Старообрядцы в описанных выше деревнях чаще всего состоят в родственных отношениях. Количество браков, заключенных между жителями одной и той же деревни, в процентном отношении в два или три раза превышает количество браков в окрестных польских деревнях. Жители деревни Габовые Гронды чаще всего заключают браки с жителями соседней деревни Бор. Такие браки составляют около 50 % всех заключаемых браков. Количество детей в семье обычно велико. Типичная модель старообрядческой семьи – это семья, количество детей в которой от 4 до 10, в то время как в соседних польских деревнях, по данным исследований Януша и Ядвиги Хажевских [Charzewski / Charzewska 1971], количество детей в семьях составляло от 1 до 3. Исследования показали, что, в отличие от жителей расположенной неподалеку Кольницы, старообрядцы имеют более длинное туловище, более короткие конечности и более узкие плечи. Старообрядческие деревни по-прежнему бедны, а потому и смертность детей здесь выше, чем в других населенных пунктах [там же: 259–278].