Текст книги "По законам Дикого поля"

28

Ученая экспедиция вышла к соленому озеру Эльтон. И ранее встречались небольшие соленые озера. Они всегда производили странное впечатление необычным видом. Среди серо-зеленой степи блестящие кристаллы соли казались подобными льду… Но это озеро поразило еще и своими размерами. Двадцать верст в длину и шестнадцать в ширину. Западные берега вышиной три-семь саженей, другие более низкие.

Экспедиция разбилась на два отряда. Один отряд пошел вокруг озера и выяснил, что окружность его около сорока семи верст. В Эльтон впадают восемь небольших речек: Солянка, Лансух – с запада, Улан-Заха, Хари-Заха и Черная – с севера, Большая и Малая Смороды и Горькая – с востока. Воды их теплы, солены, а в речке Улан-Заха вода вишневого цвета. Из Эльтона истока нет.

Другой отряд экспедиции разбил стан на берегу и начал разрабатывать копь. Разработки подтвердили рассказы старых ломщиков соли. Весной талая слабо минерализованная вода покрывает озеро, промывает. Летом солевой раствор красноватого цвета, называемый рапой или тузлуком, испаряется. Соляные частицы соединяются и выпадают на дно озера. Соль новосадка легкая, рыхлая, слегка малинового цвета и в пищу не употребляется.

Под новосадкой старые слои темно-синеватой соли, которая тяжелее и тверже. Слои ежегодно выпадающей соли заметно разделяются тонкой полоской ила, который наносил ветер. Чем более ломщики углубляли копь, тем тяжелее шла работа. Наконец на глубине более полутора саженей железные инструменты стали отскакивать от соли, как от гранита. Рубашки на спинах давно взмокли, но копь почти не углублялась.

Рудознатец взвешивал рапу. Долматов наблюдал за озером и диктовал писарю Михаилу:

– Внешний вид озера меняется несколько раз в продолжение дня: то площадь озера блестит и переливается всеми цветами радуги, при восходе и закате солнца, когда лучи его падают косвенно на поверхность озера, то оно в полдень принимает белый, блестящий вид, так что становится тяжело смотреть на него. Небо тут темно-синее с мутно-зеленым отливом. В окрестностях озера видели: одичавших коней, от рождения своего не видевших пастуха, совершенно диких тарпанов, сайгаков, лис и корсаков, волков, зайцев, уток, бекасов и много других птиц. Комаров почти нет, зато водятся тарантулы, скорпионы, фаланги и длинная тысяченожка.

Долматов закончил диктовать и посмотрел, как Вожа и Васек залезли купаться в озеро, где поглубже. За ними потянулись и другие. Тяжелая рапа поднимала человека, как пузырь.

– Константин Константинович! – позвал Васек художника. – Идемте к нам. Не робейте. В рапе нельзя утонуть.

Васек поднимал руки, лежа и стоя на глубине, но его голова оставалась на поверхности.

– Вот еще, я не робею, – проворчал Константин Константинович.

– Вожа говорит, что рапа и грязь эльтонская лечат от сыпей на теле, лишаев, чесотки и ломотных болезней, – продолжал уговаривать Васек. Заметив сидевшего на берегу пса, радостно позвал: – Волчок, ко мне!

– Так бы и сказал, – все еще хмурился художник. – Радикулит замучил. Еще верхами тряска все время.

Вскоре все участники экспедиции были в озере, даже коней искупали. Рапа щипала царапины, у кого они были, зато лечила лучше любого лекаря. Здесь исцелялись от десятков болезней, от подагры до золотухи.

Уже когда экспедиция снялась со стана, Рудознатец спросил Вожу:

– Есть другие озера, столь богатые отменной солью?

– Яицкие казаки для себя ломают соль на Индерском озере, – ответил Вожа. – И в иных местах ломают. Илецкую соль почитают наилучшей. От моря возвращаться будем, покажу.

В прикаспийской низменности встречались редкие оазисы, но все же преобладала полупустыня и пустыня. Растительность покрывает землю редкой сеткой или отдельными клочками. Серо-зеленая полынь, белоус, ковыль, перекати-поле, верблюжья трава. К пустыне приспособились эти да еще травы, само название которых говорит о многом: соленая лебеда, козлиная солянка…

Безрадостный пейзаж вечерами оживляли тушканчики, которых Вожа называл земляными зайцами. Они потешно, но стремительно скакали на крепких задних лапках, подняв передние, слаборазвитые. Одного тушканчика добыли для изготовления чучела для музея. Художник зарисовал с натуры необычных животных.

Вечерами звонко пели цикады. Васек принес капитану небольшую белесо-рыжую муху с прозрачными крыльями.

– Это они поют, – сказал Васек.

– Эта муха? – Долматов отказывался верить, смотрел на Вожу. Но тот утвердительно кивнул.

Оазисы редки, зато часты хаки – соленые болота. Они опасны зимой, когда снежок прикроет незамерзающую соленую жижу. Летом хаки видны и потому менее опасны.

Грязь в хаки вонючая. Иногда хаки высохнут в жару – и образовывается солончак. Весной воды размочат солончак – и снова появляются хаки. В иных местах соленое озеро, хаки и солончак собраны в одном месте. По краям низины ярко-зеленая или красная кайма, за которой следует голая, сухая растрескавшаяся глина с белым налетом соли, далее вонючая грязь серого цвета и наконец в середине маленькое озеро соленой горчащей воды. Летом возле хаки много комаров.

Да и от солоноватых и соленых озер бывает польза. Сайгаки, тарпаны и выросшие в степи кони по нужде пьют соленую воду.

На пути экспедиции жарким летом – растрескавшиеся солончаки и раскаленные пески.

– И здесь живут люди? – с сомнением покачал головой капитан, оглядывая унылую местность. – Разве можно жить в таком аду?

Вожа кивнул утверждающе.

– Покажи, – попросил Долматов.

После некоторого раздумья Вожа сказал:

– Верстах в двадцати отсюда живет один отшельник. Зверя промышляет. С властью не в ладах. И видеть никого не хочет. Многим гостям не рад будет. Одного капитана сводить могу.

– Согласен, – сказал Долматов.

Вожа вел Долматова кружным путем, среди хаки и небольших болхунов. Дорога показалась длиннее, чем предполагалось.

– Вон его жило, – показал Вожа и остановил коней. Остановился и Долматов.

Зверолов-одинец встречал их настороженно, с заряженным ружьем. Вожа помахал ему и тронул коней вперед только после того, как увидел ответный сигнал.

– Григор, принимай гостей, – приветствовал Вожа высокого худющего недоверчиво смотрящего зверолова.

– Кто это с тобой, Вожа? – спросил Григор.

– Мой спутник. Он вреда тебе не принесет. Мы ненадолго. Нет ли у тебя воды для коней?

– Лучше попроси краюху хлеба, чем ведро воды, – еще хмурился, но уже мягче сказал Григор. – Проходите в избу.

Более скромной хижины путники не видели за все время работы экспедиции. Хижина оказалась плетеной из камыша. В нескольких верстах отсюда на озерке с солоноватой водой рос высокий камыш толщиной в поперечнике до дюйма и высотой в три сажени. Чтобы комары не досаждали и никто из путников не догадался искать его среди безводной пустыни, Григор поставил избенку подальше от камышового озера, в низине. Если кто и будет искать жилье в пустыне, то возле воды, а не там, где ее нет. Григор возил камыш к месту постройки на своем единственном скакуне. Плетеную избенку обмазал глиной и покрыл тем же камышом.

Изгородь, так же плетенная из камыша, выполняла роль острога. Камыш служил постелью для ночлега. Из камыша сплетена печь, обмазанная глиной. Камыш служил топливом. Молодыми побегами камыша зимой питался конь зверолова. Из камыша сделана дудка, на которой играл одинец.

Было у камыша и еще одно назначение. За дворовой оградой-острогом гости увидели загородку из камыша, воткнутого в глинистую землю. Загородка располагалась подковой в ту сторону, откуда зимой чаще дули ветры.

Григор заметил заинтересованный взгляд Вожи и его спутника и пояснил:

– Там у меня под песком и камышом лед. Зимой снега наметет, утрамбую, еще наметет. Весной накрываю песком и камышом. Он и тает до самой осени.

При осмотре оказалось, что возле ледяного бугра вырыта небольшая яма, в которой стоит кожаный мешок, привязанный к прутьям, а к нему по деревянному желобу стекает талая чистая вода.

Если воды требовалось больше, то пустынный житель откалывал несколько глыб льда и клал их на желоб, на солнце. В жаркие дни ледник источал воду больше, в прохладные меньше. Но даже в сильную жару камыш и песок надежно защищали запасы льда. Нужно лишь рассчитать, чтобы воды хватило до осени.

Долматову стало понятно столь трепетное отношение к воде. Гости выпили по кружке воды, приняв ее как дорогое угощение, но от предложения напоить коней, о чем просили сами, отказались и вскоре уехали на стан экспедиции.

В пустыне экспедиция встретила цепочку небольших пологих холмов.

– Мара, – сказал Вожа. – Погребения древних людей. Кочевали здесь очень давно.

– Сделаем раскоп, – решил Долматов.

– Плохая примета раскапывать могилы.

– Это нужно для науки, – Долматов остался непреклонен. – Приступим помолясь.

В маре под слоем земли нашли полуистлевший сруб. Останки человека, медные орудия труда, несколько монет и богатую конскую сбрую.

Вожа, взглянув на могилу, сделал простой и вместе с тем глубокий вывод:

– Выходит, тут прежде где-то был лесок.

– Такую красивую и необычную конскую сбрую, удила и бляхи… я видел на ярмарке в Самаре, – вспомнил Долматов.

– Могильные воры торговали, – сказал Вожа.

Останки человека оставили в земле, а орудия труда, оружие и предметы быта экспедиция забрала для исследования и музея.

В дальнейшем экспедиция шла по безводным местам. Солнце палило нещадно. Не меньший жар исходил от раскаленной земли. К тому же что-то случилось с природой. Казалось, что соль висела в воздухе, и от этого жажда усиливалась еще больше. Губы растрескались, руки почернели.

– Немилосердно жарит, – сказал Константин Константинович. – Еще немного, и я вывалюсь из седла. Дайте глоточек воды.

Вот уж когда пожелаешь себе дедаловых крыл.

– Тут пара глотков, – Вожа протянул почти пустой бурдюк. – Больше воды нет. Придется терпеть.

Васек протянул Долматову свинцовую пульку:

– Капитан, сосите, как я. Свинцовая пуля холодит, жажду убавляет.

– Спасибо, Вася.

Ранним утром выпала роса на скудные травы. Участники экспедиции ползали по степи и собирали росу. Но то, что вчера казалось фантазией собственного воспаленного жарой мозга, обрело реальные приметы. Роса оказалась соленой. Капитан на стане продиктовал писарю:

– Утром выпала соленая роса. Причину соленой росы истолковать трудно. Кому не известны доказательства физиков о чистоте водяных паров? Кто бы похотел только сомневаться о химических опытах?

В Яицкой степи природа ни физическому остроумию, ни химическим опытам не следует. Соль на лицах и одежде. Всюду соленая роса. Здесь каждый час годом кажется.

– Скоро доберемся до воды, – успокоил Вожа.

В середине пути экспедиция вышла к Каспийскому морю. Долго стояли и смотрели в морскую даль.

– На северном берегу море долго мелкое, – сказал старший из казаков Боевых. – Бывали здесь на промыслах.

Для опыта по просьбе Долматова конный казак заехал в море. Он далеко отъехал от берега, но вода не доставала коню даже до брюха.

От Каспия экспедиция повернула к Самаре, но пошла не старым маршрутом, а взяла на восток. В пути встретили кочевье мирных калмыков. На разведку выезжал Вожа, по предложению Долматова, желавшего постичь быт здешних кочевников. Вслед за проводником к кочевью приблизилась вся экспедиция.

В кочевье оказалось десяток кибиток и десятка три взрослых мужиков и с ними немало домочадцев.

Художник сразу же зарисовал типы калмыков, их характерную четырехугольную шляпу, одежды. Многие калмыки безбороды, выщипывают жидкую бороденку и оставляют только усы.

Гостей калмыки угощали мясом и молочным вином. Мясо в кочевье варили, пекли, вялили, но почему-то не жарили. Мясо варили, не выпуская крови. Мясо и молоко – основные продукты питания.

Кибитки калмыки поставили дверями на юг. В кибитке сильный запах преющих войлоков, и капитан предпочел остаться под открытым небом. К тому же так безопаснее.

Из смеси русских и калмыцких слов и жестов, а также пояснений Вожи понял Долматов, что калмыки содержат скот на вольном выпасе, покуда есть трава в округе. А как стада съедят траву, то кочуют дальше. Большие перекочевки только весной и осенью. Одна дневная кочевка весной с молодняком семь-десять верст, а осенью со взрослым стадом верст двадцать-двадцать пять. Кизяк для топлива калмыки делают из овечьего помета. Одежда из кож своего скота и покупных тканей.

Долматов подарил кочевникам иглы и другие металлические предметы. Калмыки наполнили бурдюки участников экспедиции кумысом. Расстались довольные друг другом.

Перед Яиком экспедиция видела и еще одну кибитку, но объехала ее стороной. Калмыки предупредили, что в ней больной оспой, и они оставили его на волю богов, ибо боялись оспы.

Через Яик экспедиция переправилась необычным способом. Казаки нашли в камышах замаскированную лодчонку ловцов рыбы. Наиболее ценные и тяжелые вещи сложили в лодку. Далее один казак сел на нос лодки и держался за хвост плывущего коня, а второй казак на корме правил лодкой, используя вместо рулевого весла приклад ружья. Так перевезли вьюки и художника. Остальные участники экспедиции перебирались вплавь, придерживаясь за гривы коней. Если бы лодку не нашли, то переправили бы вьюки, как и прежде, на камышовых плотиках.

29

По заяицкой степи экспедиция продвигалась быстро, не делая долгих остановок. Ограничивались беглым осмотром местности и описанием увиденного.

Между устьями рек Яик и Эмба топкие и почти сплошные солончаки и хаки. Самый большой из них Кара-ссур. В сухое время топи подсыхали и появлялось несколько проходов. По нижнему броду пролегал караванный путь с низовьев Волги в Хиву. Это болото производит во множестве дерновой железняк, грудами которого обозначен караванный путь. Путешественникам запомнилось свечение дернового железняка в ночное время.

– Река Эмба! – показал Вожа рукой на речку, текущую в глубоком русле. – Вытекает с Мугоджарских гор. Идет к Каспию. Но доходит до него не каждый год. Часто пересыхает в низовьях. Дальше река Сагиз. В верховьях пресная, внизу соленая. До моря доходит только весной. Дальше пустыня до Арала.

На Эмбе экспедиция описала один из выходов нефти на поверхность. Возле Эмбы наблюдали огромные табуны куланов. Видели и аркара – дикую степную корову. Долматов продиктовал писарю:

– Кулан пьет соленую воду, питается солончаковыми, летом засыхающими жесткими травами. Бегает быстро, как олень, только много выносливее. Возле Эмбы видели дикую корову – аркар. Науке ранее не известна. Шерсть желтовата, рога наподобие бараньих, копыта как у коровы. Когда бежит, то голову держит кверху, а рога на спине. Бегает резво.

От Эмбы экспедиция повернула к Яику.

Во время странствия в степи путники постоянно чувствовали ветер – то слабый, то сильный. Ветер и солнце сушили и обветривали кожу. Но почернелые лица путников осветились улыбками, когда они увидели Яик. Это почти родимая сторонка.

Если Эмба текла с голыми берегами, то вдоль Яика на всем протяжении неширокая полоса леса. В лесу преобладают породы, малопригодные для строительства: ветла, ива, тополь, осина, вяз. Но после пустыни, где от палящего солнца и разгулявшегося иссушающего ветра негде укрыться, и этот лес показался райским. И, конечно, по обоим берегам реки густой камыш, густонаселенный водоплавающей птицей и кабанами. А уж осетровыми сортами рыбы Яик сказочно богат. По уловам ценной рыбы и добыче черной икры на всем белом свете только Волга соперничала с Яиком. Тут не пропадешь.

На дальних подступах к казачьей столице Яицкому городку, на воровских перелазах сторожевые маяки, казачьи пикеты – бекеты. Экспедицию Яицкий городок встретил без суеты и особого оживления. Более двух тысяч одноэтажных беленых изб – мазанок и рубленых изб – походили на обыкновенную деревню, если бы не оборонительные укрепления на околице и обилие оружия на бородатых мужиках.

Здешние казаки-рыбаки, или по-другому ловцы, промышляли рыбной ловлей, меньше охотой и немного огородничеством. Жили сытно и вольготно. Гостей радушно угощали пельменями с осетриной, опять же осетриной, запеченной в золе, и жареной севрюжатиной. Пообщавшись с казаками, капитан продиктовал писарю следующее:

– Здешние казаки вышли кто с Волги, кто с Дона несколько столетий тому назад. В сущности всякий сброд да наволока. За несколько веков они выработали известные традиции, независимый и гордный характер. Чрезвычайно ценят свои права и возлюбленные вольности. Живут общиной, общий сход которой и решает все жизненно важные и спорные вопросы. У них полная вольность. Атаман только тогда почтителен, когда выходит в круг, а в остальное время никто перед ним и шапочки не ломает. В военном походе атаман начальник, а в повседневной жизни равный среди равных. Достоинства чтят больше, чем богатства. Сохраняют память о делах дедов и прадедов. Нам рассказывали о походе на Хиву в 1600 году во главе с атаманом Нечаем. Хорошо вооружены и отлично владеют оружием. Оружие покупное и самодельное. Имеют пушки чугунные и медные. Видели пушку деревянную, старинную, специально на показ сохраненную. Когда казаки находились в осаде и недоставало пушек чугунных, то мастерили деревянные с железными обручами и каменными ядрами. И порох делали сами.

Долматов и живописец ездили с казаками по Яику на лов рыбы. Слушали рассказы о весенней и зимней плавне. О багрении белуг в декабре через проруби на ятовях[150]150
  Ятовь – яма, облюбованная рыбой для зимней спячки.


[Закрыть]… Осматривали багры-крючья, насаженные на длинные шесты.

Из Яицкого городка экспедиция намеревалась направиться на Соль Илецкую и далее к Уральским горам. Атаман казаков отговаривал Долматова от похода на Урал:

– У кочевых башкир на Урале слышно замешание. Размир. Попадете в жернова – никто не выручит.

Долматов тревожными вестями был озадачен, но решил не отступать и пройти намеченный маршрут до конца. Ведь экспедиции до сих пор так везло. Спокойствие и задумчивость Вожи была воспринята Долматовым как уверенность в успехе похода, и он еще более укрепился в своем решении.

В это время в отряде Остроги произошел давно зревший бунт. Один из его самых молчаливых соумышленников выпил из походного бурдюка последний глоток воды и положил руку на рукоять пистолета, висевшего на поясном ремне:

– Все! Хватит дурить нам головы. Скажи, Острога, зачем столько месяцев мы болтаемся в дикой степи, не видя ни браги, ни мягкой постели? И если ответ твой мне не понравится, то…

Острога было потянулся к оружию, но голос оказавшегося у него за спиной волжского разбойника Заплатки также не оставил сомнений Остроге в том, что терпение соумышленников на пределе:

– За такую же работу Вожа и конвойные казачки получат доброе вознаграждение, а что получим мы?

Острога почувствовал, что напряженность вокруг него растет с каждым мгновением, и поспешил широко улыбнуться, и, демонстрируя уверенность, снял руки с оружия и развел в стороны:

– Какое нетерпение у вас. Знать, тоже чуете близкую поживу, только не знаете где.

– Хватит кормить нас обещаниями и сказками про клады из древних мар, которые будто бы ищет экспедиция этих полоумных, – жестко сказал Заплатка. – Они раскопали всего одну мару и золота там не нашли. Набрали разной медной дряни, а другие мары копать и не собирались. Бабочек в степи ловят.

– А зачем они такой крюк сделали? – Острога озадачил соумышленников. – Зачем идут к Уральским горам таким крюком? Зачем запутывали следы, если ловят бабочек? Сегодня все узнаем. Захватим одного из них и развяжем ему язык.

– Ну так и быть, – Заплатка отпустил рукоять пистолета.

До Соли Илецкой исследователи Дикого поля добрались быстро. В дороге посетили гипсовую гору, у подножия которой осмотрели вход в примечательную пещеру, из которой непрерывно дул ветер. О пещере в Яицком городке казаки рассказывали: зимой от теплого ветра снег у входа в пещеру тает, а летом от холодного ветра вода мерзнет. Действительно, ветер, дувший из пещеры, оказался холодным.

Урочище Соль Илецкая, или озеро Илецкое, и соляную гору Илецкую у реки Илек знали давно. Казаки яицкие ездили сюда ломать соль с шестнадцатого века. Соль добывали и в горе, и в озере. Лучшей считалась добытая в озере. Добывать ее в озере тяжело, мешал рассол, разъедающий кожу.

На соляном озере экспедиция встретила ломщиков соли. Держались они несколько настороженно. В обветренных оборванцах нетрудно угадать беглых крепостных крестьян, нанятых казаками на ломку соли. Соль в значительных количествах шла на засолку рыбы, икры…

Увидев, что начальственный люд из экспедиции не причинит им вреда и никого не собирается арестовывать, ломщики размякли, согласились показать, как они ломают соль, и даже подарили Долматову несколько своих поделок из особо прочных ядер, своеобразного соляного хрусталя, который они называли сердце. Находили такие ядра весом в два-три фунта и даже более.

Среди простых ломщиков нашлись чудо-умельцы, которые промышляли помимо ломки соли обработкой соляного хрусталя. Из найденных ядер они точили вазы и солонки. Долматов вертел в руках уникальные творения и удивлялся тому, насколько сердце неграмотного ломщика может быть открыто красоте.

– Какое чудо могут сотворить эти загрубелые руки и сердца! – воскликнул Долматов.

– Соляным сердцем глаза лечим, – посоветовал один из ломщиков, подметив у Долматова красные воспаленные глаза, которые надуло пыльным пустынным ветром. – Прикладывайте к глазам, и обязательно полегчает.

Участники экспедиции, как и на Эльтоне, использовали остановку для того, чтобы искупаться в удивительной и лечебной воде Илецкого озера. Купальщики не ныряли, так как рапа щипала глаза, да и трудно это сделать в воде, которая выталкивает на поверхность. Мамон лежал на воде, не делая никаких движений. Васек плеснул в него водой:

– Дядя Мамон, смотри, – Васек поднял руки вверх, притом голова его осталась на поверхности. – На глубине стою, могу пешком через глубину пройти.

Долматов и писарь Миша уехали на лодке вместе с ломщиками на середину озера, где обозначился соляной остров. В лодке Долматов диктовал об очередном наблюдении:

– Соль вырубают топорами с длинными топорищами. Прорубают борозды глубиною пять четвертей, а шириной вершка три, так, чтоб одна борозда от другой находилась на расстоянии аршина. Заготовя несколько борозд и сойдясь в одно место по двадцать-тридцать человек, сбивают соль с самой подошвы бревном, называемым барсом, ударяя по нескольку раз в косяк. А как косяк даст трещину, то отделяют его от соляной подошвы большими рычагами. В косяке случается пудов по триста. Косяк разбивают, грузят на лодку и переправляют на берег. Что до доброты здешней соли, то чистотой и твердостью едва ли сыщется где подобная ей, ибо истолченная бывает так бела, что по виду от чистого толченого сахара распознать ее не можно.

Долматов ненадолго задумался и продиктовал небольшое дополнение:

– Государству на пользу взять ломку соли илецкой под свое попечение.

В это же время художник сидел на берегу и рисовал. Никто не заметил, как он исчез. Кто купался, кто купал коней. И хватились его искать не сразу. Нашли только лист с рисунком…

Острога и его соумышленники по злодейскому промыслу охотились за Рудознатцем, которого приметили еще на Общем Сырте. Но тот все время находился рядом с казаками и мастеровыми. Зато увлеченный и беспечный живописец Константин Константинович оказался легкой добычей. Он рисовал пейзажи и карты вместе с геодезистом и, по мнению злоумышленников, знал о планах экспедиции. Его оглушили и уволокли.

Разбойники связали живописца в утку и положили в соленое озеро. В рот засунули палку так, чтоб его нельзя было закрыть, и давай лить в глотку сильно соленую воду.

– Говори, куда экспедиция идет, – требовал Острога.

– Говорил уж, – слабым голосом сказал Константин Константинович, – на Уральские горы путь держим. Оттуда в Самару. Об этом и в Самаре знают.

– Золото нашли?

– Как же, нашли. Страна эта чудесная и есть золото.

– Залей-ка ему еще, – приказал Острога Заплатке. – Он еще шуткует. Скоро тебе не до шуток будет. Соль свое дело сделает. Ты ж соль искал. Получи.

– Чего вы от меня хотите? – взмолился живописец. – Никакого золота другого не ведаю.

– Заливай, – скомандовал Заплатка подручным. – Теперь полежи, подумай. Если к ночи не подохнешь, то к утру от тебя никто и звука никогда не услышит.

Так плохо Константину Константиновичу еще никогда не было. Все внутренности у него горели… Жизнь уходила из его тела.

Когда обнаружилось, что живописца нигде нет и он не отзывается, Вожа обследовал то место, где оставался Константин Константинович.

– Чужие были, – сказал Вожа и махнул казакам.

Вожа и четверо казаков пошли в погоню за похитителями, оставив Мамона и Васька для охраны остальных специалистов экспедиции. Иногда Вожа останавливался, искал след и снова погонял коня.

Злоумышленников увидели издали. Казаки постарались подъехать к ним скрытно, укрываясь за кустарником. Ехали, свесившись за бока коней. Но их все-таки обнаружили. Завязалась перестрелка.

Из этой стычки удалось уйти только Остроге и Заплатке. Казаки долго преследовали их по степи, но от дальнейшей погони отказались. Надвигались сумерки. К тому же у разбойников имелось по заводному коню, на которых каждый из них мог пересесть. А казаки оставили своих заводных с вьюками на стане.

Когда казаки вернулись, Вожа уже развязал живописца, дал ему несколько глотков воды, но тот был плох.

– Соленой водой мучали, – понял Вожа. – От этого умирают через день. Соль весь живот переедает. От азиатов пытку переняли. Хорошо, что мы его нашли до ночи. Сажайте его верхом и везите на стан. Спасти его можно только топленым овечьим салом. Сало соль в себя вбирает и живот очищает. У ломщиков соли в загоне есть овцы. Скорее туда.

Живописца отпаивали топленым овечьим салом, а потом несколько дней, в том числе в пути, кормили пресной болтушкой. Пшеничную муку клали в котел, поджаривали немного и мешали с водой и овечьим топленым салом, и таким путем получали один из видов знаменитой болтушки. Через несколько дней Константин Константинович почти оправился, смотрел веселее и даже шутил на свой счет.