Текст книги "Песня первой любви"

Назначение

Аделаида Борисовна всю свою недолгую жизнь работала простой продавщицей. А тут ее назначили заведующей отделом, где продают говяжьи, свиные и бараньи суповые наборы.

Вот так штука! Еще вчера баба просто стояла за весами, а нынче баба будет стоять за весами не просто!

Получив назначение, Аделаида Борисовна с вечера соорудила на себе изящную прическу следующего содержания: она вынула из прически длинный натуральный локон, завила его щипцами и пустила через ухо прямо под щеку. Локон щекотнул нежную кожу Аделаиды Борисовны, и она заскользила в белом халате по территории отдела, давая громкие и ясные указания:

– Вот это, девочки, со-овсем не годится! Надо пыльку-то стереть здесь, а то неаккуратно получается! Придет врач из СЭС, и нам всем будет очень стыдно! И суповые наборы – вот смотрите: мы свалили их все в кучу, а давайте мы их все разложим рядом. И покупатель будет доволен, и мы будем иметь хорошее настроение.

Девочки засопели и закружились. А Аделаида Борисовна певуче приказала мне:

– А ну-ка, мужчина! Немедленно уберите ваш портфель с прилавка! Ему не место на прилавке!

– Еще чего! – немедленно озлобился я. – У вас, может, пол не мытый вторую неделю! И я ставь портфель на бациллу? Да он вам и не мешает на прилавке, с чего это он вам помешал? Вечно придумают что-нибудь, лишь бы время тянуть! Давайте-ка лучше работать начинайте! А то вон вас стоит десять человек, а вы вон какую очередь собрали!

И я показал пальцем на очередь.

Хмурая туча застлала ясное лицо Аделаиды Борисовны. Кожа ее покраснела, черные брови грозно напружинились. Аделаида Борисовна подалась вперед и раскрыла красные губы. И я приготовился к битве.

Но бой не состоялся. Аделаида Борисовна закрыла губы, тоскливо посмотрела на меня и ушла в подсобное помещение.

Продавцы, ворча и ругаясь, отпускали мне мясной товар.

– Не нравится, что ли? Не нравится, так и не берите! – кричали они.

Но я молчал. Я забрал тяжелый портфель и, сохраняя торжество, ровно направился к выходу.

Я, брат, за годы посещения магазинов научился разбираться в людях! Меня, брат, не проведешь! Я, брат, все насквозь вижу!

* Публикуется впервые

СЭС – Санитарно-эпидемиологическая станция – гроза, беда и расходная статья советских торгашей.

Хоккей

Румяная, высокая, красивая и стройная девушка набрала в гастрономе различных вкусных закусок. Она купила колбасы самой лучшей, сардинок масленых, сыру российского, торт с орехами. Бутылку шампанского взяла. После этого она села в такси, приехала на окраину города, десятый микрорайон, поднялась на пятый этаж и забила каблучком лакированного сапога в дверь.

На стук быстро вышел мужчина в голубой майке.

– Кирюша! А я смотри, что принесла! – широко развела руками девушка.

Кирюша смотрел туманно, потом взгляд его принял более осмысленное выражение, и он сказал:

– А, это ты! Ну раздевайся скорее! Раздевайся! Я щас!

И куда-то убежал. А девушка в недоумении сложила кульки к ногам, сняла верхнюю одежду, надела комнатные тапки и снова крикнула:

– Кирюша!

Но ответа не последовало, хотя доносились из комнаты какие-то вопли и отдельные голоса.

Девушка и прошла в комнату, покупки снова взяв в руки. Покупки она вывалила на стол, покрытый вязаной скатертью. Вывалила перед самым Кирюшиным носом. И бутылку шампанского поставила под этим же носом. Но Кирюша не шевелился.

Кирюша, раскрыв рот, глядел в синее окно телевизора. А там творилось черт знает что! С треском ломались клюшки; размахивая руками и бедрами, мчались куда-то неутомимые парни. Вот двое сшиблись у ворот. Один упал, задрав коньки. Вратарь прыгал в своей страшной маске.

– Шайбу! Шайбу! – взвыл Кирюша. – Ну, ну, еще, еще! Мо-лод-цы! Вставляй им фитиля, вставляй! Мо-лод-цы!..

На поле образовалось временное затишье.

– Кирюша! – попыталась было снова девушка.

– Щас, щас, – бормотал Кирюша. – Ну, вот щас, ах ты!.. Ну куда, куда ты прешь, скотобаза! Куда! Щас, щас! Я, Ленок, щас. Ты пока присядь…

Девушка и присела, скорбно сложив руки на коленях, сухо поглядывая то на Кирюшу, то в телевизор.

Наконец прозвучала долгожданная сирена. На экране появилась заставка с изображением все тех же масок и клюшек.

Кирюша подлетел к девушке.

– Наш Леночек так уж мал, так уж мал, – запел он, пытаясь взять ее на руки.

Но девушка не допустила такого действия.

– Кирилл! – строго сказала она. – Ты надругался над моими чувствами.

– Почему? – сильно растерялся Кирюша. – Почему я надругался над твоими чувствами? Я не надругался над твоими чувствами. Я тебя люблю. Ой, какой ты вкуснятины натащила!

– И ты не спросишь меня, что случилось?

– А что случилось? – раскрыл рот Кирюша.

– А то, что мой бывший муженек дал мне наконец-то развод. Вот что!

– Ну?! – изумился Кирюша. – Вот это здорово! Ну красота, Ленок! Красота! И когда?

– Да как когда? Сегодня! – ликуя, вскричала Лена. – Утром же я в суде-то была! Я ж тебе говорила на прошлой неделе… Сегодня утром нас и развели. Я теперь совершенно свободна!

– Так это отметить надо! – заревел Кирюша. – Это ж мы сейчас отметим на полную катушку! Ура! Так мы теперь с тобой поженимся, значит?

– Ну! – вскричала Лена. – Конечно, поженимся!

И они, взявшись за руки, стали кружиться по комнате.

– Дождали́сь, дождали́сь, в самом деле дождали́сь! – декламировал Кирюша.

Хлопнула пробка шампанского.

– А он и на суде выступать взялся, – докладывала Лена. – Судья ему говорит: «Может, вы еще подумаете? Зачем ваша семья будет разрушаться? Ведь у вас ребенок?» А он ему надменно так: «Маркса читали? Любовь – не товар. Любовь можно менять только на любовь». Судья со злости и присудил ему все за развод платить. Ну и алименты, конечно.

– Обойдемся и без его алиментов, – нахмурился Кирюша. – На фига нам его алименты? Наташку я усыновлю.

– Удочерю, – сказала Лена.

– Ну, удочерю. А потом алименты. Сколько их там выйдет-то с его получкой? Двадцать рублей, что ли! Ха! Мизер! Вот интеллигенция-то на босу ногу!

– Это ты зря, – заступилась девушка. – Он действительно очень воспитанный. И он добрый. И он Наташку любит. Он ко мне потом подошел, губы дрожат. И говорит: «Я все понимаю, Лена, мы с тобой действительно оказались разные люди. Но я надеюсь, что ты позволишь мне хоть изредка видеться с нашей дочерью».

– А ты что? – заинтересовался Кирюша.

– А я ему довольно холодно так отвечаю, что ты, дескать, имеешь на это полное право, но в установленное по согласованию время. А постоянно ребенку забивать голову всякой ахинеей я тебе не позволю.

– А он что?

– Что… Очечки снял, протер да и пошел куда-то.

– Тоже, поди, щас с кем отмечает? – игриво подмигнул Кирюша.

– Да ну!.. Хотя кто его знает? Может, с дружками разве что. А так-то у него никого нет, это мне точно известно.

– Ну, это наверняка никогда гарантировать нельзя, – засмеялся Кирюша. – У меня вот, например, тоже никого не было, не было, а потом вот она ты появилась.

И потянулся к Лене.

– Уж у тебя-то да и не было! – Лена погрозила ему пальчиком. – Ты учти, про тебя мне известно гораздо больше, чем ты думаешь.

– Да уж если мужики нынче болтуны на полную катушку, то что про вашего брата бабу говорить! – осклабился Кирюша.

И Лена улыбалась.

– Кирюша, подойди ко мне, – вдруг прошептала она, закрыв глаза.

– Ленок! Милая! Я люблю тебя! – шептал и Кирюша.

Но тут вдруг снова ожил телевизор. Кирюша встрепенулся, Лена открыла глаза.

– Кирюша! Ты куда?

– Щас! Щас! – лихорадочно шептал Кирюша, не отрываясь от экрана. – Эх, лопух! Щас! Щас! – лихорадочно шептал он, почесывая волосатую грудь под майкой. – Щас! Щас! Ну, лопух! Мазила! Ну, ты чё! Ты чё! Мазила! Валенок!

– Кирюша! – крикнула Лена.

Болельщик вздрогнул.

– Ну, Ленок! – умоляюще сложил он руки. – Скоро ведь кончится! Ведь это же хоккей! Наши парни за золото спорят! Ну, Ленок! Щас, щас! И я вот что придумал – мы за суд давай сами заплатим? Ладно? Ага? – улыбнулся он.

Но Лена уже что-то не улыбалась. Гремел телевизор. Шампанское пузырилось в недопитых стаканах. Мелкие желтые пузырьки лопались на поверхности и прилипали к хрустальным стенкам. Милый, родной, домашний Кирюша сидел рядом.

Но Лена уже не улыбалась. Странно…

* Она купила колбасы самой лучшей, сардинок масленых, сыру российского, торт с орехами. Бутылку шампанского взяла. – Боюсь, что действие этого рассказа происходит все-таки в Москве. В городе К. такие изящные продукты переместились к тому времени в закрытые спецраспределители. «Сыру привези хоть какого-нибудь», – просили обычно коллеги счастливца, направляющегося в кратковременную столичную командировку.

Вратарь прыгал в своей страшной маске. – Дело в том, что поголовное увлечение футболом и хоккеем меня почему-то не коснулось. Возможно, причину этого следует искать в том, что мой отец в юности был профессиональным футболистом команды «Динамо» и ничем хорошим это, на мой взгляд, не закончилось. См. также И.С.Тургенев. Отцы и дети. М.: Учпедгиз, 1956.

Странно… – В любой любви вообще очень много странного и загадочного. Вы не находите?

Материя будущего

Газеты пишут, да и люди поговаривают, что на промышленных предприятиях и других производствах участились случаи хищения малоценных и быстроизнашивающихся предметов непосредственно исполнителями работ. Тут одна в очереди говорит:

– Мой Сережа мне обещал. Он обещал. Там у них в заводе такая ткань выдается на обтирку деталей. Такая замечательная ткань, что из нее двух кусков свободно можно сшить модненькое платье желто-зеленого цвета. Красота. Такая замечательная. Он обещал.

А товарка ей поддакивает.

– Да, – замечает, – да. А моему Альфреду попадаются все время вафельные полотенцы, так он их с цеху тянет домой. Мы имя́ один раз вытираемся, а потом выкидываем на фиг.

Товарка разошлась, раскраснелась, прекрасные пряди русых волос выбивались из-под ее пухового оренбургского платка. Она взмахнула рукой с зажатым в кулаке чеком на сосиски и добавила:

– Ненавижу! Ненавижу я вафельные полотенцы. И неправильно поступают в журнале «Здоровье», когда советуют их употреблять для притока крови к коже. Это ошибка. Мы их сразу потом выкидываем. Альфред ими потом чистит ружье.

– А откуда у него ружье?

– Откуда? Оттуда. По гаечке, по винтику, по болтику. Золотые, ох золотые руки у моего Альфреда!

И затосковал я просто ужасно от подобных мерзких и бесстыдных слов. Золотые руки! Как опошлено это высокое понятие неизвестной женой промышленного жулика Альфреда! И что же это у нас такое получается, товарищи? Тянут и тянут. И даже не смущаются рассказывать про свои махинации в местах общественного скопления народа!

Затосковал я. Затосковал настолько, что немедленно покинул очередь, тем более что сосиски все равно уже кончились.

Тянут и тянут. Того-сего для личных нужд. Повсеместно – идешь себе своей дорогой, а тебя отвлекают за угол и сообщают:

– Тихо! Молчок! Не трэба ли того-сего?

Отвлекают и извлекают нечто из карманов, из-за пазухи, из-под кепки – какие-то резинки, гайки, стекла, шланги, трубки, тряпочки, веревочки, железки.

Ужас! И все это, главное, так беспечно. А, дескать! Нам наплевать. Страна не обеднеет. А куда наплевать? Себе же плюете в душу, подлецы! У себя же, ведь у самих себя, у народа тянете товар!

Только и видишь – сосед Влас Губа прет с шинного завода кордовую ткань.

Только и слышишь:

– Дядя Жора принесли вчерась рулон фотобумаги.

Безобразие! Невероятно!

А вот здесь, например, недавно у одних на квартире была свадьба, которая продолжалась три дня.

Было выпито бесчисленное множество коньяку, вина, водки, шампанского и самогонки. И съедено рублей на двести. Играли два баяниста, радиола и магнитофон. Плясали во дворе, и одна тетя даже упала там в обморок. Прямо во время танца цыганочка.

Пьяные гости бегали и ничего не могли понять. Они только плакали. Так бы тетя и умерла, но тут случился один расторопный посторонний человек – старшина сверхсрочной службы. Он сказал: «Ничего, я сейчас» – и вызвал «скорую помощь», отчего жизнь женщины была спасена, а веселье продолжилось.

И все так обрадовались благополучному исходу обморока, что никто даже словечка не вякнул, когда старшина тоже пристроился к празднику и стал со всеми гулять, как родной. Он, между прочим, освоился довольно быстро. Повсюду слышался его здоровый голос:

– Вот за что я тебя люблю, так это за то, что ты – человек! Человек, понимаешь?

Понимали. Целовались, обнимались, но подошла тем временем третья ночь свадьбы – и молодые смогли наконец лечь в свою положенную постель. И остальные гости – тоже. Кто на кровати устроился, кто под столом, кто под табуретом. Баянист, например, спал стоя, в углу. Поспит, поспит – поиграет «Прощание славянки» и дальше спит. Спали все.

Все спали. Квартира погрузилась в сон. Лишь отвергнутые амуры, а также купидоны, Венеры, русалки, лешие и прочие продукты иррационализма, мистики и винных паров летали в густом воздухе, брезгливо прислушиваясь к несущемуся со многих точек храпу.

Они спали. Только вдруг что-то стало молодым как-то беспокойно во сне и нехорошо. И они проснулись. Сначала она, а потом и он. Лежали, молчали.

– Ты чего не спишь? – сипло спросил жених.

– Так, – ответила невеста. – Не знаю.

И вздохнула, и почесалась под лопаткой.

– Ты спи, – посоветовал жених и тоже почесался. И они внезапно стали дико и яростно чесаться.

– Что такое? – испугался жених. – Может, у вас клопы?

– Нету у нас клопов, – утверждала чешущаяся. – В пятницу все аэрозолем опрыскали. Четыре пузыря извели.

– Да. Это не клопы. Клоп кусает не так. Клоп тебя рвет. У нас в общежитии раз были клопы, а потом пришли и их опрыскали, – рассказал жених. И размышлял: – А может, все-таки клопы? Давай посмотрим?

И они встали. А было уже раннее утро, то летнее время, когда лучи невзошедшего солнца еще не попадают в жилое помещение, а заполняет его белесый и туманный, прекрасный рассветный свет.

И они встали и стали друг на друга смотреть.

И они были хороши. Оба были хорошо сложены. Они были даже прекрасны в рассветных лучах, если смею я так выразиться.

Но только, к сожалению, значительные участки их кожи – молодой, гладкой и фосфоресцирующей – оказались пораженными какими-то волдырями с приставшими к волдырям какими-то нитками. Белыми нитками.

Жених, обнаружив такой ужас, бросился к постели и внезапно понял все.

– Так, – сказал он. – Очень, очень красиво.

Невеста тоже все поняла. Она зашлась плачем. Стали просыпаться гости.

– Кто та б… которая постелила нам подобную простыню? – интересовался жених, натягивая брюки.

– Это не б… а мама. Не смей! Не смей! – всхлипывала невеста, застегиваясь. – Не смей! Это – подарок. Это – сюрприз. Это – материя будущего.

– Кто та змея, которая подарила нам эту змеиную материю будущего? – наступал жених.

– Это не змея, а наша старенькая бабушка, которая ничего не смыслит в технике. Она подарила. Разве ты не помнишь? А, ты ведь пьяный напился, подлец!

– Я – пьяный?! – обозлился жених.

И стал вспоминать и вспомнил, как действительно кто-то, может быть даже и бабушка, принес, подарил в разгар свадьбы замечательную материю, можно сказать – материю будущего. Материю показывали гостям и смотрели на свет. Гости все восхищались. Материя была белая, но переливалась всеми цветами радуги.

– В воде не тонет, в огне не сгорит, – говорил кто-то. Наверное, бабушка.

Дядя Коля облил материю вином, но материя вином не облилась.

Федор поджег ее зажигалкой, но она не загорелась. Загорелась теща:

– Это замечательная материя будущего. Это будут замечательные простыни для всех, но сначала для наших молодых. Постелим, а?

– Постелим! Постелим! – ревели пьяные гости. – Постелим! Горько! Ура!

Вот и постелили. Горько. Ура.

– Я – пьяный? Я тебе покажу! – разорялся одетый жених.

– Что за шум, га?! – весело крикнул появившийся тесть. И другие появились.

– Да вот, – указала грустная невеста.

И все посмотрели в постель и увидели, что простыня, материя будущего, уж и не простыня вовсе и не материя будущего, а – нечто. Она дотла расслоилась, полностью обнажив свою внутреннюю структуру, состоящую из технических волокон и непонятных простому человеку иголочек.

Позвали бабушку.

– Ты где, ворона, все это подцепила?

Бабушка отвечала осторожно:

– Продал добрый человек на уголку коло гастронома.

Чуете? Около гастронома, на уголку.

– Сколько отдала?

– На красненькое.

– А знаете ли вы, мамаша, что это теплоизоляционная ткань, которой обматывают трубы? – сказал старшина, оказавшийся компетентным и в этом вопросе.

– Откули мне знать, сыночек, когда у меня совсем нету образования. Нас тринадцать человек в семье было. Я была тринадцатая, – тихо сказала бабушка.

И ведь действительно – откуда? И действительно – тринадцать. При лучине пряли. Жили в лесу, молились колесу.

– Бабушку – вон. И чтоб она больше мне никогда не попадалась на дороге, – распоряжался жених.

– А ты не очень-то тут командуй. Мы взяли тебя в дом, так что ты не командуй, – увещевал его тесть. – Не будь свиньей, не ори.

Крик, шум.

– Кто, я – свинья? – возмутился жених. – Вот так спасибо, папа. Решительно еще раз прошу, чтобы бабушку – вон.

А невеста говорит:

– Вася! Я люблю тебя, но я не могу ее вон. Она кормила меня с ложечки манной кашей и сама отвела меня в первый класс средней школы номер десять, которую я закончила в прошлом году. Вася! Я люблю тебя, но она рассказывала мне сказки: как мужик обманул двух генералов и про омулевую бочку…

Крик, шум.

– И мы сва-о-бодно можем попросить вон тебя самого, – обещал тесть.

Крик, шум. Баяны заиграли.

– Вася! Ты сильный, ты – красивый. Ты поднимаешь вверх штангу! Вася, прости бабушку.

Но Вася обвел мрачными глазами всех присутствующих и сказал:

– Хорошо! Тогда я пойду в ларек за спичками, потому что я хочу курить.

– Да есть же спички! И «Беломор» есть! Дыми, земляк! – уговаривал старшина.

– Нет. Мне чужого ничего не надо, – ответил жених и ушел за спичками.

Ушел, и нет его, кстати, до сих пор. Его потом всячески искали и обнаружили аж в городе Норильске, куда он залетел в поисках длинного рубля. Возвращаться он отказался, но пояснил, что сохраняет за собой право на часть жилплощади невесты, поскольку он ее муж и вербованный на Север.

Так погибла любовь. Грустно, грустно, дорогие товарищи, а вовсе не смешно, как некоторые из вас думают. Так погибла любовь и разрушилась неначавшаяся семья. И все из-за краденого товара.

И осталась невеста одна горевать свою вдовью долю, и ходит она по различным учреждениям, безуспешно пытаясь получить развод, и очень она огорчается, поскольку в нынешние времена честной девушке развестись и снова выйти замуж не так-то уж и просто. Об этом люди поговаривают, да и газеты иногда пишут о том же.

Так что я о чем вам говорю? Да все о том же. Чтобы вы с подозрением относились к подобным торговцам, торгующим на углах дрянью. Лучше не связывайтесь с ними, а если вам не лень, то ведите их прямым ходом в милицию. Честное слово – дешевле обойдется.

А пуще всего – сами не тяните. Поймают ведь! Неудобно будет! Да и вообще нехорошо. Действительно, у нас всего много и наша страна богата беспредельно, но ведь надо же и совесть иметь! Опомнитесь, земляки! Потерпите. Дождитесь, милые, светлого будущего! Ведь оно уже не за горами!

И тогда каждый что себе захочет, то себе и возьмет. По потребности, но в разумных пределах, конечно, если я чего-нибудь не путаю.

* …участились случаи хищения малоценных и быстроизнашивающихся предметов непосредственно исполнителями работ. – Этот рассказ в сильно усеченном, а от того и испохабленном виде был напечатан в 1977 году в журнале «Крокодил», сатирическом органе ЦК КПСС. Очевидно, в рамках борьбы упомянутой КПСС с окончательно участившимися описанными случаями.

б… – Пардон, но в данном речевом контексте из такой песни такого скоромного слова не выкинешь. В «Крокодиле», конечно, выкинули. Но я на них уже давно не в претензии. Я ведь в «Крокодил» САМ ПРИШЕЛ, а не под конвоем. Печататься-то хотелось! Может, оно и хорошо, что в 1979 году меня поперли из Союза писателей. А то ведь слаб человек, да и я «не из тех, кто под танки бросался». Позволил бы, глядишь, и другие свои рассказы уродовать.

«Прощание славянки» – тоже почему-то выкинули.

…как мужик обманул двух генералов. – Автор М.Е.Салтыков-Щедрин (1826–1889).

…омулевая бочка. – Сказка написана сибиряком В.Стародумовым (1908–1996) по мотивам бурятского фольклора.

Дождитесь, милые, светлого будущего! – Думаю, что именно эта фраза покорила «крокодильское» начальство и решила судьбу спорного произведения (См. также комментарии к рассказу «Дебют! Дебют!»).