Текст книги "Искусительница"

Глава 2

После чая Синтия, извинившись, отправилась к себе, чтобы распаковать веши. Не успела она начать, как в комнату вошли Элизабет и Энджелин.

– Ну и ну! – вскрикнула Кет, увидев, как Синтия вытаскивает из сундука темно-синее бархатное платье с лнфом в красно-зеленую клетку и такой же верхней юбкой. – Какое восхитительное платье!

– Нет, ты на это посмотри! – ахнула Энджи, увидев черный шелковый халат и пеньюар. – Тия, это же просто неприлично! Вещи почти прозрачные, да еще и без рукавов! А какое декольте, ужас! Наверняка они стоили целого состояния.

– Не представляю, сколько они стоили, их купил Роберто, – пожала плечами Синтия.

Энджелин от удивления открыла рот:

– Роберто?! Но это так… смело! Джентльмен не должен дарить леди такие вещи.

Синтия подмигнула Бет, и обе девушки картинно уставились в потолок.

– Но я никогда не говорила, что Роберто – джентльмен, а я – леди.

– Но разумеется, он джентльмен, – возмутилась Энджи. – Ведь он же граф!

– Думай что хочешь, Тыквочка.

– Да. Ты – самая настоящая леди, – уверенно произнесла Энджи. – Только почему-то хочешь уверить нас, что это не так. Но мы-то знаем: с тобой все в порядке.

– Ох, моя дорогая, невинная Энджелин! Постарайся остаться такой же, сестричка, – вымолвила Синтия, обнимая девушку.

Энджелин удивленно спросила:

– Неужели ты хочешь сказать, что вы с графом были… близки?

– Господи, Энджи, до чего же ты наивна! – вскричала Синтия. – Объясни ей все, Бет.

– Ну почему я должна объяснять? – возмутилась Бет. – Это ведь у тебя богатый опыт, а не у меня. – Бет похлопала по кровати рядом с собой. – Иди-ка сюда, Энджи, присядь.

Отбросив пеньюар, из-за которого разгорелся спор, Синтия присоединилась к сестрам. Девушки уселись по-турецки, расположившись кружком.

Откашлявшись, Бет начала:

– Видишь ли, Энджи, если бы мама была жива, она бы обо всем тебе рассказала сама.

– Я прекрасно понимаю, какие отношения бывают у мужчин и женщин, – возмущенно проговорила Энджелин. – Думаю, именно это ты и хочешь мне объяснить.

– Не сердись, пожалуйста. Просто старшая сестра хочет сказать тебе нечто важное, – вмешалась Синтия.

– Знаешь, Энджи, я тебя не спрашивала, но уверена, что ты уже целовалась, – заявила Бет. Девушка покраснела до корней волос.

– Разумеется, – пробормотала она.

– Ну-у… А что было дальше? – поинтересовалась Синтия.

– Что значит – дальше? – подозрительно спросила Энджелин.

– Дальше – это более смелые ласки, поглаживание и так далее, – объяснила Бет.

– Как-то раз мы с Джеми Скинером катались на санках, и он погладил меня под… накидкой, – призналась Энджелин.

– Ну и ну! – усмехнулась Синтия. – Я всегда подозревала, что Джеми Скинер – озорник.

– Тия, успокойся! – строго проговорила Бет, едва сдерживая смех. – И предупреждаю, если ты не прекратишь улыбаться, как Чеширский кот из «Алисы в Стране чудес», я заставлю тебя все объяснять ей. Итак, Энджи, где же Джеми погладил тебя?

– Я же сказала – под накидкой!

– Нет, я спрашиваю, какое место он тебе погладил? – терпеливо продолжала Бет.

– Мою грудь.

– Вот это да! Ну и тип! – воскликнула Синтия. – И ты позволила ему?!

– Нет, конечно, – пожала плечами Энджи. – Это же неприлично.

– Да брось ты эти разговоры о приличии, – отмахнулась Синтия. – Ты лучше скажи, понравилось ли тебе? Хотелось ли, чтобы он продолжал ласки?

– Не знаю, – окончательно смутилась Энджелин. – Я сразу остановила его и не знаю, понравилось мне это или нет.

– Это как еда, дорогая, – объяснила Синтия. – Ты не поймешь, какова она на вкус, пока не попробуешь ее.

– Не слушай ее, Энджи, она опять умничает, – перебила сестру Бет, стараясь держаться серьезно. – Ты была абсолютно права, остановив Джеми. Но мужчины отличаются от мальчиков.

– Vive la difference![4]4
  Да здравствует разница! (фр.)


[Закрыть] – провозгласила Синтия. Нахмурившись, Бет продолжала:

– Иногда поцелуй… возбуждает мужчину больше, чем женщину. Даже этот мальчишка Джеми Скинер мог не сдержаться. Я права, Тия?

– Ты полагаешь, Джеми Скинер – еще мальчишка? Сомневаюсь.

– Тия! – укоризненно простонала Бет.

– Ну хорошо, я буду серьезной. Да, ты права. Но если женщина любит мужчину, она тоже может потерять над собой контроль, Энджи.

– Это случилось с тобой и графом Челлини, Тия? – серьезно спросила Энджелин.

– Да, Энджи. Я полюбила Роберто, и мы собирались обвенчаться. До знакомства с ним я часто кокетничала с мужчинами, но Роберто – единственный мужчина, с кем я была физически близка.

– Ох, Тия, как это печально, – вздохнула Энджи. – Я имею в виду, печально то, что ты рассталась с ним.

– Такие вещи часто случаются, – пожала плечами Синтия. – Но ты приобретаешь опыт и становишься мудрее, поверь мне! Однако ты сильно рискуешь, отдавая мужчине свое сердце.

– Стало быть, я никогда не буду рисковать, – заявила Энджелин. – Свое сердце и… девственность я сохраню навсегда!

Синтия расхохоталась.

– Господи, нет! Иначе ты умрешь от любопытства. – Схватив подушку, она бросила се в сестру.

Энджи перехватила подушку на лету и бросила ее назад, но Синтия успела пригнуться, и подушка попала в Бет. Бет бросила се в Синтию, Синтия – в Энджи.

Сестры, смеясь, устроили настоящий бой подушками, как часто делали в детстве.

Перед обедом девушки полчаса посидели с отцом. Когда они собрались уходить, Синтия сказала, что немного задержится. Некоторое время она задумчиво смотрела на отца, а потом с нежностью погладила его щеку.

– Я люблю тебя, папочка, – прошептала она и на цыпочках вышла из комнаты.

Сестры ждали ее за дверью, и в столовую они спустились вместе. Элизабет села во главе стола, справа от нее занял место Чарльз Рейберн, нотариус Маккензи, а слева – Дэйв Кинкейд. Энджелин сидела рядом с Чарльзом Рейберном, Пит Гиффорд – на другом конце стола. Синтии пришлось сесть рядом с Дэйвом.

– Ты хорошо выглядишь, Гифф, – обратилась Синтия к управляющему ранчо. Она впервые увидела его после приезда. – Готова биться об заклад, что все девчонки на тридцать пять миль вокруг сохнут по тебе.

По лицу Гиффорда расползлась широкая улыбка:

– Тебя все еще интересует моя личная жизнь, а? Я рад, что ты снова дома, Тия.

Гифф был на семь лет старше Синтии. Его отец тоже был управляющим Маккензи, и Гифф в детстве дружил с сестрами. Когда умерла их мать, сочувствие и понимание Гиффа помогло им пережить горечь утраты. Когда Синтии было четырнадцать, она по-детски влюбилась в Гиффа, но с возрастом влюбленность прошла, и молодой человек стал ей почти братом. Теплыми воспоминаниями об их дружбе Синтия очень дорожила.

Теперь, когда Гиффу исполнилось тридцать, красота его несколько огрубела: лицо, словно высеченное из камня, обветрилось и загорело, но голубые глаза и светлые волосы оставались такими же, как прежде, а высокая поджарая фигура свидетельствовала о том, что он часто ездит верхом.

Два года назад Бак Гиффорд умер, и его сын, которого мужчины любили и знали как хорошего работника ранчо, с легкостью занял место отца. В Раунд-Хаусе Гифф знал каждый дюйм. Местные жители шутили, что без его ведома в усадьбе ни теленок замычать не может, ни змея проползти. Многие владельцы ранчо пытались переманить парня к себе, но его преданность семейству Маккензи была поистине беспредельной.

За обедом Синтия отчаянно флиртовала с Гиффом. Тот не обращал на ее заигрывания должного внимания, но ей доставляло удовольствие, что они раздражают Дэйва Кинкейда.

После обеда Гифф поспешно ушел проведать кобылу, у которой были трудные роды. Энджелин вызвалась ему помочь. Элизабет с Рейберном отправились в библиотеку, а Дэйв тихо исчез.

Заскучав, Синтия вышла из дома, прислонилась к колонне и посмотрела на небо. Все вокруг дышало спокойствием, а звезды были такими близкими – казалось, стоит протянуть руку, и достанешь их. Говорят, в такие мгновения надо загадывать желания, и они с сестрами часто делали это в детстве.

Закрыв глаза, Синтия прошептала:

– Звездочка первая, звездочка ясная, светишь высоко ты в небе, прекрасная. Пусть же на сердце тоска успокоится, и то, что загадала я, исполнится.

Затем Синтия прочитала молитву за отца, повернулась, чтобы пойти в дом, но вдруг увидела тлеющий в темноте огонек сигареты.

– Кто здесь?

Из тени вышел Дэйв Кинкейд.

– Извините, если я напугал вас, мисс Маккензи, – проговорил он.

– Я совсем не испугалась, просто думала, что здесь никого нет. – Девушка подошла к Дэйву. – Кажется, мы договорились отбросить формальности, Дэйв.

– Что-то я не помню, чтобы мы с вами о чем-то договаривались, мисс Маккензи.

Синтия засмеялась, чтобы скрыть раздражение.

– По-моему, вы чересчур обидчивы, Дэйв. Вас обманула какая-нибудь дама? Или я вам не нравлюсь? – Она шагнула к молодому человеку. – Я бы и сама покурила.

– Вам не повезло, леди. Я попросил у Гиффа только одну сигарету. – От звука его голоса, такого же медленного и ленивого, как колечки дыма, летавшие над его головой, по спине Синтии побежали мурашки.

Девушка приблизилась к Дэйву и смело заглянула ему в глаза. В сумеречном полумраке они казались шоколадными, таинственными и непроницаемыми. Синтия стояла так близко от Дэйва, что ощущала запах мыла для бритья и чувствовала исходящее от него тепло.

– Что ж, тогда вам придется поделиться, Кинкейд. – Вытащив сигарету из его рта, Синтия глубоко затянулась, а затем сунула ее обратно ему в губы.

– Мои знакомые леди не курят, мисс Маккензи, – сказал Дэйв.

– Звучит не слишком обнадеживающе, – пожала плечами Синтия. – Скука, да и только.

– Думаю, вам не стоит тратить время на общение со мной, потому что я – скучный человек.

– Ни за что не поверю в это, Дэйв. Уверена, у вас есть какие-нибудь пороки.

– Пороки – это роскошь, на которую у меня нет времени, мисс Син. Я редко курю, пью или… – Он замолчал, глубоко затягиваясь.

– Или – что, Кинкейд?

– И не играю, мисс Маккензи, – добавил он, выпустив несколько колец дыма.

– Ведь я не об этом спросила, Дэйв, – прерывистым шепотом проговорила Синтия.

Кинкейд презрительно покачал головой:

– Похоже, к мужчинам вы относитесь как к рыбе в пруду, леди? Вы думаете, что достаточно бросить в воду приманку, и мы у вас на крючке.

– Совершенно верно, Кинкейд, – усмехнулась Синтия. – Вот только иногда на удочку, к сожалению, попадаются жабы.

– Ну вот, приманка оказалась более привлекательной, чем то, что я вижу сейчас перед собой. – Вытащив сигарету изо рта, он сунул ее в рот Синтии тем же жестом, что и она. – Наслаждайтесь дымом, мисс Маккензи. – И он направился в дом.

Губы девушки тронула насмешливая улыбка.

– Ох, Кинкейд, если бы мы были в другом месте и в другое время… – Затянувшись, она щелчком отбросила сигарету и пошла к себе.

Разбуженная громким стуком в дверь, Синтия задрожала: у нее появилось нехорошее предчувствие.

– Скорее, мисс Маккензи, ваш отец… – крикнула сиделка.

– Иду! Иду! – ответила девушка, выбираясь из постели и накидывая халат.

Но халат был слишком тонок и прозрачен, поэтому она стала судорожно рыться в вещах, желая найти испанскую шаль, доходившую ей до колен. Быстро завернувшись в нее, она поспешила в спальню отца.

Когда Синтия вбежала в комнату, Элизабет и Энджелин уже были там. Пит Гиффорд стоял у стены, обняв за плечи Мидди. Вскоре в спальню вбежал Дэйв, на ходу натягивая рубашку.

Энджелин тихо плакала, и Синтия, обняв младшую сестру, прижала ее к себе. Так они и стояли, глядя на тщедушную фигуру на кровати. Через несколько минут Мэтью Маккензи открыл глаза. При виде дочерей он умиротворенно улыбнулся и закрыл глаза.

Подойдя к кровати, доктор быстро осмотрел Мэтью.

– Мне очень жаль, но он скончался, – сказал он. Энджи громко разрыдалась. Пит подошел к ней и обнял за плечи. Та плакала, уткнувшись лицом ему в грудь. Гифф встретился взглядом с Синтией.

– Пойдемте вниз, – предложил он. Синтия кивнула, и Пит направился к дверям, обняв Эпджи и Мидди.

– Мне не верится, что его не стало, Тия, – прошептала Бет.

Синтия взяла сестру за руку.

– Думай о том, что он наконец обрел счастье и встретился с мамой, которую так любил.

Держась за руки, сестры подошли к двери. К ним приблизился Дэйв.

– Словами не передать моего сожаления, – проговорил он.

Бет схватила его руку:

– Спасибо тебе, Дэйв, и благодарю за то, что ты все время поддерживал нас.

– Я любил его.

– И папа любил тебя. Папа относился к тебе и Гиффу как к сыновьям, которых Бог не дал ему.

Синтия и не, предполагала, что отец и Дэйв были настолько близки. Ей хотелось знать, сказала ее сестра привычные слова вежливости или отца с этим человеком действительно связывали добрые отношения.

Словно прочитав ее мысли, Дэйв посмотрел на нее вызывающе. Почувствовав, что краснеет, Синтия вышла из комнаты.

Остаток дня заняла подготовка к предстоящим похоронам и поминкам. Этим занимались Бет, Пит и Чарльз Рейберн, а Синтия весь день утешала то Энджелин, то Мидди, которые рыдали всякий раз, когда упоминалось имя Мэтью Маккензи.

Перед тем как лечь спать, Синтия забежала к младшей сестре.

– Ну как ты, Тыквочка? – заботливо спросила она.

– Мне кажется, я никогда не перестану плакать, – всхлипнула Энджи. – Вы с Бет такие сильные, а я нюня какая-то.

– Но плакать о человеке, которого ты любила, совсем не стыдно, – сказала Синтия, забравшись к сестре в постель и обняв ее. – К тому же ты ведь у нас еще девочка, поэтому тебе многое позволено.

– Мне уже двадцать лет, Тия, я больше не ребенок.

– Может, и так, но для меня ты останешься ребенком до тех пор, пока у меня не появится собственная дочка или сын. Правда, при моей удачливости это маловероятно. Так что, нравится тебе это или нет, сестричка, но ты будешь исполнять роль ребенка. – И Синтия поцеловала девушку в лоб.

Вздохнув, Энджи крепче прижалась к ней.

– Я так рада, что ты вернулась, Тия. – Голос девушки становился тише. – Всегда, как бы плохи ни были дела, ты умеешь сказать что-то такое, отчего все кажется ярче и… веселее. А теперь ты снова дома, но папы уже нет… – Судорожно всхлипнув, она заснула, не договорив фразы.

Синтия выбралась из постели и на цыпочках вышла из спальни Энджи.

Лишь оказавшись в своей комнате, Синтия дала волю слезам. Она знала, что не сможет заснуть, что должна выплакаться.

Лишь с первыми лучами солнца Синтия Маккензи, наплакавшись, заснула.

– Боже мой, а это еще кто? Отсюда он кажется красавцев; воскликнула Синтия, увидев в окне высокого мужчину, только что вышедшего из кареты.

– Да ты просто безобразница, Тия, – улыбнулась Бет, подходя к окну. Улыбка ее тут же пропала.

Синтия наблюдала, как мужчина поздоровался с каким-то человеком, тоже приехавшим на похороны, перед тем, как зайти в дом.

– Да кто же это? Он такой красавчик, что его хочется съесть!

– Его имя – Майкл Каррингтон, – ответила Бет, застегивая пуговицы на лифе платья. – Это один из знакомых папы. У него железная дорога в Техасе.

Синтия подмигнула Энджелин:

– Хм, похоже, ты решила приберечь его для себя, а, Бет?

– Нет, можешь взять его себе, – горько усмехнулась Бет. – Давай наконец причешем Энджи, все уже собираются, и нам надо идти вниз.

– Ты уже готова, так что иди, – сказала Синтия, – а с волосами Энджи я справлюсь. – Взяв тяжелый локон, она намотала его на горячие щипцы.

– Как плохо я выгляжу, – промолвила Бет, оглядывая себя в зеркало.

– Да нет, сестричка, ты выглядишь потрясающе, – возразила Синтия.

Бет надела строгий черный жакет с плиссированной юбкой, единственным украшением был галстук в складочку. Рыжие волосы были собраны в строгий пучок на макушке – эта прическа подчеркивала ее высокие скулы и большие голубые глаза.

– Правда-правда, ты хороша, – добавила Синтия.

– Мои волосы горят! – вдруг взвизгнула Энджи.

– Ой, прости, пожалуйста, – пробормотала Синтия. Разглядывая Бет, она совсем забыла о горячих щипцах, и ноздри защекотал неприятный запах паленого.

– Давайте быстрее, я хочу, чтобы мы были вместе. Господи, мне кажется, у меня и слез-то не осталось! – проговорила Бет и вышла из комнаты.

– Что же мне делать? – запричитала Энджелин. – Мои волосы испорчены.

– Вовсе нет, – возразила Синтия, разглядывая обожженные концы волос. Потом она вплела в каштановые кудри бархатную ленту, заколола косу на затылке и чуть отступила назад, чтобы полюбоваться результатом своих усилий. – Ну вот, никто ничего не заметит.

– Да, конечно, если они лишены обоняния, – фыркнула Энджелин.

Синтия критическим взглядом осмотрела сестру. На блестящем шелке черного платья Энджелин темнели бархатные цветы, а сзади его украшал изящный бархатный бант.

– Тебе нужно еще кое-что, – заявила она.

– Разумеется, – проворчала Энджелин. – Новые волосы.

– Нет, я знаю, что нужно. Подожди-ка. – Сбегав к себе в комнату, Синтия вернулась с ниткой жемчуга. Надев ожерелье сестре на шею, она удовлетворенно улыбнулась:

– Ну вот, теперь совсем другое дело.

Энджелин нерешительно дотронулась до жемчуга.

– Но, Тия, это ожерелье такое дорогое.

– Ну да, поэтому его и надо носить, а не держать в шкатулке.

– У меня никогда в жизни не было такого великолепного украшения, – вздохнула Энджи. И вдруг глаза ее опять наполнились слезами. – Если бы только папа мог видеть меня.

Синтия почувствовала, что сама вот-вот расплачется.

– Он видит тебя, милая, поверь мне. – И крепко обняла сестру. – А теперь ступай, – сказала она, слегка шлепнув ее. – Я спущусь через минуту.

Глядя вслед Энджелин, Синтия судорожно вздохнула. Она едва могла справиться с охватившим ее отчаянием. Она поговорила с отцом перед кончиной, но все еще чувствовала себя виноватой перед ним за то, что доставила ему столько неприятностей.

Синтия подошла к зеркалу и оглядела себя. Она уложила волосы толстым жгутом вокруг головы, оставив свободными только два локона на висках, и приколола к прическе черный бант. Синтия понимала, что большинство приехавших не одобрят ее траурного одеяния, но другого черного платья у нес не было. Вышитое черным бисером, с фижмами и низким декольте, оно было чересчур эффектным. На одном плече даже светлел букетик розовых роз.

«А кому известно, что сейчас носят в Европе, дорогая моя Син? Что надену, то и будет хорошо». – И, вздернув вверх подбородок и приосанившись, Синтия пошла вниз.

Глава 3

Задержавшись наверху лестницы, Синтия посмотрела вниз. Вестибюль был полон людей, пришедших проводить в последний путь ее отца. Дэйв Кинкейд разговаривал с каким-то человеком. Вдруг он посмотрел наверх и, заметив Синтию, замолчал на полуслове. Его собеседник проследил за взглядом Дэйва, и Синтия узнала в нем Майкла Каррингтона. Теперь, когда он был ближе, девушка сумела разглядеть, что преуспевающий техасец моложе и еще красивее, чем ей показалось, когда она смотрела на него из окна.

Мужчины нахально ее рассматривали, пока она спускалась по лестнице. «Того и гляди растаю под их взглядами», – удивленно подумала она.

Приветливо улыбаясь, Синтия подала руку Каррингтону.

– Здравствуйте, меня зовут Синтия Маккензи, – представилась она.

– Майкл Каррингтон, – кивнул молодой человек. – Позвольте выразить вам соболезнования, мисс Маккензи. Я уважал вашего отца и восхищался им.

– Благодарю вас, мистер Каррингтон. Вы давно знали его?

– Мы познакомились два года назад.

– Понятно, – протянула Синтия. – А вы один из местных фермеров, мистер Каррингтон? – с невинным видом спросила она.

– Нет, я живу в Техасе. В Денвер приехал по делам и услышал печальную весть о смерти вашего отца.

– Благодарю вас за внимание, мистер Каррингтон. Рада была познакомиться с вами.

– Сожалею, что нам не пришлось познакомиться при более радостных обстоятельствах, мисс Маккензи.

– Возможно, мы еще встретимся. – Кивнув Майклу Каррингтону, Синтия отошла в сторону, демонстративно не замечая Дэвида Кинкейда.

Вцепившись в полы своего плаща, Синтия слушала слова заупокойной молитвы. Чтобы не плакать, она заставляла себя думать, что священник отпевает не ее отца, а какого-то незнакомца.

Девушка покосилась на Пита Гиффорда. Всю церемонию он стоял не двигаясь и не произнеся ни слова, но по нему видно было, что он очень страдает. И вдруг Синтия почувствовала на себе чей-то взгляд. Подняв голову, она посмотрела в горящие глаза Дэйва Кинкейда. Его лицо было непроницаемым, и Синтия спросила себя, о чем он может думать. Может, как и она, он пытался не поддаваться горю, а для этого заставлял себя сконцентрироваться на чем-то другом, к примеру, на ненависти к ней?

Они смотрели друг на друга до тех пор, пока окружающие их люди не зашевелились, – печальная церемония закончилась.

«Хоть раз мне надо было выспаться», – раздраженно подумала Синтия, закалывая выбившиеся из прически волосы. Все ждали ее в библиотеке.

– Доброе утро, Синтия, – недовольным тоном проговорил Чарльз Рейберн, надевая на нос очки.

– Прошу прощения за опоздание. Обычно я не просыпаю. – Она поглядела на сестер. Бет улыбнулась ей в ответ, но Энджи сохранила серьезное выражение. «У бедняжки такой вид, будто она никогда больше не улыбнется», – подумала Синтия о сестре.

Пит Гиффорд усмехнулся и подмигнул ей, когда она усаживалась между ним и Мидди. Синтия с удивлением заметила, что и Дэйв Кинкейд тут. Она посмотрела на него и встретила его обычный неодобрительный взгляд.

– Что ж, все собрались, и мы можем огласить завещание, – объявил Чарльз Рейберн. Он сидел за столом Мэтью Маккензи. – Чтобы не читать завещание полностью, я сделал копии для всех наследников, и вы можете изучить его на досуге. Документ очень прост и написан в обычной для Мэтью Маккензи манере, краткой и ясной. Воля покойного сводится к следующему: все его состояние переходит в равных долях троим его дочерям с нижеперечисленными исключениями: все слуги и работники ранчо должны получить по сто долларов наличными, Матильда Макнамара должна получить пять тысяч долларов, а также постоянное жилье в Раунд-Хаусе – до тех пор, пока имение принадлежит семейству Маккензи.

– Упокой, Господи, душу этого доброго человека. Он был просто святым, – пробормотала Мидди, поднося к глазам платок.

Синтия обняла плачущую старушку за плечи.

– Питу Гиффорду в благодарность за долгие годы беззаветной преданности семейству Маккензи Мэтью передает часть ранчо, расположенную к северу от Уиллоу-Ривер, а также двадцать телок и молодого бычка, чтобы он сумел развести собственное стадо.

Гифф был потрясен.

– Уиллоу-Рейндж?! – вскричал он. – Да там же лучшие пастбища!

Нотариус вручил управляющему сложенный документ:

– Вот карта, на которой указаны границы твоих новых владений. Впрочем, я уверен, что ты и так все знаешь.

Ошарашенный этим сообщением, Гифф неуверенно принял из рук Рейберна карту.

Синтия, улыбнувшись, наклонилась к нему и похлопала по колену.

– Я так рада за тебя, Гифф, – сказала она.

– Далее – Дэйв, – провозгласил нотариус, поворачиваясь к Кинкейду. – Мэтью надеялся, что ты продолжишь строительство железной дороги и в награду за это по окончании строительства новой линии ты будешь иметь пять процентов дохода от нее. Если ты предпочтешь прекратить строительство новой линии, Мэтью оставляет тебе тысячу долларов. Если ты примешь решение продать линию или распределить акции между компаньонами до того, как она будет сооружена, то тебе передается сумма в размере пяти тысяч долларов.

Синтия изумленно посмотрела на Дэйва Кинкейда. Почему отец предоставил ему столь широкий выбор? Неужели этот человек был таким уж незаменимым?

Рейберн откашлялся.

– В завещании Мэтью также есть два условия. Во-первых, ни пяди земли не должно быть продано посторонним людям. Таким образом, Гифф, если ты захочешь избавиться от перешедшей тебе по наследству земли, то можешь продать ее только семье Маккензи, пока она владеет Раунд-Хаусом. А Раунд-Хаус, в свою очередь, может быть продан лишь в том случае, если три эти леди… – нотариус кивнул в сторону сестер, – ..вместе придут к решению продать усадьбу.

– А второе условие, мистер Рейберн? – поинтересовалась Элизабет.

– Ни один владелец акций Роки-Маунтейн-Сентрал не имеет права продать или передать свои акции другому акционеру без согласия общего собрания акционеров. – Нотариус многозначительно посмотрел на собравшихся. – Иными словами, леди и джентльмены, последняя воля Мэтью гласит, что весь Раунд-Хаус и железная дорога Роки-Маунтейн-Сентрал должны оставаться в руках людей, собравшихся в этой комнате.

– А разве нет других инвесторов? – спросила Синтия.

– Нет. В течение последних двух лет папа выкупил все акции, так что весь капитал остался у нас, – сообщила Бет. – Я узнала об этом, когда по просьбе отца стала заполнять бухгалтерские книги. Папа продал все остальное, чтобы сделать это.

– Он продал даже шахту? – поразилась Синтия. Рейберн вручил ей несколько листков бумаги.

– Вот список ваших владений, мисс Маккензи.

Быстро просмотрев первую страницу, Синтия недовольно взглянула на нотариуса:

– Получается, что большая часть собственности так или иначе связана с этой дурацкой железной дорогой?!

– Не большая часть, а вся собственность, – поправил ее Рейберн. – Разумеется, исключая ранчо.

– Но, судя по всему, дорога была убыточной два последних года. Ты знала об этом, Бет? – обратилась Синтия к сестре.

– Конечно, мы же расширяем дело.

– Но если мы немедленно не прекратим это, Роки-Маунтейн-Сентрал просто разорится.

– Судя по вашем словам, вы не очень верите в мои способности, мисс Маккензи. – Насмешливый голос донесся с той стороны, где сидел Дэйв Кинкейд.

Синтия посмотрела на него:

– К вам лично это не имеет отношения, Кинкейд. В трудные времена я привыкла полагаться на собственные способности. Насколько я понимаю, мы теряем деньги и можем вообще остаться без них еще до того, как новая ветка будет построена.

– Существуют правительственные дотации и займы, мисс Маккензи, – с презрением проговорил Дэйв.

– Ну да, Кинкейд, понимаю. Вы в любом случае в проигрыше не останетесь: или будете получать пять процентов дохода от дороги, или сразу завладеете пятью тысячами долларов.

– А вам это не нравится, не так ли, леди? – усмехнулся Дэйв. – Но я тут ни при чем. Железная дорога – мечта вашего отца.

Пит откашлялся.

– Но ведь еще есть процветающее ранчо, Тия. Если даже с железной дорогой ничего не выйдет, вы сможете прекрасно жить на доходы от Раунд-Хауса.

– Очевидно, так и будет! Неужели я – единственная из присутствующих, кто в состоянии разобраться с финансовыми документами? – Огорченная, Синтия отдала листок Рейберну и села, сложив на груди руки.

– Леди, вы всегда сможете продать железную дорогу, если сочтете, что она не приносит желанной выгоды, – заявил нотариус. – Кстати, раз уж об этом зашел разговор. считаю своим долгом сообщить, что мы в любой момент готовы купить у вас Роки-Маунтейн-Сентрал.

– Боже правый! – возмутилась Синтия. – И сколько же вы предлагаете за нее?

– Дорога Лоун-Стар-Рейлроуд делает вам очень щедрое предложение.

– Лоун-Стар?! – воскликнула Бет. – Так ею же владеют Каррингтоны, не так ли?

– Совершенно верно, – кивнул нотариус. – Должен сказать, Майкл Каррингтон именно поэтому приезжал в Денвер, когда умер ваш отец.

– Что ж, вы можете ответить Майклу Каррингтону: Роки-Маунтейн-Сентрал не продается, – решительно проговорила Бет. – А теперь, если вы закончили, мистер Рейберн, приглашаю всех к завтраку.

– Нет, есть еще одна вещь, – заявил нотариус, вынимая три пакета из стоящей на полу сумки. – Ваш отец просил передать вам это, девочки. – Он раздал сестрам по завернутой шкатулке и запечатанному конверту. – Мэтью просил сказать вам, что шкатулки вы можете открыть когда угодно, а вот конверты – он настаивал на этом – вы можете вскрыть лишь тогда, когда в вашей жизни будут трудные минуты, и вы больше чем когда-либо будете тосковать по нему или нуждаться в его помощи.

– Мне его не хватает уже сейчас, – призналась Энджелин. – Может, мне стоит вскрыть письмо?

– Каждая из вас вольна принять решение, – сказал Рейберн. – Итак, если вопросов больше нет, то я, с вашего позволения, закончил.

– Ну да, вроде все, – проворчала Синтия, вставая. – Пошли завтракать.

Синтия думала, что день будет спокойным и тихим, но все вышло по-другому. Мэтью Маккензи любили и уважали все – и богатые, и бедные, – и те, кто не сумел прийти на похороны, вереницей тянулись к Раунд-Хаусу, чтобы выразить соболезнования. К полудню доставили больше дюжины телеграмм.

Поэтому сестры, договорившись одновременно открыть шкатулки, смогли собраться в гостиной только к обеду.

– Ты старшая. Бет, – произнесла Энджи, – поэтому открывай первая.

Бет взвесила сверток в руке.

– Очень тяжелая. Как по-вашему, что там такое?

– Будем надеяться, что там лежит золотой кирпич, – пошутила Синтия. – А вот мой сверток, наоборот, совсем легкий. Думаю, там перья.

– Не стоит сейчас шутить, Тия, – оборвала ее Энджи. – Ты же знаешь, что папа не сделал бы этого.

– Да, но у него было чувство юмора, Тыквочка. Энджелин оставалась серьезной.

– Мне кажется, что папины подарки – особенные. Давай же, Бет, не тяни!

– Хорошо.

Энджи и Синтия, замерев, смотрели, как старшая сестра развязывает шнурок и разворачивает обертку. Но, приподняв крышку, она быстро захлопнула ее.

– Пожалуй, лучше подождать до обеда, – поддразнила она сестер.

– Ну, Бет! – застонала Энджи.

– Скорее, Бет, а то я сама открою, – предупредила Синтия.

Захихикав, Бет подняла крышку шкатулки и вынула из нее маленький паровозик. Ее глаза сияли от радости.

– Да это же миниатюрная копия Бетси – первого папиного паровоза!

– Не понимаю только, отчего он не отдал тебе другую копию – побольше той, которая хранится у него на столе, – пожала плечами Синтия.

– Все так, как я говорила, – заявила Энджи. – Папа приказал сделать эту игрушку, потому что хотел передать тебе послание.

– Думаю, ты права, Энджи. Если бы он отдал мне другую копию Бетси, я бы не стала искать в этом скрытый смысл. Папа говорит мне что-то, и, кажется, я понимаю его. Он хочет, чтобы я продолжила начатое им дело.

– Ты не можешь знать это точно, – заявила Синтия. – Господи, Бет, я понимаю, сколько сил ты вложила в железную дорогу! Ни я, ни Энджи даже осознать это-то не можем. Но давай рассуждать логически: это дело бесперспективное. Зачем бросать деньги на ветер? Для того чтобы закончить дорогу, понадобится год, если не два. К тому времени мы разоримся.

– Папа верил, что нам удастся сделать это, – настаивала Бет.

– Мистер Рейберн сказал, что нам делают выгодное предложение. Полагаю, стоит обдумать его.

– Мы не можем так поступить, – перебила ее Бет. – Эта дорога – папина мечта. Мы не должны останавливаться, – Бет, мы не можем позволить себе этого, – спорила Синтия. – Мы можем потерять все, даже Раунд-Хаус.

– Мы должны рискнуть, – проговорила Бет, подходя к сестре и усаживаясь у ее ног. Взяв Синтию за руки, она умоляюще взглянула на нее. – Тия, папа все продумал. Он говорил мне, что дорога, когда строительство будет закончено, станет вроде Миссисипи: она свяжет Север с Югом, по ней техасский хлопок повезут в Денвер, а древесину из Колорадо и кукурузу из Небраски отправят в Техас. Именно поэтому он задумал связать дорогу с веткой Юнион-Пасифик. Мы не можем продать папину мечту. Между прочим, Майкл Каррингтон отлично понимает всю выгоду папиного проекта, поэтому он так жаждет купить у нас дорогу.