Текст книги "Системная теория жизни. Кибернетика живого"

Раздел I.2 Проблемы организации и изложения текста работы

Достаточно неожиданно для автора помимо основной задачи – описания содержания СТЖ – возникли две серьезные проблемы по организации текста работы и его изложению.

ПЕРВАЯ ПРОБЛЕМА – это проблема организации текста работы.

В работе исследуется организация Мироздания – части Вселенной, занятой в ней жизнью. Мироздание – это очень, очень большая, УНИКАЛЬНАЯ ПО ОБЪЕМУ и СТРУКТУРНОЙ СЛОЖНОСТИ система, связывающая в единое целое колоссальное число параметров, определяющих суть жизни.

Высочайшая структурная сложность задачи исследования Мироздания объясняется тем, что Мироздание не только включает мегаколоссальное количество компонентов, но и обладает уникальной взаимосвязанностью этих компонентов, которая неизмеримо больше взаимосвязанности компонентов любого другого объекта исследования. Наличие такой взаимосвязанности приводит к тому, что практически каждый из аспектов рассмотрения системы Мироздания не может быть понят без предварительного знакомства с рядом других его аспектов, вследствие чего общая структура материала, который подлежит изложению в работе, не допускает его выстраивания в линейную структуру обычного последовательного изложения текста.

При исследовании Мироздания, как и любого объекта, обладающего сложной структурой, практически почти каждый утверждаемый автором тезис в общем случае становится доступным для понимания читателя (а перед этим, увы, и для самого автора), только если он обосновывается несколькими другими тезисами, содержание которых читатель должен понять и усвоить, ПРЕЖДЕ чем он ознакомится с данным тезисом. Однако, «тезисы-предшественники» в свою очередь требуют такого же обоснования через другие тезисы, в том числе и через объясняемый тезис. В результате в объяснении возникают замкнутые «циклы объяснений», причем для объяснения и обоснования каждого тезиса нужно усвоить, как правило, несколько других тезисов. Совокупность выдвигаемых в работе тезисов образует сложную многосвязную структуру, в которой практически каждый тезис требует объяснения и обоснования, которое может быть осуществлено только при условии предварительного понимания и усвоения ряда других тезисов (рис. I.1)

Рис. I.1 Взаимозависимость тематических аспектов в структуре описания многосвязного объекта.

В рисунке использованы следующие обозначения.

A_i, A_j – любые тематические аспекты текста, отражаемые в тематических главах. A₅ – излагаемый и объясняемый тезис. Индексы «i» и «j» показывают только, что это разные аспекты. Обозначенная направленной стрелкой связь от A_i к A_j указывает на необходимость для понимания смыслового содержания аспекта A_j знания и понимания смыслового содержания аспекта A_i.

Для рассмотрения последовательного описания и объяснения тезисов, входящих в эту структуру, можно войти в нее с разных сторон, формируя разные последовательности и содержащиеся в них обоснования в объяснении одного и того же (какие аспекты через какие другие объясняются). Тем не менее, до конца проблема преобразования такой структуры в последовательный текст, принципиально не может быть решена. Естественно, что проблема организации текста возникает только при описании достаточно сложного объекта (в данном случае объекта уникального по сложности). В противном случае она решаема, с бо́льшими или меньшими трудностями, но все-таки решаема.

Проблема изложения текста многократно усложняется тем, что текст излагается не в устном диалоге с читателем, а в письменной форме и тем самым он ОТЧУЖДЕН ОТ АВТОРА текста, т.е. автор не может одновременно с прочтением читателем текста разъяснить читателю в диалоге с ним то или иное трудные для понимания места, а их недопонимание в свою очередь влечет недопонимание других мест.

Сказанное нуждается в дополнительном разъяснении и потому автор делает шаг в сторону от общей линии рассуждений. Отчужденность от автора письменного текста – это самая большая трудность в общении автора и читателя (Подчеркнем, что это не проблема языка, о которой будет говориться позже, а проблема отчуждения текста). Она возникла из-за исторической последовательности развития языка, в процессе которого язык на разных этапах своего формирования выполнял разные по объему и сложности функции. Языки возникли как средство обмена достаточно простой информацией в ограниченных по объему сообществах людей. При этом обмен информацией поддерживался эмоциональной окраской речи, жестами, мимикой и т.п., что не передается в письменном тексте. Короче, это было непосредственное устное общение двух или более собеседников, в котором любое непонимание вызывало соответствующую реакцию собеседника (обратную связь) и выяснялось в процессе диалога с многократным возвращением к одному и тому же предмету обсуждения. А если это было необходимо, то могло сопровождаться привлечением новых аспектов общения, позволяющих одновременно обсуждать многосвязную тематику (вспомним аспекты общения на рис. I.1). Это как бы постепенное расширение, как общения, так и взаимопонимания – от центра к периферии.

Далее развитие языка шло в направлении обслуживания все большего количества все более удаленных друг от друга людей и все бóльшего усложнения тематики общения. С развитием цивилизации возникла и потребность передачи этой информации во времени: детям, внукам правнукам, а потом и очень далеким поколениям людей. Эта проблема разрешилась возникновением письменной речи. Но язык, сформировавшийся на основе устного общения, не мог уже изменить свою структуру и по-прежнему строился как бы исходя из возможностей непосредственного общения между людьми, и потому не мог обеспечить письменный и потому отчужденный от автора текст, который со своей стороны становился все сложнее и сложнее. Все это привело к необходимости толкования (интерпретации) написанного, которое, как правило, осуществлялось не автором, а посторонним, не принимавшим участие в создании работы, «толкователем», который в большинстве случаев излагал не авторское, а свое понимание написанного автором. Стоит только вспомнить многочисленных юристов и просто чиновников – «толкователей законов» (конечно, в свою пользу).

Трудности, возникающие от уникальной взаимосвязанности компонентов Мироздания, дополнительно увеличиваются теми особенностями Мироздания, что оно как объект исследования, только частично доступно для экспериментального исследования, причем только в нижних своих «этажах». Поэтому большую часть знаний о Мироздании исследователю приходится получать как результат рассуждений, причем, в соответствии с системными законами, – рассуждений от общего к частному, от общих законов Мироздания, формируемых в качестве системнообразующих базовых положений (СБП), к частным следствиям с необходимостью вытекающих из базовых положений.

Для частичного ослабления влияния проблемы взаимосвязанности при формировании работы автор использовал ряд приемов, чтобы дать читателю возможность проникновения в целостный монолит отчужденного от автора очень сложного текста. Первым таким приемом является представление работы в виде тематически ориентированных глав. Каждая глава «высвечивает» в общем целостном монолите работы один из многих ее аспектов и подчиняет всё в этой главе всестороннему рассмотрению, дополняя ее основное содержание необходимым для понимания рассмотрением содержания ряда других аспектов. Совершенно естественно, что при этом вследствие сильной взаимосвязанности тем между собой невозможно избежать многочисленных и многократных повторов ряда фрагментов текста. Но это не просто «повторы». В каждом случае каждый повтор ориентирован на разъяснение, раскрывающее рассматриваемый аспект содержания, и потому повторяя почти то же самое, уделяет основное внимание изложению других мыслей. Каждый из этих «повторов» освещает рассматриваемый фрагмент по-своему, поясняя именно тему соответствующей главы (на рисунке – это глава, посвященная рассмотрению аспекта А₅). Благодаря этому приему, с читателя снимается громадная работа по поиску в очень объемном и сложном тексте того, «что» было сказано по этому поводу «где-то» и «когда-то» в других местах работы. Если не делать этого, то надо помнить, во-первых, «что» вообще говорилось по этому поводу, во-вторых, что уже почти безнадежно – «где» говорилось…. Как представляется автору, «стоимость» таких повторов, выражаемая в некотором увеличении объема текста, многократно окупается экономией времени и усилий читателя и, самое главное, позволяет ему увидеть рассматриваемый аспект во всей его «тематической полноте». Многословие не грех, если оно окупается экономией затраченного времени: экономить надо не слова, а время и усилия читателя. Они во много раз дороже.

Основываясь на аналогичных соображениях, автор широко использует акцентирование важных, по его мнению мыслей, к которым он хотел бы привлечь внимание читателя. Акцентирование осуществляется посредством выделения соответствующих кусков текста в соответствии с важностью акцентируемого места либо жирным шрифтом, либо курсивом. ОСОБО ВАЖНОЕ обозначается заглавными буквами. Такие же приемы используют при чтении научных текстов многие специалисты, подчеркивая определенные фрагменты текста (одной или двумя чертами) или ставя те или иные метки, чтобы потом просмотреть и оценить его содержание, сосредоточиваясь на главном и опуская второстепенное.

В этом случае читатель сам оценивает текст и сам управляет своим вниманием. При прочтении же читателем настоящей работы автор берет на себя роль «лоцмана по тексту» (именно из-за его объемности, громоздкости и сложности) и пытается направить внимание читателя в нужном для адекватного понимания текста направлении. По-настоящему ощутить действенность указанных приемов можно только по мере чтения работы, все более и более удаляясь от ее начала и сталкиваясь с все новыми и новыми аспектами (запутываясь в архипелаге «островов мыслей»), взаимосвязанными с чем-то, упомянутом еще в начальных главах.

В контексте этих рассуждений автор должен отдельно сказать о цитировании. Обычно в научных работах цитаты используются в качестве «опорных высказываний», истинность содержания которых не ставится или почти не ставится под сомнение. Вследствие этого цитирующий как бы отталкивается от этих цитат («пляшет от печки»), отвечая перед читателем только за правильность рассуждений, опирающихся на эти «цитаты-печки». Однако, вследствие сложности решаемой проблемы и практического отсутствия цитат, которые вследствие малой изученности Мироздания можно бы было принять за «близкие к истине», в настоящей работе цитирование имеет совсем другое целевое назначение.

Работа, ни в какой степени НЕ ПРЕСЛЕДУЕТ цели обзора и тем более анализа различных точек зрения различных авторов на рассматриваемые в ней проблемы. Она отражает только одну точку зрения — ТОЧКУ ЗРЕНИЯ АВТОРА, который полностью несет ответственность за все сказанное в работе. Приведенные в тексте цитаты не являются «опорными», используемыми автором для обоснования авторской точки зрения – они просто знакомят читателя с точками зрения некоторых других исследователей, которые в тех или иных аспектах, либо дополняют высказываемые автором мысли, либо, наоборот, противоречат им.

Автор обращается к цитированию в следующих случаях:

– Когда он, анализируя некоторую важную проблему, не согласен с определенной, как правило, широко распространенной и устойчивой точкой зрения на нее, выражаемой в соответствующих цитатах. Но для того, чтобы опровергнуть эту точку зрения, он должен полностью привести соответствующие цитаты, причем ссылаясь на первоисточник;

– Когда он полностью разделяет высказываемую в цитате точку зрения, и считает, что приведенная цитата очень четко и ясно выражает близкую ему идею. Но и в этом случае автор не опирается на цитируемого как на авторитет, а просто использует его четкое и ясное изложение соответствующей мысли и присоединяется к этому изложению (в частности, это относится к цитированию Б. Рассела);

– Когда, говоря о той или иной проблеме, автор показывает, что он «не одинок в своих сомнениях» по поводу «чего-то». Что были и другие авторы, которые говорили о существовании (только существовании!) соответствующей проблемы, но не указывали пути ее решения. Иногда они даже указывали направления, в которых следует искать эти пути, но не давали решения проблемы.

– При цитировании эпиграфов. Автор считает, что эпиграф – это ярко и ёмко выраженная мысль, содержание которой он полностью разделяет. И не так важен научный или какой-либо другой авторитет, которым обладает высказавший эту мысль. Важно, что эта мысль выражает не только точку зрения цитируемого, но и точку зрения автора. Взяв ее в качестве эпиграфа к соответствующей главе, автор подчеркивает, что ее содержание в достаточно сильной степени выражает идеи автора (хотя и не он их высказал) и концентрирует внимание читателя на основной идее главы.

С целью возможного расширения круга читателей автор, исходя из интересов читателей-гуманитариев, которые «на дух не переносят», и, самое главное, не понимают «всякие формулы», автор попытался практически полностью избегать математического выражения мыслей даже при рассмотрении материала, адекватного для «математического изложения», хотя это во многих случаях могло бы очень упростить выражение высказываемых им мыслей, и выражать эти мысли на естественном языке. Доказательства тех или иных утверждений автор в этих случаях излагает в текстовой форме.

Работа пишется для читателя. Читатель – это пользователь книгой и пользователь этот исключительно разнообразен. В 70-х годах прошлого столетия, когда разработчики вычислительной техники (как тогда говорили «умных машин») впервые «озаботились» нуждами и потребностями конечного пользователя вычислительными машинами (до этого ЭВМ были настолько дороги и уникальны, что их разработчики этим вопросом не интересовались – наше дело разработать, а ваше – разобраться с тем, что мы сделали), известный специалист в области вычислительной техники Дж. Мартин, первый кто заговорил об этой проблеме, писал: «Конечный пользователь разнообразен как герои Шекспира». Так же разнообразен и «пользователь» трудами о Мироздании только круг таких пользователей значительно шире. Но каждый из них интересуется по-своему, в чем-то по-другому, чем остальные.

Автор посчитал, что его задачей является не только написать работу, но и помочь разным читателям – разным «пользователям» по-разному“ прочесть ее, не упустив главное. Тем самым он поставил перед собой очень трудную, почти невыполнимую задачу – так организовать изложение текста работы, чтобы с одной стороны работа была бы доступна для прочтения достаточно широкому но, безусловно, все-таки ограниченному кругу читателей, поскольку проблема жизни сейчас интересует очень многих, с другой – сообщала бы что-то новое и интересное для специалистов – профессионалов в определенных областях знаний конечно, если они интересуются вопросами Мироздания. Но самое главное, сказанное в работе должно быть профессиональным обоснованием высказываемых идей, а не просто совокупностью утверждений типа „а я так думаю“, или „а я уверен, что…». И конечно автор понимал и понимает, что в связи со специфическим характером работы круг ее читателей будет достаточно узок. С одной стороны, это объясняется нежеланием автора поступиться строгостью научного формулирования и изложения проблем в той степени, которой он сможет этого достигнуть (конечно, немногим хочется проходить вместе с автором детали этой сложности). С другой стороны, это возникает из-за понятной и вполне обоснованной «узостью» взглядов профессионалов, которым просто не хочется обременять себя проблемами Мироздания. Причем проблемами, «перемешанными» с философией, которая в большинстве случаев их вообще не интересует. Но все-таки, автор надеется, что читатели, которых эта работа заинтересует с той или иной точки зрения, существуют.

Для расширения круга читателей как в ту, так и в другую сторону автор воспользовался специфической методологией изложения текста, используемой (но далеко в неполной степени) в диссертационных работах и отчетах по научно-исследовательским и опытно-конструкторским работам в так называемых «генеральских» томах. Любой, хотя бы немного подготовленный к такому чтению читатель, не читает текст как сплошной «монолит», а сначала «пробегает» его (как минимум, по оглавлению), чтобы получить общее представление не только «о чем», но, по возможности, и «что» говорится в работе. А уже потом, исходя из сложившегося у него представления, во-первых, решает, читать или не читать книгу вообще, во-вторых, при возникновении интереса к содержанию книги и высказываемым в ней идеям, начинает более глубоко изучать те разделы работы, которые представляют для него наибольший интерес. Но для этого он обязательно должен сначала увидеть работу КАК ЦЕЛОЕ – не только о чем в ней говорится, но и что говорится. И только потом, «через призму этого целого», читать ее всю или только просмотреть ее отдельные разделы, что-то читать очень подробно, что-то поверхностно, а что-то вообще не читать. Но при всем это он обязательно должен иметь представление о том, что он НЕ читал. В последнем случае он должен ощущать, что он, по крайней мере, знаком с содержанием книги и высказываемыми в ней идеями, но знаком так и на том уровне подробности, как это интересно ему, а не кому-либо другому.

Чтобы обеспечить возможность такого прочтения, в работе предусмотрены три уровня изложения, причем каждый из этих уровней дает ЦЕЛОСТНОЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ об излагаемом, начиная с представления о работе в целом и кончая представлением о содержании ее тематически-ориентированных глав. Эти уровни можно назвать уровнями глубины проникновения в работу: читатель сначала «осмысливает» и оценивает содержание работы или ее отдельного раздела в целом, а потом, с позиций целого углубляется в изложение определенных тем. Причем делает он это до той степени детальности, до которой это его интересует и до той глубины, которую он может понять и освоить. Главным при этом является желание автора, чтобы читатель прочел книгу до конца на любом уровне подробности и понял (не обязательно принял) излагаемые в ней идеи. Важно, чтобы читатель после прочтения тех или иных разделов работы не делал поспешных выводов, что содержание работы для него слишком трудно или написано слишком «заумно». Он без значительного ущерба для общего понимания содержания работы и, одновременно, без значительных потерь времени, может либо просмотреть эти разделы «по диагонали», либо вообще пропустить их. Это, повторим, на самом деле абсолютно нормально при чтении научной литературы, если знать при этом, что утверждалось в непрочитанных разделах (!).

Первый уровень – ознакомительный — это очень краткое изложение идей работы, в целом позволяющее читателю увидеть работу в целом, понять выдвигаемые в ней основные идеи и, что самое важное – увидеть ВЗАИМОСВЯЗАННОСТЬ ЭТИХ ИДЕЙ В ЕДИНОМ ЦЕЛОМ – в системе целого. Данная информация излагается в главе I «Мироздание как система» работы и содержит ряд базовых положений, определяющих «лицо» работы и позволяющих понять фундаментальные идеи, развитие которых осуществляется в тексте работы. Категорическая неприемлемость для читателя этих идей может полностью освободить его от необходимости дальнейшего чтения. Интерес же, вызванный даже отдельными идеями, позволит ему приступить к выборочному чтению глав, объясняющих и обосновывающих эти идеи. Тем не менее, автор уверен, что даже при значительном уровне общего интереса к работе, читатель будет вынужден пропускать ее отдельные разделы и даже главы. Вряд ли физиологу и тем более читателю-гуманитарию будут, например, понятны рассуждения автора о роли и месте в мышлении, занимаемом математической логикой, поскольку для понимания высказываемых в них суждений требуется не только достаточная теоретическая подготовка, но желателен и определенный практический опыт. Но можно просто понять, о чем и что говорится в этих главах, не вырабатывая собственного отношения к их содержанию.

Но без приведения таких рассуждений и обоснований специалистам ряд высказываемых в работе тезисов может показаться пустой декларацией. То же самое можно сказать, например, и о «лингвистических изысканиях» автора: для их глубокого понимания требуются не только «стандартные» знания по лингвистике, но и предварительное знакомство с существующими «нетрадиционными» взглядами на место и роль языка в мышлении и общении. И вряд ли неспециалисту будет по силам углубляться в эти рассуждения. Этот список можно продолжить и он всегда существует для каждого читателя, независимо от профиля его специализации и уровня подготовки.

Второй уровень – это уровень знакомства с кратким содержанием тематических глав. Этот уровень можно назвать уровнем реферирования или уровнем расширенных аннотаций о содержании и, главное, идеях каждой главы. Содержание рефератов по-возможности адаптировано к пониманию читателем, не имеющим специальной подготовки, содержащихся в главе идей, и вследствие этого, изложено не с той мерой строгости, которая по убеждению автора требуется от научной работы, и вполне доступна для достаточно широкого круга читателей. А даже «приближенное» предварительное понимание значительно облегчает в дальнейшем «строгое» понимание.

Как известно, существует два типа построения рефератов научных работ (в том числе и диссертационных). В рефератах первого типа предполагаемому читателю в сжатом виде сообщается, о чем будет говориться в работе. В рефератах второго типа в кратком виде излагается суть работы, т.е. сообщаются основные идеи работы. При более кратком изложении рефераты превращаются в аннотации: в первом случае – в аннотацию содержания работы (о чем работа), во втором, – в аннотацию идей, излагаемых в работе (какие основные идеи содержит работа). Автор избрал второй путь, считая, что основной интерес для читателя научной работы представляют новые, незнакомые читателю идеи, причем представленные в таком виде, чтобы он уже при первом знакомстве с работой мог оценить, насколько эти идеи интересны лично ему и до какой степени детальности он хотел бы разобраться в этих идеях, или каких-то их конкретных аспектах.

Требуемая строгость изложения выдерживается на третьем уровне — уровне – прочтения собственно текста работы. Это прочтение, по сути, определяется впечатлениями, полученными на первых двух уровнях, и может быть выборочным или сплошным. Но и в том и в другом случае читатель получает то, что он хочет и что в зависимости от степени и ориентированности своей подготовки может извлечь из работы. Читатель может ограничиться знакомством с работой на любом из этих уровней и быть уверенным, что имеет представление об ее содержании и выдвигаемых в ней идеях (может быть, он вернется к ним когда-нибудь в будущем). Еще более кратко, чем аннотации идей, выражают основную идею соответствующей тематической главы эпиграфы к главам – по сути «аннотации аннотаций». Зачастую в эпиграфах при глубоком осмысливании при их очень ограниченном объеме содержится все то, что говорится в целой главе.

ВТОРАЯ ПРОБЛЕМА, которую автору приходится решать в работе одновременно с проблемой организации текста, это проблема языка. Проблема языка существует независимо от сложности структуры объекта исследования, но очень сильно определяется новизной выдвигаемых в работе идей. При этом при исследовании СС-объекта ее решение значительно усложняется, поскольку при осознании этих идей возникает много сложных понятийных сочетаний, выражение смыслового содержания которых в словесной форме затруднено, особенно в русском языке, который проигрывает ряду европейских языков в строгости, но значительно более адекватен для выражения полутонов и оттенков, скажем в поэтических образах.

Проблема языка в начале и в середине процесса «написания» работы казалась автору сначала достаточно важной, потом очень важной, но преодолимой, а потом – практически непреодолимой, но позволяющей в определенной мере ослабить ее влияние на текст работы с помощью дополнительных приемов, что он и попытался сделать. «Корни», из которых вырастает «проблема языка» очень адекватно определяет высказывание известного лингвиста В. Гумбольдта, использованное автором в качестве одного из эпиграфов к главе «Язык»: «Тем самым актом, которым человек создает себе язык, он отдает себя в его власть». И в этой власти – по сути, ДИКТАТУРЕ – языка и беспомощности перед нею человека и заключается проблема языка. Власть языка поистине безгранична – язык – это тоже часть «живого», которое живет и развивается по свои собственным законам, как не парадоксально на первый взгляд это звучит, ведь многие ученые-лингвисты, особенно наделенные административной властью, самонадеянно пытаются «командовать» языком (Так, в одну из таких «реформ» языка то ли в 50-х, то ли в 60-х годах в академическую грамматику было введено распоряжение, что надо писать «заец», а не «заяц», которое, конечно, так и не прижилось). Нужно хорошо понимать, что мы можем пытаться в наших научных трудах в какой-то степени ослабить воздействие живой системы языка, но в основном вынуждены принять его как «данность» и пытаться не переделать его, а доразвить в нужных нам направлениях.

Суть языковой проблемы подробно раскрывается в главе VII «Принципы упорности познания» и в главе VIII «Язык», но ряд основополагающих тезисов из нее следует высказать уже сейчас, потому что позитивно/негативное влияние языка будет сказываться уже с первых глав работы и читателю, надо будет понимать эти трудности.

Суть проблемы хорошо сформулировал известный физик Н. Бор в речи о единстве знаний, произнесенной теперь уже в далеком – 1954 году {5}: «Нашим основным орудием является, конечно, обычный язык, который удовлетворяет нужды обыденной жизни и общественных отношений. Мы не будем здесь заниматься происхождением такого языка, нас интересуют его возможности в научных сообщениях и в особенности проблема сохранения объективности при описании опыта, вырастающего за пределы событий повседневной жизни. Главное, что нужно ясно представить, это то, что всякое новое знание является нам в оболочке старых понятий, приспособленной для объяснения прошлого опыта, и что всякая такая оболочка может оказаться узкой для того, чтобы включить в себя новый опыт» [подчеркивания наши Е.К.].

Употребляя термин «объективность» Бор имел в виду необходимость одинаковой и однозначной интерпретации текста всеми пользователями этим текстом (в противоположность субъективному пониманию). Именно Н. Бор и многие другие «новые физики», первые среди ученых столкнулись с этой проблемой, поскольку они создавали и должны были формулировать качественно новое знание, для выражения которого у человечества не было не только каких-то «развивающих» слов, а средств языкового выражения новых понятий, на базе которых могло бы возводиться здание «новой физики». А язык…, язык сопротивлялся этому «насилию» над собой, поскольку он уже сформировался для выражения другого (!) содержания.

Исследование Жизни еще более сложная для языкового описания проблема, чем проблемы «новой физики». В языковом смысле она значительно труднее для выражения и описания знаний, чем «новая физика», потому, что «новая» физика, – это область, очень удаленная от обыденной жизни. На ее понимание претендует очень узкий круг специалистов, а еще меньшее их число занимается исследованиями в этой области. Всем остальным – подавляющему большинству (в том числе и «высокоинтеллектуальному» большинству) – как говорится «глубоко наплевать» на то, что «они там» исследуют и зачем «они» это делают. А из этого небольшого круга только еще более узкому кругу специалистов «требуется» освоить новые понятия и перейти на новый язык, но это специалисты-профессионалы, глубоко разбирающиеся в тематике, глубоко интересующиеся данной проблемой и готовые «платить» за адекватное понимание содержания текста любую цену. Исследование же Мироздания – это исследование жизни, неотделимой от обыденной жизни. И интересуется этими проблемами очень широкий круг людей – обычных людей с «обычными» знаниями. И им хочется, чтобы с ними говорили на обыденном языке. И естественно, они считают, что если этого не происходит, то это вина автора – значит, он просто не смог объясниться на простом, доступном и обыденном языке.

А «виной» всему является то, что исследование новых научных областей происходит не на голом месте, а опирается на весь предшествующий опыт человечества, уже отраженный в языке и прочно занявший в нём место хозяина. И этот опыт, и отражающий его язык, очень часто противоречат тем знаниям, которые получает человек, вторгаясь в новую область исследований. Термины языка, сформировавшиеся на основе старого опыта «перемешиваются» с новыми терминами и создают невообразимую неразбериху. Термины воцаряются над значениями терминов – автор назвал это ТЕРМИНОЛОГИЧЕСКИМ ФЕТИШИЗМОМ33
  От порт. fetico – амулет, неодушевленный предмет, который обладает сверхъестественной магической силой


[Закрыть], подчеркнув тем самым, что термин – простое (причем любое!) сочетание букв полностью воцаряется над его значением – содержанием, которое он выражает, и выступает в качестве фетиша – неодушевленного и пустого идола. Люди используют одни и те же термины, но подразумевают совершенно разные, иногда несовместимые вещи. Так автор, исследуя этот вопрос в области так называемого объектно-ориентированного программирования, обнаружил четырнадцать (!) разных интерпретаций термина «объект» (центрального понятия метода!), в том числе противоречащих друг другу.

Причина сказанного полностью понятна и объяснима. Все происходит из-за нарушения основного закона построения языка. Этот закон ТРЕБУЕТ, чтобы сначала определялось и четко ОТграничивалось от всего остального определенное содержание-понятие и ТОЛЬКО ПОСЛЕ ЭТОГО оно обозначалось бы соответствующим термином. При этом в качестве термина может быть выбран любой материальный знак. А что можно поделать, если все «уже состоялось» – и термин есть, и все используют этот термин, и значение у него есть, да еще не одно, а много!

Авторы продолжают писать, читатели продолжают читать и делать глубокомысленные выводы о том, что им «сообщают» авторы, хотя авторы сообщают им не то, что воспринимают читатели, а совсем другое. Все это напоминает движение машины, застрявшей в грязи или на скользком льду – колеса бешено крутятся, а машина остается на месте. Правда, если сидя в кабине закрыть глаза, то будет полная иллюзия бешеного движения вперед — имитация «бурного развития науки». Но… как очень правильно сказал американский физик Джералд Холтон: «Осознание понятий, которым иногда хранят СЛЕПУЮ верность, может лучше объяснить суть противоречий между соперниками, чем это под силу научному контексту или утверждениям» [подчеркивание наше Е.К.].