Текст книги "По законам Дикого поля"

ЭКСПЕДИЦИЯ НА ЗАПОВЕДНЫЕ РЕКИ ДИКОГО ПОЛЯ

1

Зверолов Вожа и его младший названный брат Васек ехали вольной сиротской дорогой к деревне починков. Сами верхами да по заводному коню сзади. Рядом бежал верный пес, похожий на волка.

Лето догорало. Лесостепь пожухла, но еще довольно нарядна. Побуревшие травы оттенялись зелеными куртинами кустарника, разбросанными по всему пространству так часто, что степного горизонта не видно. Да и сами травы в низинах поднимались так высоко, что закрывали не только коней, но и всадников. В двух шагах ничего не видно. Кузнечики и многочисленные букашки сыпались с травы на гривы коней; репьи цеплялись. А то опять травостой в колено и видно на версту… На деревьях листья поблекли, но еще не пожелтели как осенью.

До полудня звероловы встретили трех странников, трех бородатых мужиков. Один постарше и два помоложе. Из посохов они связали треногу, повесили на нее котел с похлебкой и развели костер.

Неспешно подъехав к ним, Вожа кивнул головой:

– Чьи будете, люди добрые?

– Богомольцы мы, – представился старший и показал на огонь. – Вот стали передохнуть.

Вожа улыбнулся:

– Это какие святые места обнаружились в наших пустынях? На восток бредете? Поди садчики, землю ищете?

– А и хорошей землице поклониться не грех, – сказал тот из странников, что помоложе. – Рыба ищет где глубже, а человек где лучше. Дерево и то к свету и теплу тянется. Для крестьянина земля – мать родная. Ищем плодородную.

– Зачем далеко ходить? – сказал Вожа. – Вон речушка. В Самару впадает. Спускайтесь по ней. Близко к Самаре не становитесь. Весной затопит.

– Хороша ли землица?

– Плодородная. Только одноконная и двуконная соха здешнюю новь поднять не осилит. За овражком найдете поля, заросшие бурьяном. Они от сожженной селитьбы. Пашите там.

Мужики оживленно закивали головами.

– Не боитесь, что и вас пожгут? – спросил Вожа.

– У нас говорят: будь, что будет, а будет, что Бог даст, – ответил старейший садчик.

– Только избы на погорелое место не ставьте, – напутствовал Вожа. – Плохая примета. Когда вернетесь на облюбованное место, пустите корову. Где она ляжет, там и ставьте избы, там место пригожее.

Уже отъехав от садчиков, зверолов услышал их вопрос в догонку.

– Человек хороший, как речушку звать?!

Вожа махнул рукой:

– Как назовете, так и будет.

Васек уважительно взглянул на Вожу, спросил:

– А реку Самара ты прозвал Самарой?

– Не. Один монах в Самаре сказывал, что лет четыреста тому назад здесь поселился монах-пустынник в длинной самаре[59]59
  Самара – русская долгополая одежда.


[Закрыть], от которого и пошло название Самара. Старинное название. Река Черемшан тоже давно прозвана. Имя носит оттого, что по ее берегам растет много дикого лука – черемши.

– А Сок?

– Ты как генерал Наумов допытываешься. В Соку вода на вкус и на цвет особая. Как в Волгу впадает, то долго не смешивается, белесым потоком течет. Сок. И люди про то говорят. Да я по-другому думаю. Еще недавно звали реку Осок, Осока. И деревенька Осока была. По берегу много осоки растет.

– Ну а ты какую речку нашел и прозвал? – не унимался Васек.

– А то, – Вожа отмахнулся от мальчишки. – Да разве на все речки названий хватит? В верховьях Самары есть три притока Сорока. А внизу, возле города есть речушка Безымянная или Безимянка. Думал, как прозвать. Так ведь другой Безимянки поди и нету. Как лучше?

Отъехав недалеко, звероловы увидели еще одного странника, шедшего навстречу, на запад. Завидев их, странник бросился в кусты, но сообразив, что внимания к нему не проявляют, остановился.

Подъехав ближе, звероловы разглядели беглого каторжника. Лохматый, бородатый, в обветшалой одежонке. Ноздри вырваны. На лбу каленым железом выжжено клеймо в виде буквы «В», на одной щеке «О», а на другой «Р».

– Вор, – прочитал Вожа. – Тавренный конь[60]60
  Тавреный конь – волжское определение, то же, что в Сибири «горбач» – беглый бродяга, каторжник.


[Закрыть].

Беглый осмелел:

– Не вор, не тать, только на ту же стать. Вольной волюшке служил. Податей не платил. За дерзовенные поступки в Сибирь отправлен. Подайте хлеба сирому человеку.

Получив овсяную лепешку, каторжник сказал:

– Родную деревню повидать хочу. Соскучился, спасу нет. Проберусь туда, а потом будь что будет.

Вожа покачал головой:

– Вольные на восток идут, а каторжные назад бредут.

Солнце еще висело высоко, когда звероловы подъехали к Липовке, к знакомой деревеньке крестьян-починков. Вместо четырех бревенчатых изб здесь стояло уже шесть и рубилась седьмая. Два мужика с топорами ладили крышу и время от времени с высоты поглядывали вокруг.

Один из них помахал Воже и продолжил работу, а другой спустился вниз.

Дед Любим и Андриян Воейков в окружении баб и ребятишек встречали звероловов. Других мужиков и подросшей ребятни не было видно.

Только у соседней избы кто-то из взрослых учил мальчишку стрелять из лука из избы через волоковое окно. Вожа с починками прошел в избу, а Васек задержал любопытный взгляд, оценивая меткость юного стрелка.

Если по северу Руси, в Поморье, избы рубили просторные, порой в два и даже в три этажа, то по всему Дикому полю избы ставили скромные, незаметные, в два небольших окна, зато на глухих стенах и в кладовке обязательно имелось по волоковому оконцу – небольшому проему, прорубленному в двух смежных бревнах сруба. Волоковое оконце закрывалось или, по местному выражению, заволакивалось внутренней задвижечкой-ставенкой, двигающейся в горизонтальных пазах.

Такие избы в два оконца с волоковыми оконцами на глухих стенах стояли даже на окраинах Самары, защищенной большим гарнизоном, как необходимость и дань старой традиции.

В случае нападения дверь закрывалась на засов, а волоковые окна открывались, и оттуда во врага летели стрелы и пули. Даже там, где у избы ставили сени для отдыха и трапезы, на стене могло быть волоковое окно.

Невидимый стрелок стрелял по бревну в рост человека, поставленному на попа. И попадал, оглашая избу и двор радостными возгласами. Для стрельбы из лука через маленькое окно нужно приспособиться.

– У вас прибыль? – Вожа кивнул на новые избы.

– Припущенники, – ответил дед Любим. – Сирые странники. Помогаем подняться.

– Ты сам говорил нам о законе Дикого поля, – сказал Андриян Воейков. – Не молись, не постись, а презри сироту.

– Как деды завещали, – кивнул Вожа. – Человек делами красен.

Вошли в избу. Вожа обратил внимание на то, что в задней комнате у печи появился домодельный поставец[61]61
  Поставец – шкаф для посуды.


[Закрыть]. В середине комнаты девочка подросток качала младенца в люльке, подвешенной к потолочной балке, и забавляла его погремушкой из козьих копыт. В селении нарождались первые уроженцы Дикого поля.

Мужики прошли в горницу.

– Какие вести привез? – спросил дед Любим.

– Еду на Иргиз промышлять. Не долго промышлять буду, пока зверь линять не начал. Хочу поправиться. С Иргиза на ярмарку в Самару подамся. Уговор наш помню. Заеду за вами. Обоз снаряжайте. В лесочке тут видел сизоворонку. – На немой вопрос собеседников Вожа пояснил. – Красивая птица с галку величиной. Перья синие и голубые. Глаз не оторвать. Промыслите. С деньгами будете.

В избу заглянул еще один починок:

– Вожа, бабушка ворожейка позвала тебя. Говорить хочет. Уважь старую.

На переселение обычно ехали молодые и зрелые возрастом. Дорога дальняя, трудная и опасная. Старых родителей оставляли с другими детьми в России. Потому и запомнилось зверолову на волжской пристани среди молодых лиц лицо старухи с крупными чертами, глубокими морщинами и пигментными пятнами на лице. Ей было лет сто с гаком. На базарную суету она смотрела спокойно, а в пути с любопытством оглядывала густые леса и зеленые долы Дикого поля. Стариков в Дикое поле приезжало мало, и оттого их почитали особенно.

Вожа вошел в комнату к старейшей жительнице селенья и всей округи. Старуха полулежала на деревянной кровати. Глаза ее были полуприкрыты, бесцветны и точно затуманены дымкой. Взгляд отсутствующий.

– Садись, – старуха чуть пошевелила губами и, казалось, задремала. Вдруг ее глаза стали проясняться, стали необыкновенно молодыми и зоркими, так неожиданно изменились, что Вожа даже отстранился назад. Старуха снова пошевелила губами: – Скоро остепенишься. С большими людьми встретишься, в дальний путь пойдете. Золотого идола не бери, а то пропадешь. В конце лета или жаркой осени будешь блуждать от жизни к смерти. Лихой человек будет охотиться за тобой. Узнаешь его по следам от медвежьей лапы на левой руке от локтя до кисти. Хитрый лис, черная душа. Остерегайся его.

– Этот год?

– Следующий. Спи чутко, ходи тихо, смотри в оба. Если пойдешь с ним туда, где все открыто, и не потеряешься, то может, и вылезешь из могилы. Преследовать он тебя будет до смерти одного из вас.

Взор старухи погас. Она задремала. Вожа на цыпочках направился к двери. У порога ои приостановился, оглянулся, желая что-то переспросить, но старуха уже закрыла глаза.

Во дворе Вожа удивился:

– Всегда хожу тихо, сплю чутко. – Он махнул рукой и забыл о странном разговоре. Заметив деда Любима, сидящего на сваленном каменном идоле, который лежал у завалинки, Вожа еще раз вспомнил чудную старуху с ее словами о золотом идоле и улыбнулся.

Первопоселенцы пугали каменными идолами непослушных детей, привозили с мар к огородам, верили, что они могут охранять их посевы. Но в дальнейшем приобвыклись так, что каменных идолов можно было видеть в основании фундаментов изб и в употреблении вместо скамеек.

Вожа спросил старика:

– Чтой-то не видно ваших мужиков?

– Схрон копают, – сказал дед Любим. – Из припущенников есть человек бывалый, надоумил. Мы и сами видим потребность… Сажен двести уже прошли. Сходи посмотри. И ребятишки, что постарше, там. Землю таскают. Вот в крайней избе.

Традицию закапываться в землю принесли в Дикое поле выходцы с Вятки[62]62
  Вятка – река не севере России, впадает в Каму, приток Волги.


[Закрыть]. В 1174 году новгородские ушкуйники вместе с домочадцами перебрались на Волгу и далее по реке Каме ушли на Вятку, в глухие таежные места. Реки – единственные дороги среди непролазной тайги и топких болот. Новгородцы на Вятке обжились, основали город Хлынов, позже города Шестаков, Слободский, Орлов. Вначале жили в городах-крепостях и только много позднее поставили деревни.

Вятичей-новгородцев постоянно тревожили племена варваров, лесных идолопоклонников. Воевали и с монголами, чье нашествие прокатилось от Амура до Западной Европы и Ближнего Востока. В конце четырнадцатого века черемисы провели на Вятку полчища степных кочевников-монголов, и города вятичей оказались выжженными.

Однако вятичи сохранили людей. Это славянское племя сочетало в себе дерзость и осмотрительность, не полагалось на одно лишь авось. Оттого и уцелело во времена вражеских нашествий. Методы партизанской войны в лесах и на реках дополнили созданием сложных систем подземных ходов. От некоторых селений ходы шли на пятнадцать верст. Подземные ходы меняли направление, имели боковые выходы к продовольственным складам-погребам. Гигантский труд, спасший тысячи жизней и республику в целом.

И сами вятичи не давали орде спуску, ходили в набеги в далекие земли. Русские всегда приходили туда, откуда исходила угроза уничтожения. В 1471 году вятичи даже захватили столицу Орды город Сарайчик и вернулись с добычей. Борьба с монгольскими ордами длилась несколько столетий.

Позже Москва и Казань воевали между собой, а за Казанью среди тайги развивалось отдельное независимое государство, создавшее уникальные оборонительные системы.

В Диком поле вятичи и их соседи также активно рыли подземные ходы. Эти ходы, в отличие от крепостей, начинались прямо из избы; чаще из погреба, а то и из печи.

Но бывало, что рыли ходы и во дворе, из погребицы. Или ход мог начаться в колодце. Завидел переселенец врага, и если силы неравные, то спускался или прыгал в колодец, где выше уровня воды имелся вход в подземелье. Басурмане думали, что русские утопли со страха. Покричат, посмотрят в глубокий колодец и уйдут.

Да и оборонить узкий вход от одного врага, висящего на веревке, не составило бы труда. Но до этого, как правило, не доходило.

Стоит себе изба. Срублена за пять-семь дней, а под ней подземелье, которое рыли месяцами и годами. Ходы укрепляли каменной кладкой и дубовыми бревнами.

Заканчивались подземные ходы где-нибудь в овраге, на береговом склоне реки, реже в лесу, на равнине. Подземелья уводили в безопасное место и соединяли соседние избы и отдаленные селения. Через ходы не только скрывались, но и подавали помощь.

Вожа смотрел, как ребятня волоком тащит мешки с грунтом. Сунулся сам в ход с лучиной. Ход узкий, двоим трудно развернуться, потолок ниже человеческого роста. Дышать тяжело. Вожа поспешил наверх, на волю. Такие схроны он видел и в монастыре староверов на Большом Иргизе и в других селениях первопоселенцев.

2

Поистратившись летом на помощь переселенцам, Вожа решил из Липовки идти на промысел на Большой Иргиз, где у него построено зимовье. Лето затухало и приходилось торопиться. Летняя охота мало прибыльна. Шкура летней красноватой белки в десять раз дешевле белесой зимней. Но и эта добыча кормила. Припасы для зимы пополнялись и летом.

– Конец лета, пойдем зверя бить в степи на реке Большой Иргиз, – сказал Вожа своему меньшому названному брату. – До осенней ярмарки поправимся. Осенью в город Самару поедем, припасов купим. Маленько разгуляемся. А в зиму вернемся на реку Самару и на Сок. Будем в борах промышлять.

Васек согласно кивнул.

Звероловы перебрались из деревни починков в зимовье на реке Самаре и до выхода на Иргиз хорошо поработали. После летнего промысла и осенней ярмарки им предстояло провести несколько месяцев в студеных пустошах.

Дети первозданной природы готовились к предстоящей зиме быстро, но основательно. Заготавливали сухие дрова, обновили куртки, безрукавки и штаны из замши диких коз. Даже крепкая волчья шкура не могла равняться в прочности с козьей.

Шкуры несколько дней вымачивали в воде вместе с золой, пока шерсть не отстанет. Шерсть соскабливали ножом. После этого кожу натягивали на раму и коптили на дыму. Затем почерневшую просмолившуюся кожу мяли валиками и палками. Дальше проще. Управляться ножом и иголкой жители поля обучались с малолетства. Полдня – и легкие прочные сапоги готовы.

Для штанов кожу выминали до большой мягкости. Верхнюю куртку с мехом наружу выделывали и шили дольше. Цена им не дороже домотканого сукна, зато они надежнее, долговечнее.

Тканные и вязанные из овечьей шерсти черные безрукавки одевали больше для форса, чем из практичности. И то в основном летом.

Обмотки-портянки одевали и под поршни[63]63
  Поршни – обувь в виде тапочек из сыромятной кожи, со шнурком по горловине.


[Закрыть], и под сапоги, и под лапти, и пимы[64]64
  Пимы – валенки, обшитые кожей, а также меховые сапоги.


[Закрыть]. Обмотки бывали из кусков ткани. Одевали и шерстяные вязаные носки. Однако в Заволжье звероловы издавна предпочитали всем иным травяные обмотки.

Из мелкой мягкой травы за день свивали сотни длинных прядей. Их сушили и плели чулки и обмотки. Чаще обмотки-портянки. Они мягки, тепло держат лучше шерстяных. Но главное, быстрее сушатся на ветру или перед огнем. Зимой милее всего.

Звероловы и бывалые странники могли годами жить в уединении, не выходя к селениям людей. Опыт предков и смекалка подавали тому пример.

Пошил Вожа запасные тапочки-поршни из шкуры дикого кабана. Легкие, крепкие, ворсом наружу. Даже на сырой земле след от них неприметен. Влагу не пропускают.

Из козьей кожи Вожа пошил сапоги себе и брату. Васек примерил их.

– А это зачем? – спросил паренек, сунув указательный палец в маленький кармашек на голенище сапога.

– Держи, метальный нож.

В отличие от России и Сибири, звероловы Дикого поля помимо ружья таскали с собой пистолеты и кистень, для защиты от кочевников. Да еще и ножей имели три штуки. Большой русский охотничий нож с широким лезвием, заостренным с обеих сторон. Для снятия шкурок имели нож с широким изогнутым лезвием, заостренным с одной стороны. И в довершение маленький метательный нож с плоской легкой ручкой. Его носили на голенище правого сапога с внешней стороны.

Васек потер тусклую сталь лезвия о рукав.

Вожа отрицательно покачал головой:

– У зверолова нож не должен ярко блестеть. Надень-ка еще вот.

– Что это?

– Пуховая рубашка из шкурок птиц. С белых гусей шкурка, с груди и брюха. Каков мех?

– Невесомая! Теплая!

– Зимой вспомнишь, – Вожа остался доволен восторгом мальчишки. – Подпояшься. Это ремень катаур. В наших местах охотник без катаура пол-охотника.

Васек померил кожаный ремень с деревянной застежкой и тремя короткими ремешками, к которым можно крепить чехол ножа или пистолета, пороховницу или другие надобности.

– Строгай лыжи. Зимой ой как сгодятся. Терпи. Скоро пойдем сомов промышлять.

Лыжи делали широкие, длиной в два с половиной аршина. Если не было лыж или они ломались, мастерили снегоступы. Сгибали кольцом гибкий прут, переплетали его лыком, и снегоступ готов. Привязывай снегоступы к ногам и иди. На дальние расстояния в снегоступах идти очень трудно. А если еще снега в лесу по плечи, то без лыж никуда.

Ночью Вожа и Васек ловили сомов на клоковую уду[65]65
  Клоковая уда (клок) – манок в форме деревянной рюмки на палке.


[Закрыть]. Васек клоком несильно хлопал по поверхности воды, и клокающий звук в ночной тишине разносился далеко, приманивая сомов. Вожа сидел в конце челна и сторожил ременную веревку с клоком и наживкой, маленьким зверьком или лягушкой.

Поймав сома-богатыря в три аршина длиной, спешили подманить другого, третьего.

Днем звероловы искали сомов возле омутов, на глубине, где сомы устраивали гнезда. Опустят над омутом якорь-камень на веревке и неспешно пошевеливают. Если сом всплыл, то Вожа бил его острогой – по-волжски сандовью с веревкой.

Таскает, таскает сом челн по реке, да все одно выдохнется. Лишь однажды сом чуть не ушел, повел лодку под дерево, упавшее кроной в воду. Но Вожа уперся ногой в ветку и не отпустил веревку.

Однажды Вожа сам отпустил сандовь и схватился за ружье. Прежде чем Васек понял, в чем дело, Вожа выстрелил в реку. Пуля подбила большого осетра. Не часто заходили осетры в волжские притоки из Волги-матушки.

– Вот и обрыбились, – радовался зверолов.

С пойманных сомов снимали кожу. Ее очищали золой, глиной с песком. Шкура относительно легкая, прозрачная и очень крепкая, не всяким камнем прошибешь. Рыбью шкуру и пузырь в охотничьих зимовьях и ватагах рыболовецких издавна в окна вставляли. Распорки из палочек поставят – и рама в окне готова.

На Волге из рыбьих шкур делали паруса, за неимением холста. Такой парус появился здесь потому, что в Волге рыбы добывали больше, чем в море-океане. Добывали быстро. Забросят невод, а вытягивают человек двадцать с трудом. Брали только красную рыбу. Остальную выбрасывали в реку и птицам. Черная рыба дешева. Покупателя на нее не было. Зато для пошива ветровок, парусов, сапог летних, мешков годились шкуры не только белужьи, но и щуки, налима, сома… Шкуры влагостойкие и крепкие.

От рыбаков и звероловы Дикого поля переняли навыки шить одежду «на рыбьем меху». Не сильно греет, зато от дождя и ветра с мокрым снегом защищает. Шили звероловы ветровки шире и длиннее рыбацких и бурлацких. Епанча от долгого дождя промокнет, меховая куртка и от мокрого снега лезет. Дымленая кожа и та сыреет, да и тяжела она. Вот и выручала ветровка из рыбьих шкур. Наденешь ветровку на меховую куртку – и сухо, и тепло. Меньше времени на просушку одежды, больше на охоту.

Через несколько дней Вожа и Васек тронулись в путь. Предосенняя степь побурела, но еще оставалась полна жизни. По склонам холмов звероловы видели многочисленные норы сурков, похожие на волчьи норы. На рыхлой удобренной земле перед норой всегда появляется густая трава, выделяясь в степи яркими зелеными пятнами.

По опушкам лесных колков попадались еще и более крупные норы барсуков.

Любопытные сурки, сидя на задних лапах, посвистывали и подскакивали.

Звероловы-промышленники на них почти не обращали внимания. Мех малоценный. Из шкур сурков шили чехлы для ружей, чтобы закрыть от сырости замок. Добывать сурков и барсуков легко и изобильно. Но уважающие себя звероловы ими пренебрегали и добывали только в малом количестве из-за целебного жира для личных надобностей.

Дорогу преграждали многочисленные реки и длинные узкие озера, которые на деле часто оказывались лиманами[66]66
  Лиман – низина, заполняемая вешней водой.


[Закрыть] и ериками[67]67
  Ерик – глухой рукав реки, часто русло реки, пересыхающей летом.


[Закрыть], или ильменями[68]68
  Ильмень – местное название озера, из которого нет вытека.


[Закрыть].

Переправлялись с помощью коней. Настоящий «промышленный конь» хорош не только в скачке, но приучен ко многим вещам. Выстрела и зверя не боится. На него можно смело класть свежую медвежью шкуру, не дрогнет. В степи, догнав зверя, даже волка, хватает его зубами и бьет копытами. Умеет спокойно ходить по топким местам и кручам. Не боится вида глубоких оврагов. Знает голос и посвист хозяина.

Промышленный конь неприхотлив. Зимой в лесах при глубоком снеге русские промышленники приучали коней есть мох, поливая его солоноватой водой.

В безвыходных ситуациях промышленные кони ели даже трибушину травоядных животных, которую им подавали звероловы.

Зимой такой конь мог без воды обойтись. Если путник ехал по снежной степи на обычном коне и приходилось заночевать в открытом поле, то оглобли саней ставили вертикально и коня привязывали коротким поводком к оглоблям, чтобы он не нахватался снега, иначе пропадет. Иное дело промышленный конь. Снег ест запросто. Если не было снега, а только лед, то зверолов-промышленник мелко колол лед для своего четырехногого друга, и тот губами подбирал ледяную кашицу и тем утолял жажду.

Такой конь не боится большой воды. На глубине любой конь под тяжестью седока и даже вьюка тонет. Зато в брод промышленный конь идет по глубине до сажени, если грунт твердый. Пока конь чувствует под копытами дно, он будет идти на дыбах. Затем с увеличением глубины будет двигаться скачками на задних ногах и лишь потом при необходимости поплывет.

Там, где брод мелкий, Вожа и Васек не слезали с коней. Стременные ремни перехлестывали через седло, так что стремена поднимались до уровня седла и, стоя на конской спине, преодолевали реки и озера.

Но, встретив глубокую речку, Вожа поднял руку в знак остановки. Большой и маленький звероловы дружно резали ножами камыш и вязали маленькие плотики. На плотики укладывали седла, оружие, вьюки. Плотики привязали к хвостам коней. Сами звероловы плыли, держась за гривы над глубоко погруженными конскими спинами.

– Плыви от коня с той стороны, откуда течение, – учил Вожа. – Если плывешь над конем, держись левой рукой за гриву, а правой за поводья.

Когда кони доставали ногами дна, пловцы сели на них верхами и выехали на заросший камышом берег.