Текст книги "По законам Дикого поля"

8

Вдоль всего течения Большого Иргиза по обоим берегам зеленел лес. Нескончаемая, в сотни верст, лента зеленого летом чернолесья. Лес отходил от берега где-то на несколько сот саженей, а местами на несколько верст.

В узкой полосе прибрежного леса в Поле текли многие реки. Но иначе выглядело среднее и нижнее течение Иргиза. Река несла свои воды к Волге причудливыми зигзагами, постоянно петляя. Пройдет верст десять-двадцать и почти вернется к предыдущему повороту. Если в нижнем течении по прямой семьдесят верст взять, то по реке все четыреста. Там, где река петляет, пойменные леса сходятся и расширяется полоса леса до ширины двух десятков верст.

Иргизский лес густой, колючий, непролазный. Редко, где высятся сосны, больше чернолесье: вяз, осокорь, татарский клен, яблоня, торн…

Звероловы углубились в лес по витиеватой медвежьей тропе. Кони с вьюками иногда, застревали в чаще, и приходилось ветки отодвигать, иногда проход прорубали.

Зимовье находилось в глубине речной излучины, на большом полуострове с трех сторон окруженном рекой. Туда и шли звероловы.

В лесу водились куницы, порешни, горностаи, хори, косули, лоси, много медведей. В этих местах медведи обитали даже в крошечных колках среди степных просторов. Но не они сейчас привлекали звероловов. Вожа намеревался оставить часть снаряжения в зимовье и выйти в ближние степные долы зверовать степную лисицу, волка, озерных бобров и выхухоль да норку.

Вот уже воздух тянет речной сыринкой. Васек впервые увидел Иргиз. Река текла в глубоком русле, похожем на овраг. Берега крутые, местами обрывистые. Внизу у самой воды узкая полоска камыша, а по обоим берегам густой лес.

Ширина реки в среднем течении тридцать-пятьдесят саженей. Течение спокойное. Глубина сажень-полторы. И только на поворотах встречаются ямы глубиной до десяти саженей.

Вожа спустился к реке, зачерпнул ладонями воды. Умылся. Вода знакомо пахуча, но годна для питья.

– Худая! – воскликнул Васек, увидев скользящую по воде змею.

– Не, – Вожа остался спокоен. – Это вьюн[90]90
  Вьюн – минога.


[Закрыть]. Рыба такая. Вкусная.

– Где же зимовье? – спросил Васек.

Вожа был доволен тем, что Васек не заметил заросшей тропинки. И здешнее зимовье он поставил скрытно. Досужий взгляд скользнет по берегу и не заметит его. Даже тропинки к воде не увидит.

Вожа построил зимовье недалеко от берега, но так, что его нельзя увидеть с реки ни летом, ни зимой. Места пустынные, но летом на гребях могли пройти по реке разбойники, другие промышленники, а зимой нельзя исключать прихода по льду конных шаек кочевников. Да и мало ли какой бродяга мог нанести ущерб зимовью, пока отсутствует хозяин.

Люди, знающие, как тихо скрадывать зверя, и сами старались жить скрытно. Вот Вожа и поставил зимовую избу одним углом над родником. Не надо тропу топтать к реке. Не надо зимой во льду полынью рубить, чтобы воды достать для постирушки или готовки. Поднял половицу и черпай ковшом хоть ведро, хоть бадейку. Под зимовой избой родник не замерзнет, снегом не заметет. Опять же меньше дров, меньше дыма…

Пробираясь вдоль берега, звероловы увидели маленький ручеек, потом небольшой острог вокруг зимовья.

Само зимовье походило на другие, что оставил Вожа по вольным рекам. Изба, рубленая из бревен. Небольшие сени без окон. Крыша плоская, односкатная. На потолочные плахи насыпана земля и положен дерн для тепла. В Диком поле встречались зимовья, крытые тесом, но чаще земляные. И теплее, и не горит в случае стычки с неприятелем. Окошки закрыты рыбьей кожей или медвежьей требухой. Зато пол, в отличие от самарского зимовья, выстлан даже не плахами, а настоящими половицами; зверолов немало потрудился. Васек попрыгал на полу.

Вожа заметил:

– И в самарском зимовье половицы или плахи настелим.

Но самое главное отличие Васек увидел в том, что в зимовье нет каменки, а есть большая глиняная печь с трубой. Зимовье топилось по-белому. Печь сбита из глины, смешанной с песком. В печи можно готовить, а на печи сушить одежду. Васек потрогал угловатую трубу. Обычно звероловы трубу для печи плели из веток и обмазывали с двух сторон толстым слоем глины. Но здесь труба состояла из трех плах, обмазанных глиной. Труба шла к потолку. Хотя бывало, что трубы выводили через отверстие в стене.

Вместо стульев чурбаки. Вдоль стен лавки[91]91
  Лавка – большая скамья, заменяющая кровать.


[Закрыть] – широкие доски на чурбаках. Небольшой стол на четырех ножках удивил Васька еще больше. Чего бы проще прибить широкую доску к чурбаку – и стол готов. Видно, зверолов провел здесь не один месяц.

В сенях и комнате Васек увидел предметы, что можно найти в любой крестьянской избе, и те, что только у звероловов. Жернов, чтоб молоть муку, колода с золой для выделывания кож, кадушка, квашня для теста, сито, чугунок для щей и студней, скворода для жаркого, глиняный горшок для кваса, туесок с водой. Еще но стенам на спицах развешаны сумки с иглами, нитками, шилом и прочими охотничьими принадлежностями. Тут же стрелы для охоты, лыжи, вяленая рыба, туески с медом и воском. В сенях развешаны на стене невод, морды, вентери из краивной и таловой пряжи. Еще внимание привлекло красивое опахало из хвоста глухаря, целиком оторванного и расправленного веером и таким образом засушенное. Такие опахала жители Дикого поля применяли в первой половине лета, когда не было другого спасения от комаров и мошки. Обычно им пользовались верховые путники.

Почти все в зимовье сделано руками зверолова. Покупное: сковорода, чугунок, иглы. Ну а медный чайник, медный котелок и кружку зверолов возил с собой.

В зимовье звероловы совершили приготовления к летней охоте, зверованию. В приметном месте Вожа извлек из воды челн-однодеревку, притопленный с помощью камней и песка. Челн, выдолбленный из цельного бревна осокоря, притапливался для сохранности от воровского люда и чтоб не трескался. Там, где зверолов появляся чаще, челн мог прятаться в кустах.

Выдолбить челн – работа не замысловатая, но трудоемкая. Еще делали очень легкие челны из бересты, которые несли гребца, казалось, сами. Но долбленка считалась более долговечной.

В старые времена и в не столь давние из гигантских дубов, осокорей и лип выдалбливались такие суда, что в них пометалось по двадцать и даже по сорок воинов с оружием и провиантом. На них сорвиголовы ходили не только но рекам, но и по штормящим морям.

В кустах Вожа нашел одностороннее весло. Он с Васьком и Волчком вполне уместились в челне. Осмотрели реку. Выбрали мед из борти. В двух бортях набрали меда на всю зиму, хоть продавай. Бортники-промышленники обслуживали сотни бортей, даже до тысячи. Выбирали-качали мед два раза в год, весной и осенью. Но зверолову так много без надобности. Мед оставался до будущего года, когда лежал по нескольку лет, про запас.

Отличные меды. Духовитые, лечебные. Волжская пчела считалась наилучшей. Опытные бортники различали шесть пород диких пчел: желтобрюхую, долгоротую, клетчатую, поясистую, перелиостую и фиолетовую. Велика Сибирь, а до прихода русских пчела в ней не водилась. Завезли ее туда переселенцы с Волги.

Осмотрели звероловы водопойные тропы.

Сучили нитки из таловой коры. Вязали запасной обмет[92]92
  Обмет – охотничья сеть.


[Закрыть]. На медвежьей тропе в лесу вырыли яму и прикрыли ее хворостом.

Вожа обучал меньшого брата промышлять зверя и ориентироваться, видеть то, что другой не увидит.

– Волк воет где угодно. У него свои повадки. А медведь медом ведает. Где пчелы жужжат, туда и иди. И в ягоднике ищи. На реке ищи на тоне[93]93
  Тоня – пологая часть берега, без камней и коряг, удобная для рыбной ловли.


[Закрыть], где легче рыбу поймать. У медведя нюх собачий. Зверя скрадывай, чтобы тебя не почуял. Привязывай к подошве обувки ветки можжевельника. Видишь, на коре полосы рядками. Медведь когти точил. Помет свежий. Здесь на тропе самострел поставим.

На тропе, сбоку, звероловы насторожили лук-самострел. Через тропу протянули тонкую нить, сплетенную из двух конских волосков. Лук натянули на дощечку, на которой лежала стрела, упираясь одним концом в тетиву, а другим обращенная на тропу. При задевании нити дощечка падала и спускала тетиву.

– Срубленную высоко осину видишь? – задал вопрос Вожа и сам ответил на него: – Зверолов срубил.

– Почему? – спросил Васек.

– Кто станет рубить сырое дерево посреди леса? Засохшей листвы на ветках нет. Значит, зимой рубили. Высоко рубили. Зимой в лесу снега много. Зверолов подстрелил куницу, а та запуталась в ветвях.

– А почему знаешь, что куница запуталась?

– Ради белки не станет зверолов рубить толстое дерево. Мороки много, выгоды мало. Вон, смотри, оленья тропа к реке. Нам сюда.

На оленьей тропе поставили ременные петли. Больше всего оленей водилось на реке Сок в Семейкинском и Царевщинском лесах, но и на Иргизе хватает. Уже на следующий день олень, шедший через заросли на водопой, задел петлю рогами. Чем сильнее он дергался, тем сильнее затягивал петлю. Мясо в пищу, рога и шкура предназначались на продажу. За день могли звероловы добыть несколько оленей, но нужды в том не было, искали пушного зверя.

На рысь насторожили оцеп на звериной тропе. Жердь – оцеп средней частью крепилась на сошке с вилкой. На тонком конце оцепа ременная петля, на толстом, для веса, дополнительно бревнышко подвязывали и чутко настораживали. Заденет зверь петлю – и толстый конец оцепа упадет вниз, и взметнется вверх– тонкий конец с петлей и добычей. На весу рысь даже тонкий ремень не может перегрызть.

Не сразу, но добыли звероловы и медведя, и рысей.

В реке ловили ценную норку, хохулю. Снастью, мордой, ловили еще более ценную порешню. Вожа показывал Ваську, как ловить порешню руками.

– Хватай за хвост и поднимай вверх. Отпустишь – она остервенится и порвет, может до смерти порвать.

Вожа, улучив момент, выскакивал и гнался за неповоротливой на земле порешной, и, схватив за хвост, удерживал зверя на весу. Пока нож не сделал своего дела. Такая охота без выстрела экономна, но сколько народа поплатилось за экономию и короткое замешательство.

Хорошо поработав в лесу, звероловы отправились в степь. Здесь зверя еще больше. Настало время, когда Дикое поле давало пушнины больше, чем Сибирь.

В Заволжье сравнительно теплое лето, за которое хорошо прогревались реки, озера, лиманы. На свет вылупливались несметные тучи комаров и мошки. Ими питались рыба, которой развелось просто прорва. Кто видел, как по Волге идет на нерест волжская сельдь – бешенка, тот не забудет виденное никогда. Рыба шла так густо, что вода в реке поднималась. В гущу идущей рыбы втыкали ветку дерева, и она не сразу падала. Лов ценной рыбы прекращался, ибо бешенка забивала все снасти, не давала работать.

Прожорливые сомы на ватагах выхватывали белье у хозяек, пришедших для постирушки. Белуги в пять-семь центнеров обыденность.

И степные озера кишили рыбой.

А где множество рыбы и птицы, там множество зверя.

В Сибири добывали ценного соболя и много белки. В Диком поле, в Заволжье добывали бобра, лисицу, норку, порешню, хохулю, волка, корсака, коз. Попутно добывали рысь, медведя черного и бурого, горностая и хоря, белку, пять видов диких кошек, включая крупных камышевого и лесного кота… На сурков и зайцев и не смотрели. Их били крестьяне в огородах и шили шубейки, теплые, но не долговечные. Убывало число оленей, а пушного зверя, плодовитого, не сокращалось, пока свободна степь.

Только лисицы привозили звероловы в Самару до пятидесяти тысяч шкурок в год. Среди них лису черную и чернобурую, чей мех ценился выше соболиного.

Вожа и Васек поставили капканы и кулемы. Время от времени их проверяли. Но больше охотились на зверя конным нагоном… Если зверь ушел в нору, то ставили вокруг нее обмет и выкуривали. Выскочившего зверя давила собака или сами звероловы хватали руками.

Много добывали в озерах хохули. Мех ее имеет тяжелый запах; его даже против моли кладут. Зато красивый и прочный. Ловили ее западней из приволочных колечек, связанных между собой, куда хохуля залезала, как в нору, и запутывалась. Ловили и плетеной рыболовной мордой. Шкурка у хохули маленькая, цена две-три копейки… Зато за день и тридцать шкурок добыть можно.

Выбрав нужное число хохули, Вожа остановился.

– Больше потребности на прожитье не бери. Пусть зверь плодится. Еще бобров промыслим, и мы в достатке.

Гуляющих бобров звероловы промышляли на большом озере. Водная поверхность озера в ширину две сотни саженей, зато в длину версты четыре. Вокруг озера стена камыша, зеленое кольцо шириной пятьдесят-сто саженей. Весь берег утоптан животными. Среди камыша тянутся пересекающиеся тропинки.

Бобров били тупой стрелой из лука, гнутого из березы. Старались мех не повредить. Но скоро осторожные бобры ушли под воду и в камыш и на берегу не показывались.

Тогда звероловы нашли выход. Когда к берегу ветром подогнало плавун, они решили использовать его вместо лодки. Плавун из легких плавающих перегнивших остатков листьев, древесины, камыша зарос не только травой, но и кустарником. Плавун оказался крупным. На таких плавающих островах любят гнездиться лебеди и другие водоплавающие птицы. Но в конце лета плавун пуст.

На плавуне быстро соорудили шалаш из ивовых веток и камыша. Под шалашом вырезали оконце для воды. Через оконце маленьким веслом гребли в нужную сторону. Плавун веслу подчинялся плохо, да звероловы особо и не напрягались, больше полагались на ветер и удачу.

Звероловы успели добыть еще несколько бобров, когда на берегу заметили охотников за людьми, ордынцев, вышедших на баранту. Вначале Вожа увидел одного. После наблюдения за берегом насчитали шестерых. Ордынцев не очень много, но намерения у них оказались самые серьезные. Они внимательно следили за плавуном, на котором стоял шалаш.

Пока плавун находился на середине озера, ничто не угрожало звероловам. Но ордынцы могли увести коней, которые паслись в степи. К тому же Вожа не хотел находиться в качестве дичи и выжидать. Он привык идти опасности навстречу. Когда выжидаешь, не знаешь, где оплошаешь.

Когда усилившийся ветер погнал плавун к противоположному берегу, ордынцы стали отходить от камышей. Сделалось понятно, что они решили идти вокруг озера.

Вожа привязал к одному из ружей веревку.

– Вот тебе якорь, – сказал он меньшему брату. – Саженей за пятнадцать до камыша попытайся выгрести от берега еще столько же. Там бросишь в воду якорь. Привяжи к кусту. Если не осилишь грести, все одно бросай якорь. К берегу не подходи, что бы не случилось. Понял? Басурманина увидишь – стреляй. Если не увидишь, тоже постреливай поверх камыша.

– А ты?

– Погуляю по берегу. Дай метательный нож.

Вожа оставил на плавуне все огнестрельное оружие, которое могло подмокнуть в воде. Он не стал рисковать мальчишкой и оставил его на воде. Плавун стал хорошей отвлекающей приманкой…

С одним охотничьим и двумя метательными ножами, сбросив кожаную куртку и повязав голову косынкой, Вожа прямо из шалаша ушел под воду через прорубленное оконце.

Куда старшой делся, дальше Васек не видел. Он сразу же начал грести изо всех сил. Когда он посмотрел в щелочку, то увидел, что плавун остался на том же месте. Ветер оказался сильнее.

Васек бросил в воду тяжелое ружье и закрепил веревку. К его ужасу, ветер продолжал гнать плавун к берегу, у которого уже, едва прикрывшись камышом, изготовились к нападению хищные разбойники. Но саженей за десять медленное движение плавуна прекратилось. Якорь за что-то зацепился.

Один из разбойников, медленно прощупывая дно ногами, двинулся к плавуну, держа в руках ружье. Васек выстрелил в него. Шалаш наполнился пороховым дымом. Неожиданно Васек раскашлялся, так что из глаз потекли слезы.

Когда Васек протер глаза, то увидел на берегу Вожу.

– Поднимай якорь! – крикнул Вожа.

Звероловы решили возвращаться на тот берег, где оставили коней пешком, вокруг озера. Когда они выходили из камыша, Васек увидел в разных местах среди камыша поверженных врагов.

Более промышлять на этом озере Вожа расхотел.

– Хватит нам бобров. И редкий белый бобр у нас есть, и два королька[94]94
  Королек – так звероловы называли бобров редкого и ценного черного окраса.


[Закрыть]. Еще беркута добудем – и на ярмарку. Без беркута мне на ярмарке не быть.

На походном стане звероловы привычно приготовили толокно, еще называемое болтушкой. В котелок с кипятком подсыпали поджаренную ячменную и чечевичную муку, добавили соли, и толокно готово. И еда, и питье. На огне жарили мясо птицы, в углях пекли рыбу. На сегодня у звероловов царский стол.

В уреме одного из притоков Иргиза Вожа подстрелил несколько белок, чтобы побаловать меньшего брата. Желудок белки нанизывался на сырой прут и поджаривался над огнем. Если белка питалась орехами, то желудок внутри и снаружи белый, а если грибами, то при разрезе черный. Получалась своего рода колбаса. Это кушание вместе с изыком[95]95
  Изык – студень из губы оленя или лося.


[Закрыть] почиталось наилучшим лакомством.

Впрочем, звероловы не упускали случая погрызть и дикорастущие съедобные травы и коренья. Не всегда сладкие, чаще горьковатые, но полезные. Вожа показывал Ваську дикую редьку, дикий лук-черемшу, по виду и вкусу более похожий на чеснок, который и в зиму собирали, хранили и квасили, медвежий корень, щавель, цветочки медуницы, как очищать стебель борщевника, дудник[96]96
  Дудник – дягиль.


[Закрыть], у которого съедобны молодые листья и стебель. Показывал еще десятки полезных трав и кустраников. Стоит себе куст, несведущий мимо пройдет. А листья попробуешь и оторваться не можешь.

Вожа покажет, даст попробовать, а потом командует:

– Ищи такой же.

И не хочешь, запомнишь.

Скитания по лесам и долам не давали скучать. Промысел забирал все светлое время дня. Только в воскресенье возвращались звероловы в зимовье. В один из воскресных дней Васек удивил и развеселил набольшого. Из липовых дранок, рыбьей кожи иглой и ниткой Васек смастерил воздушного змея. Из старых разрезанных штанов изготовил и привязал хвост. Над девственным лесом взлетело рукотворное чудище, пугая птиц.

Ночами уже ощутимо холодало, когда Вожа сообщил, что пора ехать. На вопрос, когда же поедут ловить беркута, Вожа отмахнулся: «Погоди еще».

9

Помня о своем обещании, Вожа направился к селитьбе починков возле реки Самары.

Починки уже ждали проводника. Четыре телеги и рыдван превратили в тагарки. Из согнутых и связанных между собой прутьев образовали раму, которую покрыли лубом. Даже достаточные поселенцы предпочитали луб холсту, так как луб защищал не только от солнца и дождя, но и от стрелы надежнее укрывал. Хотя пуля пробивала тагарку насквозь, но человек за лубом не виден.

Тагарки оказались гружеными. Запрягли коней и тут же отправились в путь. Вожа предложил починкам заехать на Волгу, на рыбачью ватагу, где можно сбыть часть зерна и муки.

На пути к Волге предстояло обойти клинья лесов, преодолеть овраги и топкие низины. С собой везли запасные колеса и пару осей. В заводи за тагарками шли кони на продажу. И в пути могут сгодиться, а на ярмарке за них можно выручить немало железных изделий…

По дороге починки жаловались зверолову на то, что как только наливается зерно в колосе, так совсем одолевают несметные стаи прожорливых уток, куликов и гусей. Пришлось постоянно сторожить посевы с ружьями и боталами[97]97
  Ботало – жестяной пастушеский колокольчик.


[Закрыть].

– Побьем утром птицу, а глядь, к полудню еще больше летит.

Неугомонный Васек передал своего заводного коня Воже, а сам скакал по окрестностям. На какое-то время он исчез из вида. Воже даже пришлось покинуть обоз и отправиться на поиски.

Вожа нашел Васька в буераке[98]98
  Буерак – местное название оврага, чем ближе к Волге, тем чаще встречается это слово-название.


[Закрыть], спускающемся к реке Самаре. Васек собирал приглянувшиеся красивые незнакомые камушки. Мальчишка так призывно махал рукой, что Вожа решил спуститься в буерак. Обрыв крут, почти отвесен, и Вожа закрыл глаза упиравшемуся Тополю полой епанча и направил его вниз. Промышленный конь пошел во тьме, на ощупь перебирая ногами, и благополучно спустился на дно.

Среди камней, собранных мальчишкой, Вожа увидел кремни, какие использовали в кресалах для добывания огня и в кремневых ружьях. И еще тут целая горсть агатов.

– Это агаты, – оценил Вожа, покачивая на ладони красные и желтоватые камешки. – На леденцы заработал. Не забывай о законах Дикого поля.

– Потерял – молчи, нашел – тоже молчи, – вспомнил развеселившийся Васек.

Звероловы услышали выстрел и поспешили подняться из буерака.

До того дед Любим придержал коней:

– Тпр-р. Подождем Вожу.

Его тагарка несколько приотстала от обоза. В это время, как гром среди ясного неба, на запряженного в оглобли конька напал дикий жеребец, невесть откуда взявшийся. Это не тарпан, а жеребец одомашненной породы, но выросший в дикой степи.

Жеребец громко ржал, угрожающе набегал на тагарку. Затем он принялся кусать своих запряженных сородичей. Жители Дикого поля знали, что дикий конь и человека может укусить так, что клок мяса вырывает до кости.

Но не этого испугался дед Любим. Кони, напуганные степным жеребцом, понесли тагарку по ухабам, грозя разбить ее в пух и прах. Любим кричал, ругался, щелкал кнутом, но дикий жеребец точно и не замечал его.

Только после второго выстрела в воздух ретивый жеребец ушел в степь, в кусты горохового дерева[99]99
  Гороховое дерево – так переселенцы называли акацию.


[Закрыть]. Кони успокоились. Дед Любим еще долго ругал вражину, а молодые тихо посмеивались в бороды, прятали улыбки, верно радуясь неожиданному развлечению.

Небольшой обоз в сопровождении нескольких верховых продвигался к Волге. Справа темнел лес. Слева раскинулась привольная степь. Осенняя степь желто-бурая и местами зеленая. Кое-где покрасневший подорожник, встречались зеленые кусты перекати-поля, синяя полынь и темно-желтая бугровая полынь. Кое-где еще слабо серебрится ковыль и стоит репейник. Луговые травы ножухли и только маленькими звездочками поглядывали желтые цветы. Этой осенью, на удивление, морозов не случалось до сего сентябрьского дня.

Одни птицы уже улетели на юг. Другие стаями проходили над обозом в небесной синеве. Иные грустно перекликались, прощались с родной землей, наводили в сердцах людей грусть. Скоро за ними уйдут на юг орлы, стервятники и другие хищные птицы.

Однако в округе еще полно водоплавающих птиц. Уток и гусей стало даже больше. Пролетная птица с севера любила передохнуть и пожировать на местных озерах и реках. Даже в трех-четырех верстах от Самарской крепости озера вдоль Волги сплошь покрыты пернатыми. Маршруты перелета птиц складывались тысячелетиями, и постройка крупной крепости не изменила их движения.

Несмотря на грусть увядающей природы, путники не унывали. Начало и середина сентября на Средней Волге, как правило, отличаются хорошей погодой. Потускневшее солнце вновь начинало пригревать по-летнему. Тепло, сухо, тихо.

Вдруг в обозе услышали за холмом резкие сухие звуки выстрелов.

– Стреляют? – спросил дед Любим.

Вожа развернул коня. С вершины небольшого холма он увидел стадо овец до тысячи голов. Чабаны гнали овец на ярмарку в Самару. Овцы на полуденном отстое мирно паслись, а круторогие бараны разыгрались. Бились не на шутку. Разойдутся и на всей скорости бросаются друг на друга. Сшибаются лбами. Мощные удары рогов и порождали звуки, похожие на выстрелы.

Чабаны приветствовали Вожу поднятием рук.

За день обоз починков обогнал еще две отары овец, двигавшихся неспешно, на ходу пощипывающих травку. Впереди бородатый козел поставленный в качестве вожака, сзади овцы, а за ними пастухи-чабаны с собаками. Козла ставили впереди, как животное, более смышленое по сравнению с овцами и баранами. Известно: куда одна овца, туда и все. Но пришлось увидеть и то, как чабан шел впереди стада и тащил на веревке козла, иногда останавливающегося и упирающегося.

Встретился и караван азиатских торговцев. Починки насторожились, заприметив чуждые одежды. Но Вожа жестом успокоил их. Воровские кочевники приходили налегке. В торговом караване вьючные верблюды и кони шли тяжело груженые. Чем ближе к Самаре, тем больше путников, движущихся на ярмарку.

В одном из приволжских урочищ Вожа позвал за собой Васька и ушел от обоза в сторону степи, версты на три к могучей ветле возле озера. Под ветлой звероловы нашли подросшего беркута-однолетка. Беркут привязан к дереву толстой витой веревкой. На беркута набросили сетку и, стараясь не помять перьев, засунули в мешок.

– Такие по восьми и по десяти рублей идут на ярмарке, – радовался Вожа. – Мы его еще подкормим.

– Как он тут очутился?

– Летом приметил запоздалую кладку в гнезде. Как беркутенок оперился, то я приехал и вынул его из гнезда и привязал под деревом так, чтобы веревку нельзя было переклевать. Больно молодой беркутенок оказался. Оставил молодого, чтобы старые беркуты выкормили.

Всю оставшуюся дорогу до Волги починки поглядывали на большой мешок с беркутом, покачивали головами, вспоминали, как матерый беркут похитил у них малого ребенка, как они с Вожей гнались за беркутом и вынимали ребенка из гнезда.

Починок Андриян Воейков посмотрел с сомнением:

– Сокола на руке держат, а такого подержи-ка. Тяжел.

– К седлу седушку для беркута приделывают, – рассказал Вожа. – В пути там сидит. На зверя или птицу его лучше с руки пускать. Вернее. Соколом птицу бить легче, чем стрелой. А зверя беркутом. Нет доброго ружья, зарядов мало – лови беркута.